Текст книги "Иеремиевы огни (СИ)"

Автор книги: Ольга Карелина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц)

– Тебе не всё ли равно?

– В перспективе это мои дети, – Бельфегор протянул ей ладонь, и хорони, тут же расцветая и загораясь, ухватилась за неё.

– Мы обязательно съездим с тобой на какое-нибудь море, – пообещала она, встав на ноги и с сочувственным выражением лица легонько касаясь его покалеченного уха. – Когда всё кончится. Да, Бэл?

– Конечно, – кивнул Бельфегор, поцеловал её в солёные губы и повёл к хранилищу.

Сон встал у него перед глазами как наяву, и он вдруг с ясностью осознал, чей смех вечно преграждал ему путь к исполнению всех его самых истовых желаний. Его собственный. Хорошо, что Джей позволил ему это увидеть.

И совсем замечательно, что теперь-то этот смех окончательно задохнётся.

* * *

Через хранилище вся большая компания, возглавляемая Аспитисом, вышла в сторону от главного входа в зал ожидания – на огороженную редкой цепочкой патрульных площадку с несколькими чёрными машинами. Дилан за весь путь оглянулся лишь раз – чтобы убедиться, что Джей и в самом деле остался с Бельфегором и Миа. Герберт же шёл чётко за ним – левой, здоровой, рукой он придерживал хромающего тераса, который, как рассказывала Дамела, сумел недавно сбежать от Брутуса и сейчас не отрывал взгляда от своего брата-близнеца, бредущего рядом с отцом, правой, в которой так и торчал нож, чуть ли не размахивал перед собой – похоже, она нимало его не беспокоила. Сам Дилан тоже после всех полученных и уже почти пропавших с тела ран ощущал всего лишь фоновую слабость, даже не затрудняющую дыхания.

Он уже понял, что наконец-то, впервые за всю жизнь, встал наравне с Брутусом – сейчас не скажешь наверняка, было ли это следствием обновления альмеги или всё-таки полного ухода из души отчаяния, обессиливавшего его с самого детства. Это произошло в тот самый миг, когда Дилан увидел своего давнего врага: на секунду душа стала пустой и гулкой, уступая схватившему за горло ужасу, а потом, почти сразу, словно от чьего-то щедрого плеска, налилась силой до краёв. Он ведь и не сомневался, что в конце их путешествия появится Брутус. И конечно, всё повторилось: опять нашёлся кто-то готовый заслонить от него собой, лишь бы спасти остальных, вот только в этот раз Дилан не пожелал быть спасённым. В кои-то веки они оказались с Брутусом один на один, в равных условиях, и можно было просто сражаться, ни о чём не думая.

Может быть, он даже смог бы победить, если бы не появились Аспитисовы гвардейцы.

Задумавшись, Дилан пропустил момент, когда ведшая их с Дамелой пеланни остановилась у той машины, которая должна была на шаг ближе сделать его возвращение в лабораторию. Очнулся лишь, как только Дамела выскользнула из-под его руки и громко спросила сразу у всех суетящихся на площадке гвардейцев:

– Народ! Покурить найдётся у кого что-нибудь не очень крепкое?

Удивлённый до крайности Дилан проследил за тем, как пеланни протянула сильвиссе сигарету и зажигалку, и Дамела, нетерпеливо кивнув ему, указала подбородком на пустое место шагах в двадцати от машины.

– Пойдём поболтаем немного, – не ожидая ответа, она прикусила сигарету и быстрым шагом пошла в собою же указанном направлении. Дилан недоуменно двинулся за ней.

– Разве ты куришь? – спросил он, остановившись рядом. Сильвисса, уже раскурившая сигарету, с каменным лицом выдохнула дым, сразу унесённый порывом ветра.

– Нет. Да, иногда. Очень редко. Когда нервничаю и надо собраться с мыслями, – отрывисто проговорила она и прошила Дилана взглядом насквозь. – Рассказывай. Я ничего не поняла. Почему ты передумал? Что такого было в словах Бельфегора, что ты решил вернуться в лабораторию? По какой причине проснулась альмега? И почему ты ещё со мной разговариваешь?..

