Текст книги "Сталин и заговор генералов "
Автор книги: Сергей Минаков
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 51 страниц)
Необходимо заметить, что в 20-е гг., в частности во время революционного кризиса 1923 г., в Германии возникло особое радикально-политическое течение, которое в литературе квалифицируют как «национал-революционное», или «национал-большевизм»1. В его идеологии сочетались антикапиталистические, антиимпериалистические, социалистические идеи, идея геополитического союза с Советской Россией и СССР и идеология национализма. К этому течению принадлежали уже упомянутые Г.Штрассер, О.Штрассер, В.Стеннес, Э.Бухрукер, Э.Никиш,' мыслители и теоретики «консервативной революции» А.Меллер ван ден Брук, Э.Юнгер, а также отчасти национал-милитарист -ские союзы, примыкавшие к «черному рейхсверу»: «Викинг», «Вервольф», «Оберланд» и даже «Стальной шлем»765 766 767. Братья Г. и
О.Штрассеры, В.Стеннес, Э.Бухрукер и А. Меллер ван ден Брук были связаны к тому же узами близкой дружбы. Первые четверо принадлежали к поколению «молодых лейтенантов» – ветеранов 1-й мировой войны. Кстати, нельзя не обратить внимание на тот факт, что Э.Юнгер, также лейтенант кайзеровской армии, еще в молодости был в близких приятельских отношениях с будущим прославленным гитлеровским фельдмаршалом
Э.Роммелем, который под влиянием идей своего давнего товарища присоединился к антигитлеровскому генеральскому заговору 27 июля 1944 г. Впрочем, в 1923 г. и А.Гитлер, во всяком случае в своих речах и лозунгах, также являлся «национал-революционером», находившимся под влиянием А.Меллера ван ден Брука, и во главу угла своих действий ставил войну против Франции и идеи немецкого социализма1.
Еще одно замечание, весьма важное для рассмотрения вопроса о политических связях «левых» и «правых», коммунистов и нацистов в 1923 г. В это время Гитлер находился под сильным идейным и духовным воздействием «русского немца», эмигранта из Прибалтики М.Э. фон Шойбнера-Рихтера768. Шойбнер-Рихтер воодушевлен был идеей русско-германского национального единения и совместной борьбы с французским империализмом. У него были тесные, в том числе личные, отношения с генералом
В.Бискупским, вместе с которым они организовали русско-германское монархическое общество «Ауфбау» – «Возрождение». В свою очередь, Бискупский, как, впрочем, и Шойбнер-Рихтер, находился в контакте с генералом А. фон Лампе. В контексте вышесказанного примечательна запись, сделанная А. фон Лампе в дневнике 21 ноября 1923 г.: «Шойбнер всегда держался взгляда, что русским пора отплатить за гостеприимство и... идти против Франции! Он был глава «Ауфбау» и один из инициаторов Рейхенгалля... Он смотрел на Россию при помощи г-на Бискуп-ского»1.
Забегая вперед, можем ли мы полагать, что «путч майора Бухрукера», назначенный на 29—30 сентября 1923 г.769 770, мог иметь какую-то связь с маневрами Западного фронта, которые проводил Тухачевский с 16 сентября по 3 октября 1923 г.? Не было ли между ними договоренности о «провоцировании» войны с Францией и Польшей? Последние умозаключения не более чем определение сюжетов для специального исследования.
К сказанному следует сделать еще некоторые дополнения. После провала «путча Бухрукера» все руководство «черного рейхсвера» (В.Стеннес, Э.Бухрукер, О.Штрассер) ушло к
A. Гитлеру, в НСДАП и С А771. Они так и остались «левыми нацис-тами-революционерами» и в 1930 г., после отказа принять новый политический курс Гитлера, были исключены из его партии772.
Другой целью «миссии Тухачевского» было, надо полагать, учитывая состав сопровождавших его лиц, налаживание контактов с берлинскими кругами русской военной эмиграции в расчете на привлечение их в качестве военных специалистов по организации и руководству «германской Красной Армией» в случае революции в Германии и войны с Францией и Польшей.
