Текст книги "Время любви"
Автор книги: Ширли Эскапа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)
Глава 55
Позже Джина признавалась себе, что без помощи матери не смогла бы выдержать напряжения самых первых ужасных дней вдовства.
– Ты же у меня сильная, храбрая девочка, – все время повторяла Сесилия.
Так-то оно так, но сейчас Джина лишилась собственной воли и, словно манекен, покорно подчинялась матери. Сесилия ни о чем не спрашивала и, даже если материнский инстинкт подсказывал ей, что за таким необычным смирением кроется нечто большее, нежели потеря мужа, ничем этого не показывала.
Уйдя в себя, отгородившись от всего мира, Джина снова и снова погружалась в тяжелые думы. Что такое убийство? Это когда один человек лишает жизни другого. Нет, она, конечно, не стреляла в Моргана, не травила его ядом. Однако помочь ему могла, но намеренно не дала вовремя лекарство, в результате чего наступила смерть. Это убийство или нет?
С какой стороны ни посмотри на случившееся, выходит, что она – убийца. А может, глубоко в подсознании она хотела, чтобы Морган умер? Она сознательно, находясь в здравом уме и твердой памяти, убрала все ингаляторы, а когда муж умолял принести вентолин, решила заставить его помучиться.
На восьмой день после смерти Моргана Джину посетила мысль о самоубийстве. Муки совести не давали ей покоя, и с каждым днем становилось все хуже. Зачем же ждать? – с горечью думала она. Сегодня тяжелее, чем вчера, а завтра будет совершенно невыносимо.
Решение расстаться с жизнью ни на секунду не покидало Джину два дня подряд, и на третий день она приступила к исполнению задуманного. Все должно быть наверняка: она просто прыгнет с балкона. Тринадцатый этаж – не шутка, конец предрешен. Сердце остановится еще до того, как она достигнет земли.
С залитым слезами лицом Джина вошла в спальню дочери, склонилась над ее кроваткой и поцеловала девочку в лобик. Кто знает, хотела ли она разбудить ее своим поцелуем или нет, но так или иначе Скарлетт ее спасла. «Не умирай, мамочка!» – эхом стучал в висках Джины лепет дочери.
Выпрямившись, Джина тихонько выскользнула из спальни и пошла в ванную вымыть голову. Это был первый разумный ее поступок со дня смерти Моргана. К шести утра она полностью привела себя в порядок и решила просмотреть неотложную почту, которую ее преданнейшая секретарша Моника Мартинс ежедневно приносила прямо Джине домой.
Новая продукция, основанная на травах, была доведена почти до совершенства. Отлично потрудились и химики, и фармакологи, и в итоге получилась великолепная коллекция шампуней, увлажняющих кремов, лосьонов, лаков и красителей для волос. Дело оставалось только за названием. И тут Джину осенило: «Воля к жизни». Только обладая волей к жизни, женщина стремится быть неотразимой и пользуется чудесной косметикой, не приносящей вреда здоровью.
«Воля к жизни»…
Без всякого сомнения, в нее лично волю к жизни вдохнула малышка Скарлетт, когда, не просыпаясь, тоненьким голоском пролепетала: «Не умирай, мамочка!»
Скарлетт была центром ее вселенной, в ней сосредоточился смысл ее существования.
Спустившись к завтраку, Сесилия и Скарлетт застали Джину за кухонным столом, заваленным бумагами.
– Мамочка, тебе уже лучше? – спросила девочка.
– Да, дорогая, гораздо лучше. – Джина погладила дочку по голове и ободряюще взглянула на мать, как бы говоря, что кризис миновал. – Мне намного лучше, – твердо повторила она и принялась собирать бумаги.
Вскоре на столе появились вкуснейшие сахарные вафли, которые бесподобно пекла Сесилия.
– А мамочка приходила ко мне, когда я спала, – объявила Скарлетт бабушке. – Она плакала.
Взгляды Джины и Сесилии снова встретились. В глазах Сесилии засветилось понимание: да, ночью действительно был кризис, но теперь все позади. Не сговариваясь, женщины в один голос произнесли:
– Все хорошо, дорогая.
