Текст книги "Режим бога (Последний шаг) (СИ)"

Автор книги: Сергей Гомонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц)

6. Гость Незнакомца

Под утро первого дня нового года Ноиро увидел сон.

Он крадется по сельве, по своей территории леса. Над ним раскинулось черное небо, испещренное блестящими пятнышками. Живот ноет и сводит от голода: ему не доводилось получить пищу уже пять восходов и закатов. Вся добыча отправлялась в логово, к которому его даже близко не подпускала некогда чувственная и игривая подруга. Это из-за рождения котят: он мог задушить их, как соперников, несмотря на то, что они – его собственные дети. Такая склонность у всех бемго-бемго. Но инстинкт продолжения рода был силен и, предупредительно удаленный от кровожадного соблазна, зверь продолжал кормить отощавшую самку. А к слепышам был равнодушен, лишь изредка, с дуновением ветерка, улавливая их запах и фыркая.

Боль в желудке диктует ему, что делать. Сильное поджарое тело скользит между мокрых кустов, подошвы лап глубоко погружаются во влажную и рыхлую землю, оставляя широкие четырехпалые следы.

Бемго-бемго – да нет же, он сам, Ноиро! – наклоняет голову и тщательно обнюхивает траву. Здесь приметы сгущаются. Недавно этой тропкой прошли три косули, мать и детеныши. Один из детенышей оставил на бугорке кучку помета, и по его «катышкам» зверь читает невидимые знаки. Олененок родился после своей сестрицы, которая еще в лоне матери вытягивала себе лучшее питание, а он перебивался тем, что дошло ему через пуповину, и страдал, неудобно лежа в тесноте, придавленный. Через полторы луны малыш выправится, окрепнет, и у него появится шанс стать когда-нибудь крупным ветвисторогим красавцем-оленем. Этого нельзя допустить. Ловить удачу нужно прямо сейчас. В следующую встречу бемго-бемго уже не сможет догнать семейство.

Мягко стелясь над землей и следя за направлением ветра, зверь помчал вслед головокружительным запахам добычи.

Вон они. Спят, спрятав ушастые морды под коленки задних ног, но стригут ушами. Выбрали низину с сухим хрупким валежником – бесшумно не подступишься. Красться получится лишь до сломанного дерева, дальше – только прыгать. Косули сорвутся с места и побегут в сельву, делая колоссальные скачки. Бемго-бемго с его короткими лапами будет нелегко. Придется охотиться на сусликов, чтобы не сдохнуть с голодухи – позор! Нет, выжить можно, лишь убивая. Так захотел великий покровитель всех бемго-бемго и прочих клыкастых.

Зверь приноравливается к будущему ритму жертвы. Подстроиться – это очень важно!

Напрягая все мускулы, бемго-бемго топчет задними лапами траву, уже в который раз готовый рвануться вперед, но в самый главный момент передумывает. Расширенные во всю глазницу и мерцающие страшным зеленым пламенем зрачки опять сужаются и гаснут.

Очередной прилив готовности – дыхание замерло, тело словно камень!

В один прыжок он преодолевает треть расстояния до намеченной жертвы. Косули вскакивают, точно не спали вовсе, и улетают прочь. Олененок уже столь прыток, что перепрыгивает через сестру. Возможность схватить хоть кого-то из них тает с каждым мгновением.

Важенка инстинктивно отвлекает внимание хищника на себя, не бежит в полную силу, дразнит его, пытается увести от брызнувших вперед детей.

«Дура! – подумал бемго-бемго. – Стал бы я тратить свою жизнь ради смердящих глупых котят! Дура! Неужели она думает, что я побегу за нею?»

Ненависть его разгоралась. Он рыкнул от восторга, когда увидел, что олененок свернул в сторону низины, где река, разливаясь, творит вязкие болота. Сейчас маленький дурачок застрянет в толстом слое ила, смешанного с глиной, и ему конец!

Зверь взвивается в воздух. Он уже не видит ничего, кроме белеющего задка и черного хвостика олененка, все сильнее проваливающегося в болото. Малыш кричит от ужаса, издали ему отвечают мать и сестра.

