Текст книги "Время любви"
Автор книги: Ширли Эскапа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)
После того ужасного случая с Винченцо Сесилия поняла, что отныне ни один мужчина не возьмет ее в жены и она обречена до конца своих дней прожить в одиночестве, без семьи и детей. А она, будучи еще совсем девчонкой, уже заранее была преданно влюблена в будущего мужа…
Да, с юных лет Сесилия знала, что когда-нибудь непременно полюбит всем сердцем. Но она никак не подозревала, что это затронет физические чувства, нахлынувшие на нее сейчас с такой силой.
Сесилия, закрыв глаза, прижималась к Алу, а он, продолжая кружить ее в чувственном вальсе, все дальше уводил девушку от танцующих в уединение палубы, пока звуки музыки не стали едва слышны. Он все целовал и целовал ее, проводя пальцами по нежному изгибу девичьей шеи. Но, когда Ал крепко обхватил ладонью ее грудь, Сесилия вдруг отпрянула.
В изумлении он спросил:
– Что случилось?
– Это, – запинаясь, пробормотала Сесилия, – это… неправильно, мы не должны так поступать.
– Но я люблю тебя, Сесилия.
– И я люблю тебя, Ал, но… я хочу сохранить себя для мужа.
Неподвижно застыв на месте, Ал скривил губы. Вот оно что. Однако все его тело кричало от возбуждения. Он хотел эту красавицу, она была ему нужна. И он непременно ее добьется. Теперь уже ничто на свете не сможет его остановить.
– Да, ты права, – сказал он хриплым голосом, – тебе нужно сохранить себя для мужа.
Потом взял руку Сесилии, медленно прижал ее к губам и произнес:
– Спокойной ночи, моя малышка.
Повернувшись на каблуках, он ушел с палубы, оставив Сесилию в одиночестве. И ей вдруг стало так неуютно без объятий Ала, без надежного тепла его тела, без его горячих настойчивых губ.
Мачеха раструбила о позоре Сесилии на всю округу, и бедняжка боялась лишний раз нос на улицу высунуть. Поднимаясь на борт «Хартона», она чувствовала себя несчастной, всеми покинутой сиротой. Теперь же у нее будут муж и своя собственная семья. И ей никогда больше не придется грустить и плакать в подушку.
На следующее утро они уже были в Гибралтаре. Здесь в самой атмосфере ощущалось явное напряжение: этот район так и кишел немецкими подводными лодками, поэтому надо было постоянно быть начеку.
С того времени как они вышли в море из Неаполя, прошло пять дней. Сейчас Сесилия ощущала тот же пронизывающий до глубины души ужас, который испытала год назад, девятнадцатого июля, в день воздушного налета союзников, когда была разрушена базилика Святого Лоренцо.
Пока «Хартон» находился в порту, они с Алом ни разу не виделись. Но стоило только кораблю вновь выйти в море, как Ал, симулировав зубную боль, напросился на прием к дантисту, поскольку его кабинет находился в непосредственной близости от палаты, где работала Сесилия, а Алу не терпелось снова взглянуть на нее.
Всего лишь раз девушка мелькнула в дверях, даже не заметив его, но и ради этого стоило вытерпеть жалящий укол в десну. Накрахмаленный халатик так облегал ее великолепное тело, что невольно перехватывало дыхание.
Раздевая девушку глазами, Ал издал протяжный стон.
– Держитесь, лейтенант, – поспешил успокоить его доктор. – Потерпите еще минутку.
Широко раскрыв рот, Ал мог только кивнуть. Отдав себя в руки дантиста, он погрузился в собственные мысли. Сесилия была типичной представительницей Старого Света, где любой мужчина считался чуть ли не королем, а женщина – его верной рабой. И эти не испорченные излишком цивилизации женщины прекрасно знали, как обращаться со своими мужьями.
Ее слова о том, что она хочет сохранить себя для будущего мужа, лишь подтверждали его догадку, что Сесилия невинна. Это наполняло Ала своеобразной гордостью. Надо же – невинна! Если не считать той продажной шлюшки, что случайно подвернулась ему еще в Неаполе, он года два не имел дела с женщинами. Ну да, в последний раз это было с Анной во время его отпуска в Нью-Йорке… Потом Ала угораздило свалиться с гепатитом, и он был так слаб, что и думать забыл о женских прелестях. Однако Сесилия с ее нетронутыми, но такими нежными губками и полной, упругой грудью вернула к жизни чувства Ала, разбудила присущий ему темперамент.
