Текст книги "Сталин и заговор генералов "

Автор книги: Сергей Минаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 51 страниц)

С.Петренко-Луневу начальник Штаба РККА М.Тухачевский дает специальное задание. Он считает необходимым изменить план формирования «красных Вооруженных сил» в треугольнике Киль – Бреслау – Штольп, которые должны будут не только соединиться с наступающими войсками РККА в Польше, но в первый период также отвлекать внимание Польши к ее западной границе. Тухачевский в связи с этим считал, что «при известных условиях, возможно, будет необходимо даже открытое наступление красных немецких формирований на польскую границу со стороны коридора с целью вызвать общие политические осложнения в Западной Европе»^{1093 1094}. А 9 июля 1927 г., в период нарастающего обострения военно-политической обстановки на советско-польской границе уже военный атташе Петренко-Лунев сообщал Тухачевскому, что поставленные им задачи выполняются^1095.

Особенного напряжения и обострения военно-политическая ситуация достигла к сентябрю 1927 г. Командование Красной Армии решило провести большие маневры в районе Одессы, мобилизуя боевые соединения Украинского военного округа и Черноморского флота. Маневры продолжались достаточно долго: с 17 по 28 сентября. Главным их руководителем был начальник Штаба РККА М.Тухачевский, а в качестве начальника штаба у него – В.Триандафиллов. На маневрах присутствовали А.Рыков, К.Ворошилов, А.Бубнов, С.Буденный, А.Егоров, И.Уборе-вич, И.Якир, Р.Муклевич, Р.Эйдеман, П.Дыбенко и др. Иными словами, и глава правительства, и наркомвоенмор, и вся военная элита. Одновременно проводились маневры в Ленинградском, Белорусском и Северо-Кавказском военных округах. Проведена была мобилизация и проверка боеспособности Осоавиа-хима.

Итак, шла боевая проверка готовности советских Вооруженных сил по всей линии западной границы. Одесские маневры как главные обрели благодаря присутствию на них Председателя Совнаркома СССР А. Рыкова общегосударственную значимость.

Официальная оценка итогов одесских маневров и уровня боеспособности Красной Армии была дана самим Тухачевским 5 октября 1927 г. в беседе с корреспондентом «Красной Звезды».

«Маневры этого года, – отвечал на вопросы Тухачевский, – имели целью проверить умение нашей армии вести общевойсковой бой. До последних лет мы все свое внимание фиксировали на действиях отдельных родов войск. В качестве очередной большой задачи перед нами ставится вопрос о еще большем развитии смелости, решимости и инициативы в бою. Осуществление этой задачи поставит нашу армию по своей выучке и способности вести бой в один ряд с лучшими современными европейскими армиями»^{1096. «Между строк» цитированного выше отзыва М.Тухачевского, за «парадными высказываниями» можно вычитать:}

1. Соединения и части Красной Армии обнаружили отсутствие умения взаимодействия родов войск. Для этого и понадобилось попытаться провести совместные маневры войск УВО и Черноморского флота.

2. Командирам соединений и частей недоставало смелости, решимости и инициативы в бою.

Красная Армия обнаружила на одесских маневрах неготовность к войне. Германский консул в Киеве писал 17 сентября, передавая сообщение о теплом приеме, оказанном офицерам, и дал краткое изложение немецких впечатлений. «Русская армия еще не готова, – писал он. – Высшее командование полагает, в чем наше командование никогда не сомневалось, что армия будет боеготова через три года»¹. По мнению германских специалистов от 6 июля 1928 г., Красная Армия могла бы ответить на нападение Польши, ио вряд ли она была бы в состоянии предпринять наступательные операции в каком-либо масштабе в настоящий момент^{1097 1098 1099}. Полковник Миттельбергер, посетивший Москву в марте 1928 г., отметил в качестве серьезного недостатка Красной Армии отсутствие достаточно подготовленного комсостава, «несмотря на то, что значительную роль еще играли офицеры бывшей императорской армии»¹.

