Текст книги "Режим бога (Последний шаг) (СИ)"

Автор книги: Сергей Гомонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 35 страниц)

Юноша отодвинул кресло на прежнее место и легкой, упругой походкой умелого охотника сельвы покинул комнату.

– Эй! – крикнул было ему вдогонку Хаммон, но понял, что тот не вернется, и обреченно махнул рукой. – Мир сошел с ума… Да какое там! Все сошли с ума… И я, кстати, тоже – эх, напиться бы!

* * *

Нэфри перестала ощущать себя, как ощущала прежде. На смену тому, что было раньше, пришло всепобеждающее «мы», и она была каждым из других двенадцати, и видела, как видят они и как видит Ноиро. Желтый всадник канул в небытие вместе с исчезновением Учителя, Форгоса и Эфия-Айята, но бой продолжался, и «дети погасших звезд» отступали всюду, впервые ощутив столь яростный отпор.

Чьей-то победы, единственной и вечной, быть не могло. Все временно. Когда-то перевес был на стороне тех, кто физически существовал в Тайном Кийаре, но сегодня все переменилось. Надолго ли – неизвестно, но те, кого Форгос в шутку называл «угольками», отхлынули и, пробив границу между реальностями, убрались на перекресток, чтобы нырнуть в материальные тела и прийти в себя.

«Смотри! – сказал Ноиро, едва они кувыркнулись на радугу. – Я уж и забыл, каково это!»

Нэфри с остервенением забарахталась, отбивая атаки охранников, насылавших пытки неудовлетворенным сладострастием. Мало того: эти сущности теперь не подпускали ее и Ноиро друг к другу, чтобы те не смогли их нейтрализовать.

«Это несправедливо!» – вспыхнула она, тем самым лишь усиливая свои мучения.

Ноиро уже вырвался на свободу и ждал ее:

«Ты как новичок! Перестань сопротивляться!»

Вместо ответа она с остервенением бросила ему воспоминание о том, как ее хотели изнасиловать в Са-Аса и что за это она с ними сделала потом.

«Я понимаю, но это в прошлом! Не позволяй прошлому стать своим повелителем в настоящем!»

«Иди домой! Я разберусь как-нибудь сама!» – рявкнула Нэфри, и, хмыкнув, Ноиро приказал себе вернуться в тело.

Он не мог пошевелиться, не чувствовал себя и едва двигал зрачками. Зрение восстанавливалось постепенно, извлекая из темноты сначала свет, потом краски и очертания. Сердце неохотно застучало – сначала медленно, потом все скорее, – и кровь горячо хлынула по жилам, возрождая его к жизни.

Рядом что-то зашевелилось. Ноиро с трудом повернул голову и увидел Нэфри.

– Наконец-то! – воскликнула она.

– Ты… поспешила… – сказал журналист, видя, как вьется вокруг нее вихрь, пробуждающий страсть, и давно минувшие мгновения в домене археологов, когда она впервые призналась ему в том, что умеет покидать физическую оболочку, были тусклой копией в сравнении испытанным сейчас, когда он смог разглядеть ее.

– Я ошиблась тогда, – ответила Нэфри сбивающимся голосом. – Если бы я не была так глупа, все было бы иначе. Тебе не пришлось бы уходить в те края…

Ноиро привлек девушку к себе и – откуда только взялись силы – стал целовать ее губы, шею, плечи…

* * *

Первым делом, еще не открыв глаз, Форгос похлопал возле себя ладонью: он чутко уловил чужое присутствие рядом, но это были не Хаммон и не Айят. Что-то сильно мешало, придавливая туловище к постели.

Это была какая-то женщина, лежала она чуть ли не поперек его бедер, привольно раскинув конечности по кровати. Окружающая обстановка показалась бывшему мэру смутно знакомой. Он слегка потер пальцами веки и, вертя кистями, изучил свои руки прояснившимся взором. Руки как руки, только бледные и без рубцов от многочисленных ожогов реактивами.

В душной комнате пахло алкоголем, женской парфюмерией и сексом, а незнакомка ассоциировалась с воспоминаниями о разговоре в клубе, о вестибюле этой гостиницы, о бурных возлияниях и жаркой страстной ночи. Голову наполнял шум – знакомый и незнакомый одновременно. Кажется, кто-то здесь решил вчера вволю расслабиться… Уф!

