Текст книги "Время любви"
Автор книги: Ширли Эскапа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)
До этого они несколько раз обменивались ничего не значащими словами, но не больше. Майк всегда был застенчивым, немногословным человеком, а в присутствии этой красавицы и вовсе лишался дара речи. Сейчас он опустился перед ней на колени и неуклюже погладил ее по спине.
– Ну-ну, мисс Сесилия, – хрипловатым голосом проговорил он, – успокойтесь, все будет в порядке. Все обязательно будет хорошо.
Совершенно неожиданно для себя Сесилия успокоилась. Ни один мужчина на свете не называл ее мисс Сесилией! А голос Майка звучал так же нежно, как у Ала тогда, на корабле. Ал был с ней так добр в те времена, так за ней ухаживал… Определенно, мисс Сесилия звучит намного лучше, чем миссис Риццоли.
– Простите меня, – запинаясь, сказала она. – У меня не часто случаются истерики.
– Слезы облегчают горе, – спокойно произнес Майк. – Вы попали в трудную ситуацию, вам плохо, поэтому вы плачете. Не надо извиняться.
Наступила неловкая пауза.
– Пойдемте. Я хочу пригласить вас на чашечку кофе.
– О нет! – вздрогнув всем телом, воскликнула Сесилия. – Я не могу никуда выходить, меня могут увидеть…
– Ну, в таком случае мы отправимся на кухню. Не знаю, как вам, а мне нравится, как готовит кофе миссис Стаймон.
На кухне не было ни души, но миссис Стаймон всегда оставляла на плите полный кофейник. Он еще не успел остыть.
Майк поставил перед Сесилией чашку с дымящимся напитком и мягко спросил:
– Может, хотите поделиться со мной вашими неприятностями?
– Да, – удивляясь самой себе, отозвалась Сесилия, – я с удовольствием поговорю с вами.
И она рассказала ему о том, как вышла замуж прямо на корабле, о работе, которую могла бы получить в Бостоне, о жизни с Алом и Тиной, о том, что, когда она уходила в аптеку, с маленькой Джиной оставалась золовка. Поведала и о том, как ее спасла Мириам, сказала, что теперь она боится не столько за себя, сколько за Джину. Вот только о Винченцо умолчала. Сесилия никогда ни с кем о нем не говорила.
И уж совсем удивившись себе, завела речь о Марке, американском солдате, угостившем ее шоколадкой «Херши» в тот день, когда был освобожден Рим.
– Он и пальцем до меня не дотронулся. Мы виделись всего пару раз, – стыдливо опустив глаза, призналась Сесилия. – Но он мне часто снится, особенно его добрые глаза.
– Виделись пару раз, и он вам снится?
Едва удержавшись, чтобы не выпалить: «Я думаю о нем каждый день», – она сказала:
– Понимаете, это был первый американец, которого я увидела в своей жизни, поэтому, наверное, он мне и запомнился.
Майк слушал очень внимательно, а когда рассказ Сесилии подошел к концу, положил большую ладонь на ее маленькую ручку и негромко произнес:
– Вам не нужно бояться, мисс Сесилия. Я не хочу, чтобы вы расстраивались, право, не хочу.
Сесилия неуверенно пожала плечами, а Майк спросил:
– Вы не хотите поговорить с отцом Каммингсом?
– Сестра-хозяйка и моя подруга Мириам говорили мне о нем. А вы его знаете?
– Конечно, знаю. Вы непременно должны встретиться с ним. – Майк прямо посмотрел в ее глаза. – Отец Каммингс очень умен и добр.
– Я уже несколько месяцев не ходила к мессе. – Сесилия горестно покачала головой. – А сейчас я бы очень хотела увидеться с ним, но… не могу.
– Потому что не хотите выходить за пределы приюта?
Она молча кивнула.
– Тогда отец Каммингс сам придет сюда, и вы сможете принять причастие прямо в кабинете заведующей приютом.
Сесилия стремительно поднялась со стула и подошла к окну. Сами собой в руках очутились четки. Повернувшись к Майку, она заметила, что тот внимательно наблюдает за движениями ее пальцев.
– Причастие в кабинете заведующей? – прошептала Сесилия.
– Я поговорю об этом с ней и отцом Каммингсом. – Майк нахмурился. – Но только если вы на сто процентов уверены, что хотите этого.
– Благодарю вас, я уверена. На сто процентов.
