Текст книги "Сталин и заговор генералов "
Автор книги: Сергей Минаков
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 51 страниц)
13 декабря 1923 г. в качестве еще одного помощника командующего на Западный фронт был направлен А.Корк. Появление еще одного, третьего по счету, помощника командующего Западным фронтом было явным перебором, никаким штатным расписанием не предусмотренным. Такое большое число помощников у Тухачевского не было мотивировано оперативно-стратегической обстановкой: военные действия с Польшей и другими соседями уже не ожидались, «немецкий Октябрь» не состоялся. Следовательно, все эти перемещения носили политический характер. Они предусматривали ограничение властных возможностей не только у М.Тухачевского на случай проявления им политической нелояльности, какого-либо сопротивления Москве с опорой на войсковые части фронта, но и у И.Убо-ревича.
Сталин не любил Корка и не очень ему доверял, считая его «бонапартистом». Тухачевский не оставил прямых суждений о Корке, однако известно, что, например, в августе 1920 г. Корк, как и ряд других командующих армиями, не разделял намерений командующего фронтом продолжать безостановочное наступление на Варшаву. В последующих дискуссиях по частным вопросам польской кампании в начале 20-х гг. Тухачевский в споре между Путной и Корком поддержал первого. Корк скептически относился к «революции извне» и «стратегии гражданской войны» Тухачевского. Однако А.Корк был не только земляком и соплеменником, и в силу этого другом и боевым соратником А.Кука, начальника штаба Западного фронта. Выше отмечалось, что Кук был назначен на эту должность с учетом и пожеланий Тухачевского. Тухачевский же позднее давал Куку и рекомендацию в партию. Эти обстоятельства косвенным образом указывают на то, что, во всяком случае, в личном плане М.Тухачевский предпочел бы иметь рядом с собой в качестве помощника командующего А.Корка, а не И.Уборевича.
Корк – беспартийный генштабист – в качестве соперника Тухачевского и претендента на его должность вряд ли мог восприниматься. И у него самого, занимавшего до этого времени должности не выше помощника командующего УВО, у беспартийного «золотопогонника», вряд ли имелись расчеты на должность командующего фронтом. Разве что – на должность помощника командующего. И все-таки следует помнить, что Корк был боевым соратником «красного Бонапарта» и одним из лучших его командармов в 1920 г. Во всяком случае, А.Корк входил в круг «генералов», близких к С.Каменеву и М.Тухачевскому. Учитывая все сказанное выше о Корке, можно считать, что последний не являлся «креатурой» Сталина и был фигурой, присутствие которой для Уборевича (в случае принятия им командования фронтом) в качестве его помощника на Западном фронте было нежелательным. Отношения между Уборевичем и Корком вряд ли можно было бы назвать приятельскими. Скорее они были сдержанно-недоброжелательными. Его назначение должно было создавать досадные неудобства для И.Уборевича, ограничивая его властные амбиции даже в большей мер>е, чем у М.Тухачевского. Там, где в силу своего характера, воспитания и профессионального образования Корк безусловно выполнил бы приказ командующего, Уборевич мог воспротивиться. В этом смысле А.Корк был удобен и для московских властей.
Следует также обратить внимание и на обстоятельства назначения Корка помощником командующего фронтом. В приказе по штабу Западного фронта за № 224 от 31 декабря 1923 г. было записано: «Прибывший из Главного управления РК Красного Воздушного флота СССР Корк Август Иванович назначен помощником командующего фронтом с 15 сего декабря. Основание: приказ по войскам Западного фронта № 1016 от 30 декабря 1923 г.»1. Если следовать тексту приказа, то выходит, что Корк был просто направлен указанным управлением по ВВФ в распоряжение командующего фронтом без конкретного назначения. Основанием для назначения Корка помощником командующего фронтом являлся приказ Тухачевского, а не РВС СССР. Следуя тексту штабного приказа Западного фронта, Корк прибыл в Смоленск еще 15 декабря, а утвержден в качестве помощника командующего фронтом только 30 декабря853 854.
