Текст книги "Черленый Яр. Ангелы плачут над Русью"
Автор книги: Виктор Душнев
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц)
– Кого ты привёз?! – прямо с порога закричал на Рвача князь Олег. – На кой чёрт мне эта девка? Пантелеймон не дурак, чтоб клюнуть на такую дохлую наживку!
– Да милка то его... – стал робко пояснять Рвач.
– Таких милок у мужиков что грязи! – ещё пуще разгневался Олег. – От Воргола до Рыльска в ряд не уложишь! Говорят тебе, дубина, не девка гулящая тут нужна, а мать!
– Олег Ростиславич! – взмолился Рвач. – Благодетель ты наш единственный, давай испытаем! Вот увидишь, приползёт Пантелеймошка на брюхе и будет умолять освободить его ненаглядную. Любит он её! Княже, давай испытаем!
– Ну, смотри, пёс, – после некоторого раздумья процедил Олег. – Ежели Пантелеймон не явится, самого на плаху. Ты знаешь, я шутить не люблю да и не умею. Самсон тогда за других пострадал, а ты за свою провинность на казнь пойдёшь. Всем вам, липецким, доверия нет!
Слова князя Рвачу как нож в сердце. Он впервые ощутимо почувствовал ненадёжность своего пристанища в Ворголе – но обратного пути уже не было... Олег заметил страх предателя и осклабился:
– Ладно, не дёргайся, Ефим Матвеич, пошутил я. Ты мне ещё нужен, так что можешь не беспокоиться за свою шкуру, но крайней мере, на ближайшее время. Иди домой и поразмысли, как сообщить Пантелеймону о пленении его зазнобы.
Рвач взбодрился. Он давно уже всё обмозговал и кинулся целовать Олегу руки, приговаривая:
– Княже, княже! Я всё уже продумал! Я расставлю такую ловушку, из которой он никак не выберется!
– Ну ладно, ладно, действуй...
Рвач галопом выбежал из княжеских хором. Надо спешить доказать князю, что он стоящий слуга.
– Шумат, Шумат! – взбегая на своё крыльцо, заорал.
Явился Шумат.
– Бери Яруска и немедля в Дубок! – приказал Рвач. – Найдите там Пантелеймона и передайте, что Веру в Ворголе ждёт из-за него поруганье и лютая смерть.
– Да он же прибьёт нас! Он же нас знает! Надо незнакомого...
Рвач на минуту задумался.
– А, вот кого возьми, – встрепенулся Рвач, – Прокопа Малого. Его Пантелеймон точно не знает.
– А сумеет он сделать всё, как надо? – усомнился Шумат.
– Сумеет, парень смышлёный.
Шумат почесал затылок:
– Однако уже распутица, боярин. Реки вскрываются – может, подождём?
Рвач побледнел от злости.
– Нельзя ждать! Князь гневался. На вот гривны, – протянул он холопу деньги. – А сделаешь дело – вообще озолочу...
И вскоре Шумат, Яруск и Прокоп, разбрызгивая копытами коней грязь, уже мчались к восточным воротам Воргольского детинца. Шумат впереди, а его товарищи чуть сзади.
Добирались до Дубка действительно очень тяжело: грязь, снежница, непролазные болота и топи, разлившиеся реки. Даже пересыхающие летом небольшие речушки и те весной становились для путников серьёзной преградой. При переправе через Пальну конь Шумата поскользнулся, сломал ногу и, барахтаясь в воде, чуть не утопил всадника. Шумат еле успел выдернуть ноги из стремян и выплыл к берегу. А конь бился с отчаянным ржанием, пока не захлебнулся и не пошёл ко дну.
Шумат стоял на берегу весь мокрый и в слезах.
– Надо развести костёр и обсушиться, – тронул его за рукав Яруск. – А то совсем закоченеешь.
– Разведи... – безвольно кивнул Шумат.
– Ты разденься, – предложил Прокоп, – и одёжу выжмем. Дрожишь как лист на ветру...
Шумат понуро сидел у костра.
– Как же мне теперь? Нам бы какое-нибудь сельцо отыскать, нового коня в нём добыть. Не пешком же мне в Дубок идти.
– Найдём сельцо, Шуматушка, найдём, – подбрасывая в огонь дрова, кивал Яруск. – Ты грейся пока, грейся...
