Текст книги "Режим бога (Последний шаг) (СИ)"

Автор книги: Сергей Гомонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 35 страниц)

Луис вкратце, без подробностей изложил суть вчерашнего происшествия. Джо смотрела на него и, внимая, одновременно думала о своем. О том, что сын так мечтает хоть чем-то походить на человека, известного ему лишь по записям и рассказам, что отращивает свои светлые волосы, но все равно остается как две капли воды похожим на своих покойных отца и дядю – братьев Лагранжей. О том, что теперь уже ничего не исправишь, да это и невозможно было бы исправить и раньше…

«Возможно, – возразил неведомый голос. – Он сам просил тебя оставить эти воспоминания и выстроить жизнь заново. Рядом всегда был Чезаре. Все было бы иначе, и Луис вырос бы нормальным парнем».

Волна возмущения подкатила к сердцу. Она топила все, что сделала Джо за эти годы.

«Луис и так нормальный парень! А Чезаре… Как ни большая ошибка – впустить к себе домой чужого сердцу и душе человека?!»

«Твой Луис – романтик. Жизнь ломает таких – и ты виной тому, что он не готов к этой жизни! Ты! Ты должна была думать о нем, в первую очередь о нем! Тебе нужно было идти к специалисту, наглотаться пилюль, в конце концов! Выбросить из головы эту химеру! Стать нормальной взрослой женщиной, как все! Как все! Думать головой! Принять вождя в свою семью – у мальчика должен быть вождь, должен быть пример, живой и наглядный, а не легенда! Чезаре сделал бы для вас всё!»

Она задохнулась и беззащитно качнула рукой, желая заградиться, отринуть. Слезы жгли глаза.

– Мам, ты что?! Всё так плохо, да? Мам?

Морок спал. Она поморгала, сбрасывая пелену, и мокрые дорожки остались на щеках.

– Ты уверен, что это именно «неизвестный науке» язык? – совершенно обычным твердым голосом спросила Джо. – Ты смог бы отличить ассирийский или древнеславянский от суахили?

– Конечно, нет! Я ведь не лингвист. Но не может ли считаться странным то, что Эфимия вдруг заговорила на суахили, древнеславянском или ассирийском?

– Ты не записал ее разговор?

– Какое там! Я обалдел так, что у меня самого отнялась речь и отключился мозг…

– Надо послушать и записать. Если всё окажется действительно достойным внимания, консультанта-лингвиста я отыщу, это не проблема.

– Мне не понравился по звучанию этот язык. Глухой такой, прерывистый…

– Для говорящего на кванторлингве любой другой язык кажется хуже. Она вобрала в себя все, а простые языки слишком примитивны.

– Нет, мам, я знаю и английский, и итальянский, но это не то. Язык, на котором говорила Эфимия, звучит гораздо хуже них! Итальянский звучный и певучий, в английском произношении тоже есть своя прелесть. А там… – он поморщился. – Тот язык звучит так, будто говорящий бранится и очень раздражен.

Джоконда улыбнулась:

– Понятно. Это происходит, когда в языке мало гласных звуков, много шипящих и гортанное произношение. Сюда подходит целый ряд древнеазиатских языков, Луис, – она откинулась на спинку стульчика и ласково посмотрела на сына. – Весь Ближний Восток и часть Кавказа говорили когда-то подобным образом…

Луис перестал расхаживать по кухне и стремительно сел напротив:

– А может ли быть, что к ней подключается какой-то незарегистрированный псионик-самоучка?

– Псионик-хакер… – задумчиво проговорила Джо, разглядывая чашку. – Сорпренденте[9]9
  «Удивительно» (искаж. итал.)


[Закрыть]… Посмотрим. Мне нужна она сама…

Тут Луис, взглянув поверх ее плеча, вдруг поперхнулся и фонтаном разбрызгал во все стороны так и не проглоченный кофе. Джоконда обернулась.

– Э-э-м… Добрый вечер, госпожа Бароччи! Привет, Лу! У вас там опять что-то случилось с Нинель… Вы посмотрели бы… – растерянно жестикулируя, сказала стоявшая в дверях Эфимия. – Опять это… зависла, кажется.

