Текст книги "Черленый Яр. Ангелы плачут над Русью"

Автор книги: Виктор Душнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

– Догнать! Поймать! – завопил Рвач.

– Куда она денется? – перекосил в жёсткой усмешке рот Олег, но Вера вдруг, уже на середине реки, подгоняемая волнами, быстро поплыла вниз по течению.

Тогда и Олег заорал:

– Держите ведьму! Лодки! Где лодки?

Холопы спустили на воду лодки и устремились в погоню за беглянкой. А Вера, видя приближающуюся лодку, вдруг вспомнила слова Чернавки и только теперь поняла их смысл. И со словами: «Господи, прости!» – нырнула и камнем пошла ко дну. Но несколько холопов кинулись за ней и, настигнув под водой, вытащили за волосы на поверхность. Вера была в беспамятстве. Её швырнули в лодку и, надавив на живот, освободили несчастную от воды, которой та успела наглотаться.

– Чёрт, чуть не сбежала, – облегчённо вздохнул князь. – Рвач, готовь избу в лесу, жечь её там будем.

Олег возвратился домой в приподнятом настроении. Ходил по горнице туда-сюда и всё повторял: «Вот чёрт, чуть не сбежала!»

– Да кто у тебя там чуть не сбежал? – не выдержала княгиня.

– Ведьма!

– Какая ведьма? – удивилась Авдотья.

– Верка твоя разлюбезная!

– Так она же в тёмной!

– Из тёмной обе ведьмы улепетнули. Только бабка в Ворголе утопла, а Верка выплыла, но мои молодцы её догнали. Колдунья она. Чарами своими обольстила сына нашего, в лес заманила и там жизни лишила.

Княгиня побледнела:

– И что же теперь?

– Сожжём её в лесу в срубе.

– Живую?! – оторопела Авдотья.

– Ведьм для очищения их душ от бесовской скверны сжигают. Огонь спасает заблудшую душу, – важно пояснил Олег. – Всё, иди, княгиня, в свою палату и не вмешивайся в мужские дела, гляди лучше за хозяйством.

Авдотья в слезах ушла, и вскоре появились Рвач с Ермолаем.

– Очистительная изба готова? – нетерпеливо спросил князь.

– К вечеру будет готова, – поклонился Рвач.

– Как к вечеру?! – опять взбеленился Олег. – Чтоб немедля!

Рвач мгновенно исчез, а князь, уже спокойнее, обратился к Ермолаю:

– Ты там, вокруг сруба, всё проверил? Разбойников нету? А то ведь Александровы людишки щас всюду шныряют, никакого житья от них.

Лекарь пожал плечами:

– Да вроде в лесу спокойно, княже.

– Всё равно, ты вот ещё что сделай. Расставь вокруг сруба охрану в несколько колец, чтоб мышь не проскочила, воробей не пролетел. Помнишь, как Дёмку, сукина сына, выкрали?

– Сделаем, княже.

Ермолай вернулся к срубу, но не успел произнести ни слова, как ему почудилось...

– Ефим Матвеич! – схватил он за рукав Рвача.

– А? – испуганно оглянулся тот.

– Вон там, за деревьями, вроде что-то мелькнуло. Уж не липчане ли напасть собираются?

– Всё могёт быть, – проворчал Рвач, всматриваясь кротиными глазками в чащу. – Я говорил князю – обождать надо...

– Во! Да ты ж сам его на эту затею и надоумил! – удивился Ермолай.

Рвач поморщился:

– Сам-то сам, только я хотел сперва лес прочесать и татей если не выловить, то хоть спугнуть, а князю неймётся.

– Артамон! – позвал Ермолай десятника. – Скачи к Олегу Ростиславичу и скажи, чтоб дома пока сидел. Неспокойно тута.

Десятник ускакал, а Ермолай с двадцатью дружинниками углубились в лес и действительно обнаружили неподалёку примятую траву и отпечатки конских копыт.

– Тута они, – покачал головой Ермолай. – И много. Но кто? Люди Александра?..

Это не были люди князя Александра. Это Демьян Шумахов, отчаянная башка, с пятью разбойниками Кунама следили за приготовлениями к казни Веры. Воргольцев было много, и Демьян уже просто не знал, что предпринять, тем более что их присутствие в лесу обнаружили. Расстроенный, он хотел даже поразить стрелой Рвача, но Тяпка остановил.

