Текст книги "Режим бога (Последний шаг) (СИ)"

Автор книги: Сергей Гомонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц)

А Ноиро вспомнил их с Элинором общение на радуге и подумал, что не так уж он покладист и прост – тот, кого Хаммон запанибрата называет дамским угодником и странным словом «монах».

Девчонки тем временем принялись бряцать своими погремушками, весело петь и под эту «музыку» выделывать замысловатые коленца прямо посреди комнаты. Та-Дюлатар жарил мясо и между делом поглядывал на их пляску, а Хаммон рукоплескал, готовый в любой момент составить компанию юным танцовщицам.

– Что такое «монах»? – основательно поломав голову, спросил наконец Ноиро.

Старик отвлекся с неохотой:

– А? Монах? Это вроде шаманов. Только хуже. Совсем чокнутые.

– Та-Дюлатар – шаман?!

– Говорю же: «вроде»! Монах с мелочью вроде духов всяких не возится, не по чину. Он сразу к начальству за благословением.

В целом Ноиро понял смысл этого слова, но уяснить, как это он «к начальству за благословением», не смог. Значит, в том государстве, откуда родом Элинор, силен институт религии, где люди посвящают себя служению Святому Доэтерию, а то и обращаются прямиком к нему. Так было у северян ва-костов три столетия назад, еще задолго до рождения Бороза Гельтенстаха и его исторического похода на Кемлин. Но тогда Доэтерий не пожелал с ними разговаривать, затея провалилась. Хотя сама идея была интересной. В Тарумине – столице Ва-Кост – тогда выстроили храм-пятибашенник, и каждая из башен символизировала одного из ангелов и одну из стихий, которым покровительствовали эти ангелы. Однако вскоре среди чинов ордена произошел серьезный раскол, а через полтора века, перед самым приходом к власти альбиноса Гельтенстаха, он завершился локальной стычкой оппонентов, массовыми казнями и политическими репрессиями по всей стране. Бороз Гельтенстах положил этому конец. Одной из первых фраз его публичных выступлений была такая: «Пропади пропадом такое служение религии!» И страна благополучно вернулась к проверенному веками шаманизму. Течение прекратило быть.

– И у них ничего не развалилось? – переспросил Ноиро, дождавшись, когда девчонки смолкнут, чтобы перекусить.

– Ха! Еще как развалилось! Люди – отдельно, боги – отдельно, сам знаешь эту истину. Когда люди начинают трактовать божью волю – жди беды. Ты ешь, ешь, скелет! Тощий, как хворостина, как такого ноги еще носят!

«Боится, что сейчас начну выспрашивать. Да, тут явно что-то нечистое. Нет на Тийро таких государств, нет таких языков, нет таких религиозных течений! Или все это – дурацкая мистификация, а мне не доверяют, или я вообще не знаю, что думать. Не про инопланетных же пришельцев, в самом деле! Этим бредом вся желтая пресса переполнена»…

Дикарки звонко чирикали, будто птички в сельве после грозы. За окном стемнело, и хозяин зажег несколько факелов на стенах. Айят и задорная танцовщица все так же и переглядывались друг с другом, не пытаясь заговорить, но говоря глазами, а самая старшая из четверки – она больше всех приглянулась Ноиро внешне – то и дело засматривалась на лекаря. Хаммон пытался подтрунивать над нею, но она только смеялась в ответ и хихикала над ним с подружками. Вскоре старик утомил ее своими шуточками, и она пошла танцевать, аккомпанируя себе погремушкой и тихонько напевая. В чувстве ритма с девушками Птичников состязаться было трудно.

– Когда вы собираетесь во Франтир? – спросил Ноиро Хаммона.

Тот пощипал бородку:

– Думал, недельку погощу – и поеду назад. А что, надоел я тебе здесь?

– Это я здесь уже всем надоел, – отшутился журналист, но потом серьезно добавил: – Я с вами поеду, душа не на месте: не знаю, как там семья…

– Так ты женат?

– Нет, я о маме и сестре.

– А… Ну так я не против компании вовсе! Другое дело, что на твоем месте я воспользовался бы случаем побыть под наблюдением такого врача, как Кристи. Что, Кемлин теперь здорово славится своей медициной?

