Текст книги "Черленый Яр. Ангелы плачут над Русью"

Автор книги: Виктор Душнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)

Глава одиннадцатая

Когда татары скрылись из виду, князь Александр собрал на площади сожжённого города липчан и воргольцев и сказал:

– Люди! Вот стоим мы здесь, недавние враги, – а тот, кто затаил злобу, вероятно, и сейчас нас врагами считает, – но не мы начинали войну, хотя нам её пришлось заканчивать. Много крови пролилось в этой междоусобице, но я хочу её прекратить. Для этого потребуются большие жертвы... Нет, не людские, – поспешно добавил князь, заслыша ропот воргольцев. – Казнить никого не будем, а кто виновен, тому перед Богом отчитываться. Мы больше не хотим крови, но... – Князь помолчал. – Но я решил, что Ворголу боле не быть! – В толпе снова зашумели. – Тихо! Я не всё сказал! Так вот, городу Ворголу и Воргольскому княжеству больше не бывать...

– А где же нам жить, княже? – растерянно крикнул молодой ворголец.

– Повторяю: я не всё ещё сказал! – поднял вверх руку Александр. – Княгиня Авдотья пускай едет в Рыльск, там её родовое княжество. Ежели пожелает, может, царь татарский ярлык ей даст на Рыльское княжение. И ежели кто из бояр, или слуг её, или других людей пожелает остаться с княгиней, дорога в Рыльск им тоже не заказана. А тем, кто хочет тута остаться, я предлагаю возродить Ёлец. Там фундамент от старой постройки, сожжённой ещё ханом Батыем, лежит, на нём можно снова возвести кремник. А князем у вас я думаю посадить своего сына Даниила...

– Как ещё на это ордынский царь посмотрит! – раздался из толпы злой голос.

– Не перебивать! – Василий Шумахов погрозил кулаком: – Я вам пошумлю! – Толпа притихла.

– Немного погодя я съезжу в Орду, – продолжил Александр, – и попрошу ярлык себе на Липецкое княжение, а князю Даниилу – на Елецкое. Так что смотрите сами и каждый выбирайте свою стезю. Но решайте быстрей: завтра княгиня Авдотья уедет из Воргола, а мне надо возвращаться в Липец и отстраивать его заново.

Снова послышался шум: все удивлённо уставились на средних лет женщину, когда-то, видать, красивую, но преждевременно состарившуюся. За ней, озираясь как испуганный зверёк, семенил отрок.

– Севастьяниха! – шептались люди. – Севастьяниха...

Господи! Да где ж ты до сих пор была-то? – всхлипнула княгиня Авдотья.

– Ты кто такая? – удивлённо спросил женщину князь.

– Я, княже, вдова убиенного, царствие ему небесное, боярина твово Севастьяна Хитрых, – перекрестилась женщина.

Боярина Севастьяна?.. – остолбенел князь. – А он мне про тебя и не говорил...

Не говорил, чтоб не обременять тебя, княже, лишними заботами. Для него всего важнее было благополучие Отечества, а уж потом всё остальное, и я к этому привыкла. А судьба таких, как мой муж, всегда переменчива. Вот он в боярах у князей Воргольских ходил...

– И в благодарность предал своего господина! – не удержалась Авдотья.

Женщина поморщилась:

– О том господине, княгиня, не хочется и вспоминать. Он покойник сейчас, а про покойников или хорошее говорят, или ничего. И ты грех на душу берёшь, когда непотребно говоришь о Севастьяне. Твоего же супруга народ деяния знает, и Господь не оставит его дела без внимания. Так что не тебе меня укорять, княгиня...

– Но где же была ты всё это время, боярыня? – спросил князь.

– У добрых людей. Когда муж понял, что раскрыт перед Олегом Воргольским, он услал меня к знакомым в лес, на реку Свишню...

– А это сынок твой? Как его зовут? Да и саму как звать-величать?

– Меня Марфой, а сына Афанасием...

