Текст книги "Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания (СИ)"

Автор книги: Вера Семенова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц)

– Сьер Баллантайн, – Логан наконец отложил карты и поднял глаза, снова ставшие холодно-зелеными, – пусть мы с Дагди умеем зажигать огонь без огнива и останавливать лошадей своей мыслью, ничто не может сравниться с умением воинов Провидения понимать, чего хотят люди, сидящие перед ними.

– Очень любезно, но не приближает нас к цели. Я сказал, что наш путь не будет напрасным, даже если мы ничего не найдем. Но он будет напрасным, если мы отправимся в него, вынашивая каждый свои планы, таясь друг от друга и надеясь в первую очередь осуществить собственные мечты.

Если бы Гвендолен уже не было жарко от выпитого вина, она бы покраснела первая – что скрывать, ее мечты были никак не связаны с какой-то неведомой Чашей и желанием изменить мир. У нее был свой мир, который сидел рядом с ней, и если она что-то хотела изменить, то только его отношение к ней.

Она вздохнула и прижалась к нему коленом. В крайнем случае всегда можно сослаться на тесноту за столом. Но Эбер не отодвинулся, даже нашел ее пальцы и стал их перебирать один за другим так аккуратно, словно они у нее тоже были вывихнуты наподобие крыла. Впрочем, смотрел он прямо и не отрываясь, на Логана с Дагаддом.

– Вы… наверно, правы, сьер Баллантайн, – осторожно произнес Нуада, потому что оба других молчали. – Но что вы предлагаете сделать? Нам тяжело так сразу… научиться друг другу доверять, настолько мы все разные. И при этом каждый из нас – очень странное создание. Все книжники испокон века слыли в Круахане безумцами. Логан с Дагаддом с их непонятными умениями вдобавок могут оказаться даже опасными. Что касается вашей спутницы, – он криво взглянул на Гвендолен, от которой все еще старался отодвинуться подальше, – я прекрасно понимаю, что без этой де… в общем, без нее наше путешествие закончилось бы, не начавшись. Но вы знаете, что о них принято говорить и как относиться.

Гвендолен пребывала в таком блаженном состоянии, изобретя за это время тридцать разных способов сплести пальцы рук с пальцами Эбера, что из всей тирады, относящейся к ней, услышала только первую часть и слабо улыбнулась, сочтя похвалой.

– Дорогой Нуада, я вас очень ценю и хочу предупредить – ваше счастье, что у Гвендолен из рода Антарей отобрали ее метательные ножи, – пробормотал Логан. – Иначе дальше мы бы ехали вчетвером.

– Интересно, а чем я кажусь вам странным? – Баллантайн нахмурился.

– Вы, наверно, самый непостижимый из всех нас, достопочтенный сьер, – Нуада слегка поклонился, – я впервые вижу воина Провидения, пусть бывшего, и человека на государственной службе, которого волнует судьба мира и счастье людей.

– Хорошо, – вступил Логан, в свою очередь поглядев на Гвендолен – не хочет ли она что-то сказать. Но она еще до конца не пришла в себя, а так как обычно могла говорить большей частью не очень приятные для собеседников вещи, то в тот вечер была непривычно молчалива. – Должен признать, все мы убедились, что каждый полезен и нужен по-своему, и успех может зависеть от любого из нас. Продолжайте, сьер Баллантайн, вы ведь хотели что-то предложить.

– Я хочу, чтобы мы сразу договорились о единой цели, которой будем придерживаться, если найдем… если у нас все получится. Допустим, мы… – он поглядел по сторонам, но вокруг так пели и кричали, что тяжело было заподозрить подслушивающих. – Допустим, у нас в руках будет… нечто, дающее нам какие-то знания о мире… умение управлять этими знаниями, и возможно, что-то менять в самом мире. Мы должны объединить всех людей, кому эти знания могут пригодиться и кто достоин их использовать. Мы должны создать. организацию, которая сможет накапливать и передавать эти знания. Потому что в руках отдельных людей они все равно будут бесполезны.

На мгновение за столом воцарилось молчание, не сильно заметное в окружающем гаме, но отчетливое для всех пятерых. Гвендолен несколько испуганно взглянула на Логана с Дагаддом, но не прочитав в их намерениях явной опасности, перевела сияющий взгляд на Баллантайна. По крайней мере, один безоговорочный сторонник среди собеседников у него точно был.

