Текст книги "Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания (СИ)"

Автор книги: Вера Семенова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц)

Гвен покосилась на Баллантайна, идущего рядом. По его лицу ничего нельзя было прочитать, а значит, ему тоже было не по себе. С лица схлынуло обычное вдохновение и уверенность, на лбу пролегла резкая складка, и он сразу стал казаться старше.

Она хотела сказать как можно осторожнее, поэтому очень долго подбирала слова. Даже повторила их несколько раз про себя:

– Может… не надо пока вспоминать ни о чем? Потом… а первое время просто не думать?

– Их было тридцать человек, Гвендолен. Много лет я видел перед собой лицо каждого из них, помнил их манеру разговаривать, их жесты, голоса, сам часто разговаривал с ними в мыслях. Но я все равно был уверен, что поступал правильно. Ради своей страны. Ради мира на Внутреннем океане. А теперь у меня нет такой уверенности. По логике я должен сейчас развернуться и прыгнуть в море, или завязать петлю на горле в ближайшем сарае. А я даже испытываю радость, когда смотрю на тебя.

Он вдруг улыбнулся прежней улыбкой, и сердце Гвендолен подскочило, так что ей показалось, будто она слышит его настойчивый стук о ребра.

– Ты опять вся дрожишь. И глаза огромные. Тебе идет. Ты за меня боишься?

Слова не очень получались, поэтому Гвен кивнула.

– Не стоит. Мне кажется, что мы сюда не зря приехали. Такое совпадение напрасным не бывает. Знаешь, я ведь не просто так выбрал себе новое имя. Я был уверен, что никогда больше сюда не вернусь, но Эбра должна была остаться со мной… Плохо только, что ты так переживаешь.

Пользуясь тем, что Логан и Дагадд идут впереди и не оборачиваются, он взял ее за руку.

Гвендолен сразу забыла все свое единение с миром, потому что его полностью заслонило непередаваемое ощущение, когда пальцы Эбера скользили по ее ладони. Но как и положено мгновениям совершенного счастья, они быстро закончились: впереди показались ворота, обозначавшие выход из гавани за городскую стену. Собственно, туда они и направлялись разузнать, к какому каравану можно примкнуть, чтобы добраться до Эбры. Но, подойдя чуть ближе, все четверо одновременно замедлили шаг.

У ворот был выставлен караул гвардейцев в полном параде. Лишь двое, расположившихся в тени чуть поодаль сняли серебристые шлемы с причудливо изогнутыми рогами и положили их на колени, отдыхая от жары. Остальные десять – Гвендолен быстро сосчитала – маялись, таская на голове знаки неограниченной власти над телом и ищушеством каждого ничтожного слуги султаната. Лица у них поэтому были хмурые и лишенные не только всякого сострадания, но и живой мысли. Они подталкивали каждого проходящего сквозь ворота к какому-то сидящему на камне человеку в длинном одеянии и не сильно прикрывавшей плешь маленькой черной шапочке. Человек что-то внимательно разглядывал и степенно кивал головой.

Четверо растерянно переглянулись. Баллантайн пришел в себя первым и не спеша направился к крайнему лотку, чтобы их остановка не выглядела слишком внезапной. Там им пришлось сразу же торговаться из-за длинной нитки зеленых камней, очевидно поддельных, которые торговец с плотно зажмуренными глазами пытался всучить мужчинам для Гвендолен, уверяя, что их цвет как нельзя больше "подходит к несравненным очам солнцеликой госпожи, заслоняющей день светом своей красоты".

Гвендолен, у которой глаза на самом деле были серыми, а лицо укрыто капюшоном до кончика носа, с тоской посмотрела на Логана. Тот в расстройстве купил тут же воды с анисом и теперь нервно глотал из кувшина с длинным горлышком.

– Скажи, любезный купец, да не оскудеют твои сундуки золотыми. – спокойно сказал Баллантайн на чистом эбрийском, и Гвен поразилась тому, что даже голос у него поменялся. Если бы не цвет и разрез глаз, его можно было бы принять за небогатого эбрийского горожанина, да и сейчас он вполне сходил за полукровку, какие нередко встречались в портовых городах – сын какой-нибудь рабыни с севера, сам добившийся своего незначительного, но все-таки устойчивого положения в обществе. – Я давно не был в Каэре и удивлен тому, как поменялись здешние порядки. Неужели появились новые пошлины?