Уже почти стемнело, когда Рвачовы холопы снова двинулись в путь. На своё счастье, вскоре они набрели на глухую, но довольно зажиточную деревушку. Гостеприимные селяне позволили им переночевать на сеновале. Ночи были уже не такими холодными, и поэтому спать в сене было очень приятно. А утром один из смердов согласился продать лошадь, и, довольные, путники поехали дальше. Но Шумату явно не везло: и нового коня едва не погубил дважды – при переправе через речки Семенек и Красивую Мечу. Однако обошлось, и, чуть не доехав до Дубка, они ещё раз переночевали в маленьком сельце, а утром направились к городку.
Решили, что Шумат останется в лесу, а Прокоп с Яруском пойдут в Дубок. Яруск угадает Пантелеймона, а Прокоп поведает тому о случившемся с Верой.
Искать Пантелеймона пришлось долго, пока совсем неожиданно он сам не появился из-за угла церкви и чуть не наехал на Яруска. Тот успел отвернуться и остался незамеченным. Пантелеймон проехал ещё шагов двести и остановился возле богатого деревянного дома. Яруск же побежал к Прокопу – наступил его черёд действовать. Прохаживаясь возле указанного Яруском дома, Прокоп дождался появления Пантелеймона, подошёл к нему и шепнул на ухо:
– Рвач забрал в Воргол твою Верку.
Пантелеймон замер. Потом схватил Прокопку за шиворот, тряхнул и процедил сквозь зубы:
– А ты почём знаешь, сучий потрох? Тебя Рвач подослал?
– Да никто меня не подсылал! – испугался Прокоп и... ляпнул: – Мне пообещали заплатить, если передам тебе эту весть, вот я и передал!
– А ну пойдём! – потянул Пантелеймон Прокопа, да так сильно сдавил ворот его зипуна, что у парня перехватило горло и он захрипел.
Яруск остолбенел. А тут ещё к Пантелеймону подошли три дюжих дружинника:
– Что стряслось, Пантюха?
– Да вот гада воргольского поймал!..
Услышав эти слова, Яруск опрометью кинулся в лес к Шумату:
– Бежим отсюда!
– А Прокоп?
– Прокопу уже не поможешь! Уносим ноги, пока он на дыбе про нас не наболтал!..
Чтобы сбить со следа погоню, лазутчики пошли другой дорогой и, блуждая окольными путями, через три дня, измученные, вернулись в Воргол. Узнав о пленении Прокопа, Рвач притворно пожалел его, но на деле был рад, страшно рад.
– Пантелеймон придёт, обязательно придёт, – потирал он руки. – И сам придёт, и дружка за собой притащит...
А расстроенный Пантелеймон с помощью дружинников заволок Прокопа в избу Семёна Андреевича и, рассказав старому боярину о случившемся, выбежал на улицу и прыгнул в седло.
– Пантюха, стой! Это западня! – завопил Семён Андреевич, но Пантелеймон его не слышал. Он уже знал от Любаши о исчезновении Веры, но думал, что её украли татары и отправили в Орду. Пантелеймон ждал Кирилла, который уехал по поручению князя, чтобы вместе рвануть в Орду, но, узнав, что Вера в Ворголе, не медля поскакал туда один. Горячий и наивный, он не думал, что Рвач уже расставил там свои силки и... И не успел опомниться, как очутился сначала в подвале Рвача, а потом, на коленях, в хоромах князя Олега.
– Ну что, голубчик, попался? – злорадно хихикнул князь. – По ненаглядной своей соскучился? И где же это она? Вера, да? Вера! – закричал он. – Ты где? – И, паясничая, полез под лавку. – Да где ж она, а, Ефим Матвеич?
– А в тёмной, – ухмыльнулся Рвач. – По колено в воде и грязи.
– Отпустите её! – побледнел Пантелеймон.
– Ага, – кивнул князь. – Прям щас и отпустим. Сюда девку!..
Привели Веру, в цепях, грязную и нечёсаную, в изодранном платье.
– Во! – хмыкнул Олег. – А она хоть и в грязи, а хороша! У тя, парень, губа не дура! Выручать, значит, её примчался, да? Ну и зря. Она ж тебе, балбес, изменила. Вот ребята мои её попробовали и сказали, что была уже с кем-то до них. Так-то, брат! – И Олег с Рвачом захохотали.
– Брешете, нехристи! – взревел Пантелеймон. – А ну отпустите её!..
– Пантюша, милый! – заголосила вдруг, залившись слезами, Вера. – Зачем ты приехал? Убьют они тебя! Мне одно пропадать, а ты!..
– Во! – удивился Олег. – Да почему ж это пропадать? А ну, Ермолай, зови кузнеца. Пускай раскуёт её – и, Бога ради, на все четыре стороны!
