Текст книги "Сталин и заговор генералов "
Автор книги: Сергей Минаков
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 51 страниц)
С.Анников, командир штрафного батальона при штабе 16-го стрелкового корпуса956; тогда же был «исключен из списков как осужденный военным трибуналом 4-го стрелкового корпуса» О.Конюхов, бывший помощник командира 87-го стрелкового полка 29-й стрелковой дивизии, прикомандированный к 27-й стрелковой дивизии'1; был «отправлен в бессрочный отпуск» бывший начальник оперативно-строевой части штаба 27-й стрелковой дивизии, командир батальона 29-й стрелковой дивизии А.Иванов958.
В связи с вышесказанным, как мне представляется, находится и свидетельство А.Брусилова. «В 1924 году я очень болел, – вспоминал генерал. – Мне дали, наконец, отставку и назначили пенсию. Волокита была ужасная, опубликовали о назначении пенсии в 30 червонцев в марте, а начали выдавать, кажется, в июне или июле. Одновременно дали отставку и назначили такую же пенсию Павлу Ивановичу Лебедеву... Для того чтобы решиться уволить от дел такого человека, как Лебедев, нужны были серьезные причины. Одновременно с ним был уволен, а затем и арестован его правая рука Георгий Николаевич Хвощинский»'. Известно, что А.Брусилов был уволен на пенсию 15 марта 1924 г. Он упоминает о времени своей отставки и в собственных воспоминаниях, что выше цитировалось. П.Лебедев, таким образом, был уволен на пенсию также 15 марта. Надо полагать, что увольнение и арест Г.Хвощинского имели место примерно 15 марта. С должности главкома был смещен С.Каменев, а сама должность – упразднена. 14 марта был смещен с должности помощника начальника Управления делами РВС СССР Н.Пневский. Со своей должности был смещен 2-й помощник начальника штаба РККА Е.Гарф; был назначен новый начальник Разведывательного управления Штаба РККА, и в аппарате Штаба РККА была проведена широкомасштабная «чистка». Согласно послужному списку С.Шах-Тахтинского, ведавшего отделом кадров Штаба РККА, 1 апреля 1924 г. отправили «в резерв комсостава Штаба РККА»1. Такая воешю-канце-лярская формулировка тех лет означала увольнение из армии. Эта мера в отношении весьма ценного работника, Штаба РККА могла быть вызвана чрезвычайными обстоятельствами. Видимо, он тоже был арестован.
Из рядов Красной Армии был уволен и бывший начальник штаба Украинского военного округа, а затем помощник командующего 5-й отдельной армией А.Андерс.
Не исключено, что ко всем названным лицам и кадровым «метаморфозам» и относилась фраза из сообщения В.Колоссов-ского: «Раскрыта организация Тухачевского... он сам и многие из участников заговора арестованы»959 960.
Таким образом, 14—15 марта 1924 г. по распоряжению из Москвы силами ОГПУ под руководством Ф.Медведя и Я.Зирни-са на Западном фронте был произведен «переворот»: был «свергнут» со своей должности командующий Западным фронтом Тухачевский. Его «самостийность» была ликвидирована. «Заговор» в Красной Армии был парализован, и «военный переворот» предотвращен. Однако вряд ли содержание и смысл всех этих «криминально-политических» понятий могли быть тогда детально расшифрованы и документарно подтверждены в ОГПУ. Это пока были в основном настораживающие подозрения, слухи, обрывочные сведения – объект для грядущего агентурного наблюдения и расследования.
Глава 6
ВОЕННАЯ ЭЛИТА КРАСНОЙ АРМИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ 20-Х гг.
1
Военная реформа
23 марта 1924 г. Штаб РККА был разделен на три части: Штаб РККА с функциями разработки оперативных и мобилизационных планов; Управление РККА с функциями руководства всей текущей жизнью армии; Инспекторат РККА с функциями боевой подготовки РККА. В качестве самостоятельных управлений, подчиненных непосредственно наркому и РВС СССР, из структуры Штаба РККА выводилась большая часть управлений, ранее пЬдчипепных начальникам Штаба РККА. Должность главкома упразднялась. Западный фронт упразднялся и реорганизовывался в Западный военный округ.
