Текст книги "Пламя (СИ)"

Автор книги: Ольга Корф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 52 страниц)

Наконец они вышли на свет. Внизу собралась огромная толпа. Как только они показались на балконе, все замолкли. Тишина эта была пугающей, поскольку было совсем неясно, как люди отреагировали на произошедшее.

Карл откашлялся. Мать сжала его плечо. Королю нужно было сейчас отбросить все страхи и обратиться к народу. Но открыв рот он понял, что не может вымолвить ни слова. Ужас сковал его.

Ну же, – прошептала Екатерина. – Сосредоточься. Ты король Франции, в конце концов!

Лучше бы она напоминала ему об этом раньше.

Жители Парижа! – наконец выдавил из себя Карл, голос его на мгновение прервался, но он всё же собрался с духом и продолжил говорить. – Мы, Карл IX Валуа, милостью Божьей, король Франции, – уж что-что, а свой титул он выучил ещё в раннем детстве, – с великим прискорбием приносим соболезнования своему народу...

Говорил он достаточно долго, то и дело запинаясь, кашляя и прерываясь. В своей речи король заявлял о том, что случившееся – большая трагедия и правительство всеми силами попытается возместить ущерб, но каждый понимал, что, в сущности, эти слова не так уж и много стоят.

Но в конце Карл заявил, что изначально борьба имела лишь локальный характер. Завязка была итогом личной вражды между герцогом де Гизом и адмиралом де Колиньи, а после их стычки резня началась стихийно, и это не было запланировано.

Высказав всё, что нашёлся сказать, он умолк. На какое-то время повисла тишина. Тысячи человек стояли внизу и молчали.

После этого толпа загудела. Но какого же было удивление членов семейства Валуа, когда из общих криков, явственно начали выделяться восклицания:"Слава герцогу де Гизу!"

Католики ликовали. Они очистили Париж от ненавистной ереси. Гиз ими был воспринят не как виновник гибели стольких людей, а как герой!

Екатерина опешила. Переведя взгляд на Генриха, стоявшего чуть поодаль, она увидела, как его губы растягиваются в усмешке. Его красивое лицо выражало удовлетворение, самодовольство, в гордой осанке виднелась уверенность.

Королева-мать в ужасе переглянулась с сыновьями. Они просчитались, не оценив в полной мере его изворотливости и коварства. Так вот каков был его план! Так вот кто на самом деле выиграл.

А Генрих стоял, взирал на толпу и внутренне ликовал. Конечно, он был точно не уверен в успехе, но совсем недавно обращаясь к королю с, казалось бы, благородным и жертвенным порывом, предвидел, что так всё и сложится. Если сегодня ночью всё пошло не по плану и против его воли, то теперь удача возвращалась к герцогу. И в данный момент он чувствовал себя королём Франции в куда большей мере, чем сам король.

Марго очень долго пыталась пробраться к Анри. Его покои сторожило десять человек, которые сгрудились в приёмной и никого не желали пускать, даже сестру короля.

Не действовали ни мольбы, ни угрозы.

Когда девушка вернулась в свои покои, Анриетта и Жюли были в ужасе. Она не сказала ни слова. Ей не хотелось снова вспоминать всё, что с ней произошло. Женщины поспешно обработали её раны, благо, они были неглубокими. Переодели её и уложили в постель.

Лерана, того протестанта, которого спасла Маргарита, переместили в кабинет, где ему постелили на полу. Его раны тоже были перевязаны и теперь он спал.

Марго же долго валяться в постели не могла. Она нашла в себе силы подняться, одеться и собралась идти к своему мужу, чтобы узнать, что же с ним произошло. Её терзали самые страшные опасения.

На это раз королева Наваррская была куда благоразумнее и послала за охраной. Хотя ей доложили, что Париж утих, в Лувре уже убирают тела погибших, а король готовится выйти к народу.

Таким образом можно было считать, что основной ужас пережит. Главное, чтобы он не вспыхнул с новой силой, хотя едва ли в городе осталось достаточное количество живых людей, чтобы снова начать бойню.

