Текст книги "Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания (СИ)"

Автор книги: Вера Семенова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 35 страниц)

– Первый раз вижу человека, который добровольно дотронулся до крылатой.

Гвендолен выговорила эти слова и внезапно покраснела. На самом деле она видела такого человека второй раз. Но о первом думать было очень трудно, словно пробиваться через встречный ураган.

– Логан просил тебе передать, что они сегодня уезжают в столицу. Они с Дагаддом едут в свите этого… Генерала Искореняющей ветви. Никак не могу запомнить, как его зовут.

– Энгинн удовлетворился двумя заложниками? – Гвендолен скривила губы. – Я кажусь ему настолько ничтожной, что меня даже нечего тащить с собой?

– Он сказал – передвигаться она все равно сможет еще не скоро. Пусть валяется здесь. А мы торопимся.

– Ну да, – повторила Гвендолен, опуская ноги на пол. При каждом движении в бок вгрызались чьи-то мощные челюсти. – Передвигаться я смогу еще очень не скоро.

Останавливаясь на краткие передышки, она доковыляла до окна и схватилась рукой за притолоку.

– Еще Логан сказал, что сьер Баллантайн дождется, пока тебе станет лучше, и вы сможете все вместе вернуться в Круахан.

Вначале Гвендолен посмотрела на небо. Оно было светло-серое, типично круаханское, безрадостное и высокое. В такое небо хорошо взлетать без всякой надежды, но с уверенностью, что по-другому все равно нельзя. Во дворе, вымощенном мелкими, блестящими от недавно прошедшего дождя камешками, медленно прохаживались двое. Худая женщина в темно-бордовом платье и накидке иа темных волосах опиралась о локоть мужчины. Ее осанка была строгой и неизменной, как погода за окном. Мужчина двигался рядом со спокойной покорностью и что-то говорил. Только один раз, поворачивая по изгибу дорожки, он бросил тоскливый взгляд на окна.

– Все вместе? – Гвендолен не очень понравилось, как звучит ее голос. Но по крайней мере, он не срывался. – Наш Магистр знаний и ремесел иногда бывает очень остроумным. Особенно когда это касается меня.

– Жаль, что в Круахане больше не будет орденских библиотек. А тебе лучше снова лечь. Ты потеряла очень много крови. Голова не кружится?

– Жаль, что я не смогу послушать полностью, что еще придумано про твоего Изира, – не слишком впопад ответила Гвендолен. – Помнишь, когда Поветитель Смерти спросил Астарру про любовь… что она ему рассказала?

Служитель Изира закрыл книгу и покачал головой.

– Ты говоришь, что тебе все известно про любовь, сказала ему Астарра. Но ты ведаешь все про мертвых, а любовь живая. Любовь – такое же существо, как все, что дышит в этом мире. Она может ликовать, мучиться, болеть и плакать, как все живые. Я пришла сюда за Изиром, а моя любовь осталась жить на земле. Ты можешь знать все только о мертвой любви. Живая тебе не подвластна, и рассказа о ней ты не поймешь.

"Значит, раз ваша любовь живая, когда-нибудь она умрет тоже, – ответствовал ей Повелитель Смерти. – Она попадет сюда, и я буду все знать о ней".

"Теперь она никогда не умрет, – сказала Астарра. – Любовь убивают только сами люди. Раз мы оба здесь, она уже не сможет умереть".

"Тогда убирайтесь оба! – воскликнул Повелитель Смерти. – Я дождусь, что рано или поздно вы убьете свою любовь. И я посмотрю, какого цвета у нее глаза, и посмеюсь над ней, когда она в толпе прочих подойдет к моему трону".

– А что было потом?

– Изир вернулся к людям.

– А что стало с ним и Астаррой?

– В общем… – Мэдрей немного удивился – Видишь ли… в легенде про это больше ничего не сказано. Разве это так важно? Ведь он вернулся.

– Это же самое интересное! И как вы только не понимаете!

Гвендолен в возмущении передернула плечами и скривилась от боли, спохватившись. Потом с тоской смерила глазами расстояние до подоконника и стала на него забираться, стиснув зубы.

