Текст книги "Черленый Яр. Ангелы плачут над Русью"

Автор книги: Виктор Душнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)

Послесловие

Через некоторое время, когда Ногай покончил с Телебугой и в Сарай-Берке воцарился Тохта-хан, злобный темник возвратился в воронежские дубравы и выбил из них последние, едва теплящиеся ещё остатки русской жизни. Пустынным стал на многие столетия весь юг Черлёного Яра – земля, покрытая трупами, пеплом, впоследствии забытая и неузнаваемая потомками.

Никто уже не помнил о славном прошлом здешнего народа. Лишь звёзды глядели с высоты на безжизненные воронежские леса и светили тихим ясным светом над могилами героев, да неутомимый месяц посматривал по ночам на обильно политую кровью землю Липецкого княжества.

Поросли бурьяном и новым лесом руины былых городов. Затянуло паутиною память о героическом княжестве, как будто и не было его. Как будто русская жизнь была только возле Киева, Новгорода, Суздаля, Владимира, Ростова Великого и Москвы, возле Рязани и даже Пронска.

Но были ещё и Липец, и Воронеж, и Онуз. Тяжела оказалась судьба их жителей в период монгольского завоевания. Большинство побили, остальные, спасаясь, ушли на север. И расплодилось тут зверьё вместо людей, и не трогали его охотники – некому было трогать. После Ахматова побоища несколько веков не ступала здесь нога оседлого русского человека.

А через сто лет после описанных событий, в 1389 году, в этих местах побывал митрополит Московский Пимен. И вот что он писал, путешествуя по Дону.

«Мы же в воскресенье... сели на суда, поплыли рекою Доном вниз. Было же это путешествие печально и уныло, была всюду пустыня, не было видно там ничего: ни града, ни села; если и были в древности грады красивые и выдававшиеся по красоте селения, теперь только пусто всё и невесело. Нигде не было видно людей, только пустыня великая и зверей множество: козы, лоси, волки, лисицы, выдры, медведи, бобры, птицы, орлы, гуси, лебеди, журавли и прочее. И всюду была пустыня великая. Во второй же день речного плавания проехали мы две реки, Мечу и Сосну, на третий же день проехали острую Луку. На четвёртый же день проехали Кривой Бор; а на шестой же день прибыли к устью Воронежа реки.

На следующий же день, в воскресенье, в память святого чудотворца Николы (9 мая 1389 года), приехал к нам князь Юрий Елецкий (потомок Михаила Черниговского) со своими боярами и со многими людьми. Послал к нам вестника и князь Великий Олег Иванович Рязанский. Он же исполнил повеление и воздал нам честь...»

Светлой памяти героев афганской войны

Чапека, Каширова и Перегудова посвящаю

КНИГА ТРЕТЬЯ
КА3МАКИ И УШКУЙНИКИ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

Когда татарские всадники, размахивая в бессильной злобе саблями, скрылись в туманной дымке на далёком берегу Ахтубы, ушкуйники, чтобы перевести дыхание, замедлили работу вёслами.

– Фу ты, еле ушли, – стряхивая пот со лба, молвил Порфирий и сел на лавку возле борта ушкуя. – Сушите вёсла, ребята, отдохните чуток и дальше наверх пойдём.

Козьма, второй человек в ватаге после Порфирия, поплевав на палец, повертел им по сторонам и предложил:

– Ветер сильней подул с юга, можно и парус кинуть.

– Пожалуй, киньте, – согласился Порфирий, а сам опустил голову и задумался.

Раздался громкий хлопок. Белая с цветастыми узорами парусина напузырилась и потянула ладью без весельной подмоги.

– Живой? – указывая перстом на Даниила, присел на корточки возле Порфирия Козьма.

– Что? – очнувшись, дёрнулся Порфирий. – Кто живой?

– Да вон энтот, князь он там али кто?

– А-а-а... Да, князь. Позови знахаря Прошку, пущай глянет. Должно быть, живой.

