Текст книги "Евангелие от обезьяны (СИ)"
Автор книги: Руслан Галеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 33 страниц)
… и да, я искренне в это верю. Люди не могут не меняться. К сожалению. Мне уже почти сорок, и к этому возрасту начинаешь понимать разницу между идеалами и самообманом. То есть, конечно, круто слушать, как какой-нибудь морщинистый, похожий на кокос Мик Джаггер говорит о том, что он не изменился, да? И что в душе он все тот же чувак, который ходил голышом по улицам в знак протеста против войны во Въетнаме. Но такого просто не бывает, это Unreal со всеми аддонами и редакторами карт. Это как с велосипедом. Ну да, заезженное сравнение, но фишка затертых истин в том, что они многократно проверены и, как правило, правдивы. Так вот, ты либо крутишь педали и едешь вперед, либо не крутишь, и тогда велосипед падает. Все просто. На самом деле в этой простоте много подвохов, но я не буду сейчас о них говорить, потому что мне и так тошно. Просто константа – люди типа миков джаггеров меняются чаще и круче остальных. Это их профессия, они крутят педали так, что зашкаливают авиационные спидометры, а несколько государств третьего мира обеспечиваются электроэнергией. Если бы они не менялись, то до сих пор лабали бы никому уже сегодня не нужный биг-бит и про них забыли бы, как про большинство команд «британского нашествия». Понимаете, о чем я? Но ведь все знают Мика Джаггера, и все знают вечного пацанчика Игги, а на отечественной телеэстраде прыгает условным undead-ом перетянутый ярмарочный клоун Валерий Леонтьев. Они так клево продолжают трясти стареющими, но вечно молодыми ягодицами! Все тот же старина Мик, все тот же пацанчик Игги!.. И никто не задумывается о том, что если бы эти парни не поняли в свое время, как важно крутить педали, их бы попросту не было. Те, кто не менялся, уже давным-давно откинулись от ядерного овердоза или превратились в унылые бэнды для стареющих домохозяек, типа нашего «Доктора Ватсона». Никто не станет снимать полноформатные фильмы о концерте группы «Доктор Ватсон», это западло, это не продвинуто и это не окупается. А «Да будет свет!» про «роллингов» окупился, потому что слушать этих морщинистых перцев – по-прежнему не западло.
Вот ядействительно не изменился, не Мик Джаггер, а я. Да, не по своей воле, но так получилось, и остальное мало кого трогает. И вот смотрите, к чему это привело. Это совсем не круто, не модно, не трендово. Просто еще один лузер, причем сегодня я не выдающийся лузер, а самый обычный. Прежние достижения тут не работают, другая система ценностей, координаты сбиваются, как приборы самолета над Бермудским треугольником.
Про меня не забыли, но не из-за книги, а из-за того, что я сжег себе мозг. Для них я просто фрик. Экспонат анатомического театра. Человек, который смеется. А уж потом они вспоминают про книгу, что, дескать, да, была же еще и она. Именно в этом порядке – причина и следствие.
В общем ладно, меня занесло в сторону… Я хотел сказать, что Нико не изменилась, и это значит, что она так и не нашла своего счастья, понимаете? А я хотел, чтобы она была счастлива. Пусть даже с Азимутом, черт с ним, с этим мудаком, но счастлива.
Беда вот в чем. Весь мир твердил, что Азимут – мессия, но назовите мне хоть одного человека, которого он действительно сделал счастливым на веки вечные. Хоть одного… Зато я могу наугад ткнуть пальцем в глобус, и под моим пальцем окажутся миллионы разочарованных.
Короче, я шел от этого долбанного «Аненербе» и пытался не думать про Нико. Я все ждал, когда позвонит Марат, а он не звонил, и меня это просто выводило из себя! Я был на взводе, это естественно. Все ждал, когда заорет этот проклятый мобильный, а он молчал, как будто его напрямую соединили с космосом и он захлебнулся тишиной. В то утро вообще было как-то мало звуков, как будто город попал в центр циклона: слишком тихо. Тишина перед артобстрелом, перед грозой, перед долбанным, мать его, концом света? От такой тишины никогда не ждут ничего хорошего. От нее закладывает уши и появляется ощущение, как в фильме Тарантино, когда Брюс идет по своей квартире, а Траволта сидит на толчке со спущенными штанами, но Брюс-то этого не знает, и вот поэтому создается такое впечатление. Как будто с мгновения на мгновение что-то случится. Как будто ты снова, как в детстве, стоишь с вытянутой рукой и ждешь удара.
