Текст книги "Время любви"

Автор книги: Ширли Эскапа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

– Кому я понадобился, Джейн? – спросил Руфус, хотя отлично знал ответ.

– Миссис Джине Гибсон.

– Ясно. – Последовала продолжительная пауза. Наконец Руфус сказал: – Передайте миссис Гибсон дословно следующее: «Не звони мне, я сам позвоню, когда выберу время». Вы меня хорошо поняли?

– Да, – ответила Джейн и быстро скороговоркой повторила: – «Мистер Картрайт просил передать следующее: «Не звони мне, я сам позвоню, когда выберу время». Все правильно, господин Руфус?

– Вы идеальный секретарь, Джейн! Благодарю вас.

Можно себе представить, в какую ярость придет Джина, услышав подобное сообщение! Сейчас небось нервно вставляет в мундштук очередную сигарету. Руфус сардонически усмехнулся и, выкинув Джину из головы, вернулся к разговору с Муром.

В просторной белоснежной спальне Джина, лежа поверх покрывала, швырнула трубку на рычаг и, как и предполагал Руфус, закурила сигарету. С жадностью затянувшись, она обнаружила в пепельнице еще одну, недокуренную.

Мысли беспорядочно метались. Как он посмел передать такое через секретаршу? За кого он ее принимает? Эх, не надо было ему звонить, не надо было!.. В груди снова вспыхнула ненависть. Пришел, провел с нею ночь – и какую ночь! – и выбросил, словно старую перчатку? О, какое унижение! Посмеялся над ней, да и сейчас наверняка смеется… Джина принялась кататься по кровати, как собака, стремящаяся сбросить с себя одолевших блох.

Да, конечно, она воспользовалась смертью его жены в своих целях, но и он поступил бы так же, ни за что не упустил бы возможности подобным образом избавиться от конкурента.

– Так, все, хватит! – велела она самой себе. Немедленно возьми себя в руки!

Решительно направившись в ванную, Джина приняла душ, чтобы смыть все воспоминания об этом человеке. Только вот как изгнать его из памяти?..

Когда она вернулась в спальню и начала одеваться, зазвонил телефон. Значит, Руфус одумался, ведь никто другой не знал, что она сегодня дома. Сняв трубку, Джина по-кошачьи промурлыкала:

– Мистер Картрайт, как я полагаю?

– Что? – раздался голос ее матери. – Это ты, Джина?

– Кто тебе сказал, что я не пошла на работу?

– Моника. – Из груди Сесилии вырвался то ли вздох, то ли стон. – Она почему-то все еще считает меня твоей матерью.

– Прости, мама. Что случилось?

– Мириам умерла.

– Что ты сказала? Мири? Как? Когда?

– Сразу после операции. Не выдержало сердце. Похороны завтра. Я думаю, ты найдешь время, чтобы проводить ее в последний путь.

– Господи, конечно. Где ты сейчас?

– Там, где я живу.

– Что?

– Ты спросила, где я, и я ответила: в собственной квартире. Если ты забыла адрес, напоминаю – она находится в том же доме, что и твоя, только этажом ниже.

– Я немедленно спускаюсь, мама. Буду у тебя через три минуты.

Глава 66

В тот же самый день Кейт металась по своей мансарде. На душе было неспокойно и муторно: теперь она убедилась наверняка, что ее тайное убежище раскрыто. Первое сомнение закралось, когда она обнаружила в пепельнице окурок, сегодня их уже было несколько. Она тут же кинулась к уборщице, но та поклялась, что в жизни никогда не курила.

Моргана давно уже нет, снова и снова твердила она себе, и пора перестать скорбеть по нему. А теперь и гнездышко в мансарде утратило для нее свое очарование, потому что кто-то проник сюда, разрушив тем самым иллюзию ее уединенности.

Наверняка таинственный незнакомец каким-то образом связан с Джиной. Хотя их отношения практически прекратились, Кейт периодически виделась со Скарлетт: иногда приходила к ней домой, иногда навещала ее во время занятий у Сержа Марсо. Обе знали, что их встречи раздражают Джину, но какое им до этого дело?

Теперь, когда мансарда перестала принадлежать ей одной, от нее следует избавиться и как можно скорее. Странно, ей бы возмутиться тайным вторжением, но Кейт вдруг почувствовала неимоверное облегчение, словно наконец-то освободилась от тяжелой ноши. Ведь если вдуматься, частые посещения Кэнел-стрит наносили вред и ей самой, и Мэтью, и даже Жан-Пьеру. Мэтью исполнилось шестнадцать лет, и ему надо посвящать больше времени. Мальчик постоянно бывает с отцом; так недолго и потерять его любовь, а этого Кейт не могла допустить.