Дилан, ощутивший вдруг, как его завалило разновесными камнями, на каждом надпись «почему» с тремя вопросительными знаками, замахал руками.

– Ты полегче! Я же теперь буду год думать, на какой вопрос отвечать первым, – улыбнулся он, и Дамела отразила его улыбку с явственным облегчением.

– Давай начнём с Бельфегора. Я слышала ваш разговор, к тому моменту уже успела залечь на контейнере. Мы с Гербертом крались за вами ещё по хранилищу… Чем он тебя взял? Мы вроде тоже всё это обсуждали, и ни разу ты не загорелся настолько, чтобы…

– Знаешь, наверное, с какой-то стороны чувство обречённости сыграло, – рассеянно отозвался Дилан, вместо кубика Рубика начиная крутить туда-сюда на запястье подаренный Дитрихом браслет. – Когда тебя на раз-два ловят все кому не лень, невольно опять начинаешь задумываться, а стоит ли трепыхаться. Но долго поразмышлять я над этим не успел, потому что появился Брутус. И увещевания Бельфегора показали себя совершенно с другой стороны. Брутус ведь и есть тот самый идеальный солдат, который не ведает ни страха, ни сомнений. Прямо как дядюшка Аспитис завещал. Если воевать начнут те, кто согласился на это добровольно и никогда не передумает, всем остальным резко станет проще жить. Особенно если убить их будет очень сложно. Разве нет?

Дамела, не отводившая взгляда от этого браслета и явно пытающаяся припомнить, с какого момента он на Дилане, непонимающе заморгала. Дилан продолжил:

– Мне отчего-то показалось, что маятник уже запущен. Если бы Брутус пал там, я бы ещё подумал, не стоит ли и самому самоубиться, чтобы технология не досталась ни нашим, ни вашим. Но он ушёл, как обычно, а значит, может однажды и сам найти учёных, которые размножат таких, как мы. Во-первых, неплохо было бы его опередить. Во-вторых, если и не получится, будет чем отвечать.

– Но почему тогда раньше…

– Не подумал об этом? А чёрт его знает. За меня думали другие. Здесь пришлось самому – остальные были заняты. Каждый выполнял свой долг: вы с Джеем спасали Миа и потом тех, кто более не мог защититься. Герберт, как всегда, влез в самую подложку. А я остался наедине с Брутусом. Тут уж либо пан, либо пропал.

– Но Бельфегор отпустил бы тебя. Я не понимаю…

– Бельфегор дал мне выбор, и я им воспользовался. Знаешь, – Дилан заговорщицки подмигнул Дамеле, – иногда мне свойственна некоторая сентиментальность. Кто я такой, чтобы лишать Аспитиса голубой мечты? Он и так отказался от неё ради сына. Тронуло до глубины души.

Сигарета Дамелы догорела до фильтра, и Дилан забрал её из ослабевших пальцев сильвиссы, потушил об собственную ладонь, даже не поморщившись: и в руке, и в мозгу боль отдалась лишь едва заметной искрой. Кажется, раньше ему и правда никогда не давалось всё настолько легко.

– А я? – тихо спросила Дамела. – На меня ты совсем не злишься? За Джея и за мой, как ты выразился, долг? Я ведь обманывала тебя.

– Скрывала, – поправил её Дилан. – Это немного другое. В нужный момент ты всё равно пришла мне на помощь.

– Интересно, что бы ты сказал, если бы в следующем порту вместо Бельфегора за нами сразу приехал Аспитис и никто не стал бы спрашивать, чего хочет «сэр Особенный»…

– А толку? – Дилан широко улыбнулся. – Без Брутуса моя Сила не проснулась бы. Зачем Аспитису понадобился бы обратно инвалид? Разве ты не переехала бы со мной в колонии и не жила бы, даже если бы моя альмега никогда не очухалась?

Дамела хмыкнула, наконец становясь собой. Дилан привлёк её к себе, поцеловал в лоб и за руку повёл к терпеливо ожидающей их пеланни. На площадке уже резко поубавилось машин: у одной стояла их сопровождающая, у другой, возле открытой дверцы, Герберт, третья, похоже, предназначалась Бельфегору и Миа.

