Текст книги "Время любви"
Автор книги: Ширли Эскапа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)
Глава 30
Высокий, сухощавый, подтянутый, Теодор Картрайт в свои семьдесят пять был все еще красив и чрезвычайно элегантен. На теннисном корте он, конечно, не мог показывать такие блестящие результаты, как в дни юности, но назвать его слабым игроком было никак нельзя. Чтобы играть круглогодично, он построил отличный корт, и, когда наезжал из Нью-Йорка – а это теперь случалось все чаще, – рядом постоянно находился Петер Андерсон, личный тренер Теодора, чтобы поддерживать его в форме.
С годами консервативный патриотизм Теодора разросся до непомерных размеров, и именно это послужило причиной того, что уважение и привязанность к сыну практически исчезли. Может, все было бы иначе, если бы Марк так не поддерживал Кеннеди. Марку, да и Фрэн тоже, не хватило здравого смысла помалкивать о своих привязанностях, поэтому отношения Теодора с семейством сына постепенно переросли в необъявленную гражданскую войну.
С точки зрения Теодора, если Франклин Рузвельт предал свой класс, то Кеннеди и вовсе мошенник. К тому же он не принадлежит ни к какому классу вообще. Выскочка, одним словом.
Сколько Теодор ни приглядывался к сыну, он не мог найти в нем ничего общего ни со своей женой, ни с самим собой. Старшие Картрайты всегда отличались силой воли, доминировали над окружающими, Марк же был мягок, учтив, обходителен, будто постоянно оправдывался за то, что родился в такой могущественной семье, считая сей факт чем-то несправедливым.
Даже то, что Марк и Фрэн завели не собак, а каких-то нечистокровных уродцев – помесь шотландской овчарки с борзой, – тогда как у родителей всегда жили немецкие овчарки, казалось Теодору явным проявлением непростительного инакомыслия. Сводило с ума и то, что сын с женой вносили огромные средства в поддержку двух невразумительных литературных журнальчиков, какого-то театрика, авангардистской художественной галереи и некоммерческой радиостанции. А ведь могли бы, кажется, делать постоянные вклады на кафедру Гарварда или, скажем, Принстона! Просто ребячество, да и только!
Отец не упускал возможности проявить здоровую конкурентоспособность, сын же в делах с партнерами выказывал добродушие характера.
Господи, недоумевал Теодор, и как только в их роду мог появиться такой парень? Одним словом, рохля. Не бизнесмен, а просто… либерал, всем желающий добра, ставящий престиж выше, чем выгоду собственного дела. «Ну ничего, ничего, вот поживу еще немного, – думал Теодор, – и передам дела фирмы в руки внука, Руфуса. Уж тогда-то все будет в порядке. У Руфуса прекрасно работает голова, он обладает обостренным чувством реальности, к тому же никакой женщине ни за что не удастся взять над ним верх». В этом Теодор никогда не сомневался.
А Марк… Что Марк? Ну нет у него хищнического инстинкта, и все тут. Ничего с этим не поделаешь.
Зато Руфус, его внук, унаследовал от него этот инстинкт, хотя на его отце природа и решила отдохнуть. Мальчик с раннего детства обладал практическим, трезвым умом, необходимым первоклассному бизнесмену.
Теодора раздражало только одно – почему Руфусу так нравится играть со смертью? Как ненормальный носится на машине, ныряет с аквалангом, активно занимается горными лыжами. Неужели уверовал в собственное бессмертие?
Бесшабашность внука его пугала. К тому же Теодор считал, что Руфус уродился чересчур красивым и это не принесет ему добра, но тем не менее время от времени ловил себя на том, что не может отвести глаз от лица внука.
Да, этот парень – слишком заманчивая добыча для женщин. Со своей пышной каштановой шевелюрой, умными голубыми глазами с пляшущими в них смешинками и благородно очерченными губами он был чересчур привлекателен для представительниц слабого пола. А как смеялся! Обычный заразительный смех, которым Руфус награждал друзей, в обществе женщин переходил в нежное интимное воркование. Правда, ему были свойственны и приступы оглушительного хохота, от которого буквально сотрясались стены и люстры звенели хрустальными подвесками.
