Текст книги "Время любви"
Автор книги: Ширли Эскапа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)
Глава 75
Марго Хант все еще была очень слаба после своей болезни, и Джина по-прежнему ходила для нее за продуктами, отдавая ей полный отчет в своих тратах.
Въехав в новую квартиру, Джина перешла на вегетарианскую диету, но в один холодный осенний день, зайдя в магазин за итальянскими артишоками, увидела на прилавке аппетитный кусок копченого лосося и решила угостить соседку деликатесными сандвичами.
Когда все было готово, Джина уложила сандвичи на поднос и отправилась к Марго. Еще с порога она услышала мужской голос и уже хотела уйти, решив, что к Марго заглянул кто-то из ее бывших учеников.
– Нет-нет, дорогая, входите, я хочу познакомить вас со своим племянником Хью Дженкинсом. Он только что вернулся из Венеции… О, да вы принесли такую вкуснятину! Хью, это Джина.
Едва Джина появилась в дверях, Хью поднялся со стула, а после того, как Марго представила их друг другу, шагнул к ней и пожал протянутую руку.
– Вы, должно быть, миссис Гибсон. Тетушка Марго рассказывала о вас столько хорошего.
– О, Джина относится ко мне совсем как добрая мамочка, несмотря на мой возраст.
– Ну не стоит преувеличивать, – сухо рассмеялась Джина, а потом едва слышно пробормотала: – Я и собственной дочери не была доброй матерью…
– Что вы сказали, дорогая? – переспросила Марго.
– Да так, ерунда. – Джина повернулась к Хью. – Ваша тетушка тоже говорила мне о вас. Я даже знаю, что вы дописываете книгу о разносторонних методах терапии. – Она улыбнулась. – Марго очень гордится вашими успехами.
– Я в курсе. Знаете, я страшно избалован.
– А вот у меня никогда не было тети, – задумчиво произнесла Джина, и вдруг в ее памяти всплыл отталкивающий образ разжиревшей Тины, той самой тетки, которая лишь однажды мелькнула на ее горизонте. – Я… – Она запнулась и быстро переменила тему: – Пойду поставлю чайник.
– Я сам займусь этим, а вы присядьте и отдохните, – заявил Хью.
За чаем он увлеченно рассказывал о Венеции, о знаменитом мосте Вздохов, по которому осужденные направлялись в тюрьму из Дворца дожей и бросали последний взгляд на канал. Потом разговор зашел о цветах, и Хью сказал:
– А вы, как я слышал, стали великолепно разбираться в сортах роз, миссис Гибсон.
– Зовите меня просто Джиной.
У Хью был очень красивый тембр голоса. К тому же Джина уже достаточно долго прожила в Англии, чтобы различить утонченный выговор выпускника привилегированного частного учебного заведения. Этот человек ей импонировал.
– Скажите, а вы любите театр? Вы выбрали Челси, потому что здесь неподалеку театр «Ройял-корт»?
– Да, наверное.
А действительно, почему она выбрала Челси? Видимо, из-за кажущейся уединенности и в то же время близости от деловой магистрали?..
– Скоро премьера нового спектакля, – сообщил Хью, – и если вы, дамы, захотите составить мне компанию…
– Думаю, мне пока не стоит рисковать, – заметила Марго. – Может, как-нибудь попозже, в субботу, а?
– Нет, тетушка, не получится. До конца года я по субботам дежурю в больнице. Но вы-то, Джина, сходите со мной?
– С удовольствием!
– Вот и прекрасно! Я закажу билеты на следующий вторник.
Джина одевалась перед выходом в театр, и задумчивая улыбка не сходила с ее лица. Кто это там отражается в зеркале? Неужели Джина Гибсон?
А может, Джина Риццоли О'Коннор Гибсон?
Теперь ее вряд ли узнает кто-нибудь из той, прежней жизни. Даже родная мать пройдет мимо, повстречайся она ей на улице в толпе прохожих.
Джина прошла в ванную и ватным тампоном сняла с ресниц тушь – ничто в ее внешности не должно быть искусственным. Ее сила и очарование в полной естественности.