В его голосе отчетливо слышалось опасение человека, привыкшего считать деньги в своем кошельке, и он задумчиво повертел в руках бусы, словно намереваясь положить их обратно на прилавок.

– О нет, почтенный сын достойных родителей, – заторопился торговец, пытаясь убедить покупателя, что лишние траты ему не предстоят. – Как и раньше, пошлину у нас берут с прибывших кораблей, и таможенники оказываются на борту быстрее чаек, пролетающих над морем. Если ты имеешь в виду стражу у ворот, это по приказу величайшего из султанов, да снизойдет он до нас своей милостью, проверяют линии рук у всех, кто прибыл в Каэр.

– Линии рук? Зачем? – Логан поперхнулся и стал кашлять, после чего Дагадд отобрал у него кувшин, бесцеремонно хлопнув по спине.

– Да будет известно славному чужеземцу, что много лет назад в Эбре был пойман и разорван на части подлый изменник, умышлявший против величайшего из султанов, да простит он нашу ничтожность. Изменник тот был родом из-за моря, и долго все думали, что он погиб, освободив землю от следов, оставляемых его гнусными ногами. Но два года назад купцы наши были за морем и своими глазами видели, что он жив и служит тамошнему королю. Поэтому приказано проверять линии на руках каждого сходящего с кораблей, чтобы сразу же схватить его, коли он осмелится осквернить воздух Эбры мерзким дыханием. Если это ожерелье так приглянулось тебе, сын достойных родителей, я готов уступить его тебе за три дирхана.

– Быстро мы размазались, – невозмутимо сказал Дагадд между двумя глотками. Он недовольно морщился, но исключительно потому, что в кувшине была всего лишь вода. – Давай, Луйг, растряси мозги, куда теперь шариться.

– Они что, знают, как выглядят линии у вас на руках? – потерянно пробормотал Логан, к счастью перейдя на валленский. – Откуда? Гвендолен, перестаньте так на меня смотреть, будто прикидываете, куда меня лучше пырнуть вашим кинжалом!

– Я не прикидываю куда, – голос Гвендолен звучал подчеркнуто спокойно, но с такой интонацией, что даже Дагадд стал глотать ненавистную воду в два раза быстрее. Словно у него внезапно пересохло в горле. – Я и так знаю.

– Мой друг, это же Эбра, – Баллантайн пожал плечами, забирая никому не интересное ожерелье. – Здесь больше всего предсказателей, звездочетов и гадателей по внутренностям животных. Султан не наденет утром халата, пока придворный предсказатель не скажет ему, какой цвет больше всего подходит для великих свершений в этот лунный день. Они твердо убеждены, что на руке каждого предателя и изменника есть особые знаки, а уж у такого исключительного, как я, они видны совсем четко.

Логан облегченно вздохнул.

– Тогда, надеюсь, мы без труда пройдем через ворота. Давайте поторопимся, до заката не так много времени.

– А вдруг нет? Я не пущу вас! – почти выкрикнула Гвендолен. Если бы могла, она вцепилась обеими руками в плащ Баллантайна, но в его глазах опять появилось что-то удерживающее ее на расстоянии.

– Надо спешить, – сказал тот. – Логан прав. Чем дольше мы здесь стоим, тем больше привлекаем внимания.

– Идем, Гвендолен, – Логан вновь стал чуть надменным и решительным молодым книжником, готовым на все ради своего единственного устремления. – Мы с Дагди первыми, а дальше вы и Эбер.

– Почему это вы первые? – ревниво спросила она, готовая теперь цепляться к каждому его слову.

– Потому что, милая Гвен, вы никому не уступите своего права идти вместе со сьером Ба… в общем понятно. а кто-то должен идти первым, чтобы их отвлечь.

– Сейчас мы им славно чердак своротим, – радостно объявил Дагадд, отбрасывая в сторону пустой кувшин. – Все гляделки вывесят.

