Текст книги "Черленый Яр. Ангелы плачут над Русью"

Автор книги: Виктор Душнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 33 страниц)

Глава восьмая

Сильвестра и Прова в хоромах Трофима не ждали. Да их сначала вообще не хотели во двор впускать.

– Мы от Порфирия Платоновича! – до хрипоты орал Пров. – Открывай, кобель цепной!

– Сам кобель блудливый! – вопил в ответ сторож. – Лаешься на чужой двор!

– Открывай! Мы от Порфирия Платоновича! – не унимался Пров.

– Ещё один Порфирий сыскался! Ходют тут всякие, добрым людям житья не дают! – не унимался и сторож. – Не пущу! Никого пускать не велено!

К доносившемуся со двора шуму прислушался Трофим и, различив в перебранке имя Порфирия Платоновича, подумал: «Ещё и этих нелёгкая несёт. – Вздохнул: – Небось товар требовать припожаловали», – и приказал провести гостей в хоромы.

Посланцы Порфирия Платоновича ввалились в гостевую палату, и Пров грубо сказал:

– От хозяина срочное дело, а твои псы не впущают!

– Садитесь, садитесь, а то в дороге, чай, запалились, – засуетился Трофим. – Может, потрапезовать желаете?

– Некогда нам трапезовать! – отрезал Пров. – Были у тебя люди Порфирия-ушкуйника?

Трофим вздрогнул:

– Да не только люди, и сам наведывался.

– А был с ним мужик по имени Конь? – насторожился Пров.

– Был, а что?

– Порфирий Платонович велел его споймать и сказал, чтоб ты помог нам в этом деле.

Трофим всплеснул руками:

– А как я помогу? Он же с атаманом Порфишкой мается, а это такой душегуб!

– Да вот то-то и оно, – почесал затылок Пров.

– Знать, сильно этот Конь вашему хозяину насолил? – поинтересовался Трофим.

– Сильно, – кивнул Сильвестр.

– Ну ловите, ловите... – Трофим поднялся с лавки и крикнул: – Панкрат! – Принеси гостям чего-нибудь поесть.

– В трапезную?

– Сюда. Пускай тут едят.

Холопы принесли еду, и Пров с Сильвестром начали уплетать за обе щеки. А Трофим задумался.

«И эти ищут Коня. Видать, натворил делов и у Порфирия Платоновича керженятник, раз тот велел его на казнь доставить... Показать им дорогу? – поднял на гостей отсутствующий взгляд Трофим. – Надо бы показать... А вдруг атаман Порфишка споймает этих находников и они на меня ткнут? Он же тогда живым в землю закопает... И не показать нельзя: купец Порфишка тоже зверь зверем, голову оторвёт... Вот же неладная возьми!.. А может, сразу двух зайцев убить? Показать этим дорогу на Керженец, а к ушкуйникам Панкрата послать, чтобы упредил об опасности. Атаман схватит и казнит гостей, и с меня подозрение снимется...»

Трофим поднялся.

– Ты что? – вскинулся Пров.

– Трапезуйте, трапезуйте!

– Да мы уже.

– Тогда отдохните, пущай трапеза уляжется.

– Некогда отдыхать! – возразил Пров.

– Пождите, пождите, я распоряжусь...

Трофим вышел из палаты, нашёл Панкрата и объяснил ему суть задания. Холоп убежал, а Трофим побродил в раздумье по хоромам, затягивая время, вышел во двор. Через полчаса кликнул холопа Фрола и велел ему показать новгородцам дорогу на Керженец.

Глава девятая

Когда ушкуйники выехали из Юрьева-Повольского, у Коня появилось какое-то странное предчувствие. С одной стороны, он радовался скорой встрече с молодой женой, а с другой – чего-то боялся, в душу засела тревога за близких. Он всё время вырывался вперёд, а потом останавливался и нетерпеливо поджидал спутников.

– И куда гонишь так? – догнав Коня, спросил Порфирий. – Ах, да! К молодке под бочок невтерпёж?

Конь отвернулся с обидой.

– Надо было на ушкуе до Керженца плыть, – заметил Аристарх.

– Тогда бы Конь слюной весь извёлся! – рассмеялся Савватей.

– Хватит ржать! – рыкнул Порфирий. – Это вам ни до чего дела нету!

