Текст книги "Сталин и заговор генералов "
Автор книги: Сергей Минаков
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 51 страниц)
Он'был назначен на указанную должность 13 сентября и уже 15 сентября прибыл в Смоленск и приступил к исполнению своих обязанностей1. Очевидно, его прибытия ждал Тухачевский, чтобы на следующий день, 16 сентября, начать большие двусторонние маневры войск Западного фронта. Они продолжались до 3 октября включительно. То есть почти двадцать дней820 821. Маневры Западного фронта осенью 1923 г. очень были похожи
на «пролог» к началу военных действий на западной границе. В ходе этих маневров прекрасно показал себя командир 4-го стрелкового корпуса А.Павлов822. Ему в предстоящих военных действиях, видимо, отводилась важная роль. Под прикрытием маневров можно было осуществить достаточно легко необходимую для предстоящих боевых действий передислокацию войсковых частей и соединений. Развернувшиеся на Западном фронте маневры должны были пугать. Судя по решающей роли 4-го стрелкового корпуса Павлова на маневрах, как определил это сам Тухачевский, оперативные направления, обозначенные командующим Западным фронтом,, принципиально расходились с очерченными выше военно-политическими установками и соответствующими оперативными планами советского политического и военного руководства. На это указывает дислокация соединений и частей Западного фронта. Штаб 4-го стрелкового корпуса располагался в Витебске; 5-я стрелковая дивизия этого корпуса была дислоцирована в Полоцке и Витебске; 27-я стрелковая дивизия – в районе Орши; 2-я стрелковая дивизия, а также 7-я кавалерийская – в районе Минска. Такое исходное расположение соединений и частей 4-го стрелкового корпуса предполагало нанесение главного удара в оперативном направлении Минск – Брест – Варшава. В свою очередь дислокация соединений и частей 5-го стрелкового корпуса в районе Бобруйска предполагала нанесение его силами вспомогательного удара, также в направлении Варшавы. .
В сложившейся политической ситуации вокруг «германской революции» и советско-польских отношений эти противоречия в оперативных планах военно-политического руководства СССР и командующего Западным фронтом М.Тухачевского приобретали весьма серьезный политический характер. В сущности, именно Красная Армия, именно та ее часть, которая дислоцирована на Западном фронте, именно его командующий, Тухачевский, в сложившейся обстановке военного бессилия «немецкого Октября» претендовали, как опасалось партийно-политическое руководство СССР, на роль главной и решающей силы грядущей Мировой революции. Не исключено, что опасались и самовольного выступления «красного Бонапарта». Беспокоил и рост его популярности.
' Итак, политическое руководство отправило Тухачевского в Германию, стремясь избежать военного столкновения с Польшей, а Тухачевский отказался оставаться в Германии, вернулся на Западный фронт и на фронтовых маневрах начат «бряцать оружием». Следовало торопиться, пока власть не оказалась поставленной перед фактом войны, развязанной популярным «генералом». Сохранение за Тухачевским командования Западным фронтом, вызывая у соседей страх перед новой «революцией извне», провоцировало нагнетание «военной тревоги» и обострение внешнеполитических проблем для СССР.
В складывающейся военно-политической обстановке, стремясь нейтрализовать возможную неконтролируемую активность и инициативность популярных «генералов», как ранее уже отмечалось, 28 августа Оргбюро ЦК наметило ввести в состав РВС СССР большую группу членов ЦК, в основном из числа сторонников Сталина, Зиновьева, а также Буденного. Этот человек внушал власти не меньше опасений, чем Тухачевский823. Таким образом, вроде бы повысив в ранге – введя в состав РВС СССР (!) – его удалось оторвать от 1 -й Конной армии. Сама же 1 -я Конная была расформирована. Скорее всего, именно эту же модель рассчитывали использовать и для военно-политической нейтрализации Тухачевского, вернувшегося из Германии с настроениями, не разделявшимися политическим руководством. «Позолоченной пилюлей», от которой Тухачевский отказался, очевидно, тоже должен был стать пост члена РВС СССР в обмен на сдачу должности командующего Западным фронтом. Однако он, судя по смутной информации, отказался обменять «жезл» командующего Западным фронтом на высокое, но практически маювлиятелыюе членство в РВС СССР. Пожалуй, именно эти обстоятельства и стали основанием для информации, переданной Е. Беренсом А. Гучкову в конце сентября или начале октября 1923 г. Тогда было решено удалить М.Тухачевского с Западного фронта с помощью «компромата».
