Текст книги "Время любви"
Автор книги: Ширли Эскапа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Глава 42
На лето Джина устроилась на работу в рекламное агентство Хаммера, где хоть как-то удавалось отвлечься от безрадостных мыслей. Университету удавалось сохранять конкурентоспособность среди подобных учебных заведений, но жизнь на Мэдисон-авеню была куда более открытой и свободной. Законы джунглей если и существовали в Редклиффе, то тщательно скрывались, а в агентстве только по ним и жили.
В пьянящей атмосфере постоянно возникающих экстренных ситуаций, свойственных любому рынку, Джина чувствовала себя намного лучше, чем в чопорном Редклиффе. Тут она ощущала дух соревнования, который владел ею сильнее, чем попранная любовь, и даже сильнее, чем стремление к мести.
Однажды, узнав, что президент агентства куда-то отлучился, Джина попросила его секретаршу Мардж Бэнсон показать его кабинет.
– Нет, боюсь, я не могу это сделать, – заколебалась та. – Да и зачем тебе?
– Считай, мною движет тщеславие. Может, я хочу стать такой же, как ты, добиться положения секретаря крупного агентства, – не моргнув глазом солгала Джина.
– Но ты же еще студентка!
– Все верно, но образование нужно мне для того, чтобы в дальнейшем стать хорошим секретарем.
– Ну ладно, заходи. – Мардж распахнула дверь.
С первого взгляда Джина распознала картины Моне и Сезанна на стенах просторного кабинета. Письменный стол поражал своими размерами. Дубовый паркет покрывали дорогие восточные ковры.
– Видишь, офис почти такой же большой, как Овальный кабинет в Белом доме, – с гордостью сказала Мардж.
– У тебя тоже очень милый кабинет, – отозвалась Джина.
– С твоими амбициями ты многого добьешься. Уверена, что и у тебя будет такой же, – с одобрением в голосе заверила ее Мардж. – Я работаю у господина Хаммера восемнадцать лет, но за это время ни одна девушка, кроме тебя, не попросила показать кабинет президента.
Джина скромно опустила глаза.
– Спасибо, что провела меня сюда.
Однако на уме у нее было совсем другое. Именно в этот момент Джина решила, что когда-нибудь непременно сядет в такое кресло, не в секретарское, конечно, а в директорское.
Покинув величественный кабинет, она вернулась в свою каморку и задумалась. Может, действительно стоит заняться рекламой? Как говорится в одной из них: «У меня только одна жизнь, и я возьму от нее все».
Вернувшись в Штаты, Кейт Хиллз привезла с собой мужа, с которым только что сочеталась браком. Она сразу же познакомила его с Джиной.
– Ты первая, потому что ближе у меня нет человека, только ты была всегда по-настоящему со мной добра, – объяснила она за ленчем.
Жан-Пьер был лыжным инструктором. Став мужем Кейт, он понятия не имел, чем станет теперь заниматься.
– Почему бы ему не выбрать работу, связанную со спортом? – небрежным тоном посоветовала Джина.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Кейт. – Лыжный инвентарь?
– Я говорю о спортивной одежде, например. – И задумчиво добавила: – А что? Хорошую спортивную одежду достать трудно. Здесь в легкой промышленности явная брешь.
– Эй, подруга, я и не знала, что ты такой эксперт в бизнесе! – изумленно воскликнула Кэти.
– С некоторых пор я начала регулярно читать «Уоллстрит джорнэл», – смутившись, призналась Джина. – Однако Жан-Пьер наверняка разбирается в этом лучше меня и понимает, что сейчас лыжный спорт вошел в моду, а значит, лыжный инвентарь и спортивная одежда будут пользоваться большим спросом.
– Много туристов. Тратят на форму для лыж больше денег, чем на авиабилеты. Это… как сказать?.. постыдно.
– Не вижу ничего постыдного. Спрос рождает предложение, – засмеялась Джина. – Как бы то ни было, если решишь посвятить себя этому делу, обещаю написать для тебя текст рекламы.