– Княже, княже! – зашептал осторожный Рвач. – Нельзя её отпускать!
– Это почему же? – пожал плечами Олег. – Нам она боле не нужна, да и никому она теперь такая не нужна. Она теперь всем без надобности. Раскуйте.
– За ворота вывести? – спросил Ермолай.
– Зачем за ворота? – снова ухмыльнулся Олег. – Пущай в детинце переночует. За воротами хлябь и слякоть, медведи в лесу. Да притом завтра казнить Пантелеймона будем, что ж её лишать удовольствия? Пусть посмотрит, как у любимого косточки затрещат.
– Я одна никуда не пойду! – всхлипнула Вера. Её толкали взашей, но она упиралась и жалобно молила: – Княже, отпусти Пантелеймона! Отпусти!
– Да как же я его отпущу, милая, ежели он предал меня и повинен в смерти моих людей? – шутовски развёл руками Олег. – Сказано – пошла прочь!
– Вера! Не унижайся! – отчаянно крикнул Пантелеймон. – Иди с Богом и за меня не волнуйся!
Девушку вытолкали из палаты.
– Прощай, родная! – Пантелеймон попытался освободиться от пут, но они намертво захлестнули его тело. Поняв тщетность своих усилий, выругался: – Сволочи! Вы ещё поплатитесь за свои злодеянья! Как свиньи визжать будете, когда вас по приказу князя Александра на дыбе длинником отхлестают! Кровью харкать будете!..
– Уберите его! – взревел Олег. – Вон подлеца! Во-о-он! – И князь стал избивать беззащитного пленника. – В тёмную! А завтра на площади сварить заживо в кипятке!
Здоровенные гридни схватили Пантелеймона и потащили из княжеской палаты. Разбитая голова, оставляя за собой кровавый след, билась об пол.
– Заживо! В кипятке! – продолжал вопить Олег.
– Не надо в кипятке, княже, – подал голос Рвач.
– Это почему же?
– Слишком лёгкая смерть, мучиться будет недолго. Надо его как Игната Хитрых. Чтоб кости трещали и извивался и вопил от боли.
– Ох и здоров ты, Матвеич, на всякие изуверства, – покачал головой князь. – Ладно, так и сделаем...
Утро казни выдалось по-весеннему тёплым. И многим даже не верилось, что в это ясное утро должен погибнуть молодой, здоровый, полный сил русский витязь. Ему бы с мечом в руках защищать землю родимую, народ православный от степных поработителей, но страшные муки ждут его. И не татары будут мучить, а свои же, русские люди. Но хуже татар холуи эти продажные. Из-за таких вот князей, как Олег Воргольский, а ещё ранее Юрий Владимирский, и было порабощено наше Отечество. Сколько горя и страданий принесли раздоры княжеские, навлёкшие на Русь татарское иго проклятое!..
Утро раннее, утро весеннее. Птички поют и радуются солнышку, а в Ворголе новая казнь готовится. Народ хмурится, волнуется, недовольство проявляет. Устал он от казней, ропщет. Но не замечает гнева людского Олег. Народ – быдло, как он смеет роптать на князя?
Пантелеймона вывели из тёмной. Кровь от вчерашних побоев запеклась на хмуром лице.
– Пантюша, милый, держись! – запричитала из толпы Вера.
Пантелеймон, не видя её, прошептал:
– Держусь, родная, держусь...
– Заткните ей глотку! – рыкнул десятнику Савве князь. – И уберите подале!
Гридни кинулись к девушке, заломили руки и потащили прочь от лобного места.
– Поди скажи, чтоб скорей начинали, – толкнул Олег Савву. Тот убежал, а князь насупился: почему заволновались люди? Может, в толпе лазутчики Александра? Может, они замышляют освободить пленника?..
Олег вскочил:
– Что медлите? Палач, начинай!
Гридни заволокли Пантелеймона на помост, и палач сорвал с него одежду. Кувалда с силой опустилась на правую ступню юноши, и раздался хруст костей. Пантелеймон не проронил ни звука. К своему несчастью, он даже не потерял сознания, лишь лицо страшно побледнело и покрылось густым потом. Ещё удар, и ещё... Мутнеющим взором он искал в толпе Веру. Очередной удар – и мученик рухнул на помост. А князь Олег... А князь Олег вдруг испуганно вскрикнул и приказал отрубить ему голову, а сам бегом припустил в свои хоромы. Голову же Пантелеймона кто-то подобрал и унёс...
