Текст книги "Черленый Яр. Ангелы плачут над Русью"

Автор книги: Виктор Душнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

Глава вторая

Князь Александр прибыл в Поройскую пустынь на другой день после пира. Встретился с игуменом Максимом, поговорили о будущем Черлёного Яра. Потом, перейдя речушку Поройку, двинулся к липецкому пепелищу. Рядом с князем ехал его новый тиун Арсений, родич казнённого татарами боярина Космача.

– Эх, отдал всех лучших ребят Даниилу в Елец, а сам чуть не один остался! – сетовал князь. – И Дорофея отдал, и Демьяна, и других... Арсений! Что делать будем? С чего начнём?

– Сначала люд собрать надобно, – степенно ответил тиун и показал в сторону пепелища: – Весь этот хлам уберём, всё расчистим, выметем, заготовим брёвна, камни и будем строить новый город.

– Как думаешь, Арсений, – спросил князь, – на старой основе лучше город ставить или на новой?

– А зачем новое городить, княже? Старое основание крепкое, на нём и стены возведём. Только повыше да покруче сделаем, да ворота с хитростью, и тогда кремник будет неприступным для врага.

– С какой это хитростью? – заинтересовался князь. – Что за хитрость такая?

– Ворота с хитростью – это одно, княже. А у меня есть ещё задумка стены в два ряда ставить! Затрат на строительство, конечно, будет больше, но зато надёжный кремник получится. Сначала поставим на старом основании кремник – такой же, как прежде. А потом отступим вовнутрь шагов на десять – с внешней стороны не получится, места нету – и построим вторую стену, чуть повыше первой... – Тиун начертил на земле палкой два квадрата. – Посмотри, княже: при нападении враг будет стремиться пробить вот эту внешнюю стену, и мы, конечно, будем оборонять её. Ежели выдержим – хорошо, а не выдержим...

– То враг упрётся во вторую, так? – перебил князь.

– Так, Александр Иванович, – кивнул Арсений. – И тут будет двойная выгода. Коли враги проломят внешнюю стену или ворота и ворвутся через этот пролом, то попадут в западню, и мы их будем бить уже с двух сторон, внутренней и внешней. Снаружи противник будет напирать, и в западне начнётся страшная мялка: они станут давить друг друга и гибнуть, а мы им в том поможем – камнями, стрелами, копьями, смолой, кипятком...

– А если возьмут внешнюю стену? Ведь тогда уже будут бить нас из укрытий оттуда.

– То не особо опасно, – заявил Арсений. – Внешняя стена будет ниже внутренней, и мы окажемся на высоте, а с высоты всегда легче сражаться. Да и посуди сам, княже: атаковать они будут, чтоб городом завладеть, но, взяв внешнюю стену, в город не проникнут. Для этого им нужно будет спуститься с неё. В результате враги окажутся в той же ловушке, и мы будем легко бить их. Кроме того, полностью овладеть внешней стеной им вряд ли удастся. Те из наших, что там останутся, будут нам помогать, и враг окажется между двух огней.

– Но ведь, взяв внешнюю стену, он может разобрать её?

– Ну и пусть разбирает, – хмыкнул Арсений. – Пусть бросает оружие, выламывает брёвна и кидает своим же на головы...

– Да ты, Арсений, просто прирождённый воевода! – восхитился Александр. – Делай, как задумал, даю тебе полную волю...

И началась работа по восстановлению разрушенного града Липеца. Князь Александр бросил клич по всей округе, чтобы возвращались на прежние места люди липецкие, воронежские и онузские. Правда, Воронеж и Онуз решили пока не восстанавливать.

Мастера дел железных почти под открытым небом ставили плавильни и плавили руду, кузнецы, чуть прикрыв досками свои горны, ковали железо. И гончары откуда-то из лесу выползли, стали месить глину и лепить посуду. Смерды на лошадях начали возить строительный лес, добывать камень. В общем, закипела работа, повеселели люди, зазубоскалили. Лелеет слух стук топоров, ругань мастеров и то ласковый и мягкий, то басистый, гулкий звон православных колоколов.

– Подымай, подымай бревно повыше! – кричит Арсений мастеру-древельщику. – Не задирай, кому говорят!..