Он сделает все, чтобы завладеть этой девушкой. Он… он пойдет даже на то, чтобы жениться на ней, раз нет иного выхода.
«Без сомнения, я спятил, – думал Ал, сидя в кресле. – Определенно рехнулся… Какой мужчина в здравом уме и твердой памяти добровольно сует голову в петлю?» Но… Сесилия завладела его мыслями, а тело при воспоминании о ней вздрагивало как от тока. К тому же женщин на корабле не так уж много. Надо действовать живее, иначе ее просто перехватят. Едва Ал представил себе такой вариант, как содрогнулся от ревности.
Да, иного выхода нет. Чтобы удержать ее, необходимо жениться.
Ал не задавался вопросом, согласится ли Сесилия стать его женой. Все женщины хищницы, каждая норовит затащить парня в ловушку и побыстрее его окольцевать. Так почему Сесилия должна быть исключением из правил?
А все-таки интересно, что же сделала с ним эта девчушка? В общей сложности они пробыли вместе меньше семи часов, а он стал совсем другим. Ни о чем больше думать не мог, только бы постоянно находиться рядом с ней…
По натуре Ал всегда был «одиноким волком», посторонних чурался, в контакт не входил. Именно поэтому его устраивал четкий распорядок армейской жизни. Он сам по себе, подчиняется только старшему по званию – и прекрасно.
А Анна? Что Анна?..
В Нью-Йорке Ал жил в одной квартире со своей старшей сестрой Тиной. Два года назад, когда он приехал в краткосрочный отпуск, к сестре зачастила ее подруга Анна, которая как-то быстро успела добиться его… понимания. Но Ала хватило ненадолго. Дело было даже не в том, что лицо Анны покрывали мелкие прыщики, просто… просто она плохо говорила по-итальянски.
– Еще два сеанса, и я вас вылечу, – прервал его размышления дантист.
Ал хранил молчание, он просто ничего не слышал.
Доктор похлопал его по плечу:
– Эй, лейтенант, очнитесь. Я говорю, еще два сеанса, и все будет в полном порядке.
– Какая жалость!
– Ничего себе! Впервые за всю свою практику слышу такое от пациента.
Ал широко улыбнулся, продемонстрировав милые ямочки.
Вечером, целуя Сесилию в уединенном закутке палубы, Ал внезапно почувствовал, что они как бы уже живут в одном доме. В любую минуту он знал, где находится девушка и чем сейчас занята.
«Хартон» казался ему плавучим островом. Ну по крайней мере городом, волею судеб оказавшимся в открытом море.
Даже в мирное время плавание на таком прекрасном лайнере в окружении одних и тех же случайных попутчиков провоцировало романтические увлечения. Стоило ли удивляться, что сейчас, когда передряги военных действий остались позади, Ала охватило любовное пламя?
Когда через четырнадцать дней после начала путешествия они вышли из Монровии, Ал отправился к своему командиру, майору Култеру.
– Я хочу жениться на Сесилии Тортелли, – с ходу выпалил он. – Мне нужно ваше официальное согласие на этот брак.
– Это вы, лейтенант? – лениво протянул Култер. – Хотите сигарету? С удовольствием угостил бы вас глотком виски, если бы имел такую возможность. Увы! Вот чего никак не могу взять в толк, так это зачем понадобилось устанавливать «сухой закон» на плавсредствах. А вы?
– Благодарю.
Ал сделал глубокую затяжку. Какой, к черту, «сухой закон»? Чего он тянет? Между тем майор Култер бросил на лейтенанта внимательный взгляд.
– Скажите, – рассудительно спросил старший офицер, – вы знали мисс Тортелли еще в Неаполе?
– Нет.
– Но мы находимся в плавании всего две недели…
– Вполне достаточно для того, чтобы понять, что эту девушку я искал всю свою жизнь.
Майор саркастически усмехнулся:
– Любовь с первого взгляда?
– Вот именно, – подхватил Ал. – Я просто с ума схожу от любви.
– Вполне возможно. – Майор помедлил. – Вы не против поговорить как мужчина с мужчиной? Забудьте, что я ваш командир. Договорились?
