Текст книги "Время любви"

Автор книги: Ширли Эскапа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)

Глава 32

В сложившейся ситуации мисс Армстронг меньше всего хотелось беспокоить мать Джины, но делать было нечего. Она набрала номер телефона и, тщательно подбирая слова, медленно произнесла:

– Миссис О'Коннор?

– Да, я вас слушаю.

– Это мисс Армстронг из Тэлбота. Джина чудесная ученица, и нам всем будет ее очень недоставать, когда она уедет в Редклифф.

– Спасибо за такие слова, – звенящим от гордости голосом сказала Сесилия.

– Однако, если это возможно, мне бы хотелось встретиться с вами, и как можно скорее, миссис О'Коннор. Не могли бы вы приехать сюда?

– С Джиной что-то случилось? Она здорова?

– Конечно, здорова. Уверяю вас, с ней все в порядке. И все здесь очень ею довольны.

– А она знает, что вы вызываете меня в колледж?

– Нет, ей об этом неизвестно. Я… как бы это сказать…

– Умоляю, мисс Армстронг, скажите, в чем дело? – Голос Сесилии задрожал. – Ведь просто так вы бы не позвонили.

– Мне хотелось бы переговорить с вами наедине.

– Так я и знала! С Джиной что-то случилось!

– Да нет же, с ней все в порядке.

– Тогда вы не стали бы мне звонить, мисс Армстронг, я же понимаю. Я, конечно, немедленно приеду, но намекните хоть словечком, в чем проблема!

Мисс Армстронг вздохнула и быстро произнесла:

– Сегодня утром меня посетила женщина, назвавшаяся Тиной Риццоли. Довольно неприятная особа. Сказала, что ее брат, Ал Риццоли, лежит при смерти в больнице и желает видеть Джину.

– Господи! – выдохнула Сесилия.

– А еще она привезла с собой фотографии. Они сейчас у меня.

– Все ясно, я сейчас же еду к вам, – безжизненным голосом произнесла Сесилия. – Джина знает о том, что случилось?

– Пока нет. Я хотела сначала поговорить с вами.

Как всегда в трудную минуту, Сесилия обратилась за помощью к лучшей подруге. Мириам приехала немедленно.

– Не знаю, как бы я справилась без тебя, – сказала Сесилия, глядя на нее огромными глазами, полными слез.

– Ну куда я от тебя денусь, малышка? Садись-ка скорее в машину, и поедем.

Эти две женщины были так близки, что особых слов не требовалось. Какую-то часть пути они проехали в полном молчании, а потом Сесилия тихо пробормотала:

– Я всегда знала, что он нас найдет, мне только почему-то не приходило в голову, что сделает он это на смертном одре…

– Да, малышка, все это действительно неприятно, что уж тут говорить…

Сесилия обхватила себя руками, как делала всегда в трудные минуты.

– Сначала Джина узнала, что Майк – не ее родной отец, а теперь еще обнаружит родство с чудесной тетушкой…

Мириам только тяжело вздохнула. Что тут сказать?

– И все эта чертова фотография в газете, – убитым голосом продолжала Сесилия. – Директриса сообщила, что Тина оставила вырезки у нее…

Наконец Мириам припарковала машину у подъезда главного здания Тэлбота. Проходя по широкому коридору, она еще раз спросила:

– Слушай, девочка, ты действительно хочешь, чтобы я присутствовала при вашем разговоре?

– Да, очень хочу.

– По-моему, мы приехали немножко раньше, чем она назначила.

– Какая разница? Я сказала, что приеду, как только смогу.

И снова в кабинете мисс Армстронг появились посетительницы. Мать Джины и еще какая-то дама, звенящая браслетами.

– Бога ради, извините, что врываюсь к вам, но Сесилия – моя лучшая подруга.

– Какая ерунда! – Мисс Армстронг радушно улыбнулась. – Дружбу, настоящую, искреннюю, я всегда ценила больше всего на свете.

Беседа потекла своим чередом.

– Святая Дева Мария! – обхватив голову руками, твердила Сесилия. – Столько лет Джина не видела отца, а тут вдруг он предстанет перед ней на смертном одре! Что же с ней после всего этого будет? Такое потрясение для девочки!