Черная тень обрушивается на так и не ставшую царственным оленем маленькую косулю. Тонкие позвонки хрустят в клыках зверя, малыш уже мертв, но тело еще бьется. Бемго-бемго победно визжит, вырывая горячую плоть с шеи жертвы и сходя с ума от аромата свежей крови.

Важенка кричит еще раз и, не получив ответа, замолкает, чтобы, недолго пострадав, навсегда забыть о потере. У них короткая память. И это их счастье.

Маленькая ушастая головка безжизненно валится в грязь, копытца вытягиваются. Зверь перетаскивает труп на сухую кочку и принимается жрать. Он давится, захлебывается, забирая себе выходящую из тела жизнь, его собственные жилы вновь наполняются былой мощью. Убей – и живи! Решаешь ты, потому что первый ход – всегда твой! Убей и высоси всю жизнь, которая принадлежала не тебе! Хапни как можно больше – это твоя суть!..

…Сытый, бемго-бемго сидел неподалеку, у ручья, и лакал вкусную воду, счищая со зловонных клыков и языка волокна мяса. Ему хорошо, легко, и он собрался играть.

Зверь растянулся на песке у воды и стал валяться, чтобы вытряхнуть из шкуры кровососущих паразитов. Хорошенько вывозившись, он вскочил, вернулся к месту пиршества, оторвал от оголенного остова голову жертвы и стал ее ловить, воображая, будто она убегает. Это был окончательный аккорд самоутверждения, жирная точка в рассказе о полной победе хищного начала над мирным. Но кто знает? Может, через пару весен один из его собственных котят подрастет настолько, чтобы перегрызть ему глотку, как это в давние времена сделал бемго-бемго со своим одряхлевшим папашей, заполучив тем самым его территорию – удобные места для охоты. Потому-то и видит он в каждом народившемся детеныше своего убийцу, потому и ненавидит заранее – и обязательно убьет первым, если зазевается самка! Убивать, убивать, убивать!

В ответ на это внутри взрывается Зов. Бемго-бемго подскакивает на все четыре лапы и мчит в глубину сельвы, в сторону холмов, где живет много опасных двуногих зверей. Этих надо бояться всем. Они, кажется, сами себя боятся даже больше, чем кого бы то ни было из хищников, и жрут друг друга, словно презренные падальщики-каннибалы, и превзошли всех в искусстве убивать.

Обычно бемго-бемго обходил их стороной. Он чуял силу, исходящую от двуногих, и каким-то неведомым ему самому способом догадывался: тронь он кого-нибудь из них, ему не оставят жизнь остальные, отомстят. Нужно совсем взбеситься, чтобы напасть на двуногого. Но сейчас это, похоже, произошло.

В первобытной ярости зверь гнался за человеком. И человек бежал со скоростью зверя, не позволяя догнать себя. Зов требовал: убей двуногого и стань им, поглотив его плоть! Это чужак, это соперник на его территории!

…И вот двуногий останавливается, как вкопанный; тогда под рев «Ар-р-р-р-р – ва-а-а-ант!» бемго-бемго делает громадный прыжок…

Полет…

…Двуногий не сопротивлялся. Часть его, отделившись от плоти, взмыла в воздух и ее не достать. Тело свалилось на землю, хищник крепко стиснул челюсти на его плече.

А потом началось невообразимое. Тот, что взлетел, вернулся и напал на бемго-бемго, потом откуда ни возьмись появился еще один, такой же невесомый и неуязвимый. Но куда более опасный. Вскоре бемго-бемго понял, что их силы ограниченны. Он видит их, но причинить ему большого вреда эти существа не могут. Остается завершить начатое: подчиниться велению Зова и дорастерзать тело двуногого.

Но тут тяжелый, уверенный рык заставляет шерсть встать дыбом. Так же точно вели себя все предки бемго-бемго миллионы лет назад, услыхав эти звуки. Извечный враг – гигантский пес, который был единым в двух мирах и не имел запаха, – сомкнул зубы на шее бемго-бемго. И стало не до двуногого. Теперь главное – спастись от смертоносных клыков.

Борьба была недолгой. Удары когтей бемго-бемго проходили сквозь серебристо-серое тело пса, тогда как тот рвал черного зверя по-настоящему, с холодным расчетом и бесстрастностью. Придушенный, кот лишился возможности двигаться и причинять вред. В последнем полете он увидел быстро удалявшуюся поляну, а потом острый сук пропорол его туловище и отобрал жизнь…

…Ноиро проснулся с дикой болью в ранах. Не прошла даром вчерашняя гимнастика с копьеносцами Птичников.