– Што-то дымом тянет, – заметил поравнявшийся с атаманом Ипат. – Лес горит?

– Далеко до Керженца? – спросил Коня Порфирий.

Парень побледнел:

– Недалеко, и чует сердце беду... Боюсь, Керженец то горит.

– А может, лес?

– Какой лес?! – зло подстегнул кобылу Конь. – Точно, Керженец опять горит!..

Всадники перешли на галоп. Чуя впереди неладное, лошади храпели. Когда отряд вырвался на поляну, где стояла слобода, то вместо неё Конь и его товарищи увидели только обугленные головешки и зияющий чернотой выгоревший лес. Едкий дым с запахом палёного мяса слезил глаза и свербил в носу.

– Кто напал? – заметался Конь. – Где жинка моя? Где братья?..

Никто не откликался. Кругом стояла мёртвая тишь. Даже птичьих голосов не было слышно: они все в испуге разлетелись подальше от пожарища.

Ушкуйники спешились, понуро сняли шапки, а Конь сел на траву и, потупя в землю взор, замолчал. Сидел он долго, и никто его не трогал, не торопил. Из леса вышел обгоревший, весь в язвах и копоти, человек.

– Ко-о-онь, Конюшка-а! – протянул он.

Конь тяжело поднял голову:

– Ты кто?

– Конюшка, родной, не угадал?!

– Не угадал...

– Да я ж Пыряй!

– Пыряй! – вскочил и кинулся обнимать мужика Конь.

– А-а-а! – заорал Пыряй. – Я ж весь обожжённый, больно!

Конь вздохнул:

– Прости. Присядь на пенёчек, расскажи, что случилось, кто напал на Керженец?

– Татары.

– Татары?! Да они ж сюда на ходют!

– Пришли вот...

Конь посмотрел на атамана:

– Татары одни дорогу не нашли б. – Опять повернулся к Пыряю: – А русские промеж них были?

– Один был, – кивнул Пыряй. – Он и в первом налёте участвовал, и щас опять припожаловал.

– Как его звали: Козьмой или Фомой, не слыхал? – напрягся Порфирий.

– И не Козьмой, и не Фомой. Главный татарин Маркялом его называл. Маркел, стало быть...

– Ладно, – перебил Пыряя Конь. – А где Милка моя?

– Сгорела... – потупился Пыряй.

– Как?!

– В избе сгорела, – стал пояснять Пыряй. – Она в избе изнутри запёрлась, а татарин окно разбил, чтоб залезть, а Милка его ножом... Тогда другие избу подожгли, и там твоя Милка сгорела, только пепел остался...

Конь завыл и схватился за голову. Его никто не трогал – горе дело такое, пусть сам успокоится. Наконец он уставился на Пыряя и хрипло спросил:

– Братья где?

– Соловья убили, а Вепря в полон увели.

– Атаман! – рыкнул Конь. – Татар надо догнать и брата отбить!

– А давно они ушли? – спросил Порфирий у Пыряя.

Тот залился слезами:

– Не помню...

– Ну, сколь ночей назад?

– Не помню, всё было как в тумане... Бревном меня придавило, только ноне очухался и из-под него выбрался! – утирал слёзы Пыряй.

– А того русского угадать сможешь? – прищурился атаман.

– Смогу.

– Поедешь с нами.

– Да худо же мне! – болезненно скривился Пыряй.

– По пути подлечим, – пообещал Конь и – Порфирию: – Как думаешь, какой дорогой ушли татары?

– Я думаю, эта кровь – дело рук Трофима, – посмотрел на дорогу, ведущую к Юрьеву, атаман.

Кроме Пыряя, в Керженце никого не осталось. Конь ещё немного постоял возле родного пепелища, вытер глаза и прыгнул в седло. Однако, только отряд собрался трогаться в путь, из леса показался всадник. Он махал руками и кричал:

– Стойте! Остановитесь!

– Ты кто такой и чего разорался? – грозно сдвинул брови Порфирий.

– Я холоп Трофимов, – подъехал незнакомец.

– И что надо?

– Меня к вам хозяин послал беду отвести.

– Что за беду, говори толком!

– Щас, отдышусь... – кивнул Панкрат. – Слушайте. Конь у вас?

Атаман ухмыльнулся:

– Да у нас их вона сколь! Выбирай любого, коли свой надоел.

