Текст книги "Режим бога (Последний шаг) (СИ)"

Автор книги: Сергей Гомонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 35 страниц)

Терзаемые параноидальной подозрительностью, служаки из тайной службы обеспечения защиты государства сейчас, наверное, выбрасываются из окон или заживо сжигают себя на глазах у вышестоящих. Так просчитаться!.. Но… может быть и другой вариант: все это было спланировано ими заранее и никто сейчас не вешается, не топится и не глушит яд… Ведь бывали случаи, когда правительство было врагом своим гражданам! Но это тоже из разряда паранойи. Если это и так, то доказать невозможно. А ведь Узлакан не замедлит спровоцировать войну с опасным соседом, волею климата способным подвинуть узлаканцев на их территории. Да и националистов там развелось видимо-невидимо, кемлинов и сузалийцев выживают, невзирая на срок проживания в Узлакане…

– Святой Доэтерий! – пробормотал Ноиро, мгновенно прикинув в уме все эти нюансы.

– Я отправила Веги к вашим деду с бабкой. В любом случае в Тайбисе безопаснее, чем в столице. Ходят слухи, что банды узлаканцев шастают по Кийару и насилуют школьниц. А ты бы слышал, что несет по телевидению этот оголтелый алирос! – мать скривила губы, передразнивая недавно вступившего в должность главы Алиросо Шакля Урберсоина: – «На пороге новой эры мы должны вмешаться и избавить мир от бездушной стальной машины, управляющей Кемлином из-под земли!» Это они про Тайный Кийар, про этих мерзавцев, убийц и грабителей, которые терзают нас уже столько веков! – она приподняла длинный палец и покачала им в воздухе. – И здесь мы снова пострадаем из-за них! Наш-то, наш… Кинулся в Сузалу, велел открыть для них границу, теперь мы с ними сразу стали друзьями, на смех всему миру, который понимает, с чем это связано, да и в Сузалу теперь отвечают брезгливостью…

– Мам, сколько же ты насмотрелась новостей? – Ноиро в ужасе подпер щеку, выслушав политпросветительскую лекцию из уст недавно такой доброй и домашней родительницы. – Да-а, вот во что превращает людей телевидение… Мам, а мам, скажи мне лучше, не показывалась ли здесь девушка по имени Нэфри?

Мать не без труда перешла к другой теме, поначалу долго и непонимающе глядя на сына. И то верно: тут повсюду только и разговоров, что о войне, а Ноиро о какой-то девице!

– Показывалась. Три дня назад.

– Оставила она свой номер или адрес?

– А ты что, не знаешь, где она живет? Вы разве не давно с ней знакомы? – насторожилась госпожа Сотис.

– Нет. Мы познакомились во время этой поездки.

– Да? Уф… А я уж испугалась, что между вами что-то есть…

– А между нами и в самом деле «что-то» – есть. Во всяком случае, будет. Но для начала мне нужен ее номер.

– Веги оставила тебе записку, а мне сказала, что Нэфри не звонит ей и не отвечает на звонки. Скажу я тебе, сын, послушай меня: что-то не то с этой девушкой! Будь с ней осторожен.

– Где записка, ма?

Она покачала головой и отлепила листочек от дверцы шкафа у плиты. На листочке почерком сестры было выведено: «Нэфри почему-то не отвечает, вот ее телефон» и несколько цифр номера. Ноиро проверил, все было именно так, как предупреждала Веги.

Ноиро схватил костыль и помчался к своему э-пи.

Стоило системе загрузиться, почтовые службы накинулись на журналиста с оповещениями. О нем, возможно, еще не вспомнили только Гатаро Форгос да глава Кемлина. Писем было столько, что Ноиро ужаснулся.

– Всё потом! – решительно сказал он и уже хотел перейти в программу поиска городских адресов, как тут на глаза попалось последнее в списке письмо, отправленное…

– Святой Доэтерий! – пробормотал молодой человек, дрожащей рукой наводя курсор на переливающийся свиток и щелкая на кнопку. – Нэфри Иссет!

«Это письмо придет к тебе в единственном случае: если со мной стрясется какая-нибудь неприятность. Подробнее узнаешь, заведя себе абсолютно новый (это обязательно!) почтовый ящик и отправив оттуда письмо с пометкой „Брат Веги“ вот по этому……… адресу. Внутри должен быть указан действующий номер для связи с тобой. Тебе перезвонят и все объяснят».