Обросшие, замшелые, выбрались из берложного места и Гаврюха с Мироном, пришли на клич князя помогать строить город. В строительном мастерстве они особо не разумели, но работу подсобную, иногда непосильно-тяжёлую, выполняли с превеликим удовольствием. И вот дали им кобылёнку захудалую со скрипучей подводой и приказали рубить лес и возить к новостройке. Подвод собралось много, они сновали туда-сюда, из леса – в лес. Гаврюха с Мироном забрались в чащу, на дальнюю делянку, почти к самому Дикому Полю. И сами-то одичали от лесной, глушинной жизни, отвыкли от работы нормальной, а тут сразу с азартом рубить лес кинулись. Правда, потом подустали, притомились. Присели, развязали узелки со скудной пищей. Был у них на двоих кусок ржаного хлеба и дикий чеснок, недалеко в овражке тёк ручеёк чистой ключевой воды. Набрали её в деревянную ладейку, которую всегда держал при себе Мирон.

«Ты богатей, Мирон», – не уставал повторять Гаврюха, глядя на эту ладейку. Сказал так и на сей раз.

«Чем же это я богат? – обычно отвечал другу Мирон, ответил так и на сей раз. – Вшами?»

– Ладейкой. А у меня вот и той нету.

– Ну, в этой посуде узор небольшой, – усмехнулся Мирон. Помолчал и уже в который раз завёл: – Когда прятались от татар в лесу, как-то без дела сидел, взял кусок липы да и выстругал. Липка мягкая, легко далась, вот и без горя теперь: пью из этой ладейки не только воду...

– А чего же ещё?

– Бражку, – снова усмехнулся Мирон. С хрустом откусил от сухаря, кинул в рот очищенный зубец чеснока и, жуя, предложил: – А ты себе сделай такую же. Дело-то простое, только липка нужна и вострый ножик. Тогда и ты станешь богатым человеком.

– Да теперя не до ладейки, – вздохнул Гаврюха. – Кремник делать надобно. Вот отстроимся, тогда...

Но он не договорил. Послышался треск сучьев, и перед глазами ошеломлённых дровосеков как из-под земли выросли татары. Мирон поперхнулся крошками и закашлялся, Гаврюха в ужасе открыл рот и вытаращил глаза. Один татарин махнул снизу вверх кнутовищем: подымайтесь, мол. На теле Мирона холодными мурашками высыпал страх, а у Гаврюхи даже слёзы навернулись.

– Попались, Миронушка, теперя конец... – дрожащим голосом прошептал он, испуганно глазея на татар. – Не убежать...

Мирон, который никак не мог откашляться, поднялся вслед за Гаврюхой. Тот же татарин развернул кнут и огрел Мирона. От хлёсткого удара у несчастного вместе со слюной выскочили из горла все крошки, и кашель прекратился. Опасаясь нового удара, он прижался к Гаврюхе, который трясся как осенний лист на ветру.

– Сказнят, как пигь дать, сказнят...

– Пошоль! – крикнул татарин и опоясал кнутом уже обоих сразу.

Бедняги побежали трусцой. Правда, бежать пришлось недолго. Выскочив из леса, они заметили шагах в трёхстах красивую юрту, вокруг которой туда-сюда сновали всадники. Пока дошли до юрты, лесорубы получили с десяток ударов по спине кнутом. В юрту их затолкали пинками.

– Чево делить лес ходиль? – спросил, видать, знатный, лоснящийся от жира татарин.

– А-а-а... мы... мы... – мычал Гаврюха.

– Дрова заготавливали, – ответил уже свыкшийся с мыслью о неминуемой гибели Мирон. – Дрова на топку... К зиме... Зима на носу...

– Врёшь, шакаль! – крикнул жирный татарин и, встав, врезал со всего маху плетью по спине Мирона. – Строевая лес рубиль! Чего строиль собраль?

– А-а-а! – завизжал Гаврюха и... вдруг выпалил: – Липец строить хотим!

– Ты что, Гаврей, брешешь?! – обомлел Мирон. – Избу делать будем!.. – И вцепился Гавриле в горло.