В следующее воскресенье отец Каммингс выслушал исповедь Сесилии и причастил ее. Он не скрывал, что не одобряет ее уход от мужа, но понял, почему она не может к тому вернуться. И понял также, что, хотя ее вера несколько поколебалась, Сесилия осталась верна заповедям церкви. После ухода отца Каммингса Сесилия почувствовала, что огромная тяжесть упала с ее плеч.
В поисках Майка она вышла в сад и нашла его сидящим под кустом инжира. Ягоды так и манили попробовать их, что Сесилия с удовольствием и сделала.
Сорвав несколько ягод, она надкусила одну, а всю горсть протянула Майку. Стена, увитая буйно разросшейся жимолостью, надежно скрывала их от посторонних взглядов.
– Спасибо, – улыбнулся Майк. – Сейчас мы с вами похожи на Адама и Еву. Вы видели отца Каммингса?
– Да.
– Замечательно.
Охваченная радостью, Сесилия кивнула.
– Извините, – как-то неловко проговорил Майк, – мне нужно проверить теплицы. Скоро увидимся.
Провожая взглядом его удаляющуюся фигуру, Сесилия почувствовала странное разочарование.
Неделю спустя Майк испросил у сестры-хозяйки разрешения на аудиенцию.
– Это очень важно. По личному делу.
– Конечно, Майк, приходите ко мне в кабинет, и мы потолкуем.
– Можно прямо сейчас?
– Разумеется.
– Но я не оторву вас от дел?
– Для вас у меня всегда найдется время, Майк, и вы это знаете.
Следуя за сестрой-хозяйкой по дорожке, он снова – в который раз! – поразился ее способности ладить с ребятишками. Для каждого у нее находились одному ему предназначенная улыбка и доброе словечко.
Когда они расположились в ее кабинете, заведующая приютом спросила:
– Что будете пить, Майк? Чай или кока-колу?
– Нет, спасибо, я ничего не хочу, – проговорил он, нервно комкая в руках кепку.
– Тогда перейдем к делу. Чем я могу помочь?
– Я, собственно, о мисс Сесилии…
– О миссис Риццоли?
– Ей больше нравится, когда я называю ее мисс Сесилией, – объяснил Майк.
– Очень интересная женщина, – медленно произнесла заведующая. – Так в чем же проблема?
– О нет, никаких проблем… – Кепка кочевала из одной огромной ладони в другую. – Просто… – Замявшись, садовник издал тяжкий вздох.
Заведующая приютом улыбнулась, решив не торопить его. Однако пауза затягивалась, и тогда она осторожно сказала:
– Я питаю глубокое уважение к мисс Сесилии, Майк.
Поднявшись со стула, он выпалил:
– Я прошу вас разрешить мне вывести ее на прогулку.
Женщине с трудом удалось подавить улыбку.
– Понятно. Но почему вам нужно мое разрешение?
– Ну, понимаете, – взволнованно проговорил Майк, – когда я завел речь о прогулке, она спросила: «А что скажет сестра-хозяйка?» Поэтому я решил поговорить с вами.
– Я считаю, ей это будет только на пользу, – с воодушевлением ответствовала матрона. – Мисс Сесилии просто необходимо развлечься. – Потом ее лицо потемнело. – О, но она же сама отказывается покидать приют. Боится, как бы муж не обнаружил, где она прячется.
– Мне кажется, – вежливо вставил Майк, – что, если вы дадите свое разрешение и если рядом буду я, она решится выйти за ворота. Я буду очень осторожен.
– Хорошо, Майк О'Коннор, я согласна, – с довольной улыбкой объявила сестра-хозяйка.
– Спасибо! Я так вам благодарен! – С этими словами Майк выскочил за дверь.
Глава 13
Медленно, осторожно Майк завоевывал доверие Сесилии. И постепенно все привыкли видеть их в обществе друг друга, да еще с маленькой Джиной.
Спустя восемь месяцев после разговора с заведующей приютом Майку предложили место старшего садовника и поставщика зелени в загородном клубе «Монкс-Бей кантри», имевшем широкую известность на Лонг-Айленде. Такая удача выпадала раз в жизни.
Приглашение Майк принял, а на следующий день пригласил Сесилию в ресторанчик на спагетти. В конце ужина он сделал ей предложение руки и сердца.
Ухаживал он за ней с величайшей осторожностью. Сесилия была напугана мужчинами, побаивалась и его, и он это понимал. Снедаемый желанием, Майк ничем не показывал своих чувств, боясь спугнуть эту трепетную душу.