8
Политический кризис 1923—1924 гг.
*Призрак Бонапарта*
2 сентября 1923 г. заместитель полномочного представителя ГПУ по Западному краю направил служебную записку заместителю начальника ОГПУ и начальнику особого отдела ОГПУ Г. Ягоде. «Глубокоуважаемый Генрих Григорьевич!» – обращался региональный ответственный сотрудник ГПУ, излагая всевозможные сведения, компрометировавшие командующего Западным фронтом Тухачевского1. Сообщалось, что М.Тухачевского «помимо воли могут склонить к шпионажу». «У нас есть сведения, – сообщал сотрудник ОГПУ, – что в Польше интересуются его романами». Говорилось, что Тухачевский связан с «разного рода женщинами не нашего класса», что он оставляет «секретные документы в комнате стенографистки-полюбовницы», что «ходит масса анекдотов о его подвигах на пьяном и женском фронтах», что «каждый месяц возит семью в бронированном вагоне спецназначения», что «прилетал на аэроплане в свое имение» и проч. Автор докладной записки ссылался на рекомендацию начальника политуправления Западного фронта
В.Касаткина «дать все имеющиеся материалы и установить наблюдение». В заключение докладчик просил санкции для «слежки» за Тухачевским, мотивируя свою просьбу тем, что «мы не имеем права наблюдать за коммунистами без разрешения центра, тем более за такой крупной фигурой, как Тухачевский»824 825.
Судя по содержанию этой служебной записки, основные проступки М.Тухачевского сводились к его аморальному поведению. Насколько же информация, в ней содержавшаяся, соответствовала действительности?
Итак, на основе приведенной выше компрометирующей Тухачевского информации выстраивается достаточно вульгарная, но вполне определенная и по тем временам убедителыю-насто-раживающая власти схема. Исходный элемент этой схемы: связь с «разного рода женщинами не нашего класса». Эту информацию трудно опровергнуть. Амалия Протас (Лика) – из среды мелкого дворянства, с гимназическим образованием, адъютант командующего фронтом; Татьяна Сергеевна Чарнолуз-ская, Наталья Сергеевна Чарнолузская – родственницы А.Луначарского; наконец, будущая жена Тухачевского Нина Евгеньевна Гриневич – из старинного польского дворянского рода, «отнятая» им у Аронштама. Все они действительно являлись «разного рода женщинами не нашего класса». Отсюда, по информации ответственного сотрудника ОГПУ, и «масса анекдотов о подвигах» М.Тухачевского «на пьяном и женском фронтах». С этими обстоятельствами информатор ОГПУ прямо связывает «забытые» или «оставленные» М.Тухачевским «секретные документы в комнате стенографистки-полюбовницы».
В штате секретариата командующего Западным фронтом в 1923 г. было всего две женщины: Протас Амалия Яковлевна, «жена» и адъютант командующего, и Эйшинская Софья Ильинична, «член РКП(б), девица, образование 4 класса». А. Протас окончательно увольняется и исключается из списков служащих Западного фронта 14 августа 1923 г. Возможно, именно ее имел в виду сотрудник ОГПУ, говоря о «стенографистке-полюбовни-це». Учитывая изложенные ранее обстоятельства ее службы и перерывы в ней, эпизод с «секретными документами» мог иметь место, видимо, между 27 июня и 14 августа 1923 г.