– Призовите все свои таланты, чтобы у вас это получилось, – пробормотала Гвендолен, привычно занимая место рядом с Эбером. – Иначе отвлечетесь вы оба, и уже навсегда.

Несущие тоскливый караул у ворот гвардейцы даже не сразу отреагировали на гордо приближающуюся пару должно быть, самых странных чужеземцев, которых им когда-либо приходилось видеть. Логан и Дагадд шествовали медленно, чтобы усилить эффект, тем более что за собой они тащили мула, впряженного в тележку. Мул покладистым характером не отличался, поэтому, судя по вырывающимся порой ругательствам, два книжника волокли не только мула, но и его поклажу.

Поиск мула и содержимого тележки занял довольно долгое время, с каждой минутой увеличивая желание Гвендолен все-таки запустить в них чем-нибудь увесистым. Дагадд упрямо торговался по каждому возможному поводу, а поскольку его все равно никто не понимал, то затягивать переговоры удавалось виртуозно.

Зато к воротам они явились во всем великолепии, собрав по пути небольшую толпу из любопытных. Замыкали шествие Баллантайн и Гвендолен, двигавшиеся осторожно, но вместе с тем обреченно – другого пути все равно не было.

– Вы кто такие, чужеземцы? – спросил наконец один из гвардейцев, которому удалось справиться с изумлением быстрее остальных. – Вы по-эбрийски хоть понимаете?

– Я немного говорю на твоем языке, достославный воин, – степенно отозвался Логан. – Нас отправили в вашу страну хранители библиотеки из светлого города Валлены, ибо прослышали, что здесь хранятся самые лучшие звездные карты. Наш корабль немного сбился с пути, так что мы высадились в Каэре и теперь ищем караван, чтобы добраться до Эбры.

– Что вы везете с собой?

– Рыбу и овсяные лепешки, – Логан с готовностью раскрыл один из тюков.

– И только? – с подозрением спросил гвардеец. – Все десять мешков? Зачем вам столько?

– Помнишь, на прошлой неделе контрабандиста поймали, – вступил в разговор второй стражник. – Так у него тоже под мешком с рыбой листья дурманного дерева лежали.

– Такие подозрения делают честь твоей осмотрительности, – Логан нимало не смутился. – Но это до поры, потому что ты не ведаешь, кто перед тобой.

– Я и спрашиваю, кто вы такие, – гвардеец стал заметно раздражаться.

– Вот великий мудрец и звездочет из Валлены, – Логан вмахнул рукой в сторону Дагадда, выпятившего подбородок так, что короткая борода задралась к небу, и почтительно поклонился. – В нем заключены мудрость, знания и телесная мощь десяти человек, поэтому он нуждается в пище на десятерых. Потому я опасаюсь, что той снеди, что мы везем с собой, нам не хватит даже до первого привала.

– Мы не жалуем лгунов, чужеземец, – стражник нахмурился. – Никто не поверит тому, что один человек может все это съесть.

– Во многих землях мы странствовали, – чуть нараспев произнес Логан, слегка улыбаясь, – видимо, все шло именно так, как он хотел. – Многие люди не верили нам, но им приходилось убеждаться в обратном.

Дагадд неожиданно шагнул вперед и проревел что-то нечленораздельное.

– Мудрец говорит, – смиренно наклонил голову Логан, – будто обижен твоими словами, достославный воин, и готов доказать тебе, как ты жестоко ошибаешься.

– Он что, может сейчас все это съесть?

– Он может съесть и больше, – со вздохом отозвался Логан. – Из-за того, что его великая сила постоянно требует подкрепления, наши кошельки вечно пусты… Поэтому я вынужден просить вас, почтенные жители, поставить что-нибудь в заклад. Ведь если великий мудрец съест свой запас пищи сейчас, нам снова придется ее покупать.

В толпе давно уже шептались и перепихивались локтями. Стражники все сгрудились с одной стороны ворот. Глаза у многих горели – обычные азартные игры в Эбре запрещались, поэтому единственным возможным удовольствием для простой публики было биться друг с другом об заклад. Гвардеец, начавший разговор, тоже потянулся было к поясу, но потом сообразил, что он лицо, наделенное властью.