Целых три месяца они вместе посещали кинотеатры, прогуливались вечерами по пляжу, любуясь закатами, и только тогда он впервые осмелился ее поцеловать. Сесилия не сопротивлялась, но и не ответила на поцелуй. Решив, что она еще не готова к проявлениям физического влечения, Майк оторвался от Сесилии и, поднеся к губам ее руку, легонько поцеловал.
– Я подожду, Сеси, – серьезным голосом сказал он. – Чего бы мне это ни стоило, я тебя дождусь.
А через несколько дней, когда они гуляли возле великолепных дюн, Сесилия вдруг остановилась, обхватила Майка руками за шею и стала покрывать поцелуями его лицо.
– Вот ты и дождался, Майк. Я готова. Честное слово, я готова!
Она уже давно привыкла к запаху свежевскопанной земли, исходящему от него, а теперь, оказавшись в объятиях Майка, нашла в этом аромате новый, чувственный оттенок. Ее тело содрогнулось. Никогда еще она не ощущала ничего подобного.
– Пойдем ко мне, – выдавил Майк.
Медленно, обняв друг друга за плечи, они пошли к нему домой. Раньше Сесилия там не бывала. Удивленно оглядываясь по сторонам, она смотрела на расставленные тут и там горшки с экзотическими растениями. Мебель была старенькая, но прочная и функциональная.
В дверях спальни Майк подхватил Сесилию на руки, нежно поцеловал и отнес на кровать.
Потом лег рядом и стал неторопливо освобождать ее от одежды. Прикосновения его были легкими, почти невесомыми, пальцы порхали по ее телу, пока она не оказалась полностью раздетой. Неуловимым движением Майк спихнул ее одежду на пол, а сам ни на секунду не прекращал свои ласки, шепча на ухо слова любви. Когда ее возбуждение достигло предела, Сесилия притянула Майка к себе, сомкнув руки на его спине.
Много позже, когда вселенная перестала вращаться вокруг нее, Сесилия ощутила глубокое внутреннее спокойствие вместо привычного ужаса.
В глубине души Сесилия лелеяла мысль о замужестве с Майком, но ее вера не допускала развода. Об этом не могло быть и речи. Кроме того, если она пошлет Алу бракоразводные документы, он сразу раскроет ее новое место жительства. Ал нагнал на нее такого страху, что Сесилия больше всего боялась, как бы он не обнаружил ее и дочку.
Следовательно, свадьба невозможна. Но, несмотря на это, она возьмет фамилию Майка и будет жить с ним, как с законным мужем. Итак, 17 ноября 1951 года, официально сменив фамилию, Сесилия Риццоли стала Сесилией О'Коннор.
Заведующая приютом не могла оставить без внимания такое событие и устроила праздничный обед. С иголкой и ниткой Сесилия дружила с малых лет. Сейчас она нашла очаровательную выкройку в модном журнале «Вог» и сшила чудесное платье из цветастого шифона. Желая доставить удовольствие Майку, Сесилия украсила глубокий вырез букетиком живых маргариток, выращенных им в оранжерее.
Она была так счастлива, что ей становилось даже страшно.
Мириам и сестра-хозяйка в складчину купили ей в подарок миксер и швейную машинку, ибо обе знали, что Сесилия была не только прекрасной швеей, но и отменной поварихой.
Перед десертом Мириам вручила ей еще один подарок. Взглянув на большой конверт, Сесилия вскрикнула – на нем красовалась надпись: «Вклад Джорджины О'Коннор для обучения в колледже». Дрожащими пальцами она распечатала конверт и обнаружила в нем чековую книжку на имя Джины, первый вклад составлял двести долларов.
Едва сдерживая подступившие слезы, Сесилия воскликнула:
– Не могу выразить, как я тебе благодарна!
– Да, детка, Джорджина О'Коннор закончит колледж, – прервала ее подруга. – У нас впереди десять лет, и, если мы все спланируем заранее, кто знает, может, ее ждет великое будущее. Ты еще будешь гордиться дочерью!
– Теперь у нее такой отличный отец! Я верю, у Джины все получится. – Сияющими глазами Сесилия посмотрела па Майка.
Мириам и сестра-хозяйка исподтишка переглянулись. Они столько раз твердили друг другу, что Майк заурядный, даже скучный человек, а Сесилия – такая красавица, которая могла бы составить более выгодную партию, жить в богатстве, повидать мир. Она с легкостью очаровывала любого мужчину, сама того не замечая.