Однако, судя по контексту обстоятельств, в которых появилось «донесение» заместителя полпреда ОГПУ по Западному краю Г.Ягоде, источником данной информации являлся начальник ПУ Западного фронта В.Касаткин. Он же мог получить эту информацию от человека, находившегося в ближайшем окружении М.Тухачевского. Из этого ближайшего окружения Тухачевского в его секретариате непосредственное отношение к «секретным документам» мог иметь старший делопроизводитель или секретарь командующего. Бессменным секретарем командующего фронтом с 1922 и по 1924 г., которому он, судя по всему, вполне доверял и после обсуждения своего «персонального дела» в ЦКК, был и оставался Смиренский Николай Михайлович (1893—19??), статистик по образованию, бывший офицер. Если бы информатором Касаткина был этот человек, то после октябрьского обсуждения своей «персоны» в ЦКК, где указанные выше сведения фигурировали в качестве компрометировавших Тухачевского, последний вряд ли потерпел бы рядом с собой секретного осведомителя. Н.Смиренский же, как сказано было выше, остался при нем вплоть до перевода Тухачевского в Москву. Поэтому остается лишь один человек, который и мог сообщить о «секретных документах», оставленных Тухачевским «в комнате стенографистки-полюбовницы». Это старший делопроизводитель секретариата Западного фронта с марта 1923 г. Эйшинская Софья Ильинична, «девица», которая вполне подходила на роль указанной «стенографистки-полюбовницы», к тому же польского происхождения. Косвенным указанием именно на нее как осведомителя Касаткина является факт смещения ее с указанной выше должности 1 июля 1923 г. и направлением в распоряжение политуправления Западного фронта. Здесь же начальник ПУ фронта Касаткин не счел ее человеком «провинившимся». Это обозначилось еще одним показательным фактом: Эйшинская была в июле же 1923 г. назначена секретарем помощника командующего Западным фронтом, т.е. того же Касаткина, который с марта 1923 г. являлся еще одним помощником командующего фронтом и временно исполняющим обязанности члена РВС фронта. Следовательно, В.Касаткин вполне доверял С.Эйшинской, в отличие от М.Тухачевского.
Из связей Тухачевского с «женщинами не нашего класса» сотрудник полпредства ОГПУ по Западному краю проводил линию к «сведениям, что в Польше интересуются его романами». Тоже все оказывается вполне логично. «Романы» Тухачевского «с женщинами не нашего класса», с польскими фамилиями (следовательно, польского происхождения) открывают «канал» для «вербовки» Тухачевского польской разведкой. Отсюда и вывод «доносителя»: Тухачевского «помимо воли могут склонить к шпионажу». Иными словами, уже можно было считать Тухачевского «почти изменником».
Такой вывод выходил за рамки обвинений в «бытовом разложении». Дело, таким образом, приобретало политический характер. Естественно, у власти должен был возникнуть вопрос о политическом доверии М.Тухачевскому, т.е. о его политической благонадежности, о возможности продолжения его службы в должности командующего Западным фронтом. На это указывает предельно выразительная резолюция М.Фрунзе, наложенная им в конце марта 1924 г. на эту информацию и опровергающая подозрения, ею порожденные: «Партия верила, верит и будет верить т. Тухачевскому»1.
Хорошо было известно также и то, что Тухачевский владел усадьбой в Смоленской губернии, до революции принадлежавшей его отцу и проданной еще в 1908 г. Уехавший в 1922 г. за рубеж генерал И.Данилов свидетельствовал: «Милость большевиков к нему (т.е. М.Тухачевскому) за его «подвиги» столь неограниченна, что ему возвращено даже, вопреки идеям большевизма, его имение... где хозяйничают его сестры»826 827. Поэтому возбуждение вопроса о владении усадьбой, о чем все давно знали, именно осенью 1923 г. представлялось также не случайным.
Из контекста приведенной выше информации становится ясным, что, во-первых, до составления этой «докладной записки» агентурного наблюдения за Тухачевским не велось. Во-вторых, инициатором составления и направления Г. Ягоде данной «докладной записки» были не структуры ГПУ Белоруссии по Западному краю или по Западному фронту, а начальник ПУ фронта В.Касаткин. В-третьих, примечательно, что Касаткин начал проявлять активность в этом направлении именно в августе 1923 г. Именно в это время Касаткин получил указание свыше о направлении «компромата» на Тухачевского через ГПУ в Москву. Он должен был получить такое распоряжение от своего непосредственного руководства в ПУ РККА, т.е. от В.Антонова-Овсеенко, хотя сомнительно, что последний являлся инициатором данной «операции». Впрочем, такое распоряжение Касаткин мог получить и как временно исполняющий дела члена РВС фронта, и как помощник командующего. Во всяком случае, вряд ли он, не имея за собой высокого «соизволения», решился бы на столь грубое нарушение установленного порядка.