– Да ну что вы такое говорите! Кемлин и медицина – это слова из разных словарей. Но дела есть дела…

Тут что-то внутри Ноиро дрогнуло. Он прислушался и посмотрел на Элинора. Лекарь тоже словно окаменел, взгляд потух. Призыв! Слабые отголоски Призыва!

Журналист заметил, что и Айят выпрямился, подобрался и готов сейчас молниеносно реагировать на любой приказ Та-Дюлатара. Девчонки же и Хаммон ничего не замечали. «Интересно, Айят слышит Призыв или просто смотрит на Элинора?» – мелькнуло в мыслях журналиста.

– Жди! – сказал лекарь по-кемлински, адресуясь к Ноиро, потом добавил на языке птичников для воина: – Айят, виса-атэ! Асто!

Юноша вскочил, Элинор схватил свой посох, и оба они вихрем вылетели из домена.

* * *

Плавуны напали на лагерь археологов, когда совсем стемнело, но не дожидаясь глубокой ночи. Раненный дротиком, дозорный успел крикнуть, предупредив коллег о вторжении.

Дикарям Улаха темнота была в помощь, а кемлинов лишала ориентиров. Но археологи успели схватить оружие и начать отстреливаться от незваных гостей. Самые догадливые спрыгнули в ров вокруг городища.

Но тут началось непонятное и страшное: ни с того, ни с сего ученые начали падать, как подкошенные, но не от стрельбы Плавунов. Они вскрикивали, хватались за грудь и теряли сознание.

Матиус первым увидел шамана Улаха, и его посетило озарение: угроза сейчас исходит от него, от этого человека в шлеме из черепа крупной кошки. И Клив принялся палить в его сторону.

Вскоре Улах и несколько воинов отступили, изумляясь, как может быть такое поражение, ведь Говорящая предсказала им легкую и быструю победу!

Тогда в схватку вмешалась третья сила…

* * *

Обменявшись парой слов с охраной жилища вождя, Айят взлетел в домен Араго.

– Брат? Ты почему здесь? – воскликнул тот, подскакивая на ноги. – Что-то случилось с Та-Дюлатаром?

– Араго, надо людей. Туда, к камням и на юг! – ответил юноша. – Там Плавуны напали на белых ученых. Та-Дюлатар велит вооружиться сильно!

Охранники заглянули следом. Араго сделал им знак.

Вскоре вся деревня Птичников ожила. Привыкшие к тревожным побудкам, женщины собирали детей и вместе со стариками торопились в укрытие пещер, а мужчины готовились к бою.

* * *

«Черные» копатели ждали, укрывшись за каменной насыпью. Их главный следил за ходом боя в бинокль ночного видения.

– Девку не вижу! – повторял он. – Не вижу девку!

– А чего бы она под пули лезла? На то и девка!

– Эта – полезла бы! Вот Протониево порождение, да где же она?! Не пристрелили бы по дурости! Тупые обезьяны оружие-то держать не умеют! Это не Улах, это олух!

– Что там?

– Отступает, сволочь!

Главный выхватил короткоствольное ружье и взял на прицел одного из археологов – светловолосого и шустрого. Выстрел был коротким, отдача в плечо не слишком сильной, а светловолосый тут же упал в траву.

С утробным рычанием на «черных» копателей набросилось неведомое чудовище, будто вырвавшееся из древних легенд.

* * *

Вертолет уже подлетал к заданным координатам, когда внизу начался хаос.

На этот раз полиция по охране культурных ценностей Рельвадо потребовала спецтехнику у регулярной армии Франтира. Заодно добровольцы надеялись отыскать пропавший отряд своих товарищей. Многие факты сводились к тому, что в исчезновении франтирцев виноваты дикари из племени Плавунов. Племя это давно зарекомендовало себя как сверхагрессивное и вырождающееся, поскольку контактировать с другими племенами без войны они не желали, и близкородственные браки стремительно завершали разрушительную работу их раванги и полоумного вождя. Не делавшего ни шага без «воли духов».

– Вижу лагерь! – изучая землю через прицел винтовки, доложил наблюдатель. – Вижу пять тел, среди них белые… двое… Остальные отошли к зарослям… Нет, вижу движение! Вижу остальных! С севера приближается другое племя, многочисленное. Но у Плавунов огнестрельное!

