Текст книги "Пламя (СИ)"

Автор книги: Ольга Корф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 52 страниц)

– Я могу быть с вами честна и, при этом, прибывать в уверенности, что этот разговор навсегда останется между нами? – она смотрела проницательно, будто пыталась увидеть, что у собеседника в мыслях в данный момент.

– Конечно! – без промедления ответил он. – Вы можете мне доверять.

И она верила. Он был абсолютно открыт и расположен к ней. Значит, она поступает верно.

– Позволите сразу сказать вам суть дела?

– Скорее, не позволю долго тянуть, поскольку я крайне заинтригован.

Повисла тишина.

Кажется, девушка сейчас обдумывала что-то очень важное, будто бы делала выбор. Взгляд её был сосредоточенным, на губах не осталось ни тени улыбки. Так обычно выглядит человек, который вот-вот собирается прыгать в воду с высокой скалы и отчаянно пытается рассчитать, как нужно оттолкнуться, чтобы не упасть на прибрежные камни, а пролететь дальше них и погрузиться в бездонную синеву моря, в которой неизвестно что скрыто.

– Генрих, – наконец сорвалось с её губ.

Марго прыгнула, зажмурив глаза. И вместо мыслей остался лишь ветер в ушах.

Юноша сразу понял, что это не обращение к нему. Он был Анри. А Генрихом, имя которого она сейчас произносила этим особым голосом, с особым выражением, был другой человек.

Маргарита молчала. Она уже начала говорить, но, кажется, всё ещё чего-то боялась, в чём-то не до конца была уверена.

Она всё ещё летела, не зная – в следующую секунду её встретят острые валуны или всё же мягкие волны.

Пальцы нервно комкали ткань платья.

Её лицо в этот момент кричало:"я-люблю-его!", а ещё:"он явно сейчас бы не гордился мной..."

– Так что там с Гизом? – Анри видел, что нужно ей помочь закончить мысль.

Она взглянула как-то затравленно.

– При чём тут он?

– Полно. Вы же о нём говорите.

Маргарита опустила глаза. Наваррец подошёл и коснулся её руки.

– Я вижу, вас что-то гложет. Расскажите мне всё. Я уверен, что, даже если герцог был бы против, это для его же блага, в том числе. В конце концов, он ведь такой счастливец!

Анри знал про них. А разве Марго скрывала? Ему стало известно всё ещё до их свадьбы. А весь двор знал и говорил об этом уже много месяцев. Он слышал слухи, он видел их, когда они стояли рядом. Сколько бы они не делали вид, что ничего нет, нетрудно было разглядеть, что между ними. А уж тем более это было видно наблюдательному беарнцу. И он не осуждал. Марго может любить кого хочет. И даже неважно, что её избранник – глава вражеской партии. В конце концов, как бы то ни было, она сама по ту сторону баррикад от Анри. Они договорились о дружбе, и он знал, коснись что – она бы не предала, не пошла против него. Но и против своих она ради него не пойдёт. Валуа не должна, став его женой, отрекаться от всей своей жизни.

– Вы всё знаете... Про нас... Верно? – уточнила Маргарита.

– Знаю. Вы же помните, ваша камеристка однажды всё мне рассказала. И я спокойно это принимаю.

Марго почувствовала, как входит в воду. Камни миновали. Но осталось долгое погружение, а потом... А что потом?

– Я рада. Анри... Вы хороший человек. И я хочу, чтобы мы были друзьями.

– Мы и есть друзья.