Худощавый, шустрый и вертлявый Прохор засуетился, наливая в ладони какую-то жидкость и натирая ею тело больного.

– Эй, Порфирий, по косе конница тащится! – удивился Козьма.

– Сильно мы к берегу склонили, выворачивай на середину, а то ишь, погоню устроила татарва! – резко поднялся с лавки Порфирий. – Видать, и впрямь знатного человека мы спасли. Небось до нутра достал он татар, коль они так злобствуют.

– А вот весло им в глотку и нас и князя заполучить! – выругался Козьма. – На-кась, выкусь!

– Откуда же он? – спросил кто-то.

Порфирий пожал плечами:

– Из какого-то Липеца, князь Александр... Да безумец он просто! – махнул рукой.

– Почему безумец?

– Да разве ж в степи с татарами совладаешь? С воды их достать можно, а со степи... Отчаянный человек.

– Допекли, видно, басурмане, – поднял голову Прохор.

– Ну, живой? – спросил Порфирий.

– Живой, – деловито кивнул знахарь. – У него сабельная рана в груди, и голова разбита. Но кости целы, руда течь перестала, сердце стучит. Он сильный, выдюжит.

– А где же этот Липец? – поинтересовался Козьма. – Куды нам его везти?

– Да наверное, на реке Липице, – глубокомысленно заметил Прохор.

– Какой Липице! – хмыкнул Порфирий. – Там Юрьев-Польской[6]6
  Юрьев-Повольский — современный город Юрьевец на правом берегу Волги выше Нижнего Новгорода. Основан в 1225 г.


[Закрыть] стоит, а не Липец.

– А вот и нет! – не сдавался Прохор. – Юрьев-Польской на реке Колокше. Я там был.

– И я там был и никакого Липеца не видал! – доказывал Порфирий. – А когда договаривался его принять, мне сказали, что князь с какого-то Воронежу. С Дону, короче, вот он откудова!

– Ого-го, – покачал головой Козьма. – Да это тот, что близ Дикого Поля Воронеж? Слыхал. Князья тамошние черниговского роду.

– Черниговского али рязанского, нам всё одно, – отрезал Порфирий. – Главное, он русский князь... Всё, хватит спорить! Ты, Козьма, смотри внимательней за берегом, а ты, Прошка, за больным приглядывай. Очнётся, сам расскажет...

Уходящее за горизонт солнце окаймило серебром и золотом западную сторону небосвода. Яркие краски заката, отражаясь в рябом зеркале Волги, назойливо лезли в глаза и веселили души ушкуйников.

– Свежесть-то какая! Радость какая! – в истоме воскликнул Порфирий. – А, братцы?..

Ушкуйники – речные разбойники, которые, смекнув о слабости татарской на водном пространстве, стали ею пользоваться. Неуязвимые на обширной глади Волги, они внезапно нападали на прибрежные татарские селенья и кочевья, грабили их и, безнаказанные, уходили. В то время это была единственная возможность тревожить татар, давать понять, что и они могут быть биты. Ханы Золотой Орды требовали от русских князей урезонить ушкуйников, но то ли князья не хотели этого делать, то ли и в самом деле не могли, – они сквозь пальцы смотрели на бесчинства разбойников.

Порфирий, мужик богатырского роста и сложения, наводил ужас на татар. Да и все его соратники-новгородцы были под стать своему вожаку и в удали, и в силе. Вольнолюбивые, свободные, они уничтожали грабителей, убийц своих соплеменников, выручали из татарской неволи попавших в беду русичей. Ну и грабили, конечно. Вот и сейчас, насытившиеся разбоем и одновременно гордые, что на этот раз даже спасли аж князя русского, возвращались ушкуйники домой.