Выглядела она так, будто ее разобрали и частично восстановили на конвейере, половину фрагментов тела заменив на детали робота. Оптическую иллюзию стереокартинки на одежде дополнял кошмарный макияж серо-серебристого оттенка и черные линзы, закрывшие всю внешнюю поверхность глазного яблока, делая ее похожей не то на андроида, не то на схематического инопланетянина. На плече, ко всему прочему, зачем-то висел этюдник.

– Если я раньше сомневалась, была ли когда-нибудь жизнь на Марсе, то теперь уверена: она там есть до сих пор… – медленно констатировала Джоконда, и глазом не моргнув, но с интересом оглядывая гостью.

– У…у-у-у нас был пикет, и я просто не успела переодеться, спешила к вам…

Бароччи прищелкнула языком и пожала плечами:

– Какая насыщенная у тебя жизнь… И как только ты все успеваешь?

Закрыв лицо ладонью, Луис привалился к столу.

– Что на этот раз вы требовали для обездоленных «синтов», бамбини? Избирательного права?

– Это мы требовали в прошлый раз, – Эфимия плеснула себе в стакан воды и залпом ее выпила. – Теперь мы хотим, чтобы им позволили создавать семьи.

Луис громко хрюкнул и уполз под стол.

– И что вам на это сказали в Управлении?

– Было много репортеров, – в голосе девушки послышалось самодовольство, – у нас брали интервью… Правда, у меня не успели взять. Позвонил папа и предложил машину, чтобы развезти по домам какое-то шупито.

– Шапито, – кивнув, подсказала Джоконда, а Луис что-то пропищал из-под стола.

– А, ну да. В общем, он собрался подъехать ко мне, и я оттуда смылась.

– А что же «синты»? Поддержали ваши идеи?

– Да кто бы их спрашивал? Они ведь находятся под охмурежем системы, а что взять с личности, не имеющей собственного мнения? Пока над ними довлеет рабская идеология, с ними нельзя вести диалог на равных! Зато когда мы их освободим…

– …все они нацепят на головы кастрюли и выйдут на площади танцевать, – послышался стон Луиса.

– Хорошо, но зачем тебе этюдник? – невозмутимо продолжала Джо, попивая кофе.

– Зачем, зачем… – пробурчала Эфимия. – Рисовать… Лу, ты меня наконец-то встретишь, или я так и буду в пальто и с этим ящиком?

За спиной девушки привидением возникла няня Луиса. Взгляд у «синта» был стеклянным, однако помочь Эфимии расстаться с ношей и верхней одеждой она оказалась в силах.

– Где вы достаете эти… – Джоконда замялась, жестикуляцией помогая себе отыскать подходящее слово, – эти…

– Шмотки? – подсказала Эфимия.

– О, гранде! Шмотки! Где вы их достаете?

– Это наш главный где-то достает. Не говорит, где. Лу, хватит ржать! Я знаю, что ты вечно издеваешься над нашими ценностями, но можно это делать как-нибудь поприличнее?

– Прости-прости!

Красный от смеха, он выбрался из укрытия и подвел ее к столу.

– Расскажи маме сама, как все это началось.

– О'кей! Ну, значит, звонит мне Вероника сегодня утром и говорит: «Касс объявил сбор на вечер, будет пресса»…

– Фим, ну ты что?

– А, ну да! Простите, я все никак не отойду после петляния по городу с папой на хвосте…

– Зря волновалась: он наверняка проехал мимо, перепутав тебя с кучей металлолома!

Эфимия скорчила ему рожу, еще более внушительную из-за боевой раскраски, и поднялась налить себе кофе. Увидев себя в зеркале на стенной панели, девушка отшатнулась.

– Я не понимаю, – торопливо извлекая из глаз черные линзы, посетовала она, – почему все относятся к нам так несерьезно?!

Джо и Луис переглянулись.

– Попробуй подумать, – предложил он.

Эфимия подбоченилась и, почти прижав губы к его уху, прошептала:

– А может быть, все это ты говоришь потому, что ревнуешь к Стиву Кассу? А? Лу?

– Да я в жизни его не видел.

– Тем более: у страха глаза велики, как говорит мама.

Джоконда подперла щеку двумя пальцами:

– Смотрю на тебя, бамбини, и никак не могу взять в толк: ты дочь Фаины или ее генетический двойник?

Девушка пожала плечами, снова отвернулась к Луису, и они продолжили выяснять отношения. Бароччи поднялась:

– У меня есть час. Уложитесь в этот промежуток – я у себя.

