Текст книги "Время любви"

Автор книги: Ширли Эскапа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)

Глава 69

Сесилия буквально сходила с ума: внучка столько времени весила чересчур много, теперь же не весит практически ничего. Совсем перестала есть, и все худеет и худеет… С тех пор как Карл исчез из ее жизни, Скарлетт потеряла около десяти килограммов. Несчастной Сесилии пришлось потратить не один день, чтобы убедить внучку, что она и понятия не имела о связи между Карлом и Джиной.

В конце концов Сесилия – с великой болью в сердце – приняла условие, поставленное Скарлетт: либо Джина, либо она, Скарлетт. Условие, конечно, страшное и жестокое. С одной стороны, любимая дочь, с другой – обожаемая внучка, но выбора у Сесилии не было: Скарлетт в ней нуждалась, а Джина нет.

Когда Сесилия сообщила Джине, что собирается переехать из роскошной квартиры в уютный домик в Монкс-Бей, та раскричалась и заявила, что никогда этого не забудет. Но мать не изменила своего решения. И вот, спустя тридцать лет после гибели ее дорогого Майка, Сесилия вернулась в маленький городок, где когда-то была так счастлива.

На кухне этого уютного домика Сесилия и поведала внучке немного сглаженную историю о событиях, предшествовавших появлению денежного вклада, который, как она верила до сих пор, поступил от Винченцо. Она сделала это лишь для того, чтобы доказать Скарлетт, что в материальном плане нисколько не зависит от Джины. И еще она хотела, чтобы внучка не отменяла свой концерт и не прекращала занятий с господином Марсо.

Но та была непоколебима. Сесилия призвала на помощь Кейт – бесполезно. Амбиции Скарлетт, казалось, улетучились вместе с излишним весом.

Кроме Кейт, они не встречались ни с кем, кого знали в Нью-Йорке. Сесилия все время думала о Мириам. Если бы любимая подруга была жива, она убедила бы Скарлетт не оставлять занятия музыкой. Место Мириам в их жизни постепенно стала занимать Кейт. У Сесилии имелись смутные подозрения о причине разрыва дружбы Кейт и ее дочери. Это, несомненно, связано с Морганом, но вот как именно?.. О разбитой драгоценной древнекитайской беседке она ничего не знала.

Приятельские отношения, возникшие между Кейт и Скарлетт, ее нисколько не удивляли. Дочки у Кейт не было, у Скарлетт была мать, но… Конечно, любви ей хватало, ведь она, Сесилия, буквально боготворила внучку и никому не давала ее в обиду. Однако бабушка – это одно, а мать – совсем другое, мать никем не заменишь. И никто не заменит – ни она, ни Кейт.

Временами Сесилии казалось, что в Кейт Скарлетт притягивало то, что она порвала с ее матерью. Иными словами, если бы Джина и Кейт остались подругами, Скарлетт не сошлась бы с Кейт так близко.

Потянулись недели, недели складывались в месяцы. Скарлетт устроилась на две работы – обе на полставки, – но с молодыми людьми своего возраста по-прежнему не общалась.

Ну, это и к лучшему, думала Сесилия, могло бы быть гораздо хуже: пьянка-гулянка, наркотики, дурная компания… А так – пришла домой и сидит сиднем.

– У нее депрессия, – объяснил ей доктор, – то, что в народе называют «нервным срывом». Смотрите на это проще, не дергайте ее, не приставайте с расспросами. Она вылечится, но это займет некоторое время.

– Но сколько времени, доктор? Сейчас она на двух работах: аккомпанирует учителю танцев, занимающемуся с малышами, и физиотерапевту, который ведет группу семидесятилетних стариков. Только с ними и общается.

В свете всего этого Сесилия радовалась визитам Кейт. Когда Жан-Пьер сказал, что уходит к другой, единственный человек, с которым Кейт поделилась, была Скарлетт. Кейт не скрывала, что после ухода мужа испытала облегчение. Замужество не было счастливым, призналась она, но вот…

– Мэтью ведь сын Жан-Пьера…

– Ну конечно, – улыбнулась Скарлетт, – он так похож на отца!

– Да, но он не мой сын.

И она поведала девушке, что зачатие мальчика состоялось накануне ее свадьбы.