Решено – она откажется от этой квартиры.

Тут Кейт вспомнила, что недавно пообещала сходить со Скарлетт на выставку. Сняв трубку, она набрала ее номер и, прежде чем услышала голос девочки, весело произнесла:

– Привет, Скарлетт!

– Это не Скарлетт. – К ее изумлению, к телефону подошла Джина – редкая гостья в квартире своей матери. – Кто ее просит?

– Кейт Гаше.

После многозначительной паузы Джина проговорила:

– Вот оно что. Кейт Гаше. Скарлетт нет дома. Я передам ей, что ты звонила.

– Что-нибудь случилось? Ты же в это время работаешь.

– Сегодня умерла Мириам.

– Мириам Штерн? – упавшим голосом переспросила Кейт.

– Я передам Скарлетт, что ты ей звонила, – холодно повторила Джина и бросила трубку.

Когда Скарлетт вернулась из школы, то буквально остолбенела при виде матери. Узнав страшную новость, девочка заперлась в своей комнате и прорыдала несколько часов подряд.

Сесилия словно обезумела от горя – в таком состоянии Джина не видела ее с тех пор, как умер Майк О'Коннор. Но тогда, хоть Джина и была еще совсем девчонкой, у нее находились нужные слова утешения, теперь же все было иначе. Всегда такая сильная, подтянутая и элегантная, Сесилия после смерти Мириам съежилась на глазах, состарилась – в ее-то пятьдесят три года. Замотанная в старую шаль, ссутулившаяся, она словно вернулась к своим корням, превратившись в простолюдинку с римской окраины. Раскачиваясь из стороны в сторону в кресле, она монотонно говорила лишь об одном: как Мириам спасла ее когда-то, спрятав от мужниных побоев и оскорблений золовки в приюте для детей-сирот.

– Никто и никогда не назовет меня больше деткой, – всхлипывала Сесилия. – Мири была не только лучшей подругой, она была мне как мать…

Джина беспомощно разводила руками.

– Что я могу сделать, чтобы облегчить твои страдания?

«Прекрати третировать Скарлетт», – хотелось выкрикнуть Сесилии, но, пересилив себя, она повторяла:

– Ничего, дорогая, абсолютно ничего.

Казалось, в один день Сесилия превратилась в старуху. Ходила она лишь в черном – не только платья, чулки и туфли, но даже носовые платки у нее были черного цвета.

А Скарлетт тем временем становилась все толще и толще. Это раздражало Джину не меньше, чем то, что смерть Мириам странным образом совпала с продуманной местью Руфуса. Однажды, в конце третьей недели после кончины Мири, Джина, уже побывавшая у матери, решила забежать еще разок и застала Скарлетт на кухне – та поглощала черничный пирог, вернее – последний кусочек пирога. Не в силах больше держать себя в руках, Джина в полный голос заорала:

– Ты что, свихнулась? Сожрала целый пирог! Полчаса назад я своими глазами видела, что он был целый! – Опустевшее блюдо полетело в раковину. – Зачем ты это сделала? Отвечай, зачем? Молчишь? Ну так я отвечу за тебя: потому что ты меня ненавидишь и делаешь это назло мне, вот зачем!

– Хватит, мама, – устало вздохнула Скарлетт.

– Ах ты жирная прыщавая свинья! – совсем разошлась Джина, подскочила к дочери и попыталась встряхнуть ее за плечи. Однако та даже не шелохнулась. – Господи! Чем, ну чем я прогневала Бога, за что мне посланы такие страдания? Да, ты делаешь это мне назло, потому что я занимаюсь косметикой, потому что я великолепно выгляжу, а ты – толстая замарашка!

– В одном ты права, – безразличным тоном заявила Скарлетт, – я действительно тебя ненавижу.

И тут же получила сильнейшую оплеуху, потом еще одну и еще. На четвертой Скарлетт выкрикнула:

– Ну хватит, дрянь! Прекрати!

В этот момент кухонная дверь распахнулась, и на пороге появилась Сесилия в своей неизменной старенькой шали.

Бросив взгляд на красное, опухшее лицо внучки, она достала из холодильника две банки зеленого горошка и, обернув их салфетками, монотонно пробормотала:

– Это заменит компрессы. Мириам всегда так говорила…

– А ты, мама! Посмотри, на кого ты похожа в этих черных шмотках! – рявкнула взбешенная Джина и изо всех сил треснула кулаком по столу. – Черт побери! Дочь – заплывшая жиром неряха, мать – опустившаяся простолюдинка!