Я шел по набережной неподалеку от Павелецкого вокзала. Курил. А потом увидел газетный киоск.
Вот странно, да? Такие палатки, если в них продается что угодно, кроме газет и журналов, называют ларьками. А эти были и остались киосками. Знаете, почему? Потому что они не проходят тест молодости. Серьезно. Потому что молодые покупают в ларьках стафф и алкоголь, а в киосках почти не покупают всю эту СМИ-макулатуру. Век интернета и свободной информации. Кому нужен упавший велосипед, когда рядом сотни на ходу, и все они крутые, продвинутые и с кучей опций? А тот, что лежит – просто ржавая «Кама» с идиотским радиусом колеса. Когда человек едет на продвинутом байке, он имеет полное право мечтать, что однажды пересядет на какой-нибудь Q7 или A5. Не факт, что это произойдет, скорее всего – нет, но он имеет священное и неотъемлемое право мечтать об этом. А тот, кто едет на «Каме» – нет. Потому что на «Камах» ездят таджики-дворники. Я ничего не имею против таджиков, они убирают улицы в то время, пока все остальные на эти улицы гадят. Но я не верю и никогда не поверю, что таджик на ржавой «Каме» имеет какие-то шансы пересесть на А5. Такое возможно только в кино про миллионера из трущоб.
В общем, я увидел газетный киоск, и каждая газета, вывешенная на всеобщее обозрение, просто визжала, как свинья на бойне. Я не знал, что бумага может визжать, я думал, она все стерпит. Но не в этот раз, такогодаже она не смогла выдержать. Они все визжали об Азимуте.
Вы поймите, я только что думал, что я – одиночка на главной улице. Я думал, что меня причастили к какой-то мерзкой тайне, о которой никто не ведает, и только я… Не знаю, как сформулировать. Ну да, все просто: я думал, что никто кроме меня не посвящен. А оказалось – в курсе уже весь проклятый мир! В пять утра об этом знает уже вся планета, и даже архаичные киоски захлебываются типографской краской, собранной в буквы и предложения, визжащие об одном и том же. А я-то, дурак, только что чуть с ума не сошел от того, что казался самому себе единоличным носителем этого долбанного вируса.
Конечно, это глупо. В принципе, ну какая разница, верно? В свете всего, что уже случилось и происходило прямо на моих глазах. Но тогда я снова почувствовал себя кинутым. Обманутым. Все, что связано в моей памяти с Азимутом – сплошная череда обманов. Сначала он был с нами, с Разъемщиками, потом оказалось, что он уже не с нами, потом он дал то интервью, когда сказал, что никогда с нами и не был, что никогда не верил в наше движение, а разъем вшил просто по приколу. Типа пирсинга… Просто прогулялся в грязных ботинках по нашей мечте. Ну да, он оказался прав в конечном итоге, он почти всегда оказывался прав, этот ублюдок, но тогда это был удар в спину, а такие вещи трудно забыть. Они просто…
До работы я долетаю минут за десять. Даже обидно, что так мало времени ушло на игру в догонялки, подрезания, перестроения «из-под бампера» и прочие издевательства над ПДД. Но у каждой медали есть обратная сторона; и в случае с машинами вроде XK R это, безусловно, быстрота достижения любого (будь то хоть Магадан) пункта назначения, мешающая растянуть удовольствие.
Я выключаю двигатель. Серебристый круглый тумблер, переключающий режимы коробки, бесшумно утопает в консоли между сиденьями. Несколько секунд я ищу ручник – пока не понимаю, что им является аккуратный округлый рычажок в той же консоли, по форме напоминающий открыватель для бутылок. Полу Хёрли не откажешь в креативности и фантазии, я должен это признать. При всех его недостатках.
И тут, когда я пытаюсь вылезти из этого чуда на свет божий, меня пронзает адская боль. Хватаюсь за крышу «Яги» и с полминуты стою не двигаясь, словно прилипший. Я сразу почувствовал, что в «Яге» мне с моими ста восьмьюдесятью девятью сантиметрами роста слегка тесновато, и задние детские сидения я бы на месте Хёрли и сотоварищей убрал к чертям – все равно это тачка для съема девок, а не для благообразных путешествий с семьей. Но не думал, что меня так заклинит. Увы, тут ничего не попишешь. Три грыжи позвоночника бесследно не проходят, хоть врачи и говорят, что со временем они перетираются, сползают вдоль позвоночного столба вниз и оседают в области копчика. Кроме того, работа автожурналиста подразумевает, что большую часть жизни тебе приходится сидеть – то за рулем, то за компьютером. За все это я плачу такими вот убийственными прострелами в пояснице, в которых самое гадкое – то, что они всегда неожиданны.