Примечательно, что отправленная 2 сентября записка полпреда ГПУ по Западному краю «молчала» вплоть до 20 сентября 1923 г. Но едва 16 сентября 1923 г. начались маневры Западного фронта иод руководством Тухачевского, как 18 сентября на заседании Политбюро ЦК заслушивается сообщение В.Молотова «О Красной Армии». На следующем заседании Политбюро ЦК 20 сентября было поставлено иа обсуждение «предложение Троцкого о передаче материалов о Тухачевском в ЦКК и немедленном назначении авторитетного РВС Запфроита»1. Примечательно и другое: за подписью Сталина Политбюро по этому вопросу решило «принять» предложение Троцкого, «поручив Оргбюро наметить срочно состав РВС Западного фронта и внести на утверждение Политбюро» 828 829. Это означало передачу «дела Тухачевского» в «высший партийный суд» и фактическое предрешение его смещения с должности командующего Западным фронтом.
Приняты были и иные меры воздействия на «генералитет» Западного фронта. Командир 4-го стрелкового корпуса А.Павлов, давний приятель и соратник М.Тухачевского, был исключен из партии «за пьянство». Партийным взысканием за пьянство грозили и командиру 5-го стрелкового корпуса П.Дыбенко. Как меры воздействия в этом же направлении следует расценивать удаление в октябре 1923 г. в Москву «на учебу» начальника штаба 16-го стрелкового корпуса П.Шаранговича, командира 2-й стрелковой дивизии Я.Фабрициуса, командира 27-й стрелковой дивизии Г.Хаханьяна; смещение с должности помощника (в то время врид) командира 27-й стрелковой дивизии Ф.Ольшевского, переведенного в ноябре 1923 г. в Приволжский военный округ; перемещения командного состава полков, входивших в соединения Западного фронта.
Обращает на себя внимание и следующее обстоятельство. Едва «дело Тухачевского» поступило в парткомиссию ЦКК, по его поводу был сделан запрос заместителю председателя РВС СССР Э.Склянскому: «Перекомиссия ЦКК просит Вас срочно прислать ей все имеющиеся у Вас материалы на Тухачевского»1. Однако все «дело» оказалось сведенным к «провозке семьи» в вагоне спецназначения, полетам на аэроплане в усадьбу и наличию: самой усадьбы, которая когда-то принадлежала Тухачевским830 831 832; Тухачевскому было направлено приглашение: «ЦКК просит Вас прибыть к члену ЦКК тов. Сахаровой 24 октября 1923 г. к 12 часам дня...»'1 и резолюция: «По распоряжению т. Сахаровой дело сдать в архив по заслушании личных объяснений Тухачевского»833 834 835. Примечательно, что вопреки решительному и жесткому тону резолюции Политбюро ЦК руководство ЦКК решило (или получило распоряжение) не придавать «делу Тухачевского» большого значения. Оно было передано на рассмотрение рядовому члену ЦКК, никому не известной т. Сахаровой, которая, видимо, по распоряжению руководства ЦКК, после соблюдения формальностей должна была фактически закрыть «дело». Тухачевский, видимо, поставленный в известность о таком отношении к его «делу», ограничился краткими письменными объяснениями и не явился в «высший партийный суд», в ЦКК. Да и сам стиль этих объяснений обнаруживает едва заметное пренебрежение командующего Западным фронтом к члену ЦКК т. Сахаровой. «По поводу заявления сообщаю следующее: 1. Провозки семьи действительно имели место. 2. На аэроплане никогда не прилетал. 3. Усадьба, где живет моя мать, действительно принадлежала моему отцу с 1908 г., потом он ее продал. Поселилась мать с сестрами во время революции»0. Его ответ можно было бы квалифицировать по тону, как «вызывающий»: «Да, делал, ну и что?»