Значит, Элинор не ошибся. Значит, с Нэфри и в самом деле приключилась беда.

Он тут же зарегистрировал новый адрес и выполнил все инструкции девушки. Мать заглянула в его комнату.

– Что-то случилось?

– Нэфри пропала.

– А… Я думала, что-то серьезное. Тогда ничего из ряда вон выходящего: рано или поздно все твои девушки «пропадают». Нэфри не исключение.

– Тут все совсем по-другому!

Она всхлипнула:

– Ты бы лучше о себе подумал!

– О себе я тоже подумаю. Ма, ну перестань! Ты не была такой пессимисткой! Все пройдет.

– Да, если считать этим «всем» жизнь… – Гайти Сотис отвернулась. – Кто лечил тебя? Нэфри говорила о каком-то дикаре-знахаре… Он хотя бы не внес тебе заразу? Ты выглядишь ужасно! У тебя не может быть заражения крови? – она подошла и пощупала его лоб.

– Ну что ты, мам! Я ведь не в кийарской больнице лежал, какое заражение!

– Смешно тебе всё… В кого ты только такой удался…

– Мам, подожди-ка!

Новая почта замигала ярлычком свежего письма. Госпожа Сотис махнула рукой и удалилась, а Ноиро, судорожно тыкая в кнопочки телефона, даже не услышал щелчка закрывшейся двери.

После нескольких сигналов на том конце ответил молодой мужской голос:

– Я говорю с?..

– Вы говорите с Ноиро Со…

– Я понял, – прервал его мужчина на полуслове, как будто случайно не дав произнести полную фамилию. – Необходимо встретиться. У меня есть для вас кое-что.

– Что с ней? Вы знаете?

– Нам надо встретиться, – упрямо повторил голос. – Назовите, где, я подъеду.

* * *

На вид этот знакомый Нэфри был не старше восемнадцати лет. Студентик, смазливый, тоненький и очень неуверенный в себе. Его облик так не вязался с тем твердым решительным тоном человека по телефону, что Ноиро даже не двинулся в его сторону, ожидая увидеть настоящего собеседника. Тогда студент подошел сам.

– Ну что же вы, – укоризненно произнес он голосом того мужчины. – Нельзя так полагаться на внешность, – в его взгляде проскользнула скрытная улыбка. – Встреча у фонтана… Да вы романтик. Но я не девушка.

– Я вижу, – отозвался журналист, разглядывая его и понимая, что на самом деле визави старше своего образа лет на пять как минимум, если не ровесник самого Ноиро.

– Ту-Эл. Я играю с Нэфри в одной группе.

– Что с ней?

Ту-Эл взглянул на него очень пристально.

– Никто не знает. Впала в кому, а причины неизвестны.

– Она в больнице?

– Конечно. Где же еще? Аппаратное жизнеобеспечение. Вы бы видели, сколько всего прикручено к ней.

– Вы там были?

– Конечно. Ведь, по легенде, я безнадежно влюбленный в нее мальчик-музыкант, – он сардонически улыбнулся, и мальчишка-студент исчез бесповоротно. – Прикольная роль, правда? Всё знать, всегда быть под рукой, вздыхать при луне…

– По легенде? – с подозрительностью спросил Ноиро, ощутив невнятный укол полуревности-полунедоверия.

– Вы о главном слушать собираетесь, брат Веги?

Ту-Эл нравился ему все меньше. Он был нагл, напорист и циничен. И, кажется, действительно влюблен в Нэфри, как бы ни пытался скрыть это под двойной маской игры «да-нет-да»…

– В какой она больнице?

Ту-Эл со свистом выдул воздух через сжатые зубы и зажмурился:

– Сделаем вот что. Вы полностью выслушаете информацию, которую я должен до вас донести. Потом я говорю вам адрес больницы. И мы расходимся по своим делам.

Сдавшись, Ноиро кивнул.

В течение пяти минут собеседник изложил ему суть дела. Темная история, в которую вляпалась Нэфри, была связана с Тайным Кийаром. Девушка зачем-то проникла на их территорию («Статья „Промышленный шпионаж“ – это самое малое, что могут ей вменить», – падая духом, мысленно проговорил Ноиро.) и стащила из-под носа у охраны некую раритетную шкатулку. Так вот о чем она пообещала рассказать ему по приезде в Кийар, когда они встретились на радуге! Стоп-стоп-стоп! Еще она сказала: «И это касается нашего Учителя». Не могла ли она раздобыть этот артефакт для Элинора?