П.Дилакторский, в Белой армии генерала Е.Миллера являвшийся ближайшим сотрудником генерала Марушевского, вполне подходил для решения такой задачи, как, впрочем, и В.Солодухин. Генерал Марушевский в это время был одним из ближайших сотрудников Врангеля в Париже. Он имел многообразные связи в военных и политических кругах Франции и других стран, предпринимая поездки, в том числе в Германию. Восстановление контактов Дилакторского с Марушевским должно было способствовать успеху «миссии». Кроме того, П.Дилакторский и В.Солодухин вступили в тесные контакты с руководством журнала «Война и мир» и представителями русской военной эмиграции в Берлине. В доверительном общении оба полковника информировали своих старых приятелей о ситуации в Советской России в аспектах, привлекательных для белых офицеров, внушающих им надежды: Россия и Красная Армия нуждаются в «патриотах» и военных специалистах; белых офицеров высоко ценят как специалистов; «красные командиры» готовы их принять; те могут сделать карьеру в Красной Армии... при Тухачевском, который соперничает с Троцким за лидерство. Во всяком случае, эта информация с доверием была принята генералом А. фон Лампе и укрепляла его во мнении, выраженном им тоща же, что «монархистам придется перейти к идеям прямого бонапартизма»; что, «по-видимому, России придется пройти через красного Наполеона... Все равно, пусть хоть Буденный или Тухачевский!»1.
Возвращаясь вновь к «миссии Тухачевского» в марте 1923 г., следует отметить, что она, видимо, была успешной. Косвенно на это указывает письмо генерала О.Хассе А.Розенгольцу от 25 марта 1923 г., «в котором он обещал РККА помощь военным снаряжением и вновь упоминал о предстоящей «освободительной войне»773 774.
В июне 1923 г. в польский Генштаб поступила информация р том, что «Фрунзе и Тухачевский находятся в данное время в Штеттине»1. Вполне вероятно, что это так и было. Согласно приказам Западного фронта, с 17 мая по 12 июня 1923 г. Тухачевский находился в полевой поездке775 776 777. Вновь за этой формулой мог скрываться выезд в Германию.
...В июле – августе 1923 г. социально-политическая обстановка в Германии резко обострилась. В связи с приездом в Москву делегации компартии Германии было созвано экстренное заседание Политбюро ЦК 21 августа 1923 г. На этом заседании, оценивая перспективы развития революционной ситуации в Германии и опираясь на выводы специалистов, Троцкий выразил мнение, что Германскую коммунистическую партию «характеризует ее военное бессилие»'778. Опираясь на информацию военного специалиста при Брандлере, Троцкий заявил, что его «доклад прямо говорит о возможности военного поражения». «В общем, – продолжал Л.Троцкий, – доклады военного спеца, о которых я говорю, проникнуты тем, что мы будем не готовы к революции. Тот же доклад с чисто военным чутьем говорит о том (и это верно), что революция – дело ближайших месяцев или даже ближайших недель».
К.Радек также «отозвался с большими сомнениями о пригодности Германской коммунистической партии к роли гегемона». Он опасался и непригодности «будущих членов германского совнаркома, импортированных из Москвы». Он боялся, что «московские товарищи, склонные направлять каждую революцию по образцу российской, не смогут дать пригодных для германской обстановки директив»778. По мнению Радека, «первый вопрос, в оценке которого мы, может быть, расходимся, – тот, что, по-моему, занятие Германии союзниками угрожает не созданием контрреволюционного тыла, а национальной войной. Второе. Я боюсь, что в Германии сейчас не коммунизм придет после фашизма, а фашизм после коммунизма. Мы удержать массы не можем». Радек вновь указывал на то, что «огромное значение там будет иметь зато мелкая буржуазия (главным образом как фашисты)». Радек считал, что «не только не надо входить в столкновения с фашистами, но надо всячески избегать их, пока экономическая обстановка не разложит фашизм». Наконец Радек прямо заявлял: «Мы должны выступать как партия защиты Германии».