Так называемая «военная тревога» 1926—1927 гг., едва не прорвавшаяся новой войной на советско-польской границе, обнаружила неготовность Красной Армии к серьезному военному конфликту. Об этом уже говорилось ранее достаточно подробно. Перед политическим и военным руководством СССР к октябрю—ноябрю 1927 г. встал один главный вопрос – во что бы то ни стало не допустить войны (а ситуация была чревата ею не только на польской границе, ио и иа Дальнем Востоке, и с Великобританией). Мне представляется, что именно с этой целью решено было использовать старые Офицерские связи Тухачевского и его гвардейское прошлое.

В военных кругах русской белой эмиграции в связи с «делом Тухачевского» и развернувшимися в СССР с 1937 г. массовыми репрессиями высшего и старшего комсостава Красной Армии выдвинута была своя версия причин и смысла этого «дела». По свидетельству И.Гессена, «иа юбилейном вечере Корниловского полка (19 сентября 1937 г. – С.М.) генерал Деникин в приветственной речи между прочим сказал, что «теперь (т.е. после раскрытия заговора и расстрела военачальников) нет больше оснований скрывать, что Тухачевский встречался в Париже с Кутеповым»⁴. Эта информация была подтверждена в газете «Возрождение» (5 ноября 1937 г.)⁵. «Деникин на собрании корниловцев 19 сентября 1937 г. сказал, – сообщалось в газете, – что теперь уже об этом можно говорить, что генерал Кутепов находился в сношениях с Тухачевским и со служащим у большевиков генералом Потаповым. Когда генерал Потапов приезжал в Париж, генерал Кутепов виделся с ним и даже представил его великому князю Николаю Николаевичу. Генерал Деникин, однако, добавил, что, как выяснилось впоследствии, и Тухачевский, и Потапов действовали с ведома большевиков и, таким образом, были лишь представителями очередного треста. Как бы то ни было, сомневаться в том, что некоторые красные генералы имели тенденцию войти в общение с белыми, не приходится»¹.

Встреча эта имела место, скорее всего, не позднее декабря 1927 г. Косвенными доводами в пользу такой ориентировочной датировки можно считать и неожиданное оживление всевозможных слухов вокруг фигуры Тухачевского, и особое к ней внимание. Так, в январе 1928 г. в Париже вышла небольшая книга П.Фервака «Михаил Тухачевский – вождь Красной Армии»^{1100 1101}. Она по своему содержанию совершенно очевидно выполняла главную задачу – дать ответ заинтересованным политическим и военным кругам, прежде всего французским, равно как и французской общественности, на вопрос: кто такой и что такое М.Тухачевский? Тоща же начали распространяться слухи о намерении Тухачевского совершить военный переворот'¹, а 21 марта 1928 г. в газете «Возрождение» в Париже появились получившие широкую известность в эмиграции деникинские «письма» к анонимному «красному командиру»¹. Они, как мне кажется, позволяют получить некоторые представления о содержании переговоров М.Тухачевского с А.Кутеповым.

Вступая в переговоры с «красным командиром», А.Деникин писал: «Я совершенно согласен с Вами, что над Россией нависли грозовые тучи со всех сторон... Теперь уже открыто говорят о разделе России»^{1102 1103}. Генерал оправдывал службу военспецов старой армии в Красной Армии их патриотическими мотивами. Шокируя многих своих читателей и прежних соратников, он при этом утверждал, что необходимо в случае войны поддержать Красную Армию, которая должна выступить на защиту родных очагов. Совершенно необычным и новым в предлагавшейся генералом политической тактике антибольшевистских сил русской эмиграции был призыв использовать в дальнейшем эту армию для свержения «коммунистической власти»'¹.