– Мам!..

Она вышла в холл, но идти к себе передумала, сбросила туфли и забралась с ногами на широкий подоконник высоченного окна между этажами.

На Нью-Йорк наползает промозглый вечер, и скоро явится ночь с ее обычными терзаниями и тоской. Если не устать до смерти, засыпая на ходу, пытки до утра не избежать. И здесь не помогут ни лекарства, ни гипноз.

Последний день весеннего солнцестояния отличался от прежних…

…Как и все эти девятнадцать лет, она приехала в полночь с двадцатого на двадцать первое марта к пустырю близ бруклинских развалин. Было удивительно тепло, и на западной части неба светил краешек луны. Бросив машину, Джо пешком пошла к тому самому месту. Этот голос, проклятый навязчивый голос бубнил над ухом, коря ее за все грехи, уверяя, что она похожа на собаку, преданно ползущую встречать давно умершего хозяина. Он требовал жить настоящей полнокровной жизнью. Она ненавидела этот голос, называвший себя криком здравого рассудка, она не знала, что это такое и зачем доканывает ее.

В какое-то мгновение луна померкла и снова вспыхнула, хотя на небосводе не было ни тучки, ни облачка и холодно светили равнодушные звезды.

Голос стих и убрался вон. Сердце обволокло покоем.

– Здравствуй, Кристиан, – прошептала она, пытаясь угадать, где он, где его глаза. – Давай погуляем здесь?

И Джо пошла в сторону разрушенного моста, представляя себе, будто он идет рядом и слушает ее.

– Я впервые не знаю, что тебе сказать. Все какое-то… мелкое, никчемное. Мне хотелось бы думать, что там, где ты теперь, тебе хорошо…

Буря отрицания охватила ее с головы до пят. Она ли сама укорила себя за усталые слова?

– Знаешь, – успокоившись, продолжила она, – мне иногда хочется, чтобы этот синьор… Фараон… чтобы он еще раз забрался в этот портал, прыгнул сюда, пришел ко мне и рассказал, как все было на самом деле. Самое страшное – это не знать…

«Но надеяться», – договорила она сама за себя и вздрогнула. Но это не был «крик здравого рассудка». Это был ее голос и ее мысль.

Джоконда забралась на ветхую конструкцию старинного моста. Часть его нависала над отмелью, и она, сорокашестилетняя женщина, руководитель серьезной государственной структуры, мать – хоть и приёмная – взрослого парня, вдруг сбросила с ног обувь и в одних тонких чулках, приставными шагами, стала пробираться все дальше и дальше по ржавой балке, вздымавшейся в небеса, к луне. Губы ее дрожали.

– Почему он не сделает этого? У него есть твой экран, я сама дала тебе ОЭЗ. Если ты погиб, а ему удалось выжить – а ему удалось выжить, ведь жива наша вселенная! – то почему он не проберется к порталу, включая купол, и не телепортируется сюда?

Берег и вода уходили все ниже, растворяясь в темноте. Смутные контуры балки – это все, что было ориентиром. Джоконда медленно поднималась выше и выше. От холода металла начало сводить судорогой ступни.

– Несколько лет назад я поняла… Я четко осознала несколько лет назад, что если ты уже там, откуда возвращаются другими и в другое время, то все дальнейшее ни к чему, и у меня больше шансов найти тебя, если я тоже как можно скорее окажусь в тех же краях. «Слово превзошло земную твердь!» Может быть, так и нужно?

«Стой!» – кричал инстинкт самосохранения, «вопль здравого рассудка» или кто-то еще.

– Сейчас я дойду до края, вернусь, и мы поедем домой… как всегда… в этот проклятый чужой дом. Но я должна дойти. Я всегда хотела дойти до края и заглянуть за него… и всегда, всюду мешала эта кэвтела даннати[10]10
  «Проклятая осмотрительность» (искаж. итал.)


[Закрыть] и долг… Долг, долг! А сегодня я хочу, чтобы было так, как хочу я. Дойду и загляну!

«Остановись!» – простонал порыв ветра с Гудзона. В ушах нарастал гул, ноги выкручивало болью, а где-то там, под мостом, чернела ледяная вода реки. Упадешь в нее в это время года – и не выплывешь живой.