– Только испортишь всё! – сказал сын атамана. – Они перенесут казнь в детинец, и тогда девке точно конец. А если нагрянем всем отрядом, раздавим их как клопов.

– Поехали! – вскочил в седло Демьян. – Лишь бы успеть...

Известие Артамона напугало Олега Воргольского.

– И много их? – побледнел он.

– Не знаем. Мелькают иногда в кустах.

– Скачи обратно и скажи Ермолаю – пусть выяснит, сколь их, и доложит мне сам.

– Батя, и я с тобой! – заканючил малолетний княжич Ярослав.

– А я никуда ещё не еду. Вишь, гонцы доносят, что там опасно. Хотя... хотя, пожалуй, пора уже и тебе к опасностям привыкать.

– К чему привыкать? – вошла в палату княгиня Авдотья.

– К походной жизни пора привыкать Ярославу! – раздражённо бросил князь.

– Но он же ещё дитё! – всплеснула руками Авдотья.

– Пращур наш, Святослав Игоревич, в четыре года с древлянами воевал. Поэтому и покорились ему булгары с Итиля, хазары, дунайские болгары. Византия горела у него под ногами, трепетали царьградские кесари и печенежские ханы. Он покорил многие языки Кавказа...

– И сгинул молодым! – добавила княгиня.

– На всё воля Божья. Завтра или сегодня ночью я возьму с собой Ярослава.

До этого князь вовсе не собирался брать сына в лес. Но жена раздражала его, и Олег решил поступить наперекор ей.

– Иди-ка отсель, Авдотья, и не встревай в мужской разговор, – строго сказал он. – А Ярослав пускай останется, пора ему к крови привыкать.

Авдотья посмотрела в глаза супруга и, увидев в них тупую непреклонность, всхлипнула:

– Пропадёт ить и второй сын!

– Не пропадёт. Я с ним буду.

Княгиня, едва сдерживаясь, чтоб не разрыдаться, поспешно вышла из палаты.

...В тёмной сыро и холодно. Промозглый вонючий воздух пронизывает тело до костей. Вера, закованная в цепи, с трудом нашла более-менее сухое место, присев, прислонилась к ледяной стене и вскоре, измученная страшными событиями дня, задремала, но сон был таким же кошмарным, как действительность. Вере снились жуткие зелёные осклизлые чудища, которые пытаются своими костлявыми, тинными пальцами с острыми когтями вцепиться в её тело. Вера дёрнулась и проснулась. Потом снова стала погружаться в сон. Пантелеймон... Такой желанный и родной... Вот он приблизился к ней, тепло задышал в лицо... Хоть бы это длилось вечно... Но вдруг кто-то страшный потянул Пантелеймона назад. И Вера отпрянула – корова, огромная, брухучая, с красными выпученными глазами наставила свои рожищи – вот-вот заколет, забодает, закатает...

– Пантелеймон! – закричала девушка.

А Пантелеймон всё дальше и дальше. И вдруг – Рвач, его мерзкая рожа, оскалил зубы, схватил холодной мокрой рукой за плечо.

Вера вскрикнула от ужаса и проснулась. Двое гридней поднимали её с пола, ещё двое отвязывали цепь от стены.

– Утро? – испугалась Вера.

– Пока ночь, – хмыкнул старший гридень.

– Куда вы меня хотите вести? – всхлипнула девушка.

– А куда князь прикажет. Пока за ворота...

Темно и тоскливо на ночных улицах Воргола. Вера шла в цепях, и сердце её сжималось от страха. Тоскливо в этот час было и на душе Демьяна. Хотя атаман Кунам и внял мольбам витязя, но Демьян боялся не успеть и изо всех сил стегал своего коня, далеко опередив остальных всадников.

– Не успеем!.. – шептал он. – Не успеем...

Тем временем Веру вывели за ворота детинца и повели в лес. Она зашептала молитву, прося у Бога прощения. Увидев обложенный сушняком сруб, поняла всё – и словно окаменела, так, будто это происходило не с ней и ей было всё равно.

Подошёл поп воргольской церкви и испуганно, второпях исповедовал несчастную.

– Бог простит... – были его последние слова.

Потом Веру грубо схватили под руки, затащили в сруб и привязали к врытому в землю столбу.

– Что с ней сделают, батя? – округлил глаза стоявший рядом с Олегом княжич Ярослав.