– Сядь, шакаль! – с яростью начал стегать Мирона татарин. К нему на подмогу подбежали два нукера и стали отрывать Мирона от напарника. Но поздно: когда Мирона оттащили, Гаврюха был уже мёртв. Выпученные глаза его закатились под лоб, голова безжизненно упала на плечо.

Татары что-то залопотали между собой, часто повторяя слово «Липец». Потом один выбежал на улицу, и вскоре послышался топот копыт нескольких коней. Жирный татарин что-то крикнул, Мирона схватили за шиворот и выволокли на улицу. Привязали к седлу коня и на длинных ремнях потащили к лесу, а там зацепили за ребро железным крюком и подвесили к сосне. Не скоро случайные прохожие обнаружили труп и похоронили его.

А Ахмат пришёл в ярость...

Глава третья

Ахмат пришёл в ярость, узнав, что к Ногаю примчался вестник с границы Липецкого княжества и поведал, что там строят новую крепость. Однако Ногай спокойно отреагировал на это известие: полностью поглощённый борьбой с зазнавшимся Телебугой, темник был крайне зол на хана, который, забыв о том, кто посадил его на золотоордынский трон, уже не признавал своего могущественного покровителя. Телебуга забыл, как ещё совсем недавно ползал у ног Ногая, моля о помощи в своей борьбе за Сарай. Темник думал тогда, что, лишив власти Тудан-Менгу, приобретёт в Телебуге правителя, который всегда будет заглядывать ему в рот, однако Телебуга оказался не из благодарных. К слову, Тудан-Менгу тоже когда-то был посажен на трон Ногаем. Да-а, сильно рисковал Ногай, замыслив недоброе против законного правителя Золотой Орды, могущественного Джучида Менгу-'Гимура, которого одолел хитростью, лестью, ловкостью, коварством и , ядом. Сына же старого хана, Тохту, загнали тогда далеко в степь за Итиль, и казалось, что для Ногая отныне открылись все врата рая. Не тут-то было. И Тудан-Менгу, и Телебуга, возгордясь, один за другим отвернулись от того, кому были обязаны властью.

– Тохта-гу-хан... – произнёс Ногай и подумал о том, что хотя и есть с царевичем определённая договорённость, но он чрезвычайно опасен. Однако и недоумка Телебугу терпеть уже нет сил...

Из забытья Ногая вывел шум на улице, и он приказал нукеру посмотреть, что там происходит.

– Ахмат Бухарский приехал, просит принять! – доложил посыльный.

– Что ему надо?

– Узнать? – испугался нукер.

– Сразу надо узнавать! – оскалился Ногай, и нукер рухнул на колени. Ногай помедлил немного и сказал: – Встань и позови сюда этого проходимца...

Темник указал рукой на ковёр, и бывший баскак сел.

– Что надо? – спросил Ногай.

– Князь Александр Липецкий затевает на границе твоих владений строительство крепости, чтобы угрожать тебе, о всемогущий!

– Чем же он может мне угрожать? – усмехнулся Ногай.

– Непокорностью и набегами, – чуть раздражённо ответил Ахмат. – Он уже начал грабить и убивать твоих подданных, и ты, всемогущий, знаешь, что этим летом он разорил два юрта, побил много бахадуров и опозорил их жён.

По мере того как всё красноречивее живописал Ахмат ужасы, которыми грозит Александр Липецкий, Ногай багровел всё сильнее и сильнее, пока совершенно не вышел из терпения и крикнул:

– Хватит! У меня и без твоего князя от забот голова болит!

– Но это тоже твои заботы, повелитель, – смело возразил Ахмат. – Нам такой сосед, как Александр, не нужен...

– Ладно! – остановил его темник. – Что предлагаешь?

– Пока князь Александр не отстроился, его надо уничтожить.

– А где он строит новый город, известно? – буркнул Ногай.

– Пока нет, но скоро узнаем.

– От кого?

– Говорят, Александр после разорения Воргола воспрял духом и начал строиться, как будто ты ему ярлык на княжение дал, – увёл разговор в сторону Ахмат. – Ты давал ему ярлык на липецкое княжение?

– Нет.