Сквозь стекло в помещение проникал луч солнца, освещая фигуры Элинора и неизвестного старика с седыми кудлатыми волосами и широкой короткой бородкой. Одет бородач был по-городскому.

– Та-Дюлатар! – тяжело дыша, простонал Ноиро, чтобы обратить на себя внимание лекаря.

Хозяин и гость тут же прервали разговор на неизвестном языке. Элинор взял со стола уже приготовленную миску с водой, тряпицы, бинты, пузырьки и сел к лежанке журналиста, чтобы промыть его раны.

Старик с любопытством разглядывал Ноиро.

– Ну надо же! – вдруг воскликнул он по-кемлински. – Как будто вернулся на двадцать лет назад! Парень – точная копия этого… как его? Напарника госпожи Паллады, вот!

– Феликса Лагранжа, – печально кивнув, ответил Элинор на своем языке.

Наверное, это было имя. Ноиро не удивился: лекаря и самого звали совершенно невозможно, а уж выговорить эти звуки…

– Вот! Мой склероз меня не подвел! – обрадовался бородатый гость, который, как можно было понять, знал Элинора очень давно и хорошо. – Привет, парень! Ты каким языком владеешь? Крех-ва-кост? Алиросм вакам?

– Я знаю несколько, – насмешливо ответил Ноиро, потешаясь над его произношением, – но предпочел бы говорить на том, который знаете и вы, в отличие от ва-кост и алиросского.

Лицо старика вытянулось, но в следующее мгновение глаза радостно заблестели:

– Кемлин! Соотечественник! Ну конечно! Эти почти белые волосы, голубые глаза, аристократическая стать – истинный потомок древних кемлинских правителей! Точно сказал: кроме кемлинского, вальдирэ и языка франтирских дикарей больше никаких не знаю. Ты из Энку?

– Нет, из Кийара.

– О-о-о! Да мы с тобой, выходит, совсем земляки!

– А что, мэтр Элинор все-таки понимает по-кемлински?

– Не понимает он ни черта!

– Ни чьей-ра-та?

– Ничего он не понимает!

– Но он ответил вам, а вы говорили по-нашему.

Старик махнул рукой:

– Это он меня понимает. Потому и не может от меня выучить кемлинский: ему кажется, что я говорю на его языке.

– Как так? – растерялся Ноиро, а лекарь тем временем, размотав последнюю повязку, принялся обрабатывать швы на его плече.

– Вот такой парадокс. Сам не ведаю. А меня зови Тутом-Анном. Я к вам ненадолго, из Шарупара. Химии вон всякой ему привез, медикаментов – еле дотащил! Еще раз ехать придется, видать: вы тут вчера здорово порезвились с ребятами. Совсем его без реактивов оставили, а он ведь этим людей спасает!

– Но мы же…

– Да знаю я уже. Кристи рассказал, что там у вас вчера без него творилось…

– А откуда… А, ну да, дикари рассказали… Тут-Анн! – (Надо же! Имя – дворянское, а по лицу не скажешь.) – Вы передайте Элинору, что вчера на него покушался сам Улах.

– Да уж знаем! – хохотнул старик. – Только Улах способен такую потраву учинить!

Лекарь выпрямился и что-то сказал Туту-Анну на своем сказочно красивом по звучанию языке. Слушал бы и слушал эту речь!

– Он говорит, что очень тебе благодарен, а химикаты – наживное, ерунда. Сожалеет, что пришлось отсутствовать.

– Передайте ему, что я хотел бы узнать о тринадцати людях, которые помогали мне вчера справиться с Улахом.

В ответ на реплику гостя Элинор тоже улыбнулся и кивнул. Ноиро обратил внимание, что старика он часто называет непонятным словом «фараон».

– Он велит сказать, что швы на бедре у тебя скоро снимет. А вот на плече еще идет воспаление. Позавчера, говорит, вид был лучше.

– Это после вчерашнего. Пришлось тут руками помахать…

– Он знает. Сказал, что все равно болячку победим. Ты не сомневайся, он упорный. Он с болячками бьется так, как будто они его личные враги. Таких безнадежных возвращал – многим светилам не снилось!