– Теперь вы понимаете, почему я вам позвонила. Хотела с вами посоветоваться, ведь ситуация складывается довольно напряженная.

– Это мягко сказано, – скорбно качая головой, вставила Мириам.

– Выбор решения, конечно, остается за самой Джиной, – продолжила мисс Армстронг, словно не слыша слов Мириам.

– Значит, нам надо ей рассказать? – ужаснулась Сесилия.

– Иного выхода, как мне кажется, у нас нет, – твердо проговорила директриса.

– Но если вы намерены все рассказать Джине, – звенящим от волнения голосом вмешалась Мириам, – значит ли это, что вы заодно посоветуете ей отправиться в больницу?

Через час, после долгих и жарких дебатов, было решено, что поставить Джину в известность о тяжелом состоянии ее отца просто необходимо. Узнав о том, что он при смерти, Джина непременно поедет в больницу. Мириам, правда, с последним выводом не согласилась.

– Да ни за что на свете ее туда не вытащить, вот увидите!

Мисс Армстронг отправила секретаршу на поиски Джины. К тому времени как девушка наконец появилась, кабинет уже успел наполниться сизым дымом от выкуренных Мириам сигарет.

– Ой, мамочка, здравствуй! Привет, Мири! – Джина подбежала к гостям и по очереди расцеловала их. – Что случилось? Что-нибудь с Кейт? – У Кейт началась депрессия, и ее отослали домой.

– Нет-нет, с Кейт все в порядке, она поправляется, – поспешила успокоить девушку мисс Армстронг. Переведя дыхание, она сказала: – Даже не знаю, как тебе сообщить…

Но тут из-за закрытых дверей донеслись возбужденные голоса.

– Говорю же вам, мисс Армстронг нельзя сейчас беспокоить! – взывала секретарша. – Вам сюда нельзя.

– Черта с два вы меня остановите! Мне нужно с ней увидеться…

В следующее мгновение на пороге возникла жирная фигура Тины Риццоли. Сесилия испустила короткий вскрик.

– Что здесь происходит? – нервно спросила Джина.

– Я твоя тетушка Тина, вот что происходит. Твой папа умирает и просит тебя приехать проститься.

– Вы моя тетя? – взвизгнула девушка. – Нет! Никогда! – И она опрометью бросилась вон из кабинета.

Чуть позже Джина снова сидела у мисс Армстронг.

– Понимаете, когда вы меня вызвали к себе, я решила, что Кейт стало хуже…

– Нет, – тепло улыбнулась директриса, – если бы с ней что-то было не так, мы бы давно об этом узнали. Плохие новости долетают быстро.

– Конечно, вы правы. Какая же я все-таки глупая!

– Но откуда же тебе было знать, по какому поводу я тебя позвала?

– Теперь я даже жалею, что не из-за Кейт… – Губы Джины скривились, из глаз потекли слезы. – Клянусь, если бы рядом со мной тонули этот человек и мерзкая крыса, я бы кинулась спасать крысу, а не его!

– А ты с ним виделась? – неожиданно спросила мисс Армстронг. – Я имею в виду – недавно?

– Да, – с мрачным видом кивнула Джина, – но я никому об этом не сказала. Ума не приложу, как вы догадались.

– Все очень просто, Джина. Я поняла, что между вами произошло, так как сама побывала в подобной ситуации. Теперь ты понимаешь, почему я смолчала при маме и ее подруге?

– И с вами такое случилось?

– Да, – сцепив перед собой руки, кивнула мисс Армстронг. Директриса никогда не проявляла привязанности к какой-нибудь отдельной ученице, но теперь вдруг наклонилась вперед и импульсивно взяла Джину за руки. Осторожно подбирая слова, она продолжила: – То зло, что встретилось на нашем с тобой пути, неизбежно. Так было и так будет. Но добро всегда побеждает зло. На себе я это уже испытала, и, поверь мне, так будет и с тобой.

Лицо Джины выражало изумление. Она медленно переводила взгляд с уставленных книжными полками стен на огромную вазу старинного хрусталя, полную цветущего дельфиниума – ему почему-то отдавали предпочтение в Тэлботе, – а когда вновь посмотрела на элегантную даму, сидящую перед ней, почувствовала облегчение и грусть.