Примечательно его отношение к господствовавшему мнению, что революция в Германии будет означать новую Советско-польскую войну. Ссылаясь на кулуарные разговоры с высокопоставленными и ответственными представителями Польши, Радек пересказал откровения Кнолля: «Единственная реальная политическая цель Польши – присоединение Восточной Пруссии». Радек передал удивление Кнолля «укрепившемуся в России мнению, что мобилизация в Польше неизбежно должна вызвать мобилизацию в России. Что война исторически неизбежна – это совершенно' ясно, но возможна и передышка в несколько месяцев после революции»779. Иными словами, внимание следует акцентировать не на военных действиях войск Западного фронта против Польши и не на ожидании военного натиска поляков на границы СССР, а на организации вооруженного сопротивления французской агрессии в самой Германии. Речь, таким образом, велась'о «революционной войне» против Франции. Итак, установка на вооруженное вмешательство Красной Армии в германской революции была принята в Полит-бюро ЦК. Решался вопрос: как это осуществить, не испортив войной отношения с Польшей. Председатель РВСР Л.Троцкий уже в конце августа 1923 г. требовал от политического руководства занять определенную позицию по отношению к Польше, заключив договор о невмешательстве в дела Германии. Он требовал принять все необходимые меры к тому, чтобы не допустить войны с Польшей. Эту позицию он подтвердил в письме к членам ЦК и ЦКК от 23 октября 1923 г., считая, что «политика в отношении Польши» должна вестись «в плоскости переговоров о транзите и военном невмешательстве»1.
Уже 6 сентября 1923 г. на заседании Политбюро ЦК обсуждался вопрос о карельской бригаде, о территориальных дивизиях, которые необходимо было развернуть ввиду предстоящих военных событий780 781. Видимо, речь шла и о 2-й стрелковой дивизии Западного фронта. Вновь к этим же вопросам обращались на Пленуме ЦК 24 сентября и на заседании Политбюро ЦК 27 сентября782. В связи с этими намерениями в сентябре —ноябре 1923 г. на Западный фронт перебрасывались вновь сформированный 16-й стрелковый корпус под командованием И.Блажевича из Приволжского военного округа и 6-я кавалерийская дивизия
О.Городовикова из состава расформированной 1-й Конной армии. «Большой кавалерийский «кулак» (очевидно, 7-я кавалерийская дивизия Г.Гая и 4-я кавалерийская бригада) концентрировался на том участке советско-польской границы, где Советский Союз тонкой полоской польской территории отделяется от Литвы и, следовательно, от Восточной Пруссии. Примечательны в этом плане и соображения, высказанные на заседании Политбюро ЦК 21 августа 1923 г. Сталиным. «Надо усилить нашу силу в лимитрофных государствах, – предлагал он. – Надо собрать и бросить туда коммунистов этих национальностей. Для нас очень важен и нужен общий кусочек границы с Германией. Нужно постараться сорвать одно из буржуазных лимитрофных государств и создать коридор к Германии. К моменту революции это нужно подготовить»783 784. В контексте этих соображений можно рассматривать и предпочтения, отданные кандидатурам на должность помощника командующего Западным фронтом литовца И.Уборевича и на должность начальника штаба фронта эстонца А.Кука. На заседании Политбюро ЦК 1 ноября 1923 г. Л.Троцкий предложил схему командующих фронтами, начальников штабов и командармов на случай военных мероприятий0. Очевидно, в рамках этой схемы уже проговаривался вопрос о замене М.Тухачевского в должности командующего Западным фронтом И.Уборевичем, спустя десять дней назначенным помощником командующего Западным фронтом. По свидетельству Г.Беседовского, в силу его должностных возможностей прекрасно ориентировавшегося в этих обстоятельствах, «в Москве было твердо решено, что добровольно или силой, но Польша должна будет уступить... Для того чтобы польское правительство оказалось более податливым, решено было действовать двумя способами – кнутом и пряником. Вопрос о прянике еще не был окончательно решен, что касается кнута, то, помимо придвинутых к границе корпусов Красной Армии, было отдано распоряжение Польской коммунистической партии усилить деятельность, а военно-диверсионная организация получила приказ расширить работу»1.
