Текст книги "Черленый Яр. Ангелы плачут над Русью"

Автор книги: Виктор Душнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 33 страниц)

Глава третья

В поход вышли перед рассветом.

– На Оскол двинем? – спросил Порфирий Пантелеевич Кезинера.

– Олым, – кратко ответил тот и пришпорил коня.

Уже после восхода солнца южнее острой луки недалеко от Хлевного боярака перешли Дон и к середине дня были на берегу Олыма.

– Обед, – остановил было коня Кезинер, но вдруг передумал. – Однако, нет. Нада вниз к уст Олымчик. Тама ждал Исай будем.

Проехали ещё немного и спешились у устья Олымчика. Достали провиант.

Прожевав кусок вяленого мяса, Кезинер поглядел по сторонам. Вздохнул:

– Нет. По берег Олым Исая не пошла.

– А как он пойдёт? – заволновалась Вазиха.

– Я думала, с Оскол на Кмен...

– На Кмень? – переспросила девушка.

– На Тим, – подал вдруг голос молчавший до того Олчай.

– На Тим?! – удивился Кезинер. – Откуда знал?

– На Тим, на Сосна – там радом исток Нэруч, там попадай Новосыл, – пояснил Олчай и добавил ещё что-то по-татарски.

– Харош Олчай! Оставайся у мене казмака, харош будеш! – прицокнул языком Кезинер, и парень покраснел от удовольствия.

Потрапезовав и немного отдохнув, отряд переехал с поймы Олыма к Тиму. Там казаки спрятались в прибрежных кустах и стали ждать. Свечерело, наступила ночь – тишина.

– Пырай, – тихо позвал Кезинер.

– Слушаю, атаман.

– Езди с Олчай исток Тим. Если Исай нет, иди исток Оскол. Близко должна быт...

Пыряй и Олчай уехали, остальные стали клевать носом. Но к Порфирию Пантелеевичу сон не шёл: ушкуйник сильно волновался за Аристарха и, толкнув Кезинера, спросил:

– А может, они это место уже пробежали?

Кезинер покачал головой:

– Аристарх, верно, связал, везут арба. Арба тута не успел ехал.

Порфирий Пантелеевич немного успокоился.

На рассвете вернулись разведчики.

– Нигде их нету, ни на Тиме, ни на Осколе, – развёл руками Пыряй.

Кезинер проворчал:

– Ждал тута. Голова не высовывал. Пырай, Олчай отдыхай, потома езжай исток Кмен, Олым...

Весь день нещадно палило солнце, а безветрие ещё прибавляло жару. От солонины страшно хотелось пить, но вода кончилась, а спускаться к реке Кезинер запретил, чтоб не выдать засаду. Наконец пришёл со спасительной прохладой вечер, а когда почти стемнело, вернулся Олчай.

– Пырай где? – вздрогнул Кезинер.

– Там остался, мы Исая нашли.

– На кон, казмака! – приказал по-русски Кезинер. – Толка тыха!

– Щас можна не тыха, – успокоил Олчай. – Я сказала, когда тыха...

Хоть и в темноте, но быстро ехали казаки. Вот исток Кмени, вот Олым...

– Стоя! – шепнул Олчай. – Пырай тута.

Из тьмы, держа коня в поводу, точно леший, вырос Пыряй. Приложил палец к губам:

– Тссс... Они недалече.

– Как брат будем? – Кезинер спрыгнул с седла.

– Дозора у них нету. Дрыхнут ровно сурки, сволочи! – выругался Пыряй. – Сразу нападаем и вяжем.

– Многа иха?

– Пятеро.

– Аристарха тама?

– В повозке лежит связанный.

– Ладна. Пашла...

– Погоди! Коней оставим. Только мешать будут, да вдруг ещё и заржут.

– Вазиха, Андрея, Осипа! С кони оставайся, – велел Кезинер.

– Я с вами! – заявила Вазиха. – Я Аристарха спасать буду.