Он увидел, как упал светловолосый. Прицел метнулся вправо, к реке. Прибор ночного видения выхватил насыпь камней на берегу, с одной стороны ограниченную от сельвы зарослями кевлары, с другой – уходящую в брод. С большого валуна спрыгнул человек с длинной палкой в руках. Трое, один из которых стрелял в светловолосого ученого, не ожидали нападения с этой стороны, да еще и дико перепугались.

Наблюдатель выставил режим максимального приближения. Зеленоватое свечение вокруг дерущихся внизу фигур усилилось. Первый, стрелявший, уже лежал без признаков жизни, а мужчина с длинной палкой бросился вдогонку убегающим через брод копателям.

* * *

Когда чудовище повергло наземь их главного и с хрустом перегрызло ему глотку, оставшиеся в живых кемлины ринулись наутек с одной-единственной надеждой: расправившись со своей жертвой, зверь останется сожрать ее и забудет о них.

Но тварь поступила иначе. Легко сократив расстояние по насыпи, она сшибла обоих с ног. «Черные» копатели рухнули в воду.

– На! На! – размахивая перед собой ножом, орал от страха один из подельников, пытаясь отогнать от себя хищника.

Тот лишь зарычал, ушел из-под его руки – как будто зверь способен тактически просчитывать ходы! – попутно толкнул второго противника на глубину, подскочил и крутанулся в воздухе, следующим броском ломая шею вооруженному копателю.

Второй, отчаянно плеская руками, стремился уплыть…

* * *

Наблюдатель в вертолете видел в прицел, как неизвестный с длинной палкой добил своего врага в воде. Он кинулся за ним вплавь, нагнал, нырнули вдвоем, а вынырнул только один.

Вертолет заложил следующий круг над местом схватки и, на пару секунд замешкавшись, наблюдатель больше не обнаружил мастера, который столь безукоризненно владел посохом и в считанные мгновения устранил троих серьезных врагов.

– Куда же он делся? – просматривая окрестности, ворчал наблюдатель, пока в поле зрения не попал шаман Плавунов.

Рядом с Улахом стрелял в археологов из винтовки полицейского дикарь-телохранитель.

– Вот и ты, подонок! – снайпер навел прицел аккуратно в лоб шаману. – Я поймал его!

– Снимай!

И палец мягко прижал «собачку». Смерть Улаха вырвалась из ствола со скоростью четырехсот кемов в секунду…

* * *

Если бы не стрекот двигателей вертящейся в небе машины, Лад мог бы оглохнуть от внезапного безмолвия сельвы.

Перемазанный землей, он еще немного полежал за своим пеньком с колотящимся сердцем. Стрельба не возобновлялась. Было похоже на то, что под натиском пришедших на подмогу Птичников Плавуны отхлынули в сельву.

В голове мелькнуло воспоминание: «Матиус!» Йвар вскочил и побежал обратно – к тому месту, где пару минут назад видел падающего Клива.

Помощник лежал в траве, одной рукой сжимая грудь, другую безжизненно откинув в сторону. Лад принялся осматривать его, ворочать, чтобы отыскать рану, однако никаких следов крови ни в траве, ни на одежде Матиуса не было. К ним спешил доктор экспедиции, такой же чумазый, как остальные, и так же, как остальные, не замечающий этого.

Луч прожектора с вертолета выхватывал какие-то ненужные подробности событий.

Матиус открыл глаза, дико повращал зрачками и надсадно закашлял, продолжая растирать грудь ладонью.

– Что это такое было?! – смог он наконец прохрипеть.

Так же точно поднялись и другие, упавшие до него, археологи. Все они жадно втягивали в легкие воздух, все бранились – и не могли поверить в реальность своих недавних видений, когда очутились невесть где и не поняли ничего…

* * *

Яростным смерчем ворвался Улах в поселок Плавунов. Только чудо спасло его от смерти: телохранитель случайно рванулся вперед и получил пулю в голову. Пулю, предназначавшуюся раванге. Племени пришлось позорно бежать с поля боя, побросав убитых и раненых. Птичники не стали их преследовать слишком долго.

