Текст книги "Сталин и заговор генералов "

Автор книги: Сергей Минаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 51 страниц)

Впрочем, он и не является предметом моего исследования. Ее результаты неоднозначно оценивались современниками и потомками. В основном реформирование Красной Армии, проведенное за короткое время руководства Фрунзе, заслужило исключительно положительную оценку. Чтобы отвлечься от штампов советского времени, которые в контексте апологии покойного Фрунзе, превратив его в «икону» Красной Армии, «канонизировали» и проведенную им реформу, обращусь к автору, вполне авторитетному и в то же время независимому, критически настроенному. Это бывший сослуживец М.Тухачевского по л.-г. Семеновскому полку, известный в русском зарубежье военный ученый А.Зайцев. Он так оценивал личность Фрунзе как руководителя РККА и проведенную им военную реформу.

«По отзывам всех соприкасавшихся с ним лиц Фрунзе обладал большим здравым смыслом и способностью уловить существо дела в военных вопросах, несмотря на полное отсутствие военно-теоретической подготовки, – писал А.Зайцов. – По-видимому, он прислушивался к советам всегда окружавших его военных специалистов из бывших специалистов Генерального штаба старой Русской армии... Ни до, ни после него Красная Армия не имела столь выдающегося руководителя» (А.Зайцов писал в 1934 г.)¹. Зайцов не без оснований считал, что «главными данными, содействовавшими» успеху Фрунзе в проведении военной реформы, «были наряду с его природными качествами и образованием желание считаться с мнением специалистов, с – одной стороны, и его большой удельный партийный вес – с другой. Во всяком случае, он сумел найти какую-то равнодействующую между стремлениями партии и интересами военного дела. Поэтому его реформы, в сущности, и положили основание современной Красной Армии. Все, что было сделано после него, как раз лишено этого равновесия»^{992 993}. Достаточно детально для статьи, посвященной не только и не специально военной реформе Фрунзе, анализируя основные аспекты проведенных им военных преобразований, А.Зайцов акцентировал внимание на принципиальных основах реформы. «Реформой Фрунзе была реорганизация Красной Армии на основании опыта Мировой войны... – писал Зайцов. – Победа красных в Гражданскую войну в глазах выдвинутого ею командного состава оправдала применявшиеся в ней приемы, и многие из них, не видавшие настоящей войны или участвовавшие в ней на самых низших постах, поверили, что именно в них-то и лежит истина. Упоение победой заставляло их считать, что именно ими найдено последнее слово. Опыт же Гражданской войны совершенно исказил истинное представление о современной армии... Изжить все эти заблуждения и перейти на современные рельсы было совсем не легко. И тем не менее Фрунзе удалось, более или менее, вывести Красную Армию из этого сумбура. Принятая Фрунзе и затем, после него, лишь совершенствовавшаяся организация Красной Армии поэтому является компромиссом между опытом Гражданской войны и принципами устройства современных армий»¹.

Нет необходимости втягиваться в спор о том, насколько А.Зайцов верно судил о существе «современной армии» (в 1934 г.). Боевые действия Второй мировой войны внесли слишком существенные и драматические коррективы в такого рода суждения. Автор, по сути дела, «современной» считал такую армию для России – СССР, которая возвращалась к организационным и оперативно-стратегическим, оперативно-тактическим нормам подготовки, каковой была дореволюционная Русская армия. События Второй мировой войны показали, что это было не так. Критическая оценка оперативно-тактического и организационного опыта Гражданской войны в России со стороны Зайцова была в значительной мере обусловлена и победой красных, которые сумели найти адекватные формы и методы организации и подготовки своей армии и выиграли войну. Она была обусловлена и стремлением «реабилитировать» русский дореволюционный Генштаб, оказавшийся не в состоянии, несмотря на «военную образованность» и опыт Мировой войны, противопоставить красным соответствующую вооруженную силу. Критика Зайцова была направлена и против «доктрины» Тухачевского, главного идеолога «революционной войны», хотя, надо отдать должное автору, он достаточно высоко оценивал военно-организаторские способности своего старого полкового приятеля^{994 995}.