– Когда-нибудь твоя спина тебя убьет, – раздается сзади раздражающе веселый голос Эрика Пророкова, изможденного крепкими напитками субтильного человечка из эротического журнала «Гедонист», редакция которого заседает через пару комнат от нашей. Благодаря этому соседству я знаю слова типа Pal Zileri, на твердую четверку разбираюсь в женском нижнем белье и премиальном парфюме, а также владею набором чуждых автожурналисту клише вроде «Roberto Cavalli – на самом деле одежда для геев». С помощью таких фраз можно косить под продвинутого на тусовке хипстеров.
Пророков занимает в «Гедонисте» второразрядную редакторскую должность; он знаменит тем, что все время пьет, трахается с моделями и шутит. Главной шуткой его жизни было назвать сына Ильей. Впрочем, его родители также отличились остроумием, в конце двадцатого века назвав сына Эрастом.
– Тебе бы только прикалываться, Пороков. – Я с трудом разгибаюсь и теперь уже могу наконец захлопнуть отполированную дверь «Яги». Первую букву «р» в фамилии Эрика я пропустил, конечно же, умышленно. Даже если бы он был Кузнецовым, Петровым или каким-нибудь Мамардашвили, такая кличка была бы на сто процентов оправданной.
– Слышал, твой друг вернулся? – подмигивает Эраст, заговорщицки толкнув меня под локоть, что в его понимании должно нас временно сблизить. – Карлсон, ёптэ.
– Слышал.
– Может, предложим ему пару треков? У тебя есть блат, а у меня – талант.
Как и многие глянцевые редакторы, Эрик время от времени диджеит в средней руки клубах. Поскольку диджеем, если это не диджей Азимут, может стать кто угодно, дирекция таких кабаков отбирает их по принципу принадлежности к чему-нибудь модному. Одно дело – написать в анонсе, что у тебя крутит вертушку некто-с-ником-который-никто-все-равно-не-запомнит, и совсем другое, когда это делает редактор «Гедониста».
– Не выйдет, Эраст-педераст. Он не брал ничьих левых треков.
За этим идиотским разговором мы минуем входные турникеты, приложив к ним магнитные пропуска, и замираем перед дверями на удивление тормознутого корпоративного лифта. Двери открываются, двери закрываются; реликтовый агрегат, который вот уже лет десять обещают заменить на новый, начинает натужный путь вверх, подрагивая на тросах и издавая заунывный кошачий вой.
– Ты очень невежлив по отношению ко мне, – шутит Эраст. – Если ты не прекратишь вести себя столь гнусно, я буду вынужден втоптать тебя в грязь.
– Хорошо, Эрик, – соглашаюсь я. – Ты мне скажешь, где прячется Азимут, а я за это покажу ему твой убогий сидюк. А если повезет, то и вовсе приведу его в один из этих гадких кабачишек на твой сет. Вдруг он услышит и проникнется.
– Хм, это будет сложно, – вдруг серьезнеет Пороков. – Его уже ищут спецслужбы.
– Ну и что? Было бы странно, если б не искали.
– А то, что найти не могут. Где уж мне-то?
Когда-то Эрик, пока не деградировал до профнепригодности, работал в «Коммерсанте», откуда его выгнали за вопиющее даже по васильевским меркам пьянство и постоянные срывы всего, что только можно сорвать в периодическом издании. С тех времен у него остался какой-то инсайд в онистских кругах, с которым он до сих пор периодически общается. Специфика его нынешней работы такова, что ему вряд ли когда-нибудь понадобятся информаторы из числа силовиков; но я подозреваю, что ситуация слегка изменилась. Я не без оснований предполагаю, что Эрик, как человек трусливый и по жизни конформист, отрабатывает долги и платит людям добром за добро; поэтому в случае возникновения опасности антиправительственной публикации он, например, обязан вовремя поставить в известность старших товарищей, чтобы те успели воспрепятствовать экстремизму и розжигу розни. В журналах типа «Гедониста», правда, ничего политического не может быть априори; но вдруг решат изменить концепцию или, к примеру, ввернуть неправильную шутку.