Говорящая сидела у костра и ждала, покачиваясь и ноя себе под нос мотив без мотива. Увидев Улаха, она поднялась на ноги и тяжко вздохнула.

– Ты солгала! – проревел шаман.

Старуха улыбнулась плотно сжатыми губами. Улах выдернул из ножен обсидиановый клинок и с воплем полоснул ее по сморщенному горлу. Давясь кровью, Говорящая упала на колени. На мгновение перед сыном проявилась прежняя – молодая, черноокая – красавица-мать, на которую всегда так походили ненавистный Араго и малохольный Отау. Чарующая, колдовская улыбка скользнула по ее влажным, полным жизни губам. А потом лицо скрылось под маской мертвеца, и синеватый рот едва слышно выпустил клекот сквозь жуткий оскал:

– Спасибо, сынок! Наконец… то…

Только тогда Улах понял, что в своем запале подарил ей свободу.

– Надо уходить! – рявкнул он вождю и в ужасе перешептывающимся сородичам. – Сейчас!

– Куда, шаман?

– В сельву!

* * *

Когда Элинор и Айят выскочили из домена, журналист бросился на свою лежанку.

– Не трогайте меня. Пока сам не проснусь, мэтр Хаммон! Даже не подходите!

– Ладно…

Не будь его тело штопанным и перештопанным, Ноиро бежал бы сейчас рядом с лекарем и воином Птичников по сельве.

Выйти ему помог громкий Призыв Элинора. Тот кинул клич всем тринадцати, в том числе Нэфри. Ноиро чуял ее присутствие на серой пустоши, даже не видя. Все пространство у спирали заполнилось аркадами, как в бою с черной звездой.

«Ты нужен мне здесь!» – предупредил голос Элинора, и благодаря молниеносной скорости мыслепередачи, ее объему и возможности кратко изложить многое, Ноиро понял, что значит «здесь» и тут же перенесся туда.

Он выскочил на полуземной уровень. Прежде так не получалось – он возвращался с серой пустоши сразу в тело.

И снова тот зверь – теперь совсем плотский и не совсем зверь, если смотреть отсюда – ломился прямо сквозь заросли, сокращая себе дорогу. Ноиро понял, что целитель не покидал свое физическое тело и не собирается этого делать.

Если ветки кевлары сплетались так, что преодолеть их по земле было невозможно, Незнакомец перепрыгивал с сука на сук, раскачиваясь на руках и перебрасывая тело от дерева к дереву без всякой устали. И походило это уже не на бег, а на полет.

Журналист знал, что нужно делать. Он взлетел выше и обнаружил археологов. Одновременно он слышал гудение локаций, где сейчас шел столь же ожесточенный бой за тех людей, которых Улах выдернул на серую пустошь. Тринадцать отвоевывали похищенных, но Улах оставался в грубом мире, и вытянуть его Призывом ученики Элинора не могли. Шаман был слишком силен для них и слишком свиреп, чтобы легко сдаться.

Ноиро заполучил Благословение, укрылся им, словно броней, и тут же обрел способность видеть причины и следствия, закономерности и взаимосвязи.

Все люди Улаха, равно как и сам шаман, ощущались теперь как нечто грязно-серое с изжелта-бурыми наплывами. Но только у шамана в центре сути притаилось аспидно-черное пятно – не цвет, но отсутствие всякого цвета. И это пятно все время поглощало его самого, уверенно, беспрестанно, до тех пор, пока он не впивался в чужие сущности, вытягивая их жизнь, чтобы продлить свое существование за счет их смерти.

Элинор подбегал к насыпи камней на берегу, когда один из людей, укрывшихся там, хладнокровно выстрелил в ученого…

…Ноиро проследил за механизмом внутри короткостволки – и как сработал боек, и как патрон прошел в ствол, покинул его, медленно-медленно, словно муха в меду, поволокся в сторону Матиуса…

«Явись! – впервые в жизни закричал Ноиро, хватая сознание Клива в точности тем способом, который использовал, добывая сегодня информацию из памяти Хаммона. – Явись!»

Матиус уже падал, когда полностью отделилась и растворилась в неведомом мире серебристая паутинка его сущности.

«Нэфри, береги там Клива!»

«Да, Ноиро!»