Однако то, что Руфус покинул дом в День благодарения, было совершенно непростительно. И это понимали не только члены семьи, но и он сам. Его поступок можно было сравнить лишь с тем, как если бы вместо похорон тетушки Руфус отправился на лыжную прогулку…
– Ну и кто она такая? – спросил Марк жену, усевшись в удобное кресло их уютной гостиной.
Если бы сын не уехал в праздничный день, Марк не обратил бы внимания на какой-то неуместный телефонный звонок, ибо ему не было свойственно вмешиваться в чужие дела.
– Алек сказал, что звонила некая Джина О'Коннор, – пожав плечами, ответила Фрэн. – Говорит, голос молодой, намного моложе, чем у тех дам, что обычно просят Руфуса к телефону.
– Господи, с чего Алек это взял?
– Она вроде бы сказала, что звонит по крайне важному делу. Более зрелая женщина не была бы столь откровенна с дворецким. Алек не хотел отрывать Руфуса от праздничного стола, но из этого ничего не вышло. – Залюбовавшись золотыми часиками, полученными в подарок от мужа, Фрэн немного помолчала. – У твоей мамы сложилось впечатление, что эта Джина О'Коннор – очень настойчивая особа.
– Не понимаю, из-за чего вся эта суета? – Марк с осуждающим видом пожал плечами, будто не сам только что, затронул эту тему. – Парню скоро двадцать один, однако все почему-то уверены, будто звонок девушки в День благодарения непременно означает, что случилось какое-то несчастье!
Фрэн придвинулась поближе и положила голову на плечо мужа.
– Конечно, ты прав, дорогой. Вот только твоему отцу очень не понравилось вмешательство незнакомки в праздничный ужин, что он недвусмысленно дал мне понять. Теодор заявил, будто ему испортили торжество.
– О Господи! – взорвался Марк. – Если Руфус захотел завести подружку, пусть заводит. Какое до этого дело его деду?
Впрочем, их семья не была так независима от Теодора, как казалось окружающим и как бы хотелось им самим. Марк и Фрэн оказывали благотворительность тем организациям, к которым у них лежало сердце, что верно, то верно, однако счет на имя Марка был открыт его отцом. Да и загородный дом на территории, принадлежащей Картрайтам и подаренный пришедшему с войны победителем и героем Марку, в сущности, лишь наполовину можно было назвать собственностью младших Картрайтов, ибо Марк пока что владел им по доверенности, а записан он был на имя его отца.
Ровно в семь утра, минута в минуту, пунктуальный Теодор, никогда не изменявший своим привычкам, начал спускаться к завтраку. И вдруг замер как вкопанный: на пороге закрытой двери комнаты его внука с несчастным видом распластался Цезарь. Этот пес давно уже избрал Руфуса своим любимцем и, только когда объект обожания наезжал к деду и бабушке, он покидал свое место на кухонном коврике.
Если бы Руфус находился сейчас в своей комнате, Цезарь ни за что не лежал бы у его двери. Вывод прост: пес его ждал, следовательно, внук не ночевал дома. И это в праздничные дни!
Решив проверить, Теодор распахнул дверь в комнату Руфуса. Никого, кровать не тронута. Понятно, он провел ночь с той девчонкой, которая дерзнула потревожить их за столом в столь торжественный день…
В столовой Теодора уже ждала Лючия, не сомкнувшая глаз в ожидании внука. То, что она встала так рано, говорило о многом.
– Я решила, что в такой день можно забыть о щадящей диете, и приказала подать яйца с беконом. Ты не против, дорогой? – ровным тоном произнесла она.
Горничная тем временем поставила перед Теодором аппетитно пахнущую тарелку.
– Зачем же начинать утро с греха? – проворчал он и резким движением отодвинул от себя тарелку. – Что-то у меня сегодня начисто пропал аппетит.
Горничная вопросительно взглянула на хозяйку и, получив утвердительный кивок, безмолвно убрала тарелку.
– Будьте добры, – обратилась к ней Лючия, – принесите господину Картрайту стакан грейпфрутового сока.
– Этой ночью Руфуса не было дома, – подозрительно спокойным голосом сказал Теодор. – Хотелось бы знать, что это за девица, осмелившаяся прервать наш ужин.