– Она ведьма, сынок, – объяснил князь. – И потому для очищения души от бесовской скверны её сожгут.

Мальчик побелел:

– Живую?..

– Конечно, живую, – спокойно кивнул князь.

– Батя, я боюсь! – задрожал Ярослав.

– Не бойся, сынок, и не жалей её. Она повинна в смерти твоего брата и должна ответить за это.

Светало. Сквозь редкие прогалины в сплошной пелене облаков пробились первые лучи солнца.

– Поджигай! – скомандовал князь.

От четырёх факелов сухие ветки по углам занялись, и через минуту весь сруб был охвачен пламенем. Испуганно ржа, попятились кони, из сруба раздался жуткий вопль.

Ярослав заплакал, но вскоре притих, а покосившийся сруб рухнул, подбросив высоко к небу столбы огня и снопы искр. И тут...

И тут из чащи полетели стрелы, и воины князя стали падать один за другим. Сам Олег в панике вскочил на коня и поскакал к Ворголу, крикнув сыну:

– Спасайся!

Но княжич замешкался и всё никак не мог справиться со своим маленьким коньком, который, всхрапывая и выпучив глаза, закружился на месте. Князь развернулся и поскакал назад, схватил коня сына за уздечку, пытаясь увлечь его за собой, но ещё несколько стрел просвистели в воздухе и одна вонзилась в шею Ярослава. Кровь брызнула фонтаном, Ярослав закричал. В зареве догорающего сруба и восходящего солнца князь Олег увидел его перекосившееся от боли лицо. Неестественно расширенные глаза мальчика выражали ужас. В отчаяньи Олег вырвал из раны стрелу, но это только ускорило трагический конец. Ярослав захрипел, изо рта и носа хлынула кровь, и он свалился с коня. Уже слышались зловещие крики выскакивающих из леса врагов. Олег успел подхватить тело сына и, со всего маху вытянув своего жеребца плёткой, помчался прочь. Позже князь не вспомнил, как оказался в Ворголе, как подскакал к своим хоромам и рухнул прямо перед крыльцом с коня. Его опять хватил френчуг...

Память к Олегу вернулась на второй день. Он лежал в тёмной спальной и слышал, как в соседней палате поп читает молитву и заливается слезами Авдотья.

– Детушки вы мои милые, детушки ненаглядные!.. Что же мне делать без вас, горемычной сиротинушке!..

И рыдания жены снова швырнули князя в беспамятство на целую неделю. Без Олега похоронили Ярослава, без него справили поминки. Авдотья не пожалела средств, казалось, весь Воргол собрался к княжескому столу. В отсутствие Олега все запросто садились рядом: боярин и смерд, воевода и ремесленник. К Рвачу подсел Артамон, и Рвач немного отодвинулся от десятника, брезгливо на него покосился. Подошло время подавать лапшу на гусином отваре. Лапша огненная, но пара не показывала, обильный жир на поверхности не давал ей остыть. У Артамона глотка крепкая, как из булатной стали, и он сразу начал хлебать.

Рвач удивился:

– Не горячо?

Артамон глазом не моргнул, искоса лукаво глянул:

– Да остыла уже.

Рвач, не почуяв подвоха, черпанул крутяку с самого дна, смело хлебнул и... ошалело выпучив глаза и плюясь, вскочил с места. Потом схватил кружку с квасом и начал заливать им пожар во рту.

– Святая водичка, догони бешеную кашу!.. – пробормотал, отставив кружку.

– Да то не каша, боярин, а лапша, – хихикнул сидевший рядом с Артамоном княжий гридень Лесик.

Рвач весь затрясся от злобы, однако смолчал – поминки всё ж, – вылез из-за стола и мрачнее тучи пошёл к двери. Остальные поминальщики с неприязнью смотрели на него: жители Воргола уже успели люто возненавидеть Рвача, виня его почти во всех бедах княжества. Многие считали, что рано или поздно этот выродок и предатель непременно переметнётся к кому-то ещё, кто больше заплатит, а ныне раболепствует перед князем Олегом от безысходности. Но понимает ли всю опасность, исходящую от Рвача, сам Олег, не знал никто.