– Как младшего брата Севастьяна? А ведь и моего внука тоже Афанасием кличут. Ладно, Афанасий, быть тебе боярином в Ельце, у князя Даниила Елецкого, если, конечно, на это княжение сможем добыть ярлык у царя Телебуги. А ты, Авдотья, собирайся. Твои бояре уже готовы в путь. Вот вам кони, вот повозки. Что есть, всё твоё, чего нету – не обессудь: татары забрали.

– Да вы и сами не промах! – усмехнулась княгиня. – Не отстали от басурман в грабеже.

Князь Липецкий промолчал, хотя и мог бы вспомнить, что князь Олег не гнушался грабежами в Липецком княжестве, а липчане, между прочим, взяли только на прокорм коням и малость себе на пропитание – не помирать же с голоду. Но князь ничего не сказал, лишь велел Василию Шумахову:

– Возьми людей да проводи княгиню, чтоб до самого Рыльска не чинили ей зла, хотя, может быть, черниговские или новгород-северские князья и вступят в спор за Рыльский удел. Или брянские, а то и киевские. А я всё-таки, прежде чем в Липец ехать, в Дубок загляну. Там в честь победы пир устроим. И ты, Василий, проводи княгиню и возвращайся в Дубок – ты тоже отдых заслужил. Передохнем недельку-другую, Господу Богу помолимся, а уж потом в Липец. В Поройской пустыни получим благословение отца Максима и начнём отстраивать наш город. Стены поставим, терема, а там и в Сарай за ярлыком съездим – и может, Бог даст, всё образуется, наладится...

Бояре и часть воргольской дружины вместе с княгиней Авдотьей выехали из города, направляясь к берегу Быстрой Сосны – к дороге на Курск и Рыльск. Когда они скрылись из виду, к князю Александру подошёл Кунам и смущённо спросил:

– Дозволишь, княже, слово молвить?

– Говори, атаман, слушаю.

– Да собрался я восвояси, хочу откланяться. – И, сняв шапку, поклонился до земли.

– Погоди-погоди! – воскликнул князь. – Но я же ещё не отблагодарил тебя за помощь великую...

– А и не к чему, княже, – покачал головой Кунам. – Не ради благодарности али корысти шёл я сюда, а чтоб отомстить супостату окаянному за судьбу мою поломанную да долю душегубскую, на которую он меня толкнул.

– Всё равно, – возразил Александр. – Уехать успеешь. Послушай. Здесь, на пепелище, какая может быть гульба, тут впору тризну справлять. А вот в Дубке погулять можно. Поедем с нами в Дубок, там и попируем вволю.

– Да что ты, княже! – глянул устало Кунам. – Негоже разбойникам с князьями одни пляски плясать. Нам князьям пореже на глаза попадаться надо.

– Неправда! – вспыхнул Александр. – И не разбойник ты, а, как сказал Харалдай, – казак, мститель. Ты мстил Олегу Воргольскому да татарам... Я, атаман, много про тебя думал. Попервам, не скрою, мы со Святославом Ивановичем и впрямь хотели тебя поймать и как татя повесить. Но потом... Короче, я предлагаю тебе вступить в мою дружину и начать новую жизнь. Что скажешь? Согласен?

Кунам промедлил лишь миг и... отрицательно замотал головой.

– Нет, княже, не согласен. Я уже привык к своей жизни и начинать новую... Нет, пока есть силы держать саблю в руках...

– Но против кого держать саблю-то? – воскликнул Александр. – Олега же нет!

– А татары? – прищурился Кунам. – Это вам, князьям, с ними ладить надобно, но у меня с ними ладу не будет. А как станут силы оставлять, уйду в монастырь, грехи отмаливать и готовиться к встрече с Всевышним.

Александр долго молчал. Потом усмехнулся:

– Ну хоть на пир-то в Дубок приедешь?

– Навряд, – твёрдо проговорил Кунам.