Не отвлекаясь на все аспекты военной реформы Фрунзе, замечу лишь, что принципы подготовки кадров и, самое главное, методы кадровой политики в формировании высшего комсостава и военной элиты Красной Армии, заложенные в 1924—1925 гг., небесспорны. Трудно сказать, какую бы политику в этом направлении проводил Фрунзе, если бы его жизнь и военная карьера не прервались осенью 1925 г., однако то, что делал его преемник под патронатом «сталинского руководства», вызывает серьезные сомнения. А.Зайцов верно заметил, что М.Фрунзе был, возможно, в силу и своего характера, прошлого жизненного, революционно-партийного опыта человеком компромисса. Во время именно своего руководства РККА Фрунзе, в частности, попытался соединить концептуально-стратегические подходы двух идеологов-антиподов: М.Тухачевского, с его «стратегией сокрушения», и А.Свечина, имевшего репутацию сторонника «стратегии измора». Первый, назначенный еще в 1924 г. Главным руководителем по стратегии всех академий РККА, в 1925 г. получил в качестве одного из своих заместителей в этой должности А.Свечина. Сама его реформа организации и системы комплектования Красной Армии, равно как и система управления ею, обнаруживали повсеместный компромисс. Выше мне приходилось останавливать внимание на острой дискуссии по проблеме Штаба РККА, места и роли Инспектората между М.Тухачевским и А.Егоровым, по проблеме «реальной пехоты», когда многие «генералы» оппонировали тому же Тухачевскому. Фрунзе в этих ситуациях занимал позицию посредника, ориентируясь на «перевес» того или иного мнения. Был ли такой компромиссный подход Фрунзе к важным вопросам устройства Вооруженных сил обусловлен текущей, вынуждающей ситуацией или это являлось отпечатком его личности? Смог бы он в ситуации, когда требовалась действительная жесткая решимость, проявить ее или нет? Определенный ответ на поставленные вопросы, исходя из наблюдения предшествовавшей деятельности Фрунзе в качестве руководителя РККА, дать трудно. И этот вопрос – соотношения реалий в формировании и эволюции советской военной элиты после 1925 г. и намерений Фрунзе в этом отношении – нуждается в рассмотрении.

В контексте указанного вопроса следует иметь в виду принятие в период руководства Фрунзе одного из самых важных решений, оказавших существенное влияние на последующую ротацию советской военной элиты и на ее персональный состав. На основании решений ЦК РКП (б), принятых, несомненно, под давлением высшего комсостава РККА, РВС СССР издает 2 марта 1925 г. приказ о введении единоначалия в Красной Армии. Это еще не было актом полного упразднения военных комиссаров, но уже началом курса на полное их отстранение от командования частями и соединениями РККА. Именно в условиях настойчивой реализации этого курса и доведения его до логического завершения происходили кадровые изменения в составе номенклатурной советской военной элиты сразу же после неожиданной смерти Председателя РВС СССР и наркомвоенмора Фрунзе 31 октября 1925 г.

2

К.Ворошилов. Группировки в военной элите во'второй половине 20-х гг.

Вопреки ожиданиям большинства высшего комсостава Красной Армии 6 ноября 1925 г. на должности Председателя РВС СССР и наркомвоенмора вместо покойного Фрунзе оказался Климент Ефремович Ворошилов (1881 —1969). В результате кадровых перемещений, проведенных сразу же после смерти Фрунзе и сопровождавших появление нового наркома, к декабрю 1925 г. номенклатурный состав военной элиты был следующим: ⁹⁹⁶

РККА (подпоручик л.-г. Семеновского полка, причислен к Генштабу), русский, дворянин (XIII в.), член РКП(б).

5. Пугачев С.А. (1889—1939) – заместитель начальника Штаба РККА (капитан Генштаба), русский, сын учителя гимназии.

6. Каменев С.С. (1881 —1936) – инспектор РККА (полковник Генштаба), русский, сын офицера.

7. Левичев В.Н. (1891 —1937) – начальник ГУРККА (штабс-капитан военного времени), русский, из крестьян, член РКП(б).