– Сама не знаю, почему я тебе все это говорю, но мне хочется выговориться. – Сжимая и разжимая ладони, Кейт продолжила: – На всем белом свете об этом знают четыре человека: Жан-Пьер, я, Клодин – мать Мэтью, и еще кое-кто.

Скарлетт громко ахнула.

– Жан-Пьер бросил Клодин, повстречав богатую американку, – грустно улыбнулась Кейт. – Американкой, естественно, была я.

– О Господи, Кейт, как это все ужасно! – Скарлетт ухватила ее за локоть и прерывисто вздохнула.

– Самый ужас наступил тогда, когда я узнала, что ночь перед нашей свадьбой Жан-Пьер провел с Клодин, – ровным тоном произнесла Кейт. – Но парадокс состоит в том, что для меня это оказалось самым настоящим чудом.

– Как так? – выдохнула Скарлетт, поглаживая руку Кейт.

– Видишь ли, из-за давнего аборта у меня не могло быть детей. Операция прошла неудачно, мне удалили матку. – Она глубоко вздохнула. – В то время я еще училась в Тэлботе, а помогла мне твоя мама.

– Боже мой, Кейт, какой ужас! – снова прошептала потрясенная девушка. – Но кто же все-таки четвертый?

– Четвертый?

– Ну да, тот четвертый, кто знает о Мэтью.

– Это был единственный человек, которого я когда-либо любила. Умный, нежный, образованный, мягкий, понимающий – и он тоже любил меня. Никогда его не забуду!

– А что с ним случилось?

– Он умер.

– Давно? Ты была с ним знакома еще до своего замужества?

– Если бы! Тогда все было бы по-другому. – Кейт мрачно покачала головой. – А умер он двенадцать лет назад.

– Двенадцать лет! Мне тогда было семь. И тогда… да, да, двенадцать лет назад умер мой папа.

– Мой возлюбленный и был твоим отцом! – с жаром призналась Кейт.

– Вот почему ты подарила мне ту фотографию, – протянула Скарлетт и пылко добавила: – Я счастлива, что ты его любила.

– И я тоже счастлива.

– А моя мама была в курсе?

– По-моему, да. Чуть позже, но она обо всем узнала.

– Она тебе так сказала?

– Дала понять, но не словами. Не словами…

– Кейт, спасибо, что ты мне все рассказала, – тепло улыбнулась девушка. – Теперь я на многое буду смотреть другими глазами.

Глава 70

Прошло еще три года. Скарлетт так ни с кем и не встречалась. Для Сесилии же время текло быстро и незаметно.

Благодаря вмешательству Кейт – какому именно, Сесилия, конечно, не подозревала, – Скарлетт постепенно смирилась с тем, что отношения между бабушкой и матерью стали налаживаться. Джина одно за другим прислала несколько писем с извинениями за сговор с Карлом, но Скарлетт не могла, не хотела простить.

На двадцатидвухлетие дочери, в октябре 1987-го, Джина отправила ей пространное послание и посылку с очень дорогим ожерельем и таким же браслетом. Письмо Скарлетт прочитать не удосужилась, а вот украшениями заинтересовалась. Не долго думая, она отнесла их в магазин Спора, где и продала за сто тридцать пять тысяч долларов. Деньги Скарлетт передала в Блуберд-хаус, дом для престарелых, в котором работала, а чек и тридцать писем от благодарных стариков переслала на работу матери.

В тот холодный, неприветливый осенний день, когда Джина получила пакет от Скарлетт, «Картрайт фармацевтикалс» окончательно капитулировала.

Разбиравшая, как всегда, почту Моника Мартинс решила, что увесистый пакет имеет прямое отношение к этому событию, и, не вскрывая, передала его Джине. Та его распечатала, бросила взгляд на выпавший чек, бегло просмотрела одно из писем, вложила обратно и велела секретарше убрать пакет в папку, помеченную именем Скарлетт.

Акции «Картрайт фармацевтикалс» начали стремительно падать с тех пор, как компаньонам и крупным покупателям стало известно, что фирма запустила в производство картсин, лекарство от повышенного давления, зная о его побочных действиях на печеночных больных.