– Девка настырная, – махнул рукой Пыряй. – Пущай идёт. Ребята вдвоём справятся.

– Ладна, – махнул рукой и Кезинер. – Пашла!

Казаки подкрались к беспечно храпящим путникам тихо, как мыши. Жестами договорились, кто кого вязать будет. Не спал только Аристарх. Он почуял чьё-то приближение и чуть было не вскрикнул, но вовремя сдержался, сообразив, что уж ему-то всё одно хуже не станет, – что может быть хуже медленной, мучительной смерти на дыбе Порфирия Платоновича?

Казаки набросились на спящих, а к Аристарху кинулась Вазиха:

– Миленький мой!..

Исай и сопровождавшие его татары не успели даже и пикнуть, как были связаны по рукам и ногам, а рты им забили тряпками. Кезинер деловито распорядился:

– Всех арба!

– Погоди, – остановил его Порфирий Пантелеевич. – Ты уж извини, но на кой ляд нам татары? Нам нужен только Исай.

– Татар жив оставляй нелза... – тяжело вздохнул Олчай. – Люд Сухэ. Род Атрак мстил будет.

– Тогда бросай их вода, – приказал Кезинер. – Рыба трапез.

Пленные не знали русской речи и потому сначала молчали. Лишь когда к их шеям стали привязывать камни, они все поняли и жутко завыли. Но тщетно: пленников побросали в реку, а Исая казаки повезли в свой лагерь.

Приехали к вечеру следующего дня. Исая сразу кинули в пытошную избу, развязав ножные путы и выдернув кляп. Оставшись один, он посучил ногами, разгоняя кровь, потом поднялся и в полумраке стал обследовать место своего заточения.

И вдруг резко распахнулась дверь – на пороге стоял Рус с факелом в руке, а за его спиной двое казаков.

– Что, Исайка? Небось думаешь, как сбежать? – усмехнулся Рус.

– Ничего я не думаю... – пробормотал Исай.

– Думаешь, скотина, думаешь! А чтоб эти думки отшибло, мы тебя щас к столбу привяжем и сторожить позовём Аристарха. Он отдохнул, пока вы его в бестарке возили, так пущай теперь побдит. Евтей, Пахом, привяжите его, да покрепче, а то это такой гусь, который даже спутанным летать могет.

Казаки подтащили Исая к столбу, сперва развязали ему руки, а потом заломили их за столб и снова связали, да так крепко, что пленник заорал:

– Больно! Что ж вы, изверги, делаете?!

– Сам ты изверг, пёс плешивый! – выругался Рус. – Ты, сука, извёл Варвару, Коня, чуть не погубил Аристарха! И не будет тебе, тварь, пощады! Заткните, ребята, ему пасть и прикрутите к столбу так, чтоб и шевельнуться не мог.

Исполнив приказ, казаки отошли к двери. Рус попробовал верёвки на прочность и довольно кивнул:

– Добро, ребята, добро! Пущай его поганая плоть затекает, а утром мы её на площади на кусочки резать будем.

Вошёл Аристарх:

– Крепко привязали?

– Крепко, не вырвется. Ну, карауль, а мы почивать. – Зевнул: – Устал я што-то...

Оставшись наедине с торчащим как кол посреди избы Исаем, Аристарх молча прошёл в угол, сел на низкую, грубо сколоченную лавку и, подперев голову руками, задумался. Разные то были думы: о недавнем пленении, о поистине чудесном избавлении из лап Исая, о Вазихе, об их будущем...

И вдруг Исай исступлённо задёргался.

Аристарх поднял голову:

– Зря рвёшься, псина!

– М-м-м!.. – отчаянно мычал пленник.

Аристарх подошёл к нему:

– Эй, ты чё? Сказать чего хочешь?

– М-м-м!..

– Ну, говори. – Аристарх выдернул кляп, и Исай закашлялся и заперхал. – Да говори ты, паскуда, чё надобно?

– Аристархушка! – взмолился жалобным голосом Исай. – Родной! Отпусти! Христом Богом молю! Я жить хочу!