После завтрака взрослые стали наводить порядок, чем Джина не занималась с момента смерти Моргана. Она не только не мыла посуду, но даже в холодильник не заглядывала. Всем управляла Сесилия. Взявшись снова за домашние дела, Джина открыла дверцу холодильника и первым делом увидела на полке пышный шоколадный торт.
– Торт Кейт, – вырвалось у нее.
– Да, она забегает каждый день, – улыбнулась Сесилия. – То пирожки принесет, то тортик. Прямо не знает, как тебе получше угодить.
– А копченую семгу? – Голос Джины прозвучал холодно и сухо.
Сесилия покачала головой:
– Нет, дочка, никакой семги Кейт не приносила.
– И то слава Богу.
– А тебе что, не нравится семга? – удивленно спросила Сесилия и, спохватившись, добавила: – Пойду позвоню Кейт. Я обещала сообщить ей, как только тебе станет лучше.
Джина болезненно поморщилась:
– Не сейчас, мама, еще не время.
В ее груди полыхала ненависть к бывшей подруге, но тем не менее рано или поздно встретиться с ней все-таки придется, и к встрече этой нужно подготовиться. Сейчас же Джина могла выдать себя. Кейт достаточно маленького намека, и она все поймет: ведь всего за два часа до смерти Моргана она занималась с ним любовью.
Глава 56
Даже отлично зная Кейт, Джина все же недооценила, насколько сильны были подозрения ее подруги относительно того, что их связь с Морганом раскрыта. Дни складывались в недели, недели в месяцы, а подозрения все росли в душе Кейт, и для нее делалось все более невыносимым изображать перед Джиной преданную подругу, а перед Жан-Пьером – любящую супругу.
С самого начала их отношений Кейт и Морган совершенно искренне и по обоюдному согласию решили ни в коем случае не разводиться. Семья для обоих была священна, а мысль о ее попрании казалась кощунственной.
Но все-таки хотелось иметь собственное гнездышко, и тогда Кейт сняла мансарду на Кэнел-стрит. Финансовый вопрос ее, дочь влиятельного банкира, не волновал, денег у нее хватало. В этой мансарде ей было хорошо, только тут она чувствовала себя дома, только тут могла расслабиться.
После смерти Моргана Кейт не нашла в себе силы отказаться от уютного гнездышка, где все предметы напоминали о любимом. Чудилось, что он на минуту вышел и вот-вот вернется назад.
Сейчас, лежа на широкой кровати, Кейт вдруг вспомнила, как Морган однажды сказал:
– Знаешь, Кейт, наши отношения нельзя назвать связью.
– Как так? – всполошилась Кейт.
Запечатлев на ее губах долгий поцелуй, он пояснил:
– У нас с тобой самая настоящая любовь, дорогая. Я придаю этому чувству очень большое значение и ценю каждый час, проведенный вместе.
– Да, понимаю, что ты хочешь сказать. Каждый лень наедине с тобой навсегда останется в моем сердце.
И она не кривила душой. Теперь, когда Морган покинул ее навеки, Кейт только и делала, что предавалась мыслям о любимом.
В который раз она взяла с прикроватного столика вентолин и погладила гладкий прохладный флакончик. При вскрытии врачи констатировали смерть от чрезмерного расширения бронхов. Морган же прекрасно знал, что передозировка неминуемо чревата летальным исходом – ведь он болел астмой очень давно. Так почему вдруг потерял осторожность и начал неумеренно впрыскивать в рот аэрозоль?
Этот вопрос не в первый раз приходил ей в голову, и ответ напрашивался сам собой: значит, ингалятора не оказалось под рукой, когда начался приступ, и Морган, добравшись наконец до спасительного вентолина, уже настолько не владел собой, что допустил передозировку. А где в таком случае находилось лекарство? Кто убрал его с привычного места возле кровати? И из ванной?
Морган часто рассказывал Кейт и о лечении астмы, и о вентолине. В частности, он как-то упомянул, что временами может показаться, будто флакон опустел, а на самом деле его достаточно просто встряхнуть. И если бы она не поторопилась вытащить запасной флакон из сумочки в тот вечер, когда они вернулись из театра, Морган с легкостью привел бы в действие свой.
