Текст книги "Время любви"
Автор книги: Ширли Эскапа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)
Глава 57
Едва Кейт вернулась из мансарды, где приняла твердое решение при первой же возможности подарить Джине увеличенную фотографию Моргана и Скарлетт, как ей непреодолимо захотелось позвонить в Париж своей матери. Та время от времени связывалась с Кейт, оставляла какие-то невнятные сообщения, после которых дочь искала ее по всему городу и находила то в парикмахерской, то в ресторане, то в ночном клубе.
Когда Кейт наконец дозвонилась до «Георга V», ее соединили с консьержкой, которая дрожащим от волнения голосом сообщила, что мадам попала в аварию и ее «с тяжелыми травмами увезли в американский госпиталь».
В тот же вечер Кейт и Мэтью вылетели в Париж. В жизни нередко случается, что девушка, которую родители раньше постоянно отвергали, проявляет себя нежной и преданной дочерью. Старшая сестра Эвелин появлялась довольно редко, лучше сказать – эпизодически, поэтому на помощь матери приходила Кейт. К чести Жан-Пьера надо сказать, что он тоже не оставался в стороне и, как только предоставлялась малейшая возможность, прилетал в Париж. Но, когда наступила трагическая развязка, у смертного одра матери Кейт оказалась одна.
Практически все оставленное ей в наследство имущество Кейт тут же продала или отправила на аукцион Сотбис. Себе она оставила лишь маленькую резную, увитую виноградными лозами беседку, изготовленную древнекитайскими мастерами. И хотя Сотбис предлагал за нее огромные деньги, Кейт не могла расстаться с этой изысканной вещицей. С раннего детства она манила и зачаровывала ее утонченной игрой света и тени. Кейт эта вещь казалась волшебной, в ней как бы был воплощен переход от жизни к вечному бессмертию.
Итак, она созвонилась с Джиной и, сделав вид, что не слышит нетерпеливых ноток в ее голосе, договорилась о встрече. Холодным февральским вечером 1976 года Кейт выполнила то, что давно задумала, – подарила Джине фотографию улыбающегося Моргана и хохочущей Скарлетт.
Незадолго до этого Джина стала устраивать у себя дома так называемые субботние чаепития в английском стиле.
Раз уж она пригласила Кейт и Мэтью, будет уместно включить в список Сесилию, Скарлетт и Мириам, решила Джина. Тем более что недавно она купила новый «Стейнвей», а Скарлетт пообещала поиграть на нем и таким образом опробовать инструмент. Оглядывая серебряные подносы с печеньем и пирогами и хрустальные вазочки с вареньем нескольких сортов, Джина осталась довольна собой: пусть Кейт оценит, что она не забыла гостеприимства, оказанного ей когда-то в Северн-Вудз.
Только Джина собралась объявить, что Скарлетт хочет исполнить ноктюрн Шопена, как Кейт вышла в прихожую и вернулась с завернутым в подарочную упаковку свертком.
– Благодарю, – сухо проговорила Джина и прислонила сверток к стене, давая понять, что не намерена распаковывать подарок до ухода гостей.
Кейт такая реакция не удивила. Мило улыбнувшись, она сказала:
– Это вам обеим, Джина, тебе и Скарлетт. – Потянувшись за сандвичем с огурцом, она добавила: – Надеюсь, тебе понравится.
Поняв, что делать нечего, Джина устало вздохнула:
– Хорошо, Скарлетт, посмотри, что там. Ну, чего сидишь? Я же сказала: встань и открой сверток.
Девочка привычно подчинилась, и через несколько мгновений с постера слетела красочная оберточная бумага, однако два слоя папиросной все еще скрывали от зрителей то, что было изображено на увеличенном снимке. Джина, потеряв терпение, наклонилась вперед и сорвала прозрачный покров.
– Это же папочка! – изумленно воскликнула Скарлетт. – Папочка и я!
Не совладав со своими чувствами, Джина резким движением перевернула фотографию лицом к стене.
– Господи, Кейт! – рявкнула она. – Ты же прекрасно знаешь, что я не выношу у себя дома изображений Моргана! – Понимая, что ее гнев выходит из-под контроля, она сжала руки в кулаки и более спокойным тоном спросила: – Как ты могла сделать такое?