Глава пятая

Самуил одним из первых в Сарае услышал о прибытии в Орду князя Александра Липецкого. Поведали ему и о добрых отношениях князя с тысячником Харалдаем. Поэтому он поспешил к Телебуге и с помощью лжи и клеветы сумел убедить хана арестовать князя Липецкого и подбивал его к аресту Харалдая, ссылаясь на беспричинный якобы переход тысячника от Олега Воргольского к Александру. Однако с Харалдаем у Самуила не выгорело: хан учитывал влияние многочисленных родственников тысячника в войсках и перед угрозой столкновения с Ногаем не хотел наживать себе лишних врагов. Да он даже из осторожности решил не сразу арестовать Александра, а сперва принять князя и выслушать. Но одного, без Харалдая, дабы Александр не получил в лице того сильного защитника.

После обязательных церемоний очищения огнём и дымом князь Александр предстал пред ханом. И что скажет мятежный князь в своё оправдание? Какие слова подберёт, чтобы доказать владыке полувселенной свою невиновность перед ним? Очернит покойного брата Святослава: мол, это он начал войну с татарами?

– А почему ты не испугался, всё-таки пришёл ко мне, князёк? – как всегда глядя в разные стороны раскосыми глазами, через толмача спросил Великий хан. – Да нет, не пришёл, а приполз на брюхе. Как там у вас говорят: плетью обуха не перешибёшь? Твой брат хотел русской плетью татарский обух перешибить, и ты после его позорной смерти решил его дело продолжить. Чем оправдаешься, князь Александр? – изобразил на лице подобие улыбки Телебуга. – Как ты посмел убить неприкосновенных бахадуров моей державы? Что молчишь? Где-то ты языком трепать горазд, а тут дар речи потерял? Нечего сказать в оправдание?

– Ну почему же! – сдерживая гнев, промолвил князь. – Не мы ведь войну начали...

– А я не спрашиваю, кто начал! – перебил Телебуга. – Война для Руси закончилась десятилетия назад, когда наш славный покоритель вселенной джихангир Бату-хан приступом взял вашу столицу Киев. Отвечай: как ты посмел убивать славных воинов Золотой Орды?

– Мы убивали людей темника Ногая, врага твоего, о Великий хан. Нечестивец Ахмат не тобою был послан в Черлёный Яр баскачить, а изменником Ногаем. Вот и получается, что били мы незаконного баскака.

– Кто незаконный, а кто законный, решать мне! – взвился хан. – А мурза Адыл?! Зачем ты ограбил и убил мурзу Адыл а? Взять его! В колоды!

Несколько сильных нукеров вмиг скрутили князю Александру руки, выволокли наружу, заковали в колоды и отправили в тюремную юрту. О случившемся скоро узнал Харалдай. Однако горячиться он не стал, а, дождавшись приёма у Телебуги и поприветствовав повелителя, постепенно подвёл разговор к главному.

– Олег Воргольский предал нас и ещё не раз предаст, – поведав хану о случившемся в походе, гневно заключил Харалдай. – От него для Золотой Орды исходит гораздо большая опасность, чем от князей Липецких.

Тон тысячника не особенно понравился хану, однако как ни крути, а предательство Олега было налицо. Его, конечно, можно раздавить и без помощи липецкого князя, но тогда придётся посылать дополнительно ещё несколько сотен конницы, а в данной ситуации, когда ежеминутно ощущалась опасность со стороны Ногая, делать этого не хотелось бы. Телебуга желал расправиться и с князем Александром за его непокорность, и с Олегом Воргольским за предательство, но, бесспорно, самая большая опасность грозила со стороны Ногая...

И хан ухмыльнулся:

– Я, конечно, погорячился, приказав заковать князя Александра. Распорядись, Харалдай, чтоб его отпустили. Иди и уничтожь Олега, а потом Александр пусть вернётся ко мне – я дам ему ярлык на княжение. Пускай восстанавливает свой город и исправно платит нам дань. Иди, тысячник, и без головы Олега не возвращайся. Людей, что у тебя есть, я думаю, хватит.

– Да можно бы ещё сотни две бахадуров прибавить, – протянул Харалдай.

– Ну-ну-ну! – замахал руками хан. – Что такое Олег Воргольский? Прыщ на ровном месте! И князь Александр тебе поможет. Хотя можешь взять десятка два карачу. Иди!

Харалдай выбежал от хана почти счастливый. Главное – Александр будет свободен, а уж с Олегом они справятся.

...Александр же, тело которого уже почти онемело в тесных колодах, да ещё вдобавок больно кусались огромные злые мухи, был на грани отчаяния.