Форгос аккуратно переложил ночную подругу на свободное место, обмотал нижнюю часть собственного – гудевшего от усталости – тела простыней и выглянул из комнаты, опасаясь увидеть за ее пределами еще какого-нибудь нежданного гостя. Однако маленькая прихожая была обнадеживающе пуста. Гатаро перевел дух и заперся в ванной.

Встроенное в кафель зеркало отразило его во весь рост. Форгос пришел в замешательство. Он долго сравнивал себя с отражением, особенно пристально разыскивая старые шрамы на груди и животе, но обнаружил лишь один, под левым соском, на своем привычном месте. Это была метка Желтого всадника. И ничего более – ни шрама от луча плазмы, ни следов сражения с хищной рептилией…

Проведя пальцами по аккуратно остриженным волосам и холеному, пусть и чуть больше суток не бритому, но все равно откровенно ухоженному лицу, Гатаро отступил на шаг и в раздумьях упер руки в бока.

– Так… Странно… – пробормотал он. – Всё очень странно…

При всей анатомической схожести с настоящим это тело было откровенно чужим ему: изнеженным, не привыкшим к маломальским испытаниям и, хотя тренированным, но совершенно не гибким, словно замороженный каучук. Кожа выглядела так, словно он только что вернулся с дождливого Фауста, где солнечный свет был редким гостем. Форгос попытался выполнить несколько не самых сложных упражнений из своей обычной монастырской разминки – с младенчества он делал их автоматически, не задумываясь о растяжке мышц и способе действия. Не тут-то было. Плоть не повиновалась, тело просто не желало принимать верное положение. Бывшему мэру показалось, что он запеленат в смирительную рубашку. А зачем нужны литые мускулы, если распорядиться ими правильно ты все равно не сумеешь? Это было ему непонятно.

Воспоминания двоились, и оттого бедная похмельная его голова плыла еще сильнее. Две жизни медленно соединялись в одну, но каждый день был прожит будто бы дважды и совершенно по-разному.

Тихо застонав от обреченности, Форгос рванул кран и стал горячей водой смывать с кожи запах чужой женщины, пока не ощутил себя чистым до скрипа. Только после этого он вернулся в номер и, чтобы заглушить смятенную пляску мыслей, выпил прямо из горлышка остатки содержимого бутылки, после чего долго морщился от жжения во рту и спазмов в многострадальном пищеводе. Запах и вкус он теперь чувствовал остро, как зверь, великолепно различая нюансы и немного удивляясь тому, что раньше у него так не получалось, даже до того, как подступила эта проклятая сенная лихорадка.

Что там говорил желтый всадник Мор? Объединить все воплощения во всех мирах? Но как это случилось теперь? Для этого была нужна не только Альфа, но и Омега…

И самое страшное: трансдематериализатора Тайного Кийара больше не существовало, и даже если бы можно было прокопать к нему коридор, за это никто не возьмется из-за свирепствующей там радиации.

За спиной послышался скрип кровати и сладкое причмокивание. Он обернулся. Это приходила в себя ночная гостья. Лишь теперь ему удалось разглядеть ее подробно: смуглая, черноволосая, с тяжелым лицом и томным взглядом из-под приопущенных век, невысокая, но пышная, лет тридцати или чуть старше…

– Подашь водички? – с сильным местным акцентом хрипловато пробасила она.

Форгос плеснул ей в стакан воды из-под крана и молча пронаблюдал, как она выпьет. Женщина улыбнулась, показав блестящие, как фарфор, крупные зубы, а потом снова заговорила. Голос ее стал куда звонче:

– Не надевай больше эти линзы, они тебе не идут.

– Какие линзы?

– В которых ты был вчера. Некрасивые. Твои глаза сияют, как звезды – зачем ты прячешь их? Или в вашей стране принято нарочно уродовать себя, кемлин?

Гатаро пожал плечами. Она уже успела надоесть ему своим навязчивым приторным запахом косметики, пота и вчерашних духов.

Женщина села и принялась натягивать на себя незамысловатую одежду.

– Ну и напились же мы вчера, кемлин. Я даже не помню, как тебя зовут.