Возможно, никаких «писем красного командира» не было. Это был публицистический прием, позволяющий выразить собственную политическую позицию в отношении определенных политических сил. Такую позицию выражал пользовавшийся достаточно большим авторитетом в эмиграции генерал А.Деникин. Это была его политическая позиция по отношению к Красной Армии, которую генерал представил как вооруженную салу, возглавляемую бывшими офицерами старой русской армии и как (возможно, именно в салу этого) воалощение «национально-патриотических сал» в СССР. Это вполне мог быть ответ «анонимному» для подавляющего большинства эмигрантов, но вполне определенному для Деникина «красному командиру» – Тухачевскому. Это был ответ генерала Кутепова, председателя РОВС, «вождя» бывшей Белой армии «вождю» Красной Армии Тухачевскому. Это могло быть неведомо большинству читателей «Возрождения», но он был понятен Тухачевскому, тем, кто его направал, и это был своего рода призыв к бывшим белым офицерам, призыв их бывшего главнокомандующего генерала А.Деникина. Из всего сказанного можно в общих чертах представить предмет переговоров между А.Кутеповым и М.Тухачевским.

Тухачевский должен был «разыграть национально-патриотическую карту» в контексте уже сложившегося за рубежом мнения о «националистическом» настрое комсостава РККА. Все это должно было выглядеть как действия военной элиты во главе с Тухачевским, рядом с которой – «национально настроенные» высокопоставленные большевики, готовые поддержать военный переворот. Этот переворот должен будет привести к «национальной диктатуре» в России во главе с Тухачевским. Именно тоща и появилась политическая «формула Деникина» о «двойной задаче Красной Армии», которой он придерживался и в 1938 году: сначала Красная Армия разгромит внешнего врага, а затем свергнет большевистскую власть. Логика убеждений, обращенная к руководству РОВС, была такова: как русские патриоты помогите Красной Армии. Не принимайте участия в интервенции против СССР, уговорите французское, английское, польское руководство воздержаться от вооруженного конфликта с СССР. В случае же войны с оружием руках выступите против врагов России. Одолев врага, Тухачевский при поддержке «национал-большевиков» совершит переворот, свергает коммунистический режим и установит «национально-военную диктатуру» в стране¹. Доводы Тухачевского казались простыми, разумными, естественными в его устах: настоящие белые – патриоты. Если это так, то белые за рубежом и патриоты в Красной Армии вполне могут объединить свои усилия на «политической платформе» – защиты России от внешнего врага и установления в ней «национальной» военной диктатуры^{1104 1105}.

Однако позиция А. Деникина и А. Кутепова была категорически отвергнута председателем РОВС-и главнокомандующим

Русской армией П.Врангелем. «В печати в последнее время появилась переписка между Красным Офицером и генералом Деникиным и ряд статей, вызванных этой перепиской, – заявлял в своем приказе по армии 7 апреля 1928 г. генерал Врангель. – Главнокомандующий относится самым несочувственным образом к опубликованию этой переписки. ...Генерал Врангель находит, что сношения с представителями Армии, верно служащей власти, поработившей нашу Родину и удушающей русский народ, недопустимо и напоминает «братание» на фронте, которое наблюдалось в ужасные дни 1917 года. Опубликование упомянутой переписки вредно еще и потому, что в конечном результате она может посеять в умах сомнение в значении и смысле белой борьбы»¹. Таким образом, готовность вести переговоры и склонность оказать содействие Тухачевскому со стороны Кутепова^{1106 1107} и Деникина по воле Врангеля как старшего начальника Русской армии белые, РОВС вынуждены были отказать Красной Армии в своей поддержке.

На первый взгляд, «миссия Тухачевского» окончилась неудачей, и главным препятствием ее успеху оказался главком Русской армии и председатель РОВС генерал Врангель. Не исключено, что само появление «ответа» генерала Деникина на «письма Красного Командира (или Красного Офицера)» в газете «Возрождение» 21 марта 1928 г. было уже следствием отказа

П.Врангеля поддержать позицию А.Кутепова. Это был способ выражения «белого» мнения, оппозиционного врангелевскому. Кутепов в силу дисциплинарного порядка сделать это не мог. Деникин, официально не являвшийся членом РОВС, в этом тане был вполне свободен.