– И зачем только я послушался этого коварного татарина! – шептал он. – Лучше бы мне погибнуть в бою!..

И в этот миг в тюремную юрту влетел Харалдай.

– А, лёгок на помин, проклятый! – зло рыкнул Александр. – На смерть мою полюбоваться пришёл?

– Рано помирать собрался, князь! – Харалдай велел нукерам сбить с шеи и рук узника колоды и пояснил: – Нам ещё с Олегом Воргольским разделаться надо.

– Что ты сказал?! – не поверил своим ушам Александр.

– Что слышал, – усмехнулся Харалдай. – Великий хан приказал нам побить Олега...

– Едем! – рванулся к выходу князь, но Харалдай остановил его:

– Да погоди ты! Надо же людей собрать, подготовиться. Выступим завтра.

– Не хочу ждать до завтра! – огрызнулся князь. – Нагостился ужо по самое некуда! – ткнул пальцем в натёртую колодами шею.

Но тысячник был непоколебим.

– Сегодня мы не готовы. Потерпи до утра.

Александр помолчал и наконец нехотя буркнул:

– Ладно, – и вышел из юрты. Снова остановился и повернулся к Харалдаю: – В степи будем вместе держаться, Половецким шляхом пойдём. А у Воронежа разделимся: ты – на Воргол, а я – в Дубок, своих поднимать. Ты осаду готовь, а тут и я подоспею, понял?

– Да понял, понял! – весело хлопнул князя по плечу Харалдай.

Глава шестая

Ехали долго. Степь после весеннего половодья уже благоухала. На зелёных просторах пасся скот, полевые птицы выбирали места для гнёзд. Особенно усердствовали жаворонки. Они парили и рассыпали в голубом небе свои переливчатые серебристые трели, и князь Александр, покачиваясь в седле, вздохнул:

– Весело поют... – Зябко передёрнул плечами. – Слышь, весной что-то и помирать неохота.

– А зимой или летом охота? – фыркнул Харалдай. – Да и разве может человек вообще желать смерти?

Князь ответил не сразу.

– Иногда может... – Но тут же поспешно добавил: – Не слушай меня, тысячник! Не должен православный желать себе смерти, грех это великий! Бог жизнь нам дал, Бог её и возьмёт, когда время придёт. А пока живы, надо бороться и за свою и за жизни других православных!

– А князя Олега тоже? – хитро прищурился татарин.

– Олег Воргольский – клятвопреступник! – жёстко отрезал Александр. – Всевышний ведает, что не мы со Святославом войну начали, мы только отвечаем смертью на смерть, проливая кровь врагов за кровь соотечественников. И беда Руси в том, что в наши дни не осталось князей великих, зато негодяев полно! Раньше-то – вспомни! Вещий Олег воевал Византию, щит к воротам Царьграда прибил. И Игоря гречане боялись. А Святослав Игоревич, вообще, такой наводил ужас на врагов, разгромил Хазарию, воевал болгар и тех же греков. Владимир, Креститель Руси, Ярослав Мудрый, Владимир Мономах, Андрей Боголюбский, Всеволод Большое Гнездо и, наконец, Александр Невский! Что не имя, то великий русский подвиг! А сейчас? Тьфу! – плюнул Александр. – Измельчали князья, передрались между собой, навели на русскую землю пога... – И осёкся.

Однако Харалдай вроде бы ничего не заметил, только бросил негромко:

– Продолжай, князь, продолжай.

– Нет, ну а что продолжать?! – вспыхнул Александр. – Ты посмотри на этих братоборцев, Андрея Городецкого и Дмитрия Переславского. Что они унаследовали от отца своего, Александра Ярославина Невского? Ничего! Сеют раздоры, льют кровь! Неволя для Руси, цепи для народа! Олег Воргольский, о чём он думает?

– О собственном благополучии, – пожал плечами Харалдай.

– Да разве же благополучие предательством достигается? Кабы не подлость Олегова, мы бы с ним вместе супротив вас встали!

– И вместе давно бы погибли, – отрубил Харалдай. – Когда русские князья режутся меж собой, Великий хан не особо вмешивается – ни к чему, сами друг друга бьёте. Но стоит вам объединиться, как тут же Русь наводнят такие полчища – один пепел останется. Упустили вы время, упустили. Разве ты этого, Александр Иванович, не понимаешь?

