Текст книги "Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания (СИ)"

Автор книги: Вера Семенова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)

– Разумеется, знаю, – Баллантайн пожал плечами, снова опускаясь в свое кресло в конце стола. Он опустил ресницы, и сияние глаз постепенно погасло. Гвендолен показалось, будто в кабинете резко потемнело. – Это был приказ оставаться в таррском порту до конца новолуния. Я сам просил передать его Герминарду для переписи, – он кивнул на лежащий на столе свиток…

– А что они получили?

Гвендолен разглядела и Ноккура – смуглое лицо со сверкающими глазами и бровями, почти сросшимися у переносицы. Полукровка, рвущийся наверх любой ценой.

– Они получили вот это, – терпеливо произнес Баллантайн, разворачивая другой свиток. – "Валленской флотилии, а именно фрегату "Сверкающий" и каравеллам "Заря" и "Надежда", равно как эбрским шхунам и двум круаханским фелукам, входящим в первую экспедицию Великой торговой концессии, надлежит оставить порт Тарра до смены лун. В общем, до конца новолуния. – он слегка усмехнулся. – Перепутано всего одно слово.

Их взгляды одновременно обратились в сторону Гвендолен.

– Ты переписывала этот свиток? – спросил Ноккур голосом, который вряд ли мог обещать что-то хорошее, настолько он напоминал скрежет меча, выходящего из ножен.

– Я… – очень кстати в горле пересохло, и она судорожно сглотнула. – А что я сделала? Я… ни в чем не виновата!

– Ты скоро поймешь, в чем виновата. И расскажешь мне, кто тебя подучил.

– На валленском слова "оставаться" и "оставлять" очень похожи, – задумчиво произнес Баллантайн. – Отличаются всего на одну букву.

Гвендолен подняла на него глаза, отведя локтем волосы с лица. Помятая рука все-таки болела, и она была не до конца уверена, что сможет подняться на ноги. "Запомни, – сказал ей Логан, – зачастую ход истории зависит от маленьких людей, поворачивающих ее колеса – писцов, ремесленников, лекарей. Но если хочешь выжить – веди себя так же, как они. Как этого от тебя ждут".

И Гвендолен зарыдала в голос, поднося руки ко рту, захлебываясь слезами и раскачиваясь на полу:

– За что? Что я сделала? Я больше не могу так! Заставляют переписывать бумаги с утра до ночи, даже воды глотнуть некогда! Я вчера всю ночь просидела, пачку свечей сожгла! Глаза уже не видят ничего! А теперь… ну забыла я эту букву поставить… Погибать мне теперь? Ну бейте, ну убивайте меня, все равно сил нет больше!

– Тебе, Ноккур, везде мерещатся заговоры, – чуть презрительно бросил Баллантайн, не обращая особого внимания на завывающую Гвендолен.

– После того, как я с ней поговорю как следует, – процедил Ноккур, – ты убедишься, что я ничего не придумал.

– Ничуть не сомневаюсь в твоих талантах узнавать у людей то, чего они сами не знали раньше…

Баллантайн поднялся из-за стола, прошел несколько шагов по кабинету и остановился рядом со скорчившейся на полу Гвендолен. Совсем рядом она видела его сапоги, с недорогими медными пряжками, еще не до конца просохшие от морской пены – видно, утро он тоже провел в порту. Сапоги и шедший от них запах соли ей понравились не меньше, чем его ноги – удивительно соразмерные и стройные для мужчины.

– Наши люди в канцелярии не должны отвечать за то, что мы взвалили на их плечи непосильную работу. Странно, что это первая ошибка, которую сделали переписчики, работая сутки напролет. Я поговорю об этом с Герминардом.

– Что ты хочешь сказать?

– Я беру вину этой девушки на себя. Переписчицей ей больше не быть, конечно, но на улицу ее выбрасывать тоже нехорошо. Придумаем, что с ней делать. Ну, перестань реветь, – это уже относилось к Гвендолен. – Ты виновата, конечно, но никто тебя убивать не собирается.

– Я передам собрату Энгинну твое решение, – Ноккур слегка пригнулся, словно желая броситься вперед.