– Рад, что у тебя всё хорошо! – крикнул Дилану Герберт, махнув здоровой рукой. – Думаю, ещё свидимся!

– Обязательно, – кивнул сильвис, зная, что эрбис всё равно его услышит. Герберт, несмотря на всю свою браваду ощутимо позеленевший, наконец скрылся в машине, явно утянутый туда тем терасом, которому недавно помогал. Дилан обратил взгляд на ворота хранилища – из них как раз выходили рука об руку Бельфегор с Миа и следующий за ними на отдалении в пару шагов Джей.

– Попрощаюсь с Джеем, и поедем, – сказал сильвис сразу и Дамеле, и пеланни и поспешил к хоронам. Он видел, что с лица Джея окончательно спала пелена той неуверенности в себе, что сопровождала его чуть ли не с их первой встречи на учебной базе в Шалкаре, но убедиться в том, что он всё-таки вернётся на своё место в ГШР, было нужно – хотя бы для галочки.

Глава 5
Ангелодемоны

Из Копи Аспитис уезжал со странным чувством: по факту собственный сын унизил его перед подчинёнными, заставив пойти у себя на поводу, но кончилось всё так, как Аспитис и планировал. Так же двойственно он ощущал себя не так уж давно в Седе, где внезапно для себя оказался чуть ли не марионеткой сначала в руках «Атра фламмы», а потом и Рэкса Страхова, похоже, предсказавшего малейшее движение всех участвующих. Стоило признать, что в собственной привычной отстранённости от людей Аспитис начал упускать действительно важные нити, позволяя всем вокруг ткать свои узоры на истории, – и хорошо, что пока это играло ему на руку.

Возможно, он просто перестал занимать своё место? С началом войны Аспитис думал об этом всё чаще.

Однако на данный момент у него были дела поважнее, чем разбирательство с собственными чувствами. К Дилану он заскочил буквально по пути – как знал, что помощь пригодится, – на самом деле им с Рейном необходимо было в спешном порядке приструнить встающий на сторону «Атра фламмы» Айкиль. Там, на Севере, Рэкс уже вёл войска, со всех сторон захватывая единым порывом территории Азата, от которого, как и думал Аспитис, вследствие событий в Седе отвернулся Пикор, на востоке же в район исправительных колоний спешно свозилось оружие, чтобы в скором времени орды бывших заключённых – как гражданских, так и сосланных агентов МД и ГШР, – вооружившись, захватили Тезорский район и тем самым отрезали законную власть от большей части продовольственных поставок (некоторые ресурсы приходили с Великой равнины, но их, само собой, не хватило бы, чтобы полностью обеспечить и фронт, и население). Группа Бельфегора выполнила свою задачу, выявив такой масштабный шаг врагов прежде, чем он был совершён, теперь нужно было позаботиться о том, чтобы подобные крамольные мысли никому в Айкиле более не приходили в голову.

Конечно, «Атра фламма» их ждала – не могла не ждать, раз Брутус сумел оказаться в Копи как раз в тот момент, когда туда приехали и Бельфегор, и Дилан. Но много ли они сумеют сделать? Их неизвестный лидер наверняка не стянул туда ещё достаточно сил, чтобы противостоять армии, которую Аспитис и Рейн соберут в короткие сроки на границе Дельфии с захватом южных городов Зелёных краёв. Было даже интересно, станет ли кто-то там сопротивляться или они в очередной раз откупятся исполнителями?

Спустя сутки ответ на этот вопрос был получен: вяло поогрызавшись из-за заградительной стены центральной тюрьмы привезёнными ракетами, а как они закончились – автоматчиками, Айкиль позорно сдался, буквально выпнув за ворота главных виновников предательства – семейную пару, управлявшую всем скоплением колоний уже не один десяток лет. «Атра фламма», похоже, не успела провести среди новобранцев необходимую агитацию, которая вынудила бы всех заинтересованных в свободе кидаться грудью на амбразуры, и они, поняв, что ещё немного – и потеряют больше, чем могли бы получить, немедленно раскаялись в грехах и нашли стрелочника. Оставив Рейна вместе с собранной армией устанавливать в Айкиле новое правление, а также казнить и миловать всех оступившихся, Аспитис вернулся на Север.