– Взаимно, – ответил Форгос, хотя не помнил этого не только из-за пьянки. – Я тоже не помню, как зовут тебя, но думаю, что это не так уж страшно. Пожалуй, мне пора ехать. Я тебе что-то должен?

Она расхохоталась и, откинувшись на разобранную постель, засучила короткими загорелыми ногами:

– Нет, кемлин! Просто ты мне понравился. Видимо, мы и впрямь хлебнули лишка, если и этого ты не помнишь. Хотя, конечно, если хочешь, я не откажусь быть твоей законной женой – это если говорить о долгах.

Застегивая брюки и рубашку, Гатаро не стал отвечать. Двигаться в этом теле ему было неудобно, однако постепенно он заставил себя привыкнуть, поскольку выбора не предвиделось.

Местная все подтрунивала над ним и хихикала:

– А что? Я могла бы по утрам печь тебе лепешки и подавать их со сливками прямо в постель. А ты за это проделывал бы со мной все то, что и сегодня ночью. Какие вы, белые, глупые – вы сами не понимаете своей выгоды! Самые страстные женщины – это франтирианки!

– Ну так оставь мне номер телефона, а я подумаю, – Форгос поиграл бровями, веселя ее тем пуще, но оставаясь с виду абсолютно серьезным. – Вдруг мне и впрямь захочется лепешек.

– Со сливками! – подметила она. – И со мной.

– Именно. Тебя подвезти?

– Ну, подвези, если рискнешь в таком виде сесть за руль, – франтирианка кивнула в сторону бутылок на столе и под столом.

Поработав для нее таксистом и небрежно бросив в отсек на панели листочек с записанным номером телефона, бывший мэр взглянул на часы, а потом набрал номер франтирского аэропорта.

– Когда ближайший рейс до Узлакана?

* * *

Госпожа Иссет сочувствующе покивала:

– Да, совсем невозможно дозвониться из столицы, мэтр директор. Кийар будто отрезан от всего мира…

Директор тайбисского краеведческого музея вздохнул и жестами обеих рук пригласил ее присесть в глубокое кожаное кресло.

– Я знаю, госпожа профессор, это прискорбно. И все-таки не могу понять, что могло заинтересовать КИА в нашем захолустье? Максимум, что вы найдете в этом музее – несколько побитых молью чучел да пару каких-нибудь глиняных осколков, не поддающихся датировке.

Мать Нэфри с хитроватой улыбкой обозрела кабинет, увешанный старинными картинами, которые наверняка ни разу не выставлялись в общем зале.

– А знаете, кто жил в этом здании два столетия назад, мэтр Ривенкус?

Он сделал неопределенный жест.

– Судя по архитектуре, не более чем какие-то мещане. А вы думаете, нет?

– Я просто спросила, клянусь вам! Это вовсе не экзамен, хотя я помню вас студентом.

– А вы тогда были совсем молодым лектором и однажды читали нам что-то по истории Энку…

– Когда приболел мэтр Гариммон!

– Точно! Кстати, как он сейчас, госпожа Иссет?

– К сожалению, мэтр Гариммон скончался в позапрошлом году.

Они повспоминали общих знакомых на кафедре, и вскоре Агатти Иссет решила, что пора перейти к делу, из-за которого они с Нэфри и Ноиро приехали в бывшую столицу Кемлина.

Все получилось само собой: дочь постучалась к ней прошлой ночью и сказала, что с Ноиро теперь все в порядке и он крепко спит, а им всем осталось лишь добраться до старого дома в Тайбисе и забрать там один артефакт. Госпожа Иссет стала расспрашивать, но девушка ничего не говорила до тех пор, пока не получила клятвенного заверения в том, что ее никто не поднимет на смех. Услышав невероятную историю встречи жены кавалера Сотиса с опальным астурином Гельтенстахом, Агатти не знала, что и думать, но решила довериться интуиции дочери – все-таки та была еще и дочерью шамана Кьемме, а шаманы чувствуют много тоньше простого смертного.

Лад заверил их, что по этому адресу теперь находится краеведческий музей Тайбиса, и все вместе они набросали план, как проникнуть в подвал и достать искомое. План был хлипковат, но лучше уж это, чем ничего. Многое зависело от красноречия госпожи Иссет-старшей и ее авторитета в глазах директора музея.