– Вы хотите создать новую Службу Провидения? – чуть морщась, спросил Нуада.

– Нет, – Эбер ответил быстро, и стало видно, что над этим вопросом он много думал, – во-первых, Служба Провидения пользуется другими силами, и ей неведомо многое из того, что будет известно нам. Но самое главное – мы не будем стремиться к власти и управлению людьми. Мы будем помогать миру при помощи знания о нем.

– Интересно, как посмотрят на такую помощь те, кто уже обладает властью?

– Это будет Орден, – перебил его Логан, внезапно приподнимаясь. Он смахнул бы на пол карты, если бы не Гвендолен, вовремя их придержавшая. – Во всех странах будут люди, думающие, как и мы, исповедующие одни и те же законы, но никто не сможет притеснять их или причинять им зло, потому что их сила будет намного выше силы правителей. Вы прекрасно придумали, Эбер, – в порыве он назвал Баллантайна прямо по имени, – даже я не смог лучше, хотя каждый день размышляю об этом!

– Придется ли по вкусу правителям, что чья-то сила выше, чем у них? – не унимался Нуада.

– Им придется смириться с тем, что мир изменился! Тем более что на их власть никто не будет посягать. Они только должны будут ее использовать более разумно. Многим это пойдет только на пользу.

– Я имею сомнительную честь служить солнцеподобному султану Эбры, – недоверчиво произнес Нуада. – Не думаю, что он способен будет осознать эту свою пользу.

– Слышишь, Дагди? – Логан не особенно его слушал. – В каждом городе мы построим орденский дом с библиотекой. Будем ездить по всему Внутреннему океану и везде узнавать что-то новое о мире. Что думаешь, правда, замечательно?

– Ты вот насчет законов полоскал, – Дагадд несколько нахмурился, было видно, что он уцепился за какую-то мысль, не дающую покоя. – Надо над ними как следует мозгами развесить. А то нашвыряют тряпья. Например, загородят, чтоб никто в Ордене по трактирам не кувыркался.

– Если считать, что Орден родился в трактире, – счастливо засмеялся Логан, – то это вряд ли кто-то запретит.

– Нет, я лучше сам эти законы наскребу.

– Если они будут написаны твоим языком. – внезапно открыла рот не удержавшаяся Гвендолен, – то надо будет сразу присваивать высший ранг тому, кто их поймет.

– А что вы думаете о наших планах, Гвендолен? – спросил Логан. Он взглянул на нее прямо через стол, и Гвен чуть опустила веки – ей показалось, что он прекрасно видит руку Баллантайна на ее колене.

– Вначале нужно найти…что вы… мы ищем, – ответила она с запинкой, и покосилась на Баллантайна. Каким же он казался ей красивым – этот человек с пепельными волосами, усталым взглядом и вроде бы ничем не примечательными чертами лица, которые преображались, как только он начинал говорить. Как она хотела, чтобы он всегда сидел вот так рядом с ней, чтобы в его взгляде, обращенном к ней, всегда было это выражение, чтобы он трогал ее ладонь и пальцы именно так, как ей хотелось.

"Прости меня, Эштарра, – сказала она себе, – но больше всего на свете я желаю, чтобы наши поиски затянулись подольше"

– Вот видишь, все у нас получилось, – пробормотал Эбер ей в самое ухо, так что спутавшиеся пряди шевельнулись от дыхания.

Гвендолен открыла плотно зажмуренные глаза. Они лежали, повернувшись друг к другу и не разжимая рук, и ей казалось, что у них один запах кожи и один стук сердца на двоих. Наверно, вся ее боль и страх вышли наружу во время первой встречи, и осталось только желание прильнуть к нему, полностью раскрыться навстречу, чтобы чувствовать его прикосновения везде, где только можно, так что она даже не заметила, когда именно он оказался внутри нее.

В его взгляде сейчас читался такой же мальчишеский отсвет, как у Логана, смотревшего на развернутую перед ним карту.

– Гвендолен… Так все время и называл бы тебя по имени.