Примечательно, что кампания по подготовке отставки Тухачевского с должности начальника Штаба РККА обозначилась в СССР после выявления позиции Врангеля и «ответов» Деникина в «Возрождении» в конце марта 1928 г. Тем не менее впечатление о неудаче «миссии Тухачевского» было ложным. На самом деле ее организаторы достигли тройной цели: во-первых, в руководство РОВС был внесен раскол и боевая решимость белого военного зарубежья была нейтрализована; во-вторых, была создана почва для «оперативной игры» ОГПУ с «легендой о заговоре Тухачевского»; в-третьих, сложились благоприятные условия для отставки Тухачевского и обозначилась перспектива радикальной «чистки» советской военной элиты.

Неготовность страны и армии к обороне, обнаруженная «военной тревогой», обострила конфликт в руководстве РККА. Следовало ответить на вопрос: кто виноват в небоеспособное™ Красной Армии?

Один из давних и достаточно близких сотрудников Тухачевского, в том числе и в Штабе РККА, Г.Иссерсон вспоминал: «Узкому кругу работников Штаба РККА было известно, что в 1928 г. он (М.Тухачевский) написал докладную записку о необходимости перевооружения нашей армии и развития военно-воздушных и бронетанковых cm. В записке Тухачевский говорил, что наша армия в техническом оснащении и развитии авиации отстает от европейских армий. Необходимо, писал он, немедленно приступить к ее полному техническому перевооружению, создать сильную авиацию с большим радиусом действий и бронетанковые силы из быстроходных танков, вооруженных пушкой, и перевооружить пехоту и артиллерию, дать армии новые средства связи (главным образом радиосредства) и новые переправочные имущества. Для решения этих задач нужно развивать нашу военную промышленность и построить ряд новых заводов. Далее давался расчет количества новых средств вооружения всех видов. Для того времени предлагаемые цифры были действительно грандиозными. В заключение Тухачевский указывал, что для осуществления этой программы потребуются большие ассигнования из государственного бюджета»¹.

Акцентируя внимание на проблеме общего и технического обеспечения Красной Армии, на проблеме мобилизационного планирования^{1108 1109}, а именно в этом виделась главная причина неготовности армии к войне, Тухачевский «задевал» репутацию Егорова и Дыбенко. Ведь именно А.Егоров с мая 1926 по май

1927 г. являлся заместителем председателя Военно-промышленного управления ВСНХ и членом коллегии ВСНХ. Именно он как представитель высшего командования и боевой генерал должен был нести значительную долю ответственности за плачевное состояние дел в техническом обеспечении РККА. П.Дыбенко с 25 мая 1925 г. до 16 ноября 1926 г. являлся начальником Артиллерийского управления РККА, а с ноября 1926 по октябрь

1928 г. возглавлял Управление снабжения Красной Армии. Но ведь именно сфера снабжения армии всем боевым снаряжением и находилась в зоне его должностной ответственности. Косвенным образом основную долю ответственности начальник Штаба возлагал на наркома. Однако самое главное: Тухачевский предлагал альтернативный правительственному оборонный проект. Он предлагал программу, которая смещала военно-экономическую доминанту в оборонную сферу. Это была уже особая концепция развития страны и государства. Сам же Тухачевский, желая того или нет, этой концепцией обозначил себя в качестве военно-политического «лидера» в ее реализации.

Как симптомы нарастающего конфликта в высших эшелонах политической и военной власти вновь начали распространяться слухи о «бонапартистах» в Красной Армии. В обстановке предельно обострившейся внутрипартийной борьбы обе стороны указывали на угрозу «бонапартизма», исходящую от высшего комсостава РККА. Правда, ни та, ни другая сторона не называла имен, но лишь пыталась связать своих оппонентов с «бонапартистами».