– Ты что такое делаешь? – Мэдрей непонимающе смотрел на нее.

– Когда ты спустишься вниз, увидишь там сьера Баллантайна, – из-за закушенной губы Гвендолен выговаривала слова не очень внятно. – Передай ему – как только я представила себе поездку в Круахан в его… их обществе, мне стало настолько легче, что я отправилась немедленно.

Рыжие крылья несколько раз взмахнули не слишком уверенно, но постепенно их обладательница выровняла полет – лететь ей оказалось неожиданно легче, чем ходить. Сделав небольшой круг над двором, Гвендолен подумала, не вернуться ли за сапогами и плащом, но затем махнула рукой – не в первый раз. На три счета она подладилась под ветер и полузакрыла глаза, собираясь с силами. Путь был неблизкий, особенно если учесть, что летела она не в сторону Круахана, а совсем в другом направлении.

Через две недели в Чертоге Провидения торжественно принимали отряд Гарана Любопытного, прибывший из Эбры. Контрабандисты, не часто въезжавшие в город при свете дня, чувствовали себя слегка неуютно и поэтому держались нагло, беря пример со своего предводителя. Гаран вошел, заложив руки за пояс и широко шагая. При виде Аллария, стоявшего с погасшим видом возле шести кресел генералов Провидения, он широко ухмыльнулся и поискал взглядом Логана с Дагаддом. Те обретались у противоположной стены, стараясь ни на кого не смотреть. Эбер попытался встать с ними рядом, но оба Магистра Ордена мелкими шагами постепенно отодвинулись в сторону. Кресло Гнелля, разумеется, пустовало.

– А где крылатая тварь? – спросил Гаран, как следует насладившись представшей перед ним картиной. – Вы ведь мне ее отдадите?

– Видите ли, почтенный Гаран из Западной пряди, – Энгинн тонко улыбнулся, – дело в том, что кое-кто из моих собратьев тоже имеет относительно нее определенные планы.

– Так а сейчас-то она где? Вы что, ее отпустили?

– Она придет сама, – Энгинн чуть покосился на Аллария. – Вернее, приползет через некоторое время. Это мы знаем точно.

– Страшно польщена, что без меня не обойтись, – с этими словами Гвендолен толкнула ногой ставню, настежь распахивая окно с цветными стеклами. – Спешила как могла, но все-таки не думала, что столь достойное собрание вспоминает мою незначительную личность.

Она была в своем обычном дорожном наряде – темно-коричневом камзоле и с полным вооружением в виде метательных ножей и двух мечей, вандерский за спиной, другой, покороче, у пояса. Волосы растрепаны как прежде – какое-то время Великий Магистр Чаши старалась выглядеть более пристойно и пыталась причесываться, но вновь махнула рукой на это бесполезное занятие.

– Правда, я изо всех сил старалась быть вам полезной, – Гвендолен соскочила с подоконника. – Сьер Ирви! Счастлива передать главе Приумножающей ветви крайне важное послание от валленского протектората.

– Ну ладно, все в сборе, – Энгинн откинулся на спинку кресла и самодовольно оглядел сидящих рядом генералов Провидения. – Покажите же нам то, что вы принесли, почтенный Гаран. Полагаю, многие жаждут взглянуть на этот предмет еще сильнее, чем мы.

– Деньги вперед, – угрюмо заявил Гаран, перекидывая вперед заплечный мешок, но не торопясь его развязывать. – А то знаю я таких…

В мешке, судя по очертаниям, действительно находилось что-то округлое. Гаран ловко поймал брошенный кошелек, оценивающе покачал его на ладони и с довольным видом стал запихивать в карман. Все молчали, внимательно наблюдая за его манипуляциями.

– Гвендолен! – внезапно заговорил Баллантайн, подавшись вперед, и его голос звучал особенно отчетливо на фоне всеобщей тишины. – Пока я жив, они с тобой ничего не сделают. Не бойся, слышишь?

– Она сейчас прослезится, – вполголоса заметил Логан.

– Молчал бы лучше! Как ты мог сдаться так быстро?

– Сам зевалку застегни! – Дагадд сделал шаг в его сторону.

– Луйг! Дагди! Заткнитесь вы, оба!