Маргарита надела простое закрытое фиолетовое платье и накинула на голову чёрное полупрозрачное покрывало в знак траура по всем погибшим этой ночью. Она выдвинулась в сопровождении трёх человек. И вот, прибыв на место, они обнаружили, что к королю Наваррскому не попасть.

В конце концов, Маргарита велела одному из своих охранников идти в покои короля и передать, что она требует разрешения войти к мужу. К её величайшему удивлению, вскоре посланец явился с письменным разрешением, наскоро написанным почерком Карла, да ещё и с его подписью. Видимо, её брат хоть немного образумился.

Распахнув двери, она увидела живого здорового юношу, в задумчивости сидящего за столом с закинутыми на него ногами. Он был в одной рубашке, а перед ним стояла бутылка вина, хотя опустошена она была всего на четверть.

Как только девушка вошла, он поднял голову и поспешно вскочил на ноги.

По дороге сюда она успела вообразить себе столько ужасных картин, что обнаружив его в полном порядке, не совладала с эмоциями и бросилась ему на шею.

– Анри! Ты цел!

Он подобного явно не ожидал, но всё же обнял её в ответ.

– Марго... Ты пришла!

– Мне стало так страшно за тебя! – воскликнула она отстраняясь.

– Только благодаря тебе я жив. Кажется, я даже не успел поблагодарить, – его улыбка была такой же, как и всегда, дружелюбной и открытой, несмотря на измученное лицо.

Они и сами не заметили, как перешли на "ты". Но после того, как они оба чуть не погибли этой ночью, условности можно было отбросить.

Анри предложил ей присесть. Она опустилась на стул и огляделась по сторонам.

Здесь уже всё убрали. Впервые она видела эту комнату освещённой. Как и прочие интерьеры Лувра, она была выполнена без лишней пышности, но во всём виднелось королевское величие, от розетки на каминной решётке, до мебели с резьбой по краям.

Присутствовало множество коричневых и бежевых тонов в сочетании с серебряными канделябрами и кольцевидной люстрой, немного напоминавшей рыцарский стиль.

– Ты в порядке? – спросила Марго. В сложившихся обстоятельствах вопрос был немного глупым.

– Насколько это возможно. Но что с тобой?! – он коснулся её щеки, на которой виднелось красное пятно. Так же он заметил царапины и на запястьях, выглядывающих из под рукавов платья.

– Неудачная встреча с разъярёнными гугенотами.

– Значит, не только католики свирепствовали.

– Нет. Все уничтожали всех. Безумный мир!

Он был поражён тем, что его единоверцы посмели тронуть её, женщину, принцессу крови, его жену.

– Анри, – она сжала его руку, серьёзно смотря на него, – я боюсь, что мы остались одни. Нам во что бы то ни стало нужно держаться вместе.

– Но твоя семья не станет тебе вредить.

– Я уже начинаю в этом сомневаться. Как бы то ни было, волею судеб, мы с тобой муж и жена. И мы нужны друг другу. Я смогу защитить тебя от католиков, ты меня от протестантов. Сейчас нам со всех сторон угрожают опасности.

– Знаешь, мне кажется, что протестантов теперь придётся остерегаться и мне, – лицо его вновь помрачнело.

– Что ты имеешь в виду? – Марго была удивлена его словами.

– Твой брат пощадил меня с условием, что я отрекусь от своей веры и обращусь в католичество.

Она молча смотрела на него, не мигая.

Мало им того, что они перерезали столько его людей? А теперь они заставляют его стать предателем!

Но с другой стороны – это действительно выход.

– Согласись на их условия.

– Я... Мне сложно...

– Понимаю. Но ты должен. В Наварру тебя сейчас никто не отпустит, а при дворе тебе нужно как-то выживать. Тебе и без того будут угрожать смертельные опасности. Если ты будешь одной с нами веры – это хоть немного тебе поможет. Возможно, они не посмеют покушаться на твою жизнь.

– Разумеется, ты права. Но эти люди перерезали сегодня ночью практически всех, кто окружал меня с детства, – теперь она увидела в его глазах безграничное отчаяние, которое до этого он скрывал. – И мне склонить перед ними голову? Предать память моих друзей? А что будут говорить мои подданные?