– Это ключ, – Ту-Эл повертел в пальцах маленький незамысловатый ключик. – Он подходит к дверце сейфа в государственном банке Золотой Пустыни, зал хранилища номер пять, отсек 287. Возьмите. Это не всё. Вот здесь – восемнадцатизначный код. Заучите его и избавьтесь от листка.

– Меня пропустят?

– Да. У вас есть ключ, а остальное – ваши проблемы. Просто так открыть эти сейфы невозможно. Ключ без шифра и шифр без ключа ничего отпереть не смогут. Вставляете ключ и на рулетке набираете необходимую комбинацию. Охрана проверит вас только на наличие взрывоопасных устройств и оружия, остальное их не беспокоит: за тот короткий срок, что отводят на визит, взломать их сейфы невозможно в принципе.

Журналист изумился:

– И что, все это в нашей стране? Я не сплю?

Ту-Эл ухмыльнулся:

– А вы никогда не замечали, что самые осторожные и осмотрительные, покупаясь на ерунду, часто прокалываются на важном? Теперь записывайте и запоминайте: городская больница…

* * *

– Вы журналист? – с подозрением спросила дежурная сестра в больничном покое.

Было в ее тоне что-то такое, что тут же заставило Ноиро отречься от своей профессии, сделав при этом честные глаза и сыграв обиду:

– Я к ней сам из больницы сбежал! – он стукнул по полу своим костылем. – А вы – журнали-и-ист! Неужели я так похож на этих прощелыг?

– Я не хотела вас оскорбить… Но… мать пациентки настояла, вы меня поймите… И это крыло интенсивной терапии, а не конференц-зал! Поэтому…

– Понял, я понял! Могу я пройти?

Усталая женщина указала ему рукой в сторону нужной двери, а сама подобрала со стола отложенную на время беседы телефонную трубку:

– Все, я здесь, голубушка. Что ты говоришь? А может, вам уехать в Энку? Город не меньше, а граница далеко. Муж всегда говорил, что только безумцы назначают столицами пограничные города, ведь посмотри: ни в одной столице мира…

Продолжения монолога Ноиро уже не слышал. Он ковылял по коридору, а в голове варилась каша. «Плохи дела, если люди говорят о таких вещах по телефону, в открытую»… «Это касается нашего Учителя»… «Кажется, у тебя, парень, есть шанс избавиться от проклятья»… Кома… Что означает эта кома? Элинор искал ее повсюду, а ведь между тринадцатью и Учителем создается эмпатическая связь. Он должен был найти ее непременно! Но не нашел. И при этом она все еще жива. Так куда подевалось ее сознание? Это неподготовленный потеряется во время комы на перекрестке, а здесь совсем другой случай!

Перед палатой Ноиро остановился, перевел дух и поймал себя на мысли, что с таким же трепетом, горестью и тоской он входил в прощальный зал, боясь увидеть еще недавно бодрого и здорового отца в ящике для погребений. Как будто тот живой, просто зачем-то так нехорошо с ними шутит, а на самом деле все это неправда: либо отец сейчас откроет глаза и скажет, что врачи все перепутали и ошиблись, либо проснется сам Ноиро и переведет дух, отделываясь от кошмара. Но он вошел тогда, придерживая за плечи мать и сестру. И сразу стало ясно, что врачи не ошиблись, что этот шов, грубой нитью стянувший голову того, что еще на днях было живым Эрхо Сотисом, – это приговор, который не подлежит никакому обжалованию, и самый изысканно-страшный сон меркнет перед ужасом реальности.

Зачем это вспомнилось теперь? Нэфри жива, она будет жить, не сметь думать о прощальном зале! Чудеса бывают! Бывают, просто мы не знаем их подоплеки, и Нэфри проснется, проснется…

Собравшись духом, Ноиро сделал шаг вперед.

Возле кровати девушки, присоединенной к сложному аппарату жизнеобеспечения, сидела дама преклонных лет, худощавая, длиннолицая и мрачная. Этой ночью она не спала, и под глазами ее было черно.

Тихо поздоровавшись с нею, Ноиро устремился к Нэфри.