– Разумеется, – Баллантайн чуть наклонил голову, – и я уверен, что он согласится со мной.

Вместо ответа Ноккур хлопнул дверью. Дубовые створки жалобно заскрипели, и это было единственным звуком в кабинете, в котором внезапно воцарилось полное молчание, потому что моментально прекратился плач Гвендолен. Правда, ей самой казалось, что самый громкий звук – это стук ее сердца. У нее он отдавался в висках.

Она смотрела на Баллантайна по-прежнему снизу вверх, продолжая сидеть на полу. Внезапно сообразив, что волосы растрепались, Гвен рванулась их приглаживать обеими руками. Губы пересохли, и она постоянно пыталась их облизнуть. В данный момент Гвендолен Антарей хотелось одного – чтобы это мгновение, когда она смотрит ему прямо в глаза, протянулось как можно дольше. Хотя бы до вечера.

Вначале его взгляд оставался таким же холодным и закрытым, каким он несколько мгновений назад смотрел на размазывавшую слезы и сопли рыжую девицу. Но вдруг в глазах что-то дрогнуло, и их цвет в глубине поменялся на теплый.

– Вы же говорили мне, что воспринимаете языки на другом уровне. Выходит, вы тоже можете ошибаться?

Значит, она заметила верно. Он прекрасно узнал ее с самого начала.

Лицу стало горячо, и щеки стянуло, будто она подошла совсем близко к пылающему костру.

– Нет, – сказала она хрипло, – мне показалось, что я все восприняла именно так, как надо.

Он продолжал смотреть на нее, наклонившись, долгим взглядом, и в глазах плясали чуть заметные искорки, как в тот день на Конклаве. Когда она была уверена, что он улыбается ей одной.

– Кому надо?

– Вам, – сказала она открыто.

– Вы очень рисковали, Гвендолен. Ради чего?

"Ради вас! – хотелось ей крикнуть. – Ради вас я рисковала бы всем, что у меня есть, каждый день, каждую минуту! Лишь бы вы смотрели на меня хоть изредка так, как смотрите сейчас".

– Вам просили передать привет два книжника из Валлены, – сказала она вместо этого. – Одного зовут Дагадд, а другого Логан.

– Ах вот что… – Баллантайн почему-то чуть нахмурился. – Я помню, они почему-то хотели, чтобы концессия вышла в море.

– Они готовы вам рассказать при встрече, почему именно.

– Что же, не знаю, что вас с ними связывает, но вы мне очень помогли, Гвендолен Антарей. Канцелярия Герминарда для вас теперь закрыта. И вообще вам лучше бы уехать из Тарра.

– Никогда! – горячо вырвалось у нее.

– Тогда… тогда единственное место, где я хоть как-то смогу вас защитить – это моя собственная канцелярия. Она совсем небольшая… и платить я смогу гораздо меньше, чем получают переписчики казначейства.

– Да я… – Гвендолен задохнулась. Она до конца не верила, что действительно это услышала, и даже тряхнула головой, чтобы убедиться, что у нее не стоит звон в ушах. – Даже если бы вы мне ничего не платили… Я бы сама отдала все, что накопила…

– Вы очень странная девушка, – Баллантайн слегка усмехнулся, помогая ей подняться с пола. Его ладони ненадолго задержались на ее плечах, и Гвендолен поняла, что еще долго будет их чувствовать через ткань. – Хотя впрочем… – он слегка замялся, – вы ведь и должны быть непохожими на людей.

– Мы во многом похожи, – произнесла она по-прежнему хрипло, неотрывно глядя ему в глаза.

На мгновение ей показалось, будто он понимает, что она имеет в виду. Будто он впитывает все ее мысли с ее запрокинутого лица, и что отныне слова между ними совершенно необязательны.

– Будьте осторожны, Гвендолен, – сказал наконец Баллантайн, легко погладив ее пальцами по щеке. – Постарайтесь не попадаться на глаза воинам Провидения… по крайней мере, некоторое время. И сейчас вам лучше побыстрее уйти отсюда. Вы же можете… как-то по-своему.