Некоторое время они посидели в тишине, потом мисс Армстронг прервала молчание:

– Учти, девочка, никто не может принудить тебя поехать к нему.

А еще чуть позже разговор плавно перешел на подготовку к выпускному вечеру, до которого осталось всего три недели.

Мириам медленно вела машину вперед. Голова раскалывалась, поэтому разумней всего не заниматься обгонами на трассе. Начался дождь, мягкое шуршание шин по мокрому асфальту и поскрипывание «дворников» по стеклу кое-как скрашивали царившую в салоне тишину. Наконец, звякнув браслетами по рулю, Мириам произнесла:

– Мы не вправе заставлять ее ехать в больницу!

– Я понимаю, Мири, – тихо отозвалась Сесилия. – Я сама к нему поеду.

– Ты? Дорогая, ты что, рехнулась?!

– Он умирает, Мири, – просто, без аффектации сказала Сесилия. – Какой вред он может причинить мне в таком состоянии?

– Но…

– Меня совесть замучает, если я с ним не повидаюсь перед смертью. Моя мачеха Маручча всегда говорила, что человек, отказавшийся прийти к умирающему, приближает свой собственный конец.

– Но он желает видеть Джину, а не тебя.

Сесилия смутилась.

– И меня тоже, я это знаю.

– С чего ты взяла?

– Тина сказала, что Ал все время повторял, будто хочет видеть свою маленькую девочку с «Хартона», а это название того самого корабля, на котором мы впервые с ним встретились. – Она повернула измученное лицо к подруге. – Ты не можешь подвезти меня к больнице и немножко подождать?

– Вот еще глупости! Я тебя не оставлю, пойду вместе с тобой, малышка.

– Спасибо, Мири, – дрожащим от накопившихся слез голосом произнесла Сесилия. – Я знала, что ты так скажешь.

– Но прежде давай где-нибудь перекусим, не то я сейчас умру с голоду.

Когда время подошло к полуночи, мисс Армстронг нарушила ею же заведенное правило: дала Джине снотворное и сидела возле ее кровати до тех пор, пока та не заснула.

Сесилия и Мириам прибыли в больницу тоже в полночь. Тина не солгала, Ал действительно находился при смерти.

В палате было сравнительно тихо, если не считать мерного попискивания реанимационных приборов и тяжелого дыхания умирающего. Сюда его перевели всего час назад, чтобы хоть в мир иной он мог отойти в уединении.

Свет в палате притушили, но в склонившейся у кровати женщине Сесилия тут же узнала Анну, ту самую женщину, на которой Ал должен был жениться восемнадцать лет назад. Да, конечно, прошло именно столько времени, ведь Джине скоро восемнадцать.

Когда Сесилия медленно приблизилась к кровати, Анна, не издав ни звука, исчезла за дверью. В оцепенении Сесилия остановилась перед умирающим и совершенно неожиданно для себя ощутила прилив какого-то светлого чувства. Как верно она поступила, что приехала принять последний вздох человека, вдвоем с которым они вдохнули жизнь в их ребенка. Все эти годы дочкины три ямочки не давали Сесилии покоя, постоянно напоминая, что в Джине не только ее гены, но и бывшего мужа.

Теперь ей вдруг почему-то стало спокойно. Положив руку на лихорадочно горящий лоб Ала, она произнесла:

– Это я, Сесилия.

Глаза его открылись и непонимающе уставились на нее.

– Я Сесилия с «Хартона» – Она перешла на итальянский. – Ты не забыл тот корабль, на котором вернулся с войны? Он назывался «Хартон».

Едва заметное движение головы означало кивок.

Теперь, когда с лица Ала исчезло выражение ненависти и постоянной озлобленности, оно снова стало изысканным и утонченным, подумала Сесилия.

Погруженная в свои мысли, она не заметила, как в палату вошел медбрат и засуетился в ногах кровати.

– Простите, но нам надо продуть легкие.

– О да, конечно, конечно, – опомнилась Сесилия.

– И, если вы не возражаете, нам не стоит утомлять больного. – Он выразительно посмотрел на дверь. – Сейчас одного посетителя вполне достаточно, верно? Скоро сюда придет его сестра. – Раскладывая шприцы на подносе, он вздохнул. – А вы можете посетить больного завтра утром.