В целом была, таким образом, проведена децентрализация управления Красной Армией. Штаб РККА из высшего центрального аппарата, фактически руководившего всей армией, превращался в одно из упраалсний с весьма узкими, хотя и важными функциями. Упразднение должности главкома и структуры Западного фронта означало отказ от политики и «доктрины революционной войны». Это означало принятие нового военно-политического курса на «мирное сосуществование» с соседними государствами. Это означало изменение всей парадигмы политического развития СССР и сдвиг «генералов» на «второй план» во внешней и внутренней политике. Красная Армия из доминирующего фактора внешней и внутренней политики СССР щювраща-лась во второстепенный. Кардинально была изменена структурная основа военной аласти.
В контексте политической парадигмы, структурировавшейся на принципах «перманентной революционной войны>>, как ее утверждал в 1920—1923 гг. М.Тухачевский, прежняя структурная основа политического доминирования Красной Армии держалась на элементах, персонально воплощенных в Л.Троцком (Председатель РВС СССР и нарком), Э.Склянском (заместитель Председателя РВС СССР и наркома), С.Каменеве (главком), П.Лебедеве (начальник Штаба РККА), М.Тухачевском (командующий Западным фронтом), М. Фрунзе (командующий ВСУК). При этом «нервный узел», обеспечивавший функционирование данной «структурной основы» и всей Красной Армии, был сосредоточен на Западном фронте, в Смоленске, в руках командующего фронтом Тухачевского. Западный фронт и Тухачевский оказывались «ключевыми» элементами данной политической системы, выросшей из Гражданской войны. Упразднение «фронтовой структуры» на Западе, ориентированной на «революционную войну», и отрыв Тухачевского от «больших батальонов» разрушали эту систему.
Результаты политической борьбы 1923—1924 гг. были знаменательны и в том смысле, что до 1924 г. структура власти в СССР окончательно не определилась. Она находилась в процессе становления и стабилизации. Эта структура определялась не институтами власти, а личностями лидеров, «вождями». Если это был Ленин, то ведущей структурой революциошюй власти оказывался Совнарком, если это был Троцкий, то соответственно – Реввоенсовет Республики. Роль же того или иного «вождя» определялась до 1924 г. господствующим политическим курсом Мировой революции и «революционной войны». Пока стихия революции обеспечивала более или менее широкую социальную базу большевистской партии, лидирующая роль Ленина и Троцкого была вне конкуренции. Однако повышение удельного веса красной Армии, особенно в «революционной войне» против Польши, особенно в обнаружившейся очевидной недостаточности собственной энергии Мировой революции в Европе да и в Азии, усиливало соблазн «раздуть мировой пожар» внесением «огня революции» на штыках, осуществить «революцию извне». Обстановка усугублялась опасным для большевиков сужением социальной базы к 1921 г., когда решающей и «спасающей» их силой оказалась Красная Армия. Массовые восстания крестьян, одетых в серые шинели, и матросов – «красы и гордости революции» – не оставляли сомнения в том, что волна «народной революции», вознесшая к власти большевиков, столкнулась с их порывом к революции Мировой и грозила погасить ее «пламя» вместе с «пламенными революционными вождями». В этой ситуации обозначились «новые вожди» революции, способные со временем вытеснить «старых» – «революционные генералы». Первым среди них, живым воплощением «революции на штыках», оказался Тухачевский.
Нельзя не обратить внимание в контексте вышеотмеченного и на парадоксальное своеобразие последнего этапа Мировой революции в 1923—1924 гг. В это время для «раздувания пожара Мировой революции» в Европе ее лидеры самоубийственно стремятся найти опору в остатках белых армий, завлекая наиболее активную их офицерскую часть определенными, хотя и весьма туманными «бонапартистскими перспективами» Тухачевского. В этой ситуации Тухачевский оказывался даже в большей мере лидером белой, нежели красной части «революционных генералов». Да и сама «социальная революция» в форме «революционной войны» начала обнаруживать едва заметные, но вполне определенные признаки «национал-социалистической».