Пуля медленно, солидно прожужжала рядом с головой молодого археолога и, будто нож в масло, плавно вошла в дерево. Кусочки выбитой коры опадали целую вечность.

Ноиро наблюдал со стороны за схваткой Та-Дюлатара и «черных» копателей, заглянул в вертолет с очередным отрядом спасателей культурных древностей, подосадовал на промах снайпера, когда вместо Улаха погиб другой дикарь. Все эти события происходили почти одновременно, и только для Ноиро они превратились в «раскадровку», как это бывает в фильмах.

Потом он ушел на серую пустошь и вместе с остальными принялся загонять «потерявшихся» обратно в грубоматериальный мир, в их физические тела. Аркады реальностей начали таять: с этим могли справиться и обитатели одного мира – Ноиро и Нэфри. Журналист заметил, что огонь в ней стал быстрее усмиряться и переходить в золотистое свечение, но стоило ей оказаться на взводе, пламя вспыхивало вновь.

«Надо поговорить! Иди на мою радугу!» – сказала она.

Ноиро обрадовался. Забыв избавиться от некоторых посторонних мыслей, он перепрыгнул на хрустальный мост и… завис, терзаемый своими собственными «охранниками». Это не радуга оборонялась от него – это собственный разум и инстинкты не выпускали Ноиро на радугу. И самый сильный из земных инстинктов грыз его сущность бешеным желанием совокупления, тем более мучительным, что любая попытка освободиться только усугубляла мучения, многажды повторяя предсмертную агонию. Любовь и смерть – они в чем-то похожи, как утверждают те, кто прошел через то и другое сполна. И, если они имеют в виду эти ощущения, то ошибки нет. Разве что в физическом мире это проходит быстро, за что и ценится превыше всего, а здесь вечность обращается кошмаром.

Кажется, проползли столетия, пока Нэфри, подпрыгнув, летела к нему навстречу. Они вцепились друг в друга над радугой, закружили в эйфории, словно одно целое, единый мир в бесконечном самопостижении.

– Вот это да! – вскричал Ноиро, когда радуга неотступно притянула их к себе. – Никогда не думал, что здесь это так классно!

«Ну что ты вопишь? – мысленно проворчала Нэфри, не слишком преуспевая в попытках скрыть собственный восторг. – Большое открытие!»

«Конечно! Великое открытие!»

Переливаясь всеми цветами осени, она фыркнула:

«У нас мало времени, мне срочно нужно вернуться обратно, я там просто в ужасно неподходящем месте»…

«За рулем?»

«Почти. Нет, не за рулем. Я у твоего начальника в кабинете!»

«Что-о-о?! Как ты там оказалась?»

«Приехала доложить о твоем ранении, как ты хотел! – ехидно передразнивая его, отозвалась она. – Как ты?»

«Заживаю. Скучаю по тебе и по домашним. Надеюсь скоро приехать. Нэфри, это очень странно, но они искали тебя. Когда ты улетела в Кийар?»

«Двадцатого. Да, я знаю, что они ищут меня».

«Зачем ты им?»

«Я все расскажу тебе, когда приедешь в Кемлин. Это очень важно и очень серьезно. И это касается нашего Учителя. Но сейчас мне пора, там что-то происходит, я чувствую!»

Она скользнула щекой по его щеке и растаяла в воздухе.

– Вот так всегда! – проснувшись в доме лекаря, первым делом сказал Ноиро Тут-Анну Хаммону. – Как на всякие драчки, так время у нее есть. А как сесть и обстоятельно поговорить – все, пора, там Гэгэус и еще куча причин!

– Не знаю, о чем ты сейчас говорил, парень, но надобно узнать, что за специи такие кладет при жарке в мясо твой доктор…

ЧАСТЬ II
ПОЛУБОГ ИЗ МАШИНЫ^{3}

О, знали б вы, как безысходна смерть!

Орфею страшно уходить из мира.

Но слово превзошло земную твердь.

Он в той стране, куда заказан путь.

Ему не бременит ладони лира.

Он поспешил все путы разомкнуть.