– Ладно, как хочешь, – вздохнул Александр Иванович. – Прощай, атаман!

– Прощай и ты, князь. Не поминай лихом...

Глава двенадцатая

– Совсем, Дёмка, сдурел! – гневно отчитывал сына Василий Шумахов. – Русских девок, што ль, мало? На кой ляд те сдалась эта татарка?! К тому ж не крещена и по-нашему ни бельмеса!

– Отец Максим её окрестит, – упрямо буркнул Демьян. – А потом обвенчаемся. И по-русски она уже кое-что понимает.

– Да брось, сынок! – скривился Василий. – Ну зачем нашей семье татары?

Демьян ухмыльнулся:

– Бать, а забыл, что твой отец касог?

Шумахов-старший на миг потерял дар речи. Возмутился:

– Не, ну сравнил!.. Касоги это... касоги! Они завсегда с русскими близко жили. Татарка-то тебе на что?!

– Она, батя, мне Марию покойную напоминает, – вздохнул Демьян. – Да и люблю я её.

На этот раз Василий молчал долго. Потом усмехнулся:

– Эт точно! Вылитая Мария... Ну ладно, парень, коли так...

Обрадованный Демьян рухнул на колени:

– Благослови, батя!

– Ещё чего! – оборвал сына Василий. – Басурманку благословлять! Вот окрестишь, тогда и приходите.

– Понял! – Демьян вскочил и побежал к Бултумай. Где словами, а где на пальцах объяснил ей суть дела и посадил на конька привычной девушке монгольской породы, сам прыгнул на муромского жеребца, и они поскакали в Поройскую пустынь.

Игумен Максим внимательно выслушал Демьяна, оглядел его суженую и спросил:

– А она хоть смысл таинства-то поймёт?

– Она уже кое-что понимает, – заверил Дёмка. – Моя Машка сообразительная.

– Ты ей и имя уже дал? Скор, однако! Магометанка али язычница?

– А кто её знает!

– Да захочет ли христианкой стать? – продолжал допытываться игумен.

– Захочет! – махнул рукой Демьян. И крикнул: – Маш, подь сюда! Ты хочешь стать христианкой?

– Хочешь! Хочешь! – торопливо закивала Бултумай.

Отец Максим вздохнул:

– Она оглашённая, рано ещё...

– Ради Христа, окрести, отче! – взмолился Демьян.

Игумен внимательно поглядел в глаза парня, словно всматриваясь в его душу, покачал головой.

– Ну, ладно... – И, махнув рукой, чтоб следовали за ним, пошёл в церковь.

После обряда крещения татарка как-то даже преобразилась, повеселела. Улыбался, глядя на неё, и Демьян.

– Теперь надо венчаться, – провожая их, напомнил игумен. – Хватит прелюбодейством заниматься. А с христианкой прелюбодействовать – двойной грех.

– Как батюшка благословит, так сразу и под венец, – пообещал Демьян.

И он не стал откладывать дело в долгий ящик. Мать, Анна, с младшим сыном Маркияном подалась куда-то на север, и пока сыскать её было невозможно. Знали, что брат Анны, Устин, обосновался где-то под Пронском или в самом Пронске, но остальные родичи Шумаховых ушли, как говорили люди, аж в Москву или Тверь, а потому и просить благословения с материнской стороны было не у кого. Получив его от отца, Демьян обвенчался и хотел сразу – тут уж не до свадьбы – ехать в Пронск, чтобы оставить там молодую жену на попечительство дяди Устина. Однако Мария покинуть мужа отказалась наотрез и осталась с ним, делить все горести и радости походной жизни.

Глава тринадцатая

По пути в Дубок мысли князя Александра приняли иное направление, и он подумал, что, может, зря затевает празднество.

«Над кем победа? Над своими же, русскими, – покачиваясь в седле, вздыхал князь. – Ладно, день-два побудем в Дубке – и в Липец. Соскучился я по нему...»