Пьеса называлась «Американская волынка». По сюжету, главный герой возвращается домой, в Шотландию, после десятилетнего пребывания в Штатах, из которых семь лет он отсидел в тюрьме. И возвращается преисполненный ненависти к родителям, благодаря чему ухитряется написать книгу «Жестокость в семье». Все это навело Джину на малоприятные размышления…
После спектакля, тему которого Джине очень не хотелось развивать, она согласилась, что актеры играли великолепно, а режиссура выше всяких похвал, и Хью повел ее в шикарный ресторан.
– А знаете, – заметила Джина, усевшись за столик, – с тех пор как я приехала сюда из Америки, ни разу не ходила в ресторан. И в театр тоже.
– В таком случае мне повезло дважды, – быстро отозвался Хью. – А сколько времени вы уже тут?
– Четыре с половиной месяца… А ваша тетушка очень гордится тем, что вам удалось стать практикующим психиатром в одной из ведущих городских больниц. И еще она не раз повторяла, как ей крупно повезло, что операцию на сердце ей сделали именно там.
– Да, она получила квалифицированную помощь, – сказал Хью.
Снова и снова Джина с удовольствием вслушивалась в его глубокий мелодичный голос. Ей нравилась его внешность, длинноватые волосы с пробивающейся сединой, прямой, открытый взгляд. И даже то, что он чуть сутулится, было ей почему-то приятно. Хью отломил кусочек хлеба и положил в рот.
– Чем вы занимаетесь в Лондоне? – как бы невзначай спросил он.
А действительно, чем она тут занимается? Джину так и подмывало сказать: «Да ничем. Просто живу. А это, между прочим, тоже очень непросто». И она произнесла:
– Просто живу. А это, между прочим, тоже очень непросто.
– Понимаю. Проходите курс реабилитации.
– Что-то вроде того.
– Отлично, реабилитация приводит к оздоровлению.
– Очень на это надеюсь. – Джина вздохнула. – Расскажите мне о себе.
– Что вы хотите услышать?
– Ну, есть ли у вас жена, дети?
– Жена была, – медленно проговорил Хью. – Женился я в тридцать лет, сразу после того, как защитил докторскую. Давинии тогда только исполнился двадцать один год, и она была одной из самых прекрасных девушек страны. А умерла она в тридцать один, пять лет тому назад, и вместе с ней погиб наш неродившийся сын. Мне тогда было сорок.
– Сын?
– Ну да, она прошла сканирование, и пол ребенка нам был известен заранее.
– Так, значит, вы родились в сорок пятом, да? Совсем как я.
– Странно, мне казалось, что женщины склонны скрывать свой возраст.
– Раньше и мне так казалось.
– Вы родились в Америке?
– Да, а почему вы спрашиваете?
– Вы не похожи на коренную американку.
– Понятия не имею, как должны выглядеть коренные американки, но моя мать родилась в Италии.
Как-то само собой получилось, что Джина поведала Хью то немногое, что ей было известно о жизни Сесилии на ее родине, а тот рассказал о своей маме, непреклонной, строгих правил женщине, работавшей когда-то адвокатом. Время текло незаметно, и когда они вдруг опомнились, на часах было уже за полночь. Хью извинился и отвез Джину домой на своем стареньком «фольксвагене».
Чудесный вечер, думала Джина, укладываясь в постель. Но какая же из двух – она, настоящая? Та блондинка или сегодняшняя брюнетка? Та или эта?
Прошло еще четыре недели. Джине так нравилось общество Хью и Марго, что они почти не расставались. Ее все больше и больше тянуло к таким вот бесхитростным людям.
Когда подошло Рождество, они решили отпраздновать его вместе, пригласив только одного из бывших учеников Марго Брайна Хитчмена и бывшую пациентку Хью Полли Каннингэм.
И снова все удалось на славу. И снова Джина чувствовала себя в родной стихии… Беспокоило лишь одно – ни на секунду она не испытала тоски по матери и дочери.
И совсем-совсем не скучала по своей работе. Даже не вспоминала о ней.
Почему?
Может быть, Хью сможет разобраться в причине этого?
Он ведь в конце концов психиатр. Может, спросить у него совета? Этот человек был так далек от нее – слишком чист душой, – но так ей необходим.