Глава вторая

Как из ямы вырвалось сознание Даниила. Где-то рядом слышались незнакомые голоса, доносилась протяжная, щемящая душу песня. Дощатый настил, на котором лежал князь, почему-то качало, и слышался плеск воды. Солнце стояло в зените и обнимало тёплыми, ласковыми лучами, однако оно же и назойливо лезло в глаза, вызывая ломоту в и так больной голове. А от этой ужасной качки просто тошнило!..

Даниил не мог понять, где он. Хотел повернуть голову, оглядеться – и не смог, лишь застонал от новой боли. И солнце пропало вдруг, а вместо него заполыхала огненная удушливая головешка, которая ударила по лицу... Потом головешка исчезла, и вместо неё появился оскал с дышащей жаром пастью жуткого чудища. Ужас объял больного, и он снова очнулся. Над ним склонился человек с лопатистой бородой.

– Князь Александр очухался! – услышал Даниил раскатистый бас.

– Отец жив? – еле пошевелил он губами.

– Чево-то лопочет? – послышался другой голос.

– Да не пойму. Что ты сказал? – ещё ниже наклонился бородач.

– Мой отец... жив?.. – прошептал Даниил.

– Жив-жив. Знамо, жив! – торопливо закивал бородатый и, опять повернувшись к кому-то, буркнул: – Про отца бормочет. Эй, мил человек, а кто твой отец?

Но князь его снова не слышал. В его сознании теперь горела степь, и языки огня касались лица Даниила. Он хотел бежать, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. И так всё страшно, и так всё больно... И вдруг... И вдруг пламя исчезло, а но выгоревшей степи помчались кони, а потом... Потом степь оказалась не степью, а морем, которое бушевало и плескалось, но по нему неудержимо неслась татарская лава. А впереди скакал важный татарин, и на острие копья он нёс окровавленную голову князя Александра. Татарин что-то крикнул, махнул копьём и швырнул голову в Даниила. «Отплывай от берега! – кричала голова. И она всё не падала, а летала и кричала, только почему-то чужим голосом: – Греби дальше от берега!.. На плёс греби!.. Уходи на середину!..» Потом послышался сильный удар, треск дерева и истошный вопль:

– В борт попал раскосый!

– Не пробил? – испуганно спросил другой человек.

– Кажись, нет. Уходи, уходи, налегай! Шибче! Шибче!..

Потом что-то шлёпнуло по воде.

– Во, видал? Уже не достаёт! – возбуждённо заметил первый. – Кажись, ушли. Ну что, зайцы косые? Кишка тонка достать ушкуйников! А вот хрен вам в рожу!..

Даниил открыл глаза. Вокруг суетились люди, на него они не обращали никакого внимания. Князя замутило, и он простонал:

– Пи-и-ить...

Но стон был таким тихим и слабым, что его никто не услышал.

«Как больно, как тяжко, – мелькнуло в голове Даниила. – Где я? И что это за люди?..»

– Пи-и-ить...

На этот раз его услышал Порфирий и гаркнул во всю глотку:

– Прохор, окаянная душа! Ты пошто князя на солнцепёке бросил?

– Так я ж помогал отбиваться, – стал оправдываться знахарь.

– Без тебя с татарвой сладим! – не унимался Порфирий. – За больным гляди! Почему навеса нету? Ты его зажарить собрался? Ежели с ним что случится, я тя самого на костре поджарю!

Порфирий толкнул Прохора в спину и ушёл, а знахарь ещё с кем-то сделали матерчатый навес над князем, принесли воды и попоили страдальца. Даниилу стало легче. Он вздохнул:

– Я где?

– У нас, – ухмыльнулся Прохор.

– А вы кто? Друзья?

– Друзья, друзья. А ты князь?

– Князь...

– Александр?

– Что? – не понял Даниил.

– Я спрашиваю, ты князь Александр?

– Нет...

Прохор вытаращил глаза:

– А кто же?!

– Князь Даниил Елецкий...

– Во, а кто ж тогда князь Александр?

– Мой отец... – прошептал Даниил и, дёрнувшись, от резкой боли снова потерял сознание.