Кейт знала Джину многие годы, от ее внимания не укрылись и сжатые кулаки, и алые пятна на щеках. В одну секунду она поняла: Джина все знает. Она, Кейт, лучшая подруга Джины – или бывшая лучшая подруга? – предала ее самым постыдным образом.
Долгое время Кейт пыталась докопаться до истины – почему Джина ни словом не обмолвилась о предательстве подруги, и ответ напрашивался один: причина ее молчания крылась в том, что Джина каким-то образом была связана с гибелью Моргана…
Разузнав об их амурных делах и будучи не тем человеком, который прощает причиненную ему боль, Джина неминуемо должна была нанести молниеносный ответный удар.
Морган страдал астмой… Она спрятала от него лекарство, заставила задыхаться, а потом впрыснула слишком большую дозу.
Взгляды женщин скрестились, и обе поняли, что взаимная ненависть связала их навек.
Кейт никогда и никому не откроет тайну Джины, ибо в этом случае всплывет ее тайная связь с Морганом. Жан-Пьер не раз угрожал, что отнимет у нее Мэтью, если хоть раз услышит об измене жены.
Джина же никому не расскажет об измене мужа, так как в противном случае соответствующие органы могут более серьезно отнестись к протоколу вскрытия.
В комнате стояла мертвая тишина, даже браслеты на руках Мириам перестали позвякивать, что случалось нечасто.
– Если фотография Моргана тебя так расстраивает – а я прекрасно понимаю, почему, – отдай ее Скарлетт.
– Я повешу ее у себя в комнате, – звенящим голосом сказала девочка. – Она там будет здорово смотреться.
– Хорошо, Скарлетт, можешь ее взять, – холодно отчеканила Джина. – Отправляйся вместе с Кейт и повесь постер. – Нетерпеливо забарабанив пальцами по ручке кресла, она проговорила: – Прямо сейчас, поняла? И поскорее возвращайтесь, мы ждем обещанный ноктюрн.
Улыбнувшись, Кейт подняла фотографию.
– С радостью помогу тебе повесить ее, Скарлетт, – сказала она.
И снова последовал обмен враждебными взглядами.
Мириам, внимательно следившая за этой сценой, с тревогой подумала: «Между лучшими подругами явно пробежала черная кошка. Это может плохо кончиться».
Скарлетт предстояло участвовать в школьном концерте, но Джина прийти не смогла. Тому было две причины, и она сама не могла выбрать, какая из них важней: появление в ее жизни нового любовника, Кларенса Фаулера, или жуткая история с краской для волос фирмы «Картрайт фармацевтикалс».
Вот уж она не думала не гадала, что ей так повезет. Надо же такому случиться, чтобы Джина именно в этот день и в этот час оказалась в знаменитой парикмахерской Ги-Жака и видела все своими глазами!
Едва Фабриции Картрайт наложили на волосы краситель, как шея ее покрылась ярко-красной сыпью, а дыхание стало прерывистым. Фабриция велела помощнику парикмахера немедленно смыть краситель. Льюис откинул голову клиентки назад и промыл волосы. Тем не менее шея женщины превратилась в одно сплошное алое пятно.
– Боже, мои уши, – пробормотала несчастная, – они пульсируют… что-то бьется… – Голос ее затих.
– Вы можете поднять голову, миссис Картрайт, я уже все смыл, – взволнованно сказал Льюис.
Фабриция осталась в прежней позе, словно не слышала его слов. Тому, что глаза ее были закрыты, помощник парикмахера не удивился: многие женщины предпочитали при мытье волос закрывать глаза. Поэтому он повторил немного погромче:
– Миссис Картрайт, можно подняться.
В соседнем с Фабрицией кресле мыли голову Фионе Блейк. Почуяв неладное, она выпрямилась и, бросив на Фабрицию быстрый взгляд, отрывисто произнесла:
– Миссис Картрайт потеряла сознание. Скорее вызывайте «скорую». Похоже, у нее аллергическая реакция на краску.