Маргарита вздохнула, отводя глаза.

– Мои слова прозвучат жестоко, но, увы, я должна сказать, что твоих подданных осталось немного. Спасись хотя бы сам.

Анри уронил голову на руки.

– Ты права, во всём права, – прошептал он.

Она поднялась и подошла к нему со спины, обнимая его.

– Я с тобой.

Анри мог бы заявить, что ни за что не предаст своих принципов, но это было бы чистейшим безумием. Он и так выжил лишь чудом. Второго неожиданного спасения ожидать не приходилось.

Господь, судя по всему, сейчас глядит в другую сторону и не видит Парижа, раз уж он позволил случиться тому, что случилось. Значит, простит и его отступничество.

– Я, увы, не сумасшедший, Марго, – промолвил он. – Я всего лишь обычный человек.

Оказавшись внутри Нотр-Дама, можно было подумать, что сегодня ночью ровным счётом ничего не произошло. В соборе всё было в точности так же, как прежде. Ничто не побеспокоило царящий здесь величественный покой.

И сейчас священник монотонно твердил молитву точно так же, как и всегда.

Однако на этот раз, на коленях перед алтарём стоял тот, кто ещё ни разу сюда не входил. Король Наваррский обращался в католическую веру.

Валуа и их верные слуги взирали на это действо, заняв места в первых рядах церковных скамей. Маргарита тоже пришла. Когда она бледная и безмолвная появилась на площади перед собором под руку с мужем, где их все дожидались, Генрике с Франсуа тотчас не выдержали и кинулись ей навстречу.

– С тобой всё в порядке? Ты не слишком сильно испугалась? Тебя никто не тронул? – Алансон сыпал вопросами. Благо след удара на щеке она замаскировала пудрой.

Анжу же просто стоял и смотрел на неё, не решаясь подойти ближе. По её взгляду он сразу понял, что сейчас она их всех ненавидит. И, надо сказать, вполне оправдано.

Маргарита ничего не сказала, просто прошла мимо, стараясь сохранять на лице безучастность. Когда они подходили к лестнице, Анри, при виде короля и королевы-матери, напрягся. Девушка успокаивающе сжала его локоть.

На устах Екатерины возникла торжествующая улыбка.

– Вы оказались весьма благоразумны, – обратилась она к наваррцу. – И ты, дочь моя, я вижу, неплохо повлияла на своего мужа.

От этого тона по спине у Марго пробежали мурашки.

Это говорит женщина по вине которой сегодня ночью погибло столько невинных людей! И её братья, скорее всего, в той же мере виновны, тоже сейчас будто забыли обо всём. Они лишь празднуют свою победу.

Она, не выдержав, резко обернулась.

– Господь покарает вас! – крикнула, даже громче, чем ожидала.

– На богословские темы поговорим, когда пройдём в собор, дорогая, – в этот момент где-то вдалеке грянул гром, с неба начали срываться крупные капли дождя.

– Да как вы можете оставаться такими невозмутимыми? Вы чудовища! – Маргарита не могла остановиться. Она понимала, что в её восклицаниях нет никакого смысла, но слова сами собой рвались из глубины души.

– Мы? – королева-мать изогнула бровь. – Но ты одна из нас. И хочешь ты этого или нет, ты Валуа.

– Валуа? Ошибаетесь! Я теперь не с вами, – в гневе выпалила Маргарита. – Я его жена, – она кивнула на Анри.

– Прекрати этот дешёвый спектакль! – Екатерина начинала злиться.

Дождь усиливался.

– Вы не имеете права заставлять моего мужа менять вероисповедание!

Юноша удивлённо посмотрел на жену. Сам он уже вроде как смирился со своей участью.