– Конечно, сэр, – покорно отозвался Ал, – буду рад.
– Вот и чудесно, – быстро сказал майор Култер. – В таком случае я буду предельно откровенен. – Он с силой затянулся. – Девушка действительно на редкость хороша собой, а вы уже давно лишены женского общества. Вы на нее запали, решили, что по уши влюблены. Теперь вам не терпится затащить ее в постель, но она сопротивляется, требуя женитьбы. Так? Вот вы и хотите…
– Дело обстоит не совсем так, – вставил Ал. Решение созрело мгновенно. – Я… то есть мы… – Он перевел дыхание. – Мы не стали дожидаться официальной свадьбы…
Майор внимательно уставился на него, прищурив глаза.
– Понятно.
Лейтенант старательно отводил взгляд в сторону, что подтверждало догадку майора: он лжет. Култер был на два года моложе своего подчиненного, и это очень затрудняло разговор. Черт побери, подумал он, дело-то ведь не военное, а сугубо штатское.
На гражданке Култер был лишь хирургом, а отнюдь не психологом. Откуда ему знать, что на самом деле чувствует к этой девушке Риццоли, раз уж тот пустился на откровенную ложь? Да, девушка хороша, такую не сразу забудешь.
Култера пронзила внезапная мысль, что он и сам давно не был с женщиной. Тряхнув головой, майор быстро спросил:
– Надеюсь, вы узнали, согласна ли она?
– Нет, сперва я хотел переговорить с вами.
– Ну так идите и спросите, хочет ли она за вас замуж, – спокойно сказал майор. – А я перекинусь словечком с капитаном Винтером. Если он не будет против, устроим свадьбу прямо на корабле.
– О, спасибо, сэр!
Они обменялись рукопожатием и выкурили еще по сигарете.
– Мне бы хотелось, – сказал Култер, выбрасывая окурок за борт, – чтобы Сесилия сошла с корабля в Нью-Йорке, уже будучи миссис Риццоли, американской гражданкой.
Однако капитан Винтер придерживался другого мнения. Он смерил Култера хмурым взглядом и произнес:
– С моей точки зрения, вооруженные силы США в целом и военно-морской флот в частности имеют несколько иные задачи, нежели сочетать кого-то браком.
– Значит, – хмуро отозвался Култер, – я свалял дурака. В качестве его непосредственного командира я практически пообещал лейтенанту, что мисс Тортелли станет миссис Риццоли и, таким образом, гражданкой Соединенных Штатов еще до прибытия в Нью-Йорк. Видимо, я поспешил.
Винтер насупился и холодно поинтересовался:
– Что вас заставило сказать это?
– Мне казалось, капитан корабля имеет необходимые полномочия, чтобы совершить бракосочетание…
– В мирное время – да, такие полномочия у капитанов имеются. – Неожиданно выражение лица Винтера смягчилось. – Но вообще-то ваш лейтенант может обвенчаться, когда мы бросим якорь в Ресифи. По крайней мере церемония произойдет не в открытом море… Найдите там отца Фэлксона и обратитесь к нему от моего имени.
…В воскресенье, семнадцатого декабря, через двадцать дней после того, как «Хартон» пустился в плавание, Сесилия Тортелли и Альберто Риццоли должны были вступить в законный брак.
Проворочавшись полночи накануне этого события в тщетных попытках заснуть, Сесилия вышла на палубу. Накрапывал дождь, воздух был свеж и прохладен. Девушка с удовольствием подставила лицо живительным каплям, смывающим с нее прошлое. Впереди новая, совершенно незнакомая пока что страна, где она совьет свое гнездо и будет воспитывать детишек.
Внезапно вспомнилось, как днем ее спросил командир Ала:
– Вы его любите?
Странный вопрос! Сесилия передернула плечами. Конечно, она его любит, как же может быть иначе? Ведь завтра Ал станет ее мужем, а она давным-давно была готова всем сердцем полюбить своего суженого.
С огромным достоинством вскинув голову, она ответила:
– Да, мне выпало счастье полюбить Альберто Риццоли!