Смеялась-то она весело, а думала о своем: хорошо таким, как Кейт и ей подобные, у них есть деньги и они не должны потом и кровью завоевывать себе место под солнцем. А что делать ей, Джине? Как начать собственный бизнес?
– Кстати, Кэти, я же не знаю твою новую фамилию, – сказала она.
– Гаше, – быстро ответила Кейт, – но в Швейцарии я пользуюсь двойной фамилией Гаше-Хиллз. Там это разрешено.
– Отлично, – рассеянно проговорила Джина. – Но сейчас, как это ни прискорбно, мне пора бежать. Если я не поспешу, то опоздаю на занятия. – Потом она сняла со спинки стула сумку с учебниками и добавила: – Да, Жан-Пьер, не забудь о главном: разрабатывай идею создания спортивной одежды только для женщин. Наступило время специализации в какой-то области. А рекламу сделаем отличную. Подумай об этом.
Глава 43
Летом 1965 года Сесилия и Джина переехали из своего домика в нью-йоркскую квартиру. Обменяться предложил некий фанатик гольфа, недавно овдовевший и столь же недавно ставший членом «Монкс-Бей кантри». Естественно, ему хотелось жить как можно ближе к своему любимому клубу.
Считавшая себя скорее сельской жительницей, нежели горожанкой, Сесилия принялась обставлять квартиру в Манхэттене так, чтобы чувствовать себя в ней уютно, комфортно и спокойно, так, словно прожила там всю жизнь. Гостиную украшали два мягких дивана с бежевой обивкой, на которых грудой были навалены вышитые самой Сесилией подушки. На них так славно отдохнуть! В комнату дочки Сесилия поставила неширокую кровать под бледно-розовым балдахином с белыми кружевами по краям, а стены оклеила обоями в тон, что, по ее мнению, являлось олицетворением истинной женственности.
Но настоящим сердцем нового жилища стала кухня с удобными деревянными шкафчиками и с паркетным полом.
Джина закончила второй курс. Хотя учеба была крайне напряженной, о нормальных каникулах не могло быть и речи. Джина снова явилась в рекламное агентство Хаммера, где ее радостно встретили и предложили работу на летние месяцы.
Теперь почти все вечера она проводила за столом, составляя различные проекты для новой компании Кейт и Жан-Пьера.
Предложение заняться производством женской спортивной одежды было с энтузиазмом подхвачено ими обоими, и теперь Джина обдумывала, как создать хорошую рекламу. Однажды, ужиная с молодыми супругами, она полушутя сказала:
– Предлагаю назвать вашу фирму «Высокой модой».
Жан-Пьер ухватился за эту идею.
– «Высокая мода». Отличное название!
Когда Маршалл Лит, опекун Кэти, понял, что этот иностранец, лыжный инструктор из Швейцарии, всерьез решил заняться бизнесом, он ссудил его десятью тысячами долларов. Обдумав ситуацию, Жан-Пьер предложил открыть магазин «Высокая мода» в Портленде, поскольку именно в этом городе проживало большинство его бывших учеников. Поначалу все были уверены, что Кейт наотрез откажется переезжать в Портленд, но она, как ни странно, согласилась. Сестра Кейт не знала, ругать ее или хвалить за то, что она решилась последовать за мужем.
Денег на обширную рекламу не хватало, поэтому новоиспеченные бизнесмены рассчитывали, что Джине удастся придумать что-нибудь яркое и короткое.
– Чтобы бросалось в глаза, – сказал Жан-Пьер. – Что-то вроде: «Так же по-американски, как яблочный пирог!»
В конце концов после долгих телефонных переговоров Джина придумала: «Шик в спорте всегда в моде».
– Понимаешь, – убеждала она Жан-Пьера, – вы будете продавать не только свою продукцию, нет, вы предложите покупателям нечто большее…
– А, понимаю. Будем продавать теннисные…
– Это само собой, – оборвала его Джина. – Но «Высокая мода», кроме одежды, должна предлагать надежду. Любовь. Радость.