Парень криво усмехнулся:

– Я тоже.

– Да милый ты мой!.. – Из глаз Исая ручьём хлынули слёзы. – Да я ж тогда не то что преследовать, оберегать тебя всячески буду! Да я...

– Не нужны мне защитники! – отрубил Аристарх. – А ты... Ты, гнида, столько доброго люду извёл, и нет и не будет тебе пощады! Тьфу! Зрить тебя не могу! – Аристарх плюнул в ненавистную рожу и вышел из избы. Присел на пенёк и неподвижно просидел до рассвета, невольно морщась от истошных воплей и завываний пленника. А на рассвете...

А на рассвете явились князь Даниил и несколько казаков, отряжённых по такому случаю в палачи, и увели Исая подальше в лес. Но и оттуда ещё долго доносились до притихшего лагеря жуткие крики и стенания казнимого. Как признался потом один из свидетелей, такой страшной казни он не видал никогда.

Князь и палачи вернулись.

– Закопали мы его и сровняли то место с землёй, – хмуро буркнул Даниил собравшимся казакам. – Чтоб никто не узнал, что там человек лежит... – Помолчал и добавил: – Да и не человек то был вовсе, а собака поганая. А собаке... – Махнул рукой, повернулся и ушёл в избу.

Глава четвёртая

С неделю в лесу царило спокойствие. Дозорные охраняли лагерь, казаки, особенно новобранцы, обучались владению мечом, саблей, шашкой, пикой, кривым русским ножом. Поочерёдно ходили в лес на охоту. Мастеровитые казаки ставили избы, а остальные заготавливали дрова на зиму. И вдруг однажды утром в лагерь прискакал едва живой Епифан. Его уложили в избе. Прибежал в тревоге князь:

– Что стряслось?

– Юрт Атрака разгромлен... – с трудом проговорил Епифан. – Все погибли и Прокоп Селянинович тоже. Я был ранен, долго лежал без памяти, а когда очухался, случайно наткнулся на коня, и вот...

– Кто напал на юрт? – перебил князь.

– Ахмат.

Даниил побледнел:

– Мерзавец...

– Ахмат узнал, что люди Атрака убили Сухэ, и решил отомстить, но никто из них не убивал...

– Вазиха убила, – проворчал князь.

Епифан кивнул:

– Ну вот Ахмату и доложили. А ещё он разозлился, что Атрак принимает у себя гостей – русских... Да, когда я очнулся, то с час притворялся мёртвым, пока разбойники не ускакали. И я услышал, что Ахмат знает, где расположен наш лагерь. Ахмат говорил кому-то, что главный тут князь Даниил, а Вагиз, собака, бездействует. И за это поплатятся и Вагиз, и князь Афанасий. А ещё он сказал, что надо и Елец, как раньше Липец, разрушить и стереть с лица земли...

Епифан умолк, остальные молчали тоже.

– Та-ак... – вздохнул наконец князь. – Значит, скоро жди рать Ахматову. – Встал и направился к двери. Оглянулся: – Позовите Семёна! Пускай лечит раненого.

Послали за знахарем, а Даниил с ближайшими соратниками собрались в избе Тяпки, и князь предложил:

– Ну, господа атаманы, давайте думать, как от Ахмата обороняться.

– Дозор Руса усилить людьми Кезинера, – проворчал Тяпка.

– Ты неправ, Кунамыч, – возразил князь. – Кезинера с этим шустрым мальчишкой Олчаем и десятком казаков на монголках надо выдвинуть далеко в степь, между Битюгом и Байгорой, и там караулить Ахмата. А Рус пускай продолжает следить за Ельцом: туда Ахмат может гонца послать с приказом Вагизу ударить нам в тыл, возможно, и с помощью дружины князя Афанасия. Так они сумеют выдавить нас в степь в сторону Польного Воронежа и там уничтожить.