Гаран злорадно засмеялся и поднял над головой большую медную чашу, сбросив ткань мешка на пол.

– Это ведь они из-за крылатой девки так грызутся. Вот потеха! Да ее на всех хватит – я по своей знаю. Вы лучше подумайте о том, что ваша сила сейчас закончится. Не жалко?

Чаша была старинная, местами чуть позеленевшая, со странными витыми знаками по ободу. Генералы Провидения так и впились в нее глазами.

– Дай! Дай сюда!

Энгинн оттолкнул потянувшегося Ирви.

– Ну что же, – произнес он, чуть растягивая слова в такт движениям ладони, которой он проводил по боку чаши, словно лаская. – Кто-то еще сомневается в том, что Провидение – единственно возможная сила в этом мире? Странное дело – я так доволен, что даже не хочу сейчас тратить на вас время, – он махнул в сторону невольно шагнувших друг к другу четверых основателей Ордена. – Надеюсь, я не становлюсь добрее и справедливее? – он фыркнул. – Мне это сейчас совсем ни к чему. Так что завтра утром придется потренироваться в обратном. И начну я, мой драгоценный бывший собрат Эбер, лучше всего с тебя…

Посмотрел он при этом, правда, на Гвендолен, желая насладиться выражением ее лица.

– Время тратить не надо точно, – заметила Гвен неожиданно нежным и чарующим голосом. Она даже сама не ожидала, что способна на такие медоточивые интонации.. – Времени осталось совсем немного.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Полагаю, ваш собрат Ирви знает. Почему-то он так побледнел, читая письмо, которое я ему передала. Надо ему помочь, сьер Энгинн, а то падать в обморок на каменный пол не очень приятно. Знаю по собственному опыту.

– Что там случилось?

– Валлена разорвала договор на покупку серебряного песка, – пробормотал Ирви растерянно, опуская на колени судорожно стиснутую бумагу. – Ничего не понимаю… и еще… торговая гильдия Валлены и Ташира требует немедленного погашения всех наших закладных.

– Они просто не представляют, каким могуществом мы теперь обладаем. Неприятно, но не конец света. Прекрати закатывать глаза!

– Мой драгоценный собрат Энгинн, не хочу вас расстраивать, – Эрегур нервно задвигался в кресле, желая привлечь к себе внимание, – но советую пустить в ход это могущество как можно скорее, как только мы поймем, как его использовать. Я сейчас почитал один хвалебный гимн Провидению, который благодарный народ распевал прямо в чертоге Разъясняющей ветви. Должен вам сообщить откровенно – из хвалебного в нем только название.

– Ерунда, мы их быстро успокоим! – Энгинн махнул рукой. – Однако уверен, что это ваших рук дело, почтенные основатели. Вы все-таки не захотели быть благоразумнее? Ну что же, каждый свой выбор делает сам.

– Точно, – Логан стряхнул свое оцепенение и выпрямился. – Меня всегда занимало – что же на самом деле выбирают люди, которые добровольно идут в Службу Провидения?

Энгинн дернул щекой, начиная заметно раздражаться, но его внимание снова отвлекли. Топот и возня за дверью, уже некоторое время доносившиеся издали и добавлявшие ощущение тревоги, приблизились, и в распахнувшиеся створки ввалился Ноккур – с перекошенным лицом и сбившимся на плечо капюшоном.

– Энгинн! В предместье Круахана бунт! А наши лучшие отряды остались в Гревене!

– Пора завершать, собратья, – Энгинн поднялся на ноги. – Должен вам заметить, почтенный Алларий, что я вас понимаю. Я держу ее в руках совсем недолго, а уже чувствую наплыв такой мощи – ни одно из жалких мирских удовольствий не может с этим сравниться. Она наконец нашла достойного хранителя – осознаете это? Вы, четверо?

"Непонятно, почему многие не могут запомнить ни его имени, ни его лица, – подумала Гвендолен. – Сейчас я бы точно не назвала его незаметным или незначительным. Хотя, конечно, довольно страшноватым".

Законно пользуясь критической ситуацией накануне полной гибели, она прижалась к Баллантайну, и тот крепко обхватил ее за плечи. Рука его вздрагивала, и глаза были плотно зажмурены.