– Ну, это ты слишком замахнулась! – воскликнул он.
– В таком случае ты не совсем понимаешь, что такое реклама, – возбужденно заявила Джина. – Реклама – это умение заинтересовать человека, заставить его не только заглянуть в твой магазин, но и сделать покупку. Покупаешь ты суп или флакон духов, выбор зависит от тебя. Иными словами, покупка должна улучшать жизнь.
– Ладно, – хихикнул на том конце провода Жан-Пьер, – согласен.
Итак, с предложений Джины, с ее проектов началось победное восхождение «Высокой моды». Она нутром чувствовала побудительную роль рекламы и, как впоследствии убедилось семейство Картрайт, добилась в своем деле фантастических успехов.
Джину вызвал к себе президент их рекламного агентства. Входя в его «Овальный кабинет», Джина в очередной раз дала себе клятву, что со временем непременно будет сидеть за таким же столом. В таком же офисе.
– Хочу предложить вам постоянную работу в нашем агентстве, когда вы окончите Редклифф, – торжественно произнес президент. – А платить вам станут так, как если бы вы получили диплом с отличием.
– Вы очень добры, сэр. Должна признаться, что ваше предложение довольно неожиданно для меня. Хотя диплом с отличием не будет неожиданностью.
– Рад слышать. – В голосе президента послышалось раздражение. Ну и сила воли у этой девчонки, подумал он.
– Я хотела бы обдумать ваше предложение, – заявила Джина.
Ну и ну! Не девушка, а мужик в юбке! Совсем помрачнев, президент произнес:
– Можете не торопиться с ответом.
Неудивительно, что, когда начался следующий семестр, Джина стала всерьез задумываться о том, нужна ли ей учеба в Редклиффе. Университетская жизнь интересовала ее все меньше, все дальше отходила на задний план. Но Джина никогда не бросала начатое дело и поэтому решила остаться.
Особенно раздражали ее занятия по литературной критике. Неужели нельзя читать книги просто так, для удовольствия? Так нет же, тебя постоянно заставляют делать скучнейшие разборы непонятных мест в произведениях крупнейших писателей, например, Натаниэля Хоторна. Тем не менее до какой-то степени именно благодаря Натаниэлю Хоторну изменилась ее жизнь.
Случилось это так.
Джина поехала в «Олд-Мэнс», дом, в котором Хоторн не только прожил два года, но и провел свою первую брачную ночь. И тут за ней увязался очаровательный щенок спаниеля с золотистой шерсткой и влажными янтарными глазами. Куда бы Джина ни пошла, щенок следовал за ней как приклеенный, словно она была его хозяйкой. Когда Джина читала собственноручную надпись Хоторна, которую он сделал на оконной раме в кабинете, к ней подошел хранитель музея.
– Прошу прощения, мисс, но в музей они не допускаются.
– Что вы сказали? – переспросила Джина в полном недоумении.
– Если вы привели с собой собаку, надо держать ее на поводке.
Щенок прижался к ногам Джины, и она посмотрела вниз. Широко улыбнувшись, от чего на ее щеках появились знаменитые ямочки, Джина сказала:
– Какая жалость, что он не мой!
– Так это не ваша собака?
– Впервые в жизни ее вижу.
– Но щенок ходит за вами с тех пор, как вы тут появились, – подозрительно сощурился смотритель. – Я давно за вами наблюдаю.
– Очаровательное существо, правда? – Джина наклонилась и погладила щенка. – Совсем еще маленький.
– Да, похоже, ему не больше трех месяцев, – согласился служащий.
– Тем не менее он не мой. Наверное, потерялся. – Джина выпрямилась. – Мне пора уходить. Щенка я возьму с собой и попробую отыскать владельца.
– Каким образом?
– Сама не знаю, – призналась Джина. – Может, напишу объявление.
Медленно, чтобы хозяин заметил своего питомца, она направилась к дверям. Щенок крутился возле ее ног. На улице он вдруг замер на месте. Вот и хорошо, подумала Джина, значит, учуял хозяина. В следующую секунду раздался визг тормозов, щенок взлетел в воздух, шлепнулся на землю, а машина скрылась из виду.