8. Якир И.Э. ( 1896—1937) – командующий УВО, еврей, из семьи провизора, член РКП(б).

9. Каширин Н.Д. (1888—1938) – помощник командующего УВО (подъесаул), русский, сын казачьего станичного атамана, член РКП(б).

10. Лебедев П.П. (1873—1933) – начальник штаба УВО (генерал Генштаба), русский, из дворян.

11. Корк А.И. (1887—1937) – командующий ЗВО (подполковник Генштаба), эстонец, из крестьян.

12. Павлов А.В. (1880—1937) – помощник командующего ЗВО (поручик военного времени), белорус, из служащих, исключен из РКП(б).

13. Кук А.И. (1886—1932) – начальник штаба ЗВО (капитан Генштаба), эстонец, из крестьян.

14. Базилевич Г.Д. (1889—1939) – командующий МВО (подполковник), поляк, из крестьян, член РКП(б).

15. Белов И.П. (1893—1938) – помощник командующего МВО (унтер-офицер), русский, из крестьян, член РКП(б).

16. Перемытое А.М. (1888—1938) – начальник штаба МВО (капитан Генштаба), русский, из мещан.

17. Шапошников Б.М. (1882—1945) —командующий ЛВО (полковник Генштаба), русский, из мещан.

18. Сергеев Е.Н. (1887—1938) – помощник командующего и начальник штаба ЛВО (подполковник Генштаба), русский, сын художника.

19. Уборевич И.П. (1896—1937) – командующий СКВО (подпоручик артиллерии военного времени, причислен к Генштабу), литовец, из крестьян, член РКП (б).

20. Гайлит Я.П. (1894—1938) – помощник командующего СКВО (подпоручик военного времени), латыш,, из крестьян, член РКП(б).

21. Алафузо М.И. (1891 —1937) – начальник штаба СКВО (капитан Генштаба), русский, сын офицера.

22. Левандовский М.К. (1890—1938) – командующий ККА (штабс-капитан), поляк, сын унтер-офицера, член РКП(б).

23. Кузнецов Б.И. (1889—1957) – начальник штаба ККА (капитан Генштаба), русский, сын офицера.

24. Седякин А.И. (1893—1938) – командующий ПриВО (штабс-капитан военного времени), русский, сын солдата, член РКП(б).

25. Великанов М.Д. (1894—1938) – помощник командующего ПриВО (поручик военного времени), русский, сын священника, член РКП(б).

26. Артемьев К.П. (1883—1938) – начальник штаба ПриВО (подполковник Генштаба), русский, дворянин (с XVI в.).

27. Авксентьевский К.А. (1890—1941) – командующий Туркестанским фронтом (подпоручик военного времени), русский, из служащих, член РКП(б).

28. Кондратьев Б.Н. (1887—19??) – начальник штаба Туркестанского фронта (капитан Генштаба), русский, сын офицера.

29. Петин Н.Н. (1876—1937) – командующий Сибирским военным округом (полковник Генштаба), русский, дворянин.

30. Паука И.Х. (1884—19??) – начальник штаба Сибирского военного округа (полковник Генштаба), латыш, из мещан.

31. Путин В.К. (1893—1937) – начальник УВУЗ РККА (прапорщик военного времени), литовец, из крестьян, член РКП (б).

32. Баранов П.И. (1892—1933) – начальник Управления ВВС РККА (солдат), русский, из рабочих, член РКП(б).

33. Муклевич Р.А. (1890—1938) – заместитель начальника Управления ВВС РККА (матрос), поляк, из рабочих, член РКП(б).

34. Меженинов С.А. (1890—1937) – помощник начальника Управления ВВС РККА (капитан Генштаба), русский, дворянин (с XVI в.).

35. Хорьков С.Г. (1892—193?) – начальник штаба ВВС РККА (подпоручик военного времени), русский, из рабочих.

36. Зоф В.И. (1889—1937) – начальник Морских сил РККА, чех, из рабочих, член РКП (б).

37. Блинов С.П. (18??—19??) – начальник штаба Морских сил РККА.

38. Векман А.К. (1884—1955) – командующий Балтийским флотом (капитан 2-го ранга), немец, сын морского офицера.