Учитывая все вышесказанное о военно-политической линии, принятой Политбюро ЦК в отношении Польши ввиду грядущего «германского Октября», можно считать, что советское политическое руководство стремилось избежать войны с Польшей, ограничив советское вооруженное вмешательство в германские дела «мирной» проводкой нескольких воинских частей и соединений через польскую территорию (при официальном или неофициальном согласии ее правительства). Либо предпринять попытку установить «коридор» в Германию силой, «явочным порядком» по территории одного из лимитрофных государств (это могла быть, скорее всего, Литва). В обстановке надвигавшейся германской революции в целях предотвращения войны между СССР и Польшей, «в связи с необходимостью разрешить вопрос о транзите через Польшу в Германию польско-советские отношения приобрели специальное значение»785 786 787.
Предложения Г.Чичерина, М.Литвинова и В.Копна по вопросам советско-польских отношений в обстановке назревающей «германской революции» обсуждались на заседаниях 3, 11 и 18 октября 1923 г/ На основании принятых решений специальный советский представитель В.Копп, во второй половине октября 1923 г. отправившийся на переговоры с поляками, пытался уговорить польское правительство «предоставить свободный транзит по польским железным дорогам из Советской России в Германию»1. Польскому руководству намекали и на то, что «возможен проход нескольких советских кавалерийских бригад в Германию через узкую полосу так называемого Виленского коридора, но что это отнюдь не явится враждебным по отношению к Польше актом»788 789. Г.Беседовский пояснял, что с советской стороны было оговорено: «Убытки населению будут немедленно покрыты, а вся операция продлится не дольше трех дней. Формально поход будет самочинным актом, и ни советское, ни польское правительства не будут нести за него никакой ответственности»790. В обмен на согласие польской стороне обещали «свободу рук» в Восточной Пруссии. Иными словами, готовы были согласиться на оккупацию Восточной Пруссии польскими войсками791. Как отмечалось выше, выступая на заседании Политбюро ЦК 21 августа 1923 г., К.Радек сказал, ссылаясь на Кнолля, «что единственная реальная политическая цель Польши – присоединение Восточной Пруссии»792. Но, несмотря на предпринятые усилия, миссия В.Коппа не увенчалась успехом. Вернувшись из Польши, уже 10 ноября 1923 г. Копп докладывал о результатах своей поездки на заседании Политбюро ЦК793. Ставился вопрос о том, где целесообразнее использовать Тухачевского: на Западном фронте против Польши или в Германии, на «Западном фронте» против Франции.
Во всяком случае, представляется возможным, что могла иметь место предумышленная «утечка информации» об «организации Тухачевского» и националистически-антисемитских настроениях в комсоставе Красной Армии (в частности, и соответствующие «откровения» И.Вацетиса В.Колоссовскому) и в «группе Тухачевского». И рассчитана она была на «национал-социалистские» настроения и политические группировки в Германии. Ранний национал-социализм характеризовало гораздо большее соответствие между его действительным политическим содержанием и названием самой партии. Тогда, в 1923 г., в лозунгах этого движения доминировали идеи революции, нацио-налыюго социализма, антикапитализма и войны против Франции.