– У тебя это звучит очень необычно, – прошептала она, прижимаясь щекой к его плечу.

– Я как-то неправильно произношу?

– Нет… просто люди меня никогда по имени не звали. Чаще всего они говорили "рыжее отродье".

Он прижал ее к себе чуть сильнее.

– А твое племя?

– Ну, они говорили: "Когда наконец ты прекратишь свои выходки, Гвендолен Антарей" с таким видом, будто проглотили стакан уксуса. Поэтому я всегда свое имя терпеть не могла. Твое гораздо красивее.

– Только оно не настоящее, Гвендолен.

Она разжала губы, но потом снова сомкнула их. Только провела пальцами по его груди вместо вопроса. и пошевелила крылом, пытаясь устроить его поудобнее.

– Ты теперь долго не сможешь летать?

– У нас это быстро проходит, – сказала Гвен с большой уверенностью, которую в душе на самом деле не испытывала.

– Ты долетела до Круахана за четверо суток?

– За двое, – с легкой гордостью уточнила она.

– За двое? – он резко приподнялся и осторожно коснулся внешней стороны ее неловко сложенного на краю постели крыла, так что оба вздрогнули от неожиданного ощущения, и снова потянулись друг к другу, словно защищаясь от этой дрожи. – Это потому… что ты так быстро летела?

– Да нет, это кто-то меня схватил из людей Данстейна. Я когда сперва поняла, что попала к вандерцам, мало что соображала.

– Гвендолен… Почему я заслужил это от тебя?

– Потому что это ты, – сказала она уверенно. Никогда прежде ей не могло прийти в голову, что просто проводить пальцами по плечам и спине мужчины, чувствуя каждый мускул под кожей, может быть так приятно. Если бы ей это кто-то раньше сообщил во время полета, она от смеха свалилась бы на землю.

– Ты на мой счет очень заблуждаешься. Ты меня совсем не знаешь.

Гвендолен опять хотела что-то сказать. Что-то вроде: "Я тебя знала всю жизнь". Потом она подумала, что надо сказать другое: "Я люблю тебя". Но так ничего и не произнесла, только прижалась к его груди напротив сердца, и ее ресницы защекотали его кожу. Это все были человеческие слова, они не очень годились для крылатой. А в их языке нет другого слова для тяги к человеку, кроме "проклятие Вальгелля". Что же она должна сказать? "Я проклята, потому что мне не оторваться от тебя, словно мы лежим в одном коконе? Потому что каждое мое дыхание, каждый мой шаг, каждый мой жест не имеют значения, если бы тебя не было в этом мире?" Это звучало бы еще более странно, если не сказать безумно.

Но Эбер не ждал от нее никаких слов, и думал уже несколько о другом. Он пошевелился, чуть меняя позу, и Гвендолен снова закрыла глаза, предвкушая, что будет дальше.

– Гвен… а можно мы еще раз…

Ставни были чуть приоткрыты, но луна светила в щель так ярко, что по полу до самой двери протянулась светло-желтая полоска. Однако Эштарра напрасно звала к себе свое заблудшее создание. Сегодня Гвендолен летала совсем по-другому.

Хроника вторая

Гвендолен так и не привыкла просыпаться в море. Их плавание продолжалось уже почти две недели, а она каждый раз, открывая глаза и чувствуя мерное покачивание, то легкое, то довольно ощутимое, тратила некоторое время на то, чтобы понять, где она, собственно, находится. А может быть, это происходило потому, что она засыпала, не особенно веря, что все это на самом деле с ней происходит?

Она потянулась, как всегда задев крылом стенку каюты, как всегда запустила пальцы в кудри, чтобы их взъерошить, потом пригладить, потом снова растрепать – к сожалению, другая манера причесываться ей все равно бы не сильно помогла – и как всегда, осознала, что уже давно рассвело, и оранжевое солнце поднялось над водой настолько, чтобы лучи попадали в расположенное под потолком маленькое окно. Рано просыпаться она так и не научилась. Хотя в общем ее никто и не заставлял. Постель была как всегда смята, и отчетливо сохраняла запах его кожи, чуть горьковатый, который она считала своим и узнала бы с закрытыми глазами. Но Баллантайн со своей манерой вставать до рассвета уже как минимум три часа был на палубе.