Она постояла. До конца балки всего три шага, край уже рядом…

– О, Мадонна! – вырвалось из груди, когда мышца левой ноги сделалась будто камень, выстреливая невозможной болью, и Джо впилась ногтями в ладони.

И очередной порыв ветра лишил ее равновесия. Она взмахнула руками, безвольно откидываясь назад, пытаясь ухватиться за воздух и призывая на помощь всю выучку пси-агента. Было поздно, мгновение ушло.

И тут сам воздух вдруг сжал ее запястье и дернул обратно. Тяжело дыша, Джоконда села верхом на балку, а потом зарыдала от нахлынувшего испуга.

– Это ты! Это был ты! Но я думала… Все эти годы я думала, что тебя уже нет, что я говорю с призраком! Но почему я не слышу тебя?

Ветер откликнулся стоном.

Отдышавшись, Джоконда медленно, в течение целого часа или дольше, сползала с моста, не веря самой себе и не смея надеяться. И она уже совсем отчетливо ощущала присутствие. Его присутствие рядом…

…Чей-то голос выдернул ее из воспоминаний.

– Мам! Ма-а-ам! Эфимия сейчас все расскажет!

Джоконда повернула голову и воззрилась на сына и его подругу:

– Я посмотрела тебя. Никакого присутствия псионика в твоем сознании не ощущается. Вторжения не было. А теперь расскажи, с чего все это началось?

Эфимия села рядом с нею на подоконнике, а Луис оперся на лестничные перила.

– Все началось недавно, во время моей поездки в Москву, к деду…

* * *

Дверь открыла низенькая пожилая женщина в банном халате и чалме из полотенца.

– Добрый ф-ф-ф…в…вечер, – проговорила она, заикаясь. – В-вы господин а…а…К-али…

– Фредерик Калиостро, госпожа Азмол, – представился старший из визитеров.

– Да, я И…ив-вен Аз-с…с. мол.

Калиостро указал на своего спутника:

– Помощник мой, Оскар Басманов. Вот подписанное действующим президентом распоряжение, в соответствии с которым я имею право на приватную – Оскар не в счет – беседу с вами, доктор Азмол.

Хозяйка оглядела Оскара и, кивнув, пустила их в дом.

– Почему Халкидики? – с улыбкой уточнил Фред, щуря непрозрачные серые глаза.

Азмол выглянула в окно. Дом стоял на крутом склоне с видом на море, и дорожка вела прямо к пляжу с золотым песком и ласковыми волнами.

– Аф… Афитос… – проговорила она с ностальгической ноткой в голосе. – Ф-ф-ф…в точности т-та-акой пейзаж рас-с-с-стилался перед окнами моего дома на Эсефе… Здесь похожий к-к-к…к-а-лимат и не растут пэсарты. Да вы п-проходите. Я с в-ва-а-шего позволения переоденусь.

Калиостро и Басманов остались вдвоем посреди просторной гостиной.

– Не сбежит она, мистер Калиостро? – шепнул Оскар.

– Сбежит? Зачем?

– Она какая-то странная.

– Будешь тут странной…

– Ну да. Эсеф же первым тогда попал под удар спекулатов…

– Я не только об этом. Глядите, Оскар: доктору Азмол совсем не чужда эстетика земной античности, – Фред повел рукой, указывая на стереокартины с изображением древнегреческих скульптур, занимавших простенки между восемью окнами.

– Она знает, кто мы такие?

– Нет. Полагаю, думает, что мы госчиновники. По крайней мере, во время сеанса связи я дал ей повод думать именно в этом направлении.

– Я уж-уж-же здесь! – пропела доктор Азмол, при полном параде входя в комнату и кокетливо поглядывая в сторону Калиостро.

«Нарядилась она и впрямь слишком роскошно для встречи госчиновников», – подумал Басманов, которому шеф отвел роль наблюдателя.

– Присаживайтесь. Н-н-не-е желаете чего-нибудь в-в-выпить?

– Нет, спасибо, доктор, – отозвался Фред. – Насколько мне известно, вы были координатором проекта «Трансдематериализатор» в институте астрофизики в Орвилле. То есть, в вашем ведении была львиная доля всех этапов разработки прибора?

– Ч-чуть более п-па-а-а-половины, если говорить точнее, господин а-а…К-калиостро.