– Вот видишь, самовольничает! Потому я и предлагаю: пока он ещё сидит на первых брёвнах...

– Откуда знаешь, что на первых, а не построился уже?

– Я чую, что строительство только начинается...

– Ты шаман? – усмехнулся Ногай. – Никто ничего не видел, а ты уже чуешь?

– Скоро узнаем всё точно, – твёрдо пообещал Ахмат. – Я верных людей туда послал. Надо непременно раздавить этого непокорного раба!

– Хватит болтать! – резко оборвал Ахмата Ногай. – Если князь Александр сидит хотя бы на первом бревне, бери тысячу бахадуров, убей шакала и сожги всё, что он для строительства крепости заготовил. Действительно, я не потерплю у себя под носом никакого Липецкого княжества. И вообще, здесь татарская земля, а белые рабы пускай уходят за Дон, подальше с глаз моих. Мои данники должны жить не ближе Пронска и Новосиля.

– Для уничтожения этой собаки тысячи бахадуров мало, – осторожно возразил Ахмат.

– Бери полторы! – отрезал Ногай. – Только не упусти самого князя. Чтоб его голова была тут на шесте, понял?

– Постараюсь, о всемогущий! – почтительно поклонился Ахмат. – Можно собираться?

– Собирайся и без головы князя не возвращайся!

– Разобьюсь, а отыщу его! – пообещал Ахмат и стиснул кулаки: – Я на этих князей Липецких ох как зол!..

Глава четвёртая

Молнией налетели татары на строителей. Липчане стали обороняться топорами, колами, брёвнами, камнями, рогатинами, но силы были неравны.

– Бей! – кричал Ахмат, размахивая саблей и поражая ею почти беззащитных смердов.

Князь Александр, без доспехов, с лёгким оружием и с небольшой, тоже легковооружённой дружиной, был в это время в лесу. Услышал шум, крики и ржание коней со стороны строящегося города.

– Что случилось? – насторожился князь. – Драку, что ли, они там затеяли?

– Беда, княже! – весь окровавленный, с рассечённой саблей щекой, прискакал и упал с коня один из строителей. – Татары... – И испустил дух, уставив потускневшие глаза в небо.

Набатно загудел главный колокол Успенской церкви, точно крича о смертельной опасности.

– На конь! Вперёд! – вскочил в седло князь Липецкий и поскакал к городищу. Туда, на гул набата, уже спешили разошедшиеся по округе на работы дружинники. Не подготовленные к рати, они сразу вступали в бой с превосходящими силами татарской конницы. И хотя им удалось внести замешательство в ряды врага и ценой своих жизней спасти некоторых беспощадно избиваемых строителей, переломить ход сражения дружинники не сумели.

Князь Александр был в первых рядах. Ахмат заметил его и, пробившись сквозь ряды воинов, выехал на личный поединок против князя. Александр вызов принял. Долго звенели клинки противников, и схватка вождей на время заставила всех остальных остановиться и с замиранием сердца следить за исходом поединка. Уступающий князю в росте и тем более сражающийся на монгольском коне, Ахмат всё время встречал удары князя снизу и, отражая их то саблей, то щитом, пытался в свою очередь уколоть противника. Но Александр, нападая, не забывал и про оборону. Не имея щита, он ловко уклонялся от выпадов Ахмата и шашкой отводил его оружие в сторону. Кони ржали, становились на дыбы, били друг друга копытами, как бы помогая своим седокам. Поединщики кружились на месте, разъезжались, а потом снова сходились на смертельную схватку. И вот, сблизившись с Ахматом в очередной раз, князь Александр вложил в свой удар столько силы, что кожаный щит Ахмата лопнул и остриё шашки князя поразило врага в лицо. Брызнула кровь, Ахмат взревел и рухнул с коня. Но в этот момент какой-то татарский воин пустил стрелу в Александра. Князь покачнулся в седле, но упасть не успел – его подхватили дружинники и устремились к лесу. Татары же окружили остальных липчан, и мало кому удалось вырваться из кровавого кольца. Побоище закончилось. Оставшихся в живых русских витязей связали.