– Именно поэтому мне и понадобилось поговорить с вами. Вы в опасности. Позвольте мне не углубляться в подробности, поскольку, рассказывая вам всё это, я предаю человека, которого люблю, – она тараторила, будто боясь, что в следующую секунду что-то заставить её прерваться или передумать. – Но молчать я не могу, поскольку, тем самым, предам вас. Поэтому я лишь скажу, что над вами нависла угроза. Вы не играете пока что в политические игры, предоставив это другим, как я вижу, но вы всё равно фигура на шахматной доске, как и все мы, – теперь Маргарита стала говорить медленно, опустив взгляд на кончик туфельки, выглядывающий изипод платья, который сейчас чертил линию, переходящую от чёрной плитки к белой и обратно. – Генрих будет продолжать играть партию и, если вы встаните у него на пути, он будет воспринимать вас, как фигуру противника. У него есть цель. И это не вы. Но вы на пути, поэтому его ходы – угроза и для вас. Просто будьте осторожнее. Не говорите никому, не пытайтесь уберечь кого-то ещё. Просто спасите себя, не рискуйте. Боже мой... – она закрыла лицо руками. – Я и так слишком много сказала!

Анри был поражён. Конечно, они договорились о дружбе. Но подобной преданности он не ожидал. Ясно было, что Гиз что-то замышляет. И это может навредить ему, Анри. И Маргарита, даже вопреки тому что любит герцога, всё же предупредила его.

– Я не знаю, чем выразить свою благодарность вам, – промолвил он, сжимая её пальцы в своих. – Но, ради всего святого, зачем вы это делаете? Неужели только из-за дружеских чувств ко мне?

Марго высвободила пальцы и грустно усмехнулась.

– Ну вот... Теперь вы романтизируете мой образ. Но во мне течёт кровь Валуа и Медичи. Нет, дорогой Анри, всё не так идеалистично. Я делаю это не только для вас. Честно говоря, я безумно боюсь за Генриха. Вдруг он натворит глупостей! Понимаете, я хотела бы спасти и его, и вас.

Он кивнул.

– Спасибо за честность. И я обещаю вам ничего не предпринимать против него и не рисковать собой.

Марго подняла на него благодарный взгляд.

– И ещё, – улыбнулся юноша, – я вижу, вас мучает совесть. Но вы его не предали. Я не так часто вижу женщин, которые способны пытаться защитить своих возлюбленных. Не могу ещё раз не повторить, что он редкостный счастливчик!

И у королевы Наваррской на душе стало легче. Начиная этот разговор, она мучалась. Боялась, что сейчас Анри станет истинным представителем своего клана, тотчас доложит всем, что Гиз что-то замышляет. Но по словам мужа она поняла, что он будет молчать. Эта информация не та, которой можно поделиться своими, хоть это и могло бы им помочь. В ответ на услугу Марго он останется верен данному ей слову.

Она сама не знала, что собирается предпринимать Генрих, но чувствовала, что он усиленно о чём-то размышляет. Недаром он недавно рассказал ей свою историю. Значит, время пришло. Значит, скоро Гиз перейдёт к действиям. И этого ей не изменить. К тому же, она обещала быть рядом, что бы он не делал. Но ей хотелось хоть как-то оградить его от опасностей, которые будут его подстерегать. А так же огородить от них и Анри. По крайней мере, стоит надеяться, что теперь они ничего не сделают друг другу.

Её Высочество, вдовствующая герцогиня де Гиз... Или же герцогиня Немурская... А может, Анна д'Эсте?

Мысли путались в голове у Генриха. Как же называть её? Каким из этих многочисленных титулов? И разве это важно?

Важно, что не просто "мама".

А хотелось бы.

Отношения Генриха с матерью были сложными. Она была гордой, властной, достаточно холодной женщиной, которая всегда скрывала свои истинные чувства, не позволяла эмоциям хоть изредка вырваться наружу, но, при этом, когда она бралась за какое-то дело – во всех её действиях проглядывалась страсть.

Будучи ребёнком, Гиз не получал от неё ласки. Она всегда говорила с ним, скорее, как со взрослым, относилась к нему, как к наследнику.

Отец делал то же самое, но почему-то это воспринималось иначе. Он вызывал восторг. А она – долю испуга.