Итак, информация о «военном заговоре» в Красной Армии в 1923—1924 гг. (по мнению весьма серьезных наблюдателей из русского военного зарубежья, вполне достоверная) обнаруживает разнообразные, чаще косвенные подтверждения объективного характера.
В обстановке острого кризиса власти, конъюнктура которого оказалась обусловленной совпадением во времени сохранявшейся социально-экономической и социокультурной напряженностью в стране; политической и последовавшей за ней физической смертью Ленина; «германским Октябрем», чреватым новой войной; болезнью и заметной политической растерянностью Троцкого; отсутствием безусловного и неоспоримого «наследника Ленина» в партийно-политической элите – все эти органично проросшие друг в друга обстоятельства, начиная с весны 1923 и до весны 1924 г., несомненно, повысили удельный вес советской военной элиты в обстановке «политической прострации», охватившей страну.
Советская военная элита, дотоле ограниченная партийно-политическим надзором даже в руководстве сугубо армейскими делами, неожиданно получила шанс стать своего рода арбитром в решении политических споров как внутри страны, так и за ее пределами. Ее лидер Тухачевский оказался перед вполне реальной перспективой сыграть решающую роль в определении политического будущего Советской России и СССР. Начавшаяся еще с весны 1923 г., с «дела Варфоломеева», «чистка» военной элиты лишь красноречиво свидетельствовала о тревожных опасениях партийно-государственной власти, рожденных все более явной непокорностью военной элиты, воплощенной в поведении ее лидера Тухачевского, в распоряжении которого оказались самые лучшие в Красной Армии и преданные ему «большие батальоны».
Несмотря на противоречивость и смутность политической ситуации, в которой оказался Тухачевский, подготавливаемый им «аититроцкистский» военио-политический переворот состоялся. Однако низвержение почти независимого и честолюбивого военно-политического «вождя» Троцкого другой политической фигурой, но вполне партийно-управляемой, Фрунзе, не смогло гарантировать «красным маршалам» роль независимого субъекта политического действия. Это обстоятельство в значительной мере способствовало продолжению и расширению «чистки» и «обновлению» военной элиты, ее растущему подчинению элите партий] ю-политической.
Можно считать, что независимо от последующих военно-политических процессов «падение Тухачевского» состоялось именно в 1924—1925 гг. Сохраняя внешне свое лидирующее положение в военной элите и Красной Армии, он, по существу, начиная с весны 1924 г., постепенно терял свое реальное влияние на военно-политическую ситуацию. В его лице это влияние теряла советская военная элита, сложившаяся по итогам Гражданской войны. Несостоявшийся «рецидив» революционный войны в связи с «германским Октябрем» фактически завершил эпоху «революционных, наполеоновских войн» в России. Это обстоятельство в конечном счете предопределило крушение перспектив советской военной элиты и ее лидера на самостоятельную политическую роль и их «вымывание» из военно-элитарного слоя «красных генералов».
Новая структурная основа военной власти, обозначившаяся весной 1924 г., персонифицировалась в Троцком (Председатель РВС СССР и парком) и Фрунзе (заместитель Председателя РВС СССР и наркома), обнаруживала отказ, хотя бы временный, от «революционной войны» и от «фронтовых» настроений. В свое время К.Маркс, стремясь понять социально-политическую сущность деятельности Нцполеона, писал, что «он завершил терроризм, поставив на место перманентной революции перманентную войну». В сложившейся ситуации в Советской России – СССР, кажется, начиналось движение в противоположном направлении: отказ от «перманентной революционной войны» при далеко не исчерпанном революционном социальном потенциале неизбежно вел к «перманентной революции» внутри страны и к возобновлению «терроризма». Наполеон избавил Францию от революционного террора, перенеся его на соседние страны и народы в форме «наполеоновских войн». Отказ революционной России от собственной перспективы «наполеоновских войн» возвращал или оставлял революционный террор внутри страны. В этом, как мне представляется, «знаковый» смысл ликвидации Западного фронта, «падения» Тухачевского и начала масштабной ротации советской военной элиты.