39. Панцержанский Э.С. (1887—1937) – командующий Черноморским флотом (лейтенант флота), поляк, дворянин.

40. Дыбенко П.Е. (1889—1938) – начальник ГАУ (матрос), украинец, из крестьян, член РКП (б).

41. Оськин Д.М. (1892—1934) – начальник Управления снабжения РККА (штабс-капитан военного времени), русский, из мещан, член РКП (б).

В возрастном отношении из 41 «генерала» только 2 имели возраст до 30 лет (4,9%); 28 – от 31 года до 40 лет (68,3%); 10 – от 41 года до 50 лет (24,4%); 1 – свыше 50 лет (2,5%). Советская военная элита немного «постарела». Ее средний возраст составил 37—38 лет.

В этнокультурном отношении: 26 «генералов» – русские (63,4%); 6 – поляки (14,6%); 2 – евреи (4,9%); 2 – литовцы (4,9%); 2 – латыши (4,9%); 2 – эстонцы (4,9%); 1 – украинец (2,5%).

По социальной принадлежности: 7 «генералов» – дворяне (4 из древних родов) (17%); 7 – сыновья офицеров (17%); 6 – из служащих и интеллигенции (14,6%); 4 – из мещан (9,7%); 9 – из крестьян (ок. 22%); 5 – из рабочих (12,2%); 2 из солдатских детей (4,9%); 1 – сын священника (2,5%).

Образовательный ценз перечисленных «генералов» распределялся в следующем порядке: 22 кадровых офицера старой армии (53,7%), в том числе 2 генерата (4,9%), 10 старших офицеров (полковники и подполковники) (24,4%) и 10 младших офицеров (от подпоручика до капитана) (24,4%). 11 «генералов» были из бывших офицеров военного времени (26,8%). 4 «генерала» служили солдатами и матросами (9,7%), 4 не служили (9,7%). 19 «генералов» являлись генштабистами (в том числе 2 «причисленными к Генштабу») (46,3%). 20 «генералов» являлись членами партии (48,8%).

Хотя К.Ворошилов был достаточно известен в военно-политических кругах со времен Гражданской войны, репутация его с точки зрения нового высокого назначения вызывала серьезные сомнения, а его назначение – серьезное недовольство у значительной части советской военной элиты. Еще в самом начале ноября 1925 г., когда уже обсуждался вопрос о преемнике М.Фрунзе на постах Председателя РВС СССР и наркомвоенмо-ра, М.Тухачевский говорил с оттенком некоторого высокомерия, обращаясь к собеседникам: «Я не знаю, кого вы называли в беседах с членами ЦК и ЦКК, а я, не делая секрета, хотел бы предложить кандидатуру Серго Орджоникидзе. Мне кажется, что только он, с присущим ему талантом и душевностью, с его работоспособностью и другими достойными качествами, мог бы стать приемлемой для всех кандидатурой на пост наркомвоенмо-ра»^{997. На Г. Орджоникидзе и его влияние в высших партийных кругах ориентировались по опыту благоприятного сотрудничества в годы Гражданской войны также И.Уборевич, С.Пугачев. Вряд ли эта кандидатура могла бы вызвать серьезные возражения со стороны А.Егорова, С.Буденного. Поэтому назначенный на самую высокую должность в Красной Армии К.Ворошилов первые годы не пользовался особым авторитетом не только у советской военной элиты, в высшем комсоставе РККА, но и за рубежом. Куда более значительные влияния на дела, особенно в сфере военного сотрудничества с рейхсвером, в сфере военной разведки, оказывал его 2-й заместитель И.Уншлихт. Несомненно, в высшем комсоставе да и в партийной элите гораздо большее значение имел ставленник Г.Зиновьева, тоже видный комиссар, даже командарм в Гражданскую войну М.Лашевич. Однако доминирующей по влиянию фигурой оставался «неформальный лидер» армии М.Тухачевский.}