Глава третья

Долго плыли вверх по Волге ушкуйники. Даниил до сих пор был на грани жизни и смерти. Он то приходил в сознание, то опять впадал в забытье, однако в моменты прозрения вспоминал о своих злоключениях и рассказывал о них своим спасителям. И когда благополучно миновали булгарский город Биляр и вошли в пределы Руси, когда вёсла коснулись своей, русской волжской воды, Даниилу стало легче. Его начал лечить воздух Родины...

Но хотя вокруг уже была Русь, ушкуйники продолжали проявлять осторожность.

– До Нижнего недалече, – озабоченно проговорил Порфирий. – А кто сейчас во Владимире князем – Дмитрий Переславский али Андрей Городецкий, а можа, Данила Московский?

– Да нам-то какая разница? – пожал плечами Козьма.

– А такая! – строго глянул на него старшой. – Ежели Дмитрий, то нам итить сподобней, тута Городецкого владенья. Но ежели Андрей, то туго придётся: ему татары уже небось донесли о наших подвигах и непременно потребуют споймать нас. И в Нижнем наверняка уже поперёк Волги какая-нибудь засада имеется. Андрей будет из пупа лезть, чтоб угодить татарскому хану, словить нас и отправить в Сарай вместе с князем этим, как его...

– Елецким, – подсказал Козьма.

– Во-во, Елецким...

– В Кстов починок заглянуть надоть, – предложил Прохор.

– Заглянем, – согласился Порфирий, вглядываясь вдаль. – Козя, давай бери челнок и сходи в Кстов. Повидай наших, расспроси, что и как. Там Никодим уже должон знать, что в голове у Андрея Городецкого сидит. А мы пока тута на Волге побарахтаемся.

На воду спустили двухместную лодочку, на которой Козьма с ушкуйником по имени Фома уплыли в разведку.

С берега потянул ветерок и возмутил гладь Волги. Вспенившиеся волны с возмущением ударили в борт ушкуя, и он закачался, запрыгал. Намаявшись так, ладья успокоилась. Но не успокоились ушкуйники. Проводив на берег Козьму, они с волнением стали ждать его возвращения.

Внешне спокоен был лишь князь Даниил. Он явно шёл на поправку и уже привык к водным качелям. А сейчас – то ли свежий ветер придал силы, то ли они и так уже возвращались в тело, но впервые за время странствия князь попросился встать. Прохор помог ему, и Даниил присел возле борта, опершись локтями на дощатый выступ.

«И куда ж мне теперь? – думал Даниил. – Липец уже не восстановить, в Ельце показываться нельзя. Да и цел ли Елец-то? Небось ногайцы спалили всё сплошняком до самой Тулы и Рязани. А жив ли сынок, кровинушка моя, Афонюшка?..»

Тоска взяла душу князя, горло перехватила печаль, дышать стало трудно, и из глаз полились слёзы. Хотел их стереть, но не смог: слаб ещё, беспомощен. Так и сидел, всхлипывая и шмыгая носом.

– Что, князь, думки затерзали? – раздался за спиной голос Порфирия.

Даниил вздрогнул, тяжко вздохнул:

– Всё я потерял, Порфирий, всё!.. Княжество татары сожгли, людей побили... Куда мне теперь? Слыхал я ваш разговор. Князь Андрей Городецкий меня продаст, князь Дмитрий Переславский – продаст. Все меня продадут, да и вам я обуза. Уж лучше утопите меня или заколите, как вепря, и в воду бросьте, только татарам не отдавайте! Прошу тебя, Порфирий!..

– Да ты что, князь! – замахал руками вожак ушкуйников. – Мы за тебя не только татарину, любому глотку перегрызём. Козьма щас узнает на берегу, что да как, вернётся, а потом мы переправим тебя в Новгород Великий. В монастыре отлежишься, а дале как хоть. Хошь с нами по Волге гуляй, хошь домой иди. Конём снабдим, поможем, ежели надо – с тобой поедем. Коли там всё тихо, княжество своё возродишь, а не дадут татары – к нам вернёшься. Мы завсегда рады будем. В Новгороде Великом жить станешь...