В поисках причин очевидной, хотя и «молчаливой» конфронтации между высшим партийно-политическим руководством и Тухачевским, обозначившейся в марте 1924 г., следует обратить внимание не на замену Э.Склянского на М.Фрунзе, а на намеченный политическим руководством указанный выше «государственный переворот». Он должен был найти свое содержательное выражение в намечаемой радикальной реформе РККА.
В ходе проведения военной реформы высшим политическим руководством предусматривалось решение главной задачи: сократить численность Красной Армии, превратив ее в боеспособную и дешевую. Задача, несомненно, очень трудная. Уже к середине 1924 г. обозначилось несколько составляющих эту задачу: вопрос о территориально-милиционных формированиях; вопрос о введении единоначалия; вопрос о Штабе Красной Армии; вопрос о численности армии; вопрос об организации стрелковых частей; вопрос о стратегической доктрине РККА, который предполагал решение вопроса военно-политического курса СССР. Трудно было найти в Красной Армии крупных военачальников, которые были бы против сокращения ее для мирного времени с одновременным улучшением качества, повышения ее боеспособности. Всем было ясно, что в еще не оправившейся от разрухи стране следует изыскивать возможности более рационального использования военного бюджета. Сам же он, конечно же, должен быть сокращен из-за общей скудости бюджетных средств и бедности страны. Взгляды М.Тухачевского на то, какой должна быть Красная Армия, были давно известны военной общественности и руководству РККА.
Он еще в 1921 г. утверждал, что Красная Армия должна быть постоянной, высокопрофессиональной и в мирное время – небольшой. По мнению Тухачевского, эту армию целесообразно комплектовать «классово-однородным» контингентом, всецело преданным делу социализма. В России с преобладающим крестьянским населением армия, укомплектованная крестьянством, политически неблагонадежна. Это и был один из аргументов в пользу небольшой хорошо вооруженной профессиональной армии. Такая армия в случае наступательной «революционной войны» может быть быстро увеличена за счет представителей так называемых «родственных классов» страны, куда вторглись «революционные войска».
Тухачевский был категорическим противником «милиционной армии», пропагандистом введения которой в 1921 г. являлся Троцкий. «Мне пришлось слышать, как ярые проповедники милиционной системы очень уверенно считают себя сторонниками вооруженного могущества РСФСР, – писал Тухачевский в январе 1921 г. – ...Вся беда в том, что эта система повлечет за собой «коммунистическое пораженчество». Провести у нас милиционную систему – это значит распять Советскую Республику»1. Отрицательное отношение к «милиционной системе» сохранилось у Тухачевского и к 1926 г. В завуалированной форме он выражает свое критическое отношение к проведенной реформе РККА с переводом ее на смешанную, кадрово-милиционно-территориальную систему. «Территориальная систейа имеет отношение к всеобщему военному обучению, – писал Тухачевский в январе 1926 г., вскоре после смерти Фрунзе и своего вступления в должность начальника Штаба РККА. – Однако, применяя методы казарменного и внеказарменного воспитания, можно
Тухачевский М.Н. Красная Армия и милиция. – Смоленск, 1921.
было бы достигнуть тех же самых результатов и без территориальной системы»1. Таким образом, Тухачевский в период военной реформы оставался противником перевода армии на смешанную кадрово-территориальную систему. Он по-прежнему оставался ярым сторонником «революционной экспансии» силами Красной Армии.
Тухачевский еще в 1920 г. достаточно решительно и резко выразил свое отрицательное отношение к институту военных комиссаров и революционных военных советов в войсках. «Ревсо-веты – это бельмо на глазу нашей стратегии – сами себя изживают в доказательство того, что существование их противоречит сути дела», – писал он в январе 1920 г.961 962. Эту позицию он сохранял и после Гражданской войны, и в 1927 г.963.