Панкрат замотал головой:

– Да я не про лошадь! Мужик по имени Конь с вами?

– Ну с нами. А что тебе от него надо?

– Ему угрожает опасность.

– От кого?

– Из Великого Новгорода тати явились! – выпалил Панкрат. – От Порфирия Платоновича. Меня Трофим Игнатич к вам послал предупредить, что эти тати должны схватить Коня и отправить в Великий Новгород для казни.

– Трофим послал?! – удивился атаман. – И где ж те тати?

– Следом едут, – оглянулся холоп.

Порфирий спешился и махнул рукой:

– Конь! Аристарх! Подьте ближе. Слыхали, что говорит?

– Слыхали.

– Ладно, проверим, не врёт ли этот молодец, – с угрозой процедил атаман. – А то ведь Трофим, я уж теперь верю, на любую подлость горазд. Коли споймаем татей, – слышь, холоп? – то не тронем, отблагодарим даже, ну а коли сбрехал, то и тебя и Трофима на ваших воротах повесим!

– Да не брешу я, ей-богу! – закрестился Панкрат.

– А ты их сам-то видал?

– Видал. Их хозяин задержал, за стол усадил, но теперя небось уже скоро появятся.

– Ладно, прячемся! – скомандовал атаман.

Ушкуйники отвели подальше коней, самые сильные и ловкие спрятались в кустах, а трое залезли на высокие деревья, чтобы вовремя подать сигнал о приближении чужаков.

Однако дожидаться пришлось долго. Солнце уже спускалось с небес на ночлег, и терпение атамана иссякло. Ему стало казаться, что Трофим послал этого холопа не ради предупреждения об опасности, а чтоб задержать погоню ушкуйников за татарами...

И вдруг с дерева донеслось «кри-кри» коростеля. Порфирий замер, а Аристарх прошептал:

– Вона едут...

– Где?

– Да вона, глянь, осторожничают...

– А-а-а, вижу...

И едва атаман произнёс эти слова, на появившихся из-за кустов всадников со всех сторон набросились ушкуйники. Один миг – и пришельцев сшибли с коней, связали и, уже с разбитыми губами и носами, подволокли к атаману.

– Про-о-ов?! – обомлел Порфирий Пантелеевич. – Какой леший тя за тыщу поприщ занёс?

– Заплутал... – побледнел Пров.

– Ах, заплутал? – с издёвкой молвил атаман. – И по какой же это нужде вы так далече от дома забрели? Может, вас на дыбу вздёрнуть? Тогда всю правду махом расскажете.

– Не надо на дыбу, нас хозяин послал! – взмолился Пров.

– Зачем?

Пров замялся. А Сильвестр, выпучив от страха глаза, вдруг ляпнул:

– Грибков собрать!

– А-а-а, вон оно что, – рассмеялся атаман. – В лесах Великого Новгорода грибов, значит, нету, а у Нижнего есть. Так-так... А ну-ка, ребята, нагните макушки вон тех осинок, подцепите за ноги этих грибников и...

– Не надо! Не надо! Я всё расскажу! – заорал Пров.

И – рассказал.

Узнав о замыслах новгородского купца, атаман не удивился: подлость Порфирия Платоновича была известна ему давно. Он не стал пытать холопов дале, а просто велел их обезглавить. А после казни сказал:

– Жалко их, но себя жальче. Их хозяин нам враг, значит, и они враги. А врагов в живых оставлять нельзя.

– Пора бы в путь, – подал голос Конь.

– Пора, – согласился атаман. – Ну так что? К Трофиму?

– Да видать, нету смысла, – пожал плечами Аристарх. – Он же нам помог.

– Помог-то помог... – поморщился Порфирий. – Однако всё равно тут что-то не так... Ладно, поскакали на Волгу, там на ушкуй сядем и вниз по течению к татарским степям поближе поплывём. Там Конева брата поищем, а может, и князя встретим...

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

Глава первая

Идти уже не было сил. Во всём теле боль ужасная и жгучая, в голове красный туман.

– Не дойти мне до дому... – шептал Даниил, продираясь сквозь заросли дремучего леса. – Не дойти...

Он едва переставлял ноги, спотыкался, падал, давно весь ободрался в кровь и обтрепался. Мучили жажда и голод.