Издав вопль ужаса, Джина бросилась к сбитому щенку, лежащему на тротуаре с закрытыми глазами и слабо попискивающему. Подхватив его на руки, Джина прижала слабое тельце к себе и беспомощно расплакалась.
Она даже не заметила, как вокруг стали собираться люди. Зарывшись лицом в мягкую шерстку, Джина не видела подошедшего вплотную мужчину и не слышала его вопроса:
– Могу я чем-нибудь помочь? Может, подвести вас в ветеринарную лечебницу?
Когда она ничего не ответила, мужчина легонько похлопал ее по плечу и повторил свой вопрос. Подняв залитое слезами лицо, она коротко кивнула. Тогда незнакомец взял ее за локоть и быстро повел к машине. Через несколько минут они на полной скорости мчались в лечебницу.
– Я везу вас к доктору Гарланду. Это прекрасный специалист, особенно, когда речь идет о неотложной помощи. Недавно он буквально вытащил с того света кошку моей кузины.
Доктор Гарланд забрал щенка из рук Джины, положил на стол и приступил к осмотру. Через три минуты он выпрямился и с грустью покачал головой.
– К сожалению, никакой надежды. Единственное, что я могу сделать для вашего щенка, это усыпить его, чтобы ему не пришлось мучиться.
– Щенок не мой, – всхлипывая, пробормотала Джина.
– О, извините. – Гарланд повернулся к спутнику девушки. – В таком случае он ваш?
– Нет, и не мой, – криво усмехнулся тот. – Я сам думал, что собака принадлежит этой юной леди. Дело в том, что мы с ней незнакомы. Меня зовут Морган Гибсон. Расходы за осмотр и усыпление я беру на себя.
– Я Джина О'Коннор, – дрожащим голосом произнесла Джина.
– Ну что ж, теперь вы знаете друг друга, – прокомментировал Гарланд. – Пойду сделаю то, что должен сделать с несчастной собакой. А денег никаких не надо.
Когда они подходили к машине Моргана, Джина проговорила:
– Спасибо вам за помощь.
– Не хотите ли выпить чашку кофе? – заботливо спросил он.
– С удовольствием, – сразу согласилась Джина.
В этот утренний час в кафе было безлюдно. Достоинство, с которым Морган заказал две чашки кофе и горячие булочки, странным образом успокоило Джину. В обществе этого слегка лысеющего человека, которому по внешнему виду можно было дать лет тридцать с хвостиком, она расслабилась, чего давно уже себе не позволяла. Не дерзила, не отпускала ядовитые замечания. Напротив, разговорилась и разулыбалась.
На его довольно невыразительном красноватом длинном лице выделялись красивые прозрачно-зеленые глаза, светившиеся такой теплотой, что Джина даже сочла его привлекательным.
Морган рассказал, что окончил Гарвард, а теперь занимает должность заместителя директора по сбыту в небольшой фармацевтической компании «Кип инк». Этот в общем-то уже зрелый человек совершенно не походил на тех парней, что раньше увивались за Джиной. Морган настолько увлекался классической музыкой, особенно Бахом, что некоторые считали его скучным занудой.
Жил и работал он в Нью-Йорке, и если бы в аптеке Бенсона, одном из крупнейших клиентов их компании в Новой Англии, не высказали желания повидаться с ним лично, Морган никогда не встретился бы с Джиной.
Сплотило их и несчастье, случившееся с бедным щенком. Оба искренне горевали над его судьбой. Между ними сразу же возникла духовная близость. Они беседовали так легко, будто знали друг друга уже очень давно. Со стороны можно было подумать, что встретились близкие друзья, которые какое-то время были разлучены и теперь все никак не могут наговориться.
Поведав Моргану о том, что она все лето проработала в рекламном агентстве Хаммера, Джина, к своему великому удивлению, попросила у него совета, стоит ли ей бросить Редклифф и принять предложение президента агентства.