Он прекрасно видел, что война идёт к концу – и с какой-то стороны перспектива вновь окунуться в мирное время неясно волновала его. Согласившись в мае прошлого года выступить против Азата совместно с Рэксом на правах союзников, а не врагов, до поры до времени сохраняющих нейтралитет, Аспитис во второй раз переступил черту, после которой жизнь никак не могла стать прежней. До них ГШР и МД не заключали союзов. И теперь, как только последний город Севера падёт, а Азат, конечно же, будет найден и вздёрнут, придётся решать, что делать с этим самым союзом. В Седе Аспитис ясно выразил своё отношение к Рэксу, но там были частности, будущее которых в свете невозможности самой ситуации нельзя было точно предугадать, – с глобальными последствиями нужно будет разбираться активнее. Особенно с учётом этой «Атра фламмы», которая почему-то совершенно не мешает им завершать войну.

Да, положение было слишком уж неоднозначным, и Аспитис просто шёл заранее определённой в подобных случаях дорогой, уже не пытаясь гадать, что будет потом. Когда он прибыл на Север, общий поход, сокративший захваченные Азатом территории чуть ли не на три четверти, завершался, оставляя мятежников лишь у побережья и отбив, соответственно, обе горные цепи и желание у «Аркана» искать новых союзников. Главной целью было освободить от него Касерес – Рэкс с одним из ударных отрядов именно там поджидал своего союзника. Разведка сообщала, что из порта, через который шло сообщение с Пикором, Азат уже бежал на восток, но заградительная линия осталась, отсекая полуостров по северной оконечности Гадюки и далее, по кривой, до самого Искристого океана. Здесь же, в теле горы, располагался основной оружейный склад сопротивленцев – и единственный свободный проход на ту сторону, не защищённый артустановками.

Пока получившие необходимые указания генералы размещали войска и технику вдоль заградительной линии, рассчитывая в скором времени уничтожить и установки, и прячущихся за ними аркановцев, оставшихся фактически без руководства, Аспитис и Рэкс двинулись через разминированный усилиями ранее засланных сапёров и освобождённый от врагов склад на ту сторону гор, чтобы ударить аркановцам в спину и окончательно сломить сопротивление. Это должно было стать увеселительной прогулкой, а обернулось почти что катастрофой.

Главнокомандующие шли в середине отряда – первые три десятка солдат во главе с офицерами миновали склад без каких-либо осложнений и уже ждали их на той стороне, разведывая обстановку. За Рэксом и Аспитисом должны были пройти ещё столько же – достаточное, в общем, количество, чтобы начать сеять панику, а под шумок и разнести в пух и прах артиллеристов, однако им так и не было суждено вступить под своды склада.

Взрыв, пошедший, похоже, из самого его центра, сотряс стены как раз в тот момент, когда Главнокомандующие были на середине пути. Первые рухнувшие опоры – огромные железные колонны – перегородили выход, из-под следующей, падавшей медленнее, Аспитис успел вытолкнуть Рэкса точно в объятия Керена, волоком потащившего его под в секунду образовавшийся из свалившейся площадки второго этажа навес. Самого Аспитиса уже тоже тянул куда-то сосредоточенный Энгельберт – вокруг нарастал гул, треск, и вслед за лопнувшей металлической обшивкой сыпались камни. Последним, что Аспитис увидел в этом апокалипсисе, был приземлившийся в шаге от него внушительный обломок пещерного свода, схлопывающегося сейчас под тяжестью горы, ничем более не удерживаемой, потом голова вспыхнула болью, и всё окружающее пространство затопила чернота.

Сколько Аспитис пребывал во мраке, неразрежённом, густом и одновременно никак не ощутимом, он сказать бы не смог. В какой-то момент из глубины этого мрака волной, подобной той, что сметает города, опять нахлынула боль – и вправду такой силы, что он не сумел удержаться в той крохотной части себя, которая ещё хоть что-то осознавала, и провалился в ничто, полностью отрезанное от понятий «я» и «настоящее». Здесь были только волны, обжигающие, душащие, и, в моменты редкого штиля, короткого, ровно на один спасительный вздох, всплывающие липкие и в то же время колкие давно похороненные воспоминания о том Аспитисе, которого на этом свете не было вот уже много-много лет.