Она кивнула, сразу поникнув, но послушно дернула завязку плаща, скрывающего крылья, и обмотала ткань вокруг пояса, чтобы не мешала во время полета. Единственное окно выходило во внутренний двор, но мельком взглянув в него, Гвендолен поняла, что ей будет достаточно легко перебраться на соседний скат крыши, а оттуда сразу взлететь. Крылья она по-прежнему держала плотно сложенными и пододвинулась к подоконнику боком, стараясь не поворачиваться к Баллантайну спиной.

Все-таки он был человеком. А она с закрытыми глазами могла представить, как меняется лицо каждого, кто видит ее с развернутыми крыльями. Пусть он лучше многих и сумеет скрыть свое отвращение, но ей не выдержать даже тени, мелькнувшей на его лице.

Он продолжал внимательно глядеть на нее, чуть наклонив набок голову.

– Могу я вас попросить… сьер Баллантайн, – сказала она наконец, – отвернитесь.

Неожиданно улыбка пробежала по его губам – та самая, которую она привыкла считать своей.

– Вы собираетесь сделать что-то неприличное?

– Я буду взлетать, – выдавила она.

– Вы не сможете взлететь, если на вас смотрят? Это какая-то магия крылатых?

– Люди… считают это безобразным, – сказала Гвендолен, упрямо выпятив губу.

– Может быть, я окажусь небольшим исключением? Которое, к сожалению, – он вздохнул, – не изменит общего правила.

Гвендолен закусила губы, словно заранее готовясь к удару боли, и легко вскочила на подоконник. Крылья радостно развернулись за спиной – каждая мышца ликовала, что можно наконец обрести свободу. От смешанного чувства облегчения и тоски Гвендолен зажмурила глаза. Большие, распахнутые над кабинетом, полыхающие на солнце красным золотом крылья соперничали по яркости с пришедшими в окончательный беспорядок волосами. На их фоне странно смотрелось побледневшее круглое личико с плотно стиснутыми черными ресницами. Концы крыльев слегка дрожали – то ли рвались в полет, то ли выдавали волнение своей обладательницы.

Нельзя сказать, что лицо Баллантайна не изменилось – на нем появилось мечтательное, почти мальчишеское выражение. Теперь он смотрел на нее снизу вверх, широко распахнув глаза.

– Вы очень красивы, Гвендолен, – произнес он медленно.

Она неверяще приоткрыла глаза и растерянно моргнула.

– Скажите… – он пожал плечами, словно удивляясь сам себе. – Почему вы не хотите уезжать из Тарра? Наверно… из-за того молодого книжника… Логана, я прав?

Он то хмурился, то усмехался, но ей вдруг показалось, что ему это почему-то важно.

– Тарр – самый лучший город на земле, – сказала Гвендолен, прижимая руки к груди. Голос ее прозвучал почти с отчаянием.

– Хм. – Баллантайн даже на секунду растерялся, – я всегда считал себя одним из самых больших патриотов своего города… но, как видно, ошибался.

– Самый лучший город, – продолжала Гвендолен с легким надрывом. На мгновение ей показалось, что воздуха в груди не хватит, и она судорожно вдохнула. – Потому что здесь… хоть иногда… на минутку… иногда даже несколько раз в день, когда особенно везет… я могу…

– Можете – что?

– Посмотреть на вас!

Крылья резко хлопнули, и поднявшийся в кабинете ветер смахнул со стола бумаги с двумя злополучными приказами. Но Эбер ре Баллантайн не спешил их поднимать. Он стоял возле стола, опустив голову и опираясь обеими руками о толстую резную доску. В сторону еще различимого в ярком небе, закладывающего вираж над крышами крылатого силуэта он так и не обернулся.

– А в пасть-то дадут чего засунуть? – мрачно спросил Дагадд, опираясь на перила галереи над парадным залом Губернаторского дворца.. – Или так и будут тереться весь вечер?

Внизу, прямо под ними, кружились, шептались, смеялись, раскланивались бесчисленное количество пар – наверно вся публика высшего света в Тарре, и даже те, кого обычно причисляли к людям второго сорта. Для создания толпы сегодня пригласили даже их. Хотя повод был не совсем значительный – всего лишь День основания валленского протектората, но чтобы загладить впечатление от недавней битвы в порту, канцелярия губернатора не поскупилась на пышное празднество в честь своих союзников. Правда, большая часть сегодняшнего пира все равно была сделана на валленские деньги.