Эти письменные объяснения Тухачевский отправил в Москву, в ЦКК, скорее всего, вместе с А.Виноградовым и своим новым адъютантом М.Михайловым-Морозовым, которые находились в командировке в Москве с 3 по 11 октября 1923 г.в Сам Тухачевский с 8 сентября и до 29 октября 1923 г. в Москве не был836. В эти дни он находился сначала в «полевой поездке» по фронту’. Возможно, он намеревался в обстановке «оперативно-стратегической игры» со своими «генералами» заодно проверить их настроения и отношение к себе в связи с конфликтом с партийным центром. Однако, хотя эта «полевая поездка» рассчитана была до 2 ноября837 838, уже 23 октября Тухачевский вместе с сопровождавшим его в поездке Л.Виноградовым вернулся в Смоленск «из-за болезни»839. Трудно сказать, была ли эта болезнь действительная или она носила «дипломатический» характер. Быть может, настроения «его генералов» оказались недостаточно «решительными» для того, чтобы он мог занять более «жесткую» позицию в отношении Москвы. Возможно, он выбрал «мягкую», завуалированную форму неподчинения центру, сохраняя за собой «путь к отступлению». На всякий случай у него «в запасе» оставалась извиняющая его поведение причина – «болезнь». Однако так или иначе он «отказался выехать по вызову», как сообщал А.Гучков, т.е. он отказался подчиниться распоряжению из Москвы.
Весьма вероятно, что столь «мягкая» реакция ЦКК на «дело Тухачевского» объяснялась новой попыткой «оторвать» Тухачевского от Западного фронта, дать ему «почетное назначение» и отправить в Берлин с группой Г.Пятакова. Ему демонстрировали «готовность» высших партийных органов забыть о его «прегрешениях» в обмен на «покорность», на «мирный» отказ от должности командующего Западным фронтом. Ему как бы обещали не отдавать «под высший партийный суд», не наказывать, если он «сдастся». В ответ на его отказ подчиниться и принять предложенный ему вариант закрытия его «дела» ЦКК решила действовать более жестко.
28 октября 1923 г., подчиняясь уже настойчивым, «ультимативным», как писалось в «Руле», требованиям партколлегии ЦКК, Тухачевский «сдался» и в сопровождении своего адъютанта и врача амбулатории штаба фронта Можайского (видимо, для доказательства подлинности своей болезни, извиняющей его отсутствие на приеме у Сахаровой) выехал в Москву. 29 октября 1923 г. он присутствовал на заседании партколлегии ЦКК, где слушалось его «дело»1. Доклад, в котором были изложены обвинения Тухачевского в «попойках, кутежах, разлагающем влиянии на подчиненных», делал Я.Петерс, член партколлегии ЦКК, старый высокопоставленный работник ВЧК – ГПУ, являвшийся в 1923 г. членом коллегии ОГПУ. Это означаю фактически передачу «дела Тухачевского» в распоряжение ОГПУ. Суров был и «приговор»: «строгий выговор за некоммунистические поступки»840 841. В заключение по «делу Тухачевского» партколлегия ЦКК напомнила об исключении из партии комкора-4 А.Павлова (вроде бы за «аморальное поведение»). «А тов. Дыбенко тоже пьянствует, – указывается в документе, – и это переносится на низший состав»842. Все это означало, что высший комсостав Западного фронта ведет себя «не по-коммунистически» и морально-политически разлагает подчиненных.
Судя по последующим распоряжениям и решениям высших партийно-политических органов и высшего военного руководства в лице Троцкого, фактически было принято решение о замене Тухачевского на посту командующего Западным фронтом И.Уборевичем, ибо уже 1 ноября 1923 г. Троцкий предложил Политбюро ЦК обсудить предложенную им «схему командующих фронтами, начальников штабов и командармов»843 844. 12 ноября 1923 г., после обсуждения на Оргбюро ЦК и утверждения на Политбюро ЦК приказом РВС СССР помощником командующего Западным фронтом был назначен И.Уборевич. В это время, вплоть до 15—17 декабря 1923 г., Тухачевский находился вне Смоленска'’, он был напраален в Германию в качестве «офицера связи между Красной Армией и «черным рейхсвером». Таким образом, Уборевич фактически превратился в командующего Западным фронтом.