Зато за эти две недели у нее выработалась другая привычка – засыпать вдвоем, на узкой койке, где все сплеталось и перепутывалось и все было частью одного целого – руки, ноги, волосы, дыхание, шепот. А просыпаться одной и некоторое время сидеть, обхватив руками колени, с улыбкой глядеть на солнечные пятна на стене напротив и заново переживать все, что было ночью. Эбер даже не подозревал, что любил ее дважды – один раз в темноте каюты, а второй раз утром, в ее воображении.

Гвен с сожалением встряхнулась и заставила себя натянуть штаны и куртку с прорезями на спине. Впрочем, надежда вскоре увидеть Баллантайна заставила ее двигаться побыстрее. Она затянула пояс с вернувшимся к ней арсеналом ножей – правда, не своими излюбленными, тонкой валленской заточки, которые до сих пор оплакивала в душе, а прямыми короткими кинжалами, какие были в ходу на южном побережье Круахана. Она настежь распахнула дверь каюты и выбежала на палубу. даже не позаботившись надеть плащ – еще одна приятная, но очень вредная привычка. Как обычно, ветер ударил ей в лицо, разметав волосы, и как обычно, она на мгновение задохнулась от всего сразу – солнца на волнах, ни с чем не сравнимого запаха ветра в открытом море, шипения пены и ощущения развернутых крыльев. Ни одному из крылатых никогда не увидеть и не испытать того, что переживает она, потому что так далеко в море они могут залететь только ценой жизни, а любой капитан скорее пробьет собственными руками днище своего корабля, чем возьмет на борт кого-то из ее народа.

– Эй. Гвен! Доброе утро!

– Эге-гей! Гвендолен! Что-то ты совсем рано! Еще не успела проспать ужин!

– Взяла бы меня хоть раз полетать!

Она сощурилась против солнца, глядя на висевших на мачтах и скалящих зубы матросов, и крикнула, приложив ладонь ко рту:

– Если вы за это время успели слопать мой завтрак и обед, то вас и дракон в небо не поднимет, как бы ему не хотелось вами полакомиться!

– С чего бы это дракону лакомиться нами, когда рядом такая аппетитная девушка? – кричали с мачты.

– А все знают, что у дураков мясо вкуснее!

Стоявшие у борта светловолосые воины, не снимавшие, невзирая на припекающее солнце, коротких кольчуг, проводили ее улыбками, когда она проходила мимо.

– Наш конунг знал, кого брать в скальды, – одобрительно пробурчал один.

– Да, острее языка, чем у Гвендолен, не найдешь на всем этом трижды проклятом океане, как он еще не пересох от такой жары.

– Только у нас, на вандерском берегу, нашлось бы кому с ней поспорить, – немного уязвленно отозвался третий.

– Конечно, Улли. – Гвендолен обернулась через плечо. – Твой язык был бы достойным противником моему, если бы постоянно не тонул в пиве.

На раздавшийся хохот обернулась почти вся оставшаяся пестрая компания, сидящая на палубе полукругом перед Логаном и Дагаддом, которые прислонились к борту спиной и о чем-то горячо вещали. Только одна знакомая фигура на носу корабля, которую она прекрасно узнала бы по одному лишь силуэту прямых плеч и чуть откинутой назад голове, не пошевелилась.

Больше всего на свете она хотела бы подбежать к нему, но вместо этого нарочито медленно подошла к борту и села рядом с Логаном, пытаясь принять излюбленную позу моряков и опираясь о палубу крыльями, чтобы не упасть. Наверно, их отношения с Баллантайном не были секретом даже для чаек, летающих над кораблем, но она успела неплохо изучить, когда проявления чувств ему нравятся, а когда нет. Все-таки они продолжали занимать каюты в разных концах корабля, хотя каждую ночь одна из них пустовала.

– Ты как всегда проспала самые важные новости, Гвендолен, – Логан посмотрел на нее искоса.

– И что сегодня называется важной новостью? Мы потеряли еще один день пути потому, что весь экипаж слушал тебя, разинув рот, и опоздал к повороту парусов? Так это не новость, это каждое утро случается.