– Собственно, меня интересуют не ваши экспозиции, а запасник, мэтр Ривенкус. Вы же знаете мэтра Лада?

– О, несомненно! – хохотнул директор и, пальцем «подрисовав» себе усики, изобразил голос Йвара Лада: – «Я тоже хотел бы верить в прекрасное, но, увы, господа, все ваши версии, идущие вразрез с академической наукой – не более чем фантазии романтиков!» Кстати, а как он перенес последний выпуск программы Сэна Дэсвери с Симманом и Сокаром?

Тут госпожа Иссет сделала вид, будто бы только что вспомнила, хотя все было разработано с педантичностью Лада, который учел известное тщеславие мэтра Ривенкуса:

– Святой Доэтерий, я же едва не забыла! Мы ведь добирались сюда, к вам, в одном купе с Симманом! – (И это была чистая правда.) – Когда я предложила ему посмотреть ваш музей, он с радостью согласился. Вот я и подумала: а не покажете ли вы ему ваши выставочные залы лично, мэтр?

Большие выпуклые глаза директора загорелись:

– Ну конечно! Какие вопросы! Он… здесь?

– Да. А не будете ли вы так любезны подписать нам вот это разрешение?

– Разрешение?

– Разрешение для меня и моей аспирантки посетить запасник вашего музея, – госпожа Иссет указала в пол, имея в виду подвальные помещения.

Он поставил росчерк, почти не глядя, и бодренько встряхнулся:

– Ну, и где же Сэн-Тар Симман?

– А вы подойдите к двери, откройте и… – сладко проговорила профессор, и когда он поступил в соответствии с ее инструкциями, вышла в коридор, пропуская внутрь вместо себя Ноиро. – Прошу вас знакомиться: Сэн-Тар Симман – Чейро Ривенкус.

Нэфри уже ждала ее неподалеку от служебного входа и просто приплясывала от нетерпения:

– Мам, ну что, что там?

Госпожа Иссет победно сжала кулак и показала ей разрешение.

– Один – ноль в пользу Лада! – чуть не взвизгнув от радости, подпрыгнула девушка. – Дядя всё не верил.

– Чтобы мне да отказали? Так, теперь быстро напусти серьезность. И это… – она кашлянула и обвела пальцем свои губы.

Нэфри слегка покраснела, стерла платком размазанную помаду, а встрепанные волосы ей пригладила мать, шепотом обозвав их с Ноиро маньяками.

В запасник их проводили два скучающих охранника. Тот, что был помоложе, то и дело косился на Нэфри и пытался привлечь ее внимание странными ужимками лица и прыжками бровей, а госпоже Иссет пришлось делать вид, будто она ничего не замечает. И только в подвале, оставшись с дочерью наедине, она высказалась насчет вредящих делу поцелуйчиков по углам, вызывающих у некоторых юных девиц «недвусмысленный блеск в очах».

– Ну что, вспоминай, где эта стена.

Нэфри зажмурилась, постояла так с минуту и наконец указала в дальний угол:

– Кажется, там. Тут все так изменилось…

– Как бы твой тайник не оказался давно обнаруженным.

– Да? И ты что-нибудь знаешь по истории о послании Гельтенстаха? – на ходу съязвила девушка.

– Я не знаю о послании Гельтенстаха, но прекрасно знаю, что такое «Тайный Кийар» и «параноики».

Отодвигая всякий пыльный хлам, встречавшийся по дороге, ибо это была скорее свалка, нежели запасник, женщины пробились к нужному участку.

– Протоний покарай! – прошипела Нэфри, увидев, что кирпичная кладка давно замазана многими слоями штукатурки и краски. – И что теперь делать?

– Не будет от вас, молодежи, толка! – и госпожа Иссет с ворчанием извлекла из миниатюрной дамской сумочки целый арсенал складных инструментов для ремонта. – Я постою и понаблюдаю за входом, а ты, милая, поработай. А то всё бы тебе вместо работы с микрофоном по сцене скакать или парней в командировках клеить!

– А-а-а! Убейте меня кто-нибудь! – запрокидывая голову, простонала Нэфри, измученная материнскими назиданиями.

– Как археолог ты давно умерла. Работай, лентяйка!