Больше суток Вера пролежала в беспамятстве. В княжеском тереме про неё забыли, но простые люди, которые подобрали её, хотя и с сомнениями, всё же надеялись, что девушка выживет. Очнувшись, она не сразу вспомнила, что произошло, а когда вспомнила – точно окаменела: не проронила ни слезинки, не издала ни стона, и ни одного чувства в ней не осталось, кроме ненависти.
– Люди добрые, можно я ещё немного у вас побуду? – еле слышно произнесла Вера запёкшимися, непослушными губами.
– Да конечно, милая, конечно, побудь! – закивала хозяйка...
В природе уже вовсю властвовала весна. Распустилась черёмуха, разнося по округе пьянящий медовый аромат. Безмолвие тёмных ночей разрывали дивные соловьиные трели. Вера выходила по вечерам на улицу, но весенние запахи и трели мало занимали её. Она поглядывала то на княжеский терем, то в сторону усадьбы Рвача и мучительно, до головной боли думала, как отомстить извергам за свою сломанную жизнь, за Пантелеймона, запоздалая, горькая нежность к которому день и ночь жгла её душу.
Просидев до темноты, Вера каждый раз возвращалась домой, так ничего и не придумав. Но вот однажды к ней подошли...
– Кто тут? – вздрогнула Вера.
– Не пугайся, красавица! – Рядом стояла древняя старуха. – Хочу я тебя утешить...
– Ты кто? – испугалась девушка.
– Друг, – таинственно улыбнулась незнакомка. – Зовут меня Чернавкой, в крещении Анастасией. Я знала Пантелеймона и тоже скорблю о нём. Мы с ним из одного села, а сейчас я у княгини Авдотьи в знахарках, вошла в доверие. Могу и тебя к ней прислугой устроить.
– Но меня же и князь Олег знает, и боярин Рвач, – напряглась Вера.
– Князь тя раз только видел, грязную да оборванную, – пожала плечами Чернавка. – Он и не угадает. А Рвач... Рвач на женскую половину не ходит. Ну а когда начнёшь служить, по ходу сообразишь, как отомстить за себя и за Пантелеймона. Согласна?
– Согласна-согласна! – поспешно ответила Вера. – Я-то уж и не знала, горемычная, что делать. Думала, может, встретить где князя с ножом и зарезать?
– Да кто же тебя до него с ножом допустит? – усмехнулась Чернавка. – Князей воргольских хитростью надо брать. Да ещё... любовью...
– Как любовью?! – оторопела Вера.
– Хи-хи-хи, – тихо засмеялась Чернавка. – Не знаешь, как можно любовью витязя аль вьюношу погубить? Ты ведь уже не девка?
– Нет, – потупилась Вера.
– Ну так тебе и терять нечего. Окрути в первый черёд их старшего сына, Ростислава. Ты хороша, статна, белогруда. Да княжонок за тобой побежит, только помани. Завтра поговорю с княгиней – она тебя непременно возьмёт. Вот тогда и виляй хвостом перед Ростиславом, а когда клюнет, увлеки его за город, а там дубковские витязи поджидать будут. Поняла?
– Поняла. Как не понять, бабулька Анастасия!
– Не зови меня Анастасией, – перебила старуха. – Хоть и приятно мне моё христианское имя, но привыкла к другому. И все так кличут.
– Ладно, Чер... Ой! Не могу!
– Ну, называй как знаешь, – махнула рукой Чернавка.
– Больно мне, бабушка, горько, душа разрывается на кусочки, – вздохнула Вера. – Грудь ломит и горло сдавливает. Хочу выплакаться, а слёз нету, кончились. Как я виновата перед Пантелеймоном! – И залилась слезами.
– Ну вот слёзы и появились, – погладила девушку по голове Чернавка. – А говорила, нету. Есть они у тебя, родимая, есть. Поплачь, милая, поплачь, полегчает. Но завтра, смотри, их не показывай. Княгиня печальных не любит, может и прогнать.
– Анастасия! Я их сама убью! – вытирая глаза, затрепетала Вера. – Я их ненавижу! Никогда не прощу их злодеяний! Сама княжича зарежу!..
– Но-но, не горячись! – нахмурилась Чернавка. – Всему своё время. Будь хладнокровна, не делай ничего, прежде сто раз не обдумавши. И не один Ростислав нам нужен, а вся княжеская семья. Ну попытаешься ты, неразумная, княжича зарезать, а сможешь? Вдруг рука задрожит, когда в очи ему глянешь? И себя, и всё дело погубишь! Иди в дом и выспись. Завтра я за тобой зайду.