Василий Шумахов подоспел вовремя: в небольшом деревянном тереме князя рассаживались бояре, воеводы и дружинники. Стол был накрыт довольно скромно. Не лилось рекою вино – обошлись брагою да мёдом. В мисках свинина и малость рыбы. В верховьях Дона рыба водилась, но ловить её было особо некому: дружина в походе, а смерды, рыбаки, охотники в разброде.

– Василий, иди сюда, – позвал растерявшегося в дверях бирича Александр. – Здесь, рядом с князем Даниилом Елецким, садись. – Но, заметив, что рядом с молодым князем сидит не менее почтенный воевода – Дорофей, дабы не обижать того, шепнул своему соседу слева Кавырше: – Подвинься, Андрюха, мне с Василием потолковать надобно.

Когда все уселись, князь предложил выпить за поруганную Отчизну и скорейшее освобождение её от ярма иноземных поработителей. Он первым опрокинул ковш с мёдом, передёрнул плечами и стал закусывать. Через минуту наклонился к Шумахову:

– Слышь, Василий? Я полагаю, задерживаться нам в Дубке не след.

– Правильно, княже, не след, – закивал, уплетая свинину за обе щеки, верный бирич.

– Вот завтра же в Липец и поедем. Нечего тута рассиживаться, надо город отстраивать. А тебе особое задание. Скачи в Орду, найди в Сарае знакомых мурз, темников и тысячников. Может, и Харалдай уже там будет. Узнай их настроение, проведай о замыслах царя ордынского, об его положении, ну и вообще обо всём и дай мне знать. С тобой Андрей поедет. Слышь, Андрей? В Орду с Василием поедешь.

– Ага, – кивнул Кавырша. – А ещё кто? Может, Евтей Ломов? Он малый ушлый, в разведке не раз бывал. А его двойнёвый брат Константин, царствие небесное, с Дорофеем аж в лагерь Ахмата ходил. Я думаю, Евтей в таком деле очень пригодится.

– Верно мыслишь, Андрюха, – согласился Василий. – Дай нам, княже, Евтея, и мы ныне же отправимся в Орду.

– Зачем же ныне? – удивился князь. – Завтра все вместе отсюда уедем. Князь Даниил со своими людьми пусть Елец восстанавливает да ворголят на Воргол не пущает, а мы будем Липец отстраивать. Вы же сразу вперёд, на Половецкий шлях, – и в Орду. Берите добра всякого поболе, навьючивайте коней... Василий, ты, может, ещё и Демьяна возьмёшь? Да, кстати, а где он?

– Женился и новой своей женою любуется, – усмехнулся Шумахов.

– Вот как? А я и не знал. А что ж на свадьбу-то не позвали?

– Да никакой свадьбы и не было.

– Это почему?

– Некогда сейчас свадьбы играть, да и не по душе мне его жена, – нахмурился бирич.

– Что так?

– А так. Надо ж! В моей семье татарка появилась!

– Погоди-погоди, это не та ли, что заарканила Олега Воргольского?

– Она.

– Так это же хорошо!

– Что хорошо?

– Что у Дёмки жена татарка.

– Ничего тут хорошего, княже! – Василий аж бросил недоеденный кусок говядины на стол. – Ему что, наших девок мало?

– Ну, брат, – покрутил головой князь, – любовь не разбирает, татарского роду-племени баба или русского, немчинка какая или хазарка! Да и не об том сейчас речь. Вот и бери его в Орду.

– А татарку куда девать?

– Никуда её не надо девать, тоже бери.

– Зачем?! – обомлел Шумахов.

– Затем. Она хоть и от Ногая, но там всё равно своя. Лучше вас ихнюю жизнь ведает, много чего узнать сможет. А в Липец вести слать будете.

Василий взмолился:

– Княже! Ты лучше отправь Дёмку служить елецкому князю. Там он полезней будет, а может, со временем и биричем станет, как я у тебя. К тому же баба его теперь крещёная и венчанная. Прибьют её татары как изменницу!