И с этими словами профессор удалилась в дозор, а Нэфри начала отковыривать покраску и штукатурку, надеясь, что не ошиблась местом.

Кашляя от сухой вонючей пыли и сплевывая скрипящий на зубах песок, до кирпичной кладки она добралась только через полчаса работы.

– Есть! – шепотом крикнула она матери.

– Отлично. Нужно фонарик?

– Нет.

Нэфри сунула руку в отверстие, оставшееся от вынутого кирпича, и в испуге отдернула, ощутив, как что-то там пробежало, пощекотав ее кисть. Не то чтобы она особенно боялась насекомых, даже и ядовитых, но неизвестность порой страшит сильнее наглядного яда. Переведя дух, она снова запустила руку в тайник и нащупала продолговатый округлый предмет, и в самом деле напоминающий бутылку.

– Есть! – снова сообщила девушка.

Госпожа Иссет на цыпочках подбежала к ней, вдвоем они задвинули раскуроченную стену какой-то коробкой. Нэфри сдула пыль со стекла сосуда, а ту, что налипла за два столетия, без лишних церемоний стерла рукавом, вызвав у профессора Иссет мелкую судорогу щеки и нервный тик века.

– Святой Доэтерий, и этот человек стремится в археологи!

Она отобрала у дочери отслужившие свое инструменты, помогла ей отряхнуться и двинулась к выходу. Девушка пинками загнала под коробку слишком далеко отлетевшие куски штукатурки, а потом догнала профессора.

Ноиро же отбивался от директора еще два часа. Тем временем женщины в ближайшем парке осмотрели свою добычу. Бумага из бутылки все-таки пожелтела от времени, однако записи сохранились идеально.

– Тут же все на ва-кост! – с досадой проговорила госпожа Иссет. – Да еще на дореформенном!

– Конечно, Гельтенстах ведь не знал, что через полвека после его смерти ва-косты проведут языковую реформу! – парировала дочь. – Он вообще полагал, что Гайти Сотис, как честная супруга, передаст документ мужу и…

– Он ошибся только в датировке того, когда она это сделает, – в тон ей отозвалась профессор. – Ну что ж, дождемся вашего избранника, юная кокетка.

Ноиро примчался к ним изрядно уставшим, но бодрым:

– Я не видел большего зануды, чем этот Ривенкус! Он вытряс из меня все знания, какие только можно было вытрясти!

– Гм… В таком случае удивительно: почему так долго? Вы упирались?

Они с госпожой Иссет поглядели друг на друга и расхохотались, вызывая у Нэфри ревнивую мину, хотя она и не определилась, кого к кому больше ревнует.

– Подвергаться маминой тирании – это вообще-то моя привилегия! – сказала девушка. – Ты как?

– Нормально.

Он и в самом деле удивительно быстро пришел в себя после возвращения из Обелиска. Рана зарубцевалась, болезненная, даже смертельная худоба исчезла – он поправился за сутки, и, хотя до прежнего спортивного Ноиро ему было еще очень далеко, Нэфри поняла, что они победили проклятие Улаха раз и навсегда.

– Нам нужен перевод, – высвободив одну руку из его объятий, объяснила она и показала ему манускрипт полководца.

– У-у-у… – Ноиро окинул взглядом записи и даже тихонько присвистнул. – Старый ва-кост!

– Угу.

– Тут только со словарем. Я знаю современный, а вот с дореформенным, увы, не дружу. У дедушки с бабушкой есть, поехали…

В дом родителей Эрхо Сотиса они нагрянули этим утром, переполошив и обрадовав жильцов, которые все это время сидели в неведении, не зная, что творится в Кийаре, и пугаясь слухов – один страшнее другого, – долетавших из столицы. Дед Ноиро и Веги подробно описал им расположение музея и даже вызвался проводить, но госпожа Иссет его отговорила, объяснив, что по плану их не должно быть много – достаточно трех человек. Гайти Сотис молчала, но очень внимательно разглядывала мать и дочь Иссет, пока журналист не почувствовал, что ее мнение насчет Нэфри изменилось в лучшую сторону. За то время, пока они не виделись, мама распрямила спину, расправила плечи, помолодела, а в глазах ее снова вспыхнула жизнь, и молодой человек дал себе обещание, что больше никогда у них на пути не встанет Гинни-гиена.