– Можно задать тебе нескромный вопрос? – с доброжелательной улыбкой спросил Морган.
– Какой угодно, – усмехнулась Джина. – Мне важно знать твое мнение, иначе я не затрагивала бы эту тему.
– Родителям трудно платить за твое обучение?
– Мой отец умер, – спокойно ответила Джина. – Так или иначе, с тех пор, как я поступила в Тэлбот, все финансовые заботы взяла на себя подруга моей мамы. – Она оборвала себя на полуслове. Да что это с ней творится? Ни с кем никогда ей не приходило в голову делиться такими вещами. Исключение составляла Мириам, но ведь она давно стала почти что членом их семьи… – Констанс Кортни достаточно богата, ей ничего не стоит оплачивать мое обучение.
– В таком случае я не вижу причин оставлять Редклифф.
Внезапно ее глаза увлажнились.
– Господи, как же мне жаль владельцев несчастного щеночка! Мы даже не можем известить их о случившемся…
Морган хотел было сказать, что щенок наверняка брошенный, но не решился. Зачем причинять девушке лишнюю боль.
– Когда-то у меня был пес. Колли. Я назвал его Геркулесом.
– Конечно, в честь великого сына Зевса, – улыбнулась Джина.
– Я получил его в подарок, когда мне исполнилось десять лет. Я хотел, чтобы он был таким же сильным и храбрым, как этот древнегреческий герой.
– И он оправдал твои ожидания?
– Конечно. – Голос Моргана упал. – К несчастью, у меня вскоре началась астма, и родители отослали Геркулеса обратно. Выяснилось, что у меня аллергия на собачью шерсть.
* * *
Вот так и получилось, что Джина О'Коннор и Морган Гибсон – такие непохожие друг на друга люди – начали регулярно встречаться, что вызвало бурные дебаты среди студентов Редклиффа. Кое-кто откровенно подтрунивал над их свиданиями, кое-кто хватался за голову от досады. Во всей округе практически не было парня, который не пытался бы ухаживать за Джиной. Так что же привлекло первую красавицу университета в этом лысеющем типе тридцати четырех лет от роду, единственным положительным качеством которого было наличие приличной работы?
– Да ты только посмотри на нее – она же счастлива, – уверяла Мириам Сесилию, растерявшуюся и недоумевавшую не меньше остальных. – С ним она себя чувствует как за каменной стеной.
– Именно поэтому я и не могу взять в толк, зачем она с ним встречается, – резко ответила Сесилия и покачала головой. – Джине необходимы риск, вызов, игра с опасностью; она никогда не поменяет это на спокойную жизнь за высоким забором в окружении прекрасных роз.
– Морган Гибсон – милый молодой человек! – вознегодовала Мириам. – Из него получится отличный муж.
– Если под словом «милый» ты подразумеваешь «посредственный», то я вполне с тобой соглашусь!
Мириам невольно вспомнила ту растерянную юную итальянку, какой Сесилия была когда-то. Вслух она ничего не сказала, только посмотрела на подругу долгим взглядом и передернула плечами.
– Запомни, Морган Гибсон – хороший человек! По крайней мере он лучше этих длинноволосых хиппи, с которыми могла бы гулять Джина. Такая перспектива мне ненавистна, это все, что я хотела довести до твоего сведения.
* * *
– Ты, наверное, недоумеваешь, что я в нем нашла, – предположила Джина, обедая с Мириам.
– Почему же? – возразила та. – Я прекрасно понимаю. Он хороший парень, а ты настолько умна, что распознала в нем честного, искреннего человека. Таких теперь днем с огнем не сыщешь.
– Конечно, он хороший, но самое главное – он воспитанный и культурный, – глубоко затянувшись сигаретой, заметила Джина.
– То есть не тянет тебя в постель? Ты это имеешь в виду?
– Это тоже, но и многое другое, – с воодушевлением заявила девушка. – Он просто ходячая энциклопедия, да и только, однако достаточно честен, чтобы признать, что голова его набита всякой ненужной информацией.
