Текст книги "Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания (СИ)"

Автор книги: Вера Семенова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 35 страниц)

– Скальду Данстейна придется несладко сегодня в сраженье, сказали вандерцы. Пусть этот меч пригодится тебе и поможет победы добиться.

– Учитывая мой богатый опыт в обращении с мечами, мне он пригодится разве только чтобы самой заколоться, – мрачно сказала Гвендолен, не поднимая головы. Но меч ей понравился – она никогда не видела такого красивого оружия. Кинжалы она всегда выбирала самые простые, с деревянными рукоятками, во-первых, потому что никогда не могла похвастаться толщиной кошелька, во-вторых, потому что они у нее в ножнах редко задерживались надолго. А такой меч стоил, наверно, не меньше половины корабля. Или как маленький дом в предместьях Тарра. Услышав мечтательный вздох Логана рядом с собой, Гвендолен поспешно ухватилась за рукоять – мнение в целом презирающего обычное оружие книжника было не менее ценным, чем предполагаемая стоимость меча.

– А я три года учился валленской технике боя, – сказал Логан в пространство, ни к кому особенно не обращаясь. – Ваши друзья из Вандера ничего не перепутали?

– А ты не перепутал, что собираешься делать? – заметила Гвендолен без особой приязни, внезапно вспомнив подслушанный ночью разговор. Она вдруг поняла, почему Логан поднялся так рано, и ощущение того, что она явно лишняя, вызвало приступ жгучего раздражения. – По-моему, меньше всего ты думал сегодня размахивать мечом.

– Мало что может укрыться от девы крылатой, – задумчиво произнес Алларий, – хоть не у окон вели в этот раз мы беседу. Видно, ее проницательность стены пронзает.

"Но все же вряд ли сравнится с твоей", – подумала ошарашенная Гвендолен. Оказывается, Алларий не только видит ее насквозь в данную минуту, но и замечательно представляет себе ее повадки в недавнем прошлом. Подумав о том, что еще из ее поступков он мог так же легко представить, она чуть опустила глаза – краснеть было не в обычае крылатых., но все-таки…

– Гвендолен Антарей и права, и не права, – Логан выпрямился, стискивая пальцы, и его лицо исказилось так, что стало напоминать лицо обычного чем-то огорченного человека. – У меня не было желания браться за оружие ради защиты этого дома. На рассвете я думал… мы думали, – поправился он, быстро взглянув на Аллария, – что я буду далеко отсюда. Но мне хватило двух часов, чтобы поразмыслить еще. Невозможно постичь смысл мира в отдельности от живущих в нем. Я могу понадобиться тем, кто был со мной рядом. Я заслужил твой гнев, Алларий, и никогда не увижу Чаши. Поэтому я готов защищать ворота, чтобы меня убили первым. Жить с сознанием того, что я от нее добровольно отказался, я не могу.

Алларий, впрочем, впечатления разгневанного не производил – теперь он разглядывал их двоих с непонятным выражением лица. Может быть, это был тот редкий случай, когда он перестал кого-то изображать, и поэтому было очень трудно определить, какой же он на самом деле.

– Ясен ваш выбор, хотя быть другим ему должно по правде, – пробормотал он наконец, отворачиваясь и медленно взбираясь по лестнице. Одной рукой он крепко цеплялся за перила, словно боясь упасть, и казался постаревшим лет на десять. Можно было подумать, что на него так действует недостаток еды и воды, но Гвендолен почему-то была убеждена, что на внешности Аллария это скажется в последнюю очередь. – Что ж, охраняйте ворота, раз к этому так вы стремитесь

Так Гвендолен с Логаном и оказались по обе стороны от парадной двери, держа ее на прицеле и не сводя глаз с огромных песочных часов на противополоной стене. Струйка песка быстро бежала в нижнюю часть чаши, и Гвен невольно облизывала губы – так это напоминало падающие капли воды. Очень хотелось, чтобы штурм начался и закончился побыстрее, – тогда в зависимости от развязки она или выпьет целый кувшин. не отрываясь, или вода ей уже не понадобится.