Райнер Мария Рильке

1. Веги Сотис

Веги, младшая сестра Ноиро, считала себя сознательно одиноким человеком. Несмотря на большую разницу в возрасте с братом, она чувствовала себя умнее и старше, а от некоторых его замашек и подавно теряла остатки веры в здравый смысл у мужчин. Когда, еще по юности, Ноиро приходил домой с друзьями и они начинали дружно обсуждать животрепещущие темы, Веги хотелось порвать за вранье детские книжки, в которых герои мужского пола говорили всегда умно и совершали подвиги. Чем дальше, тем больше девочка убеждалась, что на подвиги и умные разговоры мужчины способны разве что в сказках. Ей нравилось быть циничной, тем самым она культивировала свое умственное превосходство над ровесницами, которые, как ей казалось, ревниво вели подсчет взглядов, брошенных парнями в их сторону, и конкуренток, выглядевших, разумеется, на их фоне блекло и безнадежно. Как правило, Веги они даже не считали за конкурентку: время от времени девчонки пытались приручить ее, чтобы казаться на фоне «толстоватой заучки» красивее и привлекательнее. Но этот избитый прием она изучила по взрослым журналам и, если соглашалась на такую дружбу, то лишь затем, чтобы в один прекрасный для нее момент задавить интеллектом дурочку, считавшую, будто может использовать Веги Сотис в своих целях. После нескольких неудач дуры стали сторониться ее и называть за глаза стервой. А использовать больше не рисковали. Правда, для одной такой, для Датти Огэс, Веги сделала исключение – и то лишь оттого, что знала ее с младенчества.

Перед Новым годом, когда Ноиро уехал в командировку во Франтир, Веги стала замечать, что со взрослыми что-то происходит. Она не интересовалась политикой, но чувствовала, что в средствах массовой информации говорят о чем-то тревожном, о Лиге, о формировании союза между государствами Ва-Кост, Алиросо и Узлаканом, который чем-то угрожает безопасности Кемлина, о возможности военного положения в столице, а то и во всей стране. И куда-то улетучилось праздничное настроение жителей Кийара, и все больше мрачных лиц встречалось на улицах, а госпожа Сотис стала тревожной, и все чаще к ней забегала противная соседка, раздражая Веги. Мать переживала за Ноиро, не отлипала от экрана, шепталась с теткой Гинни, иногда плакала.

«Зачем я тогда ляпнула про шипохвоста? – корила себя Веги, глядя на маму. – Вдруг и правда с Ноиро что-то случилось?»

Подруга, Датти, пригласила ее отметить Новый год в «Великане» – это был музыкальный клуб в центральной части города, где нередко околачивались старшеклассники, слушая там «живые» песни и, как принято было считать, круто проводили время. Веги спросила разрешения мамы и, к собственному удивлению, получила согласие. Мало того, госпожа Сотис, лихорадочно оторвавшись от очередного выпуска политических новостей, в таком же запале кинулась с дочерью по магазинам. Никогда прежде она не выбирала Веги одежду столь тщательно, и в глазах ее ни разу до этого не светился огонек фанатизма.

– Пусть! – приговаривала она. – Пусть! А у детей должен быть праздник!

– Мам, что такое? – наконец не выдержала Веги. – Что, небо упадет на землю или океаны выйдут из берегов? Почему ты так говоришь?

– Может быть, это последний мирный праздник в нашей стране… – пробормотала Гайти Сотис. – Ты уже взрослая, тебе надо в этом разбираться.

– В чем – в платьях? – засмеялась девочка.

– Нет! В том, что говорят по телевидению!

– Там чего только ни говорят, а голова у меня одна и мне ее жалко.

– Но так нельзя! Это слишком легкомысленно! – мать перебирала-перебирала вещи на вешалке и наконец одним рывком сдернула и протянула ей платье на плечиках. – Иди, примерь его!

– А что, – продолжала Веги из примерочной, стягивая через голову повседневную футболку, – если я буду во всем этом разбираться, всюду наступит мир?

– Но ты хотя бы будешь вести себя осторожнее!

Девочка высунула из-за занавески задорное лицо:

– Мам, разве я веду себя не осторожно? Ты сама говоришь, что меня из дома не выгонишь, что я из-за этого толстею и…

– Не спорь со мной! Тебе надо быть осмотрительной!

– И потому ты меня отправляешь в ночной клуб!