Глава 6
Всякая свадьба, как и рождение новой жизни, вселяет в людей надежду на лучшее. Атлантика, воды которой теперь рассекал «Хартон», полностью контролировалась союзными войсками, а на корабле происходило бракосочетание. И майор Култер, и отец Фэлксон считали это хорошим предзнаменованием. Однако Франклин Винтер, слишком много успевший повидать на этом свете, был далек от подобной сентиментальности.
По его твердому убеждению, Сесилия была хорошенькой семнадцатилетней девчушкой, похожей на школьницу. Какая из нее невеста? Ей бы в куклы играть да фантики собирать! Да и жених ей попался совершенно неподходящий – грубый, неотесанный тип.
Эта свадьба – одно из неизбежных зол, присущих военному времени, но он, Винтер, ничего не может сделать, чтобы ее предотвратить. Закон на стороне этих двоих. И все-таки его не покидали мрачные предчувствия.
А вот глаза отца Фэлксона радостно светились при виде молодых людей, полностью поглощенных друг другом. Еще одно доказательство проявления Божьей воли, думал он.
Сесилия стояла такая прекрасная в своем накрахмаленном халатике подле блистающего выправкой и свежевыглаженной военной формой жениха, что глаз радовался. Отец Фэлксон совершил обряд и объявил их мужем и женой.
Все присутствующие поздравляли их, целовали, называли Сесилию миссис Риццоли.
Как бы ни был капитан Винтер недоволен происходящим, он не только распорядился накрыть большой стол, чтобы отпраздновать это событие, но и подыскал молодоженам отдельную каюту.
Как и большинство новобрачных, Сесилия не смогла притронуться к пище, зато Ал не страдал отсутствием аппетита и отдал должное приготовленным блюдам.
Сердце девушки тревожно билось в груди; она ощущала страх и одиночество. То, что ей было страшно и беспокойно, еще понятно, но откуда взялось чувство одиночества? Да еще в день собственной свадьбы? И вдруг она поняла причину: даже теперь, став точно такой же гражданкой Соединенных Штатов, как и все здесь, она все же оставалась чужой.
Итак, ее жизнь потекла по новому руслу, и сделал это Ал. В глубине души Сесилия отчаянно молилась, желая стать для него хорошей женой.
Наконец они остались наедине. В каюте было два круглых иллюминатора, но в остальном она ничуть не отличалась от обычного гостиничного номера. Поразительно, но здесь даже имелись ванная и туалет! Порывшись в своих скудных пожитках, сестра Гарднер снова проявила удивительную чуткость и положила на подставку в ванной кусок лавандового мыла, столь драгоценного по нынешним временам.
Едва они закрыли за собой дверь, Ал скинул форменный китель и стал развязывать на девушке тугой узел белого пояска.
Сесилия мягко отстранила его.
– Подожди, дай отдышаться, сейчас я сама развяжу…
– О нет, я и так ждал слишком долго, – прорычал он и одним рывком сорвал с нее халат.
Оторвавшиеся пуговицы со стуком посыпались на пол. Горя от нетерпения, Ал схватился за ее комбинацию и с силой потянул вниз.
Не успела Сесилия снять туфли, как разорванная комбинация полетела на пол, за ней последовал лифчик. Подхватив девушку на руки, Ал швырнул ее на койку. На ней оставались только трусики. В каюте раздался треск безжалостно разрываемой материи.
Чуть приподнявшись над Сесилией, Ал мгновенно расстегнул брюки, рывком спустил их к коленям и, даже не позаботившись стряхнуть их с ног, овладел девушкой. Так как все произошло слишком быстро, а раны ее еще недостаточно зажили, Сесилия громко вскрикнула.
Боже мой, как больно! Она снова вскрикнула, не думая в этот момент о том, что ее могут услышать снаружи. Чтобы заставить Сесилию замолчать, Ал жадно приник к ее открытым губам, глубоко просунув ей в рот горячий язык.
Не прошло и минуты, как все было кончено. Ал скатился с Сесилии и как был – в рубашке, галстуке, носках и ботинках – мгновенно забылся сном.
Стараясь не дышать, она лежала возле своего мужа. Потом собралась с силами, пошла в ванную, взяла там полотенце и накрыла Ала.
Ужасно хотелось помыться, но Сесилия боялась разбудить мужа шумом воды. Поэтому, тихонько усевшись у иллюминатора, она стала смотреть в темную воду, ощущая дрожь могучих моторов.