– Да не бывает такого, говорю тебе!

– А вдруг бывает?

– Ты посмотри, какой он толстый. В него и не столько влезет!

– Шимала-евнух еще толще, а ест меньше меня!

– Ставлю десять дирханов!

– Ставлю свой новый халат!

– Да какой он новый? Ты еще в прошлом году на него масло пролил!

Дагадд некоторое время вертел головой в разные стороны, устрашающе вращая глазами, потом сказал густым басом:

– Ну хватит виснуть, вытряхивайтесь быстрее. У меня бурдюк давно пустой. А то я кого-нибудь из вас разжую.

Разумеется, никто его слов не понял, но интонация была сама по себе достаточно убедительна, поэтому на торопливо расстеленную на земле циновку быстро посыпались деньги и детали одежды.

Дагадд с легкой тоской оглядел открытые тюки с рыбой и лепешками.

– Захлебнуть бы это все чем-нибудь, – он с намеком посмотрел на Логана.

– Дагди, у них нельзя, – зашипел тот. – Хочешь, чтобы нас побили камнями? Ничего, справишься. Вспомни, в Айне было еды в два раза больше.

– Звяков тоже, – Дагадд капризно потыкал ногой разложенные перед ним предметы заклада. – Больше я на такое не ляпнусь, в следующий раз сам выныривай.

С этими словами он гордо ухватил за хвост первую рыбину и проглотил ее в две секунды, даже не трудясь разжевать.

Толпа смотрела, вытаращив глаза. Дагадд невозмутимо ел. Логан со спокойным выражением лица то глядел на солнце, то проверял подпруги у мула, то разворачивал очередной мешок. Гвардейцы все до одного покинули наблюдательный пост и столпились вокруг, с подозрением провожая взглядами каждую лепешку. Даже плешивый чтец по линиям рук, дремавший в тени, заинтересованно приоткрыл один глаз и уставился в их сторону.

Гвендолен поняла, что момент настал. Конечно, бросать Дагди и Луйга среди не слишком дружелюбной толпы было нехорошо, но что-то ей подсказывало, будто подобное испытание в их жизни далеко не первое. В отличие от окружаюших, она в способностях Дагадда не сомневалась ни секунды, поэтому слегка потянула Баллантайна за плащ, кивнув в сторону освободившихся ворот.

Они почти прошли мимо, но вовремя заметили, что гадальщик открыл оба глаза и внимательно на них смотрит.

– Позволь нам пройти, трижды почтенный, – Баллантайн склонил голову. – Мы очень торопимся, но не хотим отвлекать достославных стражей. Великого сожаления достойно, что из-за спешки нам не досмотреть, чем все закончится.

– Покажи мне свою ладонь, – надтреснутым голосом произнес гадальщик. У него было странное лицо – все в мелких морщинах, словно высыхающий плод.

Должно быть, у Эбера ре Баллантайна было много недостатков, в чем он в свое время пытался убедить Гвендолен. Она, конечно, ни одного не замечала, или принимала их за достоинства. Недоброжелатели упрекали его в несговорчивости и упрямстве, бывшие соратники – в слабоволии. Но все дурные стороны характера можно было ему простить за то, как он протянул эбрийскому предсказателю свою руку, повернув ее ладонью вверх – не изменившись в лице и не колеблясь ни секунды.

Если бы Гвендолен могла пошелиться, она бы от ужаса закрыла глаза, но даже веки словно парализовало, и они не желали опускаться.

Предсказатель прищурил глаза и сморщился еще сильнее, отчего выражение лица стало совсем невозможно определить. Но вслух он не произнес ни слова, и Баллантайн, опустив руку, прошел – ПРОШЕЛ – мимо него за ворота.

Гвендолен показалось, что она взлетает, и она испуганно завела руку за спину, ощупав, плотно ли притянуты крылья. Вторую руку она торжественно продемонстрировала гадальщику.

– Я смотрю только на руки людей, – пробормотал тот с презрением, даже не открыв глаза.