– По-моему, ее зовут Джина О'Коннор.
– Может, ты возьмешь на себя труд выяснить о ней кое-что помимо ее имени?
– Конечно, милый, – спокойно ответила Лючия, – я позабочусь об этом. Ни о чем не беспокойся.
И они обменялись понимающими взглядами. Такое взаимопонимание вырабатывается в течение долгой совместной жизни. И каждый из них знал: дело Теодора – отливать пули, а уж его супруга будет производить смертельный выстрел.
Открыв дверь своим ключом, Руфус тихо прошел на кухню, чтобы через черный ход подняться по лестнице к своей спальне. Вот сейчас он примет душ, освежится и войдет в столовую как ни в чем не бывало. Однако на его пути стоял дворецкий, внимательно вглядывающийся в светящееся радостью лицо Руфуса.
– Доброе утро, господин Руфус. Ваши бабушка и дедушка сейчас завтракают. Не желаете ли к ним присоединиться?
– Благодарю, Алек, – широко ухмыльнувшись, ответил Руфус. – Я немедленно сяду за стол.
Камин в огромной столовой потрескивал сосновыми поленьями.
Руфус, как обычно, запечатлел легкий поцелуй на щеках бабушки и деда, после чего счел необходимым отметить:
– Что-то ты сегодня рано поднялась, бабуля. Плохо провела ночь? Должен признаться, я и сам устал.
– Вот-вот, – подтвердила Лючия, не поворачивая головы к мужу. – Я сразу почувствовала, что с тобой что-то неладно. Что случилось, милый?
– Один из моих друзей по университету попал в беду, – сказал Руфус, сам себе удивляясь, насколько легко с его губ слетела ложь. – Попросил свою подружку позвонить мне, чтобы я помог вытащить его. Мне не хотелось портить наш праздник, но, сами понимаете, что оставалось делать?
– Как я понимаю, ты решил проблему? – холодно поинтересовался Теодор.
– Ну, кое-что пришлось предпринять, – покачав головой, солгал Руфус. – Парень попал в неприятную историю, он просто слишком сильно хмелеет. – Единым залпом осушив стакан апельсинового сока, Руфус добавил: – Ну теперь-то я уверен, что спас еще одну заблудшую душу.
– Рад, что ты оказался на высоте, сынок, и исполнил свой долг с честью, – с улыбкой произнес Теодор. – Только так и надо обращаться с друзьями.
– Я не сомневался, что ты так скажешь, дед. – Руфус с облегчением вздохнул.
Не назвать имени попавшего в беду друга было, естественно, делом чести благородного семейства, и разговор плавно переключился на новый проект Теодора – вложить деньги в кафедру астрофизики Бриджуотерского университета.
Часы посещения кончились, но Джине удалось убедить администрацию больницы, что, кроме нее, у Кейт во всем штате никого нет, и ей позволили наконец пройти в палату. Теперь Джина молча сидела и смотрела, как в вену подруги из капельницы поступают кровь и физиологический раствор.
Не в силах сдержаться, она взяла свободную от трубок руку Кэти в свою и едва не лишилась чувств. На запястье Кэти, которое было сейчас белее лилии, пульс не прощупывался. Рот Джины мгновенно пересох. Нет, все нормально, грудь подруги ритмично вздымалась – вверх-вниз, вверх-вниз. Но все-таки что-то случилось, Джина это чувствовала. Опрокинув стул, она бросилась в коридор, чтобы вызвать сестру.
В считанные секунды у кровати Кейт оказалась сестра Осборн. Джине, молча наблюдавшей за неподвижным телом подруги, ее безжизненным лицом, вдруг неожиданно показалось, что все окружающее как-то совершенно нереально.
Сестра подняла голову и ободряюще улыбнулась Джине.
– С ней все будет хорошо, – твердо сказала она, – выкарабкается. Нужно признать, что ваша подруга – очень счастливая женщина, ей крупно повезло. – Она поправила капельницу. – Еще чуть-чуть, и все могло бы плохо кончиться.
Джина едва не бросилась ей на шею, но вовремя сдержалась.
– Значит, Кэти не умрет?