– Эбер, – сказала она шепотом, слегка извиняясь. – Подожди чуть-чуть. Сейчас все закончится.

– Странно, что я больше не испытываю ничего, кроме какой-то холодной печали, – неожиданно заговорил Алларий, и все вздрогнули – когда он отказывался от своей обычной манеры выражаться, его слова звучали еще более диковинно. – Казалось бы, я достиг высшей точки в своем искусстве – благодаря мне мир сейчас окончательно поменяется. Я всегда мечтал сыграть именно такой спектакль – который перевернет существующий порядок. Но я был гораздо счастливее, когда на криво сколоченных подмостках видел отражение ужаса и восторга в глазах простых эбрийцев. Наверно, правы те, кто предостерегает от выполнения самой заветной мечты – радости она не приносит. Не забудь мои слова, крылатая дева, они могут тебе тоже пригодиться.

– Моя мечта сейчас тоже выполняется, – Логан шагнул вперед, – и я ничего не ощущаю, кроме бесконечного торжества. Так что все зависит от подхода, мессир Алларий.

– Очень чешется их тут всех скорчить, – с заметным отвращением пробормотал Дагадд, озираясь. – Можно, малыш? А то меня прямо пригибает.

– У нас мало времени и много дел, – сухо заметил Логан. – Идем. Гвендолен, ты все еще у нас Великий Магистр, не забыла?

– Как это?… Да я… почему же… – Энгинн в полной растерянности смотрел на медную чашу в своих руках.

– В коллекции Аллария эта вещь – действительно одна из самых древних, – ласково заметила Гвендолен, которая уже давно изнывала от нетерпения высказаться. – Правда, тащить ее через весь Внутренний океан – нужно быть исключительным ценителем, сьер Энгинн. Вы нас всех приятно удивили.

Бесконечного торжества, глядя на лицо Энгинна, она не испытала, но живо вспомнила все его высказывания относительно Эбера, и потому ее голос звучал с мурлыкающей нежностью.

– Кстати, можете вернуться и поискать еще, – Логан тоже не отличался снисходительностью к поверженным врагам. – В нашем эбрийском доме полно любопытных древностей.

Он потянул за плащ угрюмого Дагадда, с ворчанием пытающегося держать себя в руках, двинулся к двери и только у порога снизошел до некоторого объяснения, вдоволь налюбовавшись немой сценой в зале:

– Вы решили, что если мы – Орден Чаши, то чаша, дающая силу, обязательно существует в реальности? Впрочем, нам было только на руку, что вы когда-то начитались красивых легенд о волшебных предметах, досточтимые сьеры. Чаша давно уже внутри нас.

День они закончили в том же трактире, где когда-то за столиком в углу говорили о создании Ордена. Гвендолен показалось, будто с тех пор прошла целая вечность, но так оно, наверно, и было? Тогда они без конца говорили, перебивая друг друга, а сейчас только переглядывались и опускали глаза.

– В ближайшие несколько месяцев на Эмайну нам не попасть, – мрачно констатировал Логан. – Сами заварили эту похлебку, сами и будем ею питаться. Служба Провидения держится в Круахане последние дни. Вы уже придумали, как будет называться ваша должность, сьер Баллантайн?

Эбер поглядел на него без всякой приязни.

– У меня только одно условие, – Логан продолжал нарываться на небольшой скандал, – не забудьте придумать какое-нибудь занятие для Гвендолен. Тем более что она, как вы понимаете, всегда приносит исключительную пользу.

– Ему – не всегда, – хрипло пробормотала Гвендолен, не поднимая взгляда от деревянной кружки.

– Может быть, вы не будете ставить мне условий?

– Другими словами, вы не собираетесь их выполнять?

– Я не могу.

– Не можете или не хотите?

– А мои планы тебе не хочется узнать, Луйг? У меня они несколько другие, – Гвен со стуком поставила кружку. – Мне надо на какое-то время уехать.

– Уехать? Куда?

– Ты что такое задумала?