– Спаси тебя, Порфирий, Христос... – прошептал Даниил. – Я поправлюсь и в долгу не останусь...

– Ладно-ладно, князь. Не трать силы попусту, они ещё пригодятся. Ложись, поспи. Ещё неизвестно, как нам в Новгород пробираться придётся, посуху али по воде. Ложись... – Порфирий помог Даниилу лечь и ушёл.

Глава четвёртая

Томились ушкуйники, Козьму дожидаючись. Вот и восток заиграл, первыми красноватыми лучами забрезжил. Скоро утро, а Козьмы всё нет и нет.

«Не схвачен ли татарами или людьми Андрея Городецкого? – думал Порфирий. – Недобер час, нагрянут на ладьях на нас басурмане – не отобьёмся. А может, ещё кого послать, чтоб осторожно осмотрел враждебный берег?.. Да нет, Козьму так просто не взять, не дастся он в руки супостатам... А вдруг всё-таки взяли? Что тогда? Ладно, подожду ещё чуток, там видно будет...»

Восток с каждой минутой всё краснел и золотился, разгребая черноту по краю, а потом и по всему небосводу, пряча под пробивающуюся голубизну сонливые звёзды.

Порфирию уже совсем невтерпёж. Заходил взад-вперёд по ладье, споткнулся обо что-то и заорал:

– Варфоломей!

– Што надо, батька? – подбежал молодой рыжеволосый ушкуйник.

– Почему беспорядок? – ещё пуще взревел Порфирий. – За борт захотел? Всякую дрянь разбросали, пройти нельзя! Убрать!

– Слушаюсь! – кинулся наводить порядок Варфоломей.

– Ипат! – позвал другого подчинённого Порфирий.

– Я!

– Как думаешь, почему так долго Козьмы нету?

– Да всяко может быть, батька, – пожал плечами Ипат. – Я уж и сам размышляю, не беда ль приключилась? Козьма на ход быстёр, а тут...

– Собирайся! – сурово зыркнул на него атаман. – Бери Савватея, спускайте другой челнок – и к берегу. Да не сразу вылезайте, присмотритесь, чтоб не попасться супостатам.

– Будет сделано, батька! – Ипат побежал к корме за Савватеем.

Вскоре из-за перистых облаков на горизонте выглянуло солнышко и несуетливо, медленно, но верно стало выбираться из своей ночлежки на небосвод.

– А вона Козьма плывёт! – закричал вдруг Прохор.

– Где? – вскинулся Порфирий. – Не вижу!

– Да вон же! – тыкал пальцем в мутную даль знахарь. – Вон точка! Это чёлн... Козьма...

И правда, вскоре в редком летнем утреннем тумане прояснился челнок. Фома грёб, а Козьма сидел подбоченясь и что-то увлечённо товарищу рассказывал. И Фома то и дело бросал грести, заливисто хохоча.

– Вот скоты беззаботные! – выругался Порфирий. – Тут места себе не находишь, думаешь, их в живых давно нету, а они веселятся, как девки на Ивана Купалу!

Поднимались лазутчики на борт ушкуя тоже не спеша, ухмыляясь и щерясь.

– С чего веселье? – строго спросил Порфирий.

– Да это я Фоме рассказывал, как однажды с тремя татарками сразу в голопуза играл, а Фома не верит и гогочет как жеребец, – пояснил Козьма.

– Ты что мелешь! – гаркнул атаман.

– Да точно, батька, так всё и было! – обиделся Козьма. – Вспомни, как три года назад мы взяли много татарских баб, а под Биляром... наслаждались. Вот тогда я и...

– В морду хочешь? – взвился Порфирий. – Тебя зачем посылали?

Козьма побледнел, а Фома, хихикая, улизнул от греха подальше.