В слабости «Картрайт фармацевтикалс» таилась сила Джины. Она шла к своей победе долго. Оскорбление, нанесенное собственной дочерью, потрясло Джину, но не настолько, чтобы отложить встречу с советом директоров этой компании. Слишком долго ждала она этой минуты.

Однако 20 октября, день триумфа Джины, был основательно испорчен. По крайней мере она ожидала совсем другого. На совете директоров было буднично объявлено, что Джина теперь владеет контрольным пакетом акций, что миссис Лючия Картрайт неважно себя чувствует, а господин Руфус Картрайт сейчас находится по делам в Париже.

Вернувшись в свой офис, Джина распорядилась, чтобы ее ни с кем не соединяли, после чего внимательно прочитала все тридцать писем с благодарностью от стариков и тут сделала то, чего давно себе не позволяла: расслабилась и дала волю слезам. Все сейчас казалось бессмысленным. Огромная, могущественная компания, астрономические доходы – а для чего все это? Ради кого? Ради дочери, которую она потеряла?

Да, теперь она контролирует «Картрайт фармацевтикалс».

Ну и что с того?

Горькая победа, призналась сама себе Джина, утирая слезы. И еще одно: эта победа не принесла ей удовольствия. Вернее сказать, удовольствие от предвкушения мести было намного больше, чем достигнутый результат.

Поджидая Максин Сойер, предпочитавшую физиотерапию для перенесших инсульт пожилых людей проводить под музыку, Скарлетт уселась за пианино и неожиданно для себя заиграла ноктюрн Шопена, тот самый, что входил в ее дебютную программу.

После первых же нот она забыла, что инструмент был прислан в дар дому престарелых ее матерью, – Скарлетт просто наслаждалась музыкой. Дебют так и не состоялся. Господи, как же все это было давно: школа, господин Марсо, ежедневные изнурительные занятия – все это осталось в прошлом. В те времена Скарлетт, никогда не придававшая особого значения собственным способностям, постоянно ощущала неудовлетворенность собой, страх и крайнюю нервозность.

Скарлетт так увлеклась нежнейшим ноктюрном, что не заметила, как в дверях появился какой-то молодой человек. Лишь услыхав громкие хлопки, она оторвалась от клавиш и повернулась на крутящемся стуле. Незнакомый парень с вьющимися каштановыми волосами и зелеными глазами подошел к, ней вплотную и сказал:

– Это было потрясающе. Ваша игра оправдала великолепное звучание инструмента.

– Вы считаете, что это хорошее пианино?

– Ну уж «Стейнвей» от других я могу отличить, – серьезным тоном проговорил он. – Вы ведь аккомпаниатор Максин, да? Она не раз говорила, что вы попусту растрачиваете свой талант.

– Да, она и мне это постоянно твердит, – смущенно пробормотала Скарлетт. – А что вы здесь делаете, если не секрет?

– Тут живет моя престарелая няня, Мэри Петерсон…

– А, тогда вы, должно быть, Теодор.

– Для вас Тео. – Он улыбнулся. – А как вы догадались?

– Она постоянно рассказывала о вас, – сказала Скарлетт и грустно добавила: – До последнего инсульта, конечно.

– Вы прекрасная пианистка…

– Теперь я очень редко играю классику.

– Почему?

– Это долгая и не очень приятная история.

– Поведаете ее мне сегодня за ужином? – спросил Тео, накручивая на палец вьющуюся прядь каштановых волос.

– Нет.

– Вы имеете в виду, что поужинать согласны, но историей не поделитесь?

Скарлетт промолчала.

– Где вы живете?

– Здесь, в Монкс-Бей, – ответила девушка. – Мы с бабушкой живем на Ривер-стрит.

– Отлично. Я за вами заеду, и мы поужинаем омарами у Тюрбера.

– Встретимся здесь, – тихо произнесла Скарлетт. – Нет нужды приезжать ко мне домой.

– Хорошо, в восемь часов.

Исчез он так же внезапно, как и появился.

А Скарлетт осталась сидеть у пианино, думая об этом необычном парне. И еще о том, что ей совершенно не хочется идти с ним в ресторан.