– Уйди отсюда, Джина.

– Что? – взревела та. – Ты меня гонишь? Меня? Из квартиры, которую я сама купила для тебя? Ушам своим не верю!

– Ты ее нашла и договорилась о покупке. Позволь напомнить, что заплатила за квартиру я! – Сесилия тоже повысила голос и тоже припечатала ладонью стол. – А теперь убирайся и не появляйся до тех пор, пока не научишься, как себя вести в доме матери.

– Прости меня, мама, я забылась. Я не имела права говорить с тобой в таком тоне. – Повернувшись к Скарлетт, Джина погладила ее по опухшим щекам. – И ты прости меня, доченька, прости меня, моя дорогая, я не хотела тебя ударить.

Все-таки не такая уж она плохая, с облегчением подумала Сесилия, у нее доброе сердце. И она права: хватит носить траур, хватит горевать, Мириам этим не вернешь…

– Скажи, дочка, что ты хочешь? – продолжала Джина. – Я куплю тебе все, что пожелаешь, только сбрось пару-тройку килограммов.

– Я не хочу, чтобы ты мне что-либо покупала, мама, – низким голосом отозвалась Скарлетт. – Просто оставь меня в покое.

Спустя месяц после смерти Мириам – и после нанесенного Руфусом оскорбления – Джина вернулась домой и обнаружила, что чуть ли не вся ее квартира заставлена хрустальными вазами с красными розами. Из каждого букета торчал белый конвертик с карточкой, и на каждой карточке было написано одно и то же: «Ты неотразима. Не могу без тебя жить. Прости. Р.».

Зазвонил телефон. Обычно Джина сама не брала трубку, но сейчас, охваченная радостным возбуждением, бросилась к аппарату.

– Это ты, Джина? – Боже! Боже! Его голос!

– Да, это я.

– Ну как?

– Что – как?

– Ты готова простить меня?

«Не звони мне, я сам позвоню, когда выберу время» – молоточком стучало в ее ушах. Помолчав, Джина спросила:

– За что?

– Я вел себя как самонадеянный болван.

– Ах, вот ты о чем…

– Ну да, конечно. – Она услышала, как он сглотнул. – Ты свободна сегодня вечером?

– Нет.

– А позже?

«Скажи нет», – настаивал здравый смысл.

– Что значит «позже»?

– Назови любой час: перед полночью, после полночи, в три утра, в шесть… Встретим вместе рассвет, если хочешь.

«Откажись, немедленно откажись, скажи этому типу нет!» Но как? Она истосковалась по нему, измаялась, он был ей необходим…

– Джина?

– Да, я слушаю тебя.

– Пауэллов помнишь?

– Каких еще Пауэллов?

– Сенатора и его жену. Мы с ними пили кофе – тогда, в Адирондаке. Так вот, на днях мы случайно встретились, и они спросили, так ли ты красива, как в те времена. Я ответил, что ты не красива. Представляешь?

Джина опешила, но ответила сдержанно:

– Вполне.

– Я сказал, что ты прекрасна, очаровательна, великолепна. – Помолчав, Руфус с чувством добавил: – Перед твоими чарами невозможно устоять.

– Благодарю, – отозвалась Джина. Господи, зачем он напомнил о Пауэллах?

– Так в полночь?

– Хорошо, Руфус, жду тебя в полночь.

Откуда такая слабость? – подумала Джина, повесив трубку. Нельзя по нему скучать, нельзя его хотеть! Что, на нем свет клином сошелся? Помимо Руфуса Картрайта в мире существуют и другие мужчины, так почему именно он? Только потому, что он был первым? Глупости.

Нет, необходимо отменить свидание. Или сделать так, чтобы в полночь он ее не застал… Однако пальцы Джины уже набирали номер телефона одной светской дамы, пригласившей ее вечером на торжественный ужин. С изумлением услышала она собственный голос: «першит в горле», «лучше посидеть дома» и все такое прочее.

Время тянулось мучительно медленно. Когда часы пробили наконец полночь и Руфус появился на пороге, Джина упала в его объятия, и он отнес ее в спальню. Мир вокруг перестал существовать, реальность утратила смысл.

Под утро Джина впала в сладостную дремоту, но длинные чуткие пальцы Руфуса нежно пробежались по ее спине.

– Сегодня я вылетаю в Женеву, но хочу назначить тебе свидание.

– Свидание?

– Я хочу, чтобы все знали, что отныне мы с тобой вместе. Рипли устраивают званый вечер в честь лорда и леди Блэквел, и я хочу, чтобы ты была моей дамой.

– А ты, Руфус, как я вижу, вращаешься в высоких кругах, – отметила Джина.