Но на самом деле Маргарита делала это не из-за него. Точнее, ей казалось, что она помогает ему, но в глубине её души крылась другая причина – ей просто хотелось сейчас противоречить своей семье, которая сотворила столько злодеяний. Она пыталась убедить саму себя, что она не такая, как они. Но правда в том, что она тоже была Валуа. И если это не проявилось сейчас, проявится потом. Все они такие – лживые, безжалостные, амбициозные, ни перед чем не останавливающиеся ради достижения своих целей. И Марго это прекрасно понимала. Оттого становилось ещё больнее. Ей не хотелось быть такой, как они, но в её натуре это было заложено. И сейчас всеми силами она пыталась с этим бороться.

– Замолчи сейчас же! – вскричала Медичи. Не то чтобы её сильно беспокоило, что именно в истеричном состоянии кричит её дочь, но она боялась случайных зрителей. Им нельзя было видеть разлад в их семействе. Правда, кроме них здесь практически никого не было, разве что охрана, но это не в счёт. Ещё несколько лиц дожидались их внутри собора.

– И не подумаю! Вам мало погубленных душ! Вы хотите отобрать веру у оставшихся?!

Она выпустила руку Анри и подошла совсем близко к матери.

– Какая трогательная забота, – сжав зубы, проговорила королева-мать. – Помнится, совсем недавно ты ни за что не соглашалась выйти замуж за короля Наваррского и помышляла лишь о своём Гизе. Быстро же ты переметнулась! Кстати, – эти слова она произносила тихо, вплотную подойдя к дочери, – твой обожаемый герцог ведь тоже принимал деятельное участие в последних событиях. Более того, он практически сам их развязал. На него ты так же будешь кидаться? Или твоя прекрасная и возвышенная любовь простит всё?

Попытавшись надавить на больное, Екатерина угадала. На глазах Маргариты выступили слёзы.

Генрих... И снова воспоминание о нём больно кольнуло сердце.

– Вы змея, – выплюнула она. – Не пойму, как вас всех ещё носит земля!

Флорентийка наконец не выдержала. Раздался звук пощёчины.

Маргарита отрешённо подумала о том, что теперь на её лице с обеих сторон будут красоваться синяки.

– Генрике! – позвала Екатерина. – Проводи её в собор.

Тотчас сильные руки брата обвились вокруг её талии и он легонько подтолкнул её в спину.

– Не упрямься.

В это время короля Наваррского уже вводили в храм в сопровождении охраны.

Марго же продолжала упираться, словно лишившись рассудка.

– Я туда не пойду!

Екатерина посмотрела на неё с неприкрытой злобой.

– Да что с тобой такое?! – воскликнул принц.

– Отпусти меня!

– Только когда ты войдёшь.

– Я туда не собираюсь!

– Ладно, оставайся здесь, – хмыкнул он.

– Выпустите Анри!

– Твой муженёк должен сначала отречься от своей ереси.

Она попыталась вырваться.

Герцог Анжуйский не выдержал и просто затащил её в собор, крепко сжимая хрупкие плечи, практически поднимая девушку над землёй. Это было несложно, даже несмотря на то, что она пыталась брыкаться.

– А теперь замолчи и не оскверняй храм, – шикнул он.

– Уж кто бы говорил о святотатстве! – однако ей пришлось умолкнуть.

Когда они оказались внутри, Марго тотчас вырвалась из хватки Генрике и гордо двинулась по проходу. В это время Анри уже был возле алтаря. И скрепя сердце преклонил колени, закрывая глаза и слыша первые аккорды органа.

На следующий день по Парижу распространилась весть, что на одном из кладбищ зацвёл сухой боярышник. Многие увидели в этом божественное предзнаменование. Большинство приверженцев католицизма торжествовали, считая, что теперь, когда Париж очищен от ереси, а протестанты скрываются по всей Франции, Господь наградит приверженцев истинной веры.

Между тем, из Сены был выловлен обезображенный труп Колиньи. После того, как Гиз оставил его на мостовой, толпа набросилась на мертвеца. От него отрубали куски, раскидывали их. То, что осталось от тела, было выброшено в воду. Но этого показалось мало. Узнав, что кто-то нашёл покойного адмирала, Карл, у которого вечером 24 августа случился очередной нервный припадок, задыхаясь кашлем и собственными криками, приказал повесить труп за ноги на Монкофоне, как знак того, что гугеноты повержены, а также для устрашения.