На пятом этаже лифт останавливается, звякнув неприятным офисным jingle-bells. Нашу компанию разбавляет Толя Болдырев – двадцатилетний подтянутый стажер редакции «Колес», отличник-журфаковец из разряда людей-энерджайзеров настолько позитивных, что их хочется убить. Студент помнит наизусть почти всю дискографию Pixies и The Cure, читает самиздатовский зин «Паддингтон», поет в какой-то панк-группе и дружит с художниками-гигеровцами. Половина его рабочего дня уходит на то, чтобы скачать на funkysoul.com свежее демо каких-нибудь гаражных пост-рокеров, которых кроме него во всем мире знает человек пятьдесят; вторая половина посвящена поиску следующих таких же ребят в мегабайтах всемирного DIY-шлака, дабы потом по каким-то своим критериям произвести их в очередные рыцари андеграунда. Занятно, что столь чистая подростковая тяга к неформату абсолютно противоестественно сочетается в нем со столь же подростковой страстью к автомобилям. Последняя подогреваема еще и тем фактом, что права Болдырев получил совсем недавно и до сих пор ждет первого своего тест-драйва с тем же маниакальным вдохновением, с которым семиклассник ждет потери девственности. И хотя своего собственного авто у него пока тоже нет, свежеиспеченные права всегда при нем – на случай, если кто-нибудь из старших товарищей напьется на работе и потребуется экстренная замена тестирующего водителя. Таких случаев не было ни разу за все время существования издательского дома (мы хоть и пьяницы, но грань знаем), однако студент уверен, что ему обязательно повезет. Само собой, такой безоблачности приоритетов я завидую черной завистью, и оттого убить Толю мне хочется еще сильнее, чем остальным.
За пять этажей между отделом кадров и репро-студией – конечными пунктами Толиного маршрута – я успеваю узнать, что это именно он звонил мне во время возлияния в Шантильи. Говорит – хотел осведомиться, как новый XJ держит трассу, ну и вообще. Уверяю его, что держит охуительно, и обещаю при возможности рассказать подробнее. Он вскидывает вверх большой палец, орет «ништяк» и растворяется в коридоре. Можно продолжить: наши редакции на двадцатом, у нас еще десять этажей.
– Когда ты уже успел обсудить с ними это, Пороков? – спрашиваю презрительно, пытаясь скрыть интерес к теме. – Он же вернулся только вчера.
– Это ты так думаешь, – склабится Эрик. – На самом деле он заявил о себе вчера. А приехал неделю назад.
– Приехал? Откуда?
– Этого никто не знает. Известно только, что возвращался через Украину и пересек границу пешком через КПП «Бачевск». Там его прошляпили, поняли только потом, когда загнали видео с камеры в комп. Но он к тому моменту уже успел как следует потеряться – ни слуху, ни духу.
– Погоди, погоди, какое такое видео? В какой, на хрен, комп?
Пороков смотрит на меня, как на идиота. Видимо, ему невдомек, что на чашечку водки к онистам заглядывает далеко не каждый его коллега, и потому не всем известны основные принципы работы силовых ведомств.
– Ну, блин, – снисходит он наконец, – это ж азы. Как только ты засовываешь паспорт в окошко на контроле, его тут же сканируют, оперативно загоняют данные в комп и сличают с базой данных преступников, террористов и политически нежелательных товарищей. Компьютер обрабатывает инфу и выдает на монитор указание, что с тобой делать. Если ты чистый, едешь дальше. Если нет, тебе начинают под разными предлогами трахать мозг, пока начальство не примет в отношении тебя решение: пропустить и приставить хвоста, пропустить за бабки, не пропустить вообще или спаковать на месте. Но в тот день система дала сбой. Такое случается иногда – ну, ты ж знаешь: дали тендер блатным дилетантам, попилили бабло, а теперь прога грохается время от времени, все как всегда. Хотя, учитывая то, что именно тогда проскользнул Азимут, могли и хакнуть… Но не суть. Фишка в том, что в таких случаях они работают по старинке, то есть выкладывают на стол распечатки из серии «Их разыскивает милиция» и сличают тебя с проштрафившимися персонажами на глаз. Так вот я тебе скажу как специалист: будь ты хоть Бен Ладеном, любой из визажистов, которые штукатурят нам девок для съемок, за пару часов сделает из тебя обрюзгшего испанского клерка, и Бен Ладен будет последним, с кем тебя кому-нибудь придет в голову сравнить. Человек, блядь, не машина, он неспособен за пару секунд считать антропометрические данные твоего черепа и сличить с миллионами данных из базы ОНИ. Поэтому потом, когда систему восстанавливают, они загоняют в компьютер видеозапись камер наружного наблюдения – чтобы, если уж кто проскользнул, хотя бы знать, кто именно.