Из большого зала на лестницу выглянул Баллантайн – взъерошенные волосы были уже не пепельного, а неопределенно серого цвета, и глаза казались огромными из-за залегших под ними синеватых теней. Но на фоне потерянного Логана он смотрелся неожиданно собранно, словно стряхнув с себя оцепенение, в котором пребывал последние дни в Эбре, и наконец проснувшись. Он внимательно посмотрел на меч в руках Гвендолен, но вслух сказал совершенно другое:

– Иди в зал, Гвендолен. Я тебя сменю.

– С каким видом оружия? – она усмехнулась, положила клинок перед собой и отрепетировала любимое движение – по два кинжала в каждой руке, и еще один выхвачен зубами. – У всех, кто в доме, все равно будет одна судьба, сьер Баллантайн. Если вы мне хотите добра – позвольте быть первой.

Он смотрел на нее чуть искоса, опустив покрасневшие веки. Интересно, что он видел сейчас перед собой? Она – дорогу, по которой медленно тянулся караван, и их с Эбером на одной лошади, закутанных плащами от песка, так что видны одни глаза. Картина так давила на сердце, что Гвендолен едва не застонала вслух. А он? Хорошо, если разобранную постель, на которой сплелись два тела, и на простыне отблеск от вытянутых вверх рыжих крыльев, сверкающих даже в свете оплывающего огарка. А если серую каменную пристань Тарра, на которой стоит худая женщина с темными волосами, рассыпающимися из прически, и неотрывно смотрит на юг?

– Береги себя, – сказал наконец Баллантайн одними губами, повернулся и ушел обратно в зал.

– Я все хотел тебя спросить, Гвендолен… – начал Логан, но Гвен, страдающая от жажды и ожидающая нападения врагов, обладала еще более несносным характером, чем в спокойное время.

– Потом спросишь, я занята. Как человек, делающий попытки хотя бы иногда заняться тем же самым, попробуй меня понять, если получится

– Чем же ты занята? Я бы с удовольствием нашел себе какое-нибудь дело, – пробормотал Логан. устраивая арбалет поудобнее. – Иначе от ожидания можно с ума сойти.

– Я думаю. Иногда это бывает довольно полезно. Хотя кому-то с непривычки и тяжело, конечно, – заявила Гвендолен, хмуря брови и покусывая указательный палец на сгибе.

– О чем?

– Устройство мира оставляю тебе. У меня хватает более примитивных вещей для раздумья.

– Например?

– Например, наш хозяин, который называет себя Алларием. У меня есть смутное подозрение, что он…

Как и положено в подобных случаях, договорить ей не дали. В дверь грохнули чем-то не вызывающим сомнений в серьезности, и они услышали голос Гарана:

– Эй вы там, не передумали? Выгоните этих четверых за ворота, и я пришлю вам четыре бочки с водой – по бочке за каждого! Думаю, для вас вода сейчас дороже золота! Так что оцените мою щедрость.

– Мы перед ней преклоняемся! – выкрикнула Гвендолен, прижимаясь к колонне под лестницей. – Настолько, что не хотим тебя ввергать в лишние расходы – специально подошли поближе, чтобы ты нас поскорее забрал.

Она забыла даже о постоянном ощущении жажды, настолько сильным оказался восторг перебранки перед боем, словно кипящая волна разлилась внутри нее, добежав до кончиков пальцев, которыми она снова стискивала рукоять меча.

– Крылатую тварь не портить, взять относительно целой! – отрывисто приказал Гаран за дверью. – Я вначале с ней немного поиграю.

Одна створка дверей уже вылетела, треснув посередине – похоже, что колотили железным тараном, подвешенным на цепях.

– Неужели наша тяга друг к другу взаимна, вот счастье! – не унималась Гвендолен. Две стрелы пролетели над ее плечом – в образовавшуюся брешь стреляли на звук голоса, но Гвен сейчас остановить было невозможно. – Я тоже мечтаю посмотреть на тебя поближе! Особенно на цвет твоей крови!