– А еще, наверное, он курит трубку и божественно готовит.
– Готовит он действительно чудесно.
– Ты его любишь?
– Наверное. – Джина нахмурилась. – По крайней мере я о нем все время думаю. А он и вовсе живет моими интересами. Обо всем спрашивает, дает советы…
– Иными словами, он-то тебя любит, а ты…
– Ну и что с того? Лучше, если бы было наоборот?
– Ей-богу, Джина, ты рассуждаешь, как глупая неопытная дурочка!
– Ты кое-что забыла, Мириам, – холодно произнесла Джина. – Я любила Руфуса. Я отдала ему всю себя без остатка, а он выкинул меня вон, как надоевшую игрушку. Выставил за дверь, словно ему не терпелось поскорее от меня избавиться. – Затушив сигарету в вечно переполненной пепельнице Мириам, она медленно и горько добавила: – А я… я так его… любила…
– Привкус горечи может испортить самое прекрасное вино, – спокойно отозвалась Мириам.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что ты прямо купаешься в своей горечи, упиваешься ею. – Мириам мрачно уставилась на свой бокал с вином, а затем продолжила: – Ты связываешь свою будущую жизнь с событием, которое к этой жизни совсем не относится и вряд ли будет относиться.
– Да знаю я, знаю, Руфус давно выкинул меня из головы. Нечего постоянно мне об этом напоминать! – взорвалась Джина. – В этом-то все и дело, неужели ты не понимаешь? Я не позволю, чтобы меня забыли, словно ставший ненужным телефонный номер. Я заставлю его вспомнить обо мне. Я всех Картрайтов заставлю вспомнить о моем существовании!
Глава 44
Двумя месяцами позже, в последнюю субботу января 1965 года, когда Джине только что исполнилось двадцать, они с Морганом стали мужем и женой. Место, где должно было состояться венчание – церковь Святого Жан-Батиста, – одобряли все как один, и все как один осуждали Джину за то, что она решила бросить учебу в Редклиффе.
Поддерживали ее лишь два человека. Первым, конечно, был Морган, считавший, что, раз Джина будет теперь жить с ним в Нью-Йорке, совместить с этим учебу в Бостоне просто невозможно.
Ну и нет нужды говорить, что Джон Хаммер, президент рекламного агентства, не только пришел в восторг от решения Джины, но и значительно повысил первоначально обещанное ей жалованье.
Бракосочетание прошло скромно, в узком кругу.
В подвенечное платье невесты Сесилия вложила всю свою материнскую любовь. Изысканное, с длинной расклешенной юбкой, высоким лифом с сорока крохотными пуговками и бледно-розовым бархатным кушачком, туго обхватывающим тонкую талию Джины, платье было одновременно скромным и очень сексуальным. Вместо традиционной фаты на Джине красовалась очаровательная белая соломенная шляпка с широкими полями. Она так красиво подчеркивала точеные черты ее лица, что Джина решила носить такие шляпки, когда придет нужное время.
Главной подружкой невесты была, конечно, Кейт, а шафером Морган выбрал своего бывшего соседа по общежитию в Гарварде Джорджа Витали, слегка обалдевшего от приглашения на столь почетную роль, но, естественно, не подавшего вида. Во-первых, они давно уже не поддерживали связь с Морганом, а во-вторых, того всегда считали закоренелым холостяком.
Свадебный прием в ресторане «У Пьера» устроила Констанс Кортни, не устававшая повторять, что Джина ее протеже, и не скрывавшая своего разочарования от новости, что та бросила университет. Мистер Кортни немного приболел и не смог приехать на церемонию.
Присутствие мисс Армстронг, директрисы Тэлбота, никого не удивило: она всегда посещала свадьбы бывших учениц. Однако в числе гостей неожиданно оказалась Молли Льюис, повариха Тэлбота, известная своим острым язычком. Вскоре выяснилось, что Джина случайно увидела ее, восседающую в инвалидной коляске, в супермаркете и с тех пор делала для ставшей беспомощной женщины кое-какие мелочи.