«Позиция Уншлихта по отношению к нашей совместной работе метко охарактеризована Вами, – писал один из руководителей германского военного министерства Ф.Фишер представителю рейхсвера в СССР Лит-Томсену в январе 1926 г. – Центром тяжести он считает все вопросы снабжения, в то время как мы более всего заинтересованы в том, чтобы вскоре приобрести еще большее влияние на русскую армию, Воздухфлот и флот. Профессор Геллер с благодарностью признает поэтому, что Вы при первом же случае искали через Уншлихта пути к Ворошилову и в особенности к тов. Тухачевскому»². Этот фрагмент деловой переписки идеологически независимых ответственных лиц отражает их представление о реальной иерархии «лидеров» Красной Армии: М.Тухачевский, К.Ворошилов, И.Уншлихт. По-своему и в свою очередь на лидирующую роль Тухачевского в Красной Армии, отражая представления французских военно-политических кругов, указывает и название неоднократно упоминавшейся книги П.Фервака, изданной в начале 1928 г.: «Михаил Тухачевский – вождь Красной Армии». Эти представления характерны были и для руководства русских зарубежных военных организаций, в частности РОВС. Агент ОГПУ Власов, встречавшийся в октябре 1926 г. в Париже с А. Кутеповым, отмечал, что генерал «интересовался тт. Ворошиловым, Тухачевским и крупными военспецами из числа бывших полковников и генералов. Особенный интерес проявлял почему-то к т. Тухачевскому»¹.

Не задаваясь целью всесторонне охарактеризовать личность и военно-политическую роль Климента Ефремовича Ворошилова (1881 —1969), ограничусь некоторыми, но необходимыми штрихами. Суждения о нем в значительной мере замутнены официальной пропагандой, генетически связанной с теми или иными периодами советской истории. Период восхваления «первого марш&та», «первого красного офицера» сменится периодом умолчания, а затем и периодом «разоблачений». Думается, независимо от оценок К.Ворошилова как высшего руководителя Красной Армии, каковым он оставался на протяжении 15 лет, личность эта не была столь проста и однозначна, как она порой представлена в публицистике. Речь, конечно же, может идти именно о публицистике, поскольку научной биографии Ворошилова пока нет. Далеко не все близко знавшие Ворошилова оставили для потомства свое о нем мнение. Те же, кто это сделал, вряд ли были во всех случаях объективны. Конъюнктура политической борьбы подчас мешала быть непредвзятыми в оценках Ворошилова. Тем не менее даже в этих случаях они ценны. Не претендуя на целостность и тем более объективность, они, однако, отмечают некоторые, несомненно, присущие К. Ворошилову свойства личности, характера, поведения.

«Биография Ворошилова, – характеризуя его вряд ли достаточно объективно, вспоминал Л.Троцкий, свидетельствует о жизни рабочего-революционера: руководство стачками, подпольная работа, тюрьма, ссылка. Но, как многие другие в руководящем ныне слое, Ворошилов был только национальным революционным демократом из рабочих... В Февральской революции Ворошилов, как и Сталин, поддерживал правительство Гучкова – Милюкова слева. Это были крайние революционные демократы, отнюдь не интернационалисты... Хотя Ворошилов был из луганских рабочих, из более привилегированной верхушки, но по всем своим повадкам и вкусам он всегда гораздо больше напоминал хозяйчика, чем пролетария. После Октябрьского переворота Ворошилов, естественно, сделался средоточием оппозиции унтер-офицеров и партизан против централизованной военной организации, требовавшей военных знаний и более широкого кругозора... В кругах Ворошилова с ненавистью говорили о спецах, о военных академиках, о высоких штабах, о Москве»¹.

Тухачевский, в изложении Л.Норд, дал наркому краткую и своеобразную оценку: «Ворошилов, надо сказать, очень дубоват, но у него есть то положительное качество, что он не Лезет в мудрецы и со всем охотно соглашается»^{998 999 1000}.