Вторая створка сорвалась с петель и рухнула вниз, в проломе стал виден край светлеющего неба. Следом за дверью рухнул первый нападающий, раскинув руки и придавив своим весом торчащий из груди арбалетный болт. Люди Гарана с руганью шарахнулись обратно – больше умирать никто не хотел. В проем влетела туча стрел, со звоном осыпавшись на первые ступеньки лестницы.

– Я думала, ты будешь первым! – прокричала Гвендолен, с сожалением выпустив эфес и поднося руки к ножнам. Теперь следовало ожидать любой гадости. – Зачем заставляешь ты ждать и томиться напрасно!

Фраза получилась хорошая, как раз для Аллария, который, как была уверена Гвендолен, непременно подслушивал.

На этот раз одновременно ворвались трое, справедливо полагая, что времени на перезарядку арбалета требуется много. Но Логан успел – щелкнула тетива, человек посередине зарычал и схватился за плечо, а из-за нападавших по бокам Гвендолен пришлось расстаться с двумя кинжалами. Нестройные вопли, поминавшие всех их родных и предков, сменились чем-то похожим на крики ужаса, через которые прорезался пронзительный голос Гарана, подгонявшего свой отряд такими ругательствами, что у Гвендолен заныла челюсть. Сморщившись, она покосилась на Логана – и была близка к тому, чтобы выронить следующий кинжал и подпустить очередного контрабандиста чересчур близко.

Молодой валленский книжник был смертельно бледен, теперь еще больше напоминая мраморную скульптуру, и ресницы плотно зажмуренных глаз казались абсолютно черными. Он так и стрелял – ни на миг не поднимая век.

– О Эштарра, велика твоя милость! – выдохнула Гвендолен в легком ужасе. – Если ты решил немного подремать, то момент сейчас не самый удачный – все равно разбудят. Да чтоб тебя…

Последнее относилось к воину Гарана, сумевшему добежать до Гвендолен и попытавшемуся ухватить ее за колено, прежде чем арбалетная стрела пробила ему шею. Она отпихивала его ногой, шипя сквозь стиснутые зубы от отвращения, и пересчитвала кинжалы. Картина получалась не слишком радостная – оставалось четыре, а вытаскивать остальные из валявшихся на полу тел под градом стрел не представлялось возможным.

У Логана вряд ли было лучше, хотя стрелять он мог реже, чем Гвендолен – бросать кинжалы. Они отбили еще одну атаку, причем у Гвен остался последний нож – самый любимый, висящий в ножнах на шее, Она с сожалением покачала его на ладони и решила, что потратит на себя, когда через несколько мгновений станет совсем невмоготу.

– А то все другим раздарила… – пробормотала она, внимательно разглядывая поле сражения. – Вот пример истинной щедрости Гвендолен из рода Антарей. Правда, не призываю восхищенных потомков мне подражать. У меня, впрочем, и потомков-то не будет…

Она еще раз пересчитала лежащих на полу, сожалея в этот момент только о том, что не удалось выяснить истинного числа тех, кто пришел с Гараном, и поэтому совершенно непонятно, сколько их еще за дверью. Кое-кто еще шевелился, пытаясь привстать, но у Гвендолен не возникало даже отдаленного ощущения единства со всеми живыми существами, которое однажды накатило на нее на эбрийской площади, и она не задумывалась, кто из них убит, кто ранен и насколько серьезно. Это была далеко не первая кровь, которую видели ее глаза – несколько раз она в дороге отбивалась от желающих исследовать толщину ее кошелька, а однажды вандерские купцы сочли Эленкигаль, Табигэйль и ее саму достаточно дорогим товаром. Тогда это тоже кончилось очень печально – правда, не для Гвендолен и ее подруг.

– Они тоже люди, – неожиданно громко произнес Логан, так и не открывая глаз.

– В самом деле? Что же ты тогда не бросил оружие и не залился слезами раскаяния, лучший арбалетчик во всей Валлене? – Гвендолен гневно фыркнула. – Впрочем, еще не поздно. Вон они снова лезут.