– Где же ты, моя сторонушка?.. – шевельнул пересохшими губами князь. – Где ты, Черлёный Яр?.. Не могу я больше... Не могу...

И вдруг, раздвинув кусты ненавистного уже леса, он увидел реку. Упал, но из последних сил дополз до берега и с жадностью начал пить. Пил долго, а потом вытянулся на песке и, пригреваемый ласковым солнцем, уснул.

Но это был даже не сон, а бред. Князю привиделась другая река, Воронеж, и крутой берег, залитый ярким светом. А вон воронежский детинец, из новых, с желтизною, брёвен сложенный, его родной, любимый город Воронеж, куда его когда-то посадил князем дядя, незабвенный Святослав Липецкий... И вдруг на берегу показался огромного роста воин в золочёном шеломе и серебристой кольчуге, по ветру развевается густая длинная седая борода...

– Кто ты, витязь дивный?! – изумился Даниил.

– Хранитель Земли Русской, Святогор! – величественно пророкотал богатырь.

– Я умираю, витязь, помоги мне... – простонал Даниил.

– Негоже князю хныкать и жаловаться! – сердито сверкнул глазами богатырь. – Смотри, как залита слезами и кровью земля русская! Топчет её нечисть татарская, а ты, как пьяница, в грязи валяешься. Подымайся, собирай дружину, освобождай Родину!..

Святогор внезапно исчез, и потемнело кругом. Низко-низко поплыли серые густые облака.

– ...Вставай, чего валяешься? – наклонилась над князем жена его Аксинья. Печальна, сурова, в глазах скорбь и страх.

– Аксинья, Аксиньюшка! – потянулся к ней Даниил. – Где ж ты была, родимая? Не вижу я без тебя света белого, нету мне житья на земле одинокому!.. Откуда ты, моя милая, ты же мёртвая...

Аксинья нахмурилась и сквозь пелену туманную, уже издали, глухо молвила:

– Улета-а-а-ю, сокол мой ясный, улета-а-аю!.. А ты – вставай...

– Вставай, чего валяешься?

Над князем столпились люди. Он не сразу понял, кто они и где он находится. Потом вдруг угадал и тихо прошептал:

– Тяпка...

– Знаешь меня, чужак?! – изумился разбойник. – Ты кто?

– Князь... – пробормотал Даниил.

– Кто?! – подскочил Рус.

– Князь... Даниил.... Александрович...

Рус вскрикнул:

– Князь Даниил?! Господи, да на кого ж ты похож!..

– Князь! – заорал и Тяпка и бросился поднимать несчастного. – А мы ж тебя за бродягу приняли! Ты ж так обтрепался, так изувечился, князюшко наш дорогой! – обнимал Даниила Тяпка. – Где же ты пропадал? Как до нас добирался?

– Далёко я был, ой далёко... – охая от боли в железных объятьях разбойников, говорил князь Даниил. – А я на Воронеже?

– На Красивой Мече, но всё равно дома, – отвечал Тяпка. – А сейчас идём в наш дом. В баньке попаришься, а там видно будет...

Глава вторая

Тяпка, Рус, татарин Кезинер, который был крещён в Тешевом монастыре и получил православное имя Михаил, а также Силай и ещё несколько новых соратников Тяпки собирались бросить лихую жизнь, принять постриг и закончить свои дни праведниками. «Нашим домом» Тяпка называл несколько изб и небольшую деревянную часовенку, стоявшие в укромном месте в глухом лесу на возвышенности недалеко от устья Красивой Мечи. Там разбойники решили построить обитель и заняться богоугодными делами.

Даниила хорошенько попарили в бане. Рус берёзовым и дубовым вениками размягчил и ублажил его усталые мышцы, выбил из измождённого тела и кожи грязь. Могучий Тяпка как ребёнка отнёс на руках обессиленного князя в избу и уложил в чистую постель. Измученный долгими мытарствами Даниил мгновенно уснул. Да так глубоко и долго он спал, что друзья стали беспокоиться – не помер ли? Однако волнения были напрасны – князь был тих, но жив, и на второй день к вечеру проснулся.

Необычная истома в теле чуть ли не напугала Даниила. Он привык бежать без оглядки, красться, таиться, озираться, а тут было так легко, так приятно, что и шевелиться не хотелось. И не верилось, что все мытарства уже позади.

Вошёл и присел у изголовья Тяпка.