Ноиро покачал головой. На языке вертелся вопрос, задать который он отчего-то пока не смел.

– Теперь я его у тебя похищаю, – подытожил Тут-Анн, – а на тебе сегодня кухня. Я чего-нибудь перекусил бы с дороги!

При упоминании еды засосало под ложечкой, и журналист прытко выбрался к печи: болеутоляющее уже подействовало.

– Вы говорите, что он не может от вас научиться кемлинскому. А от меня, например, смог бы? – спросил он, ловко разжигая огонь.

– Да от кого угодно, только не от меня!

– Значит, все просто! Мы с Бемго можем его научить!

– Бемго? Это такой мальчуган с хитрой рожей?

Ноиро слегка дрогнул, вспомнив состояние «рожи» Кота после вчерашних драк и его врачевания.

– Только «мальчугану» уже лет двадцать…

– Ай! Для меня и ты мальчуган, и, вон, Кристи! Да, помню, ходил за мной по пятам этот Бемго. Сообразительный чертенок, все на лету схватывал. Недельку пообщались – а он уже вовсю на кемлинском тараторит. Живой, значит, он?

– Да. Только зашил я его вчера… плохо. Не сказать еще ругательней… Может, Элинор его посмотрит?

– Посмотрит, посмотрит. Ты не отвлекайся, готовь. Дай нам с доктором твоим о жизни потрепаться. Мы почитай год без малого не виделись!

Ноиро замолчал, с удовольствием прислушиваясь к непонятным речам лекаря и безуспешно гадая, где в мире могут говорить на таком языке.

* * *

Взмахнув, будто черными крыльями, полами своего балахона, Незнакомец легко переметнулся на радугу. Ноиро отметил, что сладострастные неприятности, охраняющие аркаду реальностей, Та-Дюлатара не беспокоят, словно он для них невидимка. Сам журналист снова немного замешкался во время полета, однако теперь ему удалось гораздо быстрее выйти из испытания и даже сохранить при этом лицо, причем буквально: отражение охотно предъявило привычный образ Ноиро с белокурыми вихрами и заросшими светлой щетиной щеками.

«Эволюционируешь», – улыбнулся Незнакомец.

«Кто помог мне вчера справиться с Улахом?»

«Одного помощника ты знаешь»…

«Да, это Нэфри, – подумал Ноиро, стараясь не слишком раскрывать свои чувства: стеснялся их неуместности. – Но кто остальные и как они узнали о случившемся?»

«Остальные – это те, кто давно помогают мне, синергическая группа. Ученики. Когда что-то происходит с одним из нас, остальные узнают об этом почти сразу и являются на подмогу. Чем дольше группа работает вместе, тем крепче эмпатическая связь и тем отчетливее тревожный сигнал, ощущаемый каждым. А Нэфри – это попутчица твоя, Ноиро. Если бы не она, то и еще с двадцатью помощниками вы не сладили бы с Улахом и его равангами», – неторопливо объяснил Элинор, перемещаясь по краю радуги взад и вперед.

«Это что же получается, она такая способная?»

«Нет, она именно попутчица. Проникни в смысл глубже».

Ноиро целиком погрузился в мыслеобразы Незнакомца. Идея была набором символов, созданных из прошлого опыта самого журналиста. Вулкан, непобедимая мощь которого сминает льды и топит сушу. Стая птиц, вместе пронзающих немыслимые расстояния и спорящих с ветрами. Удар кремня о кремень, высекающий искру. Сила и скорость мчащихся лошадей.

И еще много, много с чем схожи попутчики, счастливо обретшие друг друга в этом мире и действующие совместно.

«Загорелся… – с невеселой усмешкой подумал Незнакомец. – А теперь подумай. По-твоему, Улах и поддерживающие его вчера черные раванги – глупцы и ничего не поняли? Вас с Нэфри обнаружили сразу, как вы начали действовать. Он и проклятье на тебя повесил, чтобы избавиться от опасности в вашем с нею лице. Между прочим, проклятье еще в силе. Оно пробило все уровни твоего существа, как пуля пробивает дерево. Выжив, ты лишь частично обманул его. А здесь нечего делать незнающим. За одноразовое везение впоследствии многие расплачивались жизнями. Вас с нею будут преследовать отныне и постараются уничтожить – тебя либо ее»…

«По ее подсказке я сумел перейти вчера в какое-то иное измерение. Как это делать?»