Та лежала, подключенная многочисленными проводками и трубочками к умной машине. В теле ее было не больше жизни, чем в простыне, укрывшей ее от стоп до груди.

– Вы кто будете? – вдруг низковатым голосом сурово спросила дама.

– Виноват, простите. Я Ноиро Сотис, госпожа Иссет…

– Откуда вы меня знаете?

– Нэфри рассказывала о вас в сельве. Мы с ней познакомились во время этой поездки.

– Значит, вы тоже археолог. Но в этом случае почему я вас никогда не видела?

Тяжелый испытующий взгляд длиннолицей дамы заставил Ноиро ощутить себя набедокурившим мальчишкой.

– Я не археолог, госпожа Иссет. Я журналист из «Вселенского калейдоскопа».

Она вспыхнула раздражением и прищелкнула языком:

– Нет, но я ведь попросила, я ведь сказала этим слабоумным не пускать сюда прессу! Я ведь попросила!

– Госпожа Иссет, я здесь не по работе. И вообще я не специализируюсь по светским новостям. А если нужно, и сам выброшу отсюда любого своего коллегу. Я здесь потому…

Та чуть отстранилась и оценивающе поглядела ему в лицо. А он отвернулся к Нэфри.

– Потому что вы ее любите? – смягчаясь, просила госпожа Иссет.

– Да.

Она коротко улыбнулась, потом ее губы задрожали, снова мимолетно скользнула улыбка, в глазах встали слезы.

– Вот. Вот, – она развела руками и договорила изменившимся от сдерживаемых рыданий голосом, – вот только за счет этой протониевой машины моя дочь и жива… Вот! Не слышит, не видит, не соображает, что с ней происходит…

– Госпожа Иссет, вам нужно отдохнуть, – тихо проговорил Ноиро. – Если пустите меня, я посижу вместо вас, а вы поедете и поспите.

Она резко встала и подошла к открытому окну и незаметно промокнула слезы свернутым мокрым платком.

– Вы что, попали в аварию? – не оборачиваясь, пробасила госпожа Иссет.

– Можно сказать и так…

– Присядьте на мое место. Наверное, вы правы. Я здесь уже вторые сутки. Не смогла уснуть. Всю ночь, представляете, вспоминала ее маленькую…

– Я побуду с нею, госпожа Иссет, – повторил он. – Если что-то изменится… я имею в виду, когда она придет в себя, вы узнаете об этом тут же.

Ее плечи дрогнули. Кажется, она разучилась верить в чудеса…

Госпожа Иссет повернулась и стала собирать в сумку немногочисленные вещи:

– Я предупрежу медперсонал, чтобы вас не беспокоили. Здесь неподалеку есть небольшая закусочная, там можно заморить червячка. Если хотите, я привезу вам…

– Нет, благодарю.

– Здесь, – она подала ему карточку, – мой номер. Если что – звоните без промедлений.

– Конечно.

Ноиро записал ей свой телефон и снова повернулся к Нэфри. Госпожа Иссет бесшумно прикрыла за собой двери.

– Привет, – шепнул он, вставая на колени у изголовья кровати и касаясь кончиками пальцев волос девушки. – Где ты, Нэфри? Я надеялся, что найду намек в твоем послании, но там только об этой проклятой шкатулке… Неужели они добрались до тебя? Ну какая нужда им похищать тебя таким образом? Ведь если ты от этого умрешь, они никогда не узнают, что хотят узнать… Но ты не умрешь. Не умрешь.

Ноиро потянулся к ее губам и, осторожно поцеловав с краешка, чтобы не задеть трубку системы, едва слышно окликнул из тонкого. Она никак не прореагировала на Призыв, лежала по-прежнему бледная и спокойная. Это так походило на смерть…

Журналист вспомнил слова Хаммона, которыми тот напутствовал его, пока Элинор с воинами ходили в деревню Птичников.