Еще в декабре 1925 г. один из сторонников Г.Зиновьева в

*

s?r

В.М. Примаков

Л.Д. Троцкий

Р.П. Эйдеман

А.И. Егоров и А.И. Тодорский. 1934 г.

М.В Фрунзе, Б.М. Шапошников

И.А. Егоров и И.В. Сталин. 1919 г.

А.И.КукА.А.Балтийский

А,В.ПавловА.И.Верховский

А.Д.МалевскийА.И. Седякин

М.Н. Тухачевский на маневрах. 1936 г.

Групповой снимок. В центре – В.К. Блюхер. 1922 г.

Б. М. Фельдман

В.Е.Гарф

С.А.МежениновС.С.Каменев

А.И.ТодорскийА.К.Андерс

А.М.ЗайончконскийВ.В.Хрипни

А.И. ЕгоровА.И.Корк

Б.М. Шапошников

В.К. БлюхерГ.К.Воскапов

В.М.ГиттисВ.С.Лазаревич

В.Ф.ГрушецкийВ.Черпании

И.И.ВацетисИ.И.Смолин

М. ВеликановМ.И.Алафузо

М.И.ВасиленкоМ.К.Левандовский

Г.П.Киреев, В.К.Блюхер

Идут слева направо: В.М. Орлов, С.М. Буденный, А.И. Егоров, М.Н. Тухачевский. 1934 г.

Стоят слева направо: К.Е. Ворошилов, И.Э. Якир (за спиной Е. Ворошилова), М.Н. Тухачевский, С.М. Буденный (за спиной .Н. Тухачевского), А. И. Егоров, И.П. Уборевич (за спиной А.И. Егорова). 1934 г.

Я.ИАлкснисМ.Д. Бонч-Бруевич

И.С. Кутяков

Сидят слева направо: С.С. Каменев, С.И. Гусев, А.И. Егоров, К.Е. Ворошилов; стоят во втором ряду слева направо: П.П. Лебедев, Н.Н. Петин, С.М. Буденный, Б.М. Шапошников. 1920 г.

М.В.ВикторовН.В.Соллогуб

Н.Д. Каширин

Н.Е. Варфоломеев

И.П. Уборевич, Нина Владимировна Уборевич

В первом ряду сидят: М.В. Фрунзе (в центре), А.К. Андерс (второй с п р а в а ) во время визита в Турцию в 1922 г.

Ленинградской губернской парторганизации К.Шелавин предупреждал: «В армии все явственнее проскальзывает намерение подчинить политорганы командованию... Надо обратить внимание, что с этими уклонами борьба ведется нерешительно»¹. В 1926 и 1927 гг. представители «группы Сапронова – Смирнова» официально заявляли высшему партийному руководству: «Особо опасное положение создается в Красной Армии. Командный состав ее... в значительной степени сформирован из старых офицеров и кулацких элементов крестьянства. Ограничение участия в армии нетрудовых элементов все более отменяется. В терчастях, особенно конных, преобладает зажиточное крестьянство, на низших командных должностях – главным образом кулачество. Что касается партийцев-краскомов, то на них не могут не отражаться бюрократизация партии и ослабление ее связи с рабочими. Влияние пролетариата в армии ослабевает. При таких условиях Красная Армия грозит превратиться в удобное орудие для авантюр бонапартистского пошиба»^{1110 1111}. Г.Зиновьев на октябрьском Пленуме ЦК ВКП(б) утверждал: «Не может быть сомнения в том, что в период НЭПа в связи с ростом кулака и новой буржуазии вообще среди военспецов «подросли и вырастают» люди, мечтающие о роли русского Чан Кайши. Рабочий класс СССР должен реально обеспечить такую постановку дела Красной Армии, которая автоматически уничтожила бы всякого Чан Кайши раньше, чем он поднял бы руку против нашей революции»^1112.