Гвендолен отшатнулась и побежала за Эбером, который размашистым шагом уходил вверх по улице, подтверждая легенду о том, что они очень торопятся. Быстро ходить Гвен никогда не умела, поэтому сразу сбила дыхание, и некоторое время у нее ушло на то, чтобы хоть как-то приспособиться – за один шаг Баллантайна она успевала сделать как минимум два.

– Он догадался, что я не человек, – признесла она наконец, глотая воздух. – Выходит, он действительно что-то умеет. Но все-таки он не понял, что вы… то есть ты…

– Ты его переоцениваешь, Гвендолен. Просто для эбрийцев женщина и человек – разные понятия.

Она настолько растерялась от подобного высказывания, что они довольно долго шли молча. Несомненно, что раньше Баллантайн бывал в Каэре – он шел уверенно, не останавливаясь на поворотах. Опять на какое-то время Гвендолен забыла обо всем – ей было вполне достаточно идти рядом и бросать взгляд на его профиль, который ей казался таким красивым, и эбрийский капюшон ему очень шел. К своему стыду, она была даже рада, что Логан с Дагаддом временно остались в стороне, потому что надеялась, что Эбер снова возьмет ее за руку. Но он шел молча и напряженно, и наконец смутное беспокойство передалось ей и стало быстро расти, заставив оглянуться.

За ними шел гвардейский отряд, и солнце сверкало на шлемах так, что казалось, будто их рогатые головы охвачены огнем.

Сбывался один из кошмаров, который она себе вообразила и с тех пор даже пару раз видела во сне. Наверно, таким же ровным неумолимым шагом гвардейцы шли по гавани, приближаясь к кораблю, где Эбер восемь лет назад прятался в трюме.

– Ох, смотри… – выдохнула она. – Или нет, лучше не смотри. Бежим!

– Бежать еще хуже, – спокойно отозвался Баллантайн, но шаг его сделался еще быстрее. Гвардейцы, впрочем, были людьми тренированными, и расстояние между ними постепенно сокращалось.

Несколько раз они резко свернули в проулок, но это не помогло – за спиной по– прежнему слышался ровный стук подбитых железом каблуков о камни. Их никто не окликал, не приказывал остановиться. Отряд просто неумолимо двигался следом, подходя все ближе, и это было ужаснее всего.

Последний поворот заканчивался тупиком. Баллантайн внезапно остановился и развернулся навстречу преследователям. С одной стороны была городская стена, глухая и не менее непреклонная, чем настигающие гвардейцы, с другой стороны – какой-то полуразрушенный дом. Узкие окна на втором этаже были наискось заколочены досками, а в подвале просто чернели разбитые проемы. Белесый от жары камень вокруг, красная утоптанная земля под ногами, по твердости тоже похожая на камень, отлетевшие от стены осколки, и словно насмешка для Гвендолен – небо настолько яркого цвета, что больно задирать голову.

"И на этой улице мы умрем?" – сказал в ее голове голос холодный, как у Логана, хотя сердце колотилось так, что она невольно прижала рукой плащ с левой стороны.

– Ты сможешь взлететь, Гвендолен?

Она помотала головой.

– Я их отвлеку. Разбегись и взлетай.

– Без тебя?

Она произнесла это так, будто он предложил ей на завтрак живую крысу. Эбер слегка подтолкнул ее в сторону.

– Ты все равно не сможешь сделать то, о чем я тебя просил на корабле, Гвендолен, – вопроса в его голосе не прозвучало. – Я бы попросил у тебя кинжал, но тоже вряд ли смогу. Видишь ли, в той деревне, где я вырос, самоубийство считалось самым страшным из всего, что человек мог сделать… Улетай, быстрее.

Неожиданно внутри у Гвендолен что-то перевернулось, и она увидела все события со стороны. Она стояла на глухой каменной улице под палящими солнечными лучами, смотрела на подходящих к ним шестерых мужчин, чьи лица не оставляли сомнения в их намерениях, и про себя думала, что Эбера можно представить кем угодно, но только не деревенским мальчишкой. Ее Эбера, то отстраненного, то загорающегося от нравящейся ему идеи, то замкнутого, то с восторгом глядящего в ее запрокинутое лицо, то самоуверенного, то мучающегося сомнениями. И они хотят лишить ее всего этого?