– Верно, – поднялся с лавки Порфирий Пантелеевич. – А Ахмата встретим в степи у леса возле Матыры. В случае же неудачи уйдём в воронежские леса, где воевал ваш князь Святослав Липецкий, и оттуда будем допекать Ахмата.

– По тем местам он вряд ли пойдёт, – покачал головой Даниил. – Небось помнит, как их с Олегом Воргольским там били.

– Надо ещё посмотреть, что за рать Ахмат поведёт, – молвил Рус. – Может, мы их в первом же бою в клочья разнесём?

– Может, – кивнул князь. – А может, и нет. Это я к тому, что без разведки мы как кутята слепые. Рус, Кезинер, задание слышали?

– Слышали.

– Так выполняйте!

Дозорные разъехались, а казаки начали усиленно готовиться к отражению врага.

Глава пятая

Прошла ещё неделя. Рус не замечал со стороны Ельца ничего подозрительного. Да и как заметить, коль он перехватил уже троих гонцов от Ахмата к Вагизу и всех убил. Вот так и получилось, что Вагиз не знал о намерениях брата, а Ахмат посчитал его трусом и решил действовать в одиночку. По его мнению, у князя Даниила было в лесу с полсотни казмаков.

– Ну откуда ему взять больше? – рассуждал Ахмат. – После разгрома Липеца, Воронежа и Онуза все поразбежались кто куда: в Пронск, Рязань, а то и во Владимир. А в округе остались одни немощные, которые даже до Пронска добраться не смогли.

И решил Ахмат взять в поход на Даниила сотню конников. Собрал он своё воинство на реке Елани и однажды утром выехал в степь, прямиком через Битюг к устью Байгоры. Вскоре его заметил Кезинер и послал к князю гонца с указанием дороги, по которой он поведёт Ахмата за собой. Удерживая Ахматову сотню на расстоянии, Кезинер постоянно щипал её молниеносными наскоками и увлекал к истоку Матыры, и дальше, к Польному Воронежу, на правый берег самого Воронежа, в лес, где должен был ждать врага князь Даниил.

Монгол Кезинер оказался хитрее бухарца Ахмата: непрерывными мелкими стычками изматывал против ника, убегал, возвращался, дразнил, снова нападал и опять исчезал.

Ахмат не мог понять, кто это. Среди разбойников были два плосколицых и узкоглазых всадника. Кто они? Его татарские недруги?

– Проклятые! Что они себе позволяют? – ругался Ахмат, пытался уклониться от схватки, хотел свернуть влево на Битюг, но Кезинер вновь догонял его и подстреливал отставших воинов. Ахмат опять кидался в погоню, но тщетно. И вот, таким манером, Кезинер привёл татар туда, куда хотел – к Польному Воронежу. По пути Ахмат потерял человек тридцать. На берегу Польного Воронежа он остановился, чтобы передохнуть, выставил дозорных, но на них напали, перебили и забрали оружие и лошадей.

– Чёртов монгол! – неистово орал Ахмат. – Дай хоть пожрать спокойно!..

Но Кезинер не давал ему ни пожрать, ни попить, ни даже осмыслить толком, что происходит. А когда татары начали переправляться через Лесной Воронеж, на них напали главные силы князя Даниила. Ахмат был атакован сразу с двух сторон: спереди, из леса, и сзади невесть откуда появившимися в степи всадниками.

– Мы в западне, Ахмат! – закричал кто-то из татар.

Отчаянно барахтаясь в воде, вопили люди, ржали кони, осыпаемые градом стрел, и захлёбывались, тонули в покрасневшей от крови воде. А добравшихся до берега встречали сабли и пики.

– Ахмата живым брать! – крикнул князь. – Остальных топить, чтоб с трупами потом не возиться!

Но взять Ахмата живым не удалось. Шальная стрела пробила ему шею, и бывший липецкий баскак утонул. В водах реки Воронеж окончил свой кровавый путь от Бухары до Липеца губитель славного Липецкого княжества, мучитель народа Руси южной, людей Черлёного Яра...