Ментальную почву для такого рода мнений и настроений создавали и высказывания зарубежных политических деятелей. В начале 1927 г. в «Социалистическом вестнике» была помещена статья известного меньшевика Гарви под названием: «Красная Армия под знаком бонапартизации». Автор статьи писал: «Постепенная эволюция Красной Армии есть лишь производная от общей эволюции, проделываемой Советским государством, образующими его общественными классами, наконец, правящей Коммунистической партией. Эта эволюция в сторону буржуазно-бонапартистского перерождения подходит, по-видимому, к той черте, за которой Красная Армия из безвластного орудия диктатуры начинает постепенно превращаться в субъекта политического действия, в политический фактор, претендующий на самостоятельную роль».

Весьма примечательно, что такого рода обширные цитаты перепечатывались и публиковались центральной армейской газетой – «Красной Звездой» – и именно в декабре 1927 г.^{1113 Будто бы кто-то преднамеренно формировал определенный настрой общственного мнения в стране, приучал общественность Красной Армии к мысли о наличии в ее высшем комсоставе «бонапартистов». Оставалось сделать последний шаг: назвать их поименно.}

Выше уже излагались обстоятельства обострения отношений между Тухачевским как начальником Штаба РККА и Ворошиловым как наркомом, равно как и должностные трения Тухачевского с Каменевым, Егоровым, Дыбенко и др. Уже в мае

1927 г. Тухачевский, по существу, ставил вопрос о своей отставке. Первые же внешние признаки грядущей «опалы» и отставки начальника Штаба РККА Тухачевского обозначились в январе

1928 г. Этому предшествовал ряд событий «подготовительного характера».

В ноябрю—декабрю 1927 г. в Женеву в составе советской делегации в подготовительную комиссию по сокращению и ограничению вооружений был комаидирюван заместитель начальника Штаба РККА С.Пугачев. И это сделано было не случайно. Не только потому, что Пугачев занимал указанную должность, но и потому, что, «политически контрастируя» с Тухачевским, он воспринимался как прюдставитель «умерюнной» части советской военной элиты, как «сторонник мира», а не «революционной войны». В марте—апреле 1928 г. Пугачев в этом качестве вторично ездил с делегацией в Женеву.

В конце 1927 г., демонстрируя «миролюбивые намерения», советская сторона направила в Польшу нового военного атташе – Клочко И.Г., а 28 января 1928 г. прислали и нового помощника военного атташе – Богового В.Г. Эти кадровые замены могут быть косвенным указанием на неудачу «миссии Туха-невского» к А.Кутепову. Какие-то смутные слухи об оппозиционности и политической нелояльности Тухачевского уже муссировались на Западе и в Москве. В этом смысле весьма примечательно объяснение мотивов отставки Тухачевского, изложенных полковником В. фон Бломбергом, побывавшим в Москве в августе 1928 г. «Существуют две версии отставки Тухачевского, – информировал он свое начальство в Берлине, – согласно первой – он был сторонником превентивной войны против Польши, что не могло удовлетворять правительство; согласно второй – его политическая благонадежность была поставлена под сомнение, и в военном вожде кое-кто увидел тень вождя возможного мятежного движения»^1114.

Косвенным образом информация В. фон Бломберга о причинах отставки Тухачевского (в частности, в той части, что касается его склонности к «превентивной войне против Польши», что противоречило правительственному курсу) подтверждается тем, что в марте 1928 г. с должности советского военного атташе в Германии был смещен С.Лунев (Петренко). Тот самый, с которым Тухачевский летом 1927 г. переписывался по вопросу об использовании в случае войны немецких военизированных формирований «Рот фронт». В этом же плане следует обратить внимание и на смещение с должности начальника 3 отдела (военных сношений, которому непосредственно подчинялись все военные атташе) Разведуправления Штаба РККА С.Будкевича (август 1928 г,), другого давнего соратника и единомышленника Тухачевского. ,