...Об участии Тухачевского в подготовке «немецкого Октября» 1923 г. существует много слухов. В своей книге «Дело Тухачевского» В.Александров со ссылкой на Э. Волленберга1 писал по этому поводу: «Тухачевский многократно бывал в Германии с официальными миссиями до прихода нацистов к власти. В 1923 г., в частности, он был в «специальной группе», составленной из 6 членов под руководством Пятакова, которая должна была в случае победы революции в Германии взять на себя командование германской Красной Армией. Эта группа расположилась на Унтер ден Линден, 7, в меблированных комнатах посольства СССР. В конце ноября 1923 г., когда стало очевидным, что немецкая революция провалилась, Пятаков и пять потенциальных инструкторов германской Красной Армии покинули Берлин, Тухачевский остался там и был представлен советским послом Крестинским как «агент'для связи» между верховным командованием Красной Армии (Реввоенсоветом) при рейхсвере, уполномоченный подготовить советско-германские военные соглашения. Однако Тухачевский не нашел взаимопонимания с Крестинским и к концу второго месяца (пребывания) потребовал своего отзыва в Советский Союз»794 795.
Действительно, постановлением Политбюро ЦК РКП (б) от 4 октября 1923 г. начало «немецкого Октября» было определено на 9 ноября указанного года, а для подготовки и руководства восстанием в Германию направлялась группа в составе Г. Пятакова, К.Радека, Я.Рудзутака и В.Куйбышева1. Позднее вместо двух последних в состав группы были включены В.Шмидт и Н.Крестинский. Таким образом, в нее, во всяком случае офици– / ально, не был включен М.Тухачевский. Эта группа выехала в Германию 19—20 октября. К.Радек, как главный знаток германских дел и фактический руководитель группы и будущего восстания, утверждал, что прибыл в Берлин 22 октября796 797. Тухачевского вместе с ним и в составе группы не было. В это время, согласно штабным приказам фронта, с 15 октября по 2 ноября 1923 г. Тухачевский в сопровождении своих адъютантов А.Виноградова и М.Михайлова-Морозова находился в полевой поездке по фронту798, которую ему пришлось прервать по требованию ЦКК, и 28 октября срочно выехал в Москву на заседание Партколлегии ЦКК799. Тем не менее в Москве, как вспоминал Г.Бесе-довский, «намечались будущие члены правительства Советской Германии. Из числа русских советских деятелей отбиралась крепкая группа, которая должна была служить ядром будущего германского совнаркома. Эта группа состояла из самых разнообразных работников. Здесь были хозяйственники, как Пятаков и Ларин; военные в лице Уншлихта, Берзина и Тухачевского»800.
Известно, что И.Уншлихт, «вчерашний» 1-й заместитель председателя ОГПУ, являлся куратором советской военной разведки. Под его руководством в Берлине и других городах Германии действовали сотрудники советской военной разведки. В частности, в Берлине это были А.Сташевский, Б.Бортновский,
В.Скоблевский-Горев (В.Розе), С.Пупко-Фирин, С.Жбиков-ский. Они выполняли функции по организации воинских подразделений и частей КПГ, так называемых «красных сотен» и
органов будущей «госбезопасности» – «германской ЧК». В частности: С.Жбиковский под псевдонимом «Алоис» являлся руководителем военного аппарата КПГ; С.Пупко-Фирин руководил подготовкой вооруженного восстания; В.Скоблевский-Горев (В.Розе) организовывал «германскую ЧК». Военным специалистом КПГ являлся бывший капитан Генштаба австро-венгерской армии О.Штейнбрюкк. Б.Бортновский, возглавляя Берлинский разведывательный центр (резидентуру в Берлине), координировал деятельность всех указанных лиц и непосредственно курировал агентурную работу в среде русской военной эмиграции в Берлине. Я.Берзин в это время уже был заместителем начальника разведывательного управления Штаба РККА и в силу своего должностного положения непосредственно должен был руководить всеми своими подчиненными, всей работой по организации «германской Красной Армии».
Ранее упоминавшийся В.Орлов, весьма хорошо осведомленный о российских делах и событиях накануне «немецкого Октября» в Германии, вспоминал, что летом 1923 г. «в Берлин прибыл Вацетис. Он был одним из высших командиров Красной Армии и известным специалистом по Гражданской войне в России. Туда же под фамилией Полянин приехал Тухачевский, молодой человек крупного телосложения, с непроницаемым выражением лица и крючковатым носом, очаровавшим всю Фрид-рихштрассе своими размерами»1. О пребывании Вацетиса в Берлине, как отмечалось выше, сообщал в своем дневнике А. фон Лампе801 802 803. Это подтверждается официальными сведениями’1.