Глава четвёртаяЧернавка была свидетельницей кровавых событий в Ворголе. Когда забрали Савелия с Матвеем, она не выдержала и пришла в город, надеясь, что всё кончится благополучно. Когда же мужики погибли, старуха была потрясена и поклялась отомстить за смерть односельчан. Искусная знахарка и ведунья, она вошла в доверие к княгине Авдотье и от неё узнала об опасности, нависшей над Кириллом и Пантелеймоном. Поспешила в Дубок, чтобы предупредить парней, да опоздала – Пантелеймон уже умчался в Воргол.
– Сказнят его там, – сказала она Семёну Андреевичу. – Ловушка это, западня.
– А где Кирилл? – спросил боярин у Севастьяна.
– Ещё в дозоре.
– Воротится – ко мне немедля.
– А что с моими братьями, Игнатом и Козьмой Хитрых? Про них что слышно? – повернулся Севастьян к Чернавке.
Та помрачнела:
– Предал и их лютой смерти князь-ирод.
– Ах, аспид поганый! – По щекам Севастьяна потекли слёзы. – Ведь говорил же бестолковым, что уходить из Воргола надо! Не послушались... Семён Андреевич, я у князя Даниила дружину попрошу. Надо спалить это осиное гнездо!
– А ну угомонись! – стукнул кулаком по столу старый боярин. – Не у тебя одного горе. Весь Черлёный Яр костьми липецких людей усеян, вся земля кровью и слезами залита. Возьми себя в руки, боярин! Сейчас к князю вместе сходим, посоветуемся и примем разумное решение. Успокойся! Ты не отрок малый!
– Не могу, это ж я виноват в их погибели!
– Жизнь виновата, Севастьян! – тяжело вздохнул Семён Андреевич. – Стало быть, так было Богу угодно... А ты, бабушка, пока потрапезуй. Эй, Марфа! – позвал Семён Андреевич.
– Да мне бы в Воргол поскорей, – насупилась Чернавка. – Может, ещё помешаю казни Пантелеймона.
– Ты потрапезуй, а мы к князю за советом сходим и сразу вернёмся.
На улице послышался топот копыт, и к крыльцу подъехал всадник. Семён Андреевич выглянул в приоткрытое окно.
– А вот и Кирилл приехал! Ему пока ничего не говорите...
– Здравствуй, боярин, – тяжело дыша, поклонился Семёну Андреевичу Кирилл. – Здравы будьте, люди добрые.
– Здрав будь и ты, витязь. Пойдём-ка с нами к князю Даниилу.
Кирилл побледнел:
– Что случилось? Зачем Чернавка тут?
– Пойдём-пойдём, скоро узнаешь...
Даниил упражнялся в рубке на татарских саблях. Семён Андреевич вошёл и поклонился:
– Неотложное дело, князь.
Даниил Александрович бросил саблю на деревянный настил и утёр пот.
– Ну что ж, пойдём в палаты, там поговорим.
Разговор был недолгим. Выслушав Семёна Андреевича, князь прошёлся вдоль стола и молвил:
– Больших военных действий против воргольского супостата до прибытия батюшки из Орды предпринимать мы не будем... – Помолчал. – Но вылазку устроить можем. Кто поведёт людей под Воргол?
– Я! – вскочил Севастьян.
– Хорошо, – кивнул князь. – Бери дюжину добрых дружинников и действуй.
Чернавка уже заждалась, когда Семён Андреевич с Севастьяном вернулись.
– Сделаем вылазку прямо в детинец! – кричал Хитрых. – Я сам придушу этого гада!
– Ты как мальчишка! – рассердился Семён Андреевич. – Только людей зря погубишь. Давай-ка послушаем, что бабушка скажет.
– Что я скажу? – прищурилась старуха. – Я скажу, что на месте разберёмся. Пантелеймон и Вера в опасности, их спасать надо. Я вхожа в хоромы князя, так что поехали, а там посмотрим. Верхом я не могу, телегу дайте. Может, ещё успеем с бедой справиться.
– Умная ты женщина, – одобрительно посмотрел на Чернавку Семён Андреевич. – Присмотри уж там за этими сорвиголовами. Кого берёшь, Севастьян?
– Брата Афанасия, Демьяна Шумахова, Кирилла, ну и ещё человек восемь найду.
– Ладно, – кивнул боярин. – С Богом...
Но, как ни торопились в Воргол липчане, всё-таки опоздали. Чернавка же, узнав о казни Пантелеймона, нашла Веру...