– Ну, знать, судьба наша предрешена, – горько вздохнул князь.

– Да погоди, Александр Иванович, – улыбнулся тысячник. – Вот победим супостата Олега, и тебе вернут твоё княжество.

– Или убьют в Орде, я ведь ей тоже лютый враг!

Харалдай поморщился:

– Но не безумец же хан Телебуга! Зачем ему уничтожать твоё княжество? Ему выгоднее с вас по-прежнему десятинную дань брать. На русской земле должен быть русский хозяин, но... преданный хану Золотой Орды...

Долго ли, коротко ли ехали, но наконец достигли леса. Степь кончалась. Менялась и погода: заморосил мелкий дождик.

– Русь, земля моя начинается! – натянул поводья Александр. С повлажневшими глазами он спрыгнул с коня, и грязные брызги полетели в разные стороны.

Князь упал на землю и зарыдал: – Родная моя! Думал, уж больше тебя не увижу!.. – Встал на колени, снял шелом и, трижды перекрестившись, прошептал: – Любимый мой Черлёный Яр! Клянусь: не пожалею я живота своего, как не жалели мои пращуры, мой любимый брат, ради твоего спасения и процветания! О Господи! Дай мне силы защитить мою землю, мой народ православный, детей, жён, стариков! Господи! Помоги в кровавой войне с татарскими полчищами и врагами внутренними! Царица Небесная, Милосердная, Матерь Божия, заступись за сынов православных!..

Потом Александр Иванович поднялся, точно встрепенувшись, по-молодецки прыгнул в седло, и конь, повинуясь воле хозяина, помчал его вперёд.

Завернули на пепелище липецкого детинца. Посетили могилы предков. Особые почести воздали памяти Святослава Липецкого. Заехали также и в Поройскую пустынь, которая после сожжения постепенно восстанавливалась. Монахи и вольные строители приветствовали князя, новый игумен монастыря Максим обнял его со словами:

– Не надеялся уж увидеть тебя, княже. Разные слухи из Орды доходили, и больше печальные. Время жестокое настало, как в наказание нам от Господа Бога нашего, – перекрестился он, – за грехи. Заполонили захватчики всю Землю Русскую. Вон, гляжу, и ты с ними приехал.

Князь виновато опустил голову:

– Эти крещёные, отче...

И вдруг из-за леса показался всадник на гнедом коне.

– Это инок Серафим из Дубка скачет! – заволновался игумен. – Что-то, видать, там стряслось!

– Слава Господу, и князь Александр Иванович тута! – спрыгнув с коня, тяжело дыша, заговорил инок. – Беда в Дубке! Ярослав Романович Пронский напал на город! Говорит, что это его земля, а князья Липецкие незаконно ею владеют! Князь Пронский потребовал от князя Даниила сдачи Дубка, но князь Даниил отказался, и сейчас там брань идёт!

– Вот же незадача! – ударил Александр кнутовищем по голенищу сапога и покачал головой: – Невелика у меня дружина, но делать нечего...

– Эй, ты что приуныл, князь? – подошёл Харалдай. – Да вместе мы запросто прогоним Ярослава!

Но Александр задумался. Олег Воргольский и Ярослав Пронский, выходит, заодно? И стоит ли ввязываться в драку с Ярославом? Не повлечёт ли это за собой осложнения отношений с его могущественным братом Константином Романовичем Рязанским?..

– Ты что молчишь, князь? – загорячился Харалдай. – Только прикажи, и Ярослав надолго забудет сюда дорогу!

Отбросив колебания, Александр прыгнул в седло:

– Вперёд! На выручку князю Даниилу!..

Дубок горел. В пролом в стене уже ворвались первые воины Ярослава Пронского, но неожиданный удар с тылу ошеломил нападавших. Увидев же татарскую конницу, дружина Ярослава в панике кинулась с поля брани. Сам князь был столь напуган, что, не предприняв и попытки сопротивления, спешно покинул холм, с которого руководил боем, и, увлекая за собой конную свиту, в ужасе бежал от стен Дубка, минуя даже свой Пронск. Такой страх навсегда поселился в душах князей Рязанских и Пронских после ужасной гибели в Орде их отца: с князя Романа Рязанского, по приказу хана Менгу-Тимура, с живого содрали кожу.