Сомнительная публика кругом издала некое подобие смешка или хмыканья – на что каждый был способен. Некоторые подмигнули Гвен, на что она с удовольствием показала язык в ответ. Половина набранной в спешке команды состояла из личностей, состоящих в затруднительных отношениях с правосудием, и потому желающих убраться из Круахана. Вторую половину составляли вандерские воины, отправленные Данстейном вместе с Гвендолен – те, кто надеялся найти в южном море достойную их добычу. Неудивительно, что в этом сообществе отверженных и чужих ей казалось, что не обязательно накидывать плащ на крылья, потому что все брошенные на нее до сих пор взгляды могли выражать что угодно – от гнева до неприкрытого влечения, но ни один не содержал в себе презрения или отвращения. Она наконец-то была равной, пусть в команде головорезов – поэтому не удивительно, что она не верила своим ощущениям, просыпаясь каждое утро.

– Почти угадала, – сказал между тем Логан. – Мы не поворачиваем паруса, потому что наконец выбрали правильный курс.

– Хочешь сказать, вы наконец перестали морочить нам голову и узнали, куда нужно плыть?

– Если бы ты вчера сошла с нами на берег, то узнала бы тоже.

Гвендолен давно разучилась краснеть, но все-таки опустила глаза и оставила замечание Логана без обычных язвительных комментариев. Вчера они действительно встали на якорь возле небольшого портового селения на гряде островов, и почти вся команда бросилась к шлюпкам в надежде почувствовать землю под ногами. Они с Эбером тоже собирались пойти, но по дороге он заглянул к ней в каюту и решил, что они задержатся совсем ненадолго, если он несколько раз поцелует ее грудь в расстегнутом вороте камзола. А оторваться так и не смог.

В итоге команда гуляла на берегу в неполном составе.

– Зато хоть кто-то из нас остался в ясном сознании, – произнесла наконец Гвендолен, выжидающе глядя на Логана. Понятно, что его вряд ли можно задеть обычными насмешками, и если он захочет рассказать ей то, о чем уже сообщил всем сидящим вокруг – неспроста у них такое загадочное выражение лица – то скажет без ее подначек.

Дагадд непривычно молчал и водил толстым пальцем по доскам палубы, словно желая полностью скрыться от разговора.

– Так вот, – Логан слегка наморщил свой идеальный нос, – несмотря на то, что у этого бедняги находилось в желудке столько вина, что едва не выплескивалось из ушей, именно эти фразы он произносил весьма четко. Наверно, поэтому мы обратили на него внимание.

– Ты о ком? – встряла Гвен, никогда не отличавшаяся терпением. К тому же ее слегка раздражал прямой холодный взгляд Логана, ясно говоривший ей: "Можешь рассказывать все что угодно, Гвендолен Антарей, но твое сознание этой ночью также было очень далеко от ясного".

– Да вырыли нам тут одного спотыкальщика, – охотно пояснил Дагадд, – будто он что-то занятное режет. Такой, скажу вам, овощ, все время залитый по самые уши.

– Обидно, что вы с Луйгом бросили затею основать университет, – мрачно сказала Гвендолен, плотно прижимая крылья к спине, что было у нее признаком настороженности и недовольства. – Ты так все понятно объясняешь, что из тебя вышел бы превосходный учитель.

– И что тот парень сказал? – перебил один из моряков. Окружающие слегка нахмурились. обидевшись за Дагадда, который за недолгое плавание сделался кумиром всей команды за умение быстро сооружать огромное количество хмельных напитков из, казалось бы, обычной воды.

– Оказывается, в Эбре живет какой-то странный купец, который ничем не торгует и никуда не ездит, а проводит время один в большом пустынном доме, только иногда выходит на площадь и заговаривает с проходящими мимо людьми о том, что конец нынешнего мира наступит очень скоро. И он так убедительно об этом говорит, что у многих возникает желание пойти в ближайший трактир и заказать несколько кувшинов вина. Причем наш бедный знакомец как начал, так остановиться уже не смог.

– Неужели взаправду будет конец света? – пара матросов помладше уставилась на Логана широко раскрытыми глазами.