Оккупировав беседку в саду по возвращении из музея, Ноиро и Веги стаскали туда всю справочную литературу, которая могла бы им пригодиться при переводе, а Нэфри, сидя за небольшим столиком, листала книги и пыталась прочесть записи Гельтенстаха. Но дело шло туго.

– Ко мне вчера заходил в гости Файро, – успела шепнуть ей Веги. – Они живут тут, поблизости. Помнишь его?

– Твой смелый ухажер? Конечно, помню.

– Хватит шептаться! – Ноиро потеснил их на скамеечке. – Приступим!

Веги перебралась на другую сторону и села по левую руку от брата. Обе девушки, посапывая, подглядывали за его работой и мешали подсказками.

– Не понимаю этого словосочетания, – наконец признался он. – Гельтенстах указывает здесь какую-то местность, но у него такой почерк, что я уже перебрал все варианты – и ничего не подходит. Вег, посмотри свежим взглядом, ты ведь умная.

Нэфри закивала и подвинула к ней манускрипт, а Ноиро широко зевнул. Веги разглядела тонко начерченный рисунок какого-то побережья и много перекрещивающихся надписей. В некоторых фигурировали цифры.

– Ва-эсто… ва-эсто… – забубнила она. – Кажется, это все-таки «ва-эсто»… Что-то, связанное с воздухом… Мне кажется, тут говорится о чем-то воздушном. Может быть, тут написано, что этот рисунок был сделан с воздуха? Летающий шар? Нет, суффикс «ите» в существительном у них мог принадлежать только одушевленному… «Ва-эсто преавитенрос ле»…

– В том-то и дело: я не уверен, что там именно «преавитенрос»… Не смотри в мои записи, думай сама.

– «Преатенрос» – «сундук». Летающий сундук? А что такое «преавитенрос»? Оно должно быть чем-то живым. Пф! Не мог разве ваш Гельтенстах писать на свободном месте и поаккуратнее?

– Да я сам задаю себе этот вопрос…

И тут на заваленный книгами стол упала тень, возникшая у них за спинами.

– Остров Летящего Змея, – произнес знакомый Ноиро и Нэфри голос. – Вам в школе преподавали историю и географию, ребята?

Разом вздрогнув, все трое обернулись и увидели сидящего на перилах беседки Гатаро Форгоса.

– Гатаро? – удивилась Нэфри. – Что вы здесь делаете?

– Если бы! Боюсь, я не совсем… гм… Гатаро.

Ноиро прислушался. Дикция у мужчины была поставлена идеально, и все же некоторые слова он, как-то странно сбиваясь, нет-нет да и проговаривал чуть неправильно: где-то тянул, где-то смещал ударение на другой слог. И это так напоминало…

– Та-Дюлатар? – не веря себе, проговорил журналист. – Но Хаммон сказал, что ты…

Тот коротко улыбнулся и пересел на скамейку напротив них:

– Мне кажется, я знаю, у кого позже попрошу объяснений. Я не понимаю, как это получилось. По всем признакам, я должен был умереть, когда вернулся из Агиза: поражения были необратимыми. Наверное, это произошло, но в вашем мире у меня оказался двойник, вернее, я сам, но сформировавшийся под влиянием иных обстоятельств… А вот как всё случилось, я спрошу у Айята. Сдается мне, этот хитроумный мальчишка знает куда больше, чем хочет показать. Он всегда был себе на уме…

Нэфри улыбнулась в сторону, и все же ничего не сказала. Она ведь пообещала.

Та-Дюлатар посмотрел на заваленный книгами стол.

– Можно?

С любопытством, но исподтишка разглядывая незнакомца, Веги протянула ему гельтенстахов манускрипт. Та-Дюлатар раскрыл энциклопедию и нашел карту южного полушария Тийро.

– Смотрите, – он указал на остров, где закончил свои годы знаменитый полководец.

Западное побережье Летящего Змея в точности повторяло изгибы на чертеже астурина.

– Это координаты некой локации, которая была для него очень важна и о которой он хотел сказать кавалеру Сотису, – объяснила Нэфри. – Я тоже чувствую, что это важно. В последнее время меня просто преследуют те или другие воспоминания, которые в итоге оказываются спасительными…

Та-Дюлатар протянул ей руку:

– Поздравляю, в тебе развиваются задатки псионика. Это здорово.