Морган, со своей стороны, пригласил только президента фирмы, где он работал, и двух кузин. Окидывая взглядом собравшихся, Джина поняла, насколько узок круг общения ее мужа.
Мириам, не отходившая от Сесилии, в открытую плакала.
Не ограничившись устройством приема, Констанс Кортни не только заказала для молодых прекрасный номер в отеле, но и распорядилась доставить туда шампанское и икру.
– Вот здорово! – воскликнул Морган. – Я еще ни разу не пробовал икру.
Джина улыбнулась, но промолчала. Ее мысли в который раз унеслись в прошлое. Она вспомнила, как Фрэн Картрайт рассказывала об эпизоде в римском отеле, когда они с мужем обнаружили в своем номере икру и шампанское. «Мы приехали в Италию с единственной целью – чтобы Марк мог встретиться с однополчанином. Они договорились об этом еще во время войны. А тот улетел из Рима как раз в день нашего приезда». Джине нравилась Фрэн; более того, интуиция подсказывала ей, что ни Фрэн, пи Марк даже не подозревали об истории с брошью.
Да что это с ней? В свою первую брачную ночь думать о Картрайтах? Но она ничего не могла с собой поделать – мысли об этих людях не оставляли ее ни на минуту.
Морган подал Джине наполненный бокал и мягко произнес:
– О чем ты думаешь, дорогая?
– О том, как изысканно пел хор.
– А ты хоть знаешь, как изысканна сама?
Поцеловав жену, он начал неуклюже расстегивать крохотные пуговки на ее платье. Джина чувствовала, как он дрожит. Конечно, она могла бы ему помочь, но понимала, что делать этого не стоит. Возня с пуговками только разожжет его желание. Вплоть до брачной ночи она не допускала никаких интимных отношений с Морганом. Уж если опыт с Руфусом ее чему-то и научил, так это тому, как важно заставить мужчину ждать.
Зная, что Джина католичка, Морган не сомневался в ее невинности, однако сам был настолько неопытен, что Джина была уверена: он ничего не поймет. Ведь Морган не раз говорил ей, что не только никого еще не любил, но даже не ухаживал прежде ни за одной женщиной.
Наконец платье было расстегнуто. Когда оно упало к ногам Джины, перед Морганом предстала полуобнаженная жена – в кружевном лифчике, кружевных трусиках и в чулках, настоящих чулках, а не в этих дурацких колготках, которые теперь носили все девушки. Морган смотрел на нее с обожанием. Как-то ему удалось достать номер журнала, где Джина рекламировала купальники, но это было единственное неглиже, в котором он ее видел.
– О моя любовь! – охрипшим голосом пробормотал Морган. – Моя жена, моя прекрасная женушка!
Пальцы его перестали дрожать. Уверенными движениями он снял с Джины нижнее белье, словно занимался этим всю жизнь.
Когда на ней остались только туфельки, Морган подхватил ее на руки и отнес на кровать. Затем в одну секунду освободился от одежды.
С губ Джины не сорвалось ни единого слова.
В душе ничего не шевельнулось.
Ею овладело одно чувство – полная и безграничная отрешенность. Когда Морган вошел в нее, она, как и было задумано, издала короткий крик, будто испытала боль. Очень быстро все было кончено. Морган откатился в сторону и с благодарностью улыбнулся Джине, но она, хотя и выдавила ответную улыбку, не испытывала ничего – совсем ничего.
На следующее утро молодожены вылетели в Палм-Бич, где царило вечное лето и где в отеле «Брэйкерз», выстроенном в стиле французского замка, им предстояло провести свой медовый месяц.
Внутреннее оцепенение не отпускало Джину, но ей успешно удавалось скрывать от мужа свою холодность. Одно хорошо – страстное желание, которое охватывало ее всякий раз, когда она думала о Руфусе, тоже пропало.
Назвать ее несчастливой было нельзя: Морган окружил ее исступленной любовью.
* * *
Сразу же по возвращении Джина с головой окунулась в лихорадочную атмосферу работы в рекламном агентстве, находя при этом время для обустройства холостяцкой квартиры Моргана.