– Как утверждает этот несчастный, – внушительно произнес Логан. – вернее, как поведал ему сомнительный купец, наступит данный момент тогда, когда встретятся четверо и начнут странствовать вместе. И говорят, будто купец это рассказывает налево и направо уже очень давно. Так что по всему Внутреннему океану гуляет легенда о четырех предвестниках гибели мира.

– И кто же эти четверо? – подозрительно прищурившись, спросила Гвендолен. Она с опаской покосилась на команду – не бросятся ли они за борт, обнаружив в словах Логана, что виновники конца света плавают на одном с ними корабле, или не отправят ли в море их самих.

– Живущий чувствами. Жаждущий знания. Ищущий справедливости. Переполненный любовью.

Гвендолен чуть выдохнула. Логан сказал это по-эбрийски, который, во-первых, далеко не все понимали, а во-вторых, в этом языке у определений не было различия рода. Прозвучало это как бы о четверых мужчинах. Кроме того, Гвен давно переполнилась уверенностью, что команда корабля к людям ее не относит – правда, с положительным оттенком, в отличие от большинства жителей Круахана. Поэтому им в голову не пришло поставить ее в один ряд с остальными. Но сказано было совершенно точно – по крайней мере, она все эти дни на корабле ощущала себя хрустальным бокалом, налитым до краев чем-то звенящим.

– Надеюсь, Луйг, – сказала она громко, чтобы увести нить разговора в сторону, – вы все не собираетесь также топить в бочке с вином горе по поводу скорой гибели мира? Почему все валяются на солнце, хотя давно пора лезть на мачты?

– Просто ветер попутный, Гвендолен, а мы встали на верный курс, – гораздо тише, совсем не в тон ей ответил Логан.

– На верный курс? – она оглянулась на горизонт, невольно сощурившись от бьющей по глазам солнечной ряби на волнах, и внезапно поняв, переспросила с легким ужасом: – В Эбру? Вы собираетесь туда заходить? Зачем?

Не отдавая себе отчета, она развернулась к стоящей на корме фигуре Баллантайна и почти вскочила на ноги, собираясь броситься к нему.

– Мне очень хочется познакомиться поближе с этим купцом, забросившим торговлю, – чуть грустно, но совершенно твердо сказал Логан. – Думаю, он знает многое из того, что интересно нам.

– А если это ловушка? Ты полагаешь, незнакомый тебе человек станет несколько лет сеять легенды по всему Внутреннему океану ради желания заглянуть в твои прекрасные глаза, Логан, сын Дарста? Ладно еще это была бы какая-нибудь почтенная купчиха.

Логан даже не стал снисходительно улыбаться, невзирая на гулкий хохот Дагадда, поднимавшегося всякий раз, когда Гвендолен начинала кого-то вышучивать.

– Ты сама понимаешь. Гвен, пока это единственная ниточка, которая может привести нас к цели. И мы от нее не откажемся. Он знает про то, что мы… что мы вместе, – он понизил голос. – Может, тогда он знает и том… о том, зачем мы вместе.

Гвендолен уже не смотрела на него. Она направилась прямо к Эберу, прекрасно понимая теперь, почему он стоит, отвернувшись, и только изредка невольно кидает взгляд через плечо на горизонт.

– Доброе утро, – сказала она, покашляв, хотя уже произносила это несколько часов назад, открыв глаза на подушке рядом с его щекой.

– Ты как всегда ослепительна, Гвендолен, – он наконец обернулся, скользнув взглядом по ее фигуре и чуть грустно улыбнувшись, – и как всегда в полном вооружении.

– Ну что делать, – она пожала плечами и похлопала по рукоятям верхних кинжалов за поясом, словно извиняясь, – я без них себя чувствую как без одежды.

– Без одежды ты тоже прекрасно смотришься, – сказал Эбер с прежней легкой грустью, и Гвендолен внезапно почувствовала, до чего все-таки жарко на палящем солнце. Когда раньше кто-то пытался ей сказать такое, в лучшем случае кинжал бы пролетел рядом с его щекой, в худшем – разрезал какую-либо деталь одежды. А сейчас она считала минуты до того, как он вновь произнесет что-нибудь подобное.

– Ты ведь знаешь, куда мы плывем? – вырвалось наконец у нее, позабывшей, что на людях она звала его на "вы". – Тебе туда нельзя, правильно?