' Тухачевский был за введение единоначалия, и как можно скорее. Однако в период проведения военной реформы Тухачевский в силу своего служебного положения занимался особенно близко и непосредственно двумя вопросами реформы: реорганизацией Штаба РККА и повышением боеспособности стрелковых частей, так называемой «реальной пехоты». Эти две проблемы, в его видении органично взаимосвязанные, – структура высшего руководства армией и боевая подготовка (боеспособность) – сквозной линией проходят во всей его деятельности вплоть до 1937 г.
Еще в августе 1921 г. в своей статье «Новые силы», посвященной первому выпуску «красных генштабистов» из Академии Генерального штаба, Тухачевский выступал против «многоначалия в Красной Армии» и за «объединение разрозненных функций в одном вполне авторитетном учреждении, построенном на вполне авторитетном в революционном отношении составе работников Генерального штаба»964. Тухачевский считал условиями, оптимальными для управления Красной Армией, – ликвидацию РВСР, ПУР и прочих учреждений и создание вместо них Генерального штаба, который должен вобрать в себя все их функции. Тухачевский считал, что эффективность управления и политическая благонадежность Генерального штаба достигаются укомплектованием его «молодыми генштабистами» «революционного происхождения»1. Так, по его мнению, можно будет ликвидировать главное зло Красной Армии – многоначалие. Мно-гоиачалие это находило свое выражение, по мнению Тухачевского, выраженному в других его статьях, в господстве комиссарского контроля над командирами. Он отстаивал идею единого Генерального штаба, в который бы на правах одного из управлений или отделов входили ПУР и отдельные функции РВСР965 966. Иными словами, уже тогда было ясно, что Тухачевский (учитывая взгляды по различным вопросам организации управления РККА) считал, что вся полнота управления армией должна быть сосредоточена в Генеральном штабе, а ПУР и РВС следует упразднить.
Таким образом, противоречия между Тухачевским и политическим руководством носили не столько персональный, сколько концептуально-принципиальный, можно сказать, «военно-доктринальный» характер. Не продвижение на должность заместителя Председателя РВС СССР М.Фрунзе и отставка Э.Склянско-го были причиной противостояния. Арест М.Тухачевского происходил по инициативе других лиц, а не Фрунзе и направлен был, в частности, на ослабление политических позиций нового заместителя наркома. Свое отношение к «делу Тухачевского» Фрунзе выразил предельно ясной резолюцией: «Партия верила тов. Тухачевскому, верит и будет верить»967.
Результаты «государственного переворота», проведенного через Красную Армию, были обозначены в кадровых перемещениях марта—апреля 1924 г. Они получили свое красноречивое выражение в персональном составе новой номенклатурной советской военной элиты. Он был следующим:
1. Фрунзе М.В. (1885—1925) – заместитель Председателя РВС СССР и наркомвоенмора СССР, начальник и военком Штаба РККА, молдаванин, сын фельдшера, член РКГ1(б).
2. Тухачевский М.Н. (1893—1937) – помощник начальника и военкома Штаба РККА (подпоручик л.-г. Семеновского полка, причислен к Генштабу), русский, дворянин (XIII в.), член РКП(б).
3. Шапошников Б.М. (1882—1945) – помощник начальника Штаба РККА (полковник Генштаба), русский, из мещан.
4. Каменев С-С. (1881 —1936) – инспектор РККА (полковник Генштаба), русский, сын офицера.
5. Петин Н.Н. (1876—1937) – начальник Управления РККА (полковник Генштаба), русский, дворянин.
6. Пневский Н.В. (1874—1928) – помощник начальника Управления РККА (генерал-майор Генштаба), дворянин, обрусевший поляк.
7. Уишлихт И.С. (1879—1938) – начальник Управления снабжения РККА, поляк, из служащих, член РКП(б). .
8. Якир И.Э. (1896—1937) – начальник ГУВУЗ РККА, еврей, сын провизора, член РКП (б).
Э.'Садлуцкий В.К. (1885—19??) – начальник Главного артиллерийского управления (подполковник артиллерии), поляк, сын офицера, член РКП(б).
10. Халепский И.А. (1893—1937) – начальник Военно-технического управления РККА, поляк, из семьи портного, член РКП(б).
