Текст книги "Время любви"
Автор книги: Ширли Эскапа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)
Глава 72
Январь 1988 года выдался на редкость холодным, ледяной ветер так и бесновался в узких улицах между высоченными небоскребами, едва не сбивая с ног одиноких прохожих. Сразу же после Нового года Кейт, как и обещала, закатила торжественный праздничный обед в ресторане «Четыре времени года».
Через два дня Джина вихрем ворвалась на материнскую кухню. Недавно она бросила курить и по этой причине стала еще более раздражительной, чем прежде.
– Мало того, что моя дочь вышла замуж за сына этого мерзавца Руфуса Картрайта, – завопила она прямо с порога, – так еще эта стерва Кейт Хиллз устроила ей праздник в ресторане, видите ли! А я, ее мать, узнаю об этом от Кларенса Фаулера!
Чуть не задохнувшись от ярости, Джина остановилась, чтобы перевести дыхание, но хватило ее ненадолго.
– А ты-то, ты, моя родная мать, ты тоже хороша! Ведь все знала о планах Скарлетт, а мне сказать не удосужилась. – Джина в раздражении топнула ногой. – Зато не забыла приодеться и отправиться на свадебный обед в ресторане «Четыре времени года»!
– Джина, умоляю тебя!.. – начала было Сесилия, но Джина не дала закончить.
– Ах-ах, «Джина, умоляю тебя»! – передразнила она мать. – Если уж ты меня предаешь, кому же вообще я могу верить на этом свете? – Она с силой стукнула себя кулаком в грудь и решительно заявила: – Я тебе никогда этого не забуду. Слышишь? Никогда!
С этими словами она резко повернулась и захлопнула за собой дверь.
Прошло несколько недель. Гнев Джины поутих, жаркое пламя в груди постепенно угасло и превратилось в едва тлеющий пепел. Работа – лучший доктор, в этом она всегда была уверена и потому с головой погрузилась в дела и светскую жизнь.
Перво-наперво Джина пополнила свою и без того немалую коллекцию американских экспрессионистов. Далее один за другим последовали вернисажи в Музее современного искусства, в музеях Гугенхайма и Уитни, которые не мыслились без ее присутствия. В «Нью-Йорк таймс» и «Вог» замелькали ее фотографии. Джина тут, Джина там. Да еще она успевала участвовать в различных благотворительных мероприятиях, посвященных то борьбе со СПИДом, то помощи нью-йоркскому симфоническому оркестру.
Но к матери Джина так и не собралась. Да и дочь видеть не хотелось. И вряд ли захочется в дальнейшем, с горечью думала Джина.
Уже давно она испытывала неприятные ощущения в нижней части живота. Теперь, снедаемая ненавистью и горечью, она постоянно ощущала там острую режущую боль.
Спустя год после замужества дочери Джина наконец решила проконсультироваться с хирургом, но о том, что ее кладут в больницу, ни матери, ни дочери не сообщила. Когда был установлен диагноз – опухоль, – Джина пересмотрела свое завещание, выделив гораздо большую сумму на благотворительность, чем прежде.
Только Моника Мартинс находилась у ее постели в день операции. Когда врачи спросили Джину, кто является ее ближайшим родственником, она надолго задумалась, но все-таки назвала имя Скарлетт.
По злой иронии судьбы в трудные послеоперационные дни Монике не удалось связаться со Скарлетт: вместе с Тео дочь Джины срочно вылетела в Лос-Анджелес…
После стремительного и совершенно неожиданного захвата Джиной «Картрайт фармацевтикалс» Руфус принял твердое решение оставить дела, как это когда-то сделал его отец. Разница между ними, хоть и не столь существенная для Руфуса, все же была: отец всего себя отдал бескорыстной заботе о благе других, а сына, как всегда, тянуло на развлечения. Черт побери, ему всего сорок пять, разве это возраст? Самое время начать новую жизнь, завести новые знакомства.
В короткое время Руфус научился водить катер, самолет, прыгать с парашютом. А потом увлекся подводным плаванием.
Несчастье случилось, когда он отправился на калифорнийское побережье, чтобы понырять за кораллами. Видимо, Руфус нырнул слишком глубоко, допустил какую-то нелепую ошибку, вследствие чего шланги запутались, доступ кислорода прекратился, и он, увлекаемый собственным весом и тяжелым снаряжением, плавно опустился на океанское дно.
Поэтому в. тот момент, когда Джина так нуждалась в помощи родных, и Сесилия, и Скарлетт, и Тео находились в Лос-Анджелесе, чтобы выполнить последнюю волю Руфуса, указанную в его завещании: в случае смерти – кремировать.