– Как сказать, – Баллантайн вновь полуобернулся в сторону моря, – считается, что мое тело бросили на дно неподалеку от Салладейской гавани. А по эбрийским обычаям душа в таких случаях не находит успокоения. Случайно столкнуться со своим призраком – не очень добрая примета.

– Не надо туда ехать…

– У меня ведь есть цель, Гвендолен. Потом, надеюсь, я все-таки достаточно изменился за эти годы.

– А вдруг тебя все-таки узнают?

– Ну что же, – он нежным движением протянул руку и поправил рукояти ее ножей, – если вдруг ты увидишь, что меня схватила стража, то вспомнишь, что именно я подарил тебе такое прекрасное оружие и кинешь его в меня, целясь поточнее.

– Я… ты что… я никогда не смогу, – она в ужасе замотала головой. так что волосы хлестнули ее по щекам, придя в окончательный беспорядок.

– Тогда придется, как только мы сойдем на берег, показать тебе одну из публичных казней в Эбре. Ты сразу сможешь.

Его голос звучал глуховато, но совершенно спокойно, так непохоже на обычные увлеченные речи, что Гвендолен пришла в окончательное смятение и обернулась к Логану с Дагаддом, полуразвернув крылья и уперев руки в бедра. Ее верхняя губа приподнялась и чуть вздрагивала, как у разъяренного животного:

– Как вы смеете… как можете заставлять его ступить на тот берег?

– Там же то, что мы все вместе ищем, – на холодном лице книжника и хранителя арбалетов проступило легкое смущение, но не более того, а может это было просто смутное опасение перед великолепной яростью Гвендолен.

– Ты ведь сам не знаешь точно! И позволяешь себе рисковать ЕГО ЖИЗНЬЮ?

– Она там, – встрял Дагадд уверенным басом, прижав руку к левой стороне камзола. – Я чую. У меня тут все ворочается.

– Непереваренный ужин у тебя ворочается! – взорвалась Гвендолен, отбрасывая волосы назад. – Будь эта Чаша трижды неладна, и вы оба вместе с ней!

Четверо застыли рядом у борта, вернее, Гвендолен оказалась напротив троих мужчин, чуть пригнувшись и раскрыв крылья. Ярко-рыжие длинные перья сверкали на солнце не меньше, чем блики на воде, и голос ее звенел. Воины Данстейна, стоявшие поодаль, настороженно придвинулись друг к другу, а некоторые положили руки на рукояти топоров. Они мало во что вникли, но отчетливо видели, что их скальда нечто сильно беспокоит.

– Прекрати, Гвендолен, – тихо произнес Баллантайн, и впервые она увидела, что обращенные на нее глаза серого цвета вместо мальчишески голубых. – Я сам плыву. Куда хочу. И мне никто не помешает.

– Чтоб мне Эштарра посылала только встречный ветер!

От волнения она выкрикнула обычное ругательство крылатых, даже не задумываясь над тем, что ее не особенно поняли, и, бросившись к ближайшей мачте, рывком вскарабкалась по стропам и прыгнула вниз, окончательно развернув крылья и уходя в крутой вираж над кораблем. Как всегда, добрая половина матросов побросала вязать канаты и уставилась в небо, приоткрыв рты. Но Гвендолен, несущаяся вперед, стиснув зубы, ничего не различала вокруг себя и ничего не чувствовала, кроме колотящегося сердца.

Впервые с начала их плавания она летала не для собственного удовольствия и не для того, чтобы кого-то позабавить, а чтобы успокоиться. Иначе, если бы она осталась на палубе, ей бы пришлось несколько часов вытаскивать свои метательные ножи из мачты, с такой силой ее тянуло их туда зашвырнуть.