Как же он мучился, бедный!
Как всегда, мрачные размышления приводили к ужасному выводу. Если Джина узнала об их отношениях, то непременно вызвала Моргана на прямой разговор, спровоцировав тем самым приступ, ибо стресс и астма неразлучны. А перед тем, решив наказать изменника, убрала вентолин…
Действительно ли Джина ее ненавидит? Или такими страшными мыслями управляет тяжкое бремя собственной вины? Кейт совершила непоправимый поступок – предала лучшую подругу. Правда, было в их отношениях что-то неправильное, что давно уже угнетало Кейт. Она могла положиться в этой жизни исключительно на Джину, тогда как у той были мать и Мириам…
Поднявшись с кровати, Кейт включила их любимую пленку с записью концерта ми-бемоль Моцарта, который также называют «маленьким».
Еще до смерти Моргана Кейт собрала в альбом тайные фотографии, которые они делали в своей мансарде, слегка разбавив их семейными снимками. Больше всего ей нравился тот, что запечатлел совместный поход в зоопарк. Джины, как всегда заваленной работой, с ними не было.
Кейт жадно вглядывалась в фотографию, вернее, в радостное, светящееся любовью лицо Моргана, держащего на плечах хохочущую Скарлетт… Господи, какой же тусклой, бесцветной, бессмысленной стала без него жизнь!
Концерт Моцарта закончился. Кейт перемотала пленку назад, чтобы послушать снова. Вспомнилось, как Морган объяснял, какая огромная разница – слушать музыку в записи и «живьем». «В студии трудно судить о настоящем мастерстве: любое неудавшееся место можно переписывать по нескольку раз. Это то же самое, что любоваться полотном гениального живописца или рассматривать его репродукцию».
Кейт обожала мужественное лицо Моргана и во время этого разговора, как обычно, не могла оторвать глаз от его твердых губ.
– Если уж слушать пленку, так только запись прямой трансляции. Это настоящее чудо!
– Ты сам у меня настоящее чудо…
Не успела она договорить, как Морган страстно обнял ее и увлек на кровать.
Сейчас Кейт лежала на любовном ложе, и слезы заливали ее лицо. Только здесь, в их любовном убежище, она могла позволить себе поплакать всласть.
Накануне вечером Жан-Пьер вдруг сказал, что Морган, оказывается, был застрахован на очень крупную сумму.
«Надо признать, что смерть мужа на руку Джине, без средств она не осталась», – всплыли в памяти его слова.
Кейт тогда вспыхнула от негодования.
– Что ты такое говоришь?! – возмутилась она.
– Я знал, что ты так это воспримешь. – Жан-Пьер сделал нетерпеливый жест рукой. – Ты всегда ее защищаешь, потому что не способна объективно взглянуть на свою подругу.
– Какие глупости! Ты несправедлив.
– Ничего подобного, Кейт. Если бы ты хоть на минуту взглянула на нее глазами беспристрастного наблюдателя, то сразу бы поняла, какая она холодная, расчетливая дрянь. В ее жилах – ледяная кровь!
Чтобы закончить неприятный разговор, Кейт сказала:
– Мне сейчас некогда. Нужно пойти…
– Она перекрасилась в блондинку, – прервал ее муж. – Прическу поменяла – подстриглась под молоденькую девочку.
– Перекрасилась? Джина? Стала блондинкой? Ты в своем уме?
– Видел собственными глазами. Она объясняет это тем, что ей нужно поменять стиль. – Жан-Пьер коротко хохотнул, презрительно скривив губы. – Позвала меня к себе и предложила продавать теннисные туфли в комплекте с ее новым кремом для ног.
– И ты согласился? – машинально спросила Кейт.
– Естественно! Из этого может выйти толк. – Он передернул плечами. – Знаешь, самое удивительное, что она действительно изменилась. Она всегда была красавицей – в классическом стиле, – сама элегантность и очарование. А теперь…
– Теперь? – подстегнула его Кейт.