Потом начались святки. Полли пригласила Марго в пригород, где жили ее отец и мать, чтобы провести вместе несколько дней.
Джина никак не могла проснуться утром. А тут звонок в дверь, потом еще один. Опять этот надоедливый привратник. Запахнувшись в халат от Маркса и Спенсера, Джина, сонно моргая, открыла входную дверь. На пороге с огромным букетом гвоздик в руках застыл Хью.
– Все, что я мог купить, – извиняющимся тоном проговорил он, – просил тюльпаны или розы, но их почему-то сегодня не было.
– Что вы, спасибо! Замечательные цветы! – Джина широко улыбнулась. – Входите же!
– Я надеялся, что вы меня пригласите, – сказал Хью, расстегивая пальто.
– Что-нибудь выпьете? – спросила Джина.
– Джин с тоником, если вас не затруднит. Кстати, я приехал, чтобы пригласить вас на ужин.
– А как вы смотрите на обычную американскую закуску? – спросила Джина. – Бекон, яйца, грибы и сосиски. Вы в игре?
– В игре, тем более что этот набор звучит скорее по-английски, чем по-американски.
Когда все было готово, они уселись за маленький кухонный столик. И тогда Хью вдруг проговорил:
– Все здесь чудесно. Но… не чувствуется вашего духа. Совсем.
– Да, это меблированные комнаты, да и живу я тут недолго.
– Вы чрезвычайно загадочная женщина, Джина. И достойная большой любви.
– Благодарю вас.
– Если вам захочется о чем-то поболтать, я к вашим услугам.
– Огромное спасибо, – мягко произнесла Джина, – поверьте, я очень вам благодарна, очень!
– Как проходит процесс реабилитации?
– Достаточно хорошо!
Хью помог Джине отнести на кухню посуду.
– Здесь так тесно, – сказала она, – некуда поставить посудомоечную машину. Приходится замачивать грязные тарелки прямо в раковине.
– Да, тесновато, – согласился Хью.
Забрав из рук Джины посуду, он коснулся ее ладоней. Случайность, решила Джина, однако через секунду Хью обнял ее за талию.
– Ты такая изящная.
Джина потупилась, но из его объятий не высвободилась. Рука Хью медленно пропутешествовала от ее талии к лицу, пальцы погладили щеку, дотронулись до губ. Джина невольно задрожала от удовольствия – и нетерпения.
– Пожалуйста, – умоляюще прошептала она, – пойдем в спальню. Быстрее!
– Я хотел, чтобы ты сама это предложила, – улыбнулся Хью.
Глава 76
С тех пор как в жизни Джины появился Хью, она изменилась окончательно. Прежде она считала, что люди, подобные Хью, – неудачники. То, что он не стремился к накопительству и рассматривал материальные ценности как нечто второстепенное, было для нее ново и необычно. Но ей это чрезвычайно нравилось.
Уже три месяца они практически не расставались – то жили в ее квартире, то перебирались в его домик. Какая, в сущности, разница? Главное – они вместе!
Через неделю после того, как они с Хью стали любовниками, Джина записалась в группу, где готовили операторов «горячей линии» для родителей и друзей наркоманов, и волей-неволей то, что она узнавала на занятиях, Джина «примеряла» к себе. Например, решение не умирать и решение жить – не одно и то же, говорили преподаватели. А она – почему она приехала в Лондон? Потому, что не хотела ни жить, ни умирать? Впала в своего рода спячку, после которой приходит долгожданное выздоровление?
Рассказывая о себе, Джина не вдавалась в детали. Хью знал, что она овдовела, что у нее взрослая дочь, которая испытывает сильнейшую привязанность к бабушке. Но о том, что она владеет целой империей, производящей косметику, Джина умолчала. Поэтому Хью пребывал в полном неведении относительно того, что женщина, с которой он живет, с помощью своего предпринимательского таланта сделала головокружительную карьеру в мире бизнеса. Джина сказала только, что имеет достаточно высокооплачиваемую работу в Нью-Йорке, позволившую ей на год уехать в Лондон.