– Как и ты, дорогая, как и ты.

Довольная, Джина негромко рассмеялась.

– Когда состоится прием?

– Шестого марта, то есть ровно через месяц. – Руфус провел пальцем по ее губам. – Все это время я пробуду в Европе, но шестого обязательно вернусь. Ну как, согласна?

– Хорошо, принимаю предложение.

– Да, еще одно. Звонить тебе не буду: ненавижу говорить по телефону. Но зато буду постоянно, кроме воскресений, давать о себе знать. Договорились?

– «Не звони мне, я сам позвоню, когда выберу время», – процитировала Джина, точно скопировав интонации Джейн.

Оба весело расхохотались и принялись кататься по широкой кровати, как не в меру расшалившиеся дети.

О том, что произошло той ночью, Джина могла рассказать только одному человеку – Мириам Штерн. Но Мири умерла, и теперь Джине не с кем было посоветоваться, некому излить душу.

Внешне жизнь Джины ничуть не изменилась, она так же рьяно занималась делами, ходила на вернисажи, посещала приемы и сама устраивала вечера. Однако голова ее постоянно была занята множеством вопросов. Что Руфус имел в виду, когда сказал, что хочет, чтобы все знали, что теперь они «вместе»? Жены его давно нет в живых… Неужели он собирается жениться на ней, Джине? Если это так, то как посмотрят на это их сотрудники? Все знали, что они с Руфусом непримиримые конкуренты…

Так или иначе надо разобраться с Кларенсом Фаулером.

Шестого марта Джина прибыла на торжественный прием чуть позже семи. У Рипли ей раньше бывать не доводилось, но дворецкого Кларка, работавшего прежде у других хозяев, она сразу узнала.

– Добрый вечер, Кларк, – улыбнулась Джина дворецкому, взглянув на обшитый деревянными панелями потолок, фотографии которого она так часто видела в модных журналах.

– Добрый вечер, миссис Гибсон, – ответил Кларк.

Что-то он взволнован, этот невозмутимый Кларк, или ей почудилось? В эту минуту появился бывший министр иностранных дел Честер Рассел с супругой. Джина была с ним знакома, и все трое тепло поздоровались. Горничная взяла у женщин меховые пелерины, а те перекинулись парой слов. Честер куда-то исчез, и они решили его подождать здесь, в прихожей.

Снова хлопнула дверь. Когда Джина повернулась к вошедшей паре, лицо ее исказилось. Кори и Си Ринцлер. Самые жестокие, самые непримиримые конкуренты. Джина обменялась с ними холодными кивками, всем существом ощутив, как накалилась атмосфера.

Да где же, черт возьми, Кларк? В груди росло глухое раздражение. Сколько ей еще торчать в этой прихожей? А, вот и он, вышагивает позади хозяев.

Марша Рипли, тоненькая женщина с быстрыми глазками и высокой прической, остановилась прямо напротив Джины и высоким девчоночьим голосом произнесла:

– Миссис Гибсон? Я Марша Рипли. Рада вас видеть в нашем доме.

Джина протянула ей руку.

– Счастлива познакомиться с вами.

С отсутствующим видом хозяйка ответила на рукопожатие.

– Ээ… произошла досадная ошибка, – негромко пробормотала она. – Даже не знаю, что сказать… Да, я не представила вам своего мужа.

– Здравствуйте, мистер Рипли, – в замешательстве произнесла Джина.

Рипли задержал ее ладонь в своей пухлой руке несколько дольше, чем того требовали приличия.

– Очень, очень рад, но… тут действительно какая-то ошибка. Видите ли, мы никак не ожидали видеть вас на нашем приеме… к сожалению.

Густо покраснев, Джина сказала: – Я должна была встретиться здесь с Руфусом Картрайтом. Он пригласил меня на прием.

– Странно. Еще в прошлом месяце Руфус письмом уведомил нас, что не сможет сегодня приехать! – ошеломленно воскликнула Марша. – Но, возможно, я ошибаюсь? Она быстро взглянула на мужа и дворецкого.

– Нет, миссис Рипли, все правильно, – с мрачным видом отчеканил Кларк. – Я хорошо помню, что вы тогда очень расстроились.

У Джины подкосились ноги. Краски сбежали с ее лица, на лбу выступили капельки пота, но чувство собственного достоинства ей удалось не потерять – хотя и с великим трудом.

– Видимо, секретарша затеряла его телеграмму, – бодро проговорила она. – Прошу меня извинить.