Майк купил для них небольшой дом рядом с «Монкс-Бей кантри», а весть о том, как замечательно шьет его жена, разнеслась столь быстро, что в мгновение ока Сесилия стала личной портнихой местных дам.
Ни заведующая, ни Мириам так и не поняли, что она совершенно сознательно выбрала простого, непритязательного Майка, потому что хотела, чтобы у дочки была спокойная, основательная семья.
Сесилии едва исполнилось двадцать четыре года, а самые сокровенные ее мечты уже исполнились: она нашла прекрасного, любящего мужа, да и дочь будет жить в спокойной атмосфере.
Ей самой много не надо, а вот относительно Джины ее планы простирались далеко. Конечно, придется много хитрить, изворачиваться, но все это ради счастья дочери. Джина должна добиться успеха в жизни, и ради этого Сесилия пойдет на все. Весь мир будет у ног ее дочки!
Сесилия была счастлива. Еще нескоро она узнает, что по сравнению с амбициями Джины ее собственные желания были куда как скромны. Ибо дочери предстояло вырасти и стать самым безжалостным человеком.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 14
В понедельник, 4 мая 1954 года, чета Картрайт находилась на пути в Рим. До десятой годовщины Дня освобождения оставалось еще немного времени, но они решили выехать заранее.
– Интересно, явится ли Винченцо на нашу встречу? – поделился Марк своими сомнениями с женой.
Фрэн удивленно подняла брови. Марк почти никогда не вспоминал о войне.
– Думаешь, забудет?
– Не представляю себе. – Он пожал плечами, лицо его напряглось. – Честно говоря, я ведь почти его не знаю.
Фрэн искоса взглянула на мужа, а он зажег сигарету и сделал глубокую затяжку.
– Знаешь, Винченцо называл меня Марко. – Губы его сжались. – Все в полку называли меня Марко, а меня это страшно раздражало.
Фрэн хотела спросить, расстроится ли он, если Винченцо не придет, но промолчала. Она знала, что, хотя Марк и был членом офицерского клуба, но никогда там не появлялся. Складывалось впечатление, что он намеренно хотел вытравить из души все, что касалось его участия в военных операциях.
Выдержав паузу, Фрэн сказала:
– А я была бы рада, если бы этот Винченцо забыл о вашем уговоре.
– Он не забудет, Фрэн, – тихо отозвался Марк.
Она положила ладонь на колено мужа.
– Устроим себе второй медовый месяц, дорогой. Будем наслаждаться друг другом.
– Продленный медовый месяц, – поправил он.
– Ну хорошо, – мягко согласилась Фрэн. – А сейчас я немного вздремну, ладно? Хочу хотя бы на время отвлечься от мысли, что я – мать четырнадцатилетнего парня и девочки, которой уже двенадцать.
Марк улыбнулся.
– У нас чудесные дети. Давай, милая, поспи.
Откинувшись на спинку высокого кресла, Фрэн закрыла глаза. А на Марка снова нахлынули воспоминания о прошлом – совсем как тогда, когда он только вернулся домой с фронта. Марк давно приучил себя не думать о том страшном времени. Так или иначе, все осталось позади.
И все же он летит на другой конец света затем, чтобы повстречаться с человеком, с которым ни за что на свете не стал бы водить компанию при других обстоятельствах. Словно подчиняется какой-то стихийной силе, словно у него нет иного выбора.
Фрэн решила поехать вместе с ним. Зная, какое значение муж придавал этой встрече, она отправила детей к своим родителям, чтобы те проводили их в летний лагерь. Они с Марком намеревались провести месяц в Европе, в том числе одну неделю в Риме. И хотя в Европу они наезжали чуть ли не каждый год, от Рима старались держаться в стороне.
Бросив взгляд на мирно спящую жену, Марк вдруг подумал, что втайне тоже надеется, что Винченцо не явится на свидание.
Когда супруги приехали в Рим, они сделали все, что обычно делают туристы в Вечном городе, даже бросили монетки в фонтан Треви. Возвратившись в отель, справились о сообщениях, но таковых не оказалось. На следующий день Рим в десятый раз отмечал годовщину своего освобождения, и Картрайты отправились на торжественную мессу в собор Святого Петра.