Лишь в поприще за городом Ярослав опомнился и остановился. Но перед тем как вернуться в Пронск, он послал вперёд лазутчиков, боясь не только татар, но и князей Липецких, этих самых воинственных отпрысков князя Олега Черниговского. Ярослав-то думал, что Александр погиб в Орде, и потому хотел безнаказанно овладеть возрождённым липчанами Дубком.

– Как же он уцелел?! – недоумевал князь, подстёгивая уставшего коня. – Эй, Трифон!

– Что, княже? – подскакал стремянный.

– Ты ж говорил, что царь Телебуга заковал Александра в колоды и приказал казнить!

– Говорил, Ярослав Романыч, – подтвердил стремянный. – Наш человек видел, как его вели по улицам Сарая в деревянных колодах. Но почему он на свободе, я не знаю. Вишь, княже: вместе с Александром татары. Видать, они его и освободили. Может, это ногайцы? Может, Ногай в Орде победил?

– Всё может быть, – вздохнул князь Пронский. – Тогда не миновать нам беды... Так, Трифон, бери несколько ребят и дуй обратно в Дубок. Только осторожней! Проследи за Александром и татарами. Посмотри, что они дальше делать намерены. А мы пока людей собирать будем для защиты Пронска. Что нам теперь Дубок? Как бы свой родовой город не потерять...

А тем временем князь Александр вдруг остановил сечу и дал возможность нежданным противникам, к их великому изумлению, покинуть поле брани. И воины Ярослава, бросая тяжёлый доспех, без оглядки драпанули домой.

– Князь, что делаешь?! – возмутился Харалдай. – Это же враги твои, зачем отпускаешь?

– Не враги мне русские люди, – покачал головой Александр. – И с Ярославом мы ещё подружимся. Один у нас враг... – И умолк.

Харалдай пристально посмотрел на Александра Ивановича, но ничего не сказал.

Князь устало вошёл в свои покои и прилёг отдохнуть. Сон уже одолевал его – и внезапно пред глазами явился, весь окровавленный, простой русский воин. Он что-то громко говорил, но князь не понял ничего, кроме одного лишь слова, протяжного и жалобного: «Больно!..» И – о ужас! – голова воина оторвалась вдруг от туловища и, наливаясь кровью, полетела в сторону князя. Александр Иванович в страхе пытался закрыть лицо руками, но они не слушались. А голова всё ближе и ближе, всё шире и шире разевает рот, словно стремясь проглотить его...

Князь вскрикнул и очнулся. Всё его тело покрылось такой испариной, будто только что в бане побывал. Однако в покоях стояла тишина. В слюдяное оконце просовывало свои лучики ласковое солнышко.

– Что сон сей означает? – пробормотал князь. – Окровавленный воин – это русский народ, и я буду повинен в его бедах? Не должен я был ехать в Орду. Зачем привёл татар? Снова проливать русскую кровь, и я им в этом деле буду помощником? Но Олег Воргольский... А что Олег? Чем я лучше его?.. – Князь застонал.

Дверь скрипнула, и в покои заглянул испуганный холоп.

– Что надо? – буркнул князь.

– Уж больно тяжко ты, Александр Иванович, стонешь. Может, нездоровится? Может, знахаря позвать?

– Не надо знахаря. – Князь сел на постели. – Зови лучше Семёна Андреевича, Василия Шумахова и Севастьяна Хитрых.

– А Семёна Андреевича в Дубке нету. Он сейчас под Ворголом, за князем Олегом следит.

– Тогда кликни тех двоих и ещё князя Даниила.

Первыми пришли Шумахов и Хитрых.

– Та-а-ак... – почесал бороду Александр Иванович. – Я вот зачем вас позвал. Сомненья меня берут: правильно ли мы делаем, что ввязались в войну с Олегом Воргольским? Да ещё татары нам помогают, а мне их помощь словно кость в горле. Не хочу я прослыть убийцею своих единокровных братьев, православных русичей!

– Но ведь не мы брань эту начали! – буркнул Василий.

Александр поморщился:

– Я понимаю вину Олега, но при чём тут простые воргольские люди? Ведь в первую очередь пострадают они. Татары жаждут крови и поживы. Они, конечно, помогут нам разгромить супостата, а потом что? Грабить и убивать начнут мирных смердов, посадских ремесленников, сотнями брать в полон, чтобы продать на галеры фряжским католикам!..

В палату вошёл князь Даниил. Поклонился и тихо сел на лавку с краю.