– Теперь вокруг нее витает какой-то магический ореол кинозвезды первой величины. По-моему, она совершенно равнодушна к сексу. Какой-нибудь кретин может решить, что, если будет действовать настойчиво, то приучит ее к страстной любви. Ерунда! Она, конечно, может время от времени предаваться любовным утехам, но и тогда останется неуловимой, словно тонкая паутинка. И никогда не будет принадлежать какому-то конкретному мужчине.
Вернувшись к реальности, Кейт поднялась с кровати и развернула приготовленный сверток размером с добрый плакат. Такой подарок она выбрала не случайно. Это был постер, сильно увеличенная фотография Моргана и Скарлетт, до того красивая, хоть помещай ее на обложку семейного журнала.
Интересно, как Джина отреагирует на подобный подарок?
Недавно она купила фешенебельную квартиру на верхнем этаже небоскреба, но вечеринки по этому поводу еще не устраивала. «Ничего, – решила Кейт, – подождем удобного случая».
У мадам Розенштайн, преподававшей Скарлетт музыку, случился удар. Начались активные поиски нового учителя, и наконец Джина, Сесилия и Мириам решили обратиться к самому господину Марсо. Для Скарлетт – все самое лучшее!
Сержа Марсо сравнивали с такими гениями, как Владимир Горовиц, Артур Рубинштейн и Вильгельм Кемпф. Сейчас у великого пианиста брал уроки всего один ученик, двенадцатилетний Джереми Гудмен, недавно отметивший свои успехи концертом в «Карнеги-холл».
Организацией прослушивания занялась Мириам. На Джину, естественно, снова свалились какие-то совершенно неотложные дела, поэтому сопровождать дочь она не смогла.
– Оно и к лучшему, – заявила Сесилии Мириам. – Не хотела тебе говорить, но у меня складывается впечатление, что в присутствии Джины девочка становится нервозной.
Сесилия вздрогнула, она уже давно ощущала это. Вскинув глаза на подругу, Сесилия осторожно спросила:
– Почему ты так думаешь?
– Честно?
– Что за вопрос?
– Честно-честно?
– Как на духу.
– Джина постоянно раздражена, когда находится рядом со Скарлетт. Говорит отрывисто, двигается нервно, словно хочет немедленно уйти. Будто у нее на Скарлетт аллергия.
– Да, ты права, – с болью в голосе отозвалась Сесилия. – Но почему? Почему? – С ее губ сорвался мучительный стон. – Девочка ее обожает!..
– Скарлетт удивительно похожа на Моргана. Такие же зеленые глаза, тот же нос с маленькой горбинкой, те же полные, красиво очерченные губы. Поразительно, но она унаследовала даже отцовскую застенчивую улыбку!
– Ну так что?
– Как это что? Скарлетт – его копия, а Джина упорно стремится избавиться от Моргана.
– Морган и так мертв, – ровным голосом проговорила Сесилия. – Не болтай глупости.
– Я не так выразилась. Джина стремится избавиться от любого напоминания о Моргане. Именно по этой причине она переехала в другую квартиру, а всю мебель, все вещи – включая чайные ложки – продала. Это не мои досужие вымыслы, Джина сама мне рассказала. И еще сказала, что отдала тебе все фотографии и кинопленки.
– Правильно. Но фотографии причиняют ей боль!
– Вот в этом-то все и дело. Подумай сама, детка: раз ей невыносимы его фотографии, то каково видеть перед собой живое воплощение Моргана?
Сесилия смешалась. Снова ее мысли совпали с тем, что говорила подруга, но она старалась гнать их прочь. А сейчас почему-то припомнилось, что Джина отказалась кормить новорожденную дочь…
– Как это ни неприятно, Мириам, но я вынуждена согласиться с тобой: без Джины Скарлетт будет чувствовать себя увереннее.
За долгие годы немало юных дарований видел господин Марсо в своем доме в Гринвич-Виллидже, и всегда в сопровождении гордых за талантливых чад родителей. Сегодня же он с нескрываемым удивлением признался Сесилии:
– Впервые будущая пианистка приходит на прослушивание в обществе бабушки и ее подруги!
Трепещущая от нервного возбуждения Сесилия вытолкнула Скарлетт вперед. Мэтр пожал девочке руку.
– О, широкая, сильная, как раз такая, какая требуется для долгих серьезных упражнений. Ну, что будете играть, юная леди?