Только Сесилия и Скарлетт отужинали, как раздался звонок в дверь. Они одновременно удивленно вздернули брови, потому что не ждали никого в гости. Скарлетт неохотно встала и направилась в прихожую.

Огромный букет белых тюльпанов полностью закрывал лицо вошедшего.

– Скарлетт Гибсон, если не ошибаюсь?

Она сразу же узнала голос Тео.

– Как вы меня нашли? Вы ведь даже фамилии моей не знали.

Тео торжественно вручил ей букет и как бы между прочим бросил:

– Навел справки.

– Зачем?

– Как это зачем? Очень захотелось вас увидеть. Не возражаете, если я войду? Я подожду, пока вы соберетесь, а потом поедем к Тюрберу.

– Но я только что поужинала с бабушкой, – запротестовала Скарлетт.

– В таком случае просто попьем там кофе!

Скарлетт провела Тео в дом, представила Сесилии и пошла к себе в комнату за сумочкой. Зная, что обстановка в этом ресторане вполне демократичная, переодеваться Скарлетт не стала, так и осталась в джинсах и легкой белой блузке, длинные волосы тоже решила не закалывать. Со стороны она казалась совсем юной девушкой.

Когда они уселись за столик, разговор зашел о работе Тео. Он недавно окончил медицинский институт и теперь проходил стажировку в больнице имени Альберта Эйнштейна. Исповедуя католическую веру, он терзался сомнениями, правильно ли поступает, выхаживая преждевременно родившихся младенцев, все равно обреченных на раннюю смерть.

Потом Тео хотел разговорить Скарлетт на тему классической музыки, но, заметив, что девушка тут же замкнулась, предложил сходить на пьесу, которая, как выяснилось, понравилась им обоим. Скарлетт с радостью согласилась.

– Господи, совсем забыл. Вы же не знаете, как меня зовут, – вдруг спохватился он.

– Только имя, – согласилась Скарлетт.

– Тео Картрайт.

– Вы как-то связаны с «Картрайт фармацевтикалс»? – помрачнела она.

– Некоторым образом. – Тео ухмыльнулся. – Если плясать от основателя фирмы, моего прадеда Теодора, то я – представитель четвертого поколения семейства Картрайт.

– Моя мать только что завладела контрольным пакетом акций вашей компании.

– Слышал о таком факте. С отцом я вижусь редко, да и делами фирмы не занимаюсь. Меня больше всего интересует медицина.

– Я тоже… почти не вижусь со своей матерью, – сообщила Скарлетт, кивнув головой.

А потом как-то само собой получилось, что речь ее полилась свободно, раскованно. Слово за слово – и она подробно рассказала о сговоре матери и Карла Дэйли и даже о том, какие проблемы испытывала раньше с излишним весом и плохой кожей. И сразу же на душе стало легко и свободно, словно с плеч свалилась огромная ноша.

* * *

Через две недели, не оставляя свою работу, Скарлетт перебралась в небольшую нью-йоркскую квартирку Тео. Оказалось, что у них общие мысли, одинаковые жизненные интересы, что им хорошо вместе не только в постели. Иными словами – эти двое были созданы друг для друга.

– Я тебя никуда от себя не отпущу, – сказал однажды Тео, – а сегодня намереваюсь познакомить тебя с дедом. – Неожиданно посерьезнев, он добавил: – Знаешь, мы с ним очень близки.

– Вот как? – насторожилась Скарлетт.

– Да. Мой отец слишком увлекся ролью преуспевающего внука великого патриарха Теодора Картрайта и несколько подзабыл о том, что у него есть сын.

– Ну, с моей бабушкой ты уже познакомился. А ситуация у нас с тобой чем-то схожая. Мы с бабушкой тоже отлично ладим. Как ты с дедушкой.

В следующий уик-энд Тео повез Скарлетт в Коннектикут, в тот самый загородный дом, который его дед получил в подарок, когда героем вернулся с войны. Там она предстала перед Марком Картрайтом, сыгравшим такую важную, хотя и косвенную роль в ее собственной судьбе, о чем она, конечно, и не подозревала.