Единственный благоразумный поступок, до которого снизошел планирующий их передвижение Логан – они высадились не в главной гавани Эбры, а в небольшом городке в двадцати милях к западу, намереваясь добраться по берегу до той самой печально знаменитой Салладейской бухты. Первые несколько часов на берегу Гвендолен казалось, будто с нее содрали кожу, а легкие забили песком. Потом она осмотрелась вокруг, не заметила толпы из желающих немедленно наброситься на Эбера, и начала дышать чуть спокойнее, хоть и не снимала руки с рукояти левого, самого удобного кинжала. Разумеется, на них достаточно часто таращились, но не более чем на диковинного вида иностранцев, которые в маленьком порту были редкостью. Причем удивленные взгляды больше всего привлекали Дагадд с Логаном, один своей необъятной фигурой, которая в Эбре встречалась только у евнухов, но при этом говорящий рокочущим басом, а второй сочетанием абсолютно нездешнего юного лица с ярко-зелеными глазами и мощного приклада арбалета за спиной, размерами в половину его роста. Баллантайн в простом дорожном костюме, без всяческих вице-губернаторских регалий, смотрелся очень буднично. А закутанная в плащ Гвендолен вообще напоминала эбрийских женщин, замотанных тканью еще сильнее, чем она теперь, тем более что рыжие волосы тоже скрылись под наброшенной на голову тканью.

Наверно, Логан и Дагадд при желании могли бы тоже потрудиться над своей внешностью, чтобы выглядеть менее заметно, но первые шаги по земле Эбры дались им не слишком легко. Они шли неуверенно и с опасением переглядывались, словно прислушиваясь к своим ощущениям. На Баллантайна и Гвендолен, идущих сзади, они почти не обращали внимания, как на бесконечно далеких им людей.

– Не всунуть, малыш, – произнес наконец Дагадд удивленно, – у меня в чердаке вертится, будто в той стороне над морем гром рявкает, и я точно втыкаю, где это. А в пустыне, – он махнул толстой рукой в совершенно определенном направлении, – буря с песком, горбом чувствую. Чтоб мне прихлопнуться, – он невольно передернулся, – не пляски это все.

Они как раз проходили через базар, устроенный прямо в порту, и Логан невольно сощурил глаза до предела, и рукой бессознательно стиснул ложе арбалета.

– Знаешь, Дагди, я смотрю на эти кувшины, и точно понимаю, как их изготовили. Там человек торгует башмаками, я мог бы легко сшить такие же. А в тени двое играют в кости – я прекрасно вижу, сколько каждый выкинет в следующий раз. – Свободной рукой он с силой потер висок. – Иногда мне кажется, что голова сейчас лопнет от того, сколько в ней всего сразу уместилось.

– Метко, что мы в паре, – пробурчал Дагадд, даже не оглянувшись, словно ему и в голову не могло прийти, будто на Баллантайна с Гвендолен тоже сойдет какое-то сверхъестественное умение. Впрочем, с ними ничего особенного не происходило. Если не считать того странного чувства, которое медленно возникало у Гвендолен внутри, пока они шагали вначале мимо рыбацких шхун с потрепанными парусами, потом вдоль выставленных на утоптанной земле торговых рядов, где только что выловленная мелкая рыба чередовалась с нехитрым и немного корявым домашним скарбом. Не то, чтобы в ней вдруг проснулась жалость ко всем людям вокруг, хотя многих, конечно, стоило пожалеть, настолько тяжел был их каждодневный труд и настолько незначительна скудная радость. Но Гвендолен неожиданно стала остро ощущать себя частью мира, что разворачивался перед ней, кусочком бесконечной мозаики, которая складывается из мыслей, стремлений, мольбы, боли и смеха всех существ, что дышат и могут думать. Она даже споткнулась, настолько странным было ощущение, что она видит эту сеть, растянувшуюся над миром, и вот-вот сможет потянуть за нити и вытащить что-то главное, только вот что? Она растерянно обернулась и посмотрела вслед уезжающему в сторону отряду, где ехали вандерские воины и Нуада. По замыслу Логана, они должны были разделиться, чтобы не привлекать чрезмерного внимания, как путешествующие с хорошо вооруженным эскортом. Нуада должен был приехать в столицу раньше, оценить ситуацию и подыскать им по возможности укромное место для жилья. Глядя им в спины, Гвендолен ощущала не только их место в общей мозаике, и значит, свою связь с каждым, но и откровенную зависть: из них никто пока не терзался непонятными ощущениями, мешающими нормально передвигаться. Единственное беспокойство воинам с севера причиняла жара, которую не облегчал даже пахнущий солью ветер с моря.