Узнав о трагическом происшествии, Джина испытала ощущение истинного триумфа. Она все преодолела и выжила, а Руфус – ее главный враг – мертв! Наконец-то она освободилась от этого человека и теперь может делать что хочет.
Постепенно отношения с дочерью и матерью наладились, однако успокоения это Джине не принесло. Если не кривить душой, она уже не надеялась оправиться после операции. Так или иначе, в ее сознании что-то коренным образом изменилось, как у каждого человека, заглянувшего в глаза смерти.
Она внезапно поняла, что всей жизни не хватит, чтобы залечить ее раны.
Что, в конце концов, для нее значит смерть Руфуса? Ничего.
Какое ей сейчас дело до бизнеса, в котором она преуспела?
Все бессмысленно, годы потрачены впустую.
Единственное, что ей нужно, это удалиться от всех, сменить образ жизни.
И Джина приняла решение на целый год уединиться в Лондоне.
Глава 73
Уже много лет столица Великобритании не знала такой жары, как та, что напала на город в июне 1989 года. Сидя в такси, увозившем ее из аэропорта Хитроу, Джина лениво наблюдала, как над расплавленным асфальтом дрожит прозрачное марево. Потные, злые как черти водители в легких рубашках, расстегнутых чуть ли не до пупа, нервно сигналили, стараясь поскорее выбраться из пробок: Лондон задыхался в тисках очередной забастовки транспортников.
До отеля «Ритц» такси добиралось больше двух часов. Здесь Джина остановилась всего на одну ночь, а наутро перебралась в менее комфортабельную гостиницу, задумав пожить в ней до тех пор, пока не найдет подходящую небольшую меблированную квартирку. В Лондоне она станет вести размеренную жизнь среднего обывателя – ходить по магазинам, покупать продукты, готовить себе обеды и водить какой-нибудь малолитражный автомобиль. Возможно, эта рутина поможет ей избавиться от гложущей изнутри пустоты.
С некоторых пор Джиной овладело такое оцепенение, о каком она мечтала после испытанного ею по вине Руфуса унижения на приеме у Рипли. Джина тогда молила Бога послать Руфусу наказание, и ее молитвы были услышаны. Поговаривали даже, будто своим завоеванием «Картрайт фармацевтикалс» она уничтожила Руфуса, после этого он утерял волю к жизни и не просто утонул, а покончил с собой. Однако Джина не испытала ни жалости, ни чувства вины. Только оцепенение и опустошенность.
Даже не наведавшись в лондонский филиал своей фирмы, она принялась подыскивать квартиру обычным способом: побывала у нескольких агентов по продаже недвижимости и стала разъезжать по указанным адресам. Ей порядком надоела роскошь, теперь она жаждала простой спокойной жизни.
В конце концов Джина остановилась на небольшой квартирке в Челси, неподалеку от оживленной Кинг-роуд, но чуть в стороне. Квартира, расположенная в цокольном этаже, имела свой отдельный вход и собственный крохотный садик с розовыми кустами. Пообщавшись со своей соседкой Марго Хант, Джина выучила названия нескольких сортов роз. Кроме Марго, учительницы на пенсии, коллекционировавшей старинные фарфоровые фигурки, Джина изредка перекидывалась парой слов лишь с местным газетным киоскером.
В Нью-Йорке ни единой душе – даже Монике Мартинс – не было известно о точном местонахождении Джины. В случае необходимости с ней можно было связаться через Эндрю Уолтерса, нотариуса, которого Джина наняла незадолго до отъезда.
Как-то незаметно для себя она перестала красить волосы. Даже в парикмахерскую не ходила – стриглась сама перед зеркалом. И как ни странно, эта немудреная процедура ей нравилась. Да и вообще она была довольна собой. Только теперь Джина поняла, что триумф победительницы, который так манил ее раньше, ничто по сравнению с нынешним спокойствием.
* * *
Может, потому, что они с сыном никогда не были особо близки, смерть Руфуса повергла Марка в такую безысходную тоску. Всю вину за трагическое происшествие он взвалил на себя. Марк затворился в своем доме и лишь изредка принимал Тео и Скарлетт.
В конце концов Скарлетт не выдержала и позвонила бабушке.
– Дедушка ничего не ест, исхудал совсем, – взволнованно сообщила она. – У него страшная депрессия, но он не разрешает Тео привезти врача.
– Чем же тут поможешь, сердечко мое? – вздохнула Сесилия. – Вам надо как-то его развлечь…
– Да мы уже все перепробовали!