Она больше не мучилась ночными кошмарами, но о смерти Моргана предпочитала не говорить. Джина сообщила Хью о своей ссоре с матерью и дочерью, призналась также, что в юности испытала чудовищное предательство, за которым, естественно, с ее стороны последовала месть. Упомянула и об измене мужа Моргана с ее лучшей подругой.
Оператором на «горячей линии» Джина работала с десяти утра до шести вечера. Полученные на занятиях знания позволяли ей подробно рассказывать потерявшим всякую надежду людям о вреде наркотиков, особенно таких сильнодействующих, как героин и кокаин. Джина объясняла, что последний настолько хорошо растворяется и всасывается, что его можно вводить в организм не только через нос, но даже через анальное отверстие и влагалище.
Популярность ее росла, и скоро абоненты начали звать к телефону именно Джину, потому что за ней упрочилась слава самого компетентного оператора-консультанта.
Когда агентству понадобились деньги, Джина пообещала его руководству написать в Нью-Йорк, в ту фирму, в которой она якобы работала. И через десять дней на счет агентства поступила солидная сумма, позволившая провести ремонт в их обшарпанных комнатенках.
Однажды в марте Джина вернулась домой после трудного рабочего дня и обнаружила крайне взволнованного Эндрю Уолтерса с каким-то конвертом в руках. Сердце Джины тревожно заколотилось.
– Что-нибудь случилось?
– Сдается мне, что новости хорошие. Но я получил уже несколько факсов с просьбой передать письмо вам лично.
– Благодарю вас.
Уолтерс тактично удалился, и Джина поспешно вскрыла конверт.
«Дорогая Джина, я очень надеюсь получить от тебя ответ на это письмо.
Я не хочу осуждать тебя за то, что ты скрываешься уже девять месяцев и держишь в тайне свой адрес. Ты нуждаешься в уединении, и я уважаю твое желание.
Уже давно я поняла, что больше всего в жизни ты любишь лидерство и власть. Вернее сказать, любила. Теперь, видимо, ты смирилась и хочешь спокойствия.
Через месяц я выхожу замуж. Если сможешь, приезжай. Бракосочетание состоится в соборе Святого Патрика.
Помнишь, я рассказывала тебе о том, как американский майор угостил меня шоколадкой сорок пять лет назад в Риме? Это и есть мой жених.
Тогда я не знала его фамилию, иначе ты была бы избавлена от многих неприятностей. Так вот, моего спасителя зовут Марк Картрайт, он внук основателя «Картрайт фармацевтикалс».
Ты очень удивилась, когда я снабдила вас с Морганом деньгами, чтобы вы могли основать свою компанию! На мое имя был открыт счет, только я понятия не имела, кем и до последнего времени думала, что тем самым американским офицером, который надругался надо мной в Риме. Однако я ошиблась: счет открыл для меня Марко. Но подробнее об этом поговорим при встрече.
Возвращайся скорее, моя девочка, и знай, что я тебя очень люблю и буду любить всю свою жизнь.
Глава 77
Голова у Джины шла кругом. Смысл короткого послания матери трудно было осознать сразу. От одной новости о замужестве можно сойти с ума. А выбор-то каков – отец Руфуса!..
Одним словом, письмо Джину ошеломило. И привело в ярость. Раздумывая над прочитанным, она решила заняться собой. Вечером они были приглашены на ужин бывшим пациентом Хью, Тревором Локриджем, недавно излечившимся от агорафобии, то есть боязни открытого пространства и скопления людей. Сегодня по случаю исцеления он даже сам отправился в супермаркет за продуктами к столу.
Джина сняла с вешалки зеленое платье от Лоры Эшли и задумалась. Нет, она еще не готова к возвращению в Нью-Йорк. Ей нравилось ходить в простой, но удобной одежде – в джинсах, свитерах и юбках, – а дома вновь придется облачаться в дорогие наряды. Нынешняя жизнь ее вполне устраивала. Сейчас Джина не правила людьми, а помогала им, а это занятие оказалось очень приятным.
В стерильно чистой столовой Тревора Локриджа, наблюдая, как ее хозяин влюбленными глазами следит за каждым движением Хью, Джина испытала еще одно неведомое ей доселе чувство – гордость.