Первым таким зелёным, раздувшимся утопленником оказался эпизод из той части детства, когда оно задумчиво и неохотно переходит в юношество. Аспитису четырнадцать. В сумерках он без всякого желания, нарочито медленно бредёт домой, хотя и знает, что за малейшую задержку ему влетит от отца. До ненавистного дома остаётся квартал, когда с другой стороны Аспитиса окликает его единственный почти друг – такой же нескладный, как он сам, вельк Лестер. Он стоит возле заныра – так они, подростки, называют пространство между оградами двух соседних особняков, в их районе, как правило, заполняемое неким подобием сада из пары-тройки деревьев. Там любят прятаться наркоманы, шпана и, изредка, парочки, которым больше негде; Аспитис видит, как Лестер нервно оглядывается, и понимает, что он хочет сообщить ему что-то не предназначенное для чужих ушей. Поспешно Аспитис перебегает улицу, чтобы вслед за вельком нырнуть в полутьму «сада» – и тут же подло получить кулаком под дых.

От неожиданности он падает на колени, но его немедленно подхватывают, с силой заводя руки за спину – так, что любая попытка сопротивления приносит тупую, обессиливающую боль в спине, – ставят на ноги, кто-то за волосы поднимает его голову – и перед собой Аспитис видит ухмыляющегося Эдриана.

– Эй, Тисси, ублюдыш, – почти нежно выговаривает брат не терпимое Аспитисом прозвище, – ты правда думал, что тебе всё сойдёт с рук?

Его кулак врезается Аспитису в скулу, голову отбрасывает в сторону, отзывающаяся в носу боль выходит кровью, оставляя на губах и во рту горько-металлический привкус. Совсем рядом кто-то смеётся – краем глаза Аспитис видит, что держит его не кто иной, как Лестер. Кажется, он не очень-то рад той роли, на которую согласился, предав приятеля, но это уже не имеет никакого значения.

Эдриан бьёт с другой руки, как будто лениво, он просто показывает силу – ту, которой у Аспитиса нет и не может быть, потому что его, в отличие от брата, отец не отдал инструкторам по кейко. Он, как сказал Эдриан, «ублюдыш», Филипп ему не настоящий отец, он лишь содержит его, потому что мать у них с Эдрианом общая. Мать, которая, тоже из-за Аспитиса, не выжила после родов и не смогла никому рассказать, кто его когда-то зачал.

Тяжело быть чёрной вороной в полностью белой стае.

Натешившись, Эдриан отходит, и, пока Аспитис молча сплёвывает кровь, заодно ощупывая зубы, его сменяют находящиеся здесь же, в заныре, дружки. Лестер держит Аспитиса, пока тот не повисает на его руках, потом отпускает, и его валяют в грязи, как падаль. В и без того саднящую грудь прилетает ещё несколько ударов с последствиями – становится почти невозможно дышать, и Аспитис размыкает разбитые губы, чуть ли не захлёбываясь каждым болезненным, с неимоверным усилием достающимся ему вдохом. Земля першит в горле, но он дышит назло всем и улыбается – потому что, несмотря на наказание, Эдриану долго ещё выбираться из тех неприятностей, которые он ему совсем недавно организовал.

Спустя какое-то время они оставляют его лежать в заныре скорчившегося и не в силах разогнуться. Напоследок Эдриан бросает:

– В следующий раз я тебя просто убью, Тисси. И никто не расстроится!

Аспитис слушает, как они уходят, сквозь непрерывный гул в ушах. Полчаса или около лежит не шевелясь, бессознательно радуясь каждому удающемуся вздоху и ненавидя. Эдриан перед его глазами как живой: длинные блестящие белые волосы, две прядки у лица, остальное в низко завязанном хвосте, – свои Аспитис назло всем почти не расчёсывает и, уж конечно, не собирает, пусть отцу выговаривают учителя, какой он дикий; холёное чёткое лицо с крупными чертами, ни одной неправильной линии; злые, идеального выреза, карие глаза, в которых вечно плещется непробиваемая уверенность в себе и презрение ко всем остальным; мускулистое тело, играющие руки, и вправду способные в один миг выдавить из Аспитиса жизнь, если то потребуется. С самого детства у Эдриана есть всё, что нужно человеку для благостного, сытного существования, но кое-чего у него никогда не будет. Ума. Только этим Аспитис и способен его сделать.