На этот раз среди нападавших был и Гаран – то ли он неправильно рассчитал количество клинков за поясом Гвендолен, то ли надеялся укрыться за чужими спинами. Логан выстрелил последний раз, перед тем как на него навалились втроем. Уже падая, он стукнул кого-то арбалетом по ногам, один из нападавших с силой пнул его в бок сапогом, и Гвендолен ясно поняла, что безмятежно заколоться на фоне подобной картины у нее вряд ли получится. Тогда она схватила меч – как взялась бы за первое попавшееся под руку оружие, и метнулась вперед, одновременно размахиваясь. Стальная полоса засвистела, и Гвен показалось, будто у нее обе руки вывернуло из суставов. Было стойкое ощущение, что не она действует мечом, а меч управляет ею, причем с явным неудовольствием, что ему попалось такое неловкое существо. Однако контрабандисты увидели только яростно сверкающее лезвие, рубанувшее воздух перед их лицами, и в ужасе отскочили.

– Эй, ты что, с ума сошла! – завопил один, пятясь и сшибая спиной напирающих сзади соратников. Глаза у него вытаращились и сделались совершенно круглыми. – Так ведь убить можно!

Гвендолен несколько растерянно посмотрела на него, потом на свои руки, ухватившие витую рукоять и совершающие очередной широкий замах. Неизвестно, что подействовало сильнее – или совершенно абсурдное восклицание, или нервное напряжение ночи, или бьющая через край энергия битвы, но она запрокинула голову назад и хрипло захохотала, оскалившись и продолжая рассекать воздух мечом. Себя видеть она не могла, но представляла, как она отражается в зрачках нападавших – волосы, торчащие в разные стороны, как рыжая солома, на лице нечеловеческое выражение бесшабашной ярости и дикого восторга и страшное черное лезвие в вытянутых руках. Гвендолен смеялась, не в силах остановиться, чувствуя, как все ее тело сотрясает судорога. Вряд ли она сейчас была бы на что-то годна в бою, но контрабандисты отступали, нерешительно переглядываясь.

– Отходим! – крикнул Гаран уже из-за двери. – Я послал за гвардейцами, ждем подкрепления!

Только тогда Гвендолен выдохнула накопившийся воздух, уронила руки с мечом и поняла, как сильно болят плечи – словно по ним лупили палкой. На верхней площадке стояли все выбежавшие из зала на звук ее смеха, но она различала лица как сквозь плывущий туман. Впрочем, даже через дымку было видно, что они смотрят на нее с некоторым испугом. Один Дагадд осмелился спуститься вниз по ступеням и потащил за собой Логана, тщетно пытающегося подняться с пола

– Давай, малыш, не дрыгайся, – бормотал он, обхватив его за плечи, – сильно они тебя сплющили?

Алларий стоял чуть в стороне, и выражение лица у него было такое, словно он чего-то терпеливо ждет, только непонятно, хорошего или плохого. На Эбера Гвендолен боялась смотреть, а остальные ее интересовали мало.

– Слышали, здесь скоро будет гвардия султаната! – Эльмантар как наименее впечатлительный протолкался вперед. – Сьер Баллантайн, этой ночью мы все обсудили. Надо действовать быстро. Или наш план осуществится сейчас, или никогда.

Только тогда Гвендолен нашла Эбера глазами. Он смотрел себе под ноги, и с одной стороны. она порадовалась, что, он не особенно разглядывал ее искаженный боевой яростью облик. Но с другой стороны, у него вдруг появилось такое же выражение лица, как было у Логана перед рассветом – потерявшего уверенность в том, что жизнь продолжается несмотря ни на что.

– Я прошу простить, что внушил вам всем ложную надежду, – Эбер говорил медленно и очень тихо, а значит, об исключительно важных вещах. – Но из этого плана ничего не получится. Как бы я не стремился к справедливости, но имея власть в руках, я не смогу ее добиться в такой степени, какой захочу. И вы все будете ждать от меня совершенно другого – того, что я не смогу вам дать. Будет только хуже. Если вас это утешит – я сейчас отказался от единственной своей мечты, которая еще оставалась в живых.

Логан наконец наполовину разогнулся, почти повиснув на руках у Дагадда, и приподнял посеревшее лицо с закушенной нижней губой. Размазанная по подбородку кровь искажала правильные черты, но Гвендолен он вдруг показался красивее, чем когда бы то ни было.