Завтрашнее утро для Ала уже не наступило.

Ал Риццоли скончался, его больше не касались земные тревоги.

Что же до Сесилии, то в последние часы ей удалось примириться с человеком, отравившим ее душу своей ненавистью, и лишь теперь она поняла, какой сильной была все это время ее собственная ненависть.

Глава 33

Как это ни странно, но уход из жизни человека, которого Сесилия не видела почти пятнадцать лет, стал ее искуплением, освобождением и от неправедного замужества, и от чувства греха перед церковью. Ведь по церковным канонам она все эти годы оставалась его женой, хоть и считала мужем совсем другого.

Да что там лукавить, и юридически вплоть до момента смерти Ала они были мужем и женой. Ал скончался, не оставив завещания, а из этого следовало, что его пенсия должна была теперь перейти Сесилии.

– У тебя на это все права, – разъясняла ей Мириам.

– Знаю, Мири, но мне это все не нравится.

– Только потому, что не все законное обязательно морально, – заметила Мириам, выжидая момент, чтобы сказать подруге, что Джина наотрез отказалась принять причитающуюся ей часть.

«Это грязные деньги, – заявила ей девушка чуть раньше, – настолько грязные, что их нельзя даже отдать на благотворительность. Пусть все забирает эта жирная свинья, его сестрица. Только сама поговори об этом с мамой».

Мириам решила, что сейчас самое время довести до сведения Сесилии волю ее дочери.

– Кстати, Джина хочет, чтобы вы обе отдали свою долю Тине.

– У девочки слишком щедрое сердце, она совсем не думает о будущем, – едко парировала Сесилия. – Надеюсь, ты не поощряешь ее в отказе от денег?

Не удостоив подругу ответом, Мириам продолжила:

– Ты же не ожидала от него никакого наследства, правда? Значит, особой потери и не почувствуешь.

Днем Сесилии нужно было побывать у Констанс Кортни, чтобы обшить гипюром рукава нового платья от Ива Сен-Лорана, а заодно посоветоваться, как быть. В конце концов именно миссис Кортни финансировала обучение Джины в Тэлботе.

Миссис Кортни обладала великим даром выслушивать собеседника и к проблемам Сесилии отнеслась с пониманием.

Не тратя лишних слов, она спросила:

– Ваша золовка действительно нуждается в деньгах?

– Да.

– Оставьте себе его армейскую пенсию по нетрудоспособности – до поры до времени, – последовал совет.

– До поры до времени? – озадаченно переспросила Сесилия.

– Ну конечно, дорогая, это же так просто, – улыбнулась Констанс, щелкая серебряной сигаретницей. – Пусть ее переводят в банк, а как только вам или Джине понадобятся деньги, воспользуйтесь ими.

Наконец обучение в Тэлботе подошло к концу. В мае, перед выпускным вечером, Джине все время казалось, что ее жизнь складывается из каких-то крохотных сегментов, требующих от нее невероятного напряжения сил. Тут тебе и обязанности старосты класса, и режиссирование школьным спектаклем…

Однако все дела разрешались сами собой, и разрешались успешно, словно ее действиями кто-то управлял.

– Не понимаю, как у тебя все получается! – с ноткой зависти в голосе спрашивала ее Кейт. – И выглядишь прекрасно, и улыбка не сходит с лица, и никакого волнения…

– Впереди так много интересного! – пылко отвечала Джина. – Знаешь, я чувствую, что только сейчас начинается моя настоящая жизнь!

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Глава 34

Еще до выпускных экзаменов Руфус оговорил за собой право на отдых в фамильном коттедже Картрайтов, расположенном в Адирондаке, в довольно дикой местности, однако недалеко от Бальзама – небольшого городка к северу от озера Саранак-Лейк.

Своими планами на лето Руфус поделился с дедом. Теодор Картрайт всегда был убежден, что они с внуком очень близки, и даже как-то рассказал ему, что первые несколько лет после женитьбы никак не мог избавиться от грешков молодости и при первой же возможности приударял за красивыми женщинами, из которых составил целую коллекцию.