– Кажется, у тебя, парень, есть шанс избавиться от проклятья. Заговоров я никаких не знаю, но вот последний способ, о котором мне говорила… Короче, слушай…

…Ноиро смотрел на Нэфри. Если все это правда и если она не вернется из комы в скором времени, то ему конец. «Не обольщайся. Время от времени тебе будет казаться, что все прошло, проклятье попустило. Это лишь иллюзия выздоровления. Дрянь, которую напустил Улах, сжигает наверняка, если ее не вылечить в короткий срок»… Но страшнее не то, что ему конец, а то, что она может и не вернуться. Ведь кома – это почти предсмертное состояние, и по статистике больше коматозников уходит дальше, чем возвращается обратно…

Поздно вечером, все так же сидя возле девушки и рассказывая ей о приключениях в сельве, Ноиро услышал звонок своего телефона. Журналист подумал, что это мама, и это оказалась мама, только не его. Говорила госпожа Иссет тихим и встревоженным голосом:

– Немедленно заканчивайте эксперимент с этим реагентом! Я не смогу приехать, мне нужно в больницу к дочери!

– Госпожа Иссет, вы ошиблись номером, это Ноиро… – он дунул в динамик, но она продолжала говорить, все настойчивее и настойчивее:

– Что с нею? Неизвестно. Врачи предполагают воспаление коры головного мозга. Да, церебральный арахноидит! – мать Нэфри сделала особое ударение на диагнозе. – Я давно замечала, что она перестала понимать не то что мои намеки, а даже прямые указания, представляете! Очень опасное заболевание, у человека ослабевает мыслительная деятельность… Но нет, пока точно неизвестно, они сначала проведут томографическое обследование.

– Я понял, – шепнул Ноиро.

– Ну и отлично! Заканчивайте эксперимент, чтобы не передержать. Пятнадцать минут – и может быть поздно, вместе с окалиной повредится металл. Ключи сдайте на вахте, но только не называйте свою фамилию. Если мэтр Лад узнает, что мы с вами пользовались лабораторией в его отсутствие, он нам всыплет!

– Понял, все сделаю!

– Ну вот и хорошо! Диссертацию мы с вами все равно напишем. Не унывайте. Спокойной ночи.

Он вскочил. Мимо сестринской и поста проходить нельзя: в двенадцатом часу ночи всполошится все отделение.

Значит, Нэфри опасалась не зря, и они явились в лучших традициях: среди ночи, без предупреждения, как грабители, болезнь или стихийное бедствие. Госпожа Иссет не растерялась, и благодаря ее смекалке у него теперь есть фора. Наверняка они едут с нею, чтобы убедиться в том, что Нэфри лежит ни жива, ни мертва. Может быть, у них дома только что был обыск…

Ноиро выключил освещение и, подойдя к большому окну, поднял жалюзи. Свет дальних фонарей осторожно проник в палату. Напротив не было никаких построек, кроме каменного забора, ограждающего небольшой прибольничный парк. Но второй этаж… До ранения Ноиро и не задумался бы над такой чепухой, а теперь это казалось ему серьезным испытанием для израненного тела.

Журналист успел, несмотря на тревогу, оценить комичность происходящего и не удержался от улыбки.

Створка окна открылась, лишь чуть-чуть щелкнув. Ноиро перегнулся через подоконник – посмотреть, не горит ли свет в палате этажом ниже. Потом память подсказала, что под ними находится административное крыло и сидеть там до такого часа не станет никто.

– Святой Доэтерий, не гневись, так надо! – шепнул молодой человек, взбираясь на окно и переступая на оцинкованный наличник.

Костыль пришлось выкинуть сразу, и тот мягко шлепнулся в траву. Ноиро понадеялся, что и он сам шлепнется не жестче. Фрамуга плавно вернулась на место, но защелка не сработала.

– Вот так, Нэфри Иссет, – пробормотал он, осторожно сползая на карниз и хватаясь уцелевшей рукой за наличник, – ночи любви у нас с тобой не было, а из окон твоих я уже прыгаю…

Разжать пальцы и рухнуть в неизведанную темноту было не таким уж простым решением, но они разжались сами, и рухнул он не в траву, а на какой-то неудачно подвернувшийся кустик. Все обошлось бы несколькими новыми царапинами, но боль в недавних ранах скрутила так, что Ноиро в беспамятстве провалялся в зарослях, пока в окне палаты Нэфри не загорелся свет и не замелькали тени.

Журналист ухватил костыль и подтянулся впритык к стене здания в надежде, что его не увидели. Он сидел на земле и переводил дух. Кто знает, сможет ли он подняться на ноги и идти? Кажется, он снова повредил раненое плечо: повязка была мокрой, и уже даже сквозь рубашку то там, то здесь проступали темные пятна.

Наверху что-то бубнили.