Гвендолен швырнула два кинжала быстрее, чем поняла, что именно делает. Два гвардейца почти одновременно упали – один беззвучно, второй рычал и катался по земле, вцепившись в рукоять. Оставшиеся рванулись вперед. Гвендолен бросила вторую пару – но Баллантайн оттолкнул ее в сторону, и поэтому только один кинжал попал в цель. Оставалось трое, и они были совсем близко. Эбер прижался спиной к городской стене, но у него даже оружия не было – в отличие от Гвендолен, он всячески избегал его носить.

Гвендолен уже мало соображала, что делает. Она отлетела в сторону, ударившись плечом о стену дома, но сразу же рванулась обратно. Плащ за ее спиной затрещал, ремни лопнули с треском, и только через несколько мгновений она осознала, что полностю развернула крылья, и, зажав в руке кинжал, пытается подняться в воздух, чтобы наброситься на гвардейцев сверху. Взлететь с земли – очень тяжело, практически невозможно для крылатых, они не могут часто бить крыльями по воздуху, предпочитая планировать в потоках ветра. Но произведенный эффект и так превзошел все ожидания. Один из гвардейцев, которого Гвендолен пихнула ногой в грудь, в ужасе свалился ничком, закрыв голову руками. В проулке сразу стало тесно от двух огромных ярко-рыжих крыльев, концы которых задевали стены. Дополняли картину торчавшие дыбом волосы Гвендолен и оскал на ее лице. Было совершенно ясно, что возникшее ниоткуда чудовище сейчас вцепится в горло, чтобы напиться крови.

Никто не осудил бы оставшихся гвардейцев за то, что они развернулись и бросились бежать, причем один из них, ударившись ногой о камень, полдороги проделал на четвереньках.

Только тогда Гвендолен окончательно почувствовала под ногами землю. Она провела по лицу рукавом, шмыгая носом и стирая каменную пыль. В кулаке все еще был стиснут кинжал, и пальцы не разжимались. Мышцы на лице стянуло так сильно, что Гвендолен не рискнула бы сейчас посмотреть на себя в зеркало. По счастью, Эбер в главный момент оказался позади нее, и теперь она торопливо мотнула головой, так чтобы волосы закрыли поллица.

Баллантайн обхватил ее сбоку и прижал к себе, как мог, потому что по всему ее телу пробегала дрожь, и крылья никак не желали складываться.

– Малышка, ты что… – бормотал он какую-то ерунду, лишь бы что-то сказать. – Успокойся, я здесь… все кончилось… все тихо….Я с тобой… что ты, тише, Гвендолен… тише…

До тишины, впрочем, было еще очень далеко. Уткнувшийся лицом в камни гвардеец приподнял голову, издал дикий вопль и снова повалился ниц. Гвендолен еще до конца не пришла в себя, а вот Эбер всерьез задумался, не стоит ли вытащить у нее из-за пояса оставшийся кинжал и хотя бы пригрозить этому несчастному, чтобы перестал орать. Но в голосе гвардейца звучал такой неподдельный восторг, что Баллантайн от удивления так и не исполнил своего намерения.

Растянувшийся поперек проулка гвардеец перегораживал им проход, но выходить из тупика в любом случае не следовало. Оставался единственный путь – Баллантайн крепко взял Гвендолен за руку и потащил за собой в подвал заброшенного дома, смутно надеясь, что они смогут отыскать какой-либо выход с другой стороны.

Подталкивая ее в пролом, Эбер оглянулся и увидел, что гвардеец, подняв голову от земли, смотрит им вслед, и глаза его светятся, как у ребенка, которому издали показали небывалую дорогую игрушку. Наконец, его губы шевельнулись, и он благоговейно прошептал:

– О Иситар…

– Ты, ничтожное отродье паршивого осла и больной верблюдицы! Это же была самая дешевая шлюха, крылатая подстилка, каких иногда привозят из-за моря! Ты же сам видел таких в столичном борделе!