Если бы Руфус сообщил, что собирается ехать в Адирондак с девушкой, Теодор не только порадовался бы, но и зааплодировал обеими руками. Но тот, всеми силами скрывая от окружающих существование Джины, объяснил, что хочет вместе с друзьями – Джоном Тайером и Клайдом Бартлеттом – немного порыбачить и отдохнуть на природе. Так или иначе, в коттедж был послан слуга Джим Хокинс, чтобы проветрить дом и навести порядок к приезду гостей.

Итак, впереди две чудесные недели наедине с Джиной – целых четырнадцать дней и четырнадцать ночей! Представить только, он будет просыпаться по утрам и видеть рядом любимую! А пока что мысли о том, как они будут заниматься любовью, не давали Руфусу спать по ночам. Ведь Джина совсем еще девчонка, и восемнадцати-то нет, а сумела полностью завладеть всем его существом.

Что же в ней есть такое, что отличает ее от всех предыдущих женщин в его жизни? Да все очень просто: помимо быстрого, пытливого ума и фантастической красоты, она обладала сильным характером и уверенностью в себе, какие ему еще не встречались. От нее исходила энергия такой же силы, как от вспыхнувшей молнии, и в то же время она умела быть тихой и ласковой, как ее удивительный смех.

Иногда Руфусу казалось, что Джина очень похожа на его бабушку Лючию, но, когда он вспоминал, как бесстрашно и яростно она отдавалась ему в первую ночь, сходство моментально пропадало. Глупости, между ними ничего общего, две совершенно разные женщины.

В 1963 году, когда вовсю шла сексуальная революция, многие женские проблемы решались сами собой. Джина купила противозачаточные таблетки. Сперва она думала посоветоваться с Мириам – как-никак та была фармацевтом, – но потом отказалась от этой мысли, поскольку, как и Руфус, не хотела открывать тайну их связи.

Джина тоже солгала насчет поездки. Сказала матери, что едет в Адирондак с Гарриет Сандерс и Моникой Кэнфилд. Все трое вместе поступали в Редклифф, поэтому Сесилия не стала возражать: девочкам надо узнать друг друга получше. Естественно, телефона в коттедже не было, и посему Джина обещала матери звонить через день и с тем отправилась в Нью-Йорк, где должна была встретиться с Руфусом.

Машину он вел медленно, чтобы Джина могла полностью насладиться красотами пейзажа. От вида величественных гор и прозрачных озер захватывало дух. Доехав до коттеджа, они не сговариваясь остановились на веранде и огляделись вокруг. Поросшие густой растительностью скалы отвесно вздымались в небо. Они были вдвоем посреди этой первозданной красоты, и от сознания этого на душе становилось спокойнее.

Так, не произнеся ни единого слова, они отправились в просторную спальню, где их поджидала большая двуспальная кровать. И так же безмолвно слились друг с другом – медленно, нежно, отдавая себя целиком, – а потом одновременно воспарили во вспыхнувшие фейерверком небеса, куда унес их волшебный ураган страсти.

Позже, ощутив чудовищный голод, прямо голышом отправились на кухню и перекусили хлебом с сыром, запивая все это холодным вином, которое предусмотрительно захватил с собой Руфус.

– А знаешь, – сладострастно потягиваясь, произнесла Джина, – мне и в голову не пришло запастись провизией. – У меня в мыслях было лишь одно…

– Что же? – спросил он, прекрасно зная ответ.

– Как мы с тобой будем заниматься любовью.

От этих слов, хоть он и ожидал их услышать, к глазам Руфуса подступили неожиданные слезы. Он поднялся, подошел к Джине и, прижавшись лицом к ее высокой упругой груди, нисколько не стесняясь, дал волю своим эмоциям.

Ее реакция последовала моментально. Склонив к нему голову, Джина запустила пальцы в густую каштановую шевелюру Руфуса, и через мгновение они уже плакали вместе, охваченные каким-то странным, невесть откуда взявшимся внутренним ощущением, что ничего хорошего в дальнейшем их не ждет.

Когда оба успокоились, Руфус сказал:

– Через месяц мне исполнится двадцать один год. И я хочу жениться на тебе.

– Знаю, – чистым, сильным голосом отозвалась Джина. – Я знаю, что ты хочешь на мне жениться.

– Я не так выразился. Я женюсь на тебе!