Возможно, более обт>ективными, хотя и чрезвычайно фрагментарными представляются мимолетные впечатления лиц, чье отношение к будущему наркому было политически нейтральным и карьерно-незаинтересованным. «Ярким контрастом Буденному служил присутствовавший в вагоне Клим Ворошилов... – вспоминал, делясь своими мимолетными впечатлениями, Ф.Шаляпин, – добродушный, как будто слепленный из теста, рыхловатый. Если он бывший рабочий, то это был рабочий незаурядный, передовой и интеллигентный. Меня в его пользу подкупало крепкое, сердечное пожатие руки при встрече и затем приятное напоминание, что до революции он приходил ко мне по поручению рабочих просить моего участия в концерте в пользу их больничных касс. Заявив себя моим поклонником, Ворошилов с улыбкой признался, что он также выпрашивал у меня контрамарки»'¹.

«Ворошилов, коротенький, седеющий, в красных штанам с серебряными лампасами, – записал в своем дневнике И.Бабель, – все время торопит, нервирует, подгоняет Апанасенку... Ворошилову не терпится, он пускает в атаку всех, кто есть под рукой»¹.

При всей приблизительности и «вторичности» оценок представляется, однако, что характеристики Ворошилова, оставленные представителями русского зарубежья, наиболее объективны. Во всяком случае, для того времени. Они, разумеется, не претендуют на адекватность, но, будучи «из вторых рук», отражают некое устойчиво-усредненное мнение о новом наркоме, сложившееся в СССР и перенесенное в русское эмигрантское зарубежье. В этом отношении полезными представляются оценки, данные К.Ворошилову в одноименном очерке Р.Гуля. «Климентий Ефремович Ворошилов – русский, народный, низовой. И ладно скроен и крепко сшит... Ворошилов весь – безудержность и русская бесшабашность. Сотрудники Ворошилова, бывшие генералы и полковники, говорят: «Если Климентий Ефремович вспылит – ураган!» И Ворошилов сам сознается, что «излишне горяч»... Кроме бунтарского темперамента, у военного министра России нет ничего. Простому уму Ворошилова чужды теории и схемы... Ни интеллигентности, ни наследственной культуры у Ворошилова нет... Ворошилов – боевой генерал. Хоть в стратегии и тактике не Бог весть уж как разбирается бывший слесарь, зато в бою в грязь лицом не ударит»^{1001 1002}.

«Ворошилов – главнокомандующий Красной Армией в случае войны, – так начинает свою характеристику новому Председателю РВС СССР и наркому по военным и морским делам профессор, полковник А.Зайцов. – Военная его подготовка для этой роли уже очерчена выше, и ее можно признать равной нулю. Заняв пост народного комиссара по военным и морским делам, Ворошилов быстро усвоит внешнюю военную выправку. Он ходит всегда в форме и даже по-светски щеголевато одетым. На парадах носит кубанскую шапку, к которой почему-то всегда питали слабость все деятели русской Гражданской войны на обеих сторонах. Научится править автомобилем, лихо выезжает на парады на вороном коне и славится своей стрельбой из винтовки и револьвера. Таким образом, внешняя военная выправка им усвоена полностью, и с этой точки зрения его нельзя спутать со штатскими коммунистами. Вопрос только в том, достаточно ли для будущего главнокомандующего в наше время обладать военной выправкой, быть видным коммунистом, но с багажом общеобразовательной подготовки в размерах 2-классной земской школы и военной, приобретенной только на службе. Правда, что многие из маршалов Наполеона немного по своей подготовке превосходили Ворошилова, но зато ими руководил Наполеон, и свои жезлы они получили на полях сражений, а не партийной линии, как Ворошилов»^1003.