– Да нормально всё, – пробормотал Козьма.

– Что Никодим сказал? Кто во Владимире княжит?

– Я говорю, всё хорошо. Кто князь – не понять: то ли один, то ли другой, а то ли и третий.

– Где Андрей Городецкий?

– Он не то в Новгороде Великом, не то в Переславле с братом Дмитрием замиряется, а может, опять в Орду подался, ярлык на Великое княжение у хана клянчить. Короче, им не до нас, путь по Волге свободен, можем плыть хоть сейчас.

– А что татары? – Порфирий смотрел исподлобья. – Они же у нас на виду всё время носились и не давали на берег ступить. Где этот отряд?

– Никодим видел какой-то небольшой отряд, который умчался на север. Но он нам не страшен. По словам Никодима, эти татары из Сарая. А в Орде опять замятия, Ногай все пути к Сараю перекрыл. Так что этих татар никто и слушать не будет. Да и некому слушать: передрались Александровичи за стол Владимирский, а нам то на руку.

– Кому это – нам? – процедил Порфирий.

– Ну, ушкуйникам... – несмело проговорил Козьма.

– Нам хорошо – Руси плохо! – отрезал атаман. – Ладно, пора трогаться. Ипата с Савватеем дождёмся и плывём к Нижнему...

Глава пятая

Солнце медленно поднималось по небосводу, сбрасывая красноту и наряжаясь в белый цвет. И так реденький, клочковатый туман совсем растворился в потеплевшем воздухе, окончательно ушли на дневной покой звёзды.

Порфирий, несмотря на заверения Козьмы в безопасности пути, велел проявлять осторожность. А для прикрытия главной ладьи, с князем, он приказал другим ушкуям идти вперёд, «протаптывать дорогу». Ушкуи имели вид купеческих судов, и властям было почти невозможно доказать, что товар ушкуйников приобретён разбойным путём. Однако на ладье Порфирия находился раненый князь, что при встрече с татарами наверняка стало бы причиной для её разгрома. Вот почему Порфирий и укрылся за другими судами.

– В случае чего их первыми проверят, а мы будем знать об опасности, – сказал он. – Тише гребите, тише...

И правда, ушедшие вперёд ушкуи были не просто остановлены – на них кто-то напал. Издалека слышался шум, крики. Видать, нешуточная там заварилась свара.

– Ах ты сука! – врезал Козьме по скуле Порфирий. – Значит, говоришь, нормально всё?!

– Да не я то! – взвыл Козьма. – Это Никодим!..

– А не продался ли он татарам? – прищурился атаман. – Замечал я, что он хороводы стал водить с какими-то подозрительными людишками!

– Да что ты, что ты! – побелел Козьма. – Никодим не продажный, я ему верю!

– А я не верю! – оскалился Порфирий. – Видал, как наших ребят шматают! Что делать? Не пройти нам Нижний без досмотра, а досмотрят, обнаружат князя, и тогда всем голов не сносить.

– А давай его у Никодима в Кстове спрячем, – неожиданно предложил Козьма.

– Да ты совсем уже рехнулся! – затопал йогами атаман. – На Никодима никакой надёжи нету, а ты собираешься у него князя прятать?! Да он тут же сдаст его татарам! Слушай, а может, вы с этим поганцем заодно?

– Мы все заодно! – огрызнулся Козьма. – А Никодим не имеет с татарами дел. Ты и меня подозреваешь, а мы столько лет делили вместе и радости и беды! Как ты мог на меня так подумать?

– А как я должен думать, коли ты предлагаешь отдать князя на растерзанье волкам! – орал Порфирий. – Ты или предатель, или доверчивый дурак!

Козьма долго молчал. Потом судорожно сжал кулаки:

– Узнаю, что Никодим продался, собственными руками задушу!

Атаман зло усмехнулся:

– Это после разбираться будем. А сейчас что делать? Вперёд путь закрыт...