Усталость все-таки взяла свое. Сесилия прилегла рядом с Алом, но заснуть так и не смогла. Глядя в потолок, она повторяла про себя одно и то же: «Я теперь замужем, Альберто Риццоли – мой муж».
Посреди ночи Ал проснулся и снова без тени нежности овладел ею. Потом еще раз и еще, и так пять раз подряд. «Вот я какой!» – с гордостью думал он.
Перед тем как забраться под одеяло, он чмокнул ее и жестко произнес:
– Твое счастье, что ты действительно оказалась девственницей. Если бы ты меня обманула, клянусь, я бы наказал тебя по-своему!
Перед сном он успел вспомнить об Анне, считавшей себя его невестой, той самой Анне, которая, стоило ему пригласить ее сесть, тут же валилась на кровать и раздвигала ноги. У нее было в жизни столько мужчин, сколько у него носовых платков. Да за кого она его принимала? Как только смела думать, что он, Ал Риццоли, женится на такой потаскушке, как она?
На следующее утро он с гордостью прогуливал Сесилию по палубе. Ну-ка, как поведет себя его женушка? И с удовольствием отметил, что она скромно опускает длинные ресницы. Вот и умница.
Если когда-нибудь он увидит, что на нее смотрит какой-нибудь прохвост, убьет обоих – и ее, и его. Сесилия принадлежит ему, она теперь такая же его часть, как, например, рука. Да, до свадьбы он крепился, старался быть с ней нежным и предупредительным, так как ему казалось, что только таким образом можно ее завоевать. И он оказался прав. Ну а сейчас дело сделано, и все эти телячьи нежности можно отбросить в сторону. Все равно теперь она никуда не денется.
Краем глаза Ал увидел, как на палубу вышел майор Култер, и ему показалось, что тот с интересом смотрит в их сторону. Тогда он рывком дернул Сесилию к себе и громким шепотом велел:
– Пошли-ка в каюту, дорогая. Я тебя хочу.
Сесилия безмолвно повиновалась – он был ее мужем, иона его любила.
Импровизированное свадебное путешествие из Ресифи в Нью-Йорк длилось в общей сложности девять дней. Сесилия чувствовала, что Ала постоянно терзает какая-то внутренняя, с трудом подавляемая ярость. Надо будет как-нибудь улучить минутку, думала она, чтобы порасспросить его о родителях. Наверное, когда он был еще мальчишкой, Ала сильно обидели.
Черты его лица сковывало постоянное напряжение, что граничило с болезненной гримасой, и даже во сне Ал то и дело вздрагивал. Сесилия подолгу с неизбывной нежностью смотрела на спящего мужа. Кажется, все на свете отдала, только бы сделать так, чтобы он не испытывал страдания.
Вот и сейчас Сесилия полулежала рядом с ним. Как же чутко он спит! Ее рука сама собой поднялась, чтобы убрать волосы с его лба, но, каким бы легким ни было ее прикосновение, Ал мгновенно вскинулся на постели.
Убедившись, что это всего лишь Сесилия, он сказал, уставившись куда-то в пространство:
– Знаешь, отец сломал мне нос. Заявил, будто бы я увиваюсь за мачехой. – Он перевел дыхание и откинулся на подушку, глаза его теперь метали молнии. – А я ненавидел эту дрянь!
– Господи, как это все ужасно… – пробормотала Сесилия срывающимся голосом.
– Да уж, ужасно, – прорычал он. – Набросился на меня с молотком, целился прямо по лицу. – Указательным пальцем Ал провел по носу. – Теперь отца уже нет на свете, но воистину он сделал все, чтобы навсегда остаться в моей памяти.
Обеими руками Сесилия взяла мужа за голову и прислонила ее к своей груди. Долгое время она, не произнося ни слова, укачивала его, словно малого ребенка. Потом Ал встрепенулся, поцеловал ее. А потом они снова любили друг друга, и на сей раз он был на удивление нежен и ласков.