– Вы очень помогли нам в прошлый раз своими разъяснениями в деле Хаммона…

Она печально усмехнулась:

– Э-э-это ф-ф-ф…вряд ли. У меня всегда с-с-ссердце обливалось кровью за судьбу того мальчика с Ф… Фауста. Я как чувствовала, что добром для него это не к…ка-а-а…кончится. Непомерно с-с-смел и б…ба-а-а…безрассуден. Я не хотела, чтобы он п-погиб. Меня убеждали, б-будто он «синт», но мне не верилось.

– Насколько велики были у них шансы продержаться под обстрелом, укрывшись куполом энергозащиты?

– П-пока н-н-н…а… не умерли бы от жажды.

– Почему устройство не перезабросило их снова – сюда, в наш мир?

Она слегка отстранилась и пожала плечами. Калиостро продолжал:

– Наше существование – это ведь признак того, что по крайней мере сам Хаммон выжил, не так ли?

Доктор Азмол кисло покривилась, превращая лицо в коралловый риф – такой же морщинистый и отталкивающий.

– Н…не-е-много не так, господин Калиостро. А…а-а…относительность времени… Эйнштейновская гипотеза – п-помните?

– Вы хотите ска…

– Д-да, очень вероятно, что п-п-п…а-аредприятие закончилось крахом: пули настигли цель, и наша Ф…ф…Вселенная доживает последние т-та…тысячелетия.

Басманов ощутил противный липкий холод между лопаток, но Калиостро и бровью не повел. Наоборот: поднявшись с места, он подошел к одному из восьми окон.

– Госпожа Азмол, припомните, куда попадает предмет или существо, очутившись, скажем, на диске ТДМ в египетской Пирамиде Путешествий?

– В-вам это известно не хуж-же, чем мне: в зависимости от п-порядка составляющих.

– А первый этап?

– Ф…ф-ф. внутренний мир, конечно!

– Как попал Хаммон, очутившись таким образом здесь, – согласился Калиостро. – Но если вдруг представить, что по какой-то причине составляющие исчезли из устройства?

– П-пирамида п…п-п-а-а…переправляет в принимающе-отправляющий портал на Тибете. Но все равно ч-через этап погружения сознания ф-ф…в-о-о внутренний мир.

Фред оглянулся и поднял палец:

– Вот! Почему-то никто из нас не учел возможность, что на ТДМ мира Хаммона не окажется составляющих! Здесь для его сознания была только лишь промежуточная станция, а конечной мог оказаться любой другой портал на его планете. Где, заметьте, никто не стрелял бы ему в спину! Может быть, даже на другом материке, как это мы наблюдаем на Земле.

Ивен Азмол замерла с приоткрытым ртом.

Басманов ощутил привычную щекотку в носу: наверняка где-то в доме стоял букет экзотических цветов наподобие орхидей, будь они неладны!

– Он н-на-а…ничего не говорил о ша-ш-ша-а…

– О шарах. Да! Перемещение, в том-то и дело, было для него мгновенным. Едва тело полностью оказалось на платформе, его забросило сюда. ТДМ бездействовал как портал необычайно долго и стал аккумулятором, скопившим огромное количество энергии. О шарах Хаммон не знал, но он говорил о пустыне, в которой находилось его предприятие. Упоминал также о том, что пустыня наступает на его город. Это же признаки близости мощного переправляющего портала!

– Д-да… Действительно… Я из-з-учала документы по земным п-порталам. На Земле аномалии п-прекратились, когда П-пирамиду начали экс…па-а-а…плуатировать. Ф-ф…все верно! З-значит, Хаммон и тот юный ф-ф…фа-аустянин выжили? Но п-почему в этом случае Эл не в-вернулся обратно? Ему для этого и надо-то всего н-найти принимающе-отправляющий узел. Наверняка там есть и третий портал, как здесь: Египет – Тибет – Мексика.

– Но вот знает ли он об этом?

Женщина поникла:

– Н-не уверена. Да и к-как найти портал, н-на-а-а… не зная его точного местонахождения?

– Вот и ответ, почему он не вернулся. Он точно знает только о двух ТДМ, но один из них – только принимающий, как портал в Чолуле. Должен быть третий, но найти его Кристиан может только методом проб и ошибок, а на такие поиски может уйти не одна жизнь. Все равно что искать иглу в стоге сена…

– Черт! – обреченно сказала Азмол, и глаза ее потухли.