Учитывая, что кроме И.Уборевича и А.Корка у М.Тухачевского оставались в качестве помощников еще два человека —
В.Чернавин и В.Володин (по политической части), – при этом Уборевич рассматривался московской властью и им самим как замена Тухачевскому, на Западном фронте фактически сложилась весьма неустойчивая и неопределенная ситуация. Было неясно: кто же все-таки является реальным командующим фронтом? Формально таковым оставался Тухачевский, однако его властные возможности оказались резко ограничены «перетасовкой» среднего и высшего комсостава фронта и наличием двух новых помощников командующего, которые пользовались гораздо большим доверием и поддержкой центральной политической власти, чем сам командующий. В этой ситуации в конце декабря 1923 – январе 1924 г. и разворачиваются события, и ныне далеко не во всем ясные. Предпринимая попытку хотя бы в общих чертах в них разобраться, я начну с военной элиты. В ее составе, определившемся к началу 1924 г., были: 855 856 857 858 859 860 861 862 падным фронтом (генерал-лейтенант Генштаба, из императорской лейб-гвардии), русский, дворянин.
9. Уборевич И.П. (1896—1937) – помощник командующего Западным фронтом (подпоручик артиллерии военного времени, причислен к Генштабу), литовец, из крестьян, член РКП(б).
10. Корк А.И. (1887—1937) – помощник командующего Западным фронтом (подполковник Генштаба), эстонец, из крестьян.
11. Кук А.И. (1886—1932) —начальник штаба Западного фронта (капитан Генштаба), эстонец, из крестьян.
12. Виноградов А.Н. (1882—19??) – для особых поручений при
командующем Западным фронтом (подполковник Генштаба), русский, сын земского служащего. .
13. Фрунзе М.В. (1885—1925) – командующий ВСУК и Украинского военного округа (не служил, причислен к Генштабу), обрусевший молдаванин, член РКП(б).
14. Эйдеман Р.П. (1895—1937) – 1-й помощник командующего ВСУК и Украинского военного округа (подпоручик военного времени), латыш, сын учителя, член РКП (б).
15. Якир И.Э. (1890—1938) – 2-й помощник командующего ВСУК и УВО (не служил), еврей, сын провизора, член РКП(б).
16. Чернышев В.Н. (1880—1954) – врид начальника штаба ВСУК и УВО (полковник Генштаба), русский, дворянин.
17. Каратыгин П.П. (1887—1938) – для особых поручений при командующем ВСУК и УВО (штабс-капитан Генштаба), русский, из мещан.
18. Муралов Н.И. (1877—1937) – командующий Московским военным округом (солдат), русский, из крестьян, член РКП(б).
19. Алафузо М.И. (1891 —1937) – начальник штаба Московского военного округа (капитан Генштаба), русский, сын офицера.
20. Гиттис В.М. (1881 —1938) – командующий Петроградским военным округом (полковник), обрусевший латыш, из мещан.
21. Энден М.М. (1887—19??) – начальник штаба Петроградского военного округа (капитан Генштаба л.-г. 1-й артиллерийской бригады), немец, дворянин.
22. Шорин В.И. (1870—1938) – помощник командующего Петроградским военным округом (полковник), русский, из мещан.
23. Петин Н.Н. (1876—1937) – командующий Сибирским военным округом (полковник Генштаба), русский, дворянин.
24. Молкочанов М.В. (1877—19??) – начальник штаба Сибирского военного округа (подполковник Генштаба), русский, из мещан.
25. Гнйлит Я.П. (1894—1938) – помощник командующего Сибирским военным округом (подпоручик военного времени), латыш, из крестьян, член РКП(б).
26. Егоров А.И. (1883—1939) – командующий Отдельной Кавказской армией (полковник, причислен к Генштабу), русский, из мещан, член РКП (б).
27. Кузнецов Б.И. (1889—1957) – начальник штаба Отдельной Кавказской армии (капитан Генштаба), русский, сын офицера.
28. Седякин А.И. (1893—1937) – командующий 5-й Отдельной армией (штабс-капитан военного времени), русский, из крестьян, учитель, член РКП(б).
29. Андерс А.К. (1880—1938) – помощник командующего 5-й Отдельной армией (полковник Генштаба), немец, сын офицера.
30. Перемытое А.М. (1889—1938) – начальник штаба 5-й Отдельной армии (капитан Генштаба), русский, из мещан.
31. Пугачев С.А. (1889—1939) – командующий Туркестанским фронтом (капитан Генштаба), русский, сын учителя гимназии.