Громкий голос, доносившийся снаружи, явно принадлежал командиру гвардейского караула, половина которого бесславно закончила свои дни в тесном проулке Каэра. Их тела как раз оттащили в сторону без особых церемоний, и в поле зрения Баллантайна и Гвендолен, затаивших дыхание возле узкой щели в стене заброшенного дома, показались большие сапоги. Судя по уверенной манере их широко расставлять, сапоги явно принадлежали обладателю голоса.

– Те дохлые были, будто тряпки, – возразил второй. – А эта… она вся горела, как факел. Она была такая… – красноречием гвардеец определенно не страдал, – я как на нее посмотрел, сразу упал.

За что Непостижимый послал мне таких придурков? Поймали бы ее – быстро бы изменилась. И куда она теперь делась, пока ты валялся как мешок?

– Улетела, конечно. – убежденно отозвался неожиданный поклонник Гвендолен. – Что ей делать на земле?

– А у того, который с ней, тоже были крылья?

– Нет, у него крыльев не было.

– Куда он пропал в таком случае?

– Наверно, тоже улетел.

– Слушай, Шихра, тебе что, голова только затем, чтобы было куда шлем надеть? – взорвался командир караула. – Ладно, далеко уйти они все равно не успели. Оцепите квартал.

– Оставил бы ты это дело, десятник, – осторожно заметил невидимый Шихра. – Иситар разгневается.

– Какая Иситар? У тебя от жары мозги потекли? Гадальщик ясно сказал, что они подозрительные, а значит, за них можно получить награду в столице. Зачем, по-твоему, мы каждый день печемся на солнце?

– Ловим подлого шпиона из Круахана, – бойко начал Шихра и замялся, – как там его звали…

– Он что, по-твоему, еще дурнее тебя, чтобы соваться в Эбру? Он сейчас небось сидит на пиру в королевском дворце, пьет вино из золотого кубка и думает: а глупый Шихра все ждет, когда я к нему приеду, чтобы меня поймать.

– Ну не знаю, – растерялся гвардеец. – А зачем тогда?

– Ты уши пытался когда-нибудь чистить? О чем народ больше всего болтает? Будто скоро конец мира наступит. А вот ты подумай, если бы у тебя быд дворец, золота полные сундуки, и ты власть бы имел над любым человеком, захотелось бы тебе с этим светом расставаться?

– И что?

– А то, что гадальщики так молвили: перед самым концом света придут в Эбру странные люди. Полагаешь, нашему… величайшему из султанов, да прольется на нас его благосклонность, – десятник церемонно выговорил формулу, явно не доверяя Шихре полностью, – неохота на них взглянуть? Вот гадальщики и потеют, и мы с ними заодно. А если когда на кого лишнего укажут, так в столице разберутся. Вот на прошлой неделе на моего двоюродного дядю указали. А то я уже замучился ждать, когда он помрет, мерин шелудивый, и дом мне достанется.

– А с этих разве что возьмешь? – с внезапной мудростью высказался Шихра.

– С этих ничего. – согласился десятник. – Они люди чужие, здесь никому не нужные. Должны же мы показать, что не напрасно серебро получаем на государственной службе. Давай, пошевеливайся, Шихра, бери двоих и топай на соседнюю улицу, и чтобы никто мимо тебя не прошмыгнул и не пролетел. Сейчас будем все дома обыскивать.

– Жаль, что у меня осталось всего три кинжала, – прошептала Гвендолен одними губами. – Но на этого урода точно хватит.

На самом деле ее слова были не более чем бравадой – охватившая ее первозданная ярость схлынула, оставив пустоту и дрожь, и сейчас Гвендолен мало на что была способна. Если бы гвардейцы спустились в подвал, они могли бы забирать ее без особых жертв. Но причудливая последовательность различных событий, которую люди называют судьбой, имела на этот счет свое мнение, и потому распорядилась иначе.

– Люди не пойдут, десятник, – угрюмо отозвался Шихра. – Буря приближается, и сильная. Разве не видишь?

В единственную щель улица была почти не различима, поэтому Гвендолен с Баллантайном не могли заметить, как внезапно потемнело – это густо-синяя туча, наползающая с моря, легла толстым краем на солнце. Но они отчетливо почувствовали резко поднявшийся ветер, взметнувший каменную пыль и швырнувший ее в стену дома. Буря подкралась неожиданно, но с самыми серьезными намерениями – в глубине тучи мелькали холодные фиолетовые отблески, и что-то глухо ворчало.