С этими словами она повернулась к выходу, но ей пришлось вытерпеть еще одно унижение – горничная замешкалась, выискивая ее пелерину, а в прихожей, за спиной Джины, все вдруг как-то чересчур оживленно заболтали, будто ее и вовсе не существовало на свете. Едва Джина взялась за дверную ручку, как вошли леди и лорд Блэкуэлл. Посторонившись, она вежливо поздоровалась и через минуту уже была на улице.

Такси подъехало сразу же. Джина машинально назвала шоферу адрес своего офиса. Швейцар, конечно, не преминет отметить ее вечернее платье, ну и черт с ним, пусть удивленно задирает брови, сколько ему вздумается – ей без разницы. Нельзя же в самом деле ехать сейчас домой, где все комнаты уставлены красными розами, которые каждый день приносили от Руфуса!

Поднявшись в приемную, Джина обвела взглядом помещение офиса. Куда только подевалось ее былое восхищение творением своих рук? Сверкающие полировкой полы, дорогие восточные ковры, великолепные люстры от Тиффани, мозаичный бассейн – все это словно издевалось над ней, смеялось в лицо.

Широкими шагами Джина прошла в свой кабинет, где в гардеробной на всякий случай хранились деловые костюмы. Быстро переодевшись, она уставилась на сброшенное на пол платье. Каким бы оно ни было, больше она его никогда в жизни не наденет! Решение пришло мгновенно – она отдаст его в общину святого Винсента, а там пусть делают с ним что хотят.

Сказано – сделано. Джипа запаковала платье и только после этого уселась за письменный стол. О том, что произошло у Рипли, думать не хотелось, а вот Картрайт еще пожалеет, она уничтожит его компанию.

Ладно, есть дела важнее. Линия мужской косметики практически завершена, осталось придумать название. Да, и еще – может, стоит дать рекламу новой продукции в женском журнале? Статистика утверждает, что 70 процентов разных кремов, предназначенных для представителей сильного пола, покупают именно женщины.

Нет, но каков Руфус! Джина чувствовала себя совершенно опустошенной, униженной, спасти ее может только любимое дело, значит, надо очнуться и погрузиться в работу… К глазам подступили злые слезы, и через минуту Джина уже безудержно рыдала.

Когда она наконец подняла голову, взгляд случайно упал на ее отражение в висящем напротив зеркале. Джину неприятно поразило выражение покрасневших от слез глаз – злое, но… подавленное. Глаза женщины, потерявшей надежду.

Тряхнув головой, Джина прошла в ванную комнату и, отвернув золоченый кран, умылась холодной водой.

Отчаявшиеся женщины порой не отказываются от бутылочки… Стоп! Одеколон следует фасовать в красивые бутылочки запоминающейся формы, а на рекламной фотографии будут изображены двое: отец и сын. Отец, конечно, будет похож на президента Кеннеди до своего избрания – взъерошенная копна волос, высокий, небрежно элегантный. Отец приехал на выпускной бал сына. Тот радостно показывает ему диплом об окончании университета, а отец протягивает свой подарок – одеколон «Айви лиг». Таким образом Джина убьет сразу двух зайцев: привлечет к своей продукции и молодое поколение, и старое. Ну и женщин, естественно, ведь именно они станут покупать одеколон, не мужчинам же ходить за покупками.

Затея оказалась удачной, такого успеха даже трудно было ожидать. Но Джина этого еще не знала.

Сейчас она думала о том, что завтра о ее позоре раструбят все газеты. Об этом наверняка позаботятся Ринцлеры – эти-то своего не упустят. Ладно, пускай повеселятся.

Через два дня после инцидента у Рипли Моника Мартинс, как обычно, разбирала прессу и вырезала все, что касалось Джины. Прочитав очередную заметку, она в замешательстве откинулась на спинку стула. Придя в себя, Моника трясущейся рукой вырезала ее, потом еще несколько подобных и сложила заметки в специальную папку. Стоит ли показывать ее Джине?

Тут зазвонил телефон. Это была сама Джина.

– Принеси в мой кабинет все, что напечатано о приеме у Рипли, – приказала она так, словно ничего особенного не случилось.

– Да, конечно, миссис Гибсон, – дрожащим голосом отозвалась Моника.

– И впредь читай газеты с особым вниманием.

– Да, миссис Гибсон.

– У себя никаких вырезок не оставляй, все сразу же отправляй ко мне, – продолжила Джина.

Статей было великое множество, и Джина прочитала их все до одной.

Она расправится с Руфусом, она отомстит ему! Пока что конкретного плана не было, но это ничего, что-нибудь ей непременно придет в голову, и она уничтожит его, а «Картрайт фармацевтикалс» сотрет с лица земли.