И Ахмат остался жив. Лекарь обработал его рану, и он скоро очнулся. Оглядев одним глазом своих воинов, бывший баскак приказал поднять его. Долго смотрел на убитых и раненых, на пленных, на брёвна, уложенные в стену города и наваленные кругом.

– Где князь? – прищурил он уцелевший глаз.

– Убит, господин, – ответил один из нукеров.

– А где тело?

– Увезли урусутские нукеры.

– Тогда откуда же известно, что убит?

– Его увезли со стрелой в левой стороне груди. Навряд ли от такой раны оправится...

Ахмат побледнел от резкой боли. Тихо спросил:

– Погоню послали?

– Послали.

Однако погоня вернулась ни с чем. Липчане, петляя по лесу, сумели оторваться от преследователей. Они остановились в глухой кленовой чаще у реки Самовец, сняли с коня бесчувственного князя и положили на траву Симон осмотрел рану.

– Худо дело! – поднял он глаза на дружинников. – Принесите воды, да почище. Тут на берегу должны быть ключи, берите воду от самого источника.

Пока бегали за водой, Симон озабоченно думал, как вынуть стрелу. Тиун Арсений командовал остатками дружины. Позаботившись в первую очередь о безопасности, он далеко по кругу расставил дозоры, чтобы не допустить внезапного нападения татар.

Симон достал из сумки, всегда находящейся при нём, лекарственные отвары, мази, перевязочный материал. Принесли воды, и лекарь осторожно обрезал ножом вышедшее из спины князя остриё стрелы. Подозвал несколько человек и велел удерживать раненого в сидячем положении. Набрал в обе руки зловонной мази и приказал самому сильному дружиннику:

– А сейчас, Завидон, ты резко выдернешь стрелу.

Витязь побледнел:

– Не могу!

– Дёргай! – гаркнул Симон.

И Завидон, не помня себя, рванул окровавленное древко из груди князя, а Симон мгновенно начал растирать рану. От боли Александр на миг открыл глаза, но тут же снова потерял сознание.

– Умирает! – завопили дружинники.

– Заткнитесь, бабы рязанские! – рявкнул Симон, продолжая втирать мазь в рану. – Прочь отсюдова!

Но никто не отошёл, все стояли в оцепенении. И тут прискакал дозорный и доложил, что поблизости рыщет небольшой татарский отряд.

– Оставаться нельзя! – заявил Арсений. – Увозить князя надо!

– Куда увозить? – нахмурился лекарь. – Он кровью изойдёт от тряски. Уводите татар.

– Завидон! – крикнул тиун. – Бери пяток ребят и действуйте!

Смельчаки ускакали и буквально в нескольких сотнях шагов наткнулись на татар и увлекли их за собой. Увы, в той отчаянной гонке, в игре со смертью погибли трое дружинников, но двое оставшихся увели врагов далеко от Самовца, к Матыре.

Князь не приходил в себя, но ему явно стало легче: дышал он ровно. Однако оставаться здесь было слишком опасно, и решили смастерить носилки, какие когда-то делали для раненого князя Святослава, и привязать их между двух коней.

– А куда уходить-то? – почесал затылок Симон. – До Ельца далеко, до Дубка ещё дальше.

– Пойдём вверх по левому берегу Воронежа, – предложил Арсений. – А там в каком-нибудь селе остановимся до выздоровления князя.

На том и порешили.

Глава пятая

У Ахмата горело всё лицо. Глаз вытек. Но мучительнее физической боли была снедавшая его душевная тревога.

– Ногай мне второй глаз прикажет выколоть! – рычал он на нукеров. – Где Александр?

– Нет его, как сквозь землю провалился! – испуганно разводили руками те.

Ахмат на миг умолк и вдруг заявил:

– Разорите стены!

– Какие стены? – недоумённо переспросил один сотник.

– Которые начали строить липецкие разбойники! – указал пальцем на уложенные по основанию кремника брёвна Ахмат. – Сложите эти дрова в кучу, соберите всех, и раненых и здоровых, – кивнул на полон, – свяжите друг с другом, бросьте на брёвна и подожгите!