И вот на следующий день двор отправился туда. На этой поездке настояла Екатерина, которая рассудила, что подобный шаг создаст видимость того, что всё в порядке, всё происходит с ведома короля и дом Валуа совершенно уверен в себе. Нельзя было, чтобы кто-нибудь увидел их смятение.

Участвовать в поездке обязаны были и Марго с Анри. Конечно, девушка наотрез отказывалась, но король с матерью сообщили ей, что если она и дальше будет упорствовать – они повезут её силой.

С утра, когда двор собрался перед дворцом, готовясь отправляться, она появилась в чёрном, и с печальным выражением лица.

– Марго, – обратился к ней Франсуа, когда никто не слышал, – ты решила поизображать нашу матушку? – кажется, за эти несколько дней принц уже отошёл от Варфоломеевской ночи и теперь пребывал в достаточно неплохом расположении духа. Возможно, причина была в том, что основных ужасов ему видеть не довелось, а, возможно, в том, что в силу своего юного возраста и достаточно легкомысленного характера, он попросту быстро всё забывал, переключаясь на что-то другое.

Между собравшимися дамами и кавалерами царил ажиотаж. Они возбуждённо обсуждали то, что им предстоит увидеть. Одни были за, другие против, одни не могли дождаться, другие ужасались. Настроения присутствовали разные.

Те протестантские дворяне, которым повезло остаться в живых, но при дворе они теперь выполняли скорее роль заложников, сгрудились в дальней части двора своей узкой группой. Вид их в привычных чёрных одеждах стал ещё более скорбным из-за понурых усталых лиц, ссутулившихся спин и горящих болью и ненавистью взглядов.

Наконец все готовы были выехать. Одни вскочили на коней, другие заняли экипажи.

Дорога заняла чуть больше времени, чем ожидалось, поскольку улицы в Париже были ещё не до конца убраны после случившейся трагедии. Где-то ещё не вывезли всё трупы, где-то не оттёрли от кровавых рек мостовые, где-то не убрали обломки всего, что было разрушено.

В своём экипаже Маргарита задёрнула шторы, чтобы не видеть ничего, что могло бы ей напомнить обо всех ужасах, что недавно здесь царили. Она ехала вместе с Анриеттой, которая пыталась отвлекать её разговорами.

Удивительно, как же быстро все отошли! Они могли смеяться, говорить на посторонние темы, их душу уже ничто не тяготило, по крайней мере со стороны казалось именно так.

Но что же нестерпимо мучило королеву Наваррскую? Она и сама не знала.

Когда карета резко остановилась, она была удивлена.

– Мы что же, уже приехали? – изумилась она.

– Очевидно, да, – пожала плечами Неверская.

– Мне страшно выходить, – призналась Маргарита.

Подруга посмотрела на неё и сжала её руку.

– Нужно. Давай, возьми себя в руки. Будь сильной. В конце концов, помни, что ты королева.

Она усмехнулась.

– Королева народа, который практически уничтожен, и королева страны, которую вряд ли когда-нибудь увижу.

– Но мы сейчас не об этом, – усмехнулась Анриетта, – а о том, что надо сохранять королевское достоинство. И, к тому же, ты не только королева, но ещё и Валуа.

– А вот это уже ближе к делу.

Когда дверца экипажа распахнулась, дамы зажмурилась от яркого дневного света. Солнце хоть и было уже который день закрыто тучами, всё равно слепило глаза. Но недавняя жара спала. Теперь на улице было прохладно, а ветер всё усиливался.

Выйдя королева Наваррская тотчас ахнула, в ужасе прижимая руку ко рту. Они приехали прямо на самое место, к которому стремились.

Монкофон – это было не название монастыря, холма или леса. Это была виселица. Огромная каменная виселица, на которой можно было повесить около сорока пяти человек. Она была построена в тринадцатом веке к северо-востоку от Парижа, в тогдашних владениях какого-то графа, судя по всему, либо очень жестокого, либо не очень везучего. По его ли воле было построено страшное изваяние, или против, но построено оно было для него.