11. Егоров А,И, (1883—1939) – командующий ВСУК и УВО (полковник), русский, из мещан, член РКП(б).
12. Эйдеман Р.П. (1895—1937) – 1-й помощник командующего
ВСУК и УВО (подпоручик военного времени), латыш, сын учителя, член РКП (б). .
13. Паука И.Х. (1883—19??) – начальник штаба ВСУК и УВО (полковник Генштаба), латыш, из мещан.
14. Корк А.И. (1887—1937) —командующий ЗВО968 (подполковник Генштаба), эстонец, из крестьян.
15. Чернавин В.В. (1859—1938) – помощник командующего ЗВО (генерал-лейтенант Генштаба, из лейб-гвардии), русский, из дворян.
16. Кук А.И. (1886—1932) – начальник штаба Западного военного округа (капитан Генштаба), эстонец, из крестьян.
17. Пугачев С.А, (1889—1939) – командующий ОКА – Отдельной Кавказской армией (капитан Генштаба), русский, сын учителя гимназии.
18. Кузнецов Б.И. (1889—1957) – начальник штаба ОКА (капитан Генштаба), русский, сын офицера.
19. Левандовский М.К. (1890—1938) – командующий Туркестанским фронтом (штабс-капитан), поляк, сын унтер-офицера, член РКП(б).
20. Восканов Г.К. (1886—1937) – помощник командующего Туркестанским фронтом (подполковник), армянин, дворянин, член РКП(б).
21. Камков Н.И. (188?—19??) – врид начальника штаба Туркестанского фронта, русский, из мещан.
22. Уборевич И.П. (1896—1937) – командующий 5-й Отдельной армией (подпоручик артиллерии военного времени, причислен к Генштабу), литовец, из крестьян, член РКП(б).
23. Ворошилов К.Е. (1881 —1969) – командующий МВО – Московским военным округом, русский, из рабочих, член РКП(б).
24. Базилевич Г.Д. (1889—1938) – помощник командующего МВО, русский, из крестьян, член РКП(б).
25. Перемытое А.М. (1888—1938) – начальник штаба МВО (капитан Генштаба), русский, из мещан.
26. Гиттис В.М. (1881 —1938) – командующий ПВО – Петроградским военным округом (полковник), латыш, из мещан.
27. Шорин В.И. (1870—1938) – помощник командующего ПВО (полковник), русский, из мещан.
28. Виден М.М. (1887—19??) – начальник штаба ПВО (капитан Генштаба), немец, сын офицера.
29. Муратов Н.И. (1877—1937) – командующий СКВО – Северо-Кавказским военным округом (солдат), русский, из мещан, член РКП(б).
30. Великанов М.Д. (1893—1938) – помощник командующего СКВО (поручик военного времени), русский, сын священника.
31. Алафузо М.И. (1891 —1937) – начальник штаба СКВО (капитан Генштаба), русский, сын офицера.
32. Гайлит Я.П. (1894—1938) – командующий СВО – Сибирским военным округом (подпоручик военного времени), латыш, из крестьян, член РКП(б).
33. Молкочанов М.В. (1877—1924) – начальник штаба СВО (подполковник Генштаба), русский, из мещан.
34. Седякин А.И. (1893—1938) – командующий ПриВО —
Приволжским военным округом (штабс-капитан военного времени), русский, из крестьян.
35. Артемьев К.П. (1883—1938) – начальник штаба При-ВО (подполковник Генштаба), русский, дворянин (с XVI в.).
36. Розенгольц А.П. (1889—1938) – начальник ВВС РККА, еврей, из мещан, член РКП(б).
37. Баранов П.И. (1892—1933) – помощник начальника ВВС РККА (солдат), русский, из рабочих, член РКП(б).
38. Меженинов С.А. (1890—1937) – начальник штаба ВВС РККА (капиташГенштаба), русский, дворянин (с XVI в.).
39. Панцержанский О.С. (1887—1937) – начальник Морских сил РККА (лейтенант флота), поляк, сын железнодорожного служащего.