– Пчхи! Простите! – добавил Оскар Басманов. – Аллергия на цветы…

– У м-меня есть антигистамин…

Тот лишь махнул рукой:

– У меня аллергия на препараты от аллергии. Забудьте! – и приложил к носу платок.

Калиостро снова сел на диван.

– Госпожа Азмол, этот вопрос мы выяснили. Как ученый вы согласны с тем, что на той планете есть – или очень вероятно, что есть – третий ТДМ. Возможность вернуться у Кристиана гипотетически существует. Кстати, а что вы там сказали об относительности времени?

Хозяйка развела руками:

– Это ведь не а-а-ксиома! Не ис-с-сключены всякого рода п-п…па-а-арадоксы. Но предсказать их невозможно… мы не можем знать всего. Он может вернуться сегодня, вчера… а может ч-через миллиард лет пос-сле нас. Кто ф-ф…вообще может поручиться, что это не он, вернувшийся оттуда во в-в-времена первой аминокислоты, п-построил сеть ТДМ в Галактике?

– Очень фантастично. Хотя бы по той причине, что вы, ученые, говорите о состоянии атмосферы в те времена. Но версия привлекательна. Вам нужно будет поехать с нами, доктор.

– К-куда?

– В Москву. В институт академика Савского.

6. Расшифрованные таблички-вальди

Ноиро проснулся поздно. Голова точно прикипела к подушке, полная глухого гула и пульсирующей сквозь полушария мозга острой боли. Тело не слушалось. Как и голова, оно отказывалось двигаться.

Чуть скосив глаза, журналист заметил, что повязка на плече за ночь пропиталась кровью, и теперь постель возле подушки была вся в заскорузлых темных пятнах. Наволочка казалась горячей, а его самого трясло.

«Время от времени тебе будет казаться, что все прошло, проклятье попустило. Это лишь иллюзия выздоровления. Дрянь, которую напустил Улах, сжигает наверняка, если ее не вылечить в короткий срок»…

Он попробовал пошевелить пальцами хотя бы здоровой руки. Бесполезно. Воля мозга была неслышна для изувеченного тела.

«Вот и все?» – отстраненно подумал Ноиро.

По замыслу черного шамана, умереть белый чужак должен был еще тогда, когда на него напала черная кошка сельвы. С тех пор проклятие лишь копилось, проникая в каждую клеточку организма. Та-Дюлатар сказал, что оно пробило Ноиро насквозь, как ствол дерева – через все годовые кольца. Это значит, через все уровни бытия. Если бы это было можно, целитель избавил бы его от напасти, как он делал это, проникая в другое измерение. И если Кристиан образно упомянул годовые кольца, то это означает, что и в доступных ему измерениях спасения для Ноиро он не добудет…

Но, может быть, он хоть немного облегчит его страдания, как делал там, в сельве?

Журналист отбросил всякие попытки контролировать тело, и оно выпустило его с большой охотой. Нырнув на серую пустошь, Ноиро быстро сориентировался и нашел коридор, ведущий в Рельвадо. Знакомые места, где он был еще позавчера, воодушевили павшего духом молодого человека. Он направил сознание к поселку Птичников и стрелой полетел туда от перекопа Айдо. Однако не успел он преодолеть и трети пути, впереди появилось знакомое сияние и привкус, который от каждого существа оставался свой, как запах в физическом мире. Это был Та-Дюлатар. С ним вместе шли прихрамывающий Бемго и по обыкновению спокойный Айят. Бемго был прежним, а второго юношу Ноиро едва узнал: тот смыл с лица и тела всю раскраску, и теперь лишь на плечах, груди и ключицах у него осталась намертво вживленная в кожу татуировка. Айят теперь еще сильнее отличался от своих собратьев, чем прежде. Журналист узнал его лишь по осанке и манере держать голову.

Они находились как раз неподалеку от нового места раскопок городища, где работал Йвар Лад и его группа и куда перед отлетом зашел Ноиро, чтобы взять свои вещи. Та-Дюлатар с Айятом насторожились, подняли глаза, выискивая что-то в кронах деревьев. Юноша сказал лекарю пару слов, мотнув головой за плечо, и Элинор согласно кивнул, по-прежнему высматривая нечто невидимое. Взгляд его уже почти настиг прячущегося от них Ноиро: журналист не хотел, чтобы они заметили его раньше времени.