– У меня дела, – сказала Гвендолен сквозь зубы. – Мне кажется, я достаточно потрудилась для Ордена, чтобы заслужить небольшой отпуск.

– Отпуск? В такое время?

– Если я буду подгадывать свой отпуск под спокойные времена в Круахане, мне успеет за это время стукнуть лет триста.

– Мне не нравится это, Гвендолен. Зачем тебе надо уезжать? Ты – Великий Магистр Ордена.

– Драгоценный мой Луйг, при получении ранга Великого Магистра я не подписывала обязательства делать только то, что нравится Магистру знаний и ремесел. Иначе я бы точно отказалась.

– Ты можешь мне сказать, куда ты собираешься, Гвендолен? – Баллантайн спросил тихо, но таким голосом, на который она никогда не могла возразить или сказать "нет".

– Вы узнаете… сьер Баллантайн. В свое время.

– Д а отсохните вы от нее! – внезапно брякнул Дагадд, оперевшись на стол так сильно, что едва не перевернул блюдо с тушеной рыбой. – Она вам все равно ничего не раскрасит, неужели не влипаете? Нечего и чавкать.

– Дагди, как всегда, все объяснил исключительно доходчиво и ясно. За что я ему искренне признательна, – цеременно сказала Гвендолен, наклоняя голову.

– Но ты… вернешься?

– А разве вы хотели бы, чтобы я вернулась, сьер Баллантайн?

– Пойдем, Дагди, – со вздохом произнес Логан, проявив неожиданную чуткость и поднимаясь из-за стола. – Ты все равно уже расправился со всеми здешними запасами еды, больше не принесут.

– Я безнадежный эгоист, Гвендолен, – Эбер понизил голос, глядя им в спину. – Я понимаю, что совсем не так должен обращаться с тобой. Но ты мне так нужна. Пока ты рядом, я уверен, что все будет хорошо.

– Я обязательно… постараюсь вернуться.

– Что значит постараюсь? – Логан обернулся, подозрительно сощурившись.

– Магистр Логан, вы сегодня отличаетесь поразительной непоследовательностью. Определитесь наконец – вы подслушиваете чужие разговоры или все-таки изображаете благородство.

– А с чего вдруг ты три дня ходила вечерами на постоялый двор, где живет твой Кэссельранд? Ты же говорила, что родичи от тебя отреклись. Решила припасть к корням?

– Все понятно, – Гвендолен откинулась на спинку стула, с преувеличенным вниманием рассматривая темный потолок. – Вы не только подслушиваете, но еще и подглядываете.

– Если бы от меня зависело, я бы никогда тебя не отпустил.

– Да будет благословенна моя независимость!

– В самом деле… – было видно, что Эбер хочет взять ее за руку, но Логан и Дагадд все еще стояли у дверей, глядя на них во все глаза, – …что ты придумала, Гвендолен? Прошу тебя, будь осторожна.

– Ничего плохого, – Гвендолен сглотнула. – Я вернусь, и вы увидите.

Не выдержав, она сорвалась с места – крылья из милосердия к сидящим в трактире были как обычно прижаты и накрыты плащом, но рыжие волосы ярко сверкнули, взметнувшись, словно к выходу промчался горящий факел.

– Дагди! Подожди! – крикнула она в широкую спину Магистра стихий. – Иди сюда! У тебя есть деньги?

– Бряки? – Дагадд удивленно пошарил в обширных карманах штанов, вытаскивая стянутый тесемкой кошель. – Вроде какие-то дрыгаются. А зачем тебе?

– Давай все! Мне далеко ехать.

– Пташка, ты же по облакам метелишь, – Дагадд хитро подмигнул, – или там тоже есть кого намазывать?

– Ты меньше рассуждай, давай быстрее! – Гвендолен поспешно выхватила кошель, спеша убраться от подозрительного взгляда Логана. Покачав его в ладони, она просияла и внезапно, приподнявшись на носках, дотронулась губами до заросшей щеки собеседника: – Счастливо оставаться, Дагди! Ты настоящий друг, не то что некоторые!

Дагадд внимательно смотрел на нее, и в маленьких глазах под сдвинутыми бровями Гвендолен ясно увидела свое отражение.

– А вдруг у тебя не заварится, пташка?