32. Восканов Г.К. (1886—1937) – помощник командующего Туркестанским фронтом (подполковник), армянин, дворянин, член РКП (б).
33. Шуваев А.Д. (1886—19??) – начальник штаба Туркестанского фронта (подполковник Генштаба), русский, сын генерала, дворянин.
•34. Ворошилов К.Е. (1881 – 1969) – командующий Северо-Кавказским военным округом (не служил), русский, из рабочих, член РКП(б).
35. Великанов М.Д. (1893—1938) – помощник командующего Северо-Кавказским военным окрутом (поручик военного времени), русский, сын священника.
36. Мрачковский С.В. (1888—1936) – командующий Приволжским военным округом (не служил), поляк, из рабочих, член РКП(б).
37. Артемьев К.П. (1883—1938) – начальник штаба Приволжского военного округа (подполковник Генштаба), русский, дворянин (с XVI в.).
38. Панцержанский Э.С. (1887—1937) – начальник
ВМС РККА (лейтенант флота), поляк, сын железнодорожного служащего.
39. Домбровский А.В. (1882—1954) – начальник штаба ВМС РККА (капитан 1-го ранга Генштаба), поляк, дворянин (с XVI в.).
40. Викторов М.В. (1894—1938) – командующий Балтийским флотом (лейтенант флота), русский, сын офицера.
41. Векмап А.К. (1884—1955) – командующий Черноморским флотом (капитан 2-о ранга), немец, сын морского офицера.
42. Розенгольц А.Г1. (1889—1938) – начальник ВВС РККА (не служил), еврей, из мещан, член РКП (б).
43. Меженииов С.А. (1890—1937) – начальник штаба ВВС РККА (капитан Генштаба), русский, дворянин (с XVI в.).
Итак, из 43 «генералов»: 24 русских (55,8%), 5 поляков (11,6%), 4 немца (9,3 %), 3 латыша (7%), 2 эстонца (4,6%), 1 литовец (2,3%), 1 еврей (2,3%), 1 армянин (2,3%), 1 молдаванин (2,3%), 1 азербайджанец (2,3%).
В их числе 13 дворян (6 из старинных аристократических фамилий) (30,2%); 8 из офицерских семей (18,6%), 9 из мещан (21%), 5 из служащей интеллигенции (11,6%), 5 из крестьян (11,6%), 2 из рабочих (4,6%), 1 из семьи торговца (2,3%), 1 сын священника (2,3%) и 1 сын унтер-офицера (2,3%).
В образовательном отношении 32 «генерала» являлись кадровыми офицерами старой армии (5 из императорской лейб-гвардии) (74,4%). Из них: 3 генерала (7%), 16 подполковников и полковников (37,2%), 13 офицеров от подпоручика до капитана (30,2%). 24 «генерала» из этой группы окончили Академию Генштаба или были причислены к Генштабу (55,8%). 6 «генералов» из офицеров военного времени (14%). Из них 1 причислен к Генштабу (2,3%). 4 «генерала» прежде не служили в старой армии и не имели военного образования (9,3%). Из них 1 причислен к Генштабу (2,3%). 1 служил солдатом (2,3%). 14 «генералов» были членами РКП(б) (32,6%). Таким образом, в числе указанных «генералов» «генштабистов» было всего 60,5%. Их доля в составе элиты стала еще меньше. По сравнению с мартом 1923 г. количество «генштабистов» сократилось почти на 20%.
В возрастном отношении 7 «генералов» были до 30 лет (16,3%). 22 «генерала» – от31 года до 40 лет (51,2%). 12 «генералов» от 41 года до 50 лет (28%). 1 «генерал» от 51 года до 60 лет (2,3%) и 1 «генерал» в возрасте свыше 60 лет (2,3%). Средний возраст «генералов» стал несколько моложе: 37—38 лет.
С октября 1923 г. до января 1924 г. в составе военной элиты появились еще 3 новых «генерала». Примечательна также смена помощников командующего Западным фронтом и Украинским военным округом. А в руководстве последнего появился и новый начальник штаба округа. Следует обратить внимание на то, что на 18 вышеозначенных номенклатурных должностях (44%) с марта 1923 г. и до января 1924 г. произошла замена. Таким образом, почти половина номенклатурных должностей военной элиты поменяли своих представителей. Половина замещений и замен была проведена путем перемещения «элитарных генералов» внутри самой военной элиты.'Другая половина была осуществлена посредством введения в номенклатуру военной элиты 9 новых «генералов» (ок. 22%) взамен выведенных из нее. При этом 3 новых «генерала» были из офицеров военного времени и 1 без профессионального военного образования. Иными словами, обновление номенклатурное военной элиты было осуществлено на 22%.