Очень хотелось рассказать Хью о полученном письме, однако еще не время, она сделает это позже, когда решит, как ей поступить.
Две следующие ночи Джина провела без сна. Какова будет реакция Хью, чей отец был убежденным коммунистом, когда он узнает, кем на самом деле является Джина? Как он относится к промышленным магнатам, если такие понятия, как богатство и успех, ему чужды? В мире Джины ее знали как могущественную женщину, создавшую собственную парфюмерную империю. Понравится ли это Хью, поймет ли он, что Джина изменилась, заглянув в глаза смерти?
Да, она возродилась к жизни, стала другой. Как ее встретят мать, дочь, знакомые? Решат, что это явление временное и просто проявление эксцентричности с ее стороны? А вообще-то какое ей дело до того, кто и что о ней подумает?
Наконец Джина решилась рассказать Хью о письме.
– Ты поедешь на свадьбу? – спросил он и улыбнулся. – Хотя о чем это я? Глупый вопрос. Конечно, поедешь, ведь это твоя мать.
Только сейчас Джина осознала, что решение отправиться в Нью-Йорк пришло сразу же, едва она дочитала письмо.
– Да, но…
– Что «но»?
– Мне не хочется расставаться с тобой.
– Согласен. Девятнадцать дней – достаточно долгий срок.
– Девятнадцать дней? – изумленно переспросила Джина.
– Ты же сама говорила, что контора, в которой ты работала, оплачивала твои авиабилеты. Поэтому тебе, видимо, невдомек, что оформление экскурсий стоит намного дешевле. А экскурсия в Нью-Йорк длится как раз девятнадцать дней.
– А я и не знала, – протянула она.
– Теперь будешь знать. Когда свадьба?
– Через три недели, двадцатого апреля.
– Чудесно. У меня есть несколько отгулов, потом можно договориться с Ханнингэмом – мы с ним иногда подменяем друг друга. – Хью обнял Джину за плечи и нежно поцеловал в ухо. – А теперь марш в спальню, мы найдем, чем там заняться.
Джина иногда шутила, что знала многих особей мужского пола, а вот настоящие мужчины нечасто попадались на ее пути. Хью был именно таким – настоящим, в нем чувствовались сила, уверенность, спокойствие. Джина привыкла получать экстравагантные подарки, но самым дорогим для ее сердца оказался конверт, в котором лежали два билета до Нью-Йорка и обратно и оплаченный чек на проживание в отеле.
– Ханнингэм согласился, – объявил Хью.
– Кто?
– Доктор, с которым мы меняемся дежурствами, – мягко напомнил он. – А все остальное уладили в бюро путешествий.
Рассказать ему прямо сейчас? Нет, страшно. Да что это с ней такое? Она, проложившая себе дорогу в высшие деловые круги, боится сказать Хью правду о себе! Нет, себя и своего положения она не стыдилась, просто опасалась, что это отдалит от нее Хью.
– Милая, напиши маме, спроси, можно ли тебе привезти на свадьбу друга. Кстати, ты знакома с ее женихом?
– Мы встречались однажды. – Джина вздохнула.
– И встреча была не из приятных?
– Да. А как ты догадался?
– По вздоху. – Хью провел пальцем по ее щеке. – Он что, мерзкий тип?
– Судя по маминому письму, это очень хороший человек.
Ну же, скажи ему сейчас! Нет, не смогла, промолчала.
На следующий день Джина отправила в Нью-Йорк телеграмму: «Мама, поздравляю. Приеду на свадьбу. С любовью, Джина».
Теперь Джина знала, что ей делать. Она отправится в Нью-Йорк вместе с Хью. Но под любым предлогом не пустит его на свадьбу матери… Он не должен узнать, кто она такая…
По трапу они поднялись в одинаковых джинсах, белых кроссовках и белых ветровках. Хью устроил Джину в кресле, сам пристегнул ремень безопасности и отправился в хвост самолета купить какие-нибудь американские журналы. Никогда еще за Джиной не ухаживали с такой нежностью и заботой…
Хью вернулся с журналами, и Джина улыбнулась своим мыслям: в туристическом классе она не летала еще ни разу, а в салонах первого класса недостатка в журналах не было. Все, решено – как только они возвратятся в Лондон, она расскажет Хью о компании Джины Гибсон, а там уж пусть решает сам.