«В иное измерение? Ты перешел в него? Дай взгляну!»

Ноиро показалось, что обличье Незнакомца растянулось туманом в пространстве и времени, подалось к нему, проникло в сознание. Журналист ощутил себя в теплой вате дремы, ни во что не хотелось вмешиваться, ничему не хотелось сопротивляться. Спустя пару мгновений все отхлынуло. Элинор приподнялся в воздух.

«Это был большой прорыв, Ноиро, – серьезно подумал он. – Но ты должен научиться это делать и в обычном состоянии, по своему желанию. Следуй!»

Очень легко, скользя по хрусталю радужного моста, Элинор полетел в сторону вращающейся спирали, а Ноиро показалось, что само пространство сопротивляется каждому шагу в направлении гигантского ворота.

«Ты дважды почти умер в этом своем воплощении, – не оборачиваясь, мысленно проговорил лекарь. – Ты был гораздо ближе к Древу, чем теперь, но сумел вернуться. Мало того, вчера ты попал в такое испытание, из которого не выходил самостоятельно еще ни один неподготовленный. Ты смог это сделать, когда сильно пожелал. Пожелал жить, победить, вернуться, увидеть этот мир, любимых людей. А сейчас и подавно мы идем вместе, и я выведу тебя откуда бы то ни было, но твоя задача – не сомневаться во мне и доверять».

«Я не сомневаюсь в тебе, это само происходит»…

«Конечно, на инстинктивном уровне, – согласился Элинор. – Тогда твоя жизнь подвергалась угрозе, и ты ради спасения ухватился бы за любую протянутую руку. А сейчас ты в относительной безопасности, включились инстинкты самосохранения, и ты лениво перебираешь вероятности при каждом следующем шаге. Здесь так нельзя. Здесь каждый шаг – проверка. Натренировав себя постоянно ощущать это, сможешь летать еще и не с такой скоростью».

«Но где опасность? – Ноиро прощупал сознанием все окрестности. – Все ведь спокойно!»

«Эту картинку, – Незнакомец повел рукою вокруг себя, – создал мозг, спрятанный в черепной коробке плотского существа, ныне спящего в моем домике в сельве. Создал, чтобы не свихнуться при виде того, что здесь творится на самом деле. Ты хочешь узнать, что творится сейчас тут на самом деле, без шор трусливого разума?»

«И я сойду от этого с ума?»

«Можешь»…

«Хочу!»

Мысль имела силу заклинания. Его личность тотчас разлетелась на миллиарды миллиардов частиц и вобрала все.

Пространство заполонили миры, каждый из этих миров был так же заполнен бесчисленным количеством микроскопических вселенных – и так до бесконечности. Не было ни одного пробела, только шары вселенных во вселенных. Повсюду! Все это постоянно изменялось, жило, взрывалось, рождалось, умирало, возобновлялось…

Ноиро закричал и обнаружил себя лежащим на радуге. В голове все кипело, он даже не сразу вспомнил, кем является и что происходит. Рядом с ним на одном колене стоял Незнакомец.

«Это хаос! Хаос!» – в ужасе подумал Ноиро, хватаясь за руку Элинора.

«Это величайший Гений, Ноиро. Раз придуманное, созданное и заведенное, оно будет работать вечно. Эстафета не прекратится никогда, мироздание не имеет финала. А вот что контролирует систему во всех мирах и измерениях! – тот указал на спираль, уходящую в серебристые небеса и в неведомую пропасть. – Вставай!»

«Мне не понять, мне никогда не охватить всего этого… У меня разум кипит, когда я вспоминаю… Это… это…»

«Вот видишь! Твой мозг защитил себя от потрясения. Но не зазорно ли тому, кто нашел в себе силы попасть сюда, быть пассивной игрушкой инстинктов и остаться на месте, вместо того чтобы идти дальше?»

Вопрос прозвучал язвительно и задел вернувшееся вместе с личностью самолюбие Ноиро. Тогда пространство уплотнилось в несколько раз, совершенно лишив его возможности передвигаться.