М.Тухачевский, оказавшись самостоятельной политической силой, сохранял лидирующее положение в военной элите. Противоборствующие политические группировки стремились перетянуть Тухачевского и военную элиту на свою сторону в обострившейся внутрипартийной борьбе. Смутные сведения об этом просматриваются в воспоминаниях Ф.Раскольникова и некоторых иных свидетелей политической обстановки в Москве на рубеже 1923 и 1924 гг.
Вспоминая о политической обстановке в Москве в начале 1924 г., Г.Беседовский писал: «Москва переживала критические минуты. В течение двух недель мы все ждали переворота. Троцкий мог, как Пилсудский, буквально в несколько минут овладеть властью. Письмо Антонова-Овсеенко в Политбюро с предупреждением, что «если тронут Троцкого, то вся Красная Армия встанет на защиту советского Карно», напрягло нервы сталинцев до крайности. С минуты на минуту могла совершиться катастрофа. Но Троцкий смалодушествовал. Сталин тем временем вызвал из Харькова Фрунзе, быстро все переделавшего, заменившего командный состав своими людьми с Украины. Через короткое время опасность переворота была устранена, а струсивший Троцкий безнадежно скомпрометирован»863. В сущности, о том же, но с весьма примечательными деталями, вспоминал Ф.Раскольников со слов К.Радека1. Слегка реконструированный диалог был приблизительно следующим:
«СТАЛИН: «...Ты, конечно, помнишь письмо Владимира Александровича Антонова-Овсеенко, угрожавшего нам сопротивлением армии, чтобы протестовать против того, что он назвал «гнусным отозванием советского Карно»?»
РАДЕК: «Но ведь эта борьба велась против Зиновьева, а не против тебя».
СТАЛИН: «Нет, все-таки речь шла о том, что следовало бы арестовать все Политбюро, чтобы созвать Чрезвычайный съезд и чтобы на мое место выбрать нового генерального секретаря, Троцкого, не так ли?»
РАДЕК: «Сколько было слухов».
СТАЛИН: «Ты хочешь, чтобы я освежил тебе память? Согласно некоторым планам молодой командарм Михаил Тухачевский без назначения должен был получить полномочия осуществить переворот по согласованию с Троцким».
РАДЕК: «Сколько было слухов. Что ты ворошишь прошлое?».
СТАЛИН: «В 1924 году ты был секретарем подпольной группы Московского округа? На тебя возложил Троцкий решение задачи наладить связь с Тухачевским и его (сторонник» ми)»864 865. В числе «сторонников» М.Тухачевского Ф.Раскольников (со слов К.Радека) назвал А.Корка и В.Путну866.
Анализируя приведенную выше информацию, следует отметить, что 27 декабря 1923 г. В.Антонов-Овсеенко действительно написал в Политбюро ЦК письмо, в котором в скрытой форме была услышана угроза со стороны Красной Армии – «призвать к порядку зарвавшихся вождей»867. В письме звучали слова в защиту Троцкого1. Несомненно, что направление В.Антоновым-Овсеенко в адрес Политбюро ЦК письма, столь жесткого, решительного и угрожающего вмешательством армии в политическую борьбу, опиралось на уже известную ему позицию «генералитета». Имелась информация о неофициальных совещаниях «генералов» в конце 1923—начале 1924 г., на которых звучали, возможно, предложения арестовать все Политбюро868 869. В то же время в письме В.Антонова-Овсеенко 27 декабря 1923 г. проскользнула фраза: «Среди военных коммунистов уже ходят разговоры о том, что нужно поддержать всем, как один, т. Троцкого»870.