Даниил улыбнулся:

– Давно я приятности такой в теле не имел...

– Намучился, намаялся, – кивнул Тяпка, – а баня все болести сняла, раны залечила.

– А долго я спал?

– Долгонько, княже. Мы уж за твою жизнь опасаться стали. Но слава Богу – сон на пользу пошёл.

Князь через неохоту встал. Тяпка подал ему простую льняную одёжу. Даниил надел сермяжный зипун и, оглядев себя, подумал: «В Ельце переоденусь».

На пороге появился Рус:

– Во, княже, хорошо! Проснулся?

– Проснулся.

А Тяпка вдруг спросил:

– С нами останешься, Даниил Александрович, али как?

Даниил замотал головой:

– Нет, мне в Елец надобно!

– А зачем?

– Как зачем? Я ж князь Елецкий!

– Не обижайся, княже, – неловко глянул на Даниила Рус, – но туда стезя тебе заказана.

– Кем?

– Татарами.

– Что?..

– Не дадут они тебе снова в Ельце вокняжиться, – поддержал брата Тяпка. – Тебя Ногай приказал сыскать, поймать и колесовать.

– В Ельце татары тебя дожидаются, – сообщил Рус. – Их специально Ногай прислал. Как только объявишься, сразу вместе поволокут к Ногаю и тебя, и твоего сына. Не ходи в Елец, княже. Там сейчас прочно сидит твой малолетний сын Афанасий, ему здорово помогают бояре Хитрых. Его Ногай не велел трогать, пока ты не появишься.

– Почему так?

– Это уж я не знаю.

– И что же делать? – помрачнел Даниил.

– Да оставайся с нами, – пробасил Тяпка. – Мы вот хотим постриг принять...

– Я в монахи не собираюсь! – отрезал князь. – А вы татар, что в Ельце сидят, знаете?

– Не знаем.

– Ахмата среди них нету?

– Ахмата нету, – покачал головой Рус.

– А не знаете, жив?

– Говорят, жив, по степи с Ногаем шляется.

– Вот кто виновник наших бед! – вспыхнул князь Даниил, и все с удивлением посмотрели на него. В нём, обычно кротком и мягком, вдруг проснулся зверь, алчущий крови зверь. – И пока эта ехидна ползает по Святой Руси, я не буду спокоен, где бы ни находился!

– Княже, но мы-то не сможем тебе помочь... – тихо пробормотал Рус.

– Почему?! – топнул ногой князь.

– Мы ж говорили, – поднялся с лавки Тяпка. – К постригу готовимся, уже смиренные молитвы читаем...

– Сколько же меня предавали! – сверкнул глазами Даниил. – Порфирий предал, а теперь и вы!..

– Не знаю я никакого Порфирия, – обиделся Тяпка, – но мы тебя не предаём. Пойми, не можем мы боле разбойничать.

– С каких это пор вы борьбу праведную разбоем считаете?! – разгневался князь. – Ладно, оставайтесь... монахи!

– Постой, княже! – вошли в избу Силай с Кезинером. – Мы с тобой.

– Тогда идём...

– Погоди, княже, не пори горячку! – загородил Даниилу дорогу Тяпка. – Не торопись, дай подумать!

– Да что тут думать?! – Князь грубо оттолкнул его. – Кругом стонут и плачут обездоленные, дети-сироты защиты ждут, а вы в кельях отсидеться решили? Эх-х, как батьки Кунама не стало, так сынки – бегом в монастырь! Кишка без него тонка?

– Да ничего не тонка! – заходил по избе в волнении Рус. – Только много кровушки мы пролили, пора б и покаяться...

– Ладно! – решительно отрубил Тяпка. – Хватит браниться. Раз князь пожелал ещё татарской крови политься, пусть ведёт нас. Ахмата сыщем и казним смертью лютой. Только, чур, княже, потом сразу сюда и ты с нами...

– Там видно будет, – неопределённо пожал плечами князь. – Но сперва я всё-таки в Елец наведаться хочу.

– Снова-здорово! Нельзя, угадают!

– А кто ж его угадает? – хмыкнул Силай. – Вона как изменился, да и оброс весь. Его теперь и мать родная не угадала бы. Я с тобой, Даниил Александрович!

– Тихо! – поднял руку Тяпка. – Будь по-твоему, княже, но умоляю: не откройся там. А то забудешься, увидишь сына, размякнешь...