Сердце Сесилии разрывалось от жалости. Так она и думала: ему пришлось много страдать в прошлом. Что ж, в этом они очень похожи. У нее тоже была ненавистная мачеха, и если бы она была мужчиной, в ее душе царила бы такая же неразбериха, а может, и характер бы изменился, кто знает… Ее глаза затуманились. Ал хороший, он заслуживает счастья, заслуживает достойной женщины, и такой женщиной будет она, Сесилия. Да, она сделает все, чтобы быть ему хорошей женой. Она поможет ему, растопит его сердце, чего бы это ни стоило…
Ал так и заснул в ласковом кольце ее рук, а у нее вдруг стало спокойно на душе. Сейчас она любила его так, как только мать может любить своего ребенка.
…Вот и закончен медовый месяц, точнее, полумесяц, подошло к концу их плавание. Через несколько минут они высадятся на берег. Американский берег.
Показалась статуя Свободы. Молоденькая итальянка, иммигрантка, спасающаяся бегством из разоренного войной Рима, с благоговейным трепетом взирала на изваяние женщины с факелом в одной руке и табличкой с датой принятия Декларации независимости – в другой. Внушительные размеры статуи слово говорили о невообразимой мощи лежащей перед девушкой страны.
Сесилия склонила голову и молитвенно сложила руки.
Гордость и благодарность переполняли ее сердце.
Нет, никакая она не иммигрантка! Словно по мановению волшебной палочки она превратилась в самую настоящую американку.
Квартира сестры Ала располагалась на первом этаже многоквартирного дома на Спринг-стрит – одной из на редкость тихих улиц этого шумного, перенаселенного города.
Из рассказов Ала Сесилия знала, что в Нью-Йорке проживают более миллиона итальянцев, являясь самой многочисленной иноязычной группой населения. Это только укрепило ее принятое еще в Риме решение научиться правильно говорить по-английски.
В городе насчитывалось около тридцати семи так называемых итальянских кварталов, и Спринг-стрит была одной из самых тихих улочек.
Тридцатисемилетняя Тина Риццоли не работала с тех самых пор, как брату исполнилось одиннадцать. Ал зарабатывал на жизнь им обоим: сперва чистильщиком обуви, потом стал каменщиком, а когда началась война, вступил добровольцем в армию. В двадцать один год Тина прошла медицинское обследование и, услышав заключение главного врача, что у нее барахлит сердце, перестала выходить не только на работу, но и вообще из дома.
Пока Ал сражался за освобождение Италии, Тина все время просиживала у приемника в приятном обществе глуповатых героев радиопостановок. А поскольку она до умопомрачения обожала картофельные чипсы, пиво и кока-колу, ее самым непотребным образом разнесло, и она стала похожа на настоящую итальянскую матрону.
А тут вдруг является братец со своей новоиспеченной женушкой! Реакция Тины была ужасающей. Даже хорошо знающий характер сестры Ал не ожидал подобного.
– Ты осмелился привести в мой дом какую-то проходимку, которую повстречал на корабле? – тут же взорвалась Тина, как только Ал представил ей молодую жену. Заметив его недоуменный взгляд, она визгливо заверещала: – Ну, чего вылупился? Ждешь, что я ее облобызаю? Не бывать этому! Надо же, притащил какую-то… кхм… девицу, а она еще заявляет, что стала его законной женой! Какая наглость!
– Тина, перестань. – Ал воздел руки к небесам. – Позволь хотя бы объяснить…
– Нечего тут объяснять! – отчаянно жестикулируя, отрезала сестра. – Ты отнял у меня лучшие годы! – Указательными пальцами обеих рук она нацелилась ему в грудь. – Я отказалась от личного счастья, из-за тебя не вышла замуж за Луиджи Торальдо! А тебе будто бы и невдомек, миленький!
Она тяжело плюхнулась в обшарпанное кресло и, словно желая довести свое негодование до сведения соседей по дому, в полный голос закричала:
– Только подумайте, что учудил мой братец! Притащил в дом какую-то доходягу! Да у нее и бедер-то нет, ужас, да и только! – Немного сбавив тон, она поинтересовалась: – Надеюсь, у нее хоть подходящее приданое?
Совершенно сникшим голосом Ал ответил:
– Да какое там приданое…
Побледнев от сдерживаемой ярости, Сесилия поднялась со своего стула.
– Я устроюсь на работу. И иждивенкой не буду, – со спокойной уверенностью заявила она. Потом обвела взглядом запущенное помещение и добавила: – А начну с того, что наведу здесь порядок. Мне не привыкать работать уборщицей.