29 ноября 1923 г. Л.Троцкий вновь поставил на обсуждение Политбюро ЦК вопрос о составе РВС Западного фронта, а 6 декабря по предложению В.Молотова было принято решение об удалении В.Касаткина из состава РВС фронта и назначении новым членом РВС, начальником политуправления и помощником командующего Западным фронтом, В.Володина1.
Но во второй половине декабря 1923 г. М.Тухачевский поссорился с полпредом Н.Крестинским и самовольно покинул Берлин845 846 847. Поскольку в тогдашнем «политическом пасьянсе» Крес-тинский поддерживал Троцкого, Тухачевский оказывался в ряду противников Председателя РВС СССР. Неожиданно и самовольно возвратившийся в Смоленск Тухачевский фактически вновь вступил в командование фронтом. Вместе с комсоставом новых соединений (развернутых в составе фронта) и с учетом кадровых перемещений, проведенных с марта по декабрь 1923 г., высший комсостав Западного фронта был представлен следующими лицами:
1. Тухачевский М.Н. – командующий фронтом.
2. Чернавин В.В. – помощник командующего фронтом.
3. Уборевич И.П. – помощник командующего фронтом (с
12.11.1923) .
4. Корк А.И. – помощник командующего фронтом (с
15.12.1923) .
5. Виноградов А.Н. – для особых поручений при командующем фронтом.
6. Кук А.И. – начальник штаба фронта’.
7. Бежанов-Сакварелидзе С. Г. – 1-й помощник начальника штаба фронта.
8. Глудин И.И. – 2-й помощник начальника штаба фронта.
9. Кожевников А.Т. – начальник ВВС фронта.
10. Садлуцкий В.К. – начальник и инспектор артиллерии фронта.
11. Дьяков В.А. – начальник ВОСО фронта.
12. Павлов А.В. – командир 4-го стрелкового корпуса.
13. Вилумсон Э.Ф. – начальник штаба 4-го стрелкового корпуса.
14. Дыбенко П.Е. – командир 5-го стрелкового корпуса.
15. Ляпунов Jt.A. – врид начальника штаба 5-го стрелкового корпуса (с 18.12.1923, приказ по ВЗФ №-997).
16. Блажевич И.Ф. – командир 16-го стрелкового корпуса.
17. Климовских В.А. – врид начальника штаба 16-го стрелкового корпуса (с 13.12.1923, приказ по ВЗФ № 997, вступил в должность с 4.1.1924.).
18. Локтионов А.Д. – врид командира 2-й стрелковой дивизии.
19. Ершов И.П. – и.д. начальника штаба 2-й стрелковой дивизии.
20. Кимундрис А.Г. – врид командира 4-й стрелковой дивизии.
21. Веселов Н.И. – врид начальника штаба 4-й стрелковой дивизии.
22. Нейман К.А. – командир 5-й стрелковой дивизии.
23. Колесинский А.К. – врид начальника штаба 5-й стрелковой дивизии (с 13.12.1923, приказ по ВЗФ № 997, в должность вступил с 4.1.1924).
24. Штейгер П.К. – врид командира 8-й стрелковой дивизии.
25. Снарский В.А. – начальник штаба 8-й стрелковой дивизии.
26. Майстрах Б.В. – временный командир 27-й стрелковой дивизии (с 14.12.1923, приказ по ВЗФ № 997).
27. Киреев А.П. – временный начальник штаба 27-й стрелковой дивизии (с 13.12.1923, приказ по ВЗФ № 997).
28. Спильниченко С.А. – командир 29-й стрелковой дивизии.
29. Захаров А.Ф. – врид начальника штаба 29-й стрелковой дивизии.
30. Герасимов М.Н. – врид командира 33-й стрелковой дивизии.