Веги снова нырнула в кабинку и стала бороться с платьем, спрашивая шепотом невидимого собеседника, каким образом другие справляются с такими сложностями. Борьба увенчалась успехом и, красная от натуги, девочка вышла наружу, неловко упирая ладонь в талию и отдувая кверху прядь растрепавшихся волос.

– Ужас, – сказала госпожа Сотис, резко садясь, почти падая на кушетку. – Тебе нельзя носить пышное. Тут ничего нет, идем в магазин для взрослых.

– А-а-а… – простонала Веги, предвкушая новый этап мучений с этой трещащей, шуршащей, непривычно скроенной материей. То ли дело брюки и майки – надел и пошел!

День накануне Нового года стал для нее самым жутким днем в жизни. Веги ненавидела магазины и этих странных продавцов-консультантов, нахваливающих все, что бы ты на себя ни напялил и как бы страшно это на тебе ни сидело. Ко всему прочему стояла невыносимая жара, и дыхание пустыни отбивало всякое желание двигаться.

– Мам, нам срочно нужно зайти в парфюмерный, – измученно проговорила девочка, спускаясь по ступенькам очередного магазина.

– Это на потом!

– Нет, ма, сейчас! Иначе очень скоро нас не запустят ни в одно приличное заведение!

Они купили какую-то туалетную воду и специальные салфетки, после чего продавцы старались держаться от них подальше, а к кондиционерам стоять поближе.

– Раньше было лучше! – многозначительно пошевелив бровями, проговорила госпожа Сотис.

– Не-а! – безоблачно отозвалась на это Веги. – Теперь они хотя бы не лезут к нам со своими дурацкими советами и враньем!

– Ну что за дочь у меня? Тебе и правда нужно было родиться мальчиком, как хотели Эрхо и Ноиро.

– Не повезло. Ну вот, смотри…

Она отдернула занавеску, и Гайти Сотис ахнула от восторга:

– Наконец-то!

– Что? Что, правда? – Веги не поверила своим ушам и на всякий случай сделала шаг назад, чтобы посмотреться в зеркало.

Отражение оптимизма не вызвало. Все та же высокорослая толстуха, которая будет смотреться уродливым китом рядом с хрупкой и нежной красавицей-Датти. Еще эти прыщики на лбу… Вот почему у фарфоровой подруги нет ни одного, а Веги половину волос выстригла для челки, чтобы закрывать эту гадость – и все равно видно?!

Девочка хмыкнула и пожала плечами:

– По-моему, ничего особенного.

– Не кокетничай, ты не умеешь!

– Да я и не…

– Отличное платье! Пойдем!

Веги вздохнула. Природа несправедлива. Вот что ей стоило наделить сестру внешностью брата или их мамы – светлыми волосами, голубыми глазами, стройностью, когда ешь хоть двадцать раз в день и не боишься, что разнесет во все стороны? Зачем парню быть красавцем? Ноиро и так девчонки любили бы, он обаятельный… когда хочет понравиться. А тут что мы видим? Отцовская порода, потомки ва-костов: темные волосы и глаза, широкая кость, рослость, простоватость – все недостатки на одного юного человечка! Да еще и девушку! Веги сняла платье и оглядела свою фигуру в нижнем белье, отраженную несговорчивым зеркалом. Если придется защищать страну от врагов, из их семьи в армию призовут именно Веги. Не убьет, так напугает. Девочка мрачно фыркнула.

– А теперь, – с воодушевлением сказала госпожа Сотис, когда они с покупкой вышли на улицу, – в парфюмерный и обувной.

Веги тихо застонала, но покорилась. Спорить с матерью было еще невыносимей, чем бегать по городу.

* * *

Чувствуя себя полной идиоткой, не умеющей ходить на каблуках, но для чего-то обувшей неудобные туфли, Веги вышла к автомобилю отца Датти, мэтра Огэса. Было уже темно, и двор освещался фонарем, склонившимся по ту сторону каменной ограды над молодым деревцем инжира.

– Ты обалденно выглядишь! – выдохнула Датти, утопая в розовых кружевах и блестках. – Я тебя даже не узнала! Какая прическа! Какое платье! Па!

– Красивое платье, – коротко ответил мэтр Огэс. – Давайте поскорее!