Анна увлекалась многими вещами и им отдавалась куда больше, чем людям.

Но раскол между ней и сыном произошёл, когда она вышла замуж второй раз и, кажется, совсем не переживала по поводу своего вдовства или же по поводу того, что нового мужа она вряд ли любила. Генрих вообще точно не был уверен, что она способна любить.

Анна была чем-то похожа на Екатерину Медичи, но если та, даже при внешней холодности, готова была на всё ради своих детей, становилась разъярённой тигрицей, когда что-нибудь им угрожало, и готова была защищать их, не жалея собственных сил, слёз, боли и даже жизни, то Генрих ни разу не видел, чтобы его мать сделала что-нибудь не ради собственных интересов. Почему-то когда его сестра, будучи ещё практически ребёнком, отдалась чуть ли не первому встречному, завернувшему в их владения, а её сын, сам ещё не совсем взрослый, убил его, будучи в состоянии неконтролируемой ярости, она даже не пожелала участвовать в происходящем. Когда Мари через несколько лет страдала, выходила замуж за нелюбимого человека, пыталась свести счёты с жизнью, теряла ребёнка, её мать не удосужилась хотя бы поддержать её. А давным-давно, в то время как Генрих в тринадцать лет стал главным в семействе Гизов, после того как отец умер у него на глазах, она попросту поспешно вышла замуж второй раз, даже не спрашивая у сына, что он думает на этот счёт.

А вот вспомнить, что она сделала хорошего на его памяти, Гиз, увы, не мог.

Однако он никогда не высказывал ей всё это, просто старался как можно реже с ней встречаться. Единство в семье, хотя бы внешнее, – это главное. Это их сила. А на плечах герцога слишком большая ответственность, чтобы этим пренебрегать.

Поэтому сейчас, когда ему сообщили, что его мать вдруг появилась у ворот Лувра, он взял себя в руки и тотчас начал собираться ехать из своего особняка во дворец, чтобы там с ней встретиться.

Такие неожиданные приезды были вполне в её духе.

И то, что она приехала не в дом сына, а в Лувр, тоже было ожидаемо. Анна д'Эсте всегда там, где интриги, богатство, связи, ложь и множество её знакомых. К тому же, помнится, раньше она была весьма близка к Екатерине Медичи.

Какой прок ей селиться в отдельном особняке, когда можно занять гостевые комнаты в Лувре, чтобы все дни и ночи напролёт плести свои козни прямо в основном месте действия?

Она всегда всё просчитывала и занимала самую выгодную позицию.

Выйдя на улицу, Генрих поднял голову и посмотрел на пронзительно голубое небо.

"Чёрт возьми, как жарко!" – отметил про себя он.

Лоб за считанные секунды покрылся испариной.

Природа, должно быть, просто сошла с ума. Давно в Париже не было такой жары, даже летом.

Герцогу подвели коня и, оседлав его, он тотчас погнал его в сторону Лувра. Стоит ли говорить о том, что он всегда был верхом, испытывая искреннюю нелюбовь к поездкам в карете, которые стоило оставить дамам.

Вскоре в створе улиц показались очертания Лувра, который виднелся за садом Тюильри, располагавшимся перед ним. Выехав к воротам сада, Гиз повернул направо, чтобы объехать его и попасть ко дворцу с другой стороны, где находились конюшни. Путь его проходил вдоль решётки, из-за чего он мог через деревья и кусты видеть придворных, прогуливающихся по аллеям, хотя в этот день их было немного, поскольку большинство предпочли не выходить из прохлады каменного здания, чтобы ненароком не подурнело от жары.

Наконец, Генрих въехал во внутренний двор Лувра и спешился. Не медля ни секунды, он тотчас чуть ли не бегом направился в сад, которые совсем недавно проезжал. Именно здесь мать назначила ему свидание в отправленной с утра записке.