«Небольшого роста, коренастый и плотно сколоченный... с лицом римского гладиатора и всепонимающим взглядом Сократа» – такое впечатление производила на окружающих внешность И.Вацетиса804. Иоаким Иоакимович Вацетис, или правильнее, Вациетис (1873—1938), из латышских крестьяи-батраков вышел в офицеры, окончил Академию Генерального штаба, завершив свое участие в 1-й мировой войне полковником, командиром 5-го Земгальского полка латышских стрелков. В сентябре
1918 г. стал главкомом Вооруженных сил Советской республики. Он, спасший советскую власть и большевистское правительство в июле 1918 г., беспощадно и решительно, «по-наполеоновски» пушками разметавший мятежные отряды левых эсеров, вместе с Троцким создававший регулярную Красную Армию и организовавший первые ее победы, в июле 1919 г. был отстранен и вскоре арестован как участник «заговора в Полевом штабе РВСР». И, хотя подозрения не подтвердились, боевая карьера честолюбивого главкома-латыша на этом завершилась. Он оставался в рядах Красной Армии «за прежние выдающиеся заслуги» и, видимо, не ожидал нового своего взлета в 1923 г.
«Когда я в чине полковника преподавал тактику в Академии Генерального штаба, – вспоминат генерат М.Бонч-Бруевич, – поручик Вацетис был только слушателем, и притом матоуспе-вавшим»1. Оценка генерат весьма субъективная, хотя бы потому, что отношения его с главкомом были неприязненными. В Бонч-Бруевиче, несомненно, говорило и оскорбленное чувство гене раза, конъюнктурно обойденного его вчерашним учеником «выскочкой», протежируемым Троцким.
Сравнивая своего protegee со сменившим его новым главкомом, тоже бывшим полковником, С.Каменевым, Л.Троцкий считал, что «Вацетис был упрямее, своенравнее и поддавался, несомненно, влиянию враждебных революции элементов»805 806. Троцкий отмена] «вспыльчивость и капризность» главкома807. «Вацетис был предприимчив, активен и находчив... В противоположность другим военным академикам, он не терялся в революционном хаосе, а жизнерадостно барахтатся в нем, пуская пузыри, призыва!, поощрял и отдавал приказы, даже когда не было надежды на их выполнение. В то время как прочие «спецы» больше всего боялись переступить черту своих прав, Вацетис, наоборот, в минуты вдохновения издавал декреты, забывая о существовании Совнаркома и ВЦИКа. Через год, примерно, Вацетиса обвинили в сомнительных замыслах и связях, так что пришлось его сместить. Но ничего серьезного за этими обвинениями не крылось. Возможно, что на сон грядущий он почитывал биографию Наполеона и делился нескромными мыслями с двумя-тремя офицерами»1.
1' Человек прямодушный, грубоватый, И.Вацетис трудно переносил чей-либо контроль над собой. Окружавшие его отмечали в нем «импульсивность»808 809. Он был чрезвычайно самостоятельным, волевым, стремившимся и умевшим подчинять себе других. «Обычно главком И.И.Вацетис старался обходиться без советников, – вспоминал позднее один из сотрудников его штаба, – как в штабе, так и на заседаниях РВС упорно добивался проведения в жизнь своих решений»810. Как любил повторять и позднее сам И-.Вацетис, «командир в бою – это все. Даже при комиссаре. Это диктаторская власть. Без этого нет победы»811.
Несомненно, отставка с поста главкома и арест произвели шокирующее впечатление на полковника. Обида на советскую власть и ревность к своему преемнику весьма часто прорывалась в несдержанных откровениях Вацетиса. Это порой просматривалось и в беседах, в которых он обязан был вести себя весьма сдержанно. «Много сделал на своем посту Сергей Сергеевич, но кое-что было сделано и до него», – как бы напоминал вскользь и о своих заслугах бывший главком812.