– «Гран-Полонез» Шопена, – ответила Скарлетт.
– Ах вот как, это пиршество грусти! – провозгласил господин Марсо. – Слушаю вас.
Скарлетт уселась за рояль. Полились первые звуки. Подавшись вперед, маэстро весь обратился в слух.
Только тот, кто хоть раз испытал счастье и муки любви, может так же проникновенно и светло исполнять музыку великого Шопена, как эта маленькая девочка, думал он. Странно, очень странно. Хотя… эти грустные глаза, это появление с бабушкой и ее подругой… Может, бедное дитя – сирота?
Ребенок, совсем еще ребенок. А как играет! Сколько чувства вкладывает в каждый звук! Заниматься с этой девочкой будет занятно… и чрезвычайно трудно.
И Серж Марсо согласился. Таким образом, за несколько месяцев до того, как ей исполнилось десять лет, Скарлетт стала ученицей великого пианиста. А тот, заметив, что она слишком низко ставит кисть, решил не откладывать дело в долгий ящик и сразу же начать первый урок.
Вечером Скарлетт, Сесилия и Мириам с нетерпением поджидали Джину.
– Так все и скажем, когда она появится на пороге! – в который раз повторяла Сесилия.
Наконец Джина открыла дверь, и Сесилия привычно залюбовалась элегантной стройной красавицей, сумевшей к тому же добиться грандиозного успеха в жизни. В ее сердце вспыхнула гордость, на какое-то время затмившая даже те чувства, которые она испытала, когда дочь холодно и отчужденно произнесла:
– Я была абсолютно уверена, что маэстро Марсо согласится заниматься со Скарлетт. Сколько он хочет за урок?
Мириам передернуло.
– Мы не поинтересовались.
– Ничего, успеем спросить, – примирительно сказала Джина. – Интересно, он женат?
– С мадам Марсо мы виделись мимолетно, – довольно резко ответила Мириам, а про себя подумала, что Джина окончательно превратилась в бессердечную расчетливую дрянь. – Почему тебя это интересует?
– Скарлетт могла бы подарить его супруге полный набор моей косметики «Воля к жизни», – саркастически ухмыльнулась Джина. – Такой ответ тебя устраивает, Мириам?
«Спокойно, – приказала себе Мириам, – только спокойно. Держи себя в руках. Сегодня у Скарлетт великий день, нельзя портить девочке праздник».
– Великолепная идея, Джина. Мадам Марсо будет в полном восторге.
Джина улыбнулась.
– Между прочим, дорогие мои, у меня для вас тоже хорошие новости. Я купила для своей любимой мамочки квартиру мистера Кайзера. – Повернувшись к Мириам, она пояснила: – Бедняга Кайзер жил прямо над нами, на двадцатом этаже.
С присущей ей прямотой Мириам спросила:
– А почему мистер Кайзер «бедняга»?
– Его закладная на квартиру оказалась просроченной. А для тебя, Скарлетт, я решила купить «Стейнвей». Как видишь, я нисколько не сомневалась, что ты с блеском пройдешь сегодняшнее прослушивание.
– «Стейнвей»! – радостно воскликнула девочка.
– Да. Я вспомнила, что как-то видела этот чудесный инструмент у Констанс Кортни, и утром созвонилась с ней.
– Ты позвонила Констанс?! – От неожиданности Сесилия всплеснула руками. – Как она поживает? Я пыталась с ней связаться, но мне сказали, что она уехала в Лондон.
– Правильно, туда я и позвонила, – терпеливо вздохнув, произнесла Джина. – Она согласилась продать мне «Стейнвей». Что до твоего вопроса, мама, то дела у Кортни идут не очень хорошо. До меня дошли слухи, что они были вынуждены буквально за гроши продать свой дом колледжу.
– Боже мой! – горестно воскликнула Сесилия. – Как это ужасно! Миссис Кортни всегда была так добра ко мне. И к тебе, Джина.
– Я не забыла – и никогда не забуду, – что она оплатила мое обучение в Тэлботе, – ровным тоном сказала Джина.
– Констанс Кортни не только оплатила твое обучение! – Браслеты Мириам негодующе звякнули. – Она организовала твою встречу с мисс Армстронг. Это ты тоже помнишь, не забыла еще?