Весна начала переходить в лето. Закончилось цветенье, и на деревьях завязывались плоды. Вера старалась чаще показываться на глаза княжичу Ростиславу, быстро освоив преподнесённую ей Чернавкой науку, и стремящаяся к греховным утехам душа Ростислава не устояла перед чарами соблазнительницы.
Как-то раз девушка принесла юноше из погреба холодный малиновый сок. Он не просил её об этом, но она принесла.
– Испей сочку, княжич, – ласково пропела Вера, подавая кружку, и как бы нечаянно коснулась своей нежной горячей рукой руки Ростислава. Княжич обомлел. Молодая кровь кинулась в голову, и жгучее желание овладело всем его существом.
– Ой ты какая!.. – жарко выдохнул Ростислав и потянулся к девушке. Поначалу та не сопротивлялась, но когда княжич начал терять рассудок, оттолкнула его:
– Погоди, погоди... тута увидят. Пойдём ввечеру в лес, там и насладимся...
– Хорошо, лебёдушка, как скажешь! – У Ростислава дрожь пробежала по телу, когда он представил себя наедине с молодой женщиной. Мысли о любовных утехах целый день не давали княжичу покоя. Он был рассеян, никого не видел и не слышал.
– Что с тобой, сынок? Уж не заболел ли? – забеспокоилась мать.
– Нет-нет! – побледнел Ростислав. – Я... так...
– Да ты весь дрожишь! – всплеснула руками Авдотья, а сын вдруг резко оборвал её:
– Оставь меня в покое! Я не ребёнок! – И сердито вышел из горницы.
Княгиня долго пожимала плечами. Впервые она почувствовала, что сын стал взрослым и опека матери тяготит его.
...Вечерело. Вера вышла из ворот детинца, когда солнце уже закатилось за горизонт. Влажная свежесть накрыла низину за стенами Воргола. Вера зябко поёжилась и замедлила шаг. Придёт княжич или не придёт? Должен прийти, должен... А вот и он! Выскочил из ворот кремника на горячем буланом коне. В какой-то миг Вере стало жаль его, но эта жалость сразу исчезла, едва девушка вспомнила Пантелеймона. И – слёзы покатились из глаз.
Подъехал Ростислав и осадил жеребца. Влюблённо посмотрел на Веру и помрачнел:
– Что с тобой, милая? Ты плачешь?
– Нет-нет! – Девушка вытерла слёзы. – Это от радости. Я раба, а ты князь. Такое счастье подвалило!
– Садись на коня. – Княжич протянул руку.
– Нельзя, милый! – отпрянула Вера. – Из детинца увидят. Ты скачи вон по той тропке в лес и там подожди, а я следом.
И Ростислав помчался навстречу беде. Натянутая промеж двух деревьев верёвка свалила его буланого, и княжич, охнув, больно ударился о землю. Через миг Демьян и Афанасий крепко скрутили ему руки, злорадно приговаривая:
– Попался, голубь!
– Что вы делаете? – гневно закричал Ростислав. – Отпустите, разбойники!
– Сто-о-ой! Не рвись! Бесполезно! – ледяным голосом промолвил Севастьян. – Поднимите его.
Ростислава поставили на ноги.
– Ну что, гадёныш? – взял его за ворог кафтана Севастьян.
– Ты?.. – изумлённо прошептал Ростислав. – Ты в разбойниках?!
– Это вы, князья Воргольские и Рыльские, разбойники! – скрипнул зубами Хитрых. – Вы убиваете невинных людей, потешаетесь над их страданиями! Сколько вы христиан православных замучили?
– Я никого не убивал! – испуганно пробормотал княжич.
– Зато отец твой не просто убивает, а подобно зверю терзает свои жертвы. – Севастьян сдавил горло Ростислава. – Он моих братьев казнил. За что?
– Я тут ни при чём! – захрипел Ростислав.
– Ладно!.. – отпустил его Севастьян и – своим: – Свяжите щенка покрепче, в Дубок повезём. Пускай там Александр Иванович с ним что хочет делает. Глядишь, теперь Олег Воргольский посговорчивей будет.
– Стойте! – крикнула из кустов запыхавшаяся от бега Вера. – Он мой! Мой!
– Вера! – обрадовался Ростислав. – Спаси меня, Вера!
– Я спасу тебя! – воскликнула Вера и, внезапно вырвав из ножей Демьяна меч, пронзила грудь Ростислава.
Княжич не вскрикнул. Он даже не понял, что произошло, и сперва не почувствовал боли. Но потом что-то загорелось в груди. Кровь хлынула изо рта и носа, глаза заблестели, зрачки расширились, и он рухнул на землю как подкошенный, уставив остекленевшие глаза в небо.