– Думаю, твоя семья не придет в восторг от такого решения. К чему им дочь швеи и падчерица садовника, когда они с легкостью найдут для тебя куда более достойную невесту?

– Вздор, – отрезал Руфус.

Джина промолчала, только бросила на него откровенно лукавый взгляд.

– Мне совершенно безразлично, что они подумают, – выдержав паузу, заявил он.

На следующий день они отправились на прогулку. Руфус с удовольствием показал Джине несколько живописных прудов с уютными бухточками, потом привел к своему любимому колодцу, и они напились чистейшей ледяной воды. Джина призналась, что такую воду пьет впервые в жизни.

– А вот мне, представь, довелось испить из более чистого источника.

– И что это за источник такой? – поинтересовалась Джина.

– Ты. С тобой не сравнить никакой колодец в мире.

Он обнял ее, уста их слились в поцелуе, а тела зажглись огнем желания. Руфус отнес девушку в тень сосновой рощи, и там, на мягком ковре из хвои, окруженные душистой россыпью грибов, они любили друг друга так жадно, так яростно, словно другого такого случая им могло больше не представиться.

Когда они вернулись домой, в небе уже появилась луна. Джина приготовила яичницу на тостах. Они с аппетитом поели, сокрушаясь, что придется ехать в ближайший магазин за провизией.

– Погоди-ка, – вдруг воскликнула Джина, – мы ведь можем наудить рыбы!

– Верно! Будем удить на мух.

Рыбалка удалась на славу: они поймали несколько радужных форелей, а по пути домой насобирали грибов. Потом Джина вспомнила, что еще ни разу за эти дни не звонила матери, и Руфус отвез ее в Хиллтопс. Наврав с три короба Сесилии, Джина не ощутила никакой вины.

И все-таки на четвертый день им пришлось выбраться в магазин. Накупив всяческих круп, соусов и консервированных фруктов, они решили не покидать больше свой маленький рай, ну разве только для того, чтобы сделать очередной звонок Сесилии. Нагруженные свертками, они собрались уже уходить, как вдруг Джина вспомнила, что они забыли купить свечи.

– Ладно, жди меня тут, а я сейчас быстренько их принесу, – беспечно бросил Руфус, укладывая свертки у ее ног.

Ох уж эти свечи! Если бы не пришлось за ними возвращаться, они бы уже находились милях в пяти от магазина в Бальзаме и не столкнулись бы нос к носу с сенатором Диком Пауэллом и его супругой – старинными друзьями Лючии и Теодора. Чета Пауэлл узнала Руфуса как раз в тот момент, когда он, передав пакет со свечами Джине, нежно поцеловал ее в губы.

– Э-э, да это же Руфус Картрайт! – воскликнула Вероника Пауэлл. – Ваш дедушка говорил, что вы будете в этих местах с… – Тут она осеклась, осознав, что Руфус приехал только с этой девушкой и никаких гарвардских друзей с ним нет.

Нарушив возникшую неловкую паузу, Руфус с гордостью произнес:

– Сенатор Пауэлл, миссис Пауэлл, разрешите представить вам мисс Джину О'Коннор.

– Рады познакомиться с вами, мисс О'Коннор, – сказал сенатор.

– Ну, раз уж мы так неожиданно встретились, давайте выпьем кофе или по кружечке пива, – предложила Вероника, кивнув в сторону маленького ресторанчика, примыкающего к магазину.

Отказаться было неудобно, и уже через несколько минут все четверо, обжигаясь, пили крепчайший кофе, которым славился ресторан. Разговор сначала шел о Редклиффе и Гарварде, а потом каким-то образом перескочил на президента Кеннеди.

– А я участвовала в его предвыборной кампании, – невинным голоском сообщила Джина.

– Неужели? А известно ли вам, что Джон Кеннеди был единственным сенатором от демократов, кто не голосовал за резолюцию в осуждение сенатора Джозефа Маккарти? – ледяным тоном поинтересовался Пауэлл.

– Нет, сэр, – тут же вступил Руфус, – мы об этом ничего не знали.

– Наш президент вложил три тысячи долларов в кампанию Маккарти в 1952 году… – настойчиво продолжал сенатор.