Казаки ныряли в поисках оружия погибших татар. Даниил с Тяпкой развалились на траве на берегу.

– Можно ещё с полсотни вояк принять, – сказал князь и вздохнул: – Эх, жаль, Ахмата живым не взяли... Ну да ладно, зато теперь можно Липец спокойно восстанавливать.

Тяпка скептически покачал головой:

– А Ногай? Нет, княже, пока Ногай жив, Липеца не возродить, опять спалит. Да ещё и Елец с Пронском в придачу.

– Это верно...

– Да ты не грусти, атаман! Сам же говорил, что в Орду на поклон больше не поедешь. Говорил?'

– Ну?

– Ну а как же ты Липец отстраивать собираешься без ярлыка? Или перед ханом на пузе поползать решил?

– Что ты, что ты? – замахал руками Даниил.

Тяпка улыбнулся:

– Ну а княжество у тебя уже есть, Даниил, князь Воронежский, атаман воронежских казаков... – Поднялся на ноги. – Поди, хватит ребятам купаться! Один чёрт все сабли не выловим. Домой пора...

Поехали домой. Доехали до лагеря, накрыли столы, принесли мёду крепкого и закатили пир на весь... Нет, ну, может, и не на весь мир, но уж на весь Черлёный Яр точно.

На другой день на больную голову делами не занимались, только Рус с Кезинером продолжили нести дозор. А на третий день атаманы собрались в избе князя.

– Ахмата убили, порадовались, – молвил князь, всё ещё морщась от головной боли. – Теперь надо думать о будущем. Я хотел восстановить Липец, да видно, Тяпка прав: опять навлечём на себя гнев татарский и снова всё потеряем. А так княжество наше Воронежское, с лесными городами и сёлами, которые мы будем строить, ещё поживёт. И татар я в покое не оставлю. Биться буду с ними, покуда жив. Вы со мной?

– Не гневайся, княже, – поднялся Тяпка. – Мы ж договаривались так: убьём Ахмата – и я, и Рус уходим и принимаем постриг. Грехов на наших душах не счесть, надо их замаливать. Ахмата нет?

– Нет, – кивнул Даниил.

– Значит, всё. Прощай, княже.

– И мне пора домой, в Новгород Великий, – встал с лавки Порфирий Пантелеевич. – Я тебе, княже, помог, а теперь ты уже крепко стоишь на ногах. Да и вообще, братцы, не по мне это – гонять по степи. Я не казак, а ушкуйник, и с другой стороны, с матушки-Волги, буду лупить басурманов... – Помолчал и добавил: – И Аристарх с Вазихой со мной.

– Аристарх? – вздрогнул Даниил. – А я на него надеялся...

– Княже, – вздохнул Порфирий. – Во-первых, им жениться надо – Вазиха-то совсем одна осталась, а у тебя тут прямо мужской монастырь. Негоже бабе середь сотен мужиков жить. Ну, а во-вторых, он, как и я, новгородец и речной бродяга, другая стезя его влечёт.

– Но в Новгороде же ему конец! Этот ваш Порфирий Платонович...

– Порфирием Платоновичем я сам займусь! – посуровел ушкуйник. – И Трофиму-предателю башку снесу. Да мало ли у меня ещё дел и в Новгороде Великом, и на Волге? Но ты, княже, не горюй, с тобой Епифан, с тобой Силай, Кезинер, который один всех нас вместе взятых стоит, этот шустрый татарчонок. Ещё решили остаться мои верные товарищи Варфоломей и Ипат.

– А Тяпка с Русом и ты уходите, – грустно промолвил князь. – Кто ж сотни возглавлять будет?

– Да что тут думать-то? – всплеснул руками Порфирий Пантелеевич. – Епифану отдай первую, Силаю – вторую, а дозор – Кезинеру...

– Ладно, когда идёте? – перебил князь.

– Мы завтра, – потупился Тяпка.