Самолет побежал по взлетно-посадочной полосе. Хью и Джина взялись за руки, потом она уютно устроилась на его плече и очень скоро задремала. Через два часа, когда она проснулась, то обнаружила, что принесли подносы с ужином, но Хью так и не притронулся к еде, не желая тревожить Джину. Какое счастье быть любимой таким человеком!
Они перекусили, после чего заснул Хью, а Джина принялась лениво листать один из журналов, пробегая глазами статьи о кинозвездах, разных знаменитостях, объявления о предстоящих помолвках и свадьбах. И вдруг чуть не выронила журнал из рук: целую страницу занимала ее фотография в роскошном черно-белом бархатном платье до пола.
В сопровождающей фотографию заметке на соседней полосе описывался бал, на который она пригласила целый оркестр из Мадрида.
Хью очнулся ото сна, потянулся и улыбнулся Джине. Повинуясь внезапному порыву, она вырвала страницу с фотографией и протянула ему.
– Как тебе нравится эта женщина?
– Не в моем вкусе.
– Да ты вглядись получше, вглядись.
– Уже вгляделся. – Он ухмыльнулся. – Чересчур эффектна.
– А тебе не нравится эффектность?
– Не нравится. У таких красавиц ничего нет за душой, одна только внешность и никакого внутреннего содержания.
– По-моему, ты слишком обобщаешь.
– У меня есть на это полное право, дорогая. – Хью чмокнул Джину в кончик носа. – Ведь рядом со мной сидит такая прелестная женщина!
– Спасибо. – Сердце бешено заколотилось в ее груди. – Это я. То есть такой я была прежде. – В ответ на изумленный взгляд Хью она ткнула пальцем в журнал. – Вот, читай: «На приеме в чудо-квартире Джины Гибсон на Парк-авеню звучала настоящая испанская музыка»… – Дрогнувшим голосом Джина добавила: – Как видишь, речь идет обо мне.
И тут будто плотину прорвало: слова потекли сами собой. Джина рассказала о том, как ей трудно было занять достойное место среди учениц привилегированного Тэлбота, о встрече с отцом – ее родным отцом, об отношениях с Руфусом и о подкинутой ей броши. То есть призналась практически во всем, включая то, как подкупила парня, чтобы тот стал любовником Скарлетт. К концу рассказа из ее глаз заструились слезы.
– Вот я какая! Я ничего тебе не говорила, потому что ужасно боялась, что ты от меня отвернешься!
– То была не настоящая Джина, – произнес Хью. – Настоящая Джина рядом со мной, и я ее люблю.
Уткнувшись в его плечо, Джина разрыдалась, а Хью продолжил:
– На самом деле тебя сейчас путает то, что родные при встрече решат, будто ты притворяешься, потому что не привыкли видеть тебя такой. – Джина, шмыгнув носом, кивнула. – Ты боишься, что они не поверят тебе. – Снова кивок. – В таком случае позволь мне разобраться с ними самому.
Джина подняла голову, твердо сказала «да» и опять заплакала. Хью ласково поглаживал ее по плечам, и постепенно она затихла.
– Только ты непременно должен им сказать, что полюбил меня именно такой – без косметики, без прикрас.
– Конечно, скажу. Объясню, что для тебя наступил «момент истины», осознания собственного «я». И это вполне естественная вещь, милая. – Хью мягко улыбнулся. – Я как психиатр знаю, что многие, столкнувшись лицом к лицу со смертью, приходят к переоценке ценностей и полностью меняются. В тебе произошла твоя личная маленькая революция, а ни одна революция не проходит безболезненно.
– Скажешь тоже – революция, – пробормотала Джина.
– Нью-Йорк стал для тебя родным городом, но и там я хочу заботиться о тебе, быть твоим защитником и опорой.
Джина вскинула на Хью заплаканные глаза и отчетливо поняла: все, назад дороги нет. Ее жизнь больше ей одной не принадлежит, все тяготы разделил с ней этот чудесный человек.