Князь задумался. Слова Василия резонны, и Даниилу нужны верные липецкие люди, нельзя же оставлять его в окружении коренных воргольцев... Но всё-таки покачал головой:

– С Даниилом будут Дорофей Космачов и воевода из местных, Афанасий Хитрых. А Демьян со своей татаркой...

– Да убьют её там, княже! – вскочил Василий. – И с Дёмки заодно шкуру спустят родичи али бывший муж, коли объявится! Неужель тебе их не жалко?!

На этот раз князь молчал долго и наконец со вздохом кивнул:

– Будь по-твоему. Данила, – повернулся к сыну. – Вот ещё помощника тебе даю.

– И кого же? – заинтересовался Даниил.

– Демьяна Шумахова. Биричем его сделаешь.

– Больно буйный для бирича. Безрассудный и рьяный, – покачал головой Даниил.

– Зато смелый и решительный. Сам-то давно... рассудным стал? – усмехнулся Александр Иванович.

Молодой князь вспыхнул:

– Ну и где он сейчас?

– С женой ласкается.

– А почему не на пиру?

– Не знаю. Сам потом разыщешь...

Гусляры заиграли и запели грустную песнь о князе Игоре Новгород-Северском, о его битве с половцами и верной жене его Ярославне, томящейся в княжеском тереме, в славном граде Путивле в ожидании своего ясна сокола, удалого витязя.

Гости притихли, прислушиваясь к песне. Некоторые плакали, вспоминая прошлое время, нетатарское. Правда, мало уже оставалось тех, кто помнил то время сильной и могучей Золотой Руси.

Пиршество закончилось глубокой ночью. Раньше всех ушли с гулянья Василий Шумахов, Андрей Кавырша и Евтей Ломов. Они собрали в дорогу поклажу с подарками для мурз и, может быть, для самого хана. Прощаться с князем Василий не стал: отдыхал Александр Иванович. Послы в сопровождении десятка дружинников двинулись на юг. Сразу свернув с дороги, идущей вдоль Дона, направились менее лесной, а потому и более оживлённой, прямо на Липец. К вечеру попали в Поройскую пустынь. Монахи ещё занимались делами, и княжеских посланников тепло встретил игумен Максим. Он разместил гостей на ночлег, перед тем попотчевав их скудной монастырской пищей. Василий в знак благодарности хотел пожертвовать святым отцам на монастырь какую-нибудь дорогую вещицу.

– Что ты, что ты! – замахал руками игумен, отталкивая от себя золотое украшение с каменьями драгоценными. – Золото в обители ни к чему, лучше употребите его на благородное дело спасения княжества Липецкого.

– Так ведь и обитель обустраивать надо, – возразил Василий. – Считайте, что это князь пожертвовал на обустройство пустыни.

– Убери, боярин, убери от греха подальше! – строго сказал игумен. – Золото развращает человека, и монашеской братии оно совершенно не нужно. Везите это творенье дьявола к неверным татарам, чтоб они не ходили на нас, не трогали нашу многострадальную землю. Вам восстанавливать столицу княжества надобно, а обитель молитвами вон уж сколь живёт и жить будет, пока свет солнца греет землю, пока трудятся на ней дети Божии. Мы сами, без этого бесовского золота, обустроим монастырь... Ну да ладно, что это я разговорился! – спохватился игумен. – Вам отдыхать надобно и рано в дорогу отправляться...

Посланники князя Александра легли спать, а с первыми петухами поднялись и снова двинулись в путь. Вышли к Матыре и долго ехали вдоль берега. Потом свернули в могучий сосновый лес – и вот он, Половецкий шлях, ведущий в Золотую Орду.