Кадровые перестановки в номенклатуре военной элиты, сопровождавшие приход Ворошилова в руководство Красной Армией, оказались весьма заметными. Они коснулись почти половины ее персонального состава. Прежде всего фактически была разогнана группировка «фрунзенцев». Едва появился новый нарком, как К.Авксентьевский, которому уже с февраля 1925 г. Фрунзе, очевидно, рассчитывал передать руководство Вооруженными силами Украины, был в ноябре того же года (как отмечалось выше) вроде бы с повышением отправлен на один из самых дальних и беспокойных участков – командующим Туркестанским фронтом. К началу 30-х годов он практически утратил свой авторитет и уважение в высшем комсоставе РККА, часто оказываясь объектом иронии и насмешек. В феврале 1931 г., уже успев побыть командующим Кавказской краснознаменной армией, К.Авксентьевский был уволен из РККА. Никто не пожелал вспомнить, что он являлся ближайшим другом покойного Фрунзе. Всему причиной было пьянство, превратившееся фактически в болезнь. «Мне стало известно, что тов. Авксентьев-ский по-прежнему подвержен своей болезни, – срочно с тревогой сообщал Л.Хинчук Ворошилову из Берлина 5 января, 1931 г. – Так, уже на третий день своего здешнего пребывания он напился и в этом виде проделывал много неприятных историй и, в конце концов, очутился в своей бывшей санатории с букетом цветов и шампанским. Врачи санатории по телефону обращались в посольство для унятия т. Авксентьевского. 2-го января ко мне позвонил тов. Любимов, не могу ли я устроить у себя т. Авксентьевского, так как он в пансионе скандалит. Любимов поехал в пансион, и ему еле удалось отвезти Авксентьевского в сопровождении т. Александрова в его бывшую санаторию. Со слов того же Любимова, он тут же требовал к себе врача, профессора, требовал от врача, чтобы он сел с ним играть в карты и тому подобное. Санатория согласилась оставить т. Авксентьевского у себя только при условии, если останется в санатории кто-либо из русских товарищей... Ко мне явились тт. Егоров и Дыбенко, сообщали, что они принимали все меры к успокоению т. Авксентьевского, что они старались его не допускать к проявлению болезни. Но все это напрасно. Они передавали целый ряд фактов скандального положен™, при котором дискредитировались и они... И по-человечески, и по-товарищески мне жаль тов. Авксентьевского, но факты говорят против него. Так, вчера вечером, разговаривая со мною, он при приходе тов. Александрова заявил, что поедет к нему поужинать и вместе с ним приедет. Так и было. Однако, когда Александров с женой провожали его в полпредство, он у одного ресторана сказал: «Подождите меня, я куплю сигары, чтобы иметь возможность при их помощи хорошенько уснуть». Он зашел и так как оставался более продолжительное время, чем нужно на покупку сигар, то т. Александров зашел в ресторан и застал его там за питьем коньяка. По словам Александрова, ему насилу удалось извлечь оттуда т. Авксентьевского и привезти в полпредство»^1004.

Другой давний соратник и преданный Фрунзе человек – Роберт Петрович Эйдеман. После кратковременного пребывания командующим Сибирским военным округом, в феврале 1925 г. Р.Эйдеман получил должность начальника Военной академии РККА. Оставаясь в этой должности и после смерти своего начальника и покровителя, он, в сущности, навсегда утратил непосредственную связь с войсками.

Карьера В.Лазаревича,-вскоре оказавшегося на преподавательской работе, к 1927 г. фактически завершилась, и он был также окончательно исключен из номенклатуры военной элиты. Подобно ему во второй половине 20-х годов исчез из поля зрения и П.Каратыгин.

Особое внимание следует обратить на удаление из номенклатурной военной элиты одного из самых главных и авторитетных оппонентов М.Тухачевского, М.Фрунзе, С.Каменева, по военно-политическому влиянию и номенклатурной значимости «фигуру № 2» – командующего Вооруженными силами Украины и Крыма А.Егорова. Выше уже отмечалось, что с февраля 1925 г. Фрунзе намеревался «отобрать» у Егорова УВО и поставить на его место Авксентьевского. Не исключено, что это намерение покойный нарком успел осуществить до своей кончины. И его отставка с этой должности стала состоявшимся фактом уже к вступлению в должность Ворошилова. Егоров был направлен сначала в Китай военным атташе, а затем переведен в военный отдел ВСНХ. Иными словами, фактически «изъят» из армии.