Гвендолен это знала лучше прочих, потому что имела непосредственное отношение к его устройству. Когда она увидела растерянный взгляд Баллантайна, поднятый от чтения приказа о том, что организовать бал поручается его канцелярии, состоявшей из старого глуховатого счетовода и пылкого молодого человека, который был готов перенести центр мира ради обожаемого начальника, но хорошо разбирался только в морских картах, и то исключительно в теории – одним словом, она поняла, что это ее шанс. По крайней мере, три недели потом она прожила в каком-то сладостном бреду, имея возможность каждый день входить к нему в кабинет и длинно рассказывать про списки приглашенных, меню ужина, расположение цветочных гирлянд и цвет камзолов на прислуживающей челяди. Постепенно ее саму захватило это странное занятие – собрать в одном месте толпу людей и сделать так, чтобы они смотрели то, что ты им хочешь показать и делали то, что ты предложишь им сделать. В какой-то степени они сейчас все зависели от нее, спрятавшейся за перилами галереи, но постоянно следящей за тем, как постепенно разворачивается придуманное ею действо, словно распускается огромный цветок. И никто из таррских дворян или купцов, с наслаждением пробующих редкие заморские напитки по рецептам первых валленских мореплавателей или хлопающих затейливо разодетым танцовщицам, не подозревал, что на самом деле их развлекает чуть мрачноватая и язвительная крылатая девушка. Наверно, многие из них поперхнулись бы вином или положили бы обратно надкушенный фрукт, если бы узнали об этом. А с бродячими актерами, поставщиками зелени, цветочницами и поварами оказалось общаться на удивление просто – все они смотрели скорее на монеты в ее руках, чем на подозрительные контуры сложенных крыльев, угадывающиеся под плащом, и даже если о чем-то думали про себя, то пошевеливались хоть хмуро, но довольно быстро.

– Слышишь, Луйг? – поняв, что не дождется ответа, Дагадд пихнул локтем в бок своего друга. Тот с восторгом, даже чуть приоткрыв рот, смотрел на жонглирующих огнем темнокожих эбрийцев, раздетых до пояса и в татуировках. – Чего она полоскала про оленя на вертеле?

– Скажите, милая Гвендолен, как я мог прожить несколько лет бок о бок с ним? – отозвался Логан недовольно. – Все наши невеликие заработки уходили на его ужин. Иногда я удивляюсь, почему он до сих пор не съел меня в приступе голода.

– Мне кажется, там внизу есть гораздо больше других достойных кандидатов на его ужин, – пробормотала Гвендолен. – Если хочет, может начать с них в качестве закуски, пока дожидается своего оленя.

Она еще раз взглянула вниз и еле слышно вздохнула. В парадном зале все совершалось по плану и вовремя, и даже беспокоившие ее музыканты были сравнительно трезвыми и фальшивили незаметно. Но некоторые вещи были совсем неправильными.

Во-первых, как всегда незаметная, но ощущаемая в толпе, выныривающая среди танцующих фигура Энгинна. И довольно много офицеров службы Провидения, с равнодушным видом наблюдающая за пирующими. Провидение подчеркивало свое присутствие и то, что они всегда обо всем помнят.

А во-вторых – и для нее в этот момент это было более важным – худая темноволосая женщина с бледным и каким-то озабоченным лицом, стоявшая под руку с Баллантайном. Она смотрелась неожиданно старше его – может быть, потому, что он выглядел слишком молодо – но не настолько, чтобы быть ему матерью, и слишком непохоже, чтобы быть сестрой. Кроме того, в ее движениях и взгляде читалась уверенность собственника. В основном они весь вечер были заняты тем, что раскланивались и перебрасывались словами с бесконечно подходящими к ним другими парами, с некоторыми причем как со старыми знакомыми. Зачастую Эбер увлекался и начинал вести длинные и горячие беседы, особенно с валленскими купцами и капитанами нескольких оставшихся в порту кораблей. Тогда женщина равнодушно смотрела в сторону, чуть поджав губы. С галереи было трудно как следует разглядеть черты ее лица, они были правильными и скорее красивыми, но она вряд ли производила впечатление человека, с которым хочется подольше поговорить.