Двери лифта открываются, и здесь наши пути расходятся – мне налево, а Эрику, слава Богу, направо. Мне, конечно, безумно хочется расспросить его подробнее; но я не полный идиот, чтобы столь явно обозначать онистскому стукачу интерес к разыскиваемой властями персоне. Сядут на хвост и спакуют Азимовича тепленьким, как только я его найду.
Если, конечно, уже не сели.
Потому что интересная выходит картина. Раз фотка Азимовича внесена в онистские компьютеры, то власти знали или хотя бы подозревали, что он жив. Ведь никто же не станет устраивать на государственной границе засаду на мертвеца, верно?
Получается, его ждали. Держали в архивах все данные, включая данные о связях. Мне и при живом-то Азимовиче периодически звонили мутные товарищи с неприятными голосами и под разными предлогами пытались выяснить, что диджей Азимут думает о политической ситуации в стране, не вынашивает ли экстремистские идеи и не готовит ли преступления, ответственность за которые предусмотрена статьями 280 и 282 УК СССР. А уж теперь, при умершем и воскресшем, сам Бог велел.
Впрочем, есть и другая версия. Эрик банально выдумал все от первого до последнего слова. Во всяком случае, такое вполне вписывалось бы в его стиль: его неоднократно ловили на абсолютно бессмысленном, ничем не мотивированном вранье, и всякий раз он говорил, что всего лишь шутил.
С другой стороны, зачем-то ведь он затронул в разговоре со мной эту тему. А почему бы ее не затронуть, коль скоро несть числа случаям, когда я, теряя человеческое лицо в редакции «Гедониста», пьяно ностальгировал по Азимовичу, кичился давнишней дружбой и хвастался тем вымышленным фактом, что распознал в нем мессию раньше остального мира?
Хм, ну и мыслишки. Я еще ничего толком не знаю, а у меня уже началась паранойя.
…и когда Марат позвонил, я был где-то в районе этой пластиковой уродины – Riverside Tower на Космодамианской набережной. Три минуты пешком до КПП в муслимовское Замоскворечье.
Раньше в этой Riverside Tower был офисный центр. Я это знаю, потому что несколько раз выступал перед толпой страдающих от излишнего веса папиков по приглашению Американской торговой палаты. Серьезно, я не вру. Мне даже нравилось. После войны Палата переехала куда-то на Маяковку, но в те времена постоянно устраивала какие-то званые обеды, на которых нужно было уничтожать тоннами бесплатные канапе, пить халявный вайн и обмениваться визитками с другими жирными папиками. Считалось, что таким образом создаются правильные бизнес-связи, хотя на самом деле такая схема никогда не работала, она была ущербна в самóй своей сути. Потому что все эти папики реально приходили на такие бизнес-ланчи, чтобы пожрать за чужой счет и показаться толпе, понимаете? Потому что настоящие бизнес-связи строятся совсем в других местах, не с такой помпой и в помещениях со звукоизоляцией. Ребята из Палаты искренне старались, они просто из кожи вон лезли, отрабатывая спонсорские деньги, потому что в массе своей там были хорошие и худые парни и девчонки, которые еще не доросли до уровня толстых мажоров. Но у них не получалось. Из-за канапе. Потому что для объединения такой массы зажравшихся столпов денежного общества нужна засуха или лесной пожар. Об этом еще Киплинг писал. А когда рот забит бесплатным канапе, люди не стремятся общаться на темы экономического интегрирования и стратегических передвижений холодного и горячего капиталов. Они стремятся жрать.