– Не размякну, – стиснул зубы Даниил. – Я уже не тот, что был раньше. Ни слезинки в глазах не осталось, ни воску в душе. Сына увидеть хочу – не боле того.

– Идите, – безнадёжно махнул рукой Тяпка. – Только возьмите с собой Кезинера, с ним надёжнее...

Глава третья

Смерчем прошёл по Руси хан Батый, много уничтожил городов и весей. Пали тогда и Курск, и Рыльск, и Елец, запустела земля Черниговская. Были срублены под корень роды курских и елецких князей. Чудом уцелели из черниговских Ольговичей лишь брянская, новосильская, карачевская и рыльская ветви. Но возродиться рыльским князьям на старом, в пойме Сейма, месте татары не позволили: тамошняя степь вместе с развалинами Курска и Рыльска вошла во владения Золотой Орды. Поэтому князья Рыльские вынуждены были уйти на северо-восток, на пустующее место пограничного Елецкого княжества. Но сам Елец возрождать они не стали, то ли по причине спорности территории (ведь на отстроенный город смогут тогда претендовать некоторые родичи-Ольговичи), то ли по иной какой причине – не их вотчина, например, и не им там жить. Они основали новый город, чуть в стороне от елецкого пепелища, на реке Воргол. Так образовалось Воргольское княжество, а рыльские князья стали именоваться князьями Воргольскими. Но, отдавая дань традиции, князья именовались и Рыльскими, хотя Рыльска уже не было.

Однако и Воргольское княжество просуществовало недолго. И пятидесяти лет не прошло, как разразилась междоусобная война между Олегом Воргольским и его родичем-соседом Святославом Липецким. А татарам то было на руку: к чему им, особенно бесермену темнику Ногаю, иметь рядом со своими кочевьями княжества воинственных Ольговичей и Ярославичей. И вослед за погибшими полвека назад Курском и Рыльском сгинули Воргол и Липец. Но упорные князья Липецкие, воспользовавшись замятнёй в Орде, возродили на старом месте Елец...

В елецком детинце воздух был напоен запахом свежего тёса и пьянящим духом природных красок. Князь Даниил даже не угадал свой город.

«Дорофей с Марфой славно потрудились, – подумал он. – Хорошие помощники князю Афанасию...»

Бывший владыка Ельца долго бродил по улицам. Он встречал знакомых людей, но его никто не узнал. На него либо вообще не обращали внимания, либо смотрели как на обычного простолюдина, которых тут было много. Даниил остановился возле княжеских хоромов. Там кипела жизнь: челядь сновала туда-сюда, выбегала на улицу, видимо, к чему-то готовясь.

– Что происходит? – поймал за руку рыжего холопа Даниил Александрович. – Что за переполох?

– Да никакого переполоху! – отмахнулся тот как от назойливой мухи. – Вот любопытная смердяга, всё знать надо!

Челядинец убежал, а Даниил покачал головой:

– И Гришка меня не угадал. А наглый какой! Знать, я действительно ликом переменился. Ну, в лужи не гляжусь, может, и впрямь сам себя не узнаю...

Но продолжение мыслей у него оборвалось, потому что откуда ни возьмись набежала толпа, закружила, затолкала князя так, что он чуть не упал. Толпа хлынула на княжеский двор, и Даниил, почесав затылок, пошёл следом. Дёрнул за рукав одного из зевак:

– Это что за потеха тут предстоит?

– А ты чё, нездешний?

– Ага.

– Суд княжеский.

– А-а-а, вон оно что, – понимающе кивнул Даниил и вдруг поймал на себе взгляд Силая. Недалеко от Силая стоял Кезинер и тоже косился на него. Князь усмехнулся: «Вот дружки-соглядатаи!»

И тут все зашумели: «Князь! Князь!..»

Даниил сразу сына и не угадал. Афанасий уже не был пелёночником, сам топал впереди бояр, медленно и важно.

– Сыночек ты мой, кровинушка моя!.. – дрожащим голосом прошептал Даниил. – Да кто же тебя научил ходить так важно? Истинный князь!..

Справа от Афанасия вышагивал боярин Дорофей Космачов, слева – Афанасий Хитрых. Позади свита, но Марфы Хитрых видно не было.