Как своего рода пояснение к информации фон Бломберга по прводу причин отставки Тухачевского (во второй ее части – касательно его политической неблагонадежности), видимо, следует рассматривать и характеристику начальника Штаба PKIjiA, которую довел до сведения своего руководства полковник X. фон Миттельбергер (нач. отдела штаба сухопутных, войск рейхсвера), посетивший СССР в мае 1928 г. «Тухачевский, гвардии подпоручик старой армии, чрезвычайно умен и. честолюбив, – сообщал полковник рейхсвера, —один из выдающихся талантов Красной Армии. Однако общеизвестно, что он является коммунистом лишь исключительно по карьерным причи-

нам. Он может переходить с одной стороны на другую, если это будет отвечать его интересам. Здесь отдают должное и его личному мужеству, и решимости отойти от коммунизма¹, если в ходе последующего развития событий ему это покажется целесообразным».

Советский военный атташе в Польше И.Г.Клочко 30 января 1928 г. сообщал в Москву: «29 и 30 января вся польская пресса полна самыми фантастическими сообщениями о восстании в Красной Армии; говорится о восстании 4-х дивизий во главе с т. Тухачевским, наступающим будто бы на Москву; за два дня сообщения польской прессы перелетели в английскую, а оттуда они вновь перепечатывались польской прессой; характерно, что основную кампанию ведет официоз «Глос Правды»; сегодня на совещании у полпреда я предложил немедленно опубликовать опровержение полпредства, назвав всю эту провокационную кампанию.«сплошной ложью от начала до конца», что и сделано. Я рассматриваю эту клевету как одно из средств поддержания общественного мнения против нас, как «моральную мобилизацию»...»^{1115 1116}.

Информация о «восстании 4 дивизий во главе с т. Тухачевским, наступающим будто бы на Москву», появившаяся в польской и английской прессе 29 и 30 января 1928 г., даже не будучи достоверной, несомненно, способствовала формированию нужного идеологического фона будто бы «бонапартистских» намерений Тухачевского. Не исключено, что она могла быть инспирирована из Москвы. Примечательно, что сам М.Тухачевский в своей статье в «Правде» 23 февраля 1928 г. «Буржуазия об армии пролетариата» волей-неволей проинформировал советского читателя, не знакомого с книгой П.Фервака¹ и с зарубежной

прессой, о «бонапартистских слухах» вокруг его фамилии^{1117. Он опровергал – значит, оправдывался. Это исподволь готовило ментальную почву для принятия в последующем в качестве достоверного косвенным образом формируемое мнение о действительно «бонапартистских» намерениях Тухачевского.}

«Мятеж Тухачевского» должен был восприниматься и в Польше, и в Англии, и в целом на Западе как вполне логичный «ответ красного Бонапарта» на нежелание политического руководства в Москве начать войну против Польши. В интерпретации Фервака Тухачевский – ярко выраженный антизападник, антисемит, антихристианин, антидемократ, поклонник самодержавного деспотизма Петра Великого, Екатерины II, Наполеона. Он близок к Троцкому – символу «Мировой революции». Он готов завоевать всю Европу под лозунгом «Мировой революции» и восстановить Византийскую империю, подчинив ее России и уничтожая западную культуру. В то же время Тухачевский, по мнению автора книги, скорее политический фантазер и мечтатель. Он лишь внешне очень похож на Наполеона, но совершенно не обладает характером «великого корсиканца».