Впрочем, у Гвендолен сейчас не было желания вообще ни с кем говорить. Даже на привыкших к ее манере общения и покорно ждущих рядом с ней на галерее Логана с Дагаддом она вылила уже не чашу, а целый котел изощренного остроумия, так что они даже стали с беспокойством на нее поглядывать.

– Гвендолен, – сказал наконец Логан, – нам обязательно нужно сегодня с ним поговорить.

– Ваши планы удивительно однообразны, – фыркнула Гвендолен. – Или вы не надеетесь на мою слабую память, поэтому решили повторить в двадцатый раз? Только если я страдаю недостатками памяти, то вы зрения. Не видите, сколько в зале воинов Провидения?

– Если вы считаете, что надо подождать, я подожду, – упрямо повторил Логан. – Но мы не уйдем отсюда, пока с ним не встретимся.

– Она ведь сама до жути хочет с ним языком подвигать, – вступил Дагадд, с некоторой тоской глядя на свой живот. Словно опасаясь, что он уменьшится от долго ожидания. – Но почему-то дрыгается.

– Я боюсь?

Гвендолен повернулась к нему так резко, что небрежно связанные в узел волосы рассыпались, а плащ за спиной натянулся и затрещал от желающих развернуться крыльев. По счастью, никто на эту сцену не обратил внимание, потому что в зал как раз торжественно втащили обещанного оленя, и обступившие его слуги стали поспешно отрезать мясо и подносить гостям. Логан мгновенно бросил созерцание эбрийских огнеглотателей и попытался вклиниться между Гвендолен и своим другом.

Тот, впрочем, радостно забыл обо всем, поскольку им на галерею также принесли здоровенный кусок оленьей ноги – Гвендолен все-таки не забыла позаботиться о нем, несмотря на их бесконечные препирательства.

– Ну хорошо, – сказала Гвендолен, стискивая зубы, – пеняйте на себя. И если исход этой встречи будет похож на предыдущий, не кидайте в меня костями, которые останутся от этой ноги через пять минут. Впрочем, у меня есть смутная надежда, что ваш премудрый Дагди не оставит и костей. Идите пока в тот кабинет под лестницей, что я вам показывала.

Она фыркнула и исчезла в каких-то тайных проходах галереи, чтобы через некоторое время появиться уже внизу, в зале среди пирующих и пляшущих. Ей было немного не по себе – тем более что волосы свободно лежали на плечах, а один их цвет был способен привлечь внимание толпы. Правда, одета она была как все пробегающие по залу слуги – в одинакового цвета камзолы и короткие плащи. Плащ с широким воротником не очень удачно, но все-таки скрывал крылья.

Но в такой толпе каждый начинает обращать внимание только на себя. К тому же все были увлечены оленем. Даже воины Провидения соизволили наконец расслабиться и подойти к столам, где разливали золотистое валленское.

Странными были эти последние пять-семь шагов, которые она делала по направлению к Баллантайну. Давно протянувшаяся между ними нить быстро наматывалась, толкая ее вперед, но ноги почему-то не хотели до конца сгибаться в коленях. Она поклонилась так низко, как могла, еще раз продемонстрировав тем самым все великолепие своих кудрей, скрывших лицо.

– Довольны ли вы тем, как мы все сделали, сьер Баллантайн?

У него снова было такое же вдохновенное лицо, какое она видела на Конклаве – он видел впереди осуществление своих идей и был наполнен ими.

– Я даже не мог надеяться, что вы справитесь так хорошо, Гв… – он запнулся. – Элизия, это моя помощница в канцелярии, Доли Антор. Доли, это Элизия, моя супруга.

– Так это и есть твоя новая… – темноволосая женщина слегка запнулась. – Выпрямившаяся Гвендолен видела, что та разглядывает ее немного нахмурившись и с вполне понятным подозрением. – Эбер, но это же… Позволь мне тебе сказать пару слов.