Собравшись с силами и ухватившись за стенку, Ноиро поплелся прочь. Идти придется далеко. Наверное, после этой прогулки от костыля у него вырастет под мышкой мозоль, но после всего, что осталось позади, это было уже сущей безделицей.

Домой он приковылял только через три часа. Мама не спала – ждала его. Теперь понятно: после разговора с госпожой Иссет аккумулятор телефона разрядился, и Гайти Сотис не смогла до него дозвониться…

– В новостях передали, что сегодня на границе с Кемлином узлаканцы обстреляли туристический автобус. Там были и наши, и иностранцы… А ты все ходишь неизвестно где…

В ее словах почти не прозвучало укора, но на сына она даже не взглянула.

– Прости, мам… – заплетающимся языком пробормотал Ноиро, добрался до постели и рухнул на свою кровать, как подкошенный, успев только отбросить в сторону костыль.

5. Obsession

– Папа! Ну черт возьми, мне уже скоро восемнадцать, сколько можно меня опекать?!

Слушая вопли дочери, Паллада откровенно потешалась над родней. Дик и Эфимия один другого стоили. Воткнули друг в друга взгляд – и ни шагу в сторону. Правильно говорит папаша: наследственность решает всё!

– Будет двадцать – поезжай хоть куда.

– Ты говорил мне подобное в четырнадцать: «Будет шестнадцать – езди одна!»

– И что, я не сдержал обещание? – Дик усмехнулся, отодвинул ее со своего пути, и Эфимия помчалась за ним в его комнату.

– Сдержал, но чем отличается пятнадцать от шестнадцати? И что, если бы я полетела к кому-нибудь из дедушек за день до своего дня рождения, со мной бы что-то случилось?

– Колючка, а колючка! Читай по губам: я не хочу слышать ни о каких порталах. Получишь эйчпермит – поступай, как знаешь. Но до двадцати я за тебя в ответе.

– Да почему у тебя такое предубеждение против ТДМ?! – не сдавалась девушка. – Это… да это безопаснее, чем перелеты во флайерах!

Тут Фаина не выдержала.

– Что ты, это безопаснее даже нашего домашнего рефрижератора! – крикнула она им, продолжая притворяться, будто смотрит новости. – Дорогой спутник жизни, а не был бы ты так любезен, пока выпало нам счастье лицезреть тебя дома, посмотреть, какого, действительно, черта творится с этой развалиной? И если ты еще раз заявишь, что все в порядке и заказывать новый еще не стоит, а я снова обнаружу бутылку своего сока в глубоком криогене – держись!

– Мама! – в отчаянии взвыла Эфимия. – Не меняй тему!

– Я не меняю, продолжайте!

Паллада очень сомневалась, что после того случая с поломкой ТДМ на пустыре в Бруклине Дик изменит свое мнение об этом устройстве. Так и есть:

– Колючка, я сказал: нет!

– Фим, не забывай, что папа относится к ТДМ примерно так же, как средневековый инквизитор к практикам Бруно и Коперника.

– И к атомию! – добавил Калиостро, удаляясь в столовую осматривать рефрижератор.

– О, это вообще дьяволова отрыжка! – возведя глаза к потолку, прокомментировала Фанни.

– Вы самые чокнутые родаки, которых я когда-либо видела!

Эфимия с грохотом задвинула дверь в свою комнату, а Паллада со вздохом посмотрела на голографического диктора:

– Я всегда подозревала, что ее чем-то перекормили в инкубаторе…

Хах! Сейчас эта девчонка плюхнется в вирт-кресло, задерет ноги на стол, опустит заслонки и разнесет очередной многомерный мир в клочки. Да и то – чего нам, кроманьонцам, с мирами церемониться? Придут админы, все восстановят. На то и создано – душу отводить.

В доме воцарилось безмолвие, означавшее, что все пошло по предсказанному Фаиной сценарию. Паллада снова погрузилась в изучение мировых новостей: иногда и ей нужно было решать те же проблемы, которые лежали на плечах Джоконды, а для этого приходилось поддерживать свой политический кругозор в спортивной форме.

– Фанни! – Калиостро вернулся в зал подозрительно быстро. – Я ничего не понимаю: ты говоришь о каких-то поломках, а у меня там все работает без сбоев.