– Между прочим, она права, Тина, здесь действительно ужасно грязно, даже воздух какой-то затхлый. Ладно, малышка, пойдем, я покажу тебе спальню и все остальное.
Особо показывать было нечего. Квартира состояла из двух небольших комнат и кухни. Ванная комната располагалась в конце коридора.
Исторгая из своей обширной груди жалобные стоны, Тина отказалась в их пользу от своей спальни и согласилась перебраться в гостиную. Когда же Сесилия смиренным тоном предложила Алу подыскать для них какую-нибудь отдельную квартирку, пусть даже совсем крохотную, он решительно сжал губы, продемонстрировав свои ямочки на щеках, и влепил ей пощечину. Да такую сильную, что Сесилия упала на кровать.
Дальнейшие мысли о том, чтобы сменить место жительства, отпали у нее сами собой.
Зима выдалась ужасающе холодной, сродни гостеприимству Тины. За окнами завывал ледяной ветер, проникавший даже сквозь крысиные норы в полу. Снежные вихри носились по улицам, наметая огромные сугробы.
Что ж, думала как-то Сесилия, раз уж придется жить в этой квартире, то нужно по крайней мере заделать крысиные норы, а на это понадобятся те деньги, что она привезла с собой. Однако энергичные поиски не привели к желаемому результату – денег не было. «Тина купила недавно новый радиоприемник, – вспомнила Сесилия, – значит, это была покупка, сделанная за мой счет…»
Ал получил пособие по нетрудоспособности, ибо доктора в комиссии полагали, что он еще слишком слаб, чтобы приступить к нормальной работе.
Каждый день, да что там – сто раз на дню Тина затевала очередной скандал.
– Мы здесь, в Америке, посылаем своих прекрасных американских парней сражаться за освобождение каких-то итальяшек, – по-английски верещала она. – И что получается из этого нашего патриотического порыва? – Тут она неизменно хлопала ладонями по обширным бедрам. – Ха! Наши дорогие мальчики возвращаются, но уже не одни. Их успевают охомутать такие бессовестные итальянские шлюшки, как ты!
Целые дни Сесилия проводила на коленях, с подоткнутой юбкой – скребла полы, оттирала вековую грязь на кухне. До сих пор ей не приходилось сталкиваться с живой крысой, но она решила, что с ними надо бороться, пока эти твари не заполонили дом, спасаясь от уличного холода.
– Если уж тебя обуяла такая страсть к заделыванию дыр в линолеуме, – хмыкнул Ал, – отправляйся в аптеку и закупи все необходимое.
Прошло уже две недели с тех пор, как Сесилия обосновалась в Америке, и терпеть соседство крыс она не собиралась. Но… в кармане не было ни гроша.
Внутренне содрогаясь от страха, она выдавила:
– Но… не можешь ли ты дать мне хоть немного денег?
– Черт возьми! – взъярился Ал. – Сколько это может продолжаться? Нужны деньги – так пойди и заработай их!
Это было то, о чем она мечтала, но не осмеливалась попросить. Очень осторожно, чтобы не разозлить мужа, Сесилия произнесла:
– Хорошо, Ал, я подыщу себе подходящее место.
Вскоре она начала работать в большой аптеке, торгующей не только лекарствами, но и кофе, булочками и всевозможными парфюмерными товарами. Несмотря на круглосуточный режим работы в этом заведении и постоянный наплыв посетителей, Сесилии этот уголок казался спасением от мужа, его сестры, их постоянных нападок и мрачного окружения стен с отклеивающимися обоями, из-под которых вот-вот выглянут крысиные мордочки.
Когда подошла к концу первая неделя работы в аптеке, мистер Донателло вручил Сесилии конверт с жалованьем. Она тут же сказала, что хотела бы прикупить воска, чтобы заделать дыры в линолеуме, и немного крысиного яда. Мистер Донателло принес все необходимое.
– Сколько с меня? – радостно улыбаясь, спросила Сесилия.
Названная сумма была настолько ничтожной, что она невольно нахмурилась.
– Бери, бери, девочка, не сомневайся, – заверил ее мистер Донателло.
В отличие от Сесилии и мистера Донателло посетители аптеки не знали итальянского, и, общаясь с ними, Сесилия вскоре поняла, насколько вульгарен английский Ала.