– Но ведь Руфус погиб совсем недавно…
– Какое там недавно! Уже четыре месяца прошло – порядочный срок.
– Для пожилого человека четыре месяца кажутся четырьмя днями!
– Слушай, бабушка, тут у нас с Тео возникла одна мысль.
– Ну-ну, что за мысль?
– Помнишь тот вечер, когда ты пригласила дедушку на ужин?
– Конечно, помню. Он съел по две порции всего, что я наготовила, а потом еще и пирога с сыром отведал.
– Я так и сказала Тео, что ты не забыла! – воскликнула Скарлетт. – Так вот, ты приготовь те же самые блюда, и мы втроем – ты, я и Тео – приедем к дедушке, позвоним в дверь, он откроет, и мы все вместе отлично поужинаем.
– Хорошо, я все приготовлю, а вы отвезете…
– Ну уж нет! Ты должна быть с нами, в этом вся штука. Иначе ничего не получится.
Ну что теперь делать? Нельзя отказать внучке в такой просьбе.
– Ладно, девочка, будь по-твоему.
Намеченный план был приведен в исполнение через три дня. Когда все трое появились в дверях, застав Марка врасплох, ему ничего не оставалось, как впустить их в дом.
Сесилия с удовольствием отметила, что теперь, когда они были не одни, присутствие Марка больше не угнетало ее. Разговор в основном шел о полученном Тео предложении уехать работать в педиатрический центр в Южной Африке.
Все ели с аппетитом, запивали еду легким кьянти, и вскоре речь зашла об освобождении Рима. Марк пустился в пространные воспоминания о том, как познакомился с Сесилией в тот чудесный вечер пятьдесят лет назад, когда со всех сторон звучали праздничные колокола.
– Если бы не плитка шоколада «Херши», мы никогда бы не увиделись вновь, – сказал в заключение Марк.
– Значит, ты назначил Сесилии свидание, дедушка? – спросил Тео.
– Нет, – улыбнулся Марк. – Я ведь был женат…
Поняв, что он чувствует себя неловко, в разговор вступила Сесилия:
– У твоего дедушки был друг по имени Винченцо. Это он назначал мне свидания. Хочешь верь, хочешь нет, но нас с подружкой тогда ужасно удивило, что американцы умеют говорить по-итальянски.
– Дед хорошо говорил по-итальянски? – изумился Тео.
– О, великолепно! А вот у Винченцо был жуткий выговор. Грубый.
– Я тоже говорил не лучшим образом, – суховато произнес Марк.
– Не лучшим образом, – повторил за ним Тео, копируя интонацию деда.
– У тебя здорово получается, – рассмеялась Сесилия. – Ну-ка скажи что-нибудь еще. Давай, давай, скажи!
Тео с удовольствием подчинился. Вскоре к общему хохоту присоединился и Марк. Прошлое больше не тревожило обоих представителей старшего поколения. Поверх голов Тео и Скарлетт они обменялись теплыми взглядами. Напряжение ушло, теперь им было хорошо вместе.
Джине повезло с соседкой. Марго не совала нос в ее дела, не задавала лишних вопросов – почему она живет одна, почему не ходит на работу, чем занимается в чужой стране?
Джина чувствовала себя прекрасно. Как хорошо сидеть на кухне у Марго, не ощущая за спиной груза прошлого, и слушать беспечные рассказы соседки о бывших учениках, вышедших в люди.
Спокойная, размеренная жизнь Марго с устоявшимся распорядком дня очень нравилась Джине. Трижды в день независимо от погоды соседка гуляла со своей шотландской овчаркой Бумером. Утром готовила себе завтрак, сервировала стол, потом выводила на прогулку Бумера, а возвратившись домой, с удовольствием завтракала.
Марго увлеченно слушала по радио «мыльные» сериалы. Детей у нее не было, но она вела интенсивную переписку с бывшими учениками, обменивалась с ними впечатлениями о «Семействе Арчеров», ни одной передачи не пропускала. И Джина поймала себя на том, что тоже стала настраивать приемник на волну «Радио-четыре».
Так размеренно и спокойно текли дни, исцеляюще действуя на нее.