– Напрасно вы… Эбер… – прохрипел он, – не надо было это сейчас…

Баллантайн пожал плечами, то ли соглашаясь, то ли демонстрируя полное равнодушие. Как всегда, было довольно сложно понять, о чем он думает на самом деле, но на его лице запечатлелась явная тоска.

– Сьер Баллантайн, вы отказываетесь… – задохнулся Хаэда. Он даже потряс головой, словно надеялся, что ужасные слова вылетят у него из ушей обратно. – Вы не понимаете, что… Вы не можете так…

– Вы совершенно правы, – спокойно ответил Баллантайн. – Я именно не могу.

– Алларий, вы слышали?

Гвендолен отвлеклась на внимательное рассматривание таширского аристократа, потому что ее не покидало твердое убеждение, что основное действующее лицо – он сам. На секунду пришла мысль, будто все остальные – куклы, созданные его сознанием, чтобы разыграть перед ним сцены, которые он хочет увидеть. Гвен невольно порадовалась, что скоро все каким-то образом закончится. Иначе еще пара дней в обществе Аллария – и она начнет думать, что и Логан с Дагаддом, и Эбер, и она сама также существуют только в его воображении, созданные с определенной целью.

– Трое свернули с дороги, что им открывалась судьбою, – торжественно заявил Алларий чуть нараспев. – Дело теперь за четвертым – услышит ли он голос рока?

– Какая дорога? Какой голос? Алларий, у вас бред начался от голода, что ли? – раздраженно заговорил Уллиль. – Я понимаю одно – мы лишились предводителя.

– Я бы на вашем месте задумался о том, Уллиль, что через некоторое время нам предстоит лишиться жизни, – Эльмантар скрестил руки на груди. – По вине этого самого несостоявшегося предводителя. Что, по-вашему, следует делать в таких случаях?

В очередной раз Гвендолен совершенно отчетливо показалось, будто она видит все происходящее со стороны. Странная получалась картина – внизу под лестницей, среди валявшихся тел, луж крови и разбросанного оружия застыли Логан с Дагаддом, впецившись друг в друга, и она сама, тяжело опирающаяся на рукоять черного меча. Эбер стоял посередине пролета, полуобернувшись к гостям Аллария – только сейчас Гвендолен разглядела, как их на самом деле много. Она обводила их глазами и прекрасно видела, как на лице каждого возникает примерно одинаковое выражение, не оставляющее никакого сомнения в их намерениях. Четверо внизу были им теперь не нужны – и казались достаточно слабыми для того, чтобы обменять их жизнь на свою. Узкоплечий круаханский чиновник с усталыми глазами, не носящий оружия. Растрепанная рыжая девушка, заранее ненавидимая за свое украшение на спине, пусть и благоразумно прикрытое плащом – тем более что сейчас она растеряла все кинжалы и падала с ног от усталости. Бледный молодой книжник, чью несомненную опасность они угадывали, но несколько недооценивали из-за чрезмерно юного вида, к тому же в данный момент он с трудом дышал, согнувшись и держась за своего толстого то ли слугу, то ли спутника. Дагадда всерьез никто не воспринимал – во-первых, из-за того, что никто не понимал, что он говорит, а во-вторых, потому, что тот все свободное время, пока не кончились припасы, ни с кем не разговаривал, а только ел и пил.

Гвендолен прекрасно знала, что такое толпа. Под левым крылом она носила тонкий, темнеющий с годами, но до сих пор ясно различимый шрам, хотя тогда ей было всего тринадцать лет, когда камень попал ей по спине. После этого она раз и навсегда перестала колебаться, стоит ли бросать кинжал первой. И смысл блеска в глазах стоявших наверху она понимала яснее, чем кто бы то ни было из четверых.

На лице Эбера медленно отразилось недоумение, после чего он бросил быстрый взгляд на Аллария, но тот не шевелился.