– Не хочу я больше русскую кровь проливать! Досыта уже нахлебался. Что скажете, бояре? – закончил Александр.

Первым заговорил Шумахов:

– Так ты думаешь, Александр Иванович, что, ежели мы оставим Олега в покое, он угомонится? Олега совесть не мучит, а он по горло в русской крови. Если прекратим войну, Олег подумает, что мы его боимся. Нет, княже, раненого зверя лучше добить, чем оставить в живых, потому что он во сто крат опасней здорового. Нельзя нам на полпути останавливаться. Да и что ты скажешь татарам? Они же на нас набросятся!

– Ты неправ, княже, – подал голос и Севастьян.

– И этот туда же!

– Василий верно сказал, – упрямо мотнул головой Севастьян. – Татары нас не послушаются, и как только ты сообщишь им своё решение, в нас полетят стрелы.

– А мы их уничтожим! – не сдавался Александр.

Севастьян всплеснул руками:

– Ах, если бы всё было так просто, княже. Допустим, мы сумеем их разгромить, и что тогда?

– Ну, тогда уже Олег Воргольский поедет в Орду, приведёт войско, и татары камня на камне не оставят в Черлёном Яре до самой Рязани, а не насытившись тут, и до стольного Владимира дойдут, опять всю Русь полонят! – проворчал Василий.

– Эх, устал я, друзья... – тяжело вздохнул Александр. – Уж быстрей бы всё это кончилось...

За дверью послышался шум, и в палату влетел Андрей Кавырша:

– Мужайся, княже, недобрую весть я принёс!

Александр побледнел:

– Не тяни кота за хвост! Говори немедля, что стряслось!

– Семёна Андреевича схватили и казнили в Ворголе, – пробормотал Андрей. – А нам голову его подбросил какой-то человек. Мы его не успели поймать, шустрым оказался.

– Где она? – вскочил с места князь.

– Мы не посмели... – пробормотал Кавырша и крикнул: – Евтей! Неси сюда!

Ломов, сам белый как смерть, внёс в палату сизую, с запёкшейся у основания черепа кровью голову Семёна Андреевича.

Все с ужасом уставились на неё.

– Чур меня! – закрестился князь. – Царица Небесная, Милосердная! Очисти души наши от всякой скверны! Господи! Прости беззакония наши! Свят-свят-свят!

Спаси, сохрани и помилуй! – А потом, плохо соображая, спросил: – А тело где?

– Чур меня! – закрестился и тихо пробормотал и Андрей.

В голосе князя зазвучал металл.

– Собирайте дружину и татар! Выступаем сейчас! На кол воргольского выродка! На кол! Унесите голову! Евтей! Голову Семёна Андреевича в церковь. Да пускай подождут отпевать, пока тело не привезём!..

Все ушли, с князем остался лишь Севастьян Хитрых.

– Что творит изверг, нечисть антихристова!.. – всё не мог успокоиться князь. – Как он посмел казнить моего главного советника и друга, а, Севастьян? Да для него любой кары мало!

– Ну вот, а ты хотел его простить! – укорил князя боярин.

– Да не его, Севушка, не его! Невинных людей русских мне жалко. Да видать, прав Василий: раненого зверя нужно добивать. Где Харалдай?

– Сейчас придёт.

Скрипнула дверь, и в палату вошли Василий с Харалдаем.

– Твои воины готовы к брани? – спросил князь татарина.

– Мои бахадуры всегда готовы! – гордо отчеканил тысячник.

– Грабить наш народ? – буркнул Александр.

– Мы пришли к тебе на помощь, князь! – оскорбился Харалдай. – И не заслуживаем упрёков! Тем более что мы тебе нужнее, чем ты нам!

Князь смутился:

– Ну ладно, ладно... Прости, худо мне.

Тысячник кивнул:

– Вижу. Только ты же князь, а не баба. – И пошёл к двери. – Труби сбор, мы будем за воротами.

Александр сокрушённо покачал головой:

– Злой татарин, хоть и крещёный. Коли затаит обиду, не дай Бог, ещё припомнит. Ну да ладно, чему быть, того не миновать. Симон!

– Что, Александр Иванович? – вбежав в палату, поклонился лекарь. – Аль нездоровится?

– Да что-то душит меня, – пожаловался князь. – А болеть некогда, в поход идти надобно.