Глава 71

Едва Скарлетт переступила порог кабинета, как Марка охватило странное чувство, что он где-то уже видел это лицо. Девушка понравилась ему с первого взгляда, вот только никак не удавалось определить, кого она напоминает…

Когда внук налил всем по второму бокалу шампанского, Марк не выдержал:

– Гляжу на вас, милая Скарлетт, и все время мучаюсь: откуда мне знакомы черты вашего личика?

Чуть позже речь зашла об участившихся в последнее время случаях заболевания СПИДом, свидетелем которых так или иначе становился Тео в своей больнице. В голове Марка смутно забрезжила какая-то мысль. Задумчиво глядя на Скарлетт, он сказал:

– Уж извините меня, старика, но скажите, пожалуйста, как зовут вашу матушку?

– Джина Гибсон, – вместо нее ответил Тео. – Ты уже знаешь, каким образом она связана с нашей компанией.

– Конечно, знаю. А как имя вашей бабушки? Быть может, я ее когда-то знал.

– Очень сомневаюсь, мистер Картрайт, – улыбнулась Скарлетт. – Моя бабушка родилась в Италии.

Мысль заработала быстрее, четче.

– Она приехала сюда до войны?

– Нет, она из тех счастливчиков, которым удалось вырваться из Европы в 1944 году.

Все. В мозгу сверкнула молния – Марк вспомнил.

– А как ее звали до замужества?

– Сесилия Тортелли. – Лицо девушки засветилось. – Мы с бабушкой совсем как две подружки, – с гордостью добавила она.

– И как же она добиралась до Нью-Йорка? Самолетом?

– Нет, пароходом.

– Госпитальным?!

– Дед, что за допрос? – шутливо возмутился Тео.

– Если ваша бабушка та самая Сесилия Тортелли, с которой я когда-то познакомился в Риме, то она должна была приплыть на госпитальном пароходе…

– …который назывался «Хартон», – закончила за него Скарлетт.

Марк, потрясенный до глубины души, вскочил со стула.

– Господь всемогущий! Сесилия! Та прелестная девушка… Ну конечно же, Скарлетт, как я сразу не догадался? У вас те же самые глаза! Это перст судьбы, не иначе.

– Перст или не перст – не знаю, – вмешался в разговор Тео, – но я собираюсь взять эту юную леди в жены, как только она даст свое согласие.

– Неужели вы действительно знали мою бабушку? Это просто удивительно!

– Если вы, ребятки, действительно решили пожениться, то мой сын Руфус не придет от этого в восторг, учтите! Он достаточно близко к сердцу принял всю эту историю с фирмой «Гибсон и Кин».

– Твой сын Руфус – мой отец, между прочим. Его ничто и никогда не приводит в восторг. Я уже давно отбросил надежду достучаться до его сердца.

– Вот и у меня с мамой так же, – горько усмехнулась Скарлетт. – Мы с ней почти не общаемся…

– Да, это неприятно. – Марк покачал головой. – И ничего нельзя сделать?

– Вряд ли. И на свадьбе я ее видеть не желаю. – Тут Скарлетт подпрыгнула на стуле. – Эй, кажется, я только что дала согласие выйти замуж!

И сразу же Тео и Скарлетт будто могучим магнитом потянуло друг к другу. Юноша раскинул руки, девушка мгновенно оказалась в его объятиях, и они оба, забыв об окружающем мире, принялись раскачиваться, словно в каком-то неведомом замедленном танце.

Марку на глаза невольно навернулись слезы. Как печально, подумал он, что Фрэн не дожила до этого дня. Вот бы она порадовалась!..

– Слушай, девочка, нечего волноваться, – успокоила Скарлетт Кейт, когда девушка приехала к ней домой, чтобы поделиться планами относительно предстоящего замужества. – Нет такого закона, чтобы заранее оповещать о свадьбе весь белый свет. Спокойно играйте свадьбу, а уж потом можете давать объявление в газетах. Это зависит только от вашего желания.

– Я хочу, чтобы все было очень скромно, – задумчиво отозвалась Скарлетт. – Вот только мы никак не можем назначить день.

– Когда ты объявишь, что отныне являешься замужней дамой, я закачу в твою честь шикарный обед в «Четырех временах года», – воодушевилась Кейт. – Обдумай на досуге это предложение детка. Можешь пригласить кого тебе угодно.

– Спасибо, Кейт, я посоветуюсь с Тео. Уверена, он очень обрадуется.