К.Ворошилов в своем выступлении на февральско-мартовском Пленуме ЦК 1937 г., вспоминая обстановку 1923—1924 гг., дал некоторую расшифровку словам В.Антонова-Овсеенко. «К 1923—1924 гг., – говорил К.Ворошилов, – троцкисты имели, как вы помните... за собой почти всю Москву и Военную академию целиком, за исключением единиц, которая была за троцкистов. И здешняя школа ЦИК, и отдельные школы – пехотная, артиллерийская и другие части гарнизона Москвы – все были за Троцкого»871. Я.Гамарник добавил: «И штаб Московского округа, где сидел Муралов, был за Троцкого»1. Позицию Троцкого поддержали партячейки Главного управления РК Красного Военно-Воздушного флота СССР, Штаба РККА, Главного управления Военных учебных заведений РККА, частей ЧОН. Персонально это были начальники указанных войсковых объединений и управлений: Н.Муралов, А.Розенгольц, Д.Петровский, В.Путна. Разумеется, за ними следовали беспартийные военные специалисты соответствующих структур. Примечательно, что имя Тухачевского в связи с этими событиями не упоминалось. Кроме того, ни в показаниях Тухачевского от 1 июня 1937 г., ни на самом «генеральском» процессе нет ни одного упоминания о связях М.Тухачевского с Л.Троцким в контексте событий 1923 – 1924 гг. Будто бы (а это так и было) по чьему-то настоянию «дело Тухачевского» начиналось с конца 1925 г. События же политической борьбы 1923 – 1924 гг. из него были вообще «изъяты». Если Тухачевский как-то был связан с Троцким в это время, а Сталин об этом знал, то почему же он не использовал их для подкрепления обвинения маршала в «троцкизме». Похоже, что оснований для этого ни у Сталина, ни у следствия не было.
М.Тухачевский, по собственному признанию, принимал участие в обсуждении ситуации вместе с К.Радеком, Г.Пятаковым, В.Антоновым-Овсеенко, однако вел «свою игру». В пересказе одного из «мемуаристов», в разговоре с Тухачевским, относящемся уже к 1937 году, Б.Фельдман вспомнил о переговорах маршала с Пятаковым и Радеком в декабре 1923 г. Тухачевский так отреагировал на это: «Переговоры! Это громко сказано. Мы обсуждали ситуацию, вот и все. Кроме того, я выражал не свое собственное мнение. Я был полностью прикрыт Антоновым-Овсеенко. В конце концов, он представлял Центральный Комитет партии. В конце концов, он был начальником ПУРа»872 873.
Если следовать тексту «разъяснений» Тухачевского, то имело место совещание, в котором принимали участие Пятаков, Ра-дек, начальник ПУ РККА Антонов-Овсеенко и командующий Западным фронтом Тухачевский. Начальник ПУ РККА предложил Пятакову и Радеку обсудить с Троцким вопрос об осуществ-
леиии «кремлевского переворота» под руководством Тухачевского как одни из вариантов выхода из сложившейся политической ситуации. Особая «антизиновьевская направленность» («Ведь эта борьба была направлена не против тебя, а против Зиновьева», – напоминал К.Радек в разговоре с И.Сталиным) вопросов, обсуждавшихся па этом совещании, вероятно, была обусловлена в определенной мере «казусом Дворжеца». Дело в том, что одной из причин появления упоминавшегося выше письма Антонова-Овсеенко от 27 декабря 1923 г. был конфликт, возникший между начальником ПУРа и Г.Зиновьевым во время дискуссии в Военной школе ВЦИК 21 декабря 1923 г. Как известно, там с весьма резкой критикой против Зиновьева выступил один из близких сотрудников Антонова-Овсеенко некий Двор-жец. Ему жестко, с угрозами оппонировал сам Зиновьев, сравнивший позицию, занятую Дворжецом, с политическими взглядами «прапорщика выпуска Керенского». Эту метафору можно было расшифровать лишь как «контрреволюционер». Сомнительно, чтобы столь смелое выступление против одного из «вождей» партии, сделанное «не по чину» малоизвестным сотрудником начальника ПУ РККА, было случайным импульсивным экспромтом. Думается, это была «боевая провокация», санкционированная Антоновым-Овсеенко, уверенным в своих силах, в армейской поддержке. Выше уже говорилось о заседании ВНО Военной академии РККА 21 декабря 1923 г., на котором делал доклад М.Тухачевский и в котором принимали участие весьма авторитетные военные деятели – И.Уборевич, С.Меженинов, А.Свечиц, Ю.Шейдеман и др. Было ли простым совпадением, что в тот же день В.Антонов-Овсеенко отправил в ЦК заявление по поводу дискуссионного собрания в Школе ВЦИК? Было ли совпадением, что в тот же день, 21 декабря 1923 г., без ведома ЦК, Антонов-Овсеенко разослал циркуляр о назначении на 1 февраля 1924 г. конференции ячеек РКП (б) военных академий, высших школ ГУВУЗА и Главвоздух флота ? Мне думается, что нет. Такого рода действия, направленные на подчинение политорганов соответствующим армейским парторганизациям, были им продолжены рассылкой 24 декабря 1923 г. циркуляра № 200. Наконец, письмо от 27 декабря 1923 г. Предпринимая указанные действия, Антонов-Овсеенко был, очевидно, уверен в поддержке собственных политических позиций со стороны армии.