«Ну, хоть он врать не стал! – с непонятным злорадством в свой адрес подумала Веги. – А Ноиро вообще осмеял бы меня в нем в два счета. Вырядилась, китиха! Еще и прическу наворотила!» – она вспомнила ужасные три часа, проведенные в парикмахерском кресле, и дала себе зарок: больше никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах…

Автомобиль мчался по городу, переливавшемуся новогодними огнями вывесок, гирлянд и подсвеченных юпитерами поздравительных плакатов на стенах зданий. Он казался вызывающе ярким и не походил на повседневный Кийар.

– Зря ты платья не носишь, – вдруг сказал отец Датти, обращаясь к Веги. – Брюки – это не то, это для спорта или для пикников. А тебе платье идет, надо носить.

Чуть удивившись теме, которую решил затронуть строгий и неприступный мэтр Огэс, Веги возразила:

– Я ношу… юбку… иногда…

– Да редко ты ее носишь! – ввернула Датти, красуясь в зеркале на лобовом стекле машины.

– Ни разу не видел.

– Это случайно подходящее попалось. В остальных я похожа на тяжеловеса… или тяжеловоза.

Подружка прыснула и прикрыла напомаженные губки пальчиками:

– Как что-нибудь скажешь!

– Датти, когда все закончится в этом вашем клубе, позвони мне, поняла?

– Угу!

Но все же отец не слишком-то поверил ее обещанию и у дверей «Великана» придержал Веги за локоть:

– Ты умный человек, Веги, а у нее ветер в голове. Ты присматривай за ней, ладно? Если что – позвони мне. Знаешь мой номер?

Веги кивнула, и мэтр Огэс улыбнулся:

– Ну все, беги. Повеселитесь там как следует!

Убедившись, что отец уехал, Датти начала стрелять глазками налево и направо. Веги для нее уже не существовало, ведь в клубе было столько интересных парней! И все они наверняка думали: «Что это там за буйволица рядом с куколкой?» Веги вздохнула и поискала взглядом, куда можно было бы сесть, сократить свой гигантский рост и стать невидимой для этих насмешливых взоров.

– Веги! – крикнули ей из-за столика на небольшом возвышении в стороне от сцены.

Столик находился в уютном уголке возле колонны, похожей на пещерную сосульку – от волнения девочка не сразу вспомнила, как называются эти штуки по-научному. За ним сидело несколько мальчишек из их школы, и один – тот, который окликнул ее – был их с Датти одноклассником.

А еще на Веги глазел незнакомый пухлячок, парень повзрослее, с пробивающимися над губой тонкими усиками. Она смутилась и была ему признательна за книжечку-меню, за которой так удобно прятаться, заняв руки и делая вид, что поглощена чтением, хоть и не понимая ни слова в написанных по-кемлински названиях блюд. После пятой попытки осознать прочитанное, девочка сообразила, что надо собраться с духом. Она покосилась на подругу, но та уже вовсю кокетничала с мальчишками. Заинтересованный взгляд пухлячка Веги видела даже боковым зрением. «Да что ему от меня надо? – разозлилась девочка. – Мало ему Датти? Вот на нее бы и смотрел, а я не витрина, чтобы меня разглядывать!»

Тут на сцене началось какое-то движение. Она походила на островок в перекрестье трех залов клуба, и такое положение позволяло увидеть ее со всех сторон, даже из самых дальних уголков. Сбоку островка стояла искусственная пальма. Двое парней – брюнет и русоволосый – монтировали оборудование. Брюнет был атлетического телосложения, русоволосый – изящным и утонченным.

Датти приподнялась, но один из парней дернул ее за руку, и та как будто нечаянно с хохотом плюхнулась ему на колени. Веги бросила на подругу предостерегающий взгляд. Просьба мэтра Огэса еще звучала в ушах, а от Датти, у которой случилось головокружение и разбежались глаза от обилия потенциальных кавалеров, можно было ожидать любой глупости.

– Выбрала? – спросил пухлячок, указывая на меню.

– А? – вздрогнула Веги. – Ну да, выбрала. Только уже забыла, что.

Он вдруг засмеялся. Хорошо так, красиво. Как смеялся Ноиро, когда вокруг были только свои, и Веги растаяла, покоренная, а растаяв, тоже начала хихикать.