Александр Ильич Егоров (1883—1939), из мещан, полковник (1917) старой армии, бывший эсер (до 1918 г.), несмотря на высокие посты, которые он занимал в годы Гражданской войны, в общественном мнении и в оценках военных специалистов не обрел широкой популярности. Во всяком случае, на фоне «легенд» о Тухачевском или Буденном Егоров был известен сравнительно менее широкому кругу в основном военных профессионалов. К середине 20-х годов у него была ренутация весьма авторитетного «революционного гене раза». Однако его не считати «знаковой» фигурой, которая могла бы представлять Красную Армию, как Тухачевский, Буденный, Каменев, Ваце-тис. Впечатления, оставшиеся у лиц, близко знакомых с Егоровым или случайно с ним встретившихся, дают возможность представить этого «генерала».

«Егоров. Командующий Южным фронтом. Высокий, крепкого сложения. Грубоватое, простодушное лицо. Приплюснутый нос. Глубоко сидящие глаза. Посмеивается», – таким увидел его Джон Рид в 1919 г.¹⁰⁰⁵

«Молодцеватость и внешняя собранность очень его украшали, – вспоминала о Егорове писательница Г.Серебрякова. – Идеально прямая спина, тонкая талия, перехваченная ремнем. Легкость и уверенные жесты свидетельствовали о тренировке... Он умел заинтересовать и умными рассказами о былях российских глубинок, о старателях и разных бывалых людях. Была в нем завидная твердость взглядов, убежденность в правоте избранной цели»¹.

Главком Каменев достаточно скептично оценивал Егорова в годы Гражданской войны. При назначении его командующим Южным фронтом в сентябре 1919 г., сделанном по инициативе Сталина, поддержанной Троцким, главком выразил красноречивые сомнения: «По личным свойствам вряд ли справится с такой трудной задачей»^{1006 1007}.

Невысокого мнения о Егорове был и Троцкий. «Егоров, подполковник великой войны, – расплывчатая посредственность», – вспоминал бывший Председатель РВСР^1008.

Как свидетельствует К.Симонов, И.Конев, видимо, отражавший мнение, сложившееся в высшем комсоставе РККА, считал А.Егорова человеком «средних способностей, образованным, знающим, выдержанным, но не блиставшим сколько-нибудь заметными военными дарованиями»^1009.

Английский генерал А.П.Уэйвелл, присутствовавший на маневрах Красной Армии в сентябре 1936 г., вынес такое впечатление о Егорове: «Маршал Егоров достаточно приятен, но не производит впечатления сильной или талантливой личности. Вполне удовлетворительный в качестве номинального руководителя, если за ним стоит действительно хороший штаб, но не человек, могущий ввести и осуществить что-либо значительное, исходящее от него самого, – по крайней мере таково впечатление, которое он на нас произвел. Он был офицером Генерального штаба старой армии»¹.

В военных кругах рейхсвера Егорова оценивали по-разному. «Егоров – бесцветная личность... Он упорным трудом выдвинулся вперед». Таково было одно из мнений. Другие считали, что после Тухачевского, Уборевича «Егоров... считается одним из самых способных красных командиров»^{1010 1011}.

В русском военном зарубежье репутация А.Егорова-воена-чальника была не очень высокой. Полковник А.Зайцов, один из самых авторитетных в военных кругах русского зарубежья военный теоретик и историк, так оценивал Егорова: «В отличие от Тухачевского Егоров свою военную карьеру сделал благодаря политике и особенно благодаря близости к Сталину, – писал он в своей большой работе, посвященной Красной Армии. – Военные его дарования, особенно по опыту польско-советской войны, более чем спорны. Можно прямо сказать, что именно его действия были главной причиной проигрыша этой кампании Красной Армией»^1012.

Действительно, общепризнанным было мнение, что А.Егоров – «человек Сталина». Со времен обороны Царицына они были на ты. Егоров помнил, что в те времена им приходилось спать, укрываясь одной шинелью. Когда в 1921 г. Егорова выдвинули в члены ВЦИК, то делегаты большинством голосов отклонили его кандидатуру. Тоща именно Сталин собственным авторитетом все-таки сумел «протолкнуть» свою «креатуру». Интересна была его аргументация-характеристика Егорова: «Говорят, что Егоров – плохой коммунист, – убеждал Сталин делегатов. – Ну и что же? Уборевич – тоже плохой коммунист, но хороший командующий, и как хорошего командующего его надо избрать»¹.