Тогда лекарь и Бемго развернулись, продолжая путь к перекопу, а молодой воин побежал обратно, к деревне. Недолго поколебавшись, Ноиро последовал за ним.

Айят заглянул в жилище вождя, но лишь вполглаза, словно заранее знал, что Араго там нет. Убедившись в этом, юноша повернул к домену старшего раванги племени. Возле постройки и в самом деле собрался совет во главе с вождем. Айят встал на одно колено перед своим отцом и что-то ему сказал – Ноиро очень жалел, что в ватной тишине «третьего состояния» не различить ни единого звука. Выслушав парня, Араго повернулся к старейшинам рода. Те закивали; некоторые делали это неохотно, с сомнением покачивая головой. Однако главный раванга – тот самый худой черный старик, которого журналист видел при первом знакомстве с племенем – встал и решительно похлопал Айята по плечу. Юный воин подобрал копье и помчался дальше, по северной дороге, в сторону круга белых камней, а за ним побежало с десяток копьеносцев. На бегу Айят распутывал косицы и выбрасывал из волос вплетенные перья, с каждым шагом все больше теряя дикарское обличье. Он уже не был похож на Араго, но в нем появлялось что-то определенно знакомое, какое-то еще пока не осознанное журналистом сходство с одним из хорошо ему известных людей…

Птичники обогнули кромлех. Ноиро понял, что они держат путь к покинутому домену целителя. Неподалеку от крыльца Айят остановился и приказал что-то своим спутникам. Те покорно отступили в кусты, а он, тряхнув гривой шоколадных, еще волнящихся после косичек волос, взбежал по каменным ступенькам в жилище.

Чуть помешкав, Ноиро проник следом за ним.

«Уйди, ты все испортишь!» – проговорил вдруг в голове журналиста мужской голос, тоже очень и очень знакомый.

В полутьме комнаты у опустевшего лабораторного стола, чуть склонив голову, стоял Та-Дюлатар и исподлобья глядел на журналиста. Ноиро беззвучно охнул, ведь он только что видел целителя у перекопа Айдо!

«Здесь его нет, вернись и догони их с Бемго, он поможет тебе, полечит твои раны!»

Та-Дюлатар взял со стола копье и двинулся в сторону лежанки. Только тут Ноиро наконец-то понял, что это Айят, зачем-то переодевшийся в вещи прежнего хозяина домена.

«Иди же!» – и юноша лег в постель целителя, укладывая рядом с собой копье и отворачиваясь к стене.

Изумленный донельзя, Ноиро отпрянул за дверь. Ничего не понимая, он опять погнался, но теперь уже за Элинором и Котом. Застиг он их в самом начале каньона – перекопа Айдо, – но после предупреждения Айята побоялся привлекать внимание целителя Призывом, чтобы не навлечь на него опасность.

Как странно выглядела отсюда вечереющая сельва! Горы покрывала тускло светящаяся голубая дымка, то там, то здесь фонтанируя всплесками энергии земных глубин. Перекоп заполняло жемчужное море, полное необъяснимых загадок. Айдо появился здесь миллионы лет назад, во время нового горообразования, отметив место, где разошлись две тектонические плиты, собирая и комкая кору планеты. Там, где когда-то разливалось древнее море, выросли скалы и поднялась сельва.

Сейчас Элинор был настороже, видимо, заподозрив неладное, когда потерял присутствие наблюдателя, погнавшегося за Айятом. Отсюда лекарь казался в точности таким, как перед схваткой с «черными» копателями: светящимся получеловеком-полузверем. Образ его перетекал из формы в форму, и Ноиро видел, как, пряча от посторонних глаз, поглощают тайное чужие измерения. Он и сам нырял вслед за Незнакомцем, тоже меняя видимое обличие тонкой формы.

«Я рад, что ты продолжаешь двигаться вперед, даже когда тебе не до того, – шепнул баритон лекаря у него в голове. – Не шуми. Я найду сейчас укромное место и полечу тебя. Жди на пустоши, но не высовывайся пока на радугу».

Со спокойной душой Ноиро переместился в одну из пещер. Усевшись у выхода на пустошь, он стал ждать целителя.