Марго и раньше было известно о месте, в которое они направлялись. Но увидев постройку вживую она не могла не ужаснуться. Исполинская виселица возвышалась над ними. Но самым жутким был не её внешний вид, а то, что на ней болтались трупы несчастных, убитых пару дней назад. Казалось бы, что после вида Лувра в ту ночь уже ничего не может напугать, однако картина тел, качающихся на ветру под всё больше заволакивающимся тучами французским небом, вселяла и ужас, и трепет, и тошноту. И наконец самое "почётное" место по центру было отведено адмиралу.

Выглядел он устрашающе. Раздетый, без одной руки и оторванной наполовину ногой, полностью в запёкшейся крови, с виднеющимся засохшим мясом, он безвольно висел вниз головой. Его клевали вьющиеся вокруг чёрные вороны, птицы смерти.

Со всех сторон послышались голоса. Кто-то вскрикивал, кто-то охал, а кто-то... о ужас!.. смеялся.

Маргарита схватила Анриетту за руку, твердя про себя, что она должна быть сильной. Девушка перевела взгляд на членов своей семьи, стоящих неподалёку. Они не стали надевать траур, все, кроме королевы-матери, которая и так его всегда носила. Сейчас они стояли, молчащие, едва заметно напуганные, но всё же достаточно безразлично взиравшие на открывающийся им вид. Затем взгляд Валуа наткнулся на Анри в окружении гугенотов. Он был предельно бледен, и она заметила, что в глазах его стоят слёзы. И в этот момент она сама заплакала, от того, что вдруг среди всей этой фальши увидела живые чувства. Он не бесновался в гневе, не горел желанием отомстить, он просто скорбел о своём наставнике, может даже друге, хоть Марго точно и не знала, какие отношения их связывали. Как бы то ни было это были нормальные человеческие эмоции.

Потом она заметила Франсуа, который отошёл за чей-то экипаж и там согнулся пополам. Его рвало. Девушка поспешила отвернуться.

– Интересно, – дрожащим голосом прошептала она на ухо Анриетте, – сколько ещё мы будем здесь находиться? Неужели они не налюбовались?!

– Волки смотрят на растерзанную добычу, перед тем как съесть её внутренности, – прокомментировала герцогиня.

Маргарита посмотрела на неё округлившимися глазами. Подобных натуралистичных метафор она от неё не ожидала.

– Благо, моя семья хотя бы не страдает каннибализмом. Однако всё в этом мире до поры до времени, – неизвестно откуда в ней нашлись силы отпускать насмешки.

Однако это не сильно ей помогало. Она почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Согнуться, как Франсуа, ей не хотелось, поэтому она решила направиться к Карлу и потребовать, чтобы они как можно быстрее покинули это страшное место. Марго пошла прямиком туда, где завидела короля, который беседовал с кем-то из придворных, то и дело указывая на какую-то часть строения. Но подойдя поближе она вдруг резко остановилась, совсем неподалёку услышав два знакомых голоса. И от звука одного из них, боль захватила всё её существо.

Гиз и Анжу стояли всего в паре шагов от неё и разговаривали.

Генрих... Её Генрих... Или уже не её... Он выглядел, как всегда, великолепно – гордый величавый вид, самоуверенная поза, пронзительный взгляд и лёгкая усмешка на чётко очерченных губах. Молодой человек был в красном. Но теперь красный ей казался не цветом их любви, а цветом пролитой им крови.

– Неплохая работа, герцог, – заметил Генрике, указывая на тело адмирала.

– Разумеется, – без тени раскаяния рассмеялся лотарингец. – Я умею доводить всё до конца, – он взглянул на своё творение. – Много раз себе представлял эту картину. И, право же, она прекрасна.

И столько мрачного самодовольства было в его словах, что Марго подавила вскрик. Это был не он. Не её Генрих. И этот волнующий её взгляд, этот всеподчиняющий голос – всё это было направлено сейчас на труп Колиньи. Такой привычный образ Генриха. Но он приобрёл другую окраску... Нет, это именно он! Настоящий Гиз.

