Текст книги "А ты гори, звезда"
Автор книги: Сергей Сартаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 63 (всего у книги 63 страниц)
Это был день его рождения. Жаркий августовский день. С высоких карпатских вершин в долины спускался чистый горный воздух. Над Поронином, маленьким галицийским городком, царила звенящая, торжественная тишина. Сидя у распахнутого окна двухэтажного дома, построенного из фантастически толстых бревен, оструганных до сверкающей белизны, Крупская перебирала кипы газет, делала вырезки. Медленно, про себя читала:
«Умер Иннокентий. Утонул в ночь с 19 на 20 мая, а до сих пор не удалось сообщить многочисленным друзьям эту страшную весть. Каким ударом будет эта чудовищная неожиданная потеря для многих, многих передовых пролетариев, знавших его или слыхавших о нем.
Иннокентий – это для многих символ какой-то исключительной чистоты, солидного знания марксизма и большого практического ума…»
«В лице И. Ф. Дубровинского наша партия потеряла одного из самых преданных своих работников…»
«Ушел лучший из лучших. В рядах наших опустело место, которое принадлежало достойному из достойных…»
«Иннокентием звали его широкие круги товарищей. „Иноком“ звали мы его в тесном кругу. Сколько любви и уважения вкладывали люди в это слово „Инок“! В этом пламенном политическом работнике вместе с тем было что-то такое, что делало его похожим на человека не от мира сего, на действительного инока, на мученика из тех, что, не задумываясь, руку положат в огонь за дело, в которое они верят и которому они беззаветно служат…»
– Надюша!
Крупская оглянулась. Щелкнули ножницы. На пороге стоял Ленин в белой косоворотке с отстегнутой верхней пуговицей на воротнике. Пиджак у него был переброшен через локоть.
– Надюша, – проговорил он, счастливо улыбаясь, – хорошие вести из России. Хотя вчера «Рабочую правду» в Петербурге власти, как и ожидалось, закрыли, но уже сегодня вышла «Северная правда». Живет, живет архиважнейшая наша газета! Тираж перевалил за сорок тысяч. И вообще все дела решительно идут на подъем. Сдвигается прочь мрачная туча. Проведем здесь совещание ЦК с представителями от российских организаций – и в новое наступление! Самодержавие будет добито. Революция – пролетарская революция! – не за горами. Я слышу ее отчетливые шаги. Мы скоро, очень скоро вернемся в Россию. – Он повесил пиджак на спинку стула. – Чем ты занимаешься, Надюша? Что это за вырезки?
– Знаешь, Володя, я в своих бумагах наткнулась на запись: сегодня Иосифу Федоровичу исполнилось бы тридцать шесть лет. Он при нас никогда не справлял дня своего рождения. И вот я решила перебрать газеты, соединить, положить в один конверт все, что о нем писали после его гибели.
– Да, Надюша, да, отличная мысль. – Лицо Ленина стало скорбным, задумчивым. Он перебирал вырезки. – Не помню для себя столь сильного потрясения, как смерть Инока. Обидная, нелепая смерть!
– Как он погиб, Володя? Столько было разных противоречивых сообщений и предположений!
– Надюша, имеет значение только жизнь революционера, дела революционера, а не его смерть. Смерть всегда нелепа.
Он приблизился к окну. Засунув руки в карманы, долго рассматривал спокойные, мягкие очертания Татр, горных вершин, синеющих у далекого горизонта, за которым простиралась родная земля.
– Хорошо бы Иннокентию на могиле поставить достойный памятник, – проговорил он наконец. – Имя его не должно быть забыто.
И прищурил глаза, обращаясь к этим родным, синеющим далям.
Москва – Переделкино – Ялта,
1966–1974