К концу второго дня их пребывания в Риме, хотя от Винченцо все еще не было никаких вестей, Марк полностью оделся и приготовился к выходу. Когда он завязывал шнурки на ботинках, раздался стук в дверь.
– Я из бюро обслуживания, синьор Картрайт.
– Мы ничего не заказывали, – отозвалась Фрэн.
В следующую секунду дверь отворилась, и официант вкатил в номер белоснежный сервировочный столик.
– Небольшой подарок от синьора Парзини. Он передает вам привет и… – начал вошедший.
– Ничего себе! Винченцо проявляет недюжинную изобретательность, – усмехнулся Марк. – Решил показать изысканный вкус.
– Синьор Парзини тоже остановился в этом отеле? – на ломаном итальянском спросила Фрэн.
– Прошу прощения, но синьора Парзини сейчас нет в Италии, – по-английски ответил официант.
– Его нет в Италии? – не веря своим ушам, переспросил Марк.
– Еще два дня назад он был в Риме и жил в этом номере. – Официант широким жестом обвел комнату. – Но, к сожалению, ему пришлось по неотложному делу выехать в Соединенные Штаты.
Заметив, что Картрайты обменялись недоуменными взглядами, официант продолжил:
– Последние два года синьор Парзини был одним из самых значительных постояльцев нашего отеля. А это шампанское он выбирал для вас лично. «Лэнсон» 1933 года, по-моему.
– Действительно, «Лэнсон» 1933 года, – сухо подтвердил Марк. – Мы с синьором Парзини пили это шампанское десять лет назад.
Как только официант удалился, Фрэн посмотрела на мужа.
– Что за невыносимый тип! – заявила она.
– Кто? Официант?
– Да оба, – усмехнулась Фрэн. – Я даже рада, что этот твой Винченцо уехал.
– Признаться, я тоже. – Марк засмеялся. – Прежде чем открою шампанское, давай посмотрим, что там в записке. Ты не против?
– Что ты! Я просто умираю от нетерпения узнать, что он тебе написал.
– «Тысяча извинений, дружище. Давай отложим нашу встречу на 1964 год – в то же время, на том же месте. С сердечным приветом, Винченцо».
– «С сердечным приветом»! Терпеть не могу эти слова, – безразличным тоном бросила Фрэн.
– Знаешь что? – медленно улыбнулся Марк. – Давай поужинаем прямо в номере, а? Шампанское и икра у нас есть, а еще закажем все, что твоя душенька пожелает.
– А у меня другое предложение. – Фрэн подошла вплотную к мужу и закинула руки ему на шею. – Икра и шампанское будут чуть позже. Как тебе такая идея?
Следующие четыре дня они провели вместе, ни на минуту не расставаясь. На пятый Фрэн покинула Марка, чтобы посвятить себя женским делам – она собиралась посетить модный косметический салон «Ева», чтобы сделать новую стрижку, маникюр и массаж, обновить макияж – словом, почистить перышки.
Им было очень хорошо вместе; днем и ночью они наслаждались друг другом. Но сейчас, будучи предоставлен сам себе, Марк обрадовался и решил посетить ту церковь, о которой вспоминал вот уже десять лет.
Сама церковь, к сожалению, оказалась закрыта. Чтобы войти, требовалось специальное разрешение. Отвыкший от бюрократических препон, Марк забыл заранее заказать пропуск.
На протяжении всех этих лет они с отцом Доннелли обменивались рождественскими открытками, поэтому Марк был в курсе, что добрейший священник решил не возвращаться в Ирландию. Почему-то Марк был твердо уверен, что отец Доннелли знает подробности о жизни Сесилии.
И вот теперь, находясь в нескольких метрах от жилища старца, Марк ощутил полудетское возбуждение от одной только мысли, что сейчас у него появится реальная возможность спросить о ней. На губах мелькнула виноватая улыбка. Фрэн всегда укоряла Марка за излишнюю романтичность и, по всей видимости, была недалека от истины.
Чуть помедлив на крыльце, он постучал. Массивная дубовая дверь тихо отворилась, и Марка провели в кабинет отца Доннелли.
Священник поднялся ему навстречу и пожал протянутую руку.
– Я очень ждал тебя, сын мой, все эти десять лет ждал.
Марк сразу же понял, что отец Доннелли серьезно болен. Глаза его еще не утратили былого блеска, однако годы и болезнь сделали свое страшное дело.
– А мне кажется, мы виделись совсем недавно.