– Такая же гроза была в прошлом году, когда Эрха убило молнией, – вступил в разговор еще один подошедший гвардеец. – Пошли в укрытие, от греха подальше.

– Не повиноваться вздумали? – заорал десятник, но его слова заглушил первый раскат грома. Словно отвечая, в проулке завыл ветер, заставляя людей пригнуться. – Ты что, хочешь, чтобы они сбежали?

– Куда они побегут в такую погоду?

Десятник еще колебался, но в пыль упали первые капли дождя. Тучи сомкнулись над городом, и молния торжествующе прорезала полнеба, отчего улица осветилась голубоватым светом.

– О Непостижимый, сбереги нас!

Раздался торопливый стук подкованных сапог, заглушаемый шумом дождя и ветра. Через секунду проулок заволокло стеной ливня, в подвале потемнело и запахло сыростью, и мелкие ручейки, быстро побежав от стены, добрались до сапог прильнувшей к своему наблюдательному пункту Гвендолен.

– Ничего себе! – выдохнула она, обернувшись к Баллантайну. Его лица уже было не различить в темноте, только неясный силуэт чуть поодаль. – Здесь часто бывают такие бури?

– На моей памяти таких было всего три, – отозвался он, не слишком повышая голос, хотя сейчас их никто уже не услышал бы. – И ни одной не случалось настолько кстати. Ты боишься грозы, Гвендолен?

Он почти угадал – крылатые под дождем всегда чувствовали себя неуютно, не понимая, как зовущее к себе небо может быть таким недружелюбным. Кроме того, из поколений в поколение передавали рассказы о погибших от удара молнии и брошенных порывом ветра на землю. Летать в грозу строго запрещалось – считалось, что воинственный бог Огра, соперник Эштарры, специально разыскивает и убивает ее детей.

– Н-нет, – сказала Гвендолен без особой уверенности и придвинулась к Эберу. – Просто если дождь будет лить так сильно, подвал скоро затопит.

– До этого еще далеко, – Баллантайн успехнулся. – В любом случае, я предпочитаю соседство воды, а не эбрийских гвардейцев.

Возразить на это было нечего. Тем более что как всегда, когда он ее обнимал, Гвендолен теряла всякое ощущение действительности, кроме прикосновения его ладоней.

– У тебя, похоже, окончательно складывается цель в жизни – постоянно спасать одного отставного круаханского чиновника, который обладает особым искусством наживать неприятности. Вместо того, чтобы радоваться луне и летать по небу. На худой конец – сочинять хвалебные стихи для вандерского короля в обмен на золото. Ты ведь рисковала из-за меня жизнью, Гвендолен. И я не хочу, чтобы ты продолжала это делать.

– Ты не хочешь мне счастья?

Баллантайн невесело засмеялся.

– Счастье довольно сомнительное.

– Зато мое, – сказала она упрямо.

– За что ты так ко мне относишься. Гвендолен?

Туча вновь разошлась с громким треском, разорванная молнией, Гвендолен увидела лицо Эбера совсем близко, искаженное неуверенностью, тоской и еще чем-то, похожим на грустную надежду. Ее сердце перевернулось, настолько он был непохож на привычных мужчин, до краев наполненных убежденностью в собственной ценности.

– Я тебя люблю, – сказала она прежде, чем окончательно поняла, что произносит.

В наступившей темноте он попытался найти ее губы, но вместо этого неловко прижался к щеке. Гвендолен часто вспоминала потом это мгновение, наверно, единственное в ее жизни, когда она почувствовала, как души прикасаются друг к другу. В чем-то это было еще сладостнее, чем пальцы Баллантайна в самых тайных уголках ее тела. Она выдохнула и закрыла глаза. Но сразу же вновь их распахнула в ответ на грохот, треск и ругательства, раздавшиеся сзади.

– Дагди, я же ничего не вижу в темноте, в отличие от тебя! – услышали они возмущенный голос.