– Ого! И я смогу стать почти как Джоконда? – Он вздрогнул, а девушка закивала, крепко пожимая его ладонь. – Да-да, Кристиан! Они все ждут тебя, они проделали всё, чтобы помочь тебе выбраться отсюда.

Элинор хотел о чем-то ее спросить и даже сделал ради этого вдох, но передумал и сдержался.

– А как вы нас нашли? – спросила его Веги.

– А вы прятались? – Покачав головой, она засмеялась, и тогда он продолжил: – Я тоже думаю, что эти записи очень ценны, Нэфри. У меня есть предчувствие, что описание и указанные там координаты принадлежат третьему телепорту планеты. Теоретически он должен существовать, и, думаю, он существует близ Южного полюса.

Молодые люди переглянулись.

– Как вовремя Эгмон забрал твою шкатулку! – воскликнула Нэфри. – Я тоже чувствовала, что она еще пригодится!

– Шкатулка у нас? – удивленно и даже несколько растерянно спросил Та-Дюлатар, обозревая их обрадованные, оживленные лица. – Правда?

– Правда, Кристиан, – ответил Ноиро. – И уж теперь-то мы отправим тебя домой.

Нэфри смотрела на Учителя и не верила, что они снова все вместе. У нее не шевельнулось и сомнения в том, будто это не Элинор, а недавно проводивший ее на самолет Гатаро Форгос, который прикидывается Элинором. Кроме того, Эфий-Айят выкроил миг, чтобы шепнуть ей кое-что о возвращении Учителя, и сделал это с такой уверенностью, что девушка даже не успела опечалиться загадочным того исчезновением. Прошлой ночью после разговора с матерью она выглянула из дома Сэна Дэсвери и увидела Всполоха, который задумчиво ждал ее, положив морду на перила террасы, и фыркнул, когда Нэфри подошла и погладила его по щекам.

– Спасибо, мудрый Всполох. И прости, что я тебя когда-то укрощала.

– Он пришел проститься, – отозвался из темноты Айят на языке племени Птичников, но специально говорил медленно, чтобы она успевала понять.

Юноша появился бесшумно, как черный бемго-бемго, но не таил в себе опасности дикого зверя. Глаза его улыбались.

– Прощай! – она обвила руками сильную шею коня.

– Бог-целитель скоро вернется, – добавил Птичник. – Ему нельзя умирать. Осталось совсем немного, совсем немного…

– …Остался последний шаг, – шепнула Нэфри теперь, спустя сутки, чувствуя, как слезы жгут глаза, а в горле становится тесно и больно.

Элинор опустил голову и медленно кивнул, видя то, чего не видят остальные.

* * *

Обнимая за плечи продрогшую Нэфри, Ноиро смотрел, как поднимаются на круглое заснеженное плато Учитель, Хаммон и Айят, и все в его душе переворачивалось и ныло. И не только потому, что здесь заканчивалось большое и опасное приключение и что не вернуть тех, кто ушел навсегда. Вместе со странником по звездам с ними прощалась эпоха, когда ты чувствуешь себя юным и знаешь, что за тобою есть кто-то, кому будет не трудно взять на себя ответственность, защитить, научить – даже если это лишь твоя фантазия.

Они не говорили друг другу прочувствованных речей. Путешествие вымотало Элинора, по-прежнему непривычного к морской качке и еще более ослабленного нездоровьем тела Форгоса, а добраться до Сузалу на самолете кемлинские эмигранты не могли. И даже выступление «Создателей», все время плавания потративших на репетицию нового концерта, порадовало лишь немногих сузалийцев, Ноиро, Веги и Хаммона, а остальные по прибытии были готовы на все, лишь бы скорее добраться до гостиницы и перевести дух. Не тут-то было: полный энергии Рато Сокар кинулся узнавать насчет возможности добраться до острова Летящего Змея и вышел на связь с Гэгэусом, бежавшим в Майронге, в дорогой его сердцу Амеенти.

Бывший главред форгосовского журнала выслал им приглашение в свою страну.

Проводить «звездного странника» пришли все, кто пережил вместе с ним много тревожных дней в доме-убежище Сэна Дэсвери, и все ощутили, что успели привыкнуть к этому необычному, всегда стремящемуся отступить на второй план человеку.