– Думаю, что с Гараном можно будет договориться, если он поймет, что работы для гвардейцев здесь не так и много, – задумчиво произнес Эльмантар, и его взгляд, устремленный на меч в руках Гвендолен, стал оценивающим. – И это тоже неплохая добыча…

– Только делить ее будут без тебя! – Гвендолен потащила из ножен последний кинжал, верная своей привычке никому не уступать последнего слова, но отдавая себе отчет, что сил на бросок у нее не хватит. Их не хватит даже на полноценный замах, чтобы воткнуть лезвие в собственную шею и не мучиться долго. Странно, она никогда не могла представить, что умрет, истекая кровью из неумело перерезанных вен, на затоптанном полу пустынного неуютного дома где-то на жаркой окраине мира. Она вообще не задумывалась о своей смерти – она хотела жить, чтобы хотя бы еще раз прижаться губами к коже человека, стоящего у перил лестницы в нескольких шагах от нее. Она и сейчас продолжала отчаянно этого хотеть.

Но в этот момент в действие вступило четвертое лицо, до недавних пор ограничивающееся достаточно пассивной ролью. Гвендолен показалось, что воздух стал медленно густеть, так что его приходилось с силой проталкивать в горло, и она услышала глухое ворчание, больше всего напоминавшее звуки, издаваемые каким-то крупным и недовольным зверем. Она огляделась в поисках Аллариева леопарда, но замерла, так и не донеся рук до кинжала, настолько поразительной была представшая ей картина.

Дагадд выпустил плечи Логана и выпрямился, неожиданно став почти на голову выше ростом. Подпоясанный камзол и плащ на нем затрещали по швам, как если бы их обладатель внезапно стал шире в плечах, что при солидных размерах Дагадда само по себе способно навеять некоторый ужас. Он вытянул руки вперед, словно желая кого-то схватить, и снова издал низкое рычание, будто в его горле что-то клокотало, собираясь вырваться на свободу. Воздух между вытянутых рук Дагадда совсем уплотнился и потемнел, словно он пытался удерживать вихрь или крутящееся облако.

Гвендолен обернулась, хватая воздух ртом, и увидела, как служитель Изира медленно оседает на пол, но никто не пытается поддержать его – каждому и так плохо. Всех словно пригибала к земле какая-то неодолимая сила, давящая на мозг. Волосы на голове Дагадда поднялись каждый по отдельности, словно пружины, глаза вытаращились до предела, а на губах возникла не очень уместная торжествующая улыбка. Он то ли придерживал, то ли собирал что-то такое, что могло превратить в руины половину дома Аллария и совершенно точно разметать в клочья всех бывших союзников, ставших противниками. Краем глаза Гвендолен заметила, как Алларий покачал головой с едва заметным уважением.

– Алларий! Что это? – Хаэда хватался за перила, чтобы не упасть. – Что он делает? Прикажи ему, чтобы перестал! Он нас всех убьет!

– А вы нас собирались накормить ужином и уложить в постель? – хрипло выкрикнула Гвендолен. – Воистину черная неблагодарность с нашей стороны!

– Сами твердили, что гостеприимства законы для вас нерушимы, – Алларий плавно повел рукой и сам залюбовался выверенностью жеста, в результате чего решил повторить его пару раз для верности. – Каждый лишь тот урожай собирает, что в землю посеял.

Дагадд рычал, катая между ладонями клубок загустевшего воздуха и явно примериваясь, куда его зашвырнуть. Когда в вихре промелькнул какой-то отблеск. похожий на молнию, среди гостей Аллария началась сдержанная истерика.

– Бежим! Скорее!

– Куда? За ворота к гвардейцам?

– Клянусь Изиром, я не знаю, что это такое, но просто так от него не убежишь.

– Странно, что медлишь ты, о истребитель съестного, – Алларий заинтересованно перегнулся через перила, – редко кому удавалось так долго держаться. В чем же причина того, что ты столь неспешен?

– Я сам…не всунулся… – просипел Дагадд, и Гвендолен облегченно выдохнула – ей почему-то казалось, что он уже не способен заговорить по-человечески. – Они все, конечно, тряпье…но как-то… пусть посопят еще.

– Но отчего бы тебе за ворота свой гнев не направить? Там ведь враги, что вас всех уничтожить стремятся.