В октябре Марго подхватила грипп. В ночной сорочке и домашнем халате она заявилась к Джине и попросила ее погулять с Бумером. Джина не только с радостью согласилась, но гуляла с собакой по три раза в день, как это делала сама Марго, ходила за покупками для больной соседки и готовила ей еду. Характер у Марго был независимый, однако, став на какое-то время беспомощной, она полностью подчинилась заботам Джины, которую новая роль захватила целиком. Только в самые первые месяцы после родов она по-настоящему ухаживала за Скарлетт, а потом с головой ушла в свой бизнес…
Настало время кое-что предпринять. Джина вызвала в Лондон своего нотариуса и встретилась с ним в аэропорту, предварительно надев широкополую шляпу, чтобы произошедшие с ней перемены не слишком бросались ему в глаза. Услышав, что Джина хочет передать дочери пятьдесят один процент всех своих акций, Эндрю Уолтерс ужаснулся. Но Джина только улыбнулась и попросила его поскорее отдать необходимые распоряжения.
Глава 74
И снова Сесилия готовила праздничный ужин для Марка, на сей раз по случаю его семидесятидвухлетия. Затея, конечно, целиком принадлежала Скарлетт и Тео. На празднике должны были присутствовать и сестра Марка Бетти с сыном Тэйлором, бывшим выпускником Колумбийского университета, и Кейт с Мэтью, ныне преуспевающим директором-распорядителем отцовской компании.
Чуть ли не в последнюю минуту Тео надумал пригласить свою прабабушку Лючию, но та отказалась, сославшись на состояние здоровья. Зато генерал Берн принял приглашение с радостью.
Молодое поколение решило устроить вечеринку прямо на кухне Сесилии. По правде говоря, кухней своей Сесилия гордилась больше всего, а купить этот домик решила сразу же, как увидела это просторное помещение, обшитое дубовыми панелями, с огромным дубовым столом, большой газовой плитой и открытым очагом, в котором так уютно потрескивали поленья, бросая на стены теплые красноватые блики. Здесь она чувствовала себя прекрасно.
За столом могли усесться двенадцать человек, но, чтобы всем было вольготно, они решили ограничиться десятью гостями.
Марку сказали лишь то, что они со Скарлетт и Тео забегут к Сесилии, что-нибудь быстренько выпьют, а потом все вместе отправятся в один из самых знаменитых ресторанов Монкс-Бей.
Как и было запланировано, Сесилия встретила Марка в прихожей, забрала у него пальто и проводила в гостиную. Едва он уселся в кресло, она заявила притворно-озабоченным голосом:
– Марко, мне нужна твоя помощь. – Якобы в полном отчаянии она всплеснула руками. – Понимаешь, пробка застряла. Там, на кухне… Я ничего не могу сделать.
– Пустяки, Сесилия, я с этим справлюсь. – Марк поспешно вскочил из кресла. – Показывай дорогу.
Направляясь на кухню впереди Марка, Сесилия с волнением ощущала, как облегает бедра шелковая черная юбка. На кухне, естественно, было темно, и Сесилия воскликнула:
– Вот уж действительно – не везет так не везет! Электричество вырубилось.
И как раз в этот момент, как по волшебству, вспыхнул яркий свет, и гости в девять глоток дружно запели «С днем рождения тебя!».
Пораженный до глубины души, Марк замер на пороге и пробормотал:
– Господи! Какая приятная неожиданность!
– На таких неожиданностях строится военная стратегия, – хохотнул генерал.
– Да уж, для организации сегодняшнего вечера понадобились немалые познания в стратегии, – отшутился Марк.
Вокруг не было ни метрдотелей, ни деловито снующих официантов, поэтому атмосфера за столом сложилась очень непринужденная.
Скарлетт представила Марку Кейт.
– Мне не терпелось познакомить вас, – спокойным голосом произнесла она. – Кейт уже много лет была мне самой настоящей матерью.
– Очень рад, – вежливо отозвался Марк и снова повернулся к Скарлетт. – Кстати, что слышно от твоей мамы?
– Прислала мне какие-то документы, – беспечно отмахнулась Скарлетт. – Я встретилась с нотариусом и подмахнула бумаги.
Тео и Тэйлор не теряли даром времени. Шампанское текло рекой, и они только и успевали откупоривать бутылки.
– Мы решили не покупать вина, – смеясь, пояснил Тео. – Для моего любимого деда – все самое лучшее. В том числе «Дом Периньон».
Все блюда готовила сама Сесилия, за исключением десерта. И все было потрясающе вкусно. Кроме того, ни Марку, ни его сестре никогда прежде не доводилось ужинать на кухне, что оказалось очень приятным.
Свечи тихонько оплывали в бутылках из-под кьянти, в очаге потрескивали березовые поленья, на лицах сидящих вокруг покрытого льняной скатертью в красно-белую клетку стола играли причудливые блики.
Перед тем как был подан десерт – внушительных размеров торт-мороженое, верх которого венчала копия «шапки» из «Нью-Йорк таймс», датированной днем рождения Марка, – из-за стола поднялся его дядя.