И татары кинулись исполнять приказ командира. Долго собирали брёвна и доски в кучу, за день не управились, и только к вечеру второго дня площадка из строевого леса была готова. На неё стали загонять пленных. Одни шли смиренно, шепча молитвы, другие упирались, и их грубо тащили волоком. Воздух огласился воплями и рыданиями. Один отрок каким-то чудом сумел освободиться от пут и попытался убежать, но его настигла петля аркана. Ремень сдавил горло, и несчастный со всего маху упал, гулко ударившись головой о брёвна. Отрок хотел освободить шею от ремня, с силой раздвинув его, но петля снова захлестнулась и перехватила дыхание. Однако юноша не потерял сознания, и когда его поволокли по брёвнам к остальным несчастным, упирался, оглядывался, ища жалобными глазами заступу, в ужасе твердя:

– За что меня? Я не хочу-у-у! Я жить хочу!

Но никто не пришёл ему на помощь. Ждать помощи было неоткуда.

А потом...

А потом огромный костёр из брёвен и людских тел был подожжён, и долго-долго окрестный лес оглашали крики и стоны сгораемых заживо людей, а весь воздух пропитался жутким запахом горелой человеческой плоти. Потом пожар перекинулся на лес, и Ахмат приказал собирать добычу, грузить её на вьючных лошадей и уходить прочь. Липец снова был уничтожен, не успев даже поднять головы.

И жители близлежащих сел и деревень, узнав о трагедии на липецкой новостройке, в панике бежали прочь из этих смертельно опасных мест подальше, на север. Бежали, чтобы никогда уже не вернуться...

Князь Александр поправлялся. Усилиями Симона через два дня он пришёл в себя, а на пятый день поднялся с постели.

– Не дадут они нам распрямиться, – печально качал он головой. – Не дадут... Особливо Ногай зол, Телебуга-то вроде и более-менее ничего... – Вздохнул: – Нет, как ни верти, а надо в Сарай ехать, царю кланяться.

– А примет ли нас после всего Телебуга? – вздохнул и Арсений.

– Должен принять. Он мне ещё в прошлый раз сказал: мол, разделаешься с Олегом и приезжай за ярлыком на княжение. Да, надо ещё и Даниилу ярлык на елецкое княжение попросить. Иди, Арсений, собирай кладь.

– Какую кладь, княже! На Липеце всё сгорело.

– Да-а, говорят, пожар сильный там был, много народу сгинуло. Ну тогда, пока я лежу, езжай в Дубок и потукай там. Всё бери на подарки хану.

Арсений вышел, в избе остался один Симон. Запахло свежим хлебом. Лекарь потянул носом.

– Может, поесть принести, княже? Вкусно пахнет! Хозяйка караваев напекла, щей наварила, каши с салом...

– Не хочу я ничего, – молвил князь. – Тоска душу гложет. Грех, видать, на мне тяжкий. Господи, прости все прегрешения, вольныя и невольныя!.. – усердно закрестился Александр.

– Да какие на тебе грехи, княже! – попытался утешить его Симон. – Ты ведь добрый господин.

– Стало быть, есть, коли Бог наказывает... Да, а как там Поройская пустынь, устояла?

– До пустыни они не дошли, а вот Успенскую церковь спалили. Не пожалел бесермен проклятый святого места.

– А протопоп Серапион и другие? – встрепенулся князь. – Живы?

– Какое там живы. Отцы за каждую пядь церковной земли насмерть стояли и все погибли. И отец Серапион погиб...

Александр снова лёг, отвернулся к стене и тихо, словно ребёнок, заплакал.

В комнату вошла хозяйка избы, держа в руках глиняную миску с парящими щами и краюху тёплого пшеничного хлеба.

– Поешь, княже, горячих щец, – ласково предложила. Посмотрела на глотающего слюну лекаря и добавила: – Сейчас и тебе, Симон Андреевич, принесу, а потом кашей вас попотчую.

– Спасибо, – поблагодарил лекарь.

– Да не хочу я, сказал же! – не отворачиваясь от стены, буркнул князь.

– Грех обижать православных, Александр Иванович, – покачал головой Симон. – От души ведь, от чистого сердца предлагают.

– Ладно-ладно, спасибо, – вытирая глаза, привстал на постели князь. – Поем, пожалуй. Больно уж вкусно пахнет...