Вряд ли эта книга появилась случайно именно в это время. П.Фервак, журналист праволиберальной ориентации, предлагал ее преимущественно читателям, владеющим французским языком. Она предназначалась, несомненно, прежде всего французской политической общественности, а также той части русской эмиграции, которая владела французским языком. Это, определенно, русская интеллигенция, преимущественно либеральных или либерально-демократических настроений, но не офицерство РОВСа. Большинство бывших офицеров-бойцов Белой армии плохо владели французским либо вообще им не владели. «Портрет» Тухачевского, нарисованный П.Ферваком, должен был произвести отрицательное впечатление на французскую общественность и либерально-демократическую часть русской эмиграции. Книга достигла своей политической цели. Это красноречиво выразил А.Керенский спустя десять лет. «Его (М.Тухачевского) наделили, кстати, уже всякими пороками, – писал

Керенский, – ненавистник французского Народного фронта, антидемократ, антисемит, поклонник Муссолини и т.д.»¹. Независимо от степени соответствия этого «образа» реальному политическому лицу М.Тухачевского ясно, что книга П.ФерВака, несомненно, сделала свое дело. Вновь Тухачевский представал перед французским, английским, западным общественным мнением как символ «Мировой революции», «революции извне», «революции на штыках», которую жаждет внести в Европу Тухачевский. Несколько поблекший и забытый «образ» «красного Бонапарта-Аттилы» ярко вспыхнул на Востоке Европы, гальванизируя успокоившиеся было страхи. В ситуации неготовности к войне и осложнившейся социальной и внутриполитической обстановки Сталин и советское руководство стремились не допустить военного столкновения с Польшей, Великобританией и Западом в целом. Одним из важных, символических во внешней политике шагов, сделанных советским руководством в демонстрации миролюбивых намерений, было бы устранение Тухачевского с фронта внешней политики как символа войны, как политического «ястреба».

31 марта 1928 г. в центральном печатном органе Красной Армии – газете «Красная Звезда» была помещена развернутая информация о защите диссертации В.Меликова в Военной академии им. М.В.Фрунзе «Марна – Висла – Смирна»^{1118 1119}. В ней резкой критике подверглась оперативно-стратегическая деятельность Тухачевского во время «похода за Вислу». В газете приводились развернутые цитаты из выступлений участников обсуждения диссертации и самого диссертанта. Публикация материалов защиты данной диссертации в центральной армейской газете создавала необходимый контекст для неофициального, но публичного обсуждения проблемы войны с Польшей. Речь шла о Советско-польской войне 1920 г., однако имелась в виду не начавшаяся в 1927 г. новая война СССР против Польши и Западного мира. Дапная публикация позволяла публично продемонстрировать военно-политические позиции начальника Штаба РККА Тухачевского и его оппопентов. Она позволяла открыто критиковать и опровергать стратегическую «доктрину Тухачев-('КОГО ■. Таким образом, в центральной армейской печати ненавязчиво, но вполне определенно поставили под сомнение авторитет Тухачевского как главного стратега Красной Армии и показали всем, в том числе и западной общественности,несогласие советского военного и политического руководства с точкой зрения начальника Штаба РККА.

■Примечательно, что В. фон Бломберг, встречавшийся в Москве с уже новым начальником Штаба РККА Б.Шапошниковым, передал свои впечатления о нем: «Выхоленный, причесанный на пробор офицер английского типа... сдержанный, представляет ту часть Красной Армии, которая стремилась избежать войны с Польшей. Он считает своей задачей и целью всего советского высшего командования мирное и систематическое строительство Красной Армии»¹. В. фон Бломберг усмотрел в новом начальнике Штаба РККА олицетворение изменения того направления, которое отождествлялось с Тухачевским, предшественником Шапошникова на посту начальника Штаба РККА^{1120 1121}.

Итак, устранение Тухачевского с должности начальника Штаба РККА для успокоения и умиротворения политических кругов на Западе было удобным и благоприятным условием и фактором в разрешении уже давно обострившихся военно-политических проблем, связанных с личностью начальника Штаба Красной Армии. В этом заключалась лишь' одна из причин отставки Тухачевского.

В.Меликов, оценивая действия М.Тухачевского в «походе на Варшаву», позволил себе, а центральная армейская газета опубликовала, весьма резкие обвинения начальника Штаба РККА в авантюризме и сомнения в наличии у него полководческих способностей^{1122. '}