Если, конечно, повезёт.

По прошествии получаса боль чуть затухает и отпускает его – Аспитис с трудом поднимается на подкашивающиеся ноги. У него сломано минимум пять рёбер, синяки и ушибы не стоит даже считать – собьёшься. Голова гудит, на каждое движение взрывается локальными всполохами, от которых в глазах до отвращения светло, но надо идти домой. Если отец ещё не вернулся с работы, Аспитис даже сумеет отлежаться до школы. Побои всегда заживали на нём как на собаке.

Квартал до дома кажется вечностью, однако кончается – Аспитис ступает на территорию резиденции сэра Пикерова, президента Генштаба. От ворот в разные стороны разбегаются дорожки, сейчас троящиеся и нет-нет да превращающиеся в лабиринт, деревья есть лишь на заднем дворе, здесь, у парадного входа, лишь цветы, и Аспитис с очередным приступом глухой ненависти вдыхает их мерзкий душистый запах. Из ниоткуда на его пути появляется личный телохранитель отца – взгляд равнодушно скользит по крови и синякам, не задерживаясь. Кому когда было до него дело. Аспитис хватается покалеченной рукой за дверную ручку и тянет на себя, чтобы наконец оказаться в доме.

Отец, конечно, в гостиной. Чуть приподнимает из-за газеты голову – взрослая копия Эдриана, только власти ещё больше, – смотрит сквозь него, цедит сквозь зубы: «Ещё раз опоздаешь к восьми, вообще больше никуда не пойдёшь», – и опять читает. Ему, само собой, всё равно. И от затапливающей его боли – уже душевной, а не физической – Аспитис пошатывается и падает в темноту.

И опять с ним – одна лишь боль. Причудливая, незнакомая, вкрадчиво обволакивающая его, забивая лёгкие и горло, застилающая глаза, из-за неё, всепобеждающей, Аспитису смутно хочется сдаться. Он вроде помнит, что всегда противостоял ей, изгонял беспощадно, без скидок на собственную слабость, иногда проглядывающую из-за давно выкованной брони, но сейчас на это нет сил. В черноте вдруг обрисовывается лицо в языках пламени, дрожащее марево надежды, потому что в глубине души Аспитис ждёт спасения, ведь нет того его, беспомощного и бессильного. Перед лицом девушки отблёскивает шприц с такой же огненной жидкостью, боль замирает – и с ещё большей злобой бросается на него.

Незнакомая и, похоже, убивающая его девушка сменяется мужчиной – сероволосым хороном с трёхдневной жёсткой щетиной на щеках и чёрными-чёрными глазами, в которых холодное, обидное недовольство. Он стоит скрестив на груди руки, на военной форме гэшээровские нашивки, тонкие губы исказила нехорошая усмешка. Он – друг, не такой, как Лестер, он уже год это доказывает, и от осознания этого ещё больнее понимать, что он сделал.

– Зачем, Квазар?! – Аспитис почти шипит, пытаясь – и не в силах ненавидеть. – Зачем… ты так со мной?

– Я уже не могу тебе помочь? – сухо интересуется Квазар, сощуриваясь. Аспитис подаётся вперёд, сжимает в бессилии кулаки.

– Помочь? Это ты называешь помощью? Ты считаешь, я настолько ничтожество, что не могу справиться сам?..

– Зачем грызть стену, когда тебе могут вручить ключ?

В стороне от них напружиненный Артур Альиных – он переводит встревоженный взгляд жёлто-зелёных глаз с одного на другого, не решаясь пока вмешиваться, но Аспитис знает, на чью сторону он в итоге встанет. У них с Квазаром разница в четыре года, а с Аспитисом – почти пятнадцать не в его пользу. Будут вдвоём увещевать сопливого студентишку…

– Я и до тебя неплохо прогрызал эту самую стену! – голос Аспитиса срывается, потому что уже на первых словах брови Квазара саркастически взмывают вверх. – Второй год на отлично! А теперь что, вся Академия будет говорить, что младший Пикеров пробился благодаря заступничеству Страхова?