Ну, а чтобы придать этому помпезному действу дополнительную осмысленность, хорошие и худые ребята приглашали людей типа меня. Нам платили деньги, и мы должны были создавать фон для бесплатного канапе и халявного вайна. Меня бы, может, сильно напрягало такое положение вещей и такое позиционирование, но мне нужны были деньги. Интерес к моей книге падал, как советский спутник ГЛОНАСС в гостеприимные глубины океана, выдать что-то хотя бы близкое по силе я был не в состоянии, а идти работать не хотел. Поэтому нет, меня такая система не парила. Я с удовольствием соглашался послужить корпоративной обезьянкой, потому что все эти жирные мажоры смотрели мне в рот и важно кивали головами, а мне было смешно, и я гарантированно отхватывал свой кусок. Иногда я сознательно нес с трибуны такую чушь, что любой детектор лжи помер бы от гомерического хохота и свернулся в небольшую технологическую черную дыру, но все эти бизнес-мужи оставались предельно серьезными и продолжали кивать. У большинства из них не было шей, из-за чего приходилось завязывать галстуки где-то за ушами и маскировать их складками кожи. Наверное, трудно кивать, когда нет шеи. Но даже у тех, кто мог похвастаться наличием этого бизнес-рудимента под подбородком, не было чувства юмора. Не вообще, а конкретно на этих мероприятиях. Не знаю, может, в халявное канапе подсыпают какие-то драгз, выносящие за скобки все умение смеяться. По сути, мне платили за то, чтобы я глумился над этими по-своему несчастными людьми. И я честно отрабатывал свой кусок.
Теперь в том здании расположены системы внутреннего наблюдения. Вы не знали? Ну, вот теперь знаете. Вы же не думаете, что локалки мусульман и христиан контролируются изнутри? Нет, конечно, вы так не думаете. Проблема всех современных циников в том, что они видят правду и при этом надеются на лучшее. Даже странно, что современные циники не уходят в леса и не поют под гитару про лыжи у печки стоят.
Разумеется, локалки контролируются снаружи! Иначе их бы давным-давно не стало, произошла бы неминуемая интеграция и экономически выгодная ассимиляция. С точки зрения логики самих локалок, как ни странно, их существование бессмысленно. Но с точки зрения тех, кто контролирует человечеков, смысл, разумеется, есть. Разве плохо, что человек добровольно держит себя в клетке? Сидя в ней, он не может пойти и взять Зимний. Я утрирую, конечно. А может, и нет, как знать.
Теперь на ту сторону набережной, где стоит Riverside Tower, не пускают. Там такие мосты горбатые, помните… И поперек мостов между перилами натянута цепь, а на ней табличка «Внимание, проход запрещен. Охраняемая территория». За цепью все время ошиваются шкафы в камуфляже, а сверху, на башнях, наверное, сидят снайперы. Сам я не видел, кто меня туда пустит? Может, и не сидят, может, там вообще нет людей, только аппаратура для наблюдения и прослушивания.
В общем, я отирался в тех местах вдоль забора мусульманской локалки и по другому берегу от бывшего бизнес-центра, просто потому, что там не было газетных ларьков. Так вот, там между двумя мостами стояла такая баржа…
Нет-нет, погодите, это важно. Следите за мыслью. Там горбатые мосты, такие низкие, помните, и вот как раз между ними баржа пришвартована, а на барже контейнеры. Проплыть под мостами с этими контейнерами баржа не смогла бы. По высоте не влезала. Значит, ее загрузили уже на месте. Но зачем, если уплыть с таким грузом она тоже не может? Понимаете, о чем я? Да я на сто процентов уверен, что это ее тогда и взорвали! И для этого она там и была изначально пришвартована, просто ждали момента. Официально же локалки охраняются собственными силами гражданской милиции, правильно? И армия не имеет права войти туда без особых причин. Но если начнутся полномасштабные беспорядки – чем не причина?
Тут тонкость. В этой ситуации тем, кто контролирует локалки снаружи, важно иметь возможность контролировать и эти самые беспорядки. Иметь возможность самим их организовывать, что позволит ввести войска за бетонный забор. Все те же причины и следствия. Бинарное исчисление. Да и нет.
Так что, когда взорвали стену, причем как раз там, на набережной, я сразу вспомнил о той барже. И я уверен, что в тех контейнерах была взрывчатка. Долбанный тротил, или что там. Обратите внимание, набережную потом оцепили. Это, конечно, логично, если принимать официальную версию событий, но это столь же логично и в случае, если я прав. А я бы и рад ошибаться, да только есть одна закономерность, мерзкая, как еда в армейской столовой: чем ты хуже думаешь о том, что делает правительство, тем чаще оказываешься прав.
Именно в эту минуту…