– Я хочу поднять этот бокал за моего племянника Марка. Как вам известно – а кому неизвестно, пусть узнает сейчас, – мы с ним вместе служили в вооруженных силах США во время той последней, как нам казалось, войны. И оба оказались в Риме во время его освобождения.
Откашлявшись и сделав солидный глоток шампанского, он продолжил:
– Смею доложить, мой племянник сражался отлично и был награжден за проявленную отвагу. – Генерал поставил на стол опустевший бокал, который тут же был наполнен вновь. – Как сейчас, помню тот день, когда он явился ко мне с просьбой использовать данную мне власть для того, чтобы помочь бежать из страны одной юной девушке. И эта красавица ныне находится вместе с нами за праздничным столом.
Он снова взял в руки бокал.
– Тогда я, естественно, понятия не имел, что внук моего племянника влюбится во внучку той самой прелестной девушки, лицезреть которую мне довелось лишь сегодня вечером. Я считаю это величайшей честью для себя. Так позвольте поднять бокал за Сесилию Тортелли и Марка!
С громкими возгласами тост был поддержан, Скарлетт пылко расцеловала Марка и Сесилию. А потом вдруг Марк поднялся со своего места и тоже поцеловал Сесилию. Подобные порывы были совершенно ему несвойственны, но, во-первых, подействовала теплая дружеская атмосфера, а во-вторых, Марк еще никогда не пил столько шампанского, ибо в отличие от своего отца не был любителем спиртных напитков. Поэтому, когда пришло время раскланиваться, он уже изрядно захмелел.
– Ничуть не изменился, – заметил его дядя. – Никогда не умел пить по-человечески.
Тео бросил озабоченный взгляд на задремавшего деда. В нем тут же проснулся врач, и он категорично заявил:
– Его сейчас не следует тревожить и выводить на холодный ночной воздух. Ты как, Сесилия, не возражаешь?
Марка осторожно перенесли в гостиную и положили на диван. Минут через двадцать гости ушли.
Сесилия принесла одеяло и подушку и заботливо укрыла Марка, чтобы тому было удобно. В вечернем наряде мыть посуду не хотелось, поэтому она сразу же отправилась на второй этаж, переоделась в ночную рубашку и легла в постель. И что удивительно – мгновенно заснула.
* * *
Благодаря выпитому накануне шампанскому Сесилия спала крепко и долго. А когда проснулась, то не сразу поняла, где кончается сон и начинается явь. Накинув пеньюар, она спустилась на кухню. Стол был убран, посуда вымыта, и кругом царил относительный порядок.
– А я тебя поджидал, – сказал Марк.
– Который час?
– Половина девятого.
– Надо же! Никогда так поздно не просыпалась.
– А я, – улыбнулся Марк, – никогда не засыпал, находясь в гостях. Что вчера произошло?
– Ты отключился, и тебя перенесли на мой диван.
– Так я и думал. Ужас! – Он виновато похмыкал. – Прости меня.
– Не надо извиняться, – усевшись за стол, заявила Сесилия. – Я рада тебя видеть. – И сразу без всякой задней мысли добавила: – Я уже столько лет не завтракала в мужском обществе.
Марк протянул ей чашку дымящегося ароматного кофе.
– И я рад, что мы вместе, – серьезно сказал он. – Здесь хорошо. – Наклонившись над столом, он накрыл ладонью руку Сесилии. Голос его немного охрип. – Вчерашняя вечеринка удалась, Сесилия, вот только я, идиот, отключился и все испортил. Я… я чувствую… – Подыскивая слова, он замолчал.
– И что же ты чувствуешь? – спросила Сесилия и тоже склонилась к нему. И так же, как он, положила ладонь поверх их рук.
Воцарилась долгая тишина, в воздухе слышалось только легкое жужжание кондиционера.
Над дубовым столом – близко-близко – сошлись два лица. Казалось, прошла целая вечность, когда Марк вдруг решительно припечатал свободной ладонью их сплетенные руки, словно скрепляя возникший безмолвный союз.
И снова пауза.
– Знаешь, – нежно произнес Марк, – Господь наделил тебя фантастической красотой. Однако ты совершила одну ошибку – не смыла косметику вчера ночью.
Стараясь заглушить биение рвущегося из груди сердца, Сесилия выдавила:
– Тушь, наверное, поползла.
– Ага, поползла, но это тебе тоже идет.
Высвободив ладони из-под его пальцев, Сесилия закинула руки Марку на плечи, и тут даже дубовый обеденный стол не смог разделить их губы. Воедино слились дыхания, навсегда соединились жизни.