– Я все равно по-другому больше не могу, – проговорила она шепотом, упрямо мотнув головой. – Если что… Кэс отдаст тебе эти деньги за меня.

В тот день над Тарром долго висел густой сизый туман, пришедший с моря. Такое случалось очень редко, и. как уверяли рыбаки, предвещало беду. Гвендолен об этом не знала, но давно брела по дороге в кислом настроении, потому что лететь не могла – ничего не было видно, а передвигаться пешком она не любила, да и ходила довольно медленно. Поскольку все эти препятствия отдаляли цель путешествия, а мимо грохотали дилижансы, в которых было полно свободных мест, но Гвендолен экономила деньги, – она бормотала себе под нос витиеватые орденские ругательства и поддевала носком башмака камешки на дороге, чтобы хоть как-то успокоиться.

Наконец она доковыляла до большого безликого дома в таррском предместье, главной примечательного чертой которого была высокая ограда, сложенная из грубых булыжников. Уже стемнело, но свет пробивался только в одном окне, тусклый и прыгающий, словно владелец не желал зажигать много свечей. Однако вряд ли можно было надеяться на то, что Гвендолен Антараей отступит перед мрачным видом чьего-то жилища и отсутствием быстрого отклика на стук в дверь – подобные мелочи ее никогда не смущали, и она настойчиво отбивала от створок краску дверным молотком, пока ожидаемое ею действующее лицо не показалось на пороге, воззрившись на нее без всякой приязни.

Человек был долговязым, катастрофически худым, с бритой макушкой и в каком-то обтрепанном балахоне. От него пахло дымом и какими-то травами с резким ароматом, а глаза под набухшими веками были в красных прожилках. Он взялся за притолоку одной рукой с поразительно длинными и крючковатыми пальцами, вторую руку продолжая держать на засове и явно рассчитывая, что разговор займет совсем немного времени.

– Вы Арций. – сказала Гвендолен утвердительно.

– Придешь завтра в больницу, – буркнул человек, делая попытку закрыть дверь, но Гвен успела подпереть створку ногой.

– Я бы хотела договориться здесь. Там слишком много народу.

Арций равнодушно скользнул усталыми глазами по ее фигуре, завернутой в плащ.

– Если думаешь ребенка вытравить, это не ко мне.

– Может, пустишь все-таки? Тебе Кэссельранд просил передать привет.

– Не знаю я никакого Кэссельранда. – пробурчал Арций, но убрал руку с засова, и Гвендолен быстро проскользнула внутрь, поворачиваясь к хозяину. Она дернула застежку, и плащ свободно осел на пол. Гвендолен развернула крылья насколько смогла – стены и разные предметы ощутимо мешали, но и этого было достаточно, чтобы на лице Арция медленно возникло другое выражение – холодного изучающего любопытства.

– Ишь ты, – сказал он. – Рыжая. У вас таких немного, да?

– Скоро будет еще меньше, – не очень понятно отозвалась Гвендолен. – Если ты согласишься, конечно.

– Что надо-то? – любезностью Арций похвастаться не мог, да и не собирался.

– Ты был помощником барона Шандера. Ты присутствовал на всех его опытах. В том числе и когда он делал из крылатых… обычных людей.

– Ну и чего? Они все на это добровольно шли. И не задаром, между прочим. Так что если ты мне за какого-то своего родича хочешь морду набить, так нечего. Все те из них, кто в ящик улегся, золотишко своей семье отписали. Иди, поспрошай лучше у своих, коли тебе не досталось, пусть поделятся.

– У меня нет родичей, – сквозь зубы произнесла Гвендолен. – И пришла я не за этим. Я сама тебе хорошо заплачу. Пятьдесят золотых.

– За полсотни круглых можешь и рыло мне разрисовать, разрешаю, – Арций удивленно поцокал языком, пытаясь обойти Гвендолен вокруг, но мешали крылья, занимающие половину пространства. – Это на что тебе столько денег дали?

– Я хочу… хочу быть, – Гвендолен встряхнула головой, – как люди. Без этого, – она пошевелила крыльями, подняв легкий сквозняк. – Ты ведь умеешь это делать.