– Бедная девочка! – сочувственно вздохнула сестра Осборн. – Не самое легкое время для вас, да? Пришлось понервничать. Ну ничего, все уже позади. – Наклонившись к больной, она властно проговорила: – Ну-ка, Кейт, поздоровайтесь с подругой. Скажите ей, что все в порядке!
Удивительно, но глаза Кэти открылись. На мгновение. Потом ресницы снова опустились.
– Видите? – Сестра удовлетворенно улыбнулась. – Дела идут неплохо, так что не стоит волноваться.
– Меня зовут Джина О'Коннор, и я от всей души вас благодарю, – с жаром выпалила девушка.
Некоторое время сестра изучала ее внимательным взглядом, а потом тихо произнесла:
– Трудно быть женщиной… И так будет всегда. – Белоснежным видением она направилась к выходу, у самой двери обернулась и добавила: – Но все-таки дело стоит этих мучений.
День тянулся томительно долго. Джина не отходила от кровати Кейт, и та наконец заговорила, вернее, зашептала:
– Обещай, что никому-никому никогда об этом не расскажешь.
– Но я же тебе поклялась, помнишь?
– Я хочу услышать еще раз!
– Обещаю…
– Нет, скажи так: «Пусть Бог покарает меня, если я когда-нибудь выдам эту тайну».
Выхода не было. С тяжелым сердцем Джина повторила клятву.
Кейт слабо улыбнулась и снова погрузилась в сон.
«А ведь я ее предала, – удрученно думала Джина, вглядываясь в бледное лицо подруги. – Все рассказала Руфусу. Но что же было делать? И вообще, если вдуматься, именно Руфус спас жизнь Кэти… Как же это все тяжело!» Ей бы сейчас раскаиваться в том, что она нарушила обещание, но вместо этого Джина ощущала радостное возбуждение. И великое облегчение.
Глава 31
Для начала мая стояла небывалая жара. Даже после захода солнца в воздухе ощущался влажный зной.
Тина Риццоли, совершенно голая, лежала на кровати, тщетно пытаясь разглядеть кончики пальцев, невидимые из-за огромного вздувшегося живота. Она только что вернулась домой после визита к брату, находившемуся в госпитале Святого Луки.
По пухлым щекам женщины медленно катились крупные слезы, которые она и не думала утирать. Тоскливо посмотрев на свои обвисшие, никогда не знавшие радости кормления ребенка груди, она обхватила их ладонями.
Ал умирает, обширный инфаркт не оставлял ни малейшей надежды. Доктора подключили его к какому-то аппарату, на котором высвечивались данные о работе сердца, в нос воткнули трубки, подающие кислород в легкие.
Была единственная ниточка, связывавшая Ала с жизнью, – его дочка, которую он то и дело вспоминал.
– Девочка моя, милая, чудная девочка… – Впиваясь глазами в сестру, Ал захлебывался слезами. – Верни мне ее, пожалуйста, верни. Тогда я смогу умереть спокойно.
– Да не умираешь ты, чего завел эту песенку?
– Кончай, сестрица, я знаю, что говорю. – И он дрожащим голосом потребовал вновь: – Хочу мою малышку.
На стуле перед Тиной лежало огромных размеров платье. Раньше она практически не выходила из дома, а необходимую одежду покупал Ал. А теперь вот не только приходится ездить к нему в госпиталь, но нужно отправиться к этой девчонке.
Четыре года назад Ал вернулся после встречи с ней и напугал Тину неестественно вывернутой рукой, покрытой жуткими синяками. После обращения в травмпункт выяснилось, что у него перелом. О том, что произошло, Ал ни словом не обмолвился, но Тина кое-что поняла – не дура все-таки. С тех пор, насколько она знала, брат не виделся с дочерью, но каким-то образом следил за ее жизнью. Поэтому женщина точно знала, где ее искать: в престижном Тэлботе.
Ну уж стыдиться тетки Джине не придется – в таком-то чудесном цветастом платье, какое она сегодня купила! А то, что ее так разнесло, это и вовсе ерунда. В наши дни на улицах полным-полно тучных людей. Вот только туфли подвели. Налезали ей теперь лишь мужские ботинки, выглядевшие скорее как разношенные тапки… Да, в сущности, таковыми они и являлись.