– Сенатор Пауэлл – республиканец, – пояснил Руфус Джине.

– Вы давно уже тут? – живо спросила миссис Пауэлл, чтобы сменить опасную тему.

– Четыре дня, – ответила Джина.

– И надолго думаете остаться?

– О, нас ждут еще десять чудесных дней, – с улыбкой произнесла девушка.

– Ах, как это прекрасно! Нам с мужем ни разу не удавалось выбраться сюда на две недели! – В голосе мисс Пауэлл зазвучала неподдельная зависть.

– Знаете, я впервые в этих местах, – сияя глазами, заявила Джина, – и буквально влюбилась в здешние красоты.

* * *

– Лучше бы мы с ними не встречались, – отъезжая от ресторана, сказал Руфус. – Но тут уж ничего не поделаешь.

Лицо его напряглось, голос звучал жестко.

– Тебе неприятно, потому что тебя увидели вместе со мной? – прямо спросила Джина.

Вопрос остался без ответа. Уж Руфус-то нисколько не сомневался, что едва миссис Пауэлл доберется до телефона, как тут же позвонит его бабушке, чтобы сообщить сенсационную новость. Однако, слушая болтовню Джины о том, как она была потрясена, узнав о связи Кеннеди с сенатором Маккарти, скоро отвлекся от нехороших предчувствий.

Даже не распаковав покупки, миссис Пауэлл бросилась к телефону. Сенатор нахмурился.

– Неужели необходимо звонить так срочно?

– А почему бы и нет? – огрызнулась супруга. – Мне не терпится рассказать Лючии, что мы видели невесту ее внука. Она имеет право об этом знать, между прочим.

– Ох уж эти женщины! – проворчал сенатор, неодобрительно качая головой. – Парень приехал отдохнуть с девушкой, и на тебе – она уже его невеста!

– Да ты просто слепец! Неужели ты не заметил, что Руфус безумно влюблен? – Она мечтательно вздохнула. – Ах, надо обязательно сообщить обо всем Лючии.

Сенатор передернул плечами: теперь ее уже не остановить. Любая попытка в этом направлении только усилит ее стремление поделиться последней новостью – или сплетней. К тому же девушка – сторонница Кеннеди, значит, ее вообще не стоит принимать во внимание. Умом она, конечно, не обижена. А вот интересно, вяло размышлял сенатор, из каких это она О'Конноров? Вероятно, из семьи того, кто занимается нефтью, решил он. После чего, подобно Руфусу, выбросил встречу с молодыми людьми из головы.

– Лючия, дорогая! – воскликнула миссис Пауэлл, когда их наконец соединили. – У нас была такая неожиданная встреча сегодня, что я просто не могла не позвонить.

На том конце провода Лючия покачала головой и улыбнулась своей спокойной, величавой улыбкой. Такова уж Вероника Пауэлл, сплетница из сплетниц, этого у нее не отнять.

– Я слушаю тебя. Кого вы там сегодня увидели?

– Будущую жену твоего внука! – С оживившимся лицом миссис Пауэлл быстро затараторила: – Конечно, они еще слишком молоды, и он, и она, но такую старую лису, как я, не обманешь, они без ума друг от друга. Как говорили когда-то, уже слышны свадебные колокола.

– Вероника, дорогая, не могу взять в толк, о чем ты говоришь.

– Не о чем, а о ком. О Руфусе, о ком же еще? И о его девушке, Джине О'Коннор. Потрясающая красотка, должна признаться, такое открытое, честное лицо. – Переведя дыхание, Вероника переключилась на излюбленную тему – о своей невестке. – Ах, если бы мой дурачок Гордон нашел себе такую же стопроцентную американскую девушку вместо этой невежественной иностранки…

Эту историю Лючия знала наизусть.

– Ты сказала – Джина О'Коннор? – прервала она подругу.

– Ты уже с ней встречалась? Дик считает, что она из семьи нефтяных О'Конноров. Умненькая девочка. Кстати, поступает в Редклифф.

Сохраняя самообладание, Лючия произнесла:

– Спасибо, милая, что сообщила мне вести о Руфусе. Но о свадьбе говорить рано, Руфусу еще нет двадцати одного года. К тому же ты всегда говорила, что он похож на своего деда. Так вот, я уверена, что Руфус не женится до тридцати.