Она легко потянула его за рукав сторону.

– У меня к вам тоже важное дело, сьер Баллантайн, – произнесла Гвендолен, и глаза ее сузились. – Но я подожду.

Далеко они не отошли, или Элизия нарочно шептала чересчур громко, с поправкой на уши Гвендолен.

– Мне кажется, или она… ну в общем, ты понимаешь, что я имею в виду? Что она… из этих?

– Тебе не кажется, – терпеливо, но с легким вздохом произнес Баллантайн.

– Эбер, ты в своем уме? Рано или поздно об этом узнает вся канцелярия. Ты и так привлекаешь чрезмерное внимание к своей особе, и не всегда доброжелательное. Ты хочешь, чтобы нам опять пришлось уехать?

– Наверно, если бы я взял к себе в помощники эбрийского евнуха с отрезанным языком или лесного убийцу из Вандера, вместо девушки, которая очень помогла и которая виновата только в том, что немного не похожа не остальных, я бы несомненно вызвал гораздо более дружелюбное внимание? Может быть, еще по карьерной лестнице бы поднялся?

– Эбер, не передергивай! Ничего себе – немного не похожа! У меня, конечно, нет предрассудков, ты знаешь, – она покосилась на Гвендолен с некоторой жалостью, – но ты прекрасно представляешь, как к ним относятся в Тарре, да и во всем Круахане.

– Ты предлагаешь мне отнестись так же? Давай закончим этот разговор.

– Уж лучше бы она действительно была просто слегка горбатой, как кажется на первый взгляд, – сказала Элизия ему в спину, поскольку он уже направился к Гвендолен.

– Вы что-то хотели мне сказать, Гвендолен?

Он произнес ее имя не скрываясь, потому что вокруг настолько шумели, что вряд ли можно было что-то расслышать. Начинались танцы, и толпа быстро оттеснила их в угол зала, заставив оказаться совсем близко друг к другу. Гвендолен подняла голову – она была ненамного, но все же ниже его – его глаза и улыбка остались прежними. Интересно, раньше ей никогда не нравились ни светлые глаза, ни светлые волосы, и у мужчин своего клана она смотрела только на темнокрылых, со жгуче-черными кудрями. Но у него были удивительные глаза – широко расставленные, с чуть опущенными вниз уголками. И когда он смотрел ей прямо в глаза, как сейчас, улыбка светилась во взгляде, хотя вроде бы он и не улыбался. Это была какая-то внутренняя улыбка, словно пытался осторожно погладить ее душу. Может, он единственный из людей понимал, как ей это нужно? А может, он вообще ничего не хотел, а так улыбался всем, но Гвендолен рвалась к нему еще сильнее, чем в лунные ночи стремилась взлететь.

– У меня к вам… одно важное поручение, сьер Баллантайн, – сказала она чуть хрипло – почему-то всегда, когда она с ним говорила, в горле очень быстро пересыхало. – Скажите… вы сейчас можете ненадолго пойти со мной?

Эбер покосился в сторону, но середина зала уже была заполнена танцующими парами. Элизия стола довольно далеко, и по счастью, была занята разговором с каким-то валленским вельможей, который, судя по всему, собирался ее пригласить потанцевать. Баллантайн быстро повернулся к Гвендолен.

– Если вы обещаете, что это будет действительно не очень долго… Куда вы хотите меня отвести?

– Я уже успела изучить много потайных углов, – пробормотала она, усмехнувшись, – пока готовились к балу.

Они прошли мимо кухни и свернули в длинный коридор, огибавший пиршественный зал по всей длине. С одной стороны из него можно было попасть во внутренний двор, заполненный хозяйственными флигелями. С другой стороны он подводил прямо к выходу на верхнюю галерею, где обычно располагались музыканты. Но сейчас жизнь гремела только в главном парадном зале – чем дальше, тем коридор становился все более темным, глухим и пыльным, и даже музыка стала звучать совсем вдалеке.