А Вера вошла в азарт игры со смертью. Она вытащила окровавленный меч из груди Ростислава и с воплем:
– Ах, гад, я и тебя прикончу! – набросилась на Демьяна.
Парень едва увернулся, а Севастьян схватил Веру и, повалив на траву, отобрал меч.
– Милая! Что с тобой? Успокойся! Это ж Демьян, он не воргольский, он наш!
– Наш?! – взвизгнула Вера. – Он меня ссильничал, пёс шелудивый, черномазь проклятая! Убью гада!
– Что? – удивился Севастьян. – Он тебя сильничал? Это правда, Дёмка?
Шумахов опустил голову:
– Да она сама... Сама ведь со мной пошла... И потом, я же не знал, что она с Пантелеймоном...
– Уйди с глаз! – процедил Хитрых. – Ты – позор доблестного отца своего! Ты – позорное пятно на всех людях липецких! Скройся, мразь!
Демьян, озираясь как затравленный зверь, подошёл к коню, прыгнул в седло и, дёрнув поводья, ускакал.
– Кирюша, милый! – рыдая, обняла Кирилла Вера. – Что же нам без Пантюши делать?
– Мстить! – мрачно проговорил Кирилл. – Не жалея живота своего...
Вера постепенно стала успокаиваться. Вытерла лицо платком и поклонилась воинам в пояс:
– Спасибо вам, люди добрые. Пойду я назад.
Липчане переглянулись:
– А не опасно тебе возвращаться?
– А мне другого теперь не дано, – отрезала Вера. – И не успокоюсь я, пока не изведу Олега и весь род его. Ростислав уже поплатился, а следующий Олег, да и Ярославу несдобровать. А вы езжайте домой, копите силы, чтоб раздавить воргольское логово.
И такая отрешённость звучала в голосе девушки, что всем стало жутко, будто говорила она из какой-то неземной, запредельной дали.
– Прощай, Кирюша! Скажи Надюхе и Любе, что я их любила и что мне за Пантелеймона отомстить надо. Как страшно они его мучили... Но он не стонал, не просил пощады...
Когда Вера возвратилась в хоромы князя, уже стемнело. Ростислава давно хватились, и в тереме был переполох. Кто-то заметил его с Верой за городом и доложил князю. Олег был взбешён, но он ещё не видел эту новую холопку княгини, а увидев, обомлел:
– Ты-ы?..
– Ты знаешь её?! – опешила и княгиня.
Олег усмехнулся:
– Ещё бы! Из-за неё был казнён предатель Пантелеймон.
– Никакой он не предатель! – вскинула голову Вера.
– Где мой сын, стерва?
– А я почём знаю!
– В тёмную! – затопал ногами князь.
Гридни увели Веру.
– Откудова она здесь взялась? – вне себя от ярости, повернулся князь к жене. – Кто привёл её в хоромы?
– Чернавка.
– Эта ведьма?
– Не ведьма, а знахарка...
– Ивашка! – крикнул князь и схватил меч. – Чернавку сюда!
Вскоре в дверях появилась старуха.
– Ты привела Верку в дом? – кинулся к ней Олег.
– Я, а что?
– Княжич пропал. Вечером его видели с ней в лесу.
Старуха пожала плечами:
– Ну а мне-то что? Я княгиню лечу, а не за любовными утехами княжича подглядываю.
– В тёмную и эту! – взревел князь, и гридни потащили Чернавку.
– А может, она и вправду не виновата? – заплакала княгиня.
– А кто виноват? – Олег в сердцах швырнул меч на пол. – Это они завели его в лес на растерзанье зверям!..
– Там боярин Рвач просится, – несмело доложил холоп.
– Зови! – кивнул князь. – Авдотья, к себе.
Княгиня, вся в слезах, ушла, а в другую дверь вошёл Рвач и шёпотом спросил:
– Кого сейчас от тебя, княже, вывели, знаешь?
– Чернавку, знахарку какую-то. Княгиню она лечит.
– Она и меня лечила в Чернолесе, у Матвея в избе, когда я там после Дубка отлёживался.
Олег остолбенел:
– Так что ж ты, гад, раньше не сказал, что она тоже из Чернолеса?
– Да я её только щас и увидел!
– Слыхал, что княжич Ростислав пропал?
– Слыхал, – потёр лоб Рвач. – Её работа, точно. Увела небось, сука старая, княжича в чащу...
– Его девка увела – Верка.