– Тебе всё ещё не всё равно, что о тебе говорят? – Квазар усмехается, и Аспитис почти не видит ничего из-за холодной ярости, охватывающей его с ног до головы. – Забавно, Ас. Я был о тебе лучшего мнения.

– Интересно какого?! Своих детей нет, решил о чужих позаботиться?! Я уже не маленький! Я умею, слышишь ты, делать по-своему! И твоя опека мне не нужна!

– Странно, – голос Квазара становится задумчивым, а на скуластом лице Артура отпечатываются досада напополам со злостью. – Когда мы только познакомились и на тебя даже собаки срывались с поводков, ты о ней почти умолял. Теперь что, думаешь, научился, кстати благодаря мне, драться, можно меня и послать?

– Не умолял! Не было такого! Ты сам пришёл! И сейчас можешь валить обратно! – задыхающийся Аспитис переводит пылающий взгляд на погрустневшего Артура. – И прихвостня своего забирай!..

Он вылетает из пустого кабинета в здании Академии на первом этаже, куда сам вызвал Квазара на разговор, и, не разбирая дороги, бежит к выходу. Один, всегда один, как он посмел поверить, что кто-то будет относиться к нему как к человеку, возомнить, что опытный взрослый агент, между прочим личный телохранитель его отца с прошлого года, может с ним дружить по-настоящему? Особенно Страхов! Может, надеется однажды с его помощью вернуть утраченный родом фавор? Ну да не на того поставил – Аспитису в ГШР не светит ровным счётом ничего!

И всё-таки ему не столько обидно – больно. До мозга костей, до самой основы существа, потому что, как и всегда, оказалось, что он никому не нужен. И никто от него ничего не ждёт…

Аспитис сползает по стене у гардеробной, утыкается лицом в колени, закрывает глаза – нет и никогда не было сил всё это терпеть, раз за разом выкарабкиваться из чужого равнодушия, доказывать, что его не взять так легко. Сейчас он уверен только в одном: стоит только по-настоящему захотеть – и его не станет.

Но что-то будоражит кровь и память, и на последнем волевом усилии Аспитис заставляет себя отстраниться. Погрузиться опять в темноту, воспользовавшись новой волной, притворившись, что он побеждён – хотя кто – он, – Аспитис ещё не помнит и пока опасается вспоминать, так как обвившая его змея затаилась для решающего броска. Его нет, нет, его можно нести куда угодно, убаюкивать, а потом убить…

Из мрака вновь проступило лицо той самой девушки, только волосы её не пламя, а успокаивающий ранний рассвет – светло-оранжевые волны, бегущие по узким хрупким плечам. Она уже встала, почти развернулась, чтобы уйти, но Аспитис успел схватить её за руку. Пальцы сжались машинально, с неожиданной силой – ему-то казалось, что в нём её не осталось ни капли, – и он увидел, как резко обернувшаяся девушка – хорони в больничном халате поморщилась от боли.

– Ты врач? – хрипло спросил Аспитис, едва ворочая сухим языком и почти не слыша себя. Девушка торопливо села, вглядываясь в его лицо – глаза у неё были почти под цвет волос и очень тёплые.

– Медсестра, – ответила она, мягко улыбаясь. – Вам что-то нужно?

– Да, – Аспитис облизал губы, восстанавливая память – чувство было, будто он пытается тянуть вагон с углём. – Расскажи моему личному врачу, что со мной. Её зовут Роза. Она спасёт… – он осёкся, ощутив пронизывающий страх, и осторожно спросил: – Мой коллега… жив?

У Аспитиса не повернулся язык называть Рэкса по имени. Девушка закивала.

– Его поломало, как и вас. Но мы провели необходимые операции… Как связаться с вашим врачом?

– Я скажу номер. Только сделай всё… тайно, хорошо?