– Это электроника тебя боится. В прошлой жизни она была еретиком. Карди! Слушай, ну отпусти ты Фиму с Луисом! Ты же сам понимаешь, что у тебя это из разряда клаустрофобии! Был бы хоть один несчастный случай на ТДМ – да всю эту лавочку прикрыли бы мигом!

– Несчастные случаи были.

Паллада вкрадчиво подступила к мужу и, обойдя вокруг, как лисица сыр, с коварным видом провела рукой по его седеющим волосам.

– Ну конечно-конечно! – сладко шепнула она. – С «синтами». А я говорю о людях.

– Не скажи этого при колючке, за своих киборгов она тебя съест и не посмотрит, что ты лила воду на ее мельницу!

Фанни прижалась к нему спиной, взглянула из-за плеча, закусила губу. Дик наблюдал за ее манипуляциями, и не без любопытства.

– Ну так отпустишь?

– Не-е-ет, – невозмутимо ответил он, однако прокололся: дрогнул слабой улыбкой.

– Мы будем предоставлены сами себе… – она резко повернулась, охватила его за шею и прижалась еще плотнее к бедрам. – Хоть днем, хоть ночью!

– Несомненно. Ты – в Вайперруме, я – в Бермудском треугольнике[6]6
  Так в среде посвященных называют штаб-квартиру «Черных эльфов» в Калифорнии и филиал Управления в Нью-Йорке.


[Закрыть]…

Фанни поиграла бровями.

– Карди, а ты смог бы сыграть ремарку «немного побледнел»? – и она выгнулась, принуждая Дика поддержать ее за талию.

В конце концов ему все-таки пришлось повторять за нею движения беззвучного танго.

– А ты?

– Я первая спросила.

– К чему это?

– Ну… я тут у тебя замечаю кое-что… интересное… отрицающее твое равнодушие к идее остаться наедине… А? Нет?

– Да.

– Да-а-а? Хреновый ты актер.

– Вот я и не актер.

– И ролевик[7]7
  Ролевик – одна из специализаций сотрудников Управления


[Закрыть] ты тоже хреновый.

– Эфимию я не отпущу, и не мечтайте. Ни с Луисом, ни одну, ни с кем.

– Мракобес!

Она попыталась вырваться, но теперь уже Калиостро не отпустил ее, быстрым движением отвернул от себя, провел руками по ее телу, заставив тихонько застонать, и, крутанув обратно, прижал к стене, сминая притворное сопротивление.

– Ужасный мракобес! – шепнул он ей в губы, но только лишь Фанни потянулась навстречу, тая под взглядом зеленовато-синих глаз, из комнаты Эфимии донесся страшный крик.

Оба они, не сговариваясь, побежали к комнате дочери.

– Она заперлась, – сказала Паллада.

Калиостро забарабанил кулаком:

– Малышка, открой нам!

– Фим, разблокируй дверь! – перед глазами Фанни мелькали совершенно абсурдные, но оттого не менее жуткие кадры из фантастических ужастиков на тему виртуалок и вирусов, поджаривающих мозги пользователей или утягивающих сознание игроков в синтетическую реальность.

– О'кей! Надеюсь, двери она не забаррикадировала, остальное… – покряхтывая, Дик сунул руку глубоко за старинный шкаф, нащупал там панель, сдернул крышку и шлепнул ладонью по аварийному сенсору, – остальное поправимо.

Дверь беззвучно утопла в стене, и Фанни который раз в жизни поблагодарила свою любовь к антиквариату, тяжело сдвигаемому и хорошо маскирующему всякие тайнички.

Они вбежали к дочери. Все было так, как предсказала Паллада: Эфимия сидела в вирт-кресле, задрав ноги на стол, и сдавленно рыдала. Заслонку она отшвырнула от себя, и та валялась у самой кровати.

– Фим, что? Ну не реви, говори, что? – Фанни обняла ее, наскоро ощупала – цела или нет – заглянула в заплаканные глаза и пошлепала по щекам. – Ну говори, говори, что?

Вместо расспросов Калиостро подхватил с пола заслонку и посмотрел программу.

– Карди, что там?

– Да ничего, – он небрежно кинул устройство на стол и сел на корточки возле Эфимии. – Обычная головоломка с элементами лабиринта.

– Пятимерная?

– Четырех, кажется. Да при чем тут это? Малышка, ну рассказывай, не томи!

Та уцепилась за него обеими руками, повиснув на шее:

– Та-та-там… там…

– Там. Дальше?