– Ты же знаешь, я никогда с тобой не спорю, Лючия, но от общения с этими детьми я даже сама помолодела. Они так влюблены и так подходят друг другу, это какое-то чудо!

Когда разговор подошел к концу, Лючия откинула голову на спинку высокого кресла. Виски заломило. Джина О'Коннор… Кто же это такая? Как Лючия ни напрягала память, вспомнить не удавалось. Между тем голова болела все сильнее, словно кто-то невидимый сжимал ее.

Лючии Картрайт исполнилось шестьдесят четыре года, она долгие годы была супругой президента «Картрайт фармацевтикалс», но никакая сила не могла заставить ее принять болеутоляющие таблетки. Вместо этого она поднялась с кресла и направилась в оранжерею, чтобы срезать зеленый салат к обеду.

Как приятно, думала она, принести в дом свежие овощи или цветы, особенно на такие семейные праздники, как День благодарения, или Рождество, или чей-либо день рождения. Стоп! На последний День благодарения она принесла из теплицы свежую клюкву…

Секатор упал на пол.

Лючия вспомнила.

Джина О'Коннор! Та самая, которая вытащила из-за праздничного стола Руфуса. Она еще намеревалась навести справки об этой особе, об этом попросил Теодор, но все откладывала расспросы, а потом и вовсе забыла о девушке.

Ладно, еще не поздно. Не может быть и речи о том, чтобы Руфус женился в двадцать один год, даже на самой прекрасной девушке из самой респектабельной семьи.

Мальчик еще так молод!

К тому же в семье Картрайт разводы не приняты. Такого еще не случалось.

Час спустя у Лючии состоялась приватная беседа с шефом службы безопасности «Картрайт фармацевтикалс». И уже вечером в Адирондак отправился неприметно одетый человек, целью которого являлось фотографирование безмятежно отдыхающей на природе парочки.

Ровно через два дня инспектор принес Лючии кипу фотографий, некоторые из которых он потрудился увеличить. На одной из них Джина одной рукой держала удочку, а другой – ладонь Руфуса. Совершенно непонятно, каким образом агенту удалось заснять их, так как оба смеялись прямо в объектив. Лючию потрясло выражение лица внука – полное, безмятежное счастье. Захотелось порвать фотографию, но она не решилась. После долгих раздумий Лючия просто перевернула ее изображением вниз – только бы не видеть!

С этого момента Джиной всерьез заинтересовались.

Две недели подошли к концу. Быстро, слишком быстро… Руфус отправился в Монте-Карло, чтобы присоединиться там к своим родителям в «Отель де Пари» на десять дней, после чего он должен был ехать в Женеву на совещание дочерней фирмы «Картрайт фармацевтикалс». Все вместе это должно было продлиться полтора месяца.

Это было первое задание Руфусу, и выполнить его следовало достойно. Только как же это сделать, когда голова полна любовью?

И снова Руфус и Джина стали закидывать друг друга письмами. Марк и Фрэн быстро поняли, что у сына появилась какая-то серьезная пассия, иначе он не ждал бы с таким нескрываемым нетерпением очередного письмеца. Наконец Джина прислала ему гранки журнала, где ее фото красовалось на первой странице обложки; и только тогда Руфус решился рассказать о ней родителям – просто не мог удержаться, чтобы не похвастаться такой красавицей.

– Когда мне исполнится двадцать один, вы обязательно с ней встретитесь, – с гордостью произнес он.

– А зачем ждать, сынок? – поинтересовался отец.

Щеки Руфуса подозрительно зарделись.

– Ну, всему свое время, отец.

– Ничего, нас это вполне устраивает, – ласково заверила сына Фрэн. – Мы подождем.

– Очаровательная девушка, – сказала она мужу, когда Руфус вышел из комнаты. – Джина О'Коннор… Это из тех, что занимаются нефтяными буровыми?

– Представления не имею, – задумчиво протянул Марк. Потом взял оставленный Руфусом журнал и вгляделся в фотографию. Стройная фигурка, загадочная улыбка на чувственных губах надолго приковала его взгляд. – Кого-то она мне напоминает, – озадаченно проговорил он наконец. – Только вот кого, черт побери?