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

Глава первая

Утро было пасмурным, с пронизывающим, не по-летнему холодным ветром. Путники ёжились, зябли. Лес заканчивался, сменяясь перелесками. Липчане не чувствовали опасности, не могли даже предположить, что она рядом, и потому появление татар было неожиданным. Со свистом и улюлюканьем выскочили те из-за кустов, но видавшие виды русичи мгновенно выхватили оружие. Четыре дружинника, как и было уговорено заранее, приняли удар на себя, а остальные, с поклажей, ринулись обратно в лес. Четверо храбрецов пали, но задержали врагов, хотя и ненадолго. Правда, деревья мешали преследователям, однако они всё же медленно, но верно настигали липчан.

И тогда Андрей Кавырша крикнул:

– Василий! Уходите, я их задержу! – И с двумя воинами преградил дорогу татарам. Три удара копьями – три вражеских всадника полетели из седел на землю. В ход пошли шашки, и яростный, злой отпор липчан остановил татар, дав время Шумахову и остальным уйти от погони. Вместе с вьючными лошадьми они перешли Матыру и скрылись в чаще, следуя строго на восток.

А Андрей и два его сотоварища пали от стрел и сабель ногайцев. Да, это был ногайский разъезд: непокорный темник кочевал уже на липецкой земле и, узнав, что какой-то дерзкий отряд русских уничтожает его юрты, приказал усилить их охрану. Вот на такой разъезд и напоролись Василий Шумахов со спутниками.

Теперь, чтобы попасть в Сарай, им пришлось сделать изрядный крюк: сначала пошли на Польной Воронеж, затем достигли реки Челновой, потом добрались до Цны. Переправились через неё, углубились в мордовские леса, куда татары нос почти никогда не совали, повернули на юго-восток и уже без приключений добрались до Сарая.

А в Золотой Орде всё была замятия. Между бывшими союзниками Ногаем и Телебугой отношения обострились как никогда. Могущественный темник обложил Орду подковой, угрожая Сараю и с севера, и с запада, и с юга. А тут ещё с востока надвигался Чингизид из улуса Джучи Тохта-гу-хан – прямой наследник золотоордынского престола, сын Менгу-Тимура, правнук покорителя Руси, основателя могущественной Золотой Орды Бату-хана. Внук великого завоевателя Европы Тудан-Менгу и ещё один правнук его, Телебуга, неуютно чувствовали себя на золотоордынском троне. Да к тому же в их дела вмешивались извечные враги Джучидов Гуюкиды. Ведь ещё в пору нашествия на Русь и похода к Последнему морю постоянно враждовали между собой двоюродные братья Бату-хан и Гуюк-хан. По возвращении из далёкого похода Гуюк-хан успел захватить власть в Каракоруме. И Бату-хан, не желая кровопролития внутри Монгольской империи, добровольно ушёл в свой Улус Джучи и создал там новое государство под названием Золотая Орда, заставив повиноваться себе истерзанную Русь. И оказался тут в весьма выгодном положении. Государство его располагалось на стыке Европы и Азии. Под контролем у него оказались все торговые пути и все текущие по ним богатства. Да и Русь платила богатую дань. Золотая Орда процветала, тогда как сама Монголия хирела. Вот и кинулись Гуюкиды на новый, жирный и лакомый кусок.

Враждовали соперники жестоко, и близкая победа, не без помощи Ногая, улыбалась, видимо, Тохте. Телебуга сидел в Сарае как загнанный и раненый зверь, боясь уже всех и вся. Знакомые Василию мурзы брали от него подарки и не советовали появляться в Сарае князю Александру. Тот был у Ногая в опале, а лишний раз ссориться с могущественным темником хан Телебуга не хотел.

– Ещё и хазарин Самуил подбивает его к расправе над князем Александром, – сообщил мурза Рахим. – Шныряет, как крыса, то к Ногаю, то обратно.

– А где сейчас Харалдай? – поинтересовался Василий.

– Кочует где-то между устьями Хопра и Медведицы.

– Но там же Ногай близко? – удивился Василий.