– Есть путь, о котором Никодим наверняка не подумает, – вмешался Фома.

– Говори! – приказал Порфирий.

– Через Керженец, левый приток Волги.

– Через Керженец?! Да там же тупик!

– А что делать? – развёл руками Фома. – Войдём в Керженец, дойдём до истока, оставим там ушкуй и посуху до Узола...

– До какого Узола?! – снова загорячился Порфирий. – Через Узол в Городец попадём, а в Городце нас засада ещё злее, чем в Нижнем, ждёт!

– На Оку пробиться бы, – заметил Козьма. – А там по Клязьме, по Тезе – и опять на Волгу выйдем.

– Вот недоумок! – Порфирий уже охрип. – Как ты на Оку выберешься? На Оку, балда, опять же через Нижний идти надо!

– А-а-а... – раскрыл рот Козьма.

– Вот те и «а»! – передразнил Порфирий и повернулся к Фоме: – А ты в чём-то прав. Вернёмся к устью Керженца, только от его истока пойдём не на Узол, а посуху в Юрьев-Повольский. Там у купца Трофима часть товара оставим, возьмём у него ушкуй – и в родной Новгород...

Ушкуйники повернули ладью обратно, к устью Керженца, и к полудню второго дня добрались до истока речки без приключений: Керженец течёт по дикому, дремучему лесу, сюда не то что татары, а и люди исконных языков почти не заглядывают.

Таёжный, заколдованный, страшный лес был населён лишь зверьём, и только у самого истока Керженца лежала небольшая слободка, населённая помесью славян и финнов. Заброшенные миром жители той слободы, впрочем, особо не бедствовали. Вдали от татарского глаза и княжеских усобиц они жили за счёт богатых даров природы, охотой и рыбной ловлей. Заглядывали иногда сюда новгородские купцы, но слобожан не обижали: забирали у них пушнину, мёд, а взамен давали оружие, ткани, посуду. Фома знал про слободу понаслышке, как и Порфирий. И ушкуйники с некоторой опаской поглядывали на местных.

– Здравы будете, селяне! – сойдя с ладьи и озираясь по сторонам, поприветствовал собравшихся на берегу Порфирий.

– Здрав будь и ты, заезжий молодец! – ответил один из стариков. – С чем пожаловали в нашу глухомань?

– С добром, – заверил Порфирий. – Хотим обменять свой товар на ваш.

– А что можете предложить, и что вам надобно?

– Вам мы хотим дать ладью, а у вас взять лошадей с телегами.

– А на кой нам такая большая? – резонно заметил другой, дремучий на вид, но вполне сообразительный старик. – Такая огромная ладья нам без надобности.

Порфирий хмыкнул: и впрямь, на кой ляд на Керженце ушкуй?

Однако местный народ оказался покладистым и согласился посторожить ушкуй, а самих ушкуйников с их добром за часть товара перевезти на телегах в Юрьев-Повольский.

– И больного оставьте тут, – предложил охотник с не то именем, не то кличкой Олень. – До Юрьева его не довезти, уж больно слаб. А мы его поднимем на ноги, он у нас быстро понравится.

И тут Порфирия осенило.

– А и правда, может, останешься? – повернулся он к вынесенному на берег князю Даниилу. – И нам не придётся тащить товар на лошадях Бог знает куда. Вернёмся прежним путём на ушкуе на Волгу и без тебя в Новгород Великий смело поплывём.

– А потом... заберёте?.. – От волнения у Даниила пересохло в горле.

– Непременно! – обнадёжил Порфирий. – Выздоравливай, княже, у добрых людей... Вы не дадите нашего друга в обиду? – пристально посмотрел он в глаза Оленю.

– Не дадим, – заверил тот.

– Не дадим! Не дадим! Как можно гостя в обиду дать! – загалдели остальные.

На том и порешили. Князя Даниила перенесли в избу Оленя, а ушкуйники уплыли восвояси.