31. Зарако-Зараковский Б.Ф. – начальник штаба 33-й стрелковой дивизии.
32. Григорьев Ф. – временный командир 37-й стрелковой дивизии.
33. Житов А.А. – и.д. начальника штаба 37-й стрелковой дивизии.
34. Тимошенко С.К. – командир 6-й кавалерийской дивизии.
35. Гай Г.Д. – командир 7-й стрелковой дивизии.
36. Кравченко А.Ф. – врид начальника штаба 7-й кавалерийской дивизии.
Итак, 16 «генералов» обновили состав «элиты фронта» (41%). В целом же с августа по декабрь 1923 г. были введены в состав «элиты фронта» или перемещены внутри ее 24 «генерала» (61,5%). В их числе к январю 1924 г. было лишь 16 «генералов» (41%), на чью несомненную поддержку мог рассчитывать М.Тухачевский (А.Виноградов, А.Кук, И.Глудин,
В.Садлуцкий, В.Дьяков, А.Павлов, Э.Вилумсон, П.Дыбенко, К.Ляпунов, И.Блажевич, В.Климовских, К.Нейман, А.Коле-синский, Б.Майстрах, А.Киреев, Г.Гай). Из этих «генералов» 3 командира стрелковых корпусов и 3 командира дивизий. Таким образом, несмотря на то что «генералы», готовые оказать поддержку Тухачевскому, составляли меньше половины всего высшего комсостава фронта, они занимали ключевые войсковые должности, командовали самыми боеспособными соединениями. Особое место среди них, несомненно, в военно-политическом отношении занимала 7-я кавалерийская дивизия Г.Гая. Во-первых, ею командовал старый соратник и близкий друг Тухачевского. Во-вторых, все ее полки были сконцентрированы в одном месте – в районе Минска. 1
Сама по себе «перетасовка» высшего комсостава фронта, по сути дела, парализовала возможности Тухачевского как командующего манипулировать находившимися в его распоряжении войсками по «собственному усмотрению», если бы он вдруг проявил самостоятельную политическую активность и амбициозность.
Ряд весьма существенных с военно-политической точки зрения перемещений был осуществлен как раз в отсутствие Тухачевского 13—14 декабря 1923 г. Они касались руководства войсковых соединений, на которые мог в первую очередь и главным образом опираться Тухачевский. Это 5-я и 27-я стрелковые дивизии 4-го стрелкового корпуса. В частности, после удаления из 27-й дивизии «на учебу» ее командира и ветерана Г.Хаханьяна (в то время.находившегося в особенно близких дружеских отношениях с М.Тухачевским), а затем и ее временного командира
П.Шаранговича, тоже ветерана дивизии, ее временным командиром был назначен человек «новый» и для дивизии, и для фронта – Б.Майстрах.
Другой близкий приятель Тухачевского, тоже ветеран дивизии и ее давнишний начальник штаба А.Колесинский был перемещен на должность начальника штаба 5-й стрелковой дивизии1. Начальник оперативной части штаба 27-й стрелковой дивизии А.Иванов также был удален из дивизии, а весной 1924 г. вообще уволен из РККА848 849. На его место «временно» был назначен «чужак» – А.Киреев, переведенный с должности командира 11-го стрелкового полка из 4-й стрелковой дивизии850. Таким образом, фактически была осуществлена полная замена руководства 27-й стрелковой дивизии, одного из самых надежных соединений Тухачевского, его «гвардии».
Не менее интересно с процедурной точки зрения и назначение на должность «временно исполняющего должность начальника штаба 16-го стрелкового корпуса» В.Климовских851. Он был удален из 5-й стрелковой дивизии, где с 1921 г. занимал должность начальника дивизионного штаба. В свою очередь от руководства штабом 16-го стрелкового корпуса был отстранен в связи с отъездом «на учебу в Москву» П.Шарангович. Начальником штаба 5-й стрелковой дивизии, как было отмечено выше, назначался ветеран 27-й дивизии А.Колесинский.