– Спасибо вам всем, – сказал он, переводя взгляд с одного лица на другое. – Мы были заодно в изгнании, так не теряйте друг друга и после. Я тоже не забуду никого из вас!

А напутствуя сына в дорогу, Гайти Сотис тихонько призналась:

– Все же, Ноиро, я была не права, когда называла его дикарем. И мальчик у него толковый, весь в него. Знай, что я беру те свои слова насчет дикарей назад.

Журналист засмеялся и поддразнил:

– Лучше признай, что он тебе понравился!

Госпожа Сотис возмущенно вспыхнула, но спорить не стала, и Веги показала брату язык: она первой раскусила мамины чувства и даже слегка поспорила об этом с Ноиро во время плавания.

Впятером – Ноиро, Нэфри, Элинор, Айят и Хаммон – отправились на посадку и очень скоро покинули Сузалу.

Гэгэус лично приехал встречать их в аэропорт Амеенти. При виде Элинора ему едва не сделалось дурно, ведь он не ожидал увидеть бывшего шефа еще когда-нибудь в этой жизни. Объяснять, кто есть кто на самом деле, ему не стали, и Гэгэус с прежним рвением начал искать возможность отправить нескольких человек с попутной экспедицией на полюс, а его «мамуля»-Окити побежала по магазинам в поисках теплой одежды для путешественников.

Экспедиция подвернулась на удивление удачно (видимо, сыграл роль знаменитый псевдоним Ноиро, как бы невзначай упомянутый изворотливым Гэгэусом), и вечером того же дня пятеро путешественников поднялись на катер к полярникам. Всю дорогу была вьюга и болтанка. Чтобы не мучиться, Элинор вколол себе снотворное и проспал почти до самого места прибытия. Хаммон и Ноиро разговаривали с полярниками, среди которых журналист нашел несколько старых знакомых, а Нэфри и Айят шептались о чем-то своем и загадочно улыбались.

Остров заточения Гельтенстаха показался на рассвете. Он уже успел заледенеть и белел среди черно-серого пространства между водой и небом, словно гигантский айсберг. Хребет Летящего Змея и в самом деле напоминал змею, изогнувшуюся в море. А вдалеке смутно простирались берега Туллии.

Их высадили на берег с указанием, когда и где ждать обратного рейса. Это касалось только Ноиро и Нэфри – те уже знали, что Хаммон и Айят отправятся вместе с Учителем.

Вел их журналист, привычный к суровым козням заполярья, и в пути было не до разговоров: острый ледяной ветер бил прямо в лицо, слепляя ресницы и покрывая белой коркой брови и волосы. Время от времени Нэфри останавливалась, чтобы отдышаться, и вскоре Элинор с Айятом стали поддерживать ее под руки, облегчая путь, а она шутила над ними, ведь никогда прежде ей не доводилось видеть людей в зимней одежде, да еще и поседевших от инея.

Ноиро знал: сейчас она выдавливает из себя смех, а потом будет рыдать, как прорыдала всю прошлую ночь. Он понимал это, потому что и сам чувствовал себя не лучше, но в то же время ему хотелось, чтобы всё поскорее завершилось, чтобы Элинор обрел наконец покой в том мире, где остались его сердце и душа, и чтобы у всех знакомых кемлинских эмигрантов началась новая жизнь в приютившей их стране. Это были противоречивые чувства, и потому внутри журналиста бушевала вьюга смятения, похожая на ту, что назревала на материке, готовясь добраться и сюда, на остров.

ТДМ находился на плато над небольшой долиной. Он сам был частью этого плато, и когда-то его окружали постройки города, ныне мертвого и давно уже не похожего на город.

Впятером они расчистили устройство, и каждый опустил по каменному шару из шкатулки в предназначенную для этого «лунку» – отверстий в земле также было пять. Нэфри охнула, увидев, как выстрелил в небо луч ожившего портала и как взвихрились вокруг него серые облака. Это было и прекрасно, и страшно, как прекрасен и страшен великий Змей Мира – спиральный ворот перекрестка реальностей.

На прощание Элинор прижал к себе учеников, и вот стал слышен бешеный стук его сердца и сбивчивое, тревожное дыхание.