Для Джины это будет шоком. Может, она и не знает, что у нее есть тетушка.
Никогда в жизни Тина не видела брата таким беспомощным, слабым настолько, что и злиться-то на нее у него не было сил. Он только и говорил, что о своей очаровательной дочке, которой так гордился. Переполнявшая его годами ненависть куда-то испарилась, словно лопнул воздушный шарик.
Несколько последних лет Ал подрабатывал по ночам уборщиком врачебных кабинетов. Когда случился приступ, его обнаружила медсестра. Доктора сказали, что ему повезло: он валялся без сознания всего около часа. Чуть-чуть дольше и…
В глазах Тины блеснули хищные искорки. Деньги, что были найдены при Але, отдали ей, и теперь она решила распорядиться ими по своему усмотрению, да и свой запасец тоже имелся, заначка от брата, так сказать. Платье она уже купила, теперь придется потратиться на поездку к Джине.
Ох уж эти автобусы! Тина брезгливо передернула плечами. Там такие высокие ступеньки, на них так трудно забираться. А в электричках полно народу, впору задохнуться от духоты, да еще и стоять придется.
Нет, надо нанять машину, решила она, и не просто машину, а лимузин. Уж там-то наверняка есть кондиционер. Она взяла трубку и привела свой план в исполнение. Девушка на другом конце провода приняла заказ и заверила, что завтра лимузин будет ждать у подъезда.
Тина почувствовала укол совести: брат при смерти, а она радуется завтрашней поездке в шикарной машине.
Уже за час до прибытия автомобиля Тина была готова. Сидя у кухонного окна на щербатой табуретке, она так мечтательно смотрела на пожарную лестницу, словно любовалась морским пейзажем под тихий плеск набегающих волн. Наконец прибыл заказанный лимузин.
Забраться в салон Тине помог водитель, назвавшийся Джерри. Усадив ее на сиденье, Джерри забрал из рук Тины две объемистые сумки и, открыв миниатюрный бар, встроенный в дверцу, предложил выпить.
– От пива я бы не отказалась, – торопливо произнесла Тина.
– «Шлитц» или «Шлотц»?
– «Шлитц».
Однако, сделав первый глоток, Тина поняла, что явиться в такое шикарное заведение, как Тэлбот, воняя пивом, не очень-то прилично. Достав из сумочки бутылку коки, она передала шоферу стакан с пивом.
– Надо думать, в такую рань мне лучше попить коки.
Стакан он принял, но слегка раздраженно сказал:
– Зачем вам пить свою воду? Наша фирма гарантирует отличное обслуживание, мадам. Вот, возьмите эту бутылку, она по крайней мере охлажденная.
– Спасибо, – смущенно отозвалась Тина. – А теперь, может, поедем? Мне не хочется опоздать.
Машина плавно тронулась с места, и Тина откинулась на спинку уютного кожаного сиденья, от которого пахло дорогой гаванской сигарой, что навевало какую-то смутную мысль. Силясь понять, кого напоминает этот запах, она тупо уставилась в обтянутую серой форменной курткой спину водителя. Вот, нате вам, дожила. Тина Риццоли едет в шикарный колледж в дорогом лимузине с ливрейным шофером, и наняла все это великолепие на свои собственные деньги, между прочим!
Страшновато, конечно, встретиться лицом к лицу с директрисой, этой, как ее, мисс Армстронг. Мысленно Тина стала снова проговаривать заранее заготовленную речь. Вспомнился и предыдущий разговор.
Свой номер телефона она передала секретарше и сообщила, что хочет переговорить с начальницей.
– С директором колледжа, – поправила секретарша.
– Ну да, с директором, и это очень срочно.
– Есть какой-то повод?
– Повод – одна из учениц.
– Хорошо, но вам придется подождать.
У телефона пришлось сидеть довольно долго. Наконец поздно вечером раздался звонок.
– Мисс Риццоли?
– Да-да, это я. А вы мисс Армстронг?
– Полагаю, вы хотели поговорить со мной по личному делу?
– По личному и очень важному. – Голос Тины дрожал от неописуемого волнения. – Иначе я не решилась бы вас беспокоить.
– Так о чем, собственно, идет речь?