И все же – пусть без проявления страсти – она по-своему любила мужа. С ним ей было спокойно. Он не заслуживал, чтобы его обманывали, поэтому она старалась сделать все, чтобы не поселять в муже сомнений в искренности ее чувства.
Стремясь во всем достичь совершенства, Джина научилась великолепно готовить. Да и как иначе, ведь ее наставницей была Сесилия, обычно навещавшая дочь по субботам, когда Морган работал в своей компании.
Как-то раз Джина замешкалась и не сразу открыла матери дверь.
– Извини, мама, я была в ванной, – пояснила она, впустив наконец Сесилию в квартиру.
– Пустяки, дочка, все в порядке, – заверила Сесилия. – Что-то ты сегодня бледненькая. Ты себя хорошо чувствуешь?
Ответа она не получила: Джина снова бросилась в ванную.
– Наверное, я съела что-то не то, – вяло пробормотала она, вернувшись, но тут же побежала обратно.
Сесилия разобрала постель.
– Тебе надо прилечь.
– Да, – дрожащим голосом пролепетала Джина. – Господи, мама, мне так плохо!..
Облачив дочь в ночную рубашку, Сесилия быстро прошла на кухню, чтобы намочить полотенце. Не успела она вернуться, как Джина вихрем промчалась по известному маршруту.
Лежа в постели с холодным компрессом на лбу, она сказала:
– Кажется, мне полегчало.
– Вот и хорошо, дорогая. – Сесилия погладила дочь по взмокшему лицу.
– Ты так добра ко мне, мама!
Взяв обеими ладонями запястье дочери, Сесилия задала наконец вопрос, который давно собиралась задать:
– Когда у тебя была последняя менструация?
По мгновенно вспыхнувшим глазам Джины Сесилия поняла, что у нее мелькнуло подозрение. Однако дочь тряхнула головой и рассмеялась.
– Так когда? – не отставала Сесилия.
– Я принимаю противозачаточные средства, – последовал холодный ответ.
– Знаю, – спокойно произнесла Сесилия. – И все-таки когда? До свадьбы или после?
Джина передернула плечами.
– До. Но если тебе взбрело в голову, что я беременна, то ты глубоко ошибаешься. Я же предохраняюсь! Это невозможно!
Прикидывая что-то в уме, Сесилия промолчала.
– Нет, это невозможно, – повторила Джина.
– По собственному опыту я знаю, что иногда случаются самые невозможные вещи.
– Нашла время философствовать! – грубо оборвала ее дочь.
– Ноябрь, – сообщила вышедшая из задумчивости Сесилия.
– Ты о чем?
– Твой ребенок увидит свет в ноябре.
– Но противозачаточные таблетки – самое надежное средство предохранения от беременности!
– Согласна, надежное, но полной гарантии они не дают.
– О нет! – застонала Джина. – Я не готова к этому! Я не хочу сейчас ребенка!
– Я тоже не была готова, – пробормотала Сесилия, – и тоже была молода. – Внезапно ее глаза заволокло слезами. – Да что там! Еще моложе, чем ты сейчас. Но я тебя уверяю, что ты – самое дорогое, что у меня есть.
Перевернувшись на живот, Джина уткнулась лицом в подушку, а мать звенящим от волнения голосом сказала:
– И все же я не оставляю надежды когда-нибудь обрести человека, которого я полюбила бы так же, как тебя. Или даже больше.
Конечно, как же иначе, подумала Сесилия, наблюдая, как дочь повернула к ней лицо, чтобы лучше слышать. Она так же любопытна, как и раньше. Вслух Сесилия произнесла:
– Я имею в виду твоих детей, моих внуков. Не зря же говорят, что внуки всегда более любимы, чем собственные дети.
И тут, вспомнив эпизод из недавно виденного документального фильма, Сесилия почувствовала, как в сердце закралось недоброе предчувствие. «Иногда, – говорил голос за кадром, – только что родившие кошки пожирают своих котят».