Коридор был узкий, поэтому они шли рядом, вернее, Гвендолен на полшага впереди. Она чувствовала, что Баллантайн не отрываясь смотрит в ее затылок, где пряди волос особенно мягкие и наиболее красиво вьются. Неожиданно ей стало обидно, что он все время видит ее в длинных плащах и в глухо застегнутых камзолах. Их женщины ведь нередко носили очень красивые полупрозрачные платья с разрезами, сшитые так, чтобы не мешали крыльям. Они шли молча, но Гвендолен ясно чувствовала, что между ними в воздухе есть что-то осязаемое, почти живое, что они оба его ощущают с каждым глотком воздуха, а главное, что они чувствуют совершенно одно и то же. Она просто не знала, как назвать это ощущение. До сих пор, хотя ее тянуло к Эберу так сильно, что она использовала каждый момент, чтобы украдкой заглянуть в его кабинет, пройти мимо, хоть что-то ему сказать, и все эти встречи и разговоры помнила до деталей, каждую, ничего не значащую встречу словно записывала на драгоценный пергамент, тщательно сворачивала и хранила в памяти, – пока в своих мечтаниях она видела только, как разговаривает с ним. Ну может, разве что представляла, как он легко, но вместе с тем сильно обеими руками берет ее за плечи, как тогда в кабинете. Теперь она ясно чувствовала, что может произойти что-то еще, и начала вздрагивать. Может быть, он прикоснется к ней еще раз? И как-то другому? Или она сама сможет до него дотронуться?

Гвендолен неплохо представляла себе, какие вещи и крылатые, и люди могут проделывать друг с другом, особенно наедине, при погашенных свечах и закрытых ставнях, хотя и в другое время тоже. Крылатые, на ее взгляд, все делали довольно изящно. Но у нее почему-то не было не малейшего желания обниматься ни с кем из крылатых мужчин, а когда они пытались это проделать, сохраняла на лице настолько язвительное выражение, что их стремление быстро угасало. Видимо, она была отмечена проклятием Вальгелля с самого рождения. Возню людей на деревянных скрипучих кроватях, которую она иногда наблюдала, пролетая мимо верхних окон, Гвен вообще считала чем-то уродливым. Представить, что Эбер захочет прикоснуться к ней, казалось настолько невероятным, что она пока не могла себе ничего до конца додумать. Но дрожь начинала колотить ее все сильнее – правда, нельзя сказать, чтобы это было неприятно. Ничего подобного она не испытывала, даже подходя к самом краю крыши, когда прямо над ней нависала огромная луна в самой полной фазе, расправляла крылья, но нарочно затягивала взлет, чтобы испытать пронзающую все тело тягу вверх, в темное небо.

– В таких местах должны обитать призраки, – сказала она неожиданно, лишь бы прервать молчание, в котором все сильнее становилось ощущение чего-то единого, существующего между ними. – Но я пока ни одного не видела.

Баллантайн неожиданно взял ее за руку чуть повыше локтя. Они вздрогнули одновременно оба.

– Вы боитесь призраков?

– Нет, – немного смущенно отозвался Эбер, – я просто… не очень хорошо вижу в темноте.

– Вы так сделали… – Гвендолен чуть помолчала, – только поэтому?

– Не совсем. Мне это показалось хорошим предлогом.

– Зачем же вы искали предлога?

– Вы удивительная девушка, Гвендолен, – произнес Баллантайн после некоторого молчания. В коридоре теперь не было никаких звуков, кроме их гулко звучащих шагов, поэтому он невольно понизил голос. – С тех пор, как я вас увидел… мне все время кажется, будто я могу сделать очень многое… гораздо больше, чем я был способен до этого. И еще… очень долго я уже ни о чем не думал, кроме делегаций, докладов губернатору, бесконечных бумаг и переговоров с купцами. Мы ведь по сути все одинаковые канцелярские крысы, только некоторые стоят на ступеньку выше. Но когда… я на вас смотрю, я начинаю думать о другой стороне жизни.

Они уже почти подошли к лестнице, ведущей на хоры над парадным залом. Прямо под лестницей была спрятана не сразу заметная дверь, и сквозь плотно закрытые створки пробивался еле различимый свет.

Гвендолен вздохнула. Почему в губернаторском дворце такие короткие коридоры?.