В зале началась суматоха. Управляющая со всех ног бросилась к телефону и вызвала «скорую помощь», Ги-Жак и Льюис быстро расстелили на полу синие полотенца с эмблемой парикмахерской и уложили на них Фабрицию. Льюис взял ее за запястье, чтобы прощупать пульс, но тот был настолько частым, что он тут же сбился со счета.
Медики появились через считанные минуты после звонка управляющей.
– Миссис Картрайт сказала, что у нее что-то пульсирует в ушах, – сообщил им Льюис.
– Это из-за сильного сердцебиения, – пояснил один из медиков, склонившись над пострадавшей. – Давление падает: восемьдесят на пятьдесят.
– Она ведь не умрет? – кусая ногти, спросил Ги-Жак.
– По всей вероятности, у нее аллергический шок.
Закипела привычная работа. К лицу Фабриции прижали кислородную маску, сделали внутривенную инъекцию и укол адреналина в сердце, ввели через нос трубку прямо в легкие, чтобы облегчить дыхание. Потом медики уложили женщину на каталку и быстро вывезли из салона на улицу, где поджидала машина «скорой помощи».
Казалось, у Ги-Жака вот-вот начнется истерика.
– Надо сообщить ее мужу, – плаксиво протянул он.
– Я уже ему позвонила, – успокоила его управляющая.
Ги-Жак обеими руками схватился за голову и застонал:
– Боже мой, она умрет! Умрет, и в этом будет моя вина! – Громко высморкавшись в шелковый платок, он закатил глаза и сообщил в пространство: – Совершенно новая продукция – «Блондер-брайтер», и на тебе!
Сердце Джины так и подпрыгнуло в груди. «Блондер-брайтер»! Та самая краска, над которой работают сейчас специалисты ее фирмы, чтобы репродуцировать ее в «Гибсон и Кин». Джина сорвала с себя бигуди и с мокрыми волосами выбежала из зала.
Впрыгнув в такси, она назвала адрес Мелани Уилсон, своего консультанта по связям с общественностью, и нервно закурила сигарету. Мысли вихрем проносились в голове. Ги-Жак был хозяином одной из самых респектабельных нью-йоркских парикмахерских. Отличающиеся изысканной роскошью салоны располагались на трех этажах, и если бы сегодня Джине вздумалось, например, подстричься, то она находилась бы на втором, в массажной, и пропустила бы разыгравшуюся трагедию.
– Так недолго и простудиться, мадам, – не оборачиваясь, заметил шофер. – Зима в разгаре, а у вас волосы мокрые!
Джина ворвалась к Мелани и прямо с порога сообщила о том, чему только что сама стала свидетельницей. На строгом лице Мелани появилась плутовская усмешка.
– Как все просто, – сказала она, – как все чертовски просто!
Когда Руфус примчался в госпиталь, Фабрицию уже поместили в реанимационную палату и подключили к кислородному аппарату, так как дышать сама она не могла. К ее телу тянулось такое количество различных проводов и трубок, что Фабриции пришлось вколоть большую дозу снотворного, чтобы она случайно, ворочаясь, не выдернула их. Лицо жены на подушках было настолько бледным, что Руфус ахнул от ужаса.
Доктор Хоули, высокий человек с умными добрыми глазами, объяснил ему, что в состав красителя входит какой-то компонент, который вызвал у Фабриции аллергический шок.
– Очень редкий случай, – осторожно продолжал он, – исключительно редкий. По всей вероятности, у вашей жены сухая кожа на голове, она почесалась, образовалась небольшая ранка, через которую и проник тот самый компонент.
– Нет, доктор, что вы! У нее всегда были прекрасные волосы. Я никогда не слышал, чтобы Фабриция жаловалась на сухость кожи.
– Значит, появилось небольшое воспаление, о котором она сама могла не знать, – быстро сказал доктор. – Случается, что сходная реакция бывает у человека, уколовшегося булавкой, а иногда достаточно и укуса обыкновенной пчелы.
– Но она не умрет, доктор? – с болью в голосе спросил Руфус. – Неужели ее убьет обыкновенная краска для волос?
– Причина, вызвавшая аллергический шок, сейчас не так важна. Нас заботит состояние больной. Мы надеемся, что кровяное давление вскоре придет в норму…
– Я хочу находиться подле жены, – оборвал его Руфус.