– И мы завтра, – тихо сказал Порфирий Пантелеевич. – Завтра все и попрощаемся...

Глава шестая

Печальным было расставание, даже со скупыми мужскими слезами. Порфирий Пантелеевич, Аристарх и Вазиха сели на коней и поехали в сторону Пронска, чтобы потом свернуть на Новосиль, обойдя Елец с севера.

Тяпка и Рус коней не взяли: Божьи люди пешком ходят. Двинулись они правым берегом Воронежа, дошагали до устья Яриловки и, отклонившись от Воронежа, заночевать решили в бояраке у Дона.

Увидели три избы и несколько хлевов.

– Попросимся? – предложил Рус.

– А пустят? – усомнился Тяпка.

– Должны пустить, – пожал плечами Рус.

Постучались. Дверь открыл здоровенный мужик, похожий на Илью Муромца:

– Вы кто?

– Странники, – буркнул Тяпка.

– Странные вы какие-то странники, – усмехнулся хозяин. – На больших дорогах странничаете? Ну заходите.

Изба просторная, на стенах доспех воинский развешан. М-да, явно не смерды и не охотники тут живут.

– Располагайтеся на полу, – указал пальцем в угол избы богатырь. – Щас Кирилл придёт – трапезовать будем.

– Да мы сыты, – заверил Рус. – Нам бы только переночевать.

– Сыты вы там али голодны, но трапезовать с нами будете! – отрубил хозяин.

Пришёл Кирилл, тоже детина – косая сажень в плечах. Накрыли широкий дубовый стол.

– Ну, идите, странники.

Сели за стол Тяпка с Русом. Трапеза не скудная: с мясом, рыбой, хлебом, но без мёда.

– Мёда не пьём, – точно прочитал мысли гостей Кирилл. – И не держим.

– Нельзя?

– Нельзя. Мы дозорные Великого князя Владимирского, и пить нам некогда. Глаз должен быть зорким, а рука твёрдой.

– Поди, недавно тут появились? – поинтересовался Рус.

– Да после того как разгромили татары Липецкое княжество, и непонятно было, возродится ли Елецкое. Дикое-то Поле сторожить надо – вот и послал нас сюда Великий князь Дмитрий Александрович. Раньше липчане охраняли рубежи Дикого Поля, а теперь мы. Нашли местечко укромное и ходим отсюда в дозор, следим, чтоб татарин внезапно на Русь не напал.

– У вас, гляжу, хлевов больше, чем изб, – заметил Рус.

– Так на охоту ходить некогда, – пожал плечами Кирилл. – Вот и завели хозяйство для прокорма.

– Постоянно здесь живёте? – спросил Тяпка.

– Зачем постоянно? Меняемся. Нас тут бывает человек до двадцати – кто в дозор идёт, кто скачет к князю во Владимир с донесением...

– Эй, а вы часом не из казаков? – перебил вдруг Кирилла его товарищ.

– Что за казаки, Матвей? – удивился Кирилл.

– Да не так давно наших разбойников стали казаками величать, – ухмыльнулся Матвей. – Татары их казмаками прозвали, ну а они в казаков переделали. – Хитро прищурился: – Вы не из этих?

– Из этих, – кивнул Тяпка. – Только мы бывшие.

– Почему бывшие?

– Устали, покоя хотим. Вот поставим где-нибудь в чаще лесной избёнку или выроем на берегу Дона пещеру – и будем там Господу Богу молиться.

– Грехи замаливать? – процедил Матвей.

– А у кого их, грехов-то, нету? – пожал плечами Тяпка.

– У всех есть. Только у одних поменьше, а у других...

В сенях что-то загромыхало, и в избу ввалился третий здоровяк.

– Вот и Степан возвратился. Где же тебя, Степан Захарович, носило? – поинтересовался Матвей.

Вновь прибывший пояснил:

– В Конев колодезь заезжал. Кобылу попоил, хотел Коня проведать – заглянул в избу, а его нету. Ждал-ждал, так и не дождался.