Маргарита и раньше его видела, он всегда был таким, но она просто не понимала. Перед ней будто была половина разорванного рисунка. И она раньше помыслить себе не могла, что на второй его половине будет изображено тело адмирала, болтающееся на Монкофоне.

Вот и вся истина. Столько времени прошло, прежде чем она её осознала. Кого она любила всё это время? Его. Убийцу. Безжалостного человека, самого дьявола.

Маргарита почувствовала, что у неё кружится голова. Такое знакомое головокружение. Ей вдруг захотелось забыться, упасть здесь на холодную землю и не видеть больше ни повешенных, ни придворных, ни Генриха.

Слишком много потрясений для одной хрупкой инфантильной капризной девушки, прекрасной принцессы из весьма сомнительной сказки, где россыпи бриллиантов и белых роз сменились на потоки крови и нагромождения трупов, неотразимый и мужественный принц сам оказался драконом, от которого никто не спешит спасать принцессу, а великая и бессмертная любовь, увы, висит рядом с трупом на Монкофоне.

И что же остаётся принцессе? Лишь вновь картинно упасть в обморок, не выдержав всего этого.

"Господи! – крутилось в сознании. – "Ты ошибся. Думаешь, я сильная и справлюсь? Это не так. Господи... Я такая слабая..."

За ту секунду пока она падала на землю, ей успело подуматься, что на этот раз приходить в себя ей не хочется. Водоворот воспоминаний и судорожных мыслей крутился в сознании. И так отчаянно хотелось, чтобы всё это отступило, оставив место долгожданной пустоте.

Тьма наконец накрыла её.

Когда королева Наваррская неожиданно упала на землю как подкошенная, все взгляды тотчас обратились к ней.

Бедняжка, – послышался шёпот придворных дам. – Для неё это слишком страшно. Ах только посмотрите на неё!

Разумеется, она была не первой дамой, упавшей здесь в обморок, за всё то время, что они здесь находились. Но когда сознание теряет принцесса крови – это сразу привлекает внимание.

Тотчас к распластанной на земле девушке бросились два человека. Это были те, кто на самом деле и являлся причиной её обморока – Гиз и Анжу.

Никто не успел среагировать быстрее них. Когда остальные только сообразили что к чему – эти двое уже были на коленях подле неё.

– Корсет её душит, – промолвил Генрих, поспешно развязывая шнуровку, которая очень удачно располагалась спереди.

– Как вы смеете снимать корсет с моей сестры?! – тотчас взвился герцог Анжуйский, достаточно грубо отталкивая того и принимаясь за шнуровку собственноручно.

Лотарингец нахмурился, взирая на него.

Вот и всё. Варфоломеевская ночь прошла. Им больше незачем быть союзниками. Теперь они снова стали соперниками. Соперниками за власть, за авторитет и в том числе за сердце Марго. Знали бы они, что в последнем случае бороться уже не за что.

Пока что Гиз был более удачлив по жизни, но в этой ситуации перед лицом всего двора Генрике, на правах старшего брата, имел куда больше привилегий, по части освобождения сестры от весьма существенного предмета гардероба.

Когда с корсетом было покончено, все затаили дыхание. Маргарита по-прежнему была бледна настолько, как если бы она умерла, и не открывала глаза.

– Её Величеству стоит вернуться во дворец! – заметил кто-то. – Здесь не место юным впечатлительным особам.

– Но почему она не приходит в себя?! – забеспокоился Карл, тоже пробиваясь к ней сквозь толпу.

– У неё слишком большое потрясение, – ответила Екатерина, проходя вслед за ним. – Нужно доставить её обратно в Лувр.

– Я могу отвезти свою супругу, – промолвил Анри, который тоже к ним подошёл.

Королева-мать окинула его не то презрительным, не то подозрительным взглядом.

– Вы? Нет, вас одного с ней мы точно никуда не отпустим, – мрачно проговорила она.

Короля Наваррского охраняли. Да и Марго, как его жена, была весьма ценной особой. Ни в коем случае нельзя было потерять ни одного, ни другого.