– Как я могу это забыть? Констанс Кортни всегда нравилось играть роль госпожи Щедрости. – Джина фыркнула. – Этакая всемогущая леди прошлого века, раздающая беднякам пирожки с барского стола.
– Джина! – в ужасе вскрикнула Сесилия. – Неужели тебе неведомо чувство благодарности?
– Ну почему же? Я ведь предложила ей продать «Стейнвей» и тем самым поправить ее финансовое положение, и она с радостью ухватилась за такую возможность.
Джина окинула Скарлетт неприязненным взглядом и резко приказала:
– Скарлетт, немедленно выпрямись! Плечи назад, голову выше! Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не сутулилась, как твой отец? Прямо конек-горбунок какой-то.
Развернувшись на каблуках, Джина вышла из комнаты. Сесилия и Мириам с ужасом смотрели ей вслед.
И снова Сесилию охватили грустные мысли. Джина ненавидит Скарлетт, ненавидит собственное дитя. Может быть, она вела бы себя иначе, если бы Скарлетт была мальчиком? Может, тогда у нее проснулось бы чувство материнства?
Тяжело вздохнув, Сесилия плотнее закуталась в старенькую шаль. Джине всего тридцать один, но, овдовев сравнительно давно, она по-прежнему оставалась одна. И это при том, что она такая красавица! Неужели ей вообще не нужен мужчина, неужели она может обойтись без любви? А ведь всегда ухожена, всегда в приподнятом настроении, так ведут себя только влюбленные женщины. Да, все верно, пришла к мрачному выводу Сесилия, ее дочь и в самом деле влюблена – в свою работу.
Как-то Джина полушутя заверила мать, что ни один мужчина в мире не может соперничать с ее «Волей к жизни» и что по Моргану она совсем не тоскует.
– Но, дочка, женщина нуждается в мужской поддержке.
– Глупости! Я сама в состоянии обеспечивать и себя, и своего ребенка. А развлекать и доставлять мне удовольствие так, как это делает компания «Гибсон и Кин», не сможет никто!
– Но… но как же с сексом?
Джина презрительно хмыкнула.
– Секс! Скажешь тоже! Слава Богу, мне больше не нужно исполнять супружеские обязанности. – Увидев, что мать расстроилась, Джина смягчила тон. – С Морганом у нас тоже не все ладилось по этой части.
– Вы что, не жили с ним как муж и жена?
– Я не об этом, мама.
– Ты думаешь, у него была другая женщина?
Джина пожала плечами.
– Не знаю.
– Неужели ты никогда не любила Моргана? – грустно спросила Сесилия.
– Думаешь, я не способна на высокие чувства? Однажды меня уже постигло горькое разочарование, с меня достаточно.
– Глупенькая! Ты еще встретишь на своем пути любовь.
– Это вряд ли. – Джина нахмурилась. – В каком-то смысле я сейчас счастлива, как никогда. – Перебирая пальцами двойную нитку жемчуга от Картье, она добавила: – Когда-то я перенесла много горя, и причинил мне его горячо любимый человек. С тех пор я дала себе слово не связываться больше с мужчинами.
– Но, Джина, тебе же всего тридцать один год!
– Верно, но я не тороплюсь связывать себя с другим человеком, как, между прочим, не торопишься и ты.
– Господи, девочка моя, о чем ты говоришь? Я ведь уже бабушка!
– Согласна, мама, ты уже бабушка, а я – деловая женщина.
И Джина завершила разговор веселым, чистым, как колокольчик, смехом.
Время от времени Джина посещала различные приемы в сопровождении мужчин, иногда это даже были «голубые». Сексуальная ориентация ее совершенно не смущала, главное, чтобы сопровождающий был холост.
Странно все-таки, с горечью думала Сесилия, дочь так легко призналась, что не тоскует по мужу.
А вот Сесилия скучала по Моргану. Она всегда с глубокой нежностью относилась к этому человеку, и он отвечал ей взаимностью. Кроме всего прочего, он дал жизнь существу, ставшему самым дорогим в ее жизни, – ее внучке Скарлетт.