– А где ж Марфа Андреевна? – спросил Даниил соседа. – Жива ль?

– Жива, – кивнул горожанин. – Только её посадник Дорофей от выхода княжеского отстранил.

– За что?! – удивился Даниил, но ельчанин насторожился:

– Эй, а ты случаем не лазутчик? Одёжа сермяжная, а говор боярский. Надо бы Дорофею доложить, пущай прикажет на дыбе длинником шкуру тебе пощупать. Или татарам про тебя рассказать?

Такой поворот событий никак не входил в планы Даниила. Он хотел было уйти, но ельчанин остановил:

– Куда же ты, мил человек? Да не скажу я никому, не скажу. А насчёт Марфы... Ей Дорофей заявил, что, мол, не женское дело за князем на людях появляться, блюди хозяйство, а с церемониями без баб разберёмся. Марфа Андреевна женщина кроткая, послушалась, вот сейчас и занимается трапезной частью хозяйства.

– А про князя Даниила не слыхать? – вырвалось у пришельца.

Ельчанин глянул на него так зорко, что у Даниила похолодело внутри. Но вроде пронесло. Горожанин опустил голову и буркнул:

– Разное про него бают. Одни сказывают, что в Орде сгинул, свово батюшку князя Александра выручая.

Другие – что где-то в лесах, как его батька раньше, скрывается и скоро в Ельце объявится.

– А ты-то как думаешь? – прищурился Даниил.

– Я думаю, – почесал затылок горожанин, – что князь наш погиб. Не могли его татары из Орды живым выпустить. Хотя, с другой стороны, чего это они по всему Черлёному Яру который месяц рыщут? Люди думают, что князя выискивают и коли поймают, то вместе с князем Афанасием казнят.

От этих слов у Даниила помутилось в голове. Он пошатнулся и чуть не упал. Ельчанин поддержал его, но Даниил уже взял себя в руки:

– Ничего-ничего, пройдёт. Это у меня бывает...

А на княжеском крыльце всё шло своим чередом. Князь Афанасий с помощью Дорофея забрался в стоявшее на возвышении кресло, и Афанасий Хитрых объявил о начале суда. Потом громко, от имени князя Елецкого, заговорил Дорофей, но Даниил его не слушал, думая о своём.

«...Люди меня не угадывают, и это хорошо. Я смогу проведывать сына тайно, без огласки. А открываться никак нельзя: загублю и себя, и сына, и всё княжество...»

Справа раздался шум. Грубо расталкивая горожан, через толпу пробиралась группа татар.

– Что это?.. – пробормотал Даниил, и кто-то из ельчан дрожащим голосом прошептал:

– Опять князя ищут... А главный у них Вагиз, пёс бы его побрал, брат Ахмата!

– Брат Ахмата?.. – протянул Даниил.

Посадник же Дорофей, не обращая внимания на татарскую возню (привык, видно), продолжал вершить от имени князя Афанасия суд.

И вдруг Даниил заметил, что к Вагизу подошёл его недавний собеседник и начал что-то говорить на ухо. А за спиной – шёпот Силая:

– Пригнись, княже! Уходим...

Кони мчали седоков резво. Несколько минут – и они в лесу. Сзади слышался шум, переполох в городе, топот копыт татарских лошадей. Но татары не знали леса и скоро отстали. Отъехав от Ельца на приличное расстояние, беглецы, чтобы дать коням отдохнуть, спешились. Силай подошёл к Даниилу:

– Княже, ты с кем там разговаривал, знаешь?

– Нет, а с кем?

– С татарским прихвостнем Маркелом.

– Кто ж он такой? – побледнел Даниил.

– Наследник Рвача по душегубским делам. Он куда-то, вот эт во, исчезал, а теперь опять объявился и надо ж, прямо перед тобой!

– А что ж сразу не предупредил? – возмутился Даниил. – Он же небось угадал меня!

– Нэбось, – буркнул Кезинер.

– Не мог я предупредить, – насупился Силай. – Он меня тоже знает. Поднялся б тарарам, и Дорофей обязан был бы нас схватить, иначе самому несдобровать. Им там тоже не мёд. Татары Дорофея и Афанасия Хитрых наверняка трясут. Этот Вагиз хоть и пожиже своего братца Ахмата, но тоже бес с рогами. Ладно, поехали. Дома подумаем, что делать.