– Хан не захотел видеть Харалдая здесь, – пояснил Рахим. – По всему, недоволен результатами его похода на Воргол. К тому же Самуил совсем опутал хана своими интригами, Телебуга стал раздражительным, никого из мурз к себе не допускает.

– А вы бы убили его! – пожал плечами Василий.

– Тише! – испугался мурза. – Что ты несёшь? Тут в каждом углу висят уши Самуила, он всю Орду купил. Если до него дойдёт хоть одно наше слово, не сносить нам голов!

– Но мне-то что делать? Посоветуй, мурза.

Рахим понизил голос:

– Ты вот что. Не мешкая посылай кого-то из подручных назад в Липец. Пускай князь Александр повременит с поездкой в Орду, пока не уляжется вся эта замятия. Недоброе задумал против него хан.

– Ладно... – озабоченно проговорил Василий и поднялся. – Ну, бывай, спасибо за совет.

Мурза, с улыбкой рассматривая серебряное с изумрудами ожерелье, не вставая, лишь кивнул головой.

Бирич задумчиво пошёл к коню.

– Чем озабочен, Василий? – услышал он, вздрогнул и оглянулся.

– А, это ты, Евтюха! Поехали, дома всё обсудим.

– Ну поехали.

– Плохи наши дела! – не раздеваясь, сел на лавку в своей избе Шумахов. – Плохи дела князя Александра и всего Липецкого княжества... – Помолчал и вздохнул: – Собирайся, Евтей, обратно в Липец. Беда надвигается, князя нашего казнить хотят. Пока не поздно, бери Антона и Андриана и скачите во весь опор, предупредите его, чтоб не совался в Орду. Исполнишь?

– Исполню! – кивнул Евтей. – Но как же вы тута с Аникеем останетесь?

– Мне ехать нельзя, – пояснил Василий, – надо следить за делами ордынскими. Но, думаю, вдвоём справимся. Эх, жаль Андрюху!.. А может, он живой? Он и не из таких переделок выбирался. Хотя навряд ли... Эх, Андрюха-Андрюха! Но некогда горе-горевать, все под Богом ходим. Давай, Ломов, жми во весь опор. Пускай князь дома ждёт. Тохта может ханом стать, а у него вроде в войске наш добрый знакомец баскак Содном. Спеши, Евтюха, спеши!..

В степи стоял ужасный зной. Ломов с подручными добрались наконец до реки Медведицы. Жара донимала так, что они свалились с коней на берег.

– Давай искупнёмся, Евтей! – взмолился Антон.

– А татары нагрянут, тогда что? – Ломов и сам жадно вглядывался в прозрачную манящую воду Медведицы. – В Хопре искупнёмся, там удобнее.

– В каком Хопре! – простонал Андриан. – Мы на Хопёр не пойдём, там Ногай орудует. Нам на Кададу или на Терешку ехать надо, а пока доберёмся... Сжарились ведь, сил больше нету, всё тело зудит!

– Ладно, бестии, уломали, – усмехнулся Евтей. – Попоите коней и ныряйте...

Эх-х, беспечен русский человек! Антон с Андрианом, напоив и стреножив лошадей, пустили их пастись, а сами голышом попрыгали в воду. Евтей тоже разделся – но до шаровар – и прилёг под куст, задремал...

А в это время, как выслеживающие мышь коты, притаились в соседних кустах два татарина, безоружные и бесконные карачу.

Антон с Андрианом озорно плескались в тёплой воде, а татары бесшумно, как тати, подскочили к потерявшему бдительность соне и – тот только успел открыть глаза и увидеть врагов, – его же собственной шашкой перерезали ему горло. А затем схватили луки липчан, прицелились и...

Вечерний воздух разорвали крики смертельно раненных. Антон и Андриан, истекая кровью, забились, поднимая брызги и волны, а потом стали захлёбываться и вскоре скрылись под водной гладью Медведицы.

Татары же забрали коней, одежду, оружие убитых и ускакали.