– Как-то тоже… – Дагадд тяжело вздохнул, опуская плечи, и темнота между его пальцами начала постепенно рассеиваться. Воздух сделался свежим, как после грозы, и все присутствующие жадно задышали. – Ну присыплются они песком, так мне от того кудрявее не станет.

– Они тебя сами закопают, когда мы вас к ним отправим, – ласково пообещал Эльмантар, моментально вернув свои воинственные намерения вместе с возможностью нормально дышать. Но это была последняя угроза с его стороны.

Алларий отлепился от перил и постоял некоторое время наверху площадки, покачиваясь с носка на пятку и что-то бормоча себе под нос. За это время он два или три раза провел рукой по волосам в разные стороны и привел бы их в совершеннейший беспорядок, не будь они коротко острижены.

– Ну ладно, чего теперь тянуть, – сказал он наконец. – Эльмантар. Хаэда, забирайте всех и запритесь в большой зале. Если осмелитесь хоть нос высунуть оттуда, пока я вас не позову – будет скверно. Кстати, там приготовлены вино и фрукты, чтобы не слишком скучать.

Подобным выступлением он сразу обеспечил себе гораздо более благодарную аудиторию, нежели самыми наводящими ужас или трогательными виршами. Половина слушателей открыла рты и забыла в очередной раз вдохнуть. И поскольку все привыкли к совершенно другой манере изъясняться, то смысл речей Аллария далеко не сразу дошел до тех, к кому они были обращены. По перевернутому выражению лиц Хаэды, Эльмантара, Уллиля и прочих было заметно, будто они отчаянно хотят возразить, но что-то им мешает. В залу они удалились, отчего-то пятясь задом и натыкаясь друг на друга.

Алларий медленно спустился вниз, обогнув по-прежнему стоящего на лестнице Баллантайна, и сел на последние ступеньки, бросив на них плащ. Сейчас было отчетливо заметно, какой он худой – ключицы выпирают из расстегнутого ворота – и как осунулось его лицо. На щеках проявились глубокие складки, как у актера, снявшего грим.

– Вы, кажется, что-то хотите спросить? – произнес он устало. – Сейчас самое время.

– Интересно, откуда в доме после трехдневной осады могли взяться вино и фрукты? – поинтересовался Логан, ни к кому особенно не адресуясь, но Алларий только махнул рукой в его сторону:

– Если это один из ваших вопросов, то в жизни не встречал более бесполезного. Давайте дальше.

– Хорошо, я задам вам вопрос, – Баллантайн спустился вниз, присоединившись к своим спутникам. Одну руку он словно случайно положил на плечо Гвендолен, и она быстро накрыла ее двумя ладонями. Ей снова стало жарко и хорошо, даже плечо перестало болеть. – Алларий… ведь вы выдумали эту историю о конце света, ваши глашатаи разнесли ее по всему Внутреннему океану, чтобы вызвать нас в Эбру, вы подстроили так, что нас попытались схватить в порту, вы рассчитали, что мы прибегнем к услугам Гарана и что попадем к вам, скрываясь от него. Вы так хотели нас увидеть? Для чего? И откуда вы знали, что мы будем вместе? Почему именно мы7

– Ваш второй вопрос также не имеет большого смысла, – Алларий даже не поднял глаз, продолжая устало смотреть себе под ноги. – Но я отвечу. Я хотел, чтобы вы приехали сюда и задали бы мне более разумные вопросы. Так что сосредоточьтесь. Времени у вас немного.

Гвендолен вся извертелась рядом с Баллантайном, даже потянула его пару раз за плащ, чтобы обратил на нее внимание, и шептала: "Спроси его вот о чем…" Но Эбер был как всегда параллельно занят своими мыслями, а заметивший ее движения Логан поступил по-своему.

– Гвендолен из рода Антарей хочет задать свой вопрос, мастер Алларий, – заявил он торжественно, будто глашатай.