Незнакомец взлетел и повис над огненной пропастью, то и дело плюющейся протуберанцами. Вид его стал угрожающ, он принял облик неведомого ящера, змея или странной бронированной птицы, и чешуя чернела антрацитом, и глаза метали молнии, и рык был ужасен.

– Цепляешься за свою бренную тушку?! – проревело чудовище, сотрясая миры, и яд проник в Ноиро вместе с этими словами. – Добро же! Кто рожден обезьяной, тот ею и останется! Я ошибался в тебе. Возвращайся и трепетно охраняй свое тельце еще полвека. Но это все равно произойдет, как бы ты ни цеплялся за свой душный мирок с его ложными ценностями! Возвращайся, здесь ты не нужен! Ты все равно попадешь сюда – неподготовленным, жалким, недоразвитым. И спросится с тебя, отчего ты так распорядился великим даром – разумом, способным наблюдать, принимать решения, упорядочивать и развиваться! Спросится, отчего ты остался все той же глупой обезьяной! И ты признаешь, что однажды струсил, поддался обезьяним инстинктам, повернул обратно! Уходи вон!

И монстр, слегка двинув плечом, заставил пространство всколыхнуться гигантской волной. Она отшвырнула Ноиро к берегу, к пещерам.

«Не уж нет! – по-настоящему разозлился журналист. – Видели мы проповедников! „Лживые ценности душного мирка“, как же! А сами-то живете, не убегаете в эту свободу с ее „истинными“ ценностями! Ничем физический мир не хуже всех остальных, чтобы я отказывался от него в угоду первому встречному!»

«Вон!»

Вторая волна снова отбросила Ноиро на прежние позиции.

«Не дождешься! Ты здесь раньше, в этом все твое превосходство надо мной! Я…»

«Вон!»

Третья волна закрутила и еще изрядно потрепала журналиста. Сил на мысленную болтовню уже не осталось. Кончились и силы на осознание себя. Ноиро был теперь единым пучком энергии, направленной к цели с бешеным упрямством.

«Ну вот и все, – подумал Незнакомец, в своем привычном облике опускаясь рядом с ним на берегу возле грохочущего ворота, сотканного из миллионов миллионов шаров, каждый из которых был чьим-то миром. – Нелегко в первый раз отринуть мешающее „я“.

„Ты что… проверял меня?“ – огрызнулся Ноиро.

„Нет. Я тебе мешал. Тебе, настырному, для прорыва не хватало большой и серьезной помехи. Голова твоя – враг твой. Болтливая голова! Ты не умолкаешь, даже когда спишь. Теперь не отставай. Нам нужно уединиться в надежном месте, я не хочу, чтобы тебя что-то отвлекало и не хочу отвлекаться сам, следя за безопасностью“.

„После того, что я видел, безопасность – это несуществующее понятие“, – мысленно пробурчал журналист, успокаиваясь после встряски».

Отвечать на это Элинор не стал.

Тут Ноиро обнаружил, что каждый шар спирали имеет «мостик», соединяющий его с другим, соседним, шаром. Незнакомец разглядывал именно «мостики», будто подбирая нужный. Журналист подсмотрел и понял, что, перетасовываясь при вращении спирали, шары создают постоянно меняющиеся картины реальностей.

«Тебе ничего не напоминает Древо?» – между делом поинтересовался Элинор.

Он задел ту струну, которая с самого первого дня, когда Ноиро увидел ворот, гудела и не давала журналисту покоя. Напоминало, но что?

«Ладно, сейчас это неважно. Прыгаем через два мостика на третий. Вот на тот!»

Они прыгнули, и реальность исказилась. Учитель и ученик стояли в кратере, со всех сторон окруженном острыми зубцами гор. Странно было видеть одновременно и солнце, и черное, усеянное немигающими звездами небо.

«Здесь нет атмосферы, – спокойно объяснил Незнакомец. – Нам она не нужна, а лишних тут нет в силу многих причин. Защищайся, Ноиро!»

Элинор исчез. А под ногами журналиста разверзлась земля. Тысячи лет он падал в кромешной тьме, и не было дна.

«Довольно! – требовал Ноиро, не понимая, от кого ему нужно защищаться и как это делать. – Хватит! Стоп!»