– Время, – молвил отец Доннелли, – измеряется не продолжительностью, а интенсивностью событий.
– Да, наверное, вы правы, – задумчиво проговорил Марк. – Знаете, когда я вспоминаю о времени, проведенном в Риме, мне кажется, что я жил здесь не пару недель, а целые годы.
– Ностальгия продлевает время, – улыбнулся священник. Внезапно он зашелся в приступе кашля. – Это наказание за мой грех – пристрастие к курению, – сказал отец Доннелли, когда ему чуть полегчало. – Пока человек страдает, он живет.
– Вы обращались к врачу?
– Доктор Сартелли регулярно заглядывает сюда, но пользы от его визитов мало. Я знаю, мне недолго осталось коптить небо, сын мой.
– Нет-нет! Этого не может быть! – горячо запротестовал Марк.
– Это неизбежно, дружок, – быстро проговорил отец Доннелли и неожиданно добавил: – Так или иначе, есть чувство посильнее боли. Я имею в виду любопытство. Ведь ты явился, чтобы справиться о Сесилии, не так ли?
– Да, это так, – немного опешив, ответил Марк.
– Ставлю тебя в известность, что она замужем, свадьба состоялась на борту госпитального парохода, по пути в Нью-Йорк.
– Да? Вот уж не думал, – покачал головой Марк. – По-видимому, это и явилось той причиной, по которой она так и не попробовала связаться с моей тетушкой в Бостоне.
Священник снова закашлялся.
– Тебя не затруднит передать мне вон те преотвратные капли, сын мой? – чуть-чуть отдышавшись, попросил он.
– Вам следует незамедлительно лечь в больницу на обследование, святой отец.
– Нет-нет, сынок, чуть позже, время еще не пришло. – Старик передернул плечами, потом запрокинул голову и вылил на язык несколько капель. – Скоро лягу, но не сейчас. Знаешь, ко мне приходила мачеха Сесилии, Маручча. Она хотела показать завещание своего покойного супруга, по которому все имущество было отписано ей… – Плечи отца Доннелли поникли, из груди вырвался тихий стон. – Перед отъездом Сесилия почти все полученные от тебя деньги отдала мачехе и отцу, а сама осталась практически ни с чем.
– Я этого не знал. Какая жалость… – Марк закусил губу. – Но почему вы мне об этом не написали? Я бы нашел способ помочь ей в финансовом плане.
– Но, сын мой, ты же меня не спрашивал, – мягко напомнил отец Доннелли. – А раз ты молчал, с чего бы мне вдруг писать тебе об этой девушке.
– Где она сейчас?
– В Нью-Йорке, я думаю.
– А за кого вышла замуж? Есть у вас ее адрес?
– Видишь ли, я пишу ей по другому адресу, – вздохнул священник, сложив руки на груди. Глядя на пламя свечей, он добавил: – Но тебе, пожалуй, я могу его дать.
Из складок сутаны он извлек зеленую записную книжку и протянул ее Марку.
– Вот, это тут. Записывать тебе, сынок, не придется, запомнишь и так. – Отец Доннелли хотел засмеяться, но из его горла вырвался хриплый кашель. – Что-то я совсем расклеился.
Они еще немного поболтали о разных пустяках. Вскоре Марк сердечно обнял старика и откланялся.
Не успел он дойти до двери, как священник хриплым шепотом окликнул его из глубины кабинета:
– Какая-то в ней таится чистота, сын мой. Должен признаться, даже я, старый греховодник, частенько вспоминаю ее лицо.
Марк кивнул и вышел. Обогнув виа Гарибальди, он увидел на величественных ступенях собора Святого Петра горбуна монаха в развевающейся на ветру сутане и с ящиком для пожертвований в руках.
Невольная дрожь пробежала по спине Марка. Этот горбун, хоть и монах, был недобрым предзнаменованием. Чтобы стереть из памяти это видение, Марк опустил в ящик столько денег, что подивился сам сборщик. А Марку эти деньги напомнили о тех, что много лет назад он передал для Сесилии.
Когда Марк шагал по затененным широколистными тополями аллеям, он ощущал странное, доселе незнакомое ему спокойствие. Впервые со дня конфирмации ему искренне захотелось подойти к причастию.
Теперь у него есть адрес, есть имя. Отец Доннелли точно угадал. Марку не надо было записывать нужные координаты. Он их крепко держал в голове, равно как и фамилию Сесилии по мужу. И он знал, что нужно делать.