В результате этих перемещений, проведенных в отсутствие Тухачевского, указанные соединения, а в сущности, 4-й стрелковый корпус А.Павлова, являвшиеся наиболее преданными Тухачевскому войсками фронта, были фактически парализованы как военно-политическая сила. В целом же, если до 13—14 декабря 1923 г. в случае военно-политических осложнений Тухачевский мог рассчитывать на безусловную преданность 4-го стрелкового корпуса (5-я и 27-я стрелковые дивизии), 16-го стрелкового корпуса и 7-й кавалерийской дивизии Г.Гая, контролируя таким образом положение в Минске, Витебске, Полоцке, Бобруйске, Орше, Брянске, Смоленске, то теперь в его рас-поражении оставалась лишь 7-я кавалерийская дивизия, дислоцированная в Минске.
Что касается отношений между М.Тухачевским и И.Уборе-вичем (его помощником), то 21 декабря, когда Тухачевский, находясь в Москве, делал доклад «О новой артиллерии» в ВНО при Военной академии РККА в присутствии многих высших командиров РККА и преподавателей Военной академии, Уборевич весьма жестко ему оппонировал852. Разногласия, возникшие между ними но вопросу о месте, роли, типе артиллерии в Красной Армии, носили принципиальный характер. Однако их разделяли не только вопросы применения артиллерии, но и разность подходов к опыту Гражданской войны и различия взглядов по оперативно-стратегическим проблемам. В это время Уборевич был сторонником оперативно-стратегических представлений Н.Петина, тоща как Тухачевский являлся их беспощадным критиком. Даже без учета особенностей их личных взаимоотношений в той военно-политической ситуации такое положение вещей было несовместимым с сохранением их в «одной команде».
Уборевич считатся «креатурой» Сталина. И это было так, хоти Сталин, «вполне ему доверявший», называл Уборевича «плохим коммунистом». В качестве командующего 5-й Отдельной армией на Дальнем Востоке в силу своего характера и должностного положения в критической ситуации он вполне мог проявить «самостийность». В связи с этими опасениями и «волной недоверия и подозрительности» в отношении старых генштабистов у И. Уборевича «отобрази» его начальника штаба подпол -ковника Генштаба К. Артемьева. Его заменили опытным капитаном Генштаба А.Перемытовым. Однако известно было, что Перемытое, долгое время являвшийся начальником штаба Северо-Кавказского военного округа у К.Ворошилова, был «его человеком», а не «человеком Уборевича». Этими действиями было разрушено и парализовано управленческое ядро командования 5-й Отдельной армией.
Удаление с Дальнего Востока самого Уборевича позволяло полностью устранить возможное военно-политическое влияние на происходившие события политической борьбы со стороны одного из самостоятельных, честолюбивых и авторитетных «генералов». Направление же Уборевича на Западный фронт позволяло «убить двух зайцев»: нейтрализовать и Тухачевского, и Уборевича. Человек честолюбивый и строптивый, вряд ли он мог удовлетвориться перемещением с должности командующего 5-й Отдельной армией (т.е. командующего фронтом) на должность помощника командующего фронтом. Это было «понижение». Ему нужно было дать понять, что данное назначение является фактической передачей ему функций командующего фронтом с последующим официальным утверждением в этой должности. Иными словами, назначение Уборевича являлось «подталкиванием» Тухачевского к отставке и началом «изъятия» у него командования Западным фронтом.
Командное ядро Западного фронта к этому времени фактически уже было разрушено. В феврале 1923 г. был отставлен Н.Варфоломеев, в июле с фронта убрали начальника штаба
С.Меженинова. Теперь присылали нового помощника командующего. Фактически старой, «сыгранной команды», всецело подчиненного Тухачевскому командного аппарата на Западном фронте уже не было. Вхождение в должность Уборевича должно было окончательно политически парализовать Тухачевского. В те годы Уборевич, как выше отмечалось, принадлежал к «генералам», группировавшимся вокруг бывшего командующего Юго-Западным фронтом А.Егорова. Уже это обстоятельство не могло не настораживать Тухачевского. И Уборевич в ситу своего положения в военной элите, своего происхождения, партийности и честолюбия являлся очевидным соперником Тухачевского.