Просьба противоречила больничным правилам, но доктор Хоули не стал противиться, рассудив, что любовь творит чудеса и присутствие мужа может иметь для больной положительный эффект.
Руфус ни на секунду не отходил от постели Фабриции – все время о чем-то говорил, шептал, как он ее любит, просил прощения, каялся, обещал, что теперь у них все будет по-другому.
– Только не умирай, только не уходи от меня, – снова и снова умолял он, обливаясь слезами.
Как и предполагали врачи, на второй день после кризиса Фабриции немного полегчало. К ней вернулось сознание, сердечно-сосудистая система почти пришла в норму, дыхание восстановилось. Из-за введенных трубок говорить больная не могла, но слабым жестом показала, что хочет что-то написать. Сестра принесла карандаш и бумагу и подсунула ей под руку.
«Люблю тебя», – написала Фабриция корявыми, расползающимися буквами, и Руфус, прочитав эти два слова, ткнулся головой в ее кровать и разрыдался как мальчишка.
Однако на третий день в четыре часа утра у Фабриции внезапно подскочила температура, началась лихорадка. Чтобы охладить горящее тело, над больной установили вентилятор, под мышки и под колени положили пакеты с охлажденным соляным раствором. Анализ крови не показал наличия грибковой инфекции, однако давление тем временем опять стало катастрофически падать.
Наконец определили, что у Фабриции воспаление сердечной мышцы, то есть начался миокардит. Внезапно кривая на мониторе, следящем за сердечной деятельностью, бешено задергалась, а через несколько секунд из ломаной превратилась в ровную линию. Сердце остановилось. Руфус отскочил от кровати, чтобы не мешать сестре, которая изо всех сил стукнула Фабрицию кулаком по груди и нажала кнопку тревоги.
В палату ворвались врачи, началась экстренная реанимация. В ход был пущен дефибриллятор. От мощных разрядов тело Фабриции вскидывалось на кровати, руки взлетали вверх и снова бессильно падали. Усилия докторов увенчались успехом, но ненадолго: сердце билось целый час, а потом опять остановилось. И вновь дефибриллятор, прямые уколы адреналина в сердце, инъекции стимуляторов, один из которых оказался интолом, изобретенным в лабораториях Картрайтов. Все напрасно – сердце остановилось навсегда.
Горе Руфуса было безгранично. Он почти совсем перестал спать. И все думал, думал… «Фабриция была слишком хороша для меня, а я ее совершенно не стоил, не заслуживал ее любви, поэтому она меня и покинула. Ее смерть – мое наказание, и помнить об этом я буду до своего последнего дня».
Руфус наконец-то по-настоящему влюбился в собственную жену – после ее смерти. Увы! Слишком поздно…
Глава 58
Чистокровный американец, получивший великолепное образование сначала в Англии, в Итоне, а затем у себя на родине, в Йельском университете, внук основателя картинной галереи Фаулеров, что на Пятой авеню, Кларенс Фаулер, несомненно, считался одним из самых завидных холостяков в Нью-Йорке. Тридцатишестилетнего Кларенса всегда окружали красивейшие и подчас всемирно известные особы женского пола – кинозвезды, манекенщицы, модельеры, а в последнее время его имя упоминалось в светских колонках в связи с романом Фаулера с балериной Кларой Таррейен. Журналисты особо подчеркивали тот факт, что потрясающее обручальное кольцо с изумрудом, которое он ей подарил, когда-то принадлежало самой великой герцогине Эссенской.
Джина познакомилась с Фаулером на презентации французских духов, организованной на борту фешенебельной яхты «Ренвик», курсирующей по Ист-Ривер. Презентация, естественно, сопровождалась огромным количеством шампанского, икры и омаров. Но когда подали ненавистных ей угрей, Джина решила немедленно ретироваться.
Около восьми месяцев назад Джина приняла твердое решение коренным образом изменить образ жизни и с тех пор начала активно посещать оперу, известные салоны Нью-Йорка, театральные премьеры, приобрела немало полотен известных мастеров, в том числе картину раннего Датноу, последователя школы фон Любена. В результате о Джине стали говорить как об истинном ценителе произведений искусства, да и искусства вообще. Пробираясь сквозь шумную толпу гостей, она нос к носу столкнулась с Кларенсом Фаулером.