40. Домбровский А.В. (1882—1954) – начальник штаба Морских сил РККА (капитан 1-го ранга Генштаба), поляк, дворянин (с XVI в.).
41. Викторов М.В. (1894—1938) —.командующий Балтийским флотом (лейтенант флота), русский, дворянин, сын офицера.
42. Векман А.К. (1884—1955) – командующий Черноморским флотом (капитан 2-го ранга), немец, сын морского офицера.
Из 42 «генералов» в возрасте до 30 лет было 5 (11,6%); от 31 года до 40 лет – 23 (53,5%); от 41 года до 50 лет – 13 (30,2%); свыше 50 лет – 1 (2,3%). Средний возраст «генералов»: 38 – 39 лег. В этнокультурном отношении из них были: 21 русский (50%); 9 «польско-литовского» происхождения, включая И.Уборевича (21%); 4 латыша (9,5%); 2 эстонца (4,8%); 2 еврея (4,8%); 2 немца (4,8%); 1 молдаванин (2,4%); 1 армянин (2,4%). По социальной принадлежности они включали: 9 дворян (в том числе 4 из древних фамилий) (21%); 7 офицерских детей (16,7%); 9 мещан (21%); 5 из «служилой интеллигенции» (12%); 2 из семьи ремесленника (4,8%); 1 из унтер-офицерских детей (2,4%); 1 из семьи священника (2,4%); 6 из крестьян (14,3%); 2 из рабочих (4,8%).
29 (69%) «генералов» были кадровыми офицерами. В их числе: 2 генерала (4,8%); 16 штаб-офицеров (38%); 11 обер-офицеров (10,5%). В их числе – 5 членов РКП(б) (17,3% от группы). 19 «генералов»(45,3%) принадлежали к Генштабу (в том числе 2 «причисленных к Генштабу» без высшего военного образования). 5 «генералов» – офицеры военного времени (12%). Все они являлись членами РКП(б). Среди них – один «причислен к Генштабу» без высшего военного образования (2,4%). 2 «генерала» – из солдат (4,8%). Все – члены РКП(б). 5 «генералов» в армии не служили (12%). Все – члены РКП(б).
Таким образом, по сравнению с мартом 1923 г. и январем 1924 г. произошли существенные социокультурные изменения в составе военной элиты. В этнокультурном отношении значительно сократилось число русских среди «генералов»: с 68,5% в марте 1923 г., до 58,5% в январе 1924 г. и до 50% в апреле 1924 г.. Наполовину сократилось и число немцев среди «генералов». По сравнению с мартом 1923 г. сократилось число «генералов» из дворян: с почти 35% в марте 1923 г. до 27% в январе 1924 г. и до 21% в апреле 1924 г. В целом наблюдается тенденция к снижению общего % «генералов» из «образованных слоев» (офицерские дети, из семей служилой интеллигенции и дворян). По сравнению с мартом 1923 г. (54%) он понизился до 49,7% в апреле 1924 г., хотя по-прежнему «генералы», происходившие из названных слоев общества, составляли почти половину всей военной элиты.
Произошли заметные изменения в составе военной элиты по военно-образовательному уровню. Если в марте 1923 г. кадровые офицеры среди «генералов» составляли 80%, то в январе 1924 г. их было уже 73%, а в апреле 1924 г. – 69%. Особенно же заметно было резкое уменьшение доли «генштабистов» в составе военной элиты. В марте 1923 г. их было 78%, в январе 1924 г. – 58,5%, а в апреле 1924 г. – 48%. Таким образом, по сравнению с мартом 1923 г. «генштабисты» сократились на 30%. В то же время возросло число «генералов»—членов РКП(б). В марте 1923 г. их было в составе военной элиты 22%, в январе 1924 г. – св. 33%, а в апреле 1924 г. – 40,5%, т.е. их доля возросла почти на 20%.
Можно сказать, в результате произведенного «государственного переворота» в Красной Армии в социально-политическом отношении военная элита стала более «благонадежной», однако при резком снижении уровня профессиональной подготовки и образованности. Впрочем, развернувшиеся в январе – апреле 1924 г. кадровые «метаморфозы» и армейские реформы лишь открыли новый, «переходный» период политической и военно-политической нестабильности.