Пребывание в Москве Тухачевского, Уборевича и других видных «генералов» в связи с заседанием В НО было удобно и для переговоров Антонова-Овсеенко с Тухачевским, и для зондирования позиции Уборевича и других генералов. В частности, одним из них мог быть командующий ОКА А.Егоров. Видимо, неспроста в белом зарубежье в 1923 г. муссировали слухи о «заговоре в Кавказской армии», возглавленном Егоровым и его начальником штаба С.Пугачевым, о чем ранее уже говорилось. Неспроста именно Ф.Дзержинский (ОГПУ) докладывал о нем на заседании Политбюро 24 января 1924 г.1
24 декабря 1923 г. Ф.Дзержинский выступил с сообщением о выступлении Дворжеца на заседании Политбюро ЦК. Было решено передать «дело Дворжеца» в ЦКК. Адъютант сообщил об этом и грозящем Дворжецу аресте Антонову-Овсеенко, поскольку «дело» оказалось в руках ОГПУ874 875. В ответ на это, по свидетельству мемуаристов, В.Антонов-Овсеенко написал и направил указанное выше письмо от 27 декабря 1923 г. в адрес ЦК РКП (б) с угрозой обратиться за поддержкой к «крестьянским массам, одетым в кресноармейские шинели, и призвать к порядку зарвавшихся вождей». И хотя в своем письме Антонов-Овсеенко неоднократно и открыто защищает Троцкого, все-таки сущность его позиции заключалась в следующих выражениях: «Существо разногласий внутри ЦК совершенно нс ясно ни для партийных, ни для внепартийных масс, взвесить серьезность этих разногласий и свободно их разрешить партия не в состоянии».
Итак, по мнению Антонова-Овсеенко, «партия не в состоянии» ни «взвесить», ни «разрешить» возникшие серьезные политические проблемы. Кто же в состоянии? «Красноармейские шинели», армия. Вот существо политической позиции Антонова-Овсеенко. Он заявляет, что «выражает возмущение тех, кто всей своей жизнью доказал свою преданность интересам партии в целом, интересам коммунистической революции». Иными слог вами, речь шла об интересах самостоятельной политической силы, заявившей о себе в этой политической борьбе, – интересах Красной Армий, а не отдельных «партийных вождей». В об-щем-то, что ни говори, это можно было расшифровать не иначе как угрозу «военного переворота».
Совещание В.Антонова-Овсеенко, М.Тухачевского, Г.Пятакова и К.Радека должно было иметь место 25 или 26 декабря
1923 г., после обсуждения «дела Дворжеца» на заседании Политбюро ЦК 24 декабря и передачи его рассмотрения в ЦКК. Решение Политбюро по Дворжецу и репрессии в его отношении «с подачи» ОГПУ (докладчик Ф.Дзержинский) означали нанесение удара по самому Антонову-Овсеенко. Это обстоятельство и стало поводом для серьезной обеспокоенности начальника ПУ РККА, побудившей его «искать защиты» у Тухачевского и его «больших батальонов». Но дело было не только в «больших батальонах», айв авторитете и значимости самого имени Тухачевского для советской военной элиты и всей Красной Армии.