– Покажи деньги, – угрюмо сказал Арций.

Она излекла из-за пазухи кошель Дагадда и покачала им в воздухе – его размеры и кожа тонкой выделки внушали невольное уважение. Но в глазах Арция только прибавилось железа – теперь сквозь красноту и муть словно проглядывали два наконечника для стрел.

– Ты знаешь, сколько операций мы сделали? – спросил он жестко и сам ответил: – Десять. Из них выжил один.

– Значит, я буду второй.

– А если десятой? Чтобы мне твои родственнички потом в печенке поковырялись? Или подняли под облака, да уронили ненароком?

– Я неясно выразилась? У меня нет родичей. Они от меня отказались.

– Ах, вот что…

Арций снова внимательно обшарил ее взглядом. Смутное удивление зарождалось в его глазах, и он в первую очередь посмотрел уже не на крылья, а на некоторые части фигуры Гвендолен, максимально интересные людям противоположного пола.

– Неужели тебе твой хахаль дал золота? Он так хочет… Ага, и потом за мной будет по всему Круахану гоняться, если что не так? Тем более не соглашусь.

– Никто – не знает – что я – собираюсь – сделать, – Гвендолен говорила сквозь зубы, и ей казалось, что она держит во рту кинжал. – Ты знаешь, как мы клянемся?

– Ну допустим… – Арций совсем ссутулился, но наконец в его взгляде стал проявляться совсем другой интерес, и поскольку Гвендолен редко общалась с лекарями, он ей был не особенно знаком. – А ты знаешь, как на тебя подействует усыпляющий отвар, детка? Если вдруг нет – ты умеешь терпеть?

Гвендолен подумала некоторое время, потом расстегнула камзол и показала неумело завязанные бинты на боку, частично бурого цвета от засохшей крови.

– С этим я летала до Валлены и обратно.

– Что же… Ночь сегодня будет интересная… – Арций усмехнулся, ненадолго исчез в глубинах дома и появился наружу с большой темной бутылкой, покрытой пылью, которую держал за горлышко. – Пей, девочка. Мы это сделаем прямо сейчас.

Она проехала через южные ворота Круахана. Проехала спокойно, не кутаясь в плащ, не выбирая максимально темное время суток. Впрочем, мелькнуло в сознании Гвендолен – даже если бы она пролетела над воротами, широко развернув свои рыжие крылья, мало кто обратил бы на это внимание.

В Круахане царил совершеннейший хаос. Сразу за воротами взору открывалась баррикада, перегородившая часть улицы. Крупные камни были выворочены и лежали поперек улицы. В двух близлежащих лавках двери висели на одной петле, окна были разбиты, а внутрь Гвен решила не заглядывать – все равно там мало что осталось. Издали доносились беспорядочные выстрелы и вопли. Пахло дымом, неуверенностью, тоской и кражами.

Странное чувство беспомощности, охватившее ее еще в первый день после того, как она встала с постели, нахлынуло с новой силой – она больше не может в любой момент, разбежавшись, с силой взмахнуть крыльями, подняться вверх хотя бы на несколько этажей и потом взлететь по-настоящему. Но зато она может теперь многое другое. Наверно – ведь она теперь совсем не такая, как прежде.

Сколько времени ее не было – три недели? Что же тут случилось? И что с Эбером? Внезапно ей стало страшно, и она ускорила шаги, насколько могла. Ей самой бы стоило поберечься – невысокий бледный юноша с коротко остриженными рыжими кудрями, одетый незаметно, но прилично – за это спасибо остатку Дагаддовых "бряков" и за то, что Арций, вдохновленный успехом операции, вернул ей еще пять золотых на обратную дорогу – все равно не имел вида, отпугивающего уличных грабителей и прочих праздношатающихся личностей. Но Гвендолен была упряма. Упрямство – это видимо, единственное, что у нее осталось. И еще в сумке на боку лежало платье – нормальное человеческое платье, темно-бордовое, со шнуровкой спереди и длинными шуршащими юбками, с разрезами до пояса, открывающими серебристо-серую подкладку. Корсет на спине полностью скрывал шрамы – да и они в общем остались совсем небольшие, вовсе не такие, как у Кэссельранда. То ли ей просто повезло, то ли Арций накопил опыта за девять неудачных операций?