– Там был… кто-то ещ-ще… еще!

– Тебе не померещилось?

– Нет. Точно.

– Не может быть такого…

Фанни с сомнением посмотрела на мужа:

– Точно не может?

– Абсолютно точно. Там один «кто-то» – сам участник. Все остальные объекты «что-то» – эн-пи-си. Программа вживля…

– Это был «кто-то»! – с досадой воскликнула Эфимия, капризно, совсем еще по-детски оттопыривая нижнюю губу и снова готовясь разреветься – знала, что отец не чает в ней души и что только ее появление на свет вернуло его к жизни после гибели Софи Калиостро, снова научив улыбаться. Знала и нередко этим пользовалась. – По-твоему, я не отличу живого человека от «неписи»?

– Рассказывай! – потребовала Паллада, обрубив ее попытки разжалобить Дика.

Все началось в момент входа в игровую зону. Эфимия ощутила небывалый прилив воодушевления и надежду. Все, созданное искусственно для этой локации, казалось ей невероятно знакомым, хотя девушка играла здесь впервые. Графика была просто гениальной.

– Это так таинственно!

Удивляясь себе, Эфимия уверенно покинула зону входа, нашла точку слияния известных видимых измерений с виртуально смоделированным четвертым – раньше она билась над этим часами и то не всегда побеждала хитрую программу, – очутилась в длинном темном коридоре и заскользила по нему в сторону светлого кружочка в конце. Ей не пришлось даже прибегать к помощи NPC-персонажа в облике киноцефала: она знала здесь все. Киноцефал лишь пролаял вслед девушке мудрую сентенцию и снова замер на месте, близ зеркальной лужицы, натекшей со сталактита.

Тоннель закончился унылой и безрадостной равниной, а та в свою очередь через пару километров от системы пещер обрывалась в пропасть. На другом берегу разлома игровой движок визуализировал неведомое устройство, состоящее из разноцветных сфер, уложенных в закрученные спиралью бусы. Машина вертелась, беря начало в небесах и заканчиваясь на невидимом дне, в глубинах земли. По сравнению с нею все было микроскопически ничтожным. Спираль подавляла, нависала, будила страхи и взывала к покаянию.

Эфимия возликовала. Радостно закричав, она бросилась в пропасть, точно зная, что сейчас же на пути ее из ничего возникнет стеклянный мост. И он возник, протянувшись дугой до противоположного берега.

– Явись! – закричала она в вечность, а в памяти замелькали лица. Ей привиделся и Луис, и – отчего-то – его приемный отец, которого прежде она видела лишь на стереоснимках, и он же, только в виде средневекового монаха в рясе и накидке, из-под капюшона которой вырывался яркий свет, и еще с десяток незнакомых людей, кого сердце определяло как близких по духу. – Явись! Явись! Я здесь! Явись!

Все внутри дрожало и разрывалось. Крик отскакивал от невидимых стен и возвращался обратно к ней. С программой творилось что-то неладное. С грохотом обваливались пещеры, распадались связи в спирали, и шары падали в огненную пропасть, а вихрь закручивал небо в яростный смерч, грозя уничтожить всю локацию.

Эфимия замолчала, уже не понимая причин своего буйства. Она уже хотела было открыть виртуальную инструкцию-солюшн и ознакомиться с правилами этого локала, и тут перед глазами все померкло, как в прошлый раз, когда дед Алан включил запись криков гибнущей ДНК. А потом возник кошмар. Припадая всем телом к стеклянному мосту, рядом стенало полыхающее в огне разумное существо, полное скорби и безутешное, как дикий зверь в капкане. И когда оно в отчаянии протянуло к Эфимии горящие обугленные руки, девушка закричала и сдернула заслонку.

– Что это, Карди? – Паллада посмотрела на мужа.

– Скорее всего, все-таки эн-пи-си, – пожав плечами, ответил Дик, но Эфимия тут же перебила его фразу протестующим воплем:

– Это был не «непись»! Это был живой человек! Живой!

Калиостро поднялся с корточек и терпеливо присел рядом с нею на краешек кресла.

– Ну вот подумай-ка сама, терновая колючка: все эти, – он кивнул на микро-ДНИ, завалившие половину стола дочери, – игры заточены исключительно под тебя. Туда не пустят даже нас с мамой. Ты сдавала генограмму перед регистрацией?