Молодой человек поспешил спрятаться в тенистой аллее, чтобы горячие лучи не обжигали его бледную аристократическую кожу. К сожалению, тень в Тюильри было найти достаточно сложно, поскольку деревья были ещё не очень высокими. Сад разбили меньше десяти лет назад по приказу королевы-матери, которая решила, что перед дворцом непременно должно располагаться место для отдыха и прогулок. В то же время начали строить дворец Тюильри, чуть западнее Лувра, который соединялся с последним, образуя внутренний двор. Дворец состоял из центрального корпуса и двух соединённых с ним павильонов Марса и Флоры, которые были ещё не до конца достроены. Пока что во дворце практически ничего не было. Внутреннюю отделку тоже не завершили, однако работы шли и вскоре дворец обещал превратится в ещё одно прекрасное создание французских мастеров.

По желанию Екатерины сад выполнили в итальянском стиле. Шесть аллей были расположены по длине сада, восемь – по ширине. В итоге, Тюильри был достаточно большим. В нём можно было и предаться общим увеселениям, и уединиться. Здесь были и фонтаны, и беседки, и скульптуры.

Подумать только! А ведь в прошлом веке это были лишь окраины за пределами Луврской крепости.

Гизу нравилось это место. Вообще он любил Лувр. Проведя здесь практически всё детство, герцог сроднился с холодным и величественным дворцом. Он чувствовал, что здание принимает его. И сад ему тоже нравился своими переплетениями аллей, открытыми лужайками, тёмными уголками.

В одном из таких уголков его и ждала мать. Она расположилась на скамейке в беседке, находившейся в глубине сада. Просто сидела, как всегда прямо и с нетерпением в глазах, ждала, должно быть. Только вот вряд ли долгожданной встречи с любимым сыном. Скорее, свидания с человеком, которые имеет здесь связи и авторитет и который явно не откажет ей ни в чём, поскольку они всё-таки из одного клана.

Когда Генрих появился перед ней, она порывисто поднялась. Он не мог про себя не отметить, что ещё никогда она не проявляла такого рвения при из встречах.

Анна не изменилась. Те же убранные в высокую причёску каштановые волосы, бледная кожа, проницательные голубые глаза, в которых никогда не догадаешься что скрыто. Какие-то черты её лица напоминали Генриха, хотя он был больше похож на отца.

Эта женщина была всё ещё красива, несмотря на то, что была уже совсем не юна. Однако в её образе проскальзывала какая-то скрытая опасность, лживость.

– Сын мой! – вскричала она, подходя к нему, притягивая за плечи и оставляя на щеке поцелуй сухими губами.

– Здравствуйте, матушка, – без должной радости поздоровался он, отстраняясь.

– Не представляешь, как я скучала! И по тебе, и по твоей сестре. Ах, как жаль, что я разминулись с Мари. Она приехала в дом твоего отца, когда я, заехав туда на пару дней, уже покинула его.

Упоминание о ней тотчас возродило в душе Генриха уже успокоившийся боль и смятение. К тому же, в глазах матери и в её быстрых речах сейчас отразилось то, что на деле ей, должно быть, безразлично, что она не успела повидать Мари. Действительно, для чего ей это? Герцог ощутил столь ненужную сейчас неприязнь. Был бы здесь отец!

– Полно вам, – холодно отозвался он. – Вы ничуть не скучали, не нужно притворяться.

Герцогиня Немурская пожала плечами, вновь присаживаясь на скамейку и показывая ему место рядом.

– А ты, я вижу, стал прямолинеен. Не замечала за тобой подобного раньше. С этим стоит быть осторожнее при дворе.

– Не беспокойтесь за меня, прямолинеен я только с вами, – хмыкнул он, оставаясь стоять.

– Точь-в-точь, как твой отец.

И вновь столь неудачное упоминание. Не хотелось слышать о Нём из Её уст.

– Кстати, – у Анны была привычка добивать людей, только-только успев