Оказавшись в августе 1923 г. в Германии, в Берлине, в разговорах с представителями русского военного зарубежья Ваце-тис давал волю своим чувствам, всему накопившемуся в его душе недовольству властью, всем своим обидам.
«Вчера у меня был после большого перерыва В.В.Колоссов-ский, – записал в своем дневнике 23 сентября 1923 г. А. фон Лампе. – ...Я высказал согласие повидаться самому с Вацети-сом, хотя мне это и неприятно морально, так как ведь... он своей работой против нас и Колчака укрепил ту самую власть жидов, которых он сейчас так не жалует!.. Не говорит ли в нем только оскорбленное повышенное самолюбие латыша, которого спихнул с хорошего и видного места новый человек. Недаром в разговоре с Колоссовским он говорил отрицательно главным образом о Каменеве, сменившем его на посту главковерха!»1
«Видимо, Вацетйс не прочь поговорить с кем-либо моего типа, но боится наблюдения Чеки, – записал в своем дневнике А. фон Лампе 25 октября 1923 г. – ...Как выгнали большевики из главнокомандующих – пошел против своих же господ»813 814.
Несмотря на отставку, неуживчивый нрав, политическую «неуравновешенность и неустойчивость», Вацетйс не только в первой половине 20-х годов сохранял репутацию весьма ценного военного специалиста, хорошего организатора Вооруженных сил, но и во второй половине 20-х годов, и в 30-е годы. Поэтому неудивительно, что именно его кандидатура оказалась наиболее подходящей для организации и последующего руководства создаваемой «германской Красной Армией». Тем более что его настроения и военная судьба могли в достаточной мере импонировать русским офицерам в белом зарубежье. Их ведь намеревались привлечь к активному участию в создании Красной Армии в Германии.
Что касается Тухачевского, то штабные документы Западного фронта свидетельствуют о его отсутствии в Смоленске с 6 по 14 августа и с 20 августа по 3 сентября 1923 г.815 В указанные сроки он находился в командировках в Москве. Время это примечательно. Дело в том, что на 21 августа было назначено выше достаточно подробно освещавшееся экстренное заседание Политбюро ЦК. Если следовать свидетельствам Беседовского, это решение о формировании «германского совнаркома» исключение в его состав Тухачевского было принято в конце августа или в начале сентября 1923 г. Это значит, что высшие советские партийно-правительственные круги, Политбюро ЦК, стремившиеся избежать войны с Польшей, решили «отправить».Тухачевского в Германию, считая использование его опыта в Берлине более целесообразным, чем оставлять его в Смоленске. Военно-политические настроения самого Тухачевского в это время явно не совпадали с позицией политического руководства. Эти настроения достаточно определенно, хотя и в общей форме, Тухачевский выразил в статье «Красная Армия на 6-м году Революций», опубликованной в октябре 1923 г. в массовом военном журнале «Красная присяга». Он писал: «Итак, к концу шестого года советской власти назревает новый взрыв социалистической революции, по меньшей мере в европейском масштабе. В этой революции, в сопровождающей ее гражданской войне, в процессе самой борьбы, так же, как и прежде, у нас создается могучая, но уже международная Красная Армия. А наша армия, как старшая ее сестра, должна будет вынести на себе главные удары капиталистических вооружений. К этому она должна быть готова, и отсюда вытекают ее текущие задачи. ...Она должна быть готова к нападению мирового фашизма и должна быть готова в свою очередь нанести ему смертельный удар разрушением основ Версальского мира и установлением Всеевропейского Союза Советских Социалистических Республик»1.