Полет продолжался. Когда ты падаешь в полной темноте неведомо куда и не можешь при этом воспротивиться – это самое жестокое наказание.

«Свет!» – не вытерпев, наконец мысленно заорал Ноиро, всей сутью своей возжелав света.

И свет вспыхнул, ослепив, в журналист тогда со всего размаха плюхнулся в вязкое море. Оно кишело заразой. Оно смердело хуже любой канализации.

«Святой Доэтерий! Только не это! Помоги мне, Святой Доэтерий!»

Невооруженным глазом видел Ноиро всевозможные бактерии, палочки, вирусы – и все они набросились на него. Кто выдумал молитвы? Кто утешался ими? Тот никогда не был здесь, в этом логове Протония.

Ноиро чувствовал, как проникают в его организм страшные, мучительные болезни. Не в средоточие света, каким он был тут, а в физическое тело, неподвижно лежащее сейчас в сельве. Журналист барахтался в грязных волнышках, взывал к помощи Незнакомца, молился, проклинал – и все, все было бесплодно! Он чувствовал, как чудовищные опухоли пускают метастазы в его органах и пожирают его тело изнутри. Сама оболочка теперь восстала против него, демонстрируя все стадии будущего разложения. Точно так же гибла и суть, заключенная в эту оболочку, связанная с нею тонкой серебристой пуповиной. Это была окончательная гибель всего.

«Снова я цепляюсь за свое „я“? – вдруг озарила неожиданно трезвая для этих обстоятельств мысль. – Ничто не может нанести урона истинному мне. Я един со всеми мирами, я часть Древа, я и песчинка мироздания, и самая великая его часть! Я – не то бренное „я“, которое когда-нибудь умрет и распадется в земле. Я – всё это, сверху и снизу и со всех сторон! Призываю Благословение, и пусть будет по слову моему!»

И Ноиро стал эпицентром ярчайшего взрыва, уничтожившего всю грязь на всех уровнях его бытия. Тело его облеклось светящейся броней защиты, а над головой хлопнули призрачные крылья сокола. Все как тогда, в бою с черной звездой. Но рядом не было никого, кто мог закрыть его Благословением! Неужели это он сам?

Кратер. Острые пики скал. Незнакомец – словно и не исчезал, сам Ноиро – словно и не падал. Но теперь свечение из-под капюшона стало журналисту заметнее, и он догадался: сущность Элинора давно слилась с Благословением, которое наложил кто-то столь могущественный, что оно чувствовалось и в грубом мире.

«Да, ты все понял правильно. Это должно быть на тебе всегда. Это твоя кольчуга, твой щит, твоя вторая кожа. И для равносильного врага в этом ты неуязвим».

Ноиро запнулся:

«Для равносильного? Но ты сказал, Улах силен, как…»

«Да, Улах сильнее любого из вас и даже сильнее тринадцати».

«А что будет с Благословением, когда нападет более сильный?»

Незнакомец слегка подпрыгнул, все тело изогнулось в плавном движении, словно обеими руками он швырял в Ноиро большой мяч. Того скомкало, поволокло по земле, мигом сорвав всю защиту без остатка.

«Восстанавливай быстро! – как пес, заворчал Элинор, продолжая наносить невидимые глазу удары. – Возвращай ее, ты!»

Ноиро пробовал вернуть защиту, но ее срывало и срывало. И чем больше он злился, тем сильней была дестабилизация и тем хуже получалось призывать Благословение.

«Как он это делает?» – мелькнула мыслишка и, вместо того чтобы в очередной раз предпринять бесплодную попытку закрыться, Ноиро пригляделся к незнакомцу «рассеянным» восприятием, давая своей личности стать более открытой миру.

Вот оно! Элинор не присутствовал в кратере! Он оставил лишь своего фальшивого двойника, а сам находился в какой-то другой локации, уловить координаты которой Ноиро еще не мог. Незнакомец отводил ему глаза, а реальный вред наносил из прикрытия, и здесь ощущались его действительные манипуляции. Не видя его, журналист понимал, что он делает – как буквально руками сдирает с него оболочку Благословения и отбрасывает ее, как толкает самого Ноиро. Сделать подобное в физическом мире? Наверное, это возможно только в тонком!