– Я отвезу, – решительно заявил герцог Анжуйский.

Екатерине с Карлом не оставалось ничего, кроме как согласиться. Ему они, естественно, доверяли.

Не медля ни секунды, принц поднял сестру с земли и направился к своему коню, крепко сжимая её в своих руках. Перед ними все расступались.

Он решил поскакать верхом, поскольку так было куда быстрее. Да и ветер, обдувающий коня на скаку, должен был быть полезным ей.

Гиз провожал их горящим ревностью взглядом. Будь его воля – он ни за что бы не позволил ему коснуться Марго. Но что он мог сделать? Сейчас заявлять на неё свои права было бы безумием! Здесь присутствовали придворные, её семья, её муж. Оставалось лишь зло смотреть на счастливца, который её увозит.

Между тем Генрике вскочил на коня, перекидывая через седло королеву. Она безвольно повисла перед ним. После этого он ударил шпорами скакуна и понёсся прочь, оставляя позади лишь взвивающиеся над дорогой клубы пыли.

До дворца французских королей они доехали куда быстрее, чем оттуда к Монкофону, поскольку с ними не было королевского кортежа, который перемещался очень медленно.

Въехав во внутренний двор Лувра, Анжу спрыгнул с коня, а потом бережно снял с него Марго. По дороге она несколько раз немного приходила в себя, но, видимо, была настолько ослабшей, что снова лишалась чувств.

Он понёс её на руках во дворец. Она была совсем лёгкой. Маленькая, худенькая, совсем как ребёнок, в полузабытии она прижималась к его широкой груди.

В её покоях их встретила Жюли, пронзительно вскрикнувшая при виде своей госпожи. Недолго думая, герцог приказал ей принести воду, полотенце, а потом оставить их. Зачем было нужно последнее, он и сам не понимал. Просто само сорвалось с губ.

Занеся сестру в спальню, Генрике осторожно положил её на кровать. Не успел он устроиться рядом, как служанка принесла всё необходимое и, бросив на госпожу ещё один обеспокоенный взгляд, удалилась.

Принц смочил полотенце в воде и положил на её лоб. Так проделал несколько раз.

Она всё ещё была без сознания. Такая бледная, несчастная, беззащитная. Думали ли они хоть немного о ней, когда вместе с собой обрекали это изнеженное светлое существо на жизнь в кошмаре? Представляли ли они, что с ней будет, когда она увидит Лувр залитый кровью?

А ведь она так прекрасна. Необыкновенная красота, царствующая над мраком жестокости, боли и лжи, которые прочно вросли во всех здесь живущих. Двор прогнил, одна она ещё светит. Но победит ли красота тьму? Или же, наоборот, вовлечёт в новый водоворот смертей и безумств?

Нет, её необыкновенный образ не спасительный. Это однозначно. Марго не чистая и невинная красивая девушка с ликом Мадонны, которая исцелила бы их души. В её обаянии кроется угроза, её красота роковая. Она, как и все они, служит тьме. И неизвестно, кто здесь больший дьявол. За её маской ангела скрывается бездна, которая таит в себе столь многое, что и представить сложно. И эта бездна поглощала, поглощает и будет поглощать многих, кто осмелится прикоснуться к ней. Его самого уже поглотила. Он и сам теперь подвержен её року. И с ним невозможно бороться.

И пока она не очнулась, Анжу позволил себе то, о чём мечтал всякий раз, когда её видел. Склонившись над Марго, он коснулся губами её губ. Украденный поцелуй был сладок. Уста её были сухими от того, что она уже долго не приходила в себя, но такими сладкими... Целуя её, Генрике испытывал блаженство, какое вряд ли ему доведётся почувствовать ещё хоть раз в жизни. Но нельзя было целовать её вечно. К ней должно вернуться сознание.

Постепенно девушка начала приходить в себя. Наконец её глаза открылись, правда взгляд был какой-то потускневший.

– Где я? – слабым голосом спросила она.

– У себя в постели. Тебе стало дурно на Монкофоне, я привёз тебя домой. Но не переживай, всё позади.