С того момента, как Сесилия наконец узнала от внучки, что дед Тео – тот самый Марко, который в буквальном смысле слова спас ей жизнь во время войны, Сесилия не находила себе места. Два дня и две ночи ее мучили страшные воспоминания о минувшем: полная страданий жизнь с мачехой Маруччей, ужас, испытанный юной девушкой при нападении на нее американского солдата по имени Винченцо, последовавшие дни и недели непонятного, подвешенного состояния…

И что же теперь делать? – снова и снова задавала она себе вопрос. Следует ли рассказать Джине, что Скарлетт хочет выйти за сына ее заклятого врага Руфуса? Хотя внучка всего лишь вскользь заметила, что они подумывают о женитьбе, Сесилия сразу же поняла, что все у них решено и свадьба – лишь дело времени.

Чуть раньше Сесилия уведомила Джину о том, что Скарлетт перебралась в квартиру молодого врача и что, как ей кажется, он очень хороший, добрый парень. Дочь обрадовалась: наконец-то у Скарлетт появился достойный любовник. Теперь она может рассчитывать на скорое прощение. Со временем даже можно будет заручиться поддержкой этого доктора, попросить его, чтобы он надавил на Скарлетт…

Ну хорошо, думала Сесилия, как же теперь поступить? Пригласить Марко на ужин? Но ей не хотелось первой проявлять инициативу. А с другой стороны, рано или поздно они все равно встретятся, раз уж им предстоит породниться.

Итак, на третий день решение было принято: она пригласит его отужинать. Приготовит свои знаменитые спагетти под острым соусом, напечет булочек с пармезаном, а на горячее подаст нежные, сочные эскалопы. На десерт – домашний щербет и сырный пирог по-римски.

Выбрала себе Сесилия и подходящий наряд: элегантное шелковое платье со свободным лифом, чуть присборенное на талии. Она скроила его по рисунку из последней коллекции Шанель.

Вот только написать ему или позвонить? Как лучше? Нужно посоветоваться с Кейт. Эта мысль вызвала горечь в душе. Раньше Сесилия непременно спросила бы совета у Мириам; сейчас же она содрогнулась, словно совершила предательство по отношению к умершей подруге.

После того как ужин закончился, Сесилия с трудом могла припомнить, о чем говорил за столом Марко. Чтобы упорядочить разбегающиеся мысли, требовалось время. У нее никак не укладывалось в голове, что на чек, открытый на ее имя аж в 1954 году, деньги поступали от малознакомого и в общем-то ни в чем не повинного человека, а не от Винченцо, как она полагала все эти годы.

Ощущая безмерную благодарность, Сесилия тем не менее в глубине души огорчилась. Уж лучше бы ей не знать об этих деньгах! Ведь теперь получается, что она в неоплатном долгу перед Марко, да и Джина тоже – не будь на чеке необходимой суммы, дочь не смогла бы снабдить Моргана деньгами для основания собственной компании.

За столом оба чувствовали себя несколько неловко: давние события вновь обрели реальность и всплыли из прошлого, будто от сегодняшнего дня их и не отделяло сорок три года. Сесилию снова охватило былое ощущение стыда и беспомощности.

Только бы скорее кончился ужин! – думала она. Побыстрее убрать посуду, подняться наверх, принять ванну и что-нибудь выпить, чтобы провалиться в сон!

С каждым сказанным словом у нее все больше улетучивались сила духа и чувство собственного достоинства, разговор становился натянутым.

Да и Марку, надо сказать, было не по себе. Оказавшись в обществе Сесилии, он вновь испытал стыд – как тогда, много лет назад, когда исповедовался перед своим дядей.

Но с другой стороны, не расскажи он тогда генералу Берну о своей вине, Сесилия так никогда и не вырвалась бы на госпитальном пароходе из истощенной войной Италии. А значит, и поужинать сейчас вдвоем им бы не довелось…

И Марку, и Сесилии недоставало за этим столом детей. Но раз уж внуки решили пожениться, оба их семейства еще не раз соберутся вместе. Сегодня же они ужинали только вдвоем, и прошлое незримой волной обдавало их воспоминаниями о перенесенных когда-то страданиях.