Оставаясь в Москве, Тухачевский 28 декабря отправил в Смоленск А.Виноградова (возвратившегося в столицу уже 30 декабря), возможно, с распоряжением утвердить А.Корка помощником командующего Западным фронтом (согласно штабным приказам фронта это было сделано 29—30 декабря) и передачей ему каких-то указаний. Недаром в информации К.Радека – Ф.Раскольникова в числе вовлеченных в «заговор Антонова-Овсеенко – Тухачевского» фигурирует и А.Корк. 3 января
1924 г. М.Тухачевский в сопровождении А.Виноградова и М.Михайлова-Морозова возвратился в Смоленск, и в тот же день по его поручению Михайлов-Морозов выехал в Петроград с мотивировкой, вызывающей сомнения в ее соответствии истинным целям поездки: «В отдел библиотеки Штаба РККА для выполнения поручений командзапа»876. Ездил ли он в Петроград по поручению Тухачевского для согласования позиций с командующим Петроградским военным округом В.Гиттисом? Напомню, что устойчивые слухи об организации «антисоветского заговора» в 1924 г. как за рубещом, так и в СССР касались лишь четырех «революционных генералов» – М.Тухачевского, В.Гиттиса,
А.Егорова и С.Пугачева. Михайлов-Морозов вернулся лишь 11 января, а 14 января 1924 г. вновь отправляется в Москву «для выполнения поручений командзапа» с 14 по 24 сего января. К этому времени, 10 января 1924 г., Тухачевский выезжает в Москву вместе с Виноградовым. Туда же 10 января «в кратковременный отпуск» (до 15 января) выехал и секретарь Тухачевского Н.Смиренский877. Иными словами, Тухачевский забрал с собой в Москву все свое самое близкое окружение, самых доверенных лиц.
Примечательно, что в этот же день в «Красной Звезде» появилась статья В.Антонова-Овсеенко с весьма красноречивым и в известной мере вызывающим заголовком: «На прежних позициях». Надо полагать, на позициях, определенных в письме от 27 декабря 1923 г. Однако уже 12 января Антонова-Овсеенко вызвали на Заседание Оргбюро ЦК. Его обвинили во фракционной деятельности, которая выражалась якобы в попытках без ведома ЦК созвать конференцию партячеек военных учебных заведений и в рассылке циркуляра № 200 без согласования.с ЦК. Обвинений в «заговоре» не звучало, хотя было начато следствие в ПУРе. Таким образом, можно сказать, что уже 12 января высшее партийное руководство во главе с И.Сталиным считало свою политическую позицию достаточно сильной, чтобы начать процедуру отстранения Антонова-Овсеенко от должности. Можно считать, что 12 января 1924 г. Аптонов-Овсеенко уже проиграл «бой».
Г.Беседовский, чья информация вполне проверяема и оказывается, как правило, достоверной, писал, процитирую еще раз: «В течение двух недель мы все ждали переворота... Письмо Антонова-Овсеенко в Политбюро... напрягло нервы сталинцев до крайности». Если наблюдать события в последовательности, предлагаемой Беседовским, то период времени «в течение двух недель» можно датировать 28 декабря 1923 г. – 12 января 1924 г. Это вполне согласуется с хронологией вышеизложенных событий: от появления «письма» до заседания Оргбюро ЦК.
Беседовский в связи с указанными обстоятельствами писал, что «Троцкий мог, как Пилсудский, буквально в несколько минут овладеть властью... Но Троцкий смалодушествовал». Косвенным образом на скрытую, но заглавную роль Троцкого указывал и Ф.Раскольников. Во всяком случае, вся имеющаяся, весьма скудная по этому вопросу информация позволяет лишь предположительно реконструировать возможную модель «переворота».