– Мы пришли, сьер Баллантайн, – сказала она, потянувшись рукой к створке двери. – Но я хочу вам сказать, что я… я чувствую тоже самое.

Выражение лица Баллантайна, вошедшего в комнату вслед за Гвендолен, еще сохраняло отсвет улыбки, но быстро замкнулось при виде стоящих у небольшого круглого стола Дагадда и Логана. Оба они заметно нервничали, поэтому так и не садились. Дагадд тяжело опирался о спинку стула, и в его чертах было трудно отыскать того добродушного чревоугодника, который всего полчаса назад с восторгом вгрызался в поставленную перед ним оленью ногу. Усы и борода чуть выпятились вперед, придавая ему грозный вид. Логан, напротив, был бледнее обычного и не поднимал глаз.

– Ну что же.. – Баллантайн помедлил, но все-таки приблизился к столу. – Мне передавали, что вы хотите еще раз поговорить со мной. Что-то изменилось со времени нашей последней встречи?

– И ничего, и многое. – Логан заговорил, по-прежнему глядя в стол. – Мы уже рассказывали вам о своих поисках, сьер Баллантайн.

– Да, только не совсем внятно объяснили, что именно вы ищете. Кстати, это поиски отвлекли вас от главной цели, с которой вас пригласили в Тарр? Я, конечно, далек от этих дел, но был бы рад увидеть закладку первого камня в фундамент будущего университета.

– Ага, – пробурчал Дагадд, – а если один раз провидельники скомкали, и теперь все время за нами елозят.

– Вы правы, сьер Баллантайн, – произнес Логан с тем же спокойным выражением. – Именно поиски мешают основанию университета в Тарре. Только не наши, а нас. Одну ночь мы уже провели в Службе Провидения.

Баллантайн словно чуть сгорбился и, подойдя к столу, отодвинул один из стульев. Он махнул рукой и сделал знак садиться Логану с Дагаддом. Только Гвендолен осталась стоять у двери, чутко прислуживаясь к звукам в коридоре. На столе горело несколько свечей в разных подсвечниках, и стояла нетронутая бутылка вина с несколькими бокалами. В остальном комната была погружена в полумрак.

– Странно, что после этого я снова вижу вас перед собой, – ровно сказал Баллантайн без всякого выражения.

– Нам есть кого за это поблагодарить, – Логан поднял глаза, и Эбер обернулся к Гвендолен, проследив за его взглядом и слегка дернув углом рта:

– Хоть бы ее вы не впутывали в свои таинственные и подозрительные дела.

– Да она сама кого хочешь замотает, – с радостной улыбкой заявил Дагадд.

– Поверьте, сьер Баллантайн, – Логан несколько церемонно приложил руку к груди, – Гвендолен из рода Антарей гораздо более таинственное и подозрительное существо, чем мы с Дагди вместе взятые.

Гвендолен не успела решить, возмутиться ей или тонко улыбнуться в ответ на лесть, как Логан продолжил:

– Но все-таки мы не напрасно приехали в Тарр, сьер Баллантайн. Здесь мы нашли несколько любопытных документов. Будет ли у вас терпение нас выслушать?

Эбер некоторое время колебался – видимо, думал об Элизии, которая все чаще ищет его глазами в толпе и все сильнее начинает кусать тонкие губы. Наконец он пробормотал:

– Раз у меня хватило терпения не выставить вас вон из города…. Постарайтесь только излагать мысли покороче.

– К сожалению, древние мудрецы не были привержены краткости изречений. В то время мир вообще никуда не торопился, – спокойно ответил Логан. – Я всего лишь хочу прочитать вам одну рукопись, на которую мы наткнулись в таррской библиотеке. Вернее, не совсем так – мы знали, что она может здесь оказаться, и наши поиски увенчались успехом. Эта рукопись принадлежит перу Агрона Мэссина.

Гвендолен определенно показалось, что она уже где-то слышала это имя. Брови Эбера чуть сошлись у переносицы:

– Первого министра короля Вальгелля, казненного и объявленного вне закона? Интересно, как вам удалось проникнуть в засекреченные архивы?