Суть цитированного выше фрагмента выступления М.Тухачевского, таким образом, заключается в следующем: «мировой фашизм» – это «Версальский мир», т.е. страны Антанты и прежде всего Франция. Красная Армия «должна быть готова к нападению мирового фашизма», т.е. к нападению Франции. Красная Армия «должна быть готова нанести смертельный удар» основам Версальского мира, т.е. по Франции и ее союзникам. В этой новой «социалистической революции» «европейского масштаба» именно Красная Армия должна будет «вынести на себе главные удары капиталистических вооружений».
Таким образом, Тухачевский выражал позицию, согласно которой решающей силой «германской революции» должна была стать Красная Армия, а не ее «филиалы» в Европе, не германские коммунисты и не германские националисты. Это – завуалированная формула «революции извне», экспорта «революции на штыках» Красной Армии. Таким образом, само удаление Тухачевского с Западного фронта должно было послужить красноречивым и выразительным знаком миролюбия СССР в отношении Польши.
Однако уже 28 августа 1923 г. Тухачевский возвратился из Германии в Смоленск816 817. Таким образом он заявлял о своей особой позиции относительно перспектив «германской революции», вернувшись в Смоленск, в руководство Западным фронтом, командование которым он, таким образом, отказался сдать. Далее в Москву поехал его ближайшее доверенное лицо, состоящий для особых поручений А.Виноградов1. Он также сопровож-дат командующего в Берлин. Очевидно, Виноградов должен был отвезти информацию и отчет о поездке. Я сентября он уже вернулся. Тухачевский сам не поехат в Москву. Видимо, также через Виноградова командующий фронтом добивался скорейшего назначения к нему нового пача1ьпика штаба фронта на вакантную с середины июня должность. Ввиду обозначенных выше воинственных настроений Тухачевского эту должность должен был занять человек, хорошо знакомый с возможным театром военных действий. По некоторым свидетельствам, Тухачевский просил направить к нему в качестве такового давно ему известного и высоко ценимого, как специалиста, А.Кука818 819. Это был отличный генштабист, старый соратник М.Тухачевского со времен польского похода. Впрочем, назначение Кука на должность начальника штаба Западного фронта было обусловлено и тем, что он лучше других кандидатов в начальники фронтового штаба ориентировался в том, что происходило в Германии, а также в Польше и Прибалтике. Известно, чтос 21.05.1921 по 12.09.1923 Кук являлся помощником (заместителем) начальника разведывательного управления Штаба РККА. Известно также, что многие бывшие руководители разведки Западного фронта и его соединений в 1920 г. ныне находились в Германии и активно участвовали в подготовке «германского Октября». Все они, в том числе А.Кук, равно как и начальник разведывательного отдела штаба В СУК и УВО Р.Лонгва, действовали, как и в 1920 г., под руководством И.Упшлихта, заместителя председателя ОГПУ. Именно он вплоть до 1930 г. курировал советскую военную разведку.
Назначение Кука на должность начальника штаба фронта являлось, таким образом, одной из мер, причем не только фрон-tOBdro командования, по подготовке к военным действиям. Однако следует обратить внимание на два обстоятельства. Во-первых, Кук во время Советско-польской войны 1920 г. имел главным образом опыт руководства штабом 15-й армии Западного фронта, которая действовала на правом, северном, фланге фронта, оперируя вблизи границ Восточной Пруссии и Прибалтийских государств. Иными словами, как раз в том оперативном направлении, которое согласно планам советского военно-политического руководства предполагалось превратить в советско-германский коридор, по которому должны были пройти кавалерийские бригады из СССР в Германию. Во-вторых, Кук был эстонцем, поэтому не исключено, что его назначение было обусловлено также намерениями, высказанными Сталиным, «сорвать одно из балтийских государств». Таким образом, возможно, что назначение Кука, человека, проверенного ОГПУ и советской разведкой, предусматривало использование его скорее в интересах реализации военно-политических и оперативных планов политического руководства, а не ввиду антипольских воинственных настроений Тухачевского. Косвенным образом указанные предположения подтверждаются тем, что А. Кук остался начальником штаба фронта как политически вполне надежный и «послушный» человек и после того, как М.Тухачевский был удален из Смоленска.