– Эй, про какого это коня вы толкуете? – насторожился Рус.

– Да есть тут неподалёку ручей с ключевой водой, в Дон стекающий. Мы там всегда, когда из Кривого Бора с дозору возвращаемся, и сами жажду утоляем, и лошадей поим – вода дюже хорошая. А как-то едем, смотрим – человек сидит возле того ручья. Здоровенный, но бледный и молчит. Поначалу думали, глухой: что ни спросишь, глядит тоскливо и молчит, как пень. Мы и к себе его звали – без толку. Ну и оставили в покое. А на второй день, – продолжил Степан, – заезжаем опять коней поить, а он как сидел на одном месте, так и сидит. Мы ему трапезу предлагаем, а он даже не смотрит, чисто истукан. На третий день думаем: помрёт же с голодухи. Оставили недалече краюху хлеба, мясо. На четвёртый приехали – ни самого, ни снеди. Мы уж грешным делом испугались: вдруг волки сожрали блаженного? Ан нет, глядь, с холма с бревном на плече спускается. Молча спустился, положил бревно и пошёл за другим. Оставили мы ему снова хлеб и мясо, а через день завернули – строит пришелец маленькую избёнку у самого ручья. Мы ему: что ты, мол, делаешь, ведь весной половодье унесёт в Дон твою хибару, а он опять ни гу-гу. Плюнули мы, сунули ему мясо и хлеб, а он хлеб взял, а мясо назад протягивает и пальцем куда-то тычет. Посмотрели: в кустах олень убитый лежит...

– Ну и снесло его избу весной? – поинтересовался Рус. – И почём вы знаете, что мужика Конём зовут, коль он немой?

– Аты не перебивай! – огрызнулся Степан. – Половодье было бурным, а его избу не тронуло, словно длань Божья над ней распростёрлась. А как узнали, что Конём зовут? Однажды – он уже избу построил – подъезжаем лошадей поить, а он вдруг и говорит: «Конев колодезь». Ну, мы хоть и здорово удивились, но спрашиваем: мол, что, теперь уж нельзя тут и лошадей поить? А он своё: «Поить можно, но это Конев колодезь». Так мы то место и прозвали Коневым колодезем.

– Точно, наш Конь! – вскочил с лавки Рус.

– Как – ваш? – удивился Кирилл.

– Да с ним беда приключилась, – вздохнул Тяпка и поведал дозорным историю Коня и Варвары.

– Завтра обязательно навестим его! – воскликнул Рус.

– Навестим, – согласился Тяпка.

Рано поутру пошли братья вдоль левого берега Дона. Путь был недолог: нашли в узком бояраке у Дона маленькую избёнку, рядом с которой журчал холодный ключевой ручеёк-колодезь. В избу вбежали радостно, в предвкушении встречи с другом. Но изба оказалась пустой.

Пять дней прожили братья в хибарке Коня, но хозяина так и не дождались. Заезжали и дозорные, исколесили всю округу – тщетно, опять как в воду канул. На шестой день братья в скорби покинули избу, помолились Богу и пошли дальше по берегу Дона...

* * *

...В дремучих лесах воронежских после разгрома монголо-татарами Липецкого княжества появились народные мстители, которые в приграничье с Диким Полем не давали захватчикам покоя. Степняки называли их «казмаки» – в переводе с тюркского «бродяги», «разбойники». Переиначив чужое слово, непокорившиеся русичи (да и не только русичи) стали называть себя казаками. Первыми были Воронежские казмаки-казаки, а затем появились казаки Донские, Запорожские, Яицкие, Терские, Кубанские, Оренбургские, Сибирские, Семиреченские, Амурские и прочие, прочие, прочие...

Светлая память тем первым казакам – защитникам земли Липецкой и Воронежской, нашего Черлёного Яра, не склонившим головы перед поработителями! Они и волжские ушкуйники – едва ли не единственная частица народа русского, не подчинившаяся Орде. Честь им за то и слава!

Во веки веков...