– Верка?! – изумился Рвач. – И она тут?
– Тут! А привела её к княгине эта ведьма!
– Да-а... – задумчиво протянул Рвач. – Нечистое дело, князь, нечистое. Пытать их надобно...
– Княжича привезли! – заглянул в палату бледный холоп, а за дверью раздался истошный женский вопль: «Сыночек!» Князь выбежал на крик и увидел бездыханное окровавленное тело Ростислава.
– Резать! Резать этих подлых баб надо! – завопил Олег и в отчаяньи ударился головой о стену.
– А их ли вина в гибели княжича? – засомневался лекарь Ермолай.
– Молчать! Я сказал – резать!
– Не усугубляй Божью кару, князь, – подошёл к Олегу отец Ефрем. – А вдруг это тебе наказанье за казни невинных людей? Остынь, Олег Ростиславич, не надо новых жертв, мы и так по горло в крови. Княжича уже не вернуть – знать, на то воля Всевышнего.
Олег долго смотрел перед собой отсутствующим взглядом, потом разом как-то обмяк и молча кивнул.
Весь Воргол оплакивал Ростислава, убитого из-за преступных деяний отца. Люди любили его, желали видеть своим князем. Не в Олега он пошёл – мягок был, приветлив и обходителен, и так нелепо, случайно погиб. Погиб раньше времени, не успев возмужать и встать в ряды верных защитников Отечества...
Ростислава схоронили, и в князя Олега опять словно бес вселился. Не слушая ни приближённых, ни жены, снова думал он только о мести, даже после похорон шёпотом спросил Рвача:
– Так что с теми мерзавками делать будем? Вдруг не получится их казнить?
– А давай, княже, обвиним их в колдовстве, – крестясь вместе со всеми, буркнул Рвач.
– Как это? А доказательства?
Рвач ухмыльнулся:
– Слыхал я, что в папских странах заподозренных в колдовстве баб бросают в реку. И коли выплывут – значит, ведьмы, а потонут – нет. Ну, и выплывших на костре сжигают, а утопшие сами в рай идут. Нам и то и то подходит, смекаешь?
– Ага! – приободрился Олег. – Смекаю...
А за поминальным столом он вдруг повернулся к княгине и сердито изрёк:
– И всё-таки они ведьмы!
– Кто? – вяло отозвалась убитая горем Авдотья.
– Никто. Завтра узнаешь...
Утро следующего дня выдалось пасмурным и холодным. Северный ветер гнал по небу серые низкие облака, которые непроницаемой завесой скрывали светило и время от времени посыпали землю мелким дождём.
Князь поднялся рано и приказал готовить пленниц к испытанию. Одевшись потеплее, Олег вышел из детинца, за ним семенили придворные людишки. Князь указал пальцем на возвышенное место на берегу Воргола:
– Вон там поставьте для меня кресло. Ведьм сюда.
– Будет исполнено, княже, – поклонился Ермолай.
– И объявите людям, чтоб шли, – приказал Олег.
Народ собрался.
– Чего это князь ещё надумал? – спрашивали воргольцы друг друга.
– А кто его знает? Видать, после похорон сына совсем свихнулся!
Князь уселся в кресло. Внизу нёс свои быстрые воды Воргол. Привели пленниц.
– Не с Ростислава надо было начинать, а с Олега, – вздохнула Вера.
Старуха пожала худыми плечами:
– Ну, пускай хоть помучается, тоскуя по сыну.
Вера хрипло рассмеялась:
– Мудрая ты, а ирода этого так и не раскусила. Ни по ком тосковать он не будет. Только себя любит, только об себе заботится и потому достоин самой лютой кары. Я верю, рано или поздно призовёт его Господь к ответу за все его мерзости, но сколь людей до того ещё сгинет! Господи, не за себя прошу, а за народ русский – спаси и сохрани люд православный от таких извергов, как Олег Воргольский!..
– Ты что там бормочешь, ведьма? – подтолкнул связанных пленниц к реке дюжий гридень, и...
– Лучше потонуть, чем спастись!.. – только и успела крикнуть Вере Чернавка, и полетели обе с обрыва в воду.
Девушка не поняла слов старухи и, очутившись в ледяной воде и достав ногами дна, оттолкнулась и свечкой вынырнула на поверхность. Набрала в лёгкие побольше воздуха и, отчаянно работая связанными руками и ногами, поплыла к противоположному, заросшему камышом берегу.
Ей вслед неслись крики:
– Одна ведьма вынырнула!..
– Гля, гля, плывёт!..