– Прошу меня извинить. Не хочу выглядеть невежливой, но мне необходимо уйти, иначе я просто потеряю сознание.
– Угри? – понимающе покивал Фаулер.
– Угадали с первого раза.
– Выглядите просто сногсшибательно, – неожиданно заявил Фаулер. – Могу я пригласить вас поужинать со мной?
– При одном условии.
– И что же это за условие?
Джина улыбнулась.
– Назовите свое имя. – Тут она явно кривила душой, так как Кларенса знали все.
Он отвесил полушутливый поклон.
– Простите, Джина. Меня зовут Кларенс Фаулер. – Джина преувеличенно удивленно подняла брови, и он пояснил: – Я сразу обратил на вас внимание в толпе приглашенных и, конечно же, поинтересовался, кто вы такая.
Сидя напротив нее в ресторане, Кларенс сказал:
– Ваш костюм столь же сногсшибателен, как и его хозяйка.
Очень скоро Джина поняла, что «сногсшибательный» – любимый эпитет Фаулера и в его устах означает высшую оценку.
Сейчас на Джине была простая шелковая кофточка цвета кофе со сливками с вышитыми листочками и в тон ей строгого покроя юбка. Что ж, Фаулер всегда славился хорошим вкусом.
Беседа текла легко и непринужденно, чему помогало то, что в последнее время Джину очень интересовало современное искусство. В конце концов ей удалось незаметно подвести разговор к Кларе Таррейен – последнему увлечению Фаулера.
– Клара сейчас в Новом Орлеане, – сообщил Кларенс.
– Господи! Вам следовало предупредить меня заранее… – Джина погрузилась в молчание.
– В чем дело? – встрепенулся Фаулер. – О чем я должен был вас предупредить?
– Вы ведете себя со мной так непринужденно, что я, естественно, подумала, будто вы вольная пташка. – Она грустно покачала головой. – Видите ли, не в моих правилах поступать подобным образом.
– Каким образом?
– Я никогда не принимаю приглашение отужинать наедине от неженатого мужчины, у которого есть друг жизни. – Тон ее стал холоден. – И кроме собственного мужа, я никогда не ходила в ресторан с женатым.
– У нас с Кларой все кончено! – пылко возразил Кларенс. – Она должна забрать свои вещи, как только вернется из Нового Орлеана.
Это не соответствовало действительности, но заявление Джины настолько поразило Кларенса, привыкшего вращаться в безнравственном мире, что он решил немедленно порвать с хитрой и неискренней Кларой.
Глава 59
Обед с адвокатом длился долго, и выпито обоими было немало. Руфус устало откинулся на заднем сиденье своего огромного лимузина. Бегло просмотрев последнюю биржевую сводку, он выругался сквозь зубы, скомкал газету и с омерзением выбросил ее в окно. Спрос на средства для ухода за волосами фирмы «Картрайт фармацевтикалс» упал еще ниже.
Со дня смерти Фабриции прошло целых восемь месяцев, а газеты все еще обсасывали эту тему. Что ж, на войне как на войне, подумал Руфус, в бизнесе тоже все средства хороши, ведь ему самому не раз приходилось загонять в угол конкурентов.
Так-то оно так, но все же наживать капитал – а именно этим сейчас занимались его противники – на смерти Фабриции выходит за рамки всяческих приличий. Даже в бизнесе существует свой кодекс чести – нечто вроде Женевских конвенций. Преследовать врагов в судебном порядке бессмысленно, с юридической точки зрения они ни в чем не виноваты.
Если бы в результате употребления красителя умерла любая другая женщина, шумиха давно бы улеглась. Какая бы компания ни стояла сейчас за спинами журналистов, ее заправилам явно хотелось насовсем убрать с рынка его, Картрайта, средства для ухода за волосами.
А может, это чья-то личная месть?
Но чья? И за что?
Много же времени затратил мститель, чтобы планомерно приводить свой план в исполнение, колоссальные средства вложил он в эту компанию. Это же надо: едва в прессе появлялась очередная публикация, как абсолютно все клиенты фирмы Руфуса получали по почте газетные вырезки.