Гвендолен фыркнула, чтобы скрыть легкое смущение. Поскольку все посмотрели на нее, она с сожалением отодвинулась от бока Баллантайна, к которому прижималась всем телом, пригладила волосы руками – скажем сразу, без видимых последствий, стиснула ладонью рукоять черного меча и только тогда произнесла свой вопрос. Скрывая неуверенность за насмешкой, она приподнимала уголки губ в язвительной улыбке, и оттого интонация у вопроса получилась не совсем такая, какую Гвендолен имела в виду:

– Тяжело быть Хранителем?

– Думаю, что скоро вы об этом узнаете сами, – медленно ответил Алларий, не спуская глаз с Гвендолен.

– Сами?

– Что ты этим хочешь сказать?

– Кто ты такой, в конце концов?

– Я в очередной раз утвердился в мысли, что женщины – гораздо более мудрые создания. Даже такие, что наделены способностью летать. Или, может, наоборот – особенно такие?

Алларий поднялся со ступенек, легко перешагнул их, оказавшись на нижней площадке рядом с нашими героями, и изящно взмахнул руками, кланяясь, как принято в Валлене.

– Хорошо, я представлюсь еще раз. Алларий Таширский, Хранитель Чаши.

Необычнее всех при этих словах себя повели Логан с Дагаддом. Вместо того, чтобы издавать возгласы изумления и восторга, они тихо повесили голову, будто провинившиеся подмастерья.

– Мы очень глупо себя вели, – пробормотал Логан. – И потом, Чаша была так близко, а мы ничего не чувствовали. Теперь ты нас прогонишь прочь от своих ворот, и правильно сделаешь.

– И не мечтай, – сурово ответил тот, что называл себя Алларием. – Ваше время уже началось. Даже не надейтесь улизнуть – поздно. Вы не совсем точно выразились, сьер Баллантайн, при всем моем глубочайшем к вам уважении. Я не придумывал историю о конце мира. Прежний мир, в котором властвовали конунги, султаны и Провидение, доживает свои последние дни. Еще пару лет – и на смену ему придет новый. Мир, в котором правит Орден.

– Мы нигде не хотим править! – возмутился Логан.

– А кто вас спросит? – резонно заметил Алларий, пожимая плечами.

Он прислонился к перилам, достал из кармана большое зеленое яблоко вместе с тонким серебристым ножиком и начал его чистить. Кожура завивалась спиралью, проходя у него между пальцев, и не желала заканчиваться.

– Вы захотели сначала познать, а потом изменить этот мир. Вы сами – я вас не заставлял. Вы дотянулись мыслями до Чаши через море. Вы придумали Орден – не я. Не скрою, я вас слегка испытывал – лишь потому, что мне не очень хотелось отдавать Чашу совсем недостойным. Но если бы вы нажали посильнее – то взяли бы ее и без моего позволения. Разве не так?

– Конечно, нет! – горячо ответил Логан, оглянувшись на остальных в поисках поддержки.

– Разве взятое силой приносит пользу? – пожал плечами Эбер, но взгляд его сделался тревожным.

– Что ж, какие-то иллюзии у вас еще сохранились, – Алларий вертел в пальцах свое нескончаемое яблоко. – Первое время они помогут вам продержаться.

– Интересно, а ты когда-нибудь пробовал выражаться яснее? Хотя бы для разнообразия? – не выдержала Гвендолен. Ей был почти безразличен этот разговор – какое дело крылатой до устройства человеческого мира? Но Баллантайну было беспокойно – и значит, она была готова вволю точить свой язык об того, кто стал причиной беспокойства. По крайней мере, оставлять все, как есть, Гвен не собиралась.

– А вы когда-нибудь пробовали быть более понятливыми? – парировал Алларий. Похоже, Чаша выбирала себе Хранителя по принципу, сумеет ли он за себя постоять даже перед Гвендолен Антарей.

– Ха! Стоит ли – раз этот мир приходит в негодность, а в новом мы будем, как ты уверяешь, полновластными правителями. Чем меньше у правителя понятий – тем ему легче правится.

– Хранитель Алларий, – голос Логана стал умоляющим, – не держите зла на Гвендолен Антарей. Люди слишком часто хотели доставить ей неприятности, а вас она по внешнему сходству также причисляет к людям.