Небо над спиралью сегодня выглядело воспаленным, да и сам ворот вращался гораздо быстрее обычного, а рычал утробнее. Пространство чертили неведомые темные болиды, тая в воздухе через миг после появления.

Наконец воздух с оглушительным треском лопнул, как во время преодоления реактивным самолетом звукового барьера, а из задымившего разрыва стремительно вылетело чудовище, прикрываясь обликом которого не так давно Та-Дюлатар заставлял Ноиро продвигаться по радуге. Из черноты провала послышался душераздирающий визг, что-то завозилось, сумбурно приближаясь. Чудовище повернуло морду и выпустило из пасти струю пламени, запаивая проход. Нечто бесформенное, дико вереща, так и застряло при этом между двумя мирами и издохло.

Ящер грохнулся на туманную землю пустоши и деловито пошел к Ноиро. Он метаморфировал прямо на ходу, начиная с макушки и заканчивая краем черного балахона Незнакомца, в который обратились напоследок черные крылья твари.

«Откуда ты?!» – спросил журналист, выходя ему навстречу из укрытия.

«Из твоего недуга».

«И что там?»

Незнакомец покачал капюшоном:

«Всё очень нехорошо, но я не знаю, что нужно делать»…

«Может ли быть такое, что ты не знаешь?!» – удивился Ноиро.

Элинор повлек его за собой, вновь разбил перед ними пространство, и они очутились в призрачном городе на какой-то звезде. Город постоянно менял очертания, омываемый протуберанцами, поверхность солнца бурлила, похожая на чей-то безумный мозг. Ни Ноиро, ни Незнакомец жара не чувствовали, только журналисту очень мешало ослепляющее сияние небесного тела. Город поглотил их, они стали его частью, утратив первоначальный облик и потерявшись для всего, что было вне светила.

«Еще скажи, что поверил в мое божественное происхождение, – усмехнулся Элинор, отвечая на последнюю мысль своего спутника. – Если я делился с тобой тем, что знаю и умею, это совсем не означает, что я знаю всё»…

(Иначе меня давно бы здесь не было.)

Ноиро дочитал непроявленную мысль, и целитель согласился с нею. Город принял облик громадного замка, увидеть который обычным зрением было бы невозможно. Ухватив его в целом, Ноиро снова постарался схлопнуть зрительное восприятие, чтобы звезда не испепелила его своим гневом.

«Улах проклял и тебя восемнадцать лет назад, – сказал он. – Как ты избавился от проклятия?»

Та-Дюлатар откровенно замешкался, пытаясь что-нибудь припомнить.

«Четыре недели выпали из моей памяти, – признал он наконец. – Фараон говорил, что меня заговаривала Аучар»…

В несколько рывков перед мысленным взором Ноиро пронеслись воспоминания – и его собственные, и чужие. Кричащая в ужасе старуха, которую за косы утаскивает с собой злобный шаман. Еще молодая жена прежнего вождя в длинной рубахе стоит на пороге домена и смотрит на журналиста головокружительно прекрасными черными глазами. Как скоро ей суждено превратиться в ту самую сумасшедшую бабку! Головокружение. Словно в дымке – ее лицо, еще более молодое. Губы шепчут на незнакомом языке, мечется пламя факела. «Есть последний способ, но если он заметит разницу, все пропало!» Ее смятенный взгляд…

«Еще я помню ту рептилию. Они редки в сельве, но для меня нашлось исключение, – Элинор усмехнулся. – На задних лапах у них растет по одному специальному когтю. В прыжке они способны вспарывать им брюхо своей четвероногой жертве. Меня спасло лишь то, что я прямоходящий, и оттого ее прием сработал нечисто».

Снова в воспоминания Ноиро хлынули образы. Он с какой-то палкой в руках из последних сил дерется с невысокой, едва достающей ему до груди, ящерицей. На его стороне – быстрота и верткость. На ее – крепкая шкура, когти, зубы и неутомимые мышцы. Вдалеке за кустами уже слышатся крики бегущих на помощь Птичников, но тут рептилия подпрыгивает и…

«Помню еще, как шил раны от ее зубов и этого когтя. Там было всего чуть-чуть до того, чтобы пропороть брюшину насквозь. Шить пришлось послойно. В общем… было больно, много вытекло крови. А потом еще началось заражение», – Элинор рассказал историю бесстрастным тоном, не позволив Ноиро пережить это внутри воспоминаний.