17 апреля 1924 г. в Москву ил длительного отпуска возвратился Троцкий, Председатель РВС СССР и иаркомвоенмор, а 7 мая он выступил в Военной академии РККА с докладом «Наши военные задачи», в котором много говорил об «уставе Гражданской войны» и реорганизации армии. В частности, рассуждая об организации и реорганизации армии, Троцкий сослался на опыт Тухачевского в 1918 г. при организации и боевой подготовке 1-й Революционной армии, признавая его правильным и положительным1. В устах «вождя Красной Армии» упоминание М.Тухачевского в таком контексте, несомненно, имело политическое звучание: Тухачевский как организатор вооруженной силы, с которого следует брать пример. Тухачевский – это образец. Примечательным было в этом докладе и обращение к проблеме «устава Гражданской войны». Напомню, что в 20-е гг. бесспорным для всей армейской общественности было признание Тухачевского главным теоретиком «революционной», «классовой», «Гражданской» войны. Он был автором «доктрины Гражданской.войны». Он, можно сказать, был «живым военным классиком» для революционной Красной Армии. Известно также и то, сколь активно, достаточно резко, хотя и вполне корректно, Троцкий и его сторонники в военном ведомстве в 1921 – 1922 гг. критиковали взгляды Тухачевского и его единомышленников по вопросу как раз «революционной войны». Тогда Троцкий даже бросил слегка завуалированный анонимный намек, однако явно ориентировавший читателя и слушателя на Тухачевского, что из «революционной войны» вырос «бонапартизм»969 970. Иными словами, именно Троцкий, таким образом, квалифицировал Тухачевского и его единомышленников как «бонапартистов». Теперь же сам Троцкий заявил о принятии теории «революционной», «гражданской войны», «бонапартизма» Тухачевского и заявил о необходимости разработки соответствующего устава. Это, вне всякого сомнения, был реверанс в сторону Тухачевского и его любимого детища.
29 июля 1924 г. на заседании правления ВНО при Военной академии РККА Троцкий выступил с большим докладом на тему: «Вопросы гражданской войны »1. Не буду останавливаться на детальном анализе содержания этой речи и ее идеологии, однако считаю необходимым обратить внимание на некоторые существенные и знаменательные ее положения.
Рассуждая о необходимости разработки «Устава гражданской войны», Троцкий возвращается к революционным событиям в Германии в 1923 г. Нет нужды пояснять, что этот экскурс понадобился Л.Троцкому в связи с обострением внутрипартийной борьбы между ним и «тройкой» в лице И.Сталина, Г.Зиновьева и Л.Каменева. Выступая на заседании ВНО при Военной академии РККА, Троцкий обращался к «революционным генералам». «Наш устав, – прямо говорил Троцкий, – должен быть в первую голову предназначен для руководящих кадров, для командного состава революции»971 972. Он объяснял причины неудачи «немецкого Октября» – «великого поражения», по его выражению, – и указывал виновников этой неудачи. Троцкий утверждал, что «в Германии политика партии толкнула шар в сторону поражения»973. Себя же он относил к той части высшего политического руководства, которая с «пораженческими настроениями» (И.Сталина, Г.Зиновьева) была несогласна. «Исключительная и беспримерная революционная ситуация сошла на нет, – объяснял он, – ...потому, что политика не получила в необходимый момент необходимого продолжения другими, т.е. вооруженными, средствами»974. И в качестве своеобразного вывода из неудачного опыта «немецкого Октября» Троцкий делал совершенно конкретный в военно-политическом смысле вывод: «Мы должны уметь сочетать навязанную нам оборонительную войну Красной Армии с гражданской войной в стане наших врагов. В этом смысле устав гражданской войны должен стать одним из необходимых элементов военно-революционной учебы высшего типа»1. Этот вывод был вполне созвучен многим положениям концепции «революционной войны» и «революции извне» Тухачевского 1920—1923 гг.