– Видите ли, нам лучше встретиться и поговорить, – доверительным тоном сообщила Тина.
– Ну хорошо, – вздохнув, сказала мисс Армстронг. – Приезжайте завтра, в половине двенадцатого.
Девушка в компании по найму машин заверила ее, что поездка до Тэлбота займет два с половиной часа, но Тина, боясь опоздать, заказала лимузин к восьми тридцати.
И вот автомобиль въехал на извилистую дорожку, ведущую к главному зданию колледжа. У Тины захватило дух. Такое ей доводилось видеть только по телевизору. Но чтобы самой переступить порог такого дома!.. Стриженые газоны, ухоженные лужайки, теннисные корты – все здесь дышало роскошью и достатком, такое просто в голове не укладывалось. Ал, рассказывая о Тэлботе, был немногословен. «Большой. Несколько сот акров» – вот и все, что он счел нужным сообщить.
Самого-то его дальше кухни не допустили, так как прибыл он в качестве посыльного. Пришлось сознаться, что ошибся адресом. Но ведь как жестоко, даже подло поступила с ним родная дочь, его кровь и плоть…
И вот теперь он умирает. И хочет одного – увидеться со своей кровинкой. Что ж, эта дрянь, какой бы ни была, должна исполнить его просьбу.
У портика машина затормозила. Водитель обошел лимузин, чтобы помочь грузной пассажирке выбраться наружу, и только тут увидел, что она прижимает к необъятной груди пластиковую сумку. Джерри попытался отобрать у нее сумку, но Тина изо всех сил вцепилась в свою поклажу.
– Это не трогайте! – взвизгнула она.
– Но, мадам, я только помогу вам выйти и тут же отдам сумку прямо вам в руки, – вежливо проговорил Джерри.
– Даже и не думай, парень! – рявкнула женщина. – О ней я сама в состоянии позаботиться!
Шофер возвел глаза к небу в безмолвном отчаянии и пожал плечами.
– Как вам угодно, мадам.
Наконец, шаркая безразмерными ботинками, Тина последовала за встретившей ее прислугой в кабинет мисс Армстронг. Не обратив ни малейшего внимания на прошипевшую что-то невнятное секретаршу, она ввалилась в кабинет.
Мисс Армстронг подняла глаза от бумаг, разложенных на столе, и встала. Окинув быстрым взглядом тучную фигуру посетительницы, директриса поняла, что стул напротив не выдержит ее веса, и потому проворно подвела Тину к старому кожаному дивану, стоявшему здесь с момента открытия Тэлбота, то есть уже лет восемьдесят, если не больше.
Тяжело плюхнувшись на потертые подушки, Тина сморщила нос. Никакого сравнения с элегантным сиденьем привезшего ее лимузина! Этому дивану место на свалке, вот что.
– Чем могу быть вам полезна? – вежливо поинтересовалась мисс Армстронг, решив не терять времени зря.
Поглаживая плотно прижатую к груди сумку, Тина сказала:
– Да вот, приехала к вам, чтобы поговорить об одной из учениц.
– Понимаю. – Бровь мисс Армстронг поползла вверх. – А имя ученицы можно узнать?
– Джина Риццоли, это моя племянница.
– Боюсь, такая у нас не значится.
– Ну хоть это вы узнаете, надеюсь, – с победным видом выпалила Тина.
Очень шустро для своей комплекции она залезла в пресловутую сумку и выудила оттуда вырезку из газеты, где Джина с Сесилией красовались у трибуны будущего президента. Передав ее ошарашенной мисс Армстронг, она достала еще одну фотографию, на которой Ал был снят с дочкой, и на щеках обоих сияли такие узнаваемые ямочки.
Мисс Армстронг, приготовившись к нападению, выпрямилась.
И вот тут-то Тина произнесла коронную речь, заготовленную накануне:
– Эта ваша О'Коннор и есть моя племянница Джина Риццоли, и отрицать это совершенно бессмысленно! – На большее ее не хватило, и Тина с торжествующим видом замолкла.