Недавно его личный адвокат собрал группу частных детективов, и теперь Руфус отчаянно надеялся, что им удастся докопаться до истины. Иначе за что же он платит им бешеные деньги?..
К тому времени, как Руфус добрался до своего офиса, руки его уже мелко дрожали. Он нажал скрытую в стенной панели кнопку, выхватил из потайного бара бутылку джина, быстро наполнил до краев хрустальный стакан и на едином дыхании осушил его. Дрожь унялась. Удовлетворенно вздохнув, Руфус медленно подошел к окну и уставился на людской муравейник внизу.
Наконец он нажал кнопку селекционной связи.
– Пусть войдет, – коротко распорядился Руфус, не удосужившись вспомнить имя детектива.
– Мистер Кендалл сию минуту будет у вас. – Таким образом секретарша Джейн Синглтон ненавязчиво напоминала шефу фамилию посетителя.
Сухопарая, с тяжелыми мешками под глазами, которые подчеркивали очки с толстыми линзами в роговой оправе, Джейн Синглтон была эталоном преданнейшей секретарши, обожающей своего босса. Она работала еще под руководством Теодора, а теперь, словно любящая мать, окружала заботой его наследника. Чрезмерное пристрастие Руфуса к спиртному делало эту заботу еще более трогательной.
– Каковы успехи, мистер Кендалл? – жестким, хрипловатым голосом поинтересовался у вошедшего Руфус.
– Нам удалось сузить круг подозреваемых до двенадцати человек, – нервно ответил детектив. В этом кабинете он явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Меня не интересует статистика! – рявкнул Руфус. – Прошу дать четкий ответ на конкретно заданный вопрос.
– Вы весьма помогли бы нам в работе, если бы вспомнили, кто может желать вам зла, сэр. Мы с коллегами посовещались и единогласно решили, что вы не ошиблись: это акт личной мести.
Руфус бросил саркастический взгляд на детектива, который был лет на пятнадцать старше его самого.
– Я уже говорил: единственный мой враг – Джо Финлэйсон из «Пакса».
– Мы проверяли всех связанных с «Паксом». Там все чисто.
– По-моему, самое время выпить. Как насчет джина с тоником? – неожиданно спросил Руфус.
– Благодарю, не откажусь.
С первой минуты аудиенции Кендалл заподозрил, что шеф сильно пьян, но теперь сыщик расслабился: ведь тот предложил выпить да еще сигару протянул…
Детектив раскрыл портфель и вытащил оттуда объемистый пакет.
– Здесь собранная нами информация на некоторых директоров и менеджеров различных компаний. Возможно, кого-то из них вы хорошо знаете. Будьте добры, ознакомьтесь с фотографиями. – Не дожидаясь ответной реплики, Кендалл принялся раскладывать снимки на столе перед Руфусом. Первый ряд – мужчины, второй – женщины.
Мужчин Руфус отверг сразу.
– Этих я не знаю, – коротко заявил он, налил себе новую порцию джина и приступил к изучению женских лиц. – А это что за сексуальная блондиночка с мундштуком? Кого-то она мне напоминает…
Джина так давно красилась под блондинку, что и ей, и всем окружающим казалось, будто это ее естественный цвет волос, но Руфус, конечно, этого знать не мог.
– Джина Гибсон, президент компании «Гибсон и Кин».
– Когда-то давно я знал одну Джину, но у той были длинные черные как вороново крыло локоны. Бабушка сказала, что она выскочила замуж за каменщика и уехала в Дэйтон, штат Огайо. Вот если бы я сам на ней женился, она бы не уехала в Дэйтон, штат Огайо. Никогда.
Кендалл внимательно посмотрел на Руфуса и покачал головой.
– Компанией «Гибсон и Кин» также разработан широкий ассортимент средств для ухода за волосами под общим названием «Воля к жизни». Мы пока не можем выяснить, зачем этой компании мстить лично вам. – Детектив положил фотографии обратно в пакет. – Но мой девиз – дойти до истины любым путем, проверять любую версию, и мой партнер Стив Джексон придерживается того же мнения.
– Ну так и ищите! – вспылил Руфус.
Да, с этим человеком не знаешь, где найдешь, где потеряешь, уже в дверях подумал Кендалл.