«И в физическом возможно, не глупи! – отозвался Элинор, прекращая агрессию и возвращаясь в кратер целиком. – Так можно лечить. Например. Так можно делать многое. Но только если знаешь, что делаешь!»

Верхушка одной из скал вокруг кратера дрогнула и отвалилась. Падая вниз, она обрела облик Незнакомца, за миг до этого исчезнувшего с прежнего места.

«Не верь здесь ничему! Как и в физическом мире, здесь очень многое, почти все – блеф и иллюзия, игра измерений. Вопрос лишь в уровне твоей испорченности…»

«Как это?»

«Я уже сказал: ты чудовищно болтлив внутри. Всему увиденному ты тут же стараешься дать свое объяснение – правильное только с твоей точки зрения, конечно. И при этом даже не хочешь вдуматься во внутреннюю сущность предмета или явления. Вот почему, например, на этот маленький частокол вокруг палисадника ты навесил ярлык „скалы вокруг гигантского кратера“? Объясни!»

Стоило ему произнести последнюю фразу, иллюзия распалась. Это действительно был не кратер, а небольшой палисадник, окруженный деревянной изгородью. То, что прежде казалось далеким, теперь было близко, черное небо стало голубым, солнце золотило листву, в воздухе жужжали насекомые. Но произошло все это не раньше разоблачения.

«Почему я не смог оценить расстояние?»

«Потому что твоя болтливая голова с ее вечным оцениванием тут бесполезна. Глаза твои сейчас закрыты – и мои тоже! Мы не говорим, губы наши не движутся, они сжаты, как у спящих. Если ты сильно постараешься, то прямо сейчас ощутишь свое тело. Это тоже важное умение: контроль физического тела из тонкого мира».

Ноиро тут же зацепился за его слова:

«А почему же вчера оно не подсказало тебе, что делается вокруг? Тебя дикарь хотел чикнуть ножом по горлу, и если бы не мы с Бемго, он сделал бы это без малейшего сопротивления с твоей стороны!»

Элинор помолчал.

«Потому что вчера все было по-другому, – наконец объяснил он. – Это не было выходом. Считай, что это была летаргия».

«Угу, в которой ты оказываешься каждое двадцать первое число первого весеннего месяца – в день весеннего равноденствия! И что, рано или поздно со мной будет происходить такое же? Это расплата за умения и знания, да?»

«Нет. Мое – это мое. Тебя это пока не касается. Но довольно об этом. Мы тратим сейчас время на пустую болтовню, а возможности физических тел ограничены. Во сне ты можешь повернуться на другой бок, лечь поудобнее, а здесь тебе придется возвращаться ради этого и тратить силы. Смотри!»

Он указал в небо, вновь ставшее черным и звездным.

«Куда смотреть? На звезды? Или что это – не звезды, а дырочки в тенте, под которым мы сидим в твоем палисаднике?»

«Это, возможно, вообще оцифровка…» – пробормотал лекарь.

«Что-о-о?!»

«Неважно. Бывают и такие миры. Я не о том. Звезды так звезды. Что ты там наблюдаешь?»

Ноиро поглядел так и эдак. Снова распылил себя, и тогда звезды сложились в гигантскую фигуру небесной рептилии.

«Я вижу ее! Это змея!» – сказал он Элинору с некоторым вызовом.

«Ну да, она похожа на змею из твоего прошлого жизненного опыта в грубом мире. Нам пора возвращаться».

«Можно последний во…»

Однако Незнакомец уже пропал из вида. А ведь обещал вывести чуть ли не за ручку!

Покидая эту реальность, Ноиро решил поглядеть, какая она на самом деле, из всех измерений разом, и чуть не заорал от ужаса. Фокус тут же вернулся, восстанавливая миролюбивый пейзаж, солнышко, листочки палисадника…

Ну уж нет! Для психики куда полезней подменять жуткие невиданные понятия спокойными известными! Пусть это самообман, зато знать, что перед тобой вовсе не привычный глазу шкаф или кровать, а какое-то чудовище из другого измерения, не слишком приятно. Иногда лучше и не знать…

* * *

Ноиро сидел на земле у большой заброшенной в кусты коряги и наблюдал, как когда-то в детстве, затаив дыхание, за чудом. Здесь уже с неделю линяла змея, и сегодня настал решающий этап ее метаморфозы.