Он начал диктовать отпечатавшийся чуть ли не на подкорке номер личного сотового Розы Зориной, известный такому ограниченному числу людей, что их можно было пересчитать по пальцам. Даже сейчас Аспитис хотел уберечь её – в конце концов, пригласив её когда-то к себе, он обещал ей защиту. А ему не может быть так больно и плохо столь долгое время просто так.

– Я всё сделаю, – медсестра ободряюще коснулась его руки, отпустившей её запястье и упавшей на белую простыню. Следующая фраза уже показалась Аспитису шелестом. – Всё будет хорошо…

Его поглотило забытьё – пока пустое, лёгкое как перо, отдых для уставшего от непрекращающейся борьбы тела. На окраине сознания мелькнуло, что за помощью Аспитис обратился к тому же человеку, после действий которого ему совсем недавно стало ещё хуже, чем было, но думать об этом – принять это на веру было невозможно. Не могла девушка с такими добрыми глазами и мягкими руками желать ему зла.

Следующее бесконечное количество времени Аспитис жил исключительно на этом постулате, потому что в окутавшей его душной пустоте больше не за что было хвататься. Он даже не заметил, как вслед за этим убеждением вновь стали приходить воспоминания. У ранее всплывших утопленников вдруг обнажалась суть, ослепительным сиянием вырывалась на волю из клетки мёртвого тела, превращаясь в птицу с огромными крыльями – и ими же гнала, гнала тьму, объясняя Аспитису, почему он смог когда-то всё это пережить.

Например, ему вспомнилось, что на следующий день после нападения Эдриана он так и не дошёл до школы. Изувеченное тело подвело его на самом пустынном отрезке дороги между домом и зданием школы – и Аспитис повалился на траву, понимая, что не может не то что идти – дышать, потому что в горле стояла кровь. Доставлять брату радость своей кончиной от его руки не хотелось, но Аспитис был уже неспособен сопротивляться. Сквозь подступающее безразличие он увидел летящего к нему ангела, потом его как будто подхватили мягкие белые крылья, мелькнули внимательные и сочувственные ярко-голубые глаза – и вместо смерти Аспитис погрузился в сон.

Очнулся он почти что на больничной койке – рядом стояли, разглядывая его и улыбаясь, двое артау – мужчина и женщина. Вопреки ожиданиям, пахло вокруг не больницей, а чем-то травяным, успокоительным и уютным.

Они залатали его: вправили вывихнутые кости, склеили рёбра, зашили пробитые лёгкие, обработали заживляющим бальзамом синяки и гематомы и даже не представились. Только женщина заговорщицки подмигнула и сунула в руку какую-то распечатку, в которой вроде бы знакомые буквы складывались в совершенно незнакомые слова.

– Прибереги это до тех пор, пока не найдёшь хорошего врача, которому будешь доверять, – шепнула Аспитису женщина. – Ты особенный мальчик. Но всем подряд об этом знать не стоит.

Её лицо потом Аспитис увидел у Розы – но не вспомнил, потому что с концами похоронил свои воспоминания до появления Квазара, оставив лишь ведущие его по жизни чувства. А теперь вот вспомнил. Что же это – судьба?

С Квазаром, кстати, тоже всё оказалось не окончательно. Кольца сжимающей его личность змеи ослабли, и перед внутренним взором Аспитиса встало продолжение той их первой серьёзной ссоры. Квазар нашёл его вместе с Артуром – чтобы извиниться. За год привыкший к тому, что суровый телохранитель отца даже перед президентом не опускается до извинений, лишь отрешённо кивает, скрывая плещущееся на дне глаз-колодцев презрение, Аспитис сначала не поверил своим ушам и чуть ли не принял это за изощрённое издевательство. Но Квазар повторил слово «прости» ещё дважды, глядя виновато и с досадой на самого себя, и Аспитис наконец его услышал. Конечно, старший друг не считал его неспособным справиться с собственными проблемами. Это просто взыграло обострённое чувство справедливости и желание поставить кое-кого на место, чтобы перестал мнить о себе слишком много. Хотя, разумеется, Аспитису тоже стоило бы поберечь свой упрямый лоб и хоть иногда принимать помощь.