У единственной наполовину уцелевшей лавки толпилось человек сто, не меньше – по крайней мере, так показалось Гвендолен. Все размахивали кастрюльками и горшками. Над лавкой на самодельной вывеске косыми буквами было намалевано: "Каждый может получить бесплатный суп от протектората!"

Несколько оборванных, но энергичных людей, прятавшихся за баррикадой на углу, бодро выкрикивали; "Да здравствует протектор! Ненавижу Провидение!"

Улица была усеяна впопыхах разбросанными листками. Рассеянно подобрав обрывок одного из них, Гвендолен прочла следующее:

"Свободные граждане освобожденного Круахана! Забудьте о тех мрачных временах, когда ненавидимое всеми Провидение пыталось вторгаться в вашу жизнь и диктовать вам, о чем думать! Воздух свободы дует на наших улицах. Вдохните его полной грулью, и тогда…"

– Но ведь это действительно так было… – немного растерянно сказала себе Гвендолен, пожав плечами. – Почему же возникает ощущение. что лучше не стало?

Она шла по длинной улице вдоль рядов закрытых лавок. Вывески поражали талантливостью отображения одинакового смысла: "Мыльный корень закончился в прошлую пятницу". "Муки нет". "Сахарные головы ожидаются через пять недель, свой номер очереди вы можете получить у старшего лавочника". "Если вам нужна соль – поищите во дворце протектората!"

С одной стороны, Гвендолен довольно неплохо понимала, что происходит. Она сама, и немало, этому способствовала. С другой стороны, глядя на дело своих рук, всегда возникает смутное чувство, что не все было сделано правильно. Понятно было одно – Службы Провидения действительно больше нет или почти нет. Звуки выстрелов, запах гари и отдаленная канонада говорили о том, что не весь освобожденный Круахан выстроился в очередь за бесплатным супом от протектората. Кроме того, ее мысли все время соскакивали с неприглядной действительности на собственное будущее, которое она совершенно не могла представить, но к которому тянулась изо-всех сил, как прежде не рвалась в небо в самый пик полнолуния.

То, что ее жизнь будет совсем не похожа на прежнюю, она была уверена, потому что сама превратилась в совершенно другое существо. Ей больше не хотелось отвечать ядовитыми выпадами на любую обращенную к ней реплику. Она с трудом научилась не вздрагивать, когда с ней заговаривали. Первые несколько дней после дома Арция она воспринимала окружающий мир как огромного злобного зверя, готового наброситься на нее в любой момент. Но потом она осознала, что зверь этот не столько опасный, сколько любопытный, и с интересом принюхивается к новому созданию, бредущему по его спине. Ехать по человеческим дорогам в человеческом экипаже, слушать допоздна человеческую болтовню за кубком вина в придорожных трактирах, самой пытаться вставить слово, не встречая отвращения или гнева на лицах собеседников, засыпать на взбитых перинах в обычной комнате вместо пыльных мансард – это было очень странно. Гвендолен еще не решила для себя, хорошо это или плохо. Пока что она боролась с привычкой дергать лопатками и старалась лишний раз не поднимать головы к небу.

– А я тебе говорю, что все-таки протектор о простом народе не забывает, – ворвался в мысли Гвендолен дребезжащий голос неподалеку. Очередь за супом коротала время самым доступным способом – сплетнями. – Он ведь сам из таких же, как мы – верно тебе говорю. Он и в протекторат часто просто по улице ходит, без кареты. Шурин мой давеча видел.

– Прикидывается, – уверенно отозвался собеседник, с сильным акцентом жителя западного берега.

– С чего это ему прикидываться?

– А чтобы такие дурни, как ты, рты пораскрывали и слушались.

– Все-таки это… Провидение оно было, конечно… у соседа вот сына как арестовали, так и не вернулся… но все-таки свои были, из Круахана, верно? А этому… протектору иноземные колдуны все говорят, что делать. Он без них ничего и не умеет совсем.

– Протектор хороший человек. Выдал каждому поровну по два золотых из казны.