– По-моему, тут какая-то ошибка… – начала было мисс Армстронг, но Тина возмущенно ее прервала:
– Ах вот как? Ошибка, говорите? Ее папаша – мой родной брат, и он вот-вот умрет, ясно? Так и доктор сказал. Помрет, говорит, и все тут. – Всхлипнув, она вытащила из сумки огромных размеров бумажную салфетку и громко высморкалась. Толстые плечи затряслись в истерических рыданиях, пухлые ладони закрыли оплывшее лицо.
Почему-то в этот момент руки непрошеной гостьи напомнили директрисе корявые ветви столетнего дуба. Вздохнув, она произнесла:
– Я очень сожалею, что ваш брат так болен.
– Вот-вот, и на смертном одре он умоляет о встрече с дочкой. А врач так и сказал: «Идите и настаивайте на своем».
– Вы правильно сделали, что приехали сюда, – тактично сказала мисс Армстронг.
Рыдания внезапно прервались.
– Я хочу видеть Джину. И прямо сейчас, ясно? – пронзительным голосом заявила толстуха.
Мисс Армстронг честно служила на своем посту вот уже двадцать два года и прекрасно знала особенности характеров и сокровенные тайны своих подопечных. Ей совсем не хотелось вызывать в кабинет Джину, чтобы та увиделась с этой кошмарной кучей жира, благоухающей пивом и виски, которая утверждает, будто является ее родной теткой. Нелепо, конечно, нет, просто абсурдно, что подобная особа может быть кровной родственницей воспитанницы такого великолепного заведения, как Тэлбот! Кстати, подумала мисс Армстронг, надо бы поставить об этом в известность мать девушки.
– К сожалению, при первом нашем разговоре вы не назвали имя девушки, – стараясь сдерживать раздражение, проговорила директриса, – а теперь я должна вам сказать, что ее нет в колледже. Она в лагере в штате Колорадо.
– Ну так созвонитесь с ней и дайте знать, чтобы она немедленно мчалась сюда. Тетка, так и скажите, желает ее видеть;
– Да, я, безусловно, так и поступлю, – улыбаясь, заверила гостью мисс Армстронг. – Будьте так любезны, оставьте номер вашего телефона, и мы известим вас, как только ребята вернутся из лагеря. Это будет сегодня ближе к вечеру.
– Ну да, ну да, – каким-то странно угрожающим голосом подтвердила Тина, едва не тыча фотографию Джины и Сесилии в лицо директрисы. – Вот они обе тут, на этой фотке, так-то мой братец ее и опознал, доченьку свою дорогую. А ведь не виделся с ней целых десять лет! – Она снова всхлипнула. – С кровиночкой своей! Ну вот, явился, значит, к ней в среду. Весь следующий день ходит такой счастливый, так и светится, а сам собирается снова к ней на свиданку. И тут, – она в полном негодовании хлопнула себя по колыхающимся бедрам, – появляется какой-то легавый. – Голос Тины упал и стал доверительным, словно она рассказывала что-то весьма сокровенное лучшей подруге. – Ну, прикиньте, что сделал этот легавый? Избил Ала так, что сломал ему руку, вот что. А вызвала этого типа сама дочка, так-то. А теперь мой брат валяется на больничной койке и того и гляди отдаст концы.
– Да, я понимаю, – тихо произнесла мисс Армстронг, потом встала и протянула руки к Тине, чтобы помочь ей подняться с места.
– А вот обстановочку вы могли бы и обновить, – сморкаясь, заметила Тина. Бросив оценивающий взгляд на кабинет директрисы, она протянула ей фотографии. – Это оставьте у себя, вам они еще понадобятся.
– Э-э, благодарю, это очень мило с вашей стороны.
– Не думайте, у меня есть негативы, а то ни за что не отдала бы такое в ваши руки, – заверила ее посетительница.
Проводив Тину до ожидающего ее лимузина, мисс Армстронг вернулась в свой кабинет и принялась изучать фотографии. Строгое и обычно спокойное лицо директрисы прорезали сосредоточенные морщинки: на оставленном снимке сходство отца и дочери было явным. Перехватив фотографии эластичной лентой, мисс Армстронг засунула их в тридцатитомное издание Оксфордского словаря.
Что же теперь делать?
С подобными обстоятельствами ей еще не приходилось сталкиваться. Однако выход все-таки есть, надо встретиться с матерью Джины – Сесилией О'Коннор.