Опираясь на поддержку военных учебных заведений, расположенных в Москве, в том числе и на Школу ВЦИК, находившуюся в Кремле; на преданность командующего Московским военным округом Н.Муратова и подчиненных ему войск; на Части особого назначения (ЧОН), наконец, на выступавший в его поддержку кремлевский гарнизон; действуя через Пятакова и Радека на Антонова-Овсеенко; Троцкий мог отдать приказ об аресте Политбюро ЦК, т.е. о «дворцовом перевороте», рассчитывая на Тухачевского, имевшего за собой войска Западного фронта. Но, судя но всему, Тухачевский отказался поддержать Троцкого и взять на себя роль его «шпаги», реализующей «дворцовый переворот». В контексте приведенных выше рассуждений следует вспомнить, что «заговор группы Тухачевского», судя по информации генерала А. фон Лампе да и А.Гучкова, мотивировался «антисемитскими» и персонально «антитроцкистскими» настроениями. Эти настроения, несомненно, усугублялись действиями Троцкого в сентябре – ноябре 1923 г., направленными против Тухачевского. Иными словами, Тухачевский готовил «антитроцкистский переворот», а ему предлагали возглавить «переворот иротроцкистский». Тухачевский в это время считался одной из решающих «антитроцкистских» сил. «Я всегда во всех случаях выступал против Троцкого, когда бывала дискуссия... – заявлял он на судебном процессе 11 июня 1937 г. – Что касается моего выступления против Троцкого в 1923 году, то мною лично был написан доклад по этому поводу и послан в ЦК»1. Этот факт подтвердил Г.Орджоникидзе на Пленуме ЦК РКП (б) 31 января – 3 февраля 1924 г. «Тухачевский никогда не был троцкистом», – свидетельствовал в свою очередь сам Троцкий878 879.
Действительно, в архиве сохранился доклад Тухачевского на имя Сталина, датированный 23 января 1924 г., в котором он критиковал главкома С. Каменева и начальника Штаба РККА П.Лебедева за отсутствие четкой стратегической доктрины и методов оперативного руководства. «Главное командование и Штаб, – писал Тухачевский, – не имеют определенных взглядов на оперативное руководство. Мы не видим никакой подготовки ни стратегических вопросов, ни тренировки к ней ответственных работников. ...Красная Армия в отношении стратегической подготовки пребывает в варварском состоянии»1. Странно, однако, что сам Тухачевский, как цитировалось выше, вспоминал о своем «выступлении против Троцкого в 1923 году» и что именно по «этому поводу» им «лично был написан доклад... и послан в ЦК». Следовательно, в докладе нашли отражение мысли и критика в том направлении, которое обнаруживают приведенные выше выдержки из этого доклада. Они косвенным образом соприкасаются с обстоятельствами «кампании» против Тухачевского, инициированной с санкции Троцкого еще в конце августа 1923 г. Выше я уже останавливался на обстоятельствах этой «кампании» достаточно подробно.
Включение в следственные материалы 1937 г. обстоятельств внутриполитической борьбы 1923—1924 гг. и роли в них М.Тухачевского могло полностью разрушить схему следствия и сценарий «генеральского процесса». Таким образом, нет оснований рассуждать о «протроцкистских» настроениях или действиях Тухачевского в 1923—1924 гт. В распоряжении Сталина такой информации не было. Планы использования Тухачевского в качестве орудия переворота, очевидно, могли иметь место в разговорах или на совещаниях сторонников Троцкого. Но исходили не от Тухачевского.
В качестве одной, если не главной причины «политической пассивности» обычно энергичного Председателя РВСР, его «малодушия» называют болезнь. Действительно, в это время Троцкий очень тяжело болел, и болезнь могла бы служить вполне «извиняющим» и объясняющим комментарием к его поведению. Серьезно простудился на охоте еще в октябре 1923 г. В течение ноября Троцкий порой еще находил возможность принимать участие в заседаниях Политбюро, после которых с высокой температурой оказывался на несколько дней прикованным к постели. Однако обострение болезни приводит к тому, что на Политбюро 14 декабря 1923 г. было принято решение предоставить Троцкому отпуск для лечения1. Ухудшение состояния здоровья «вождя Красной Армии» закончилось 31 декабря проведением нового врачебного консилиума, который пришел к выводу о тяжелом состоянии больного. Было принято решение, рекомендованное Политбюро: «Вождь Красной Армии нуждается в отпуске продолжительностью не менее двух месяцев с полным освобождением от всяких обязанностей для специального климатического лечения»880 881. Троцкий был отправлен в санаторий в 30 км от Москвы. 5 января 1924 г. по информации Н.Семашко на заседании Политбюро ЦК было принято решение о предоставлении Л.Троцкому отпуска с выездом на лечение в Сухуми882, куда он отправился 16 или 17 января. Болезнь, являясь, несомненно, важнейшей, если не главной, причиной «странного» политического поведения Троцкого, оказывалась в то же время «внешним прикрытием», извиняющим его нерешительность. Последнее свойство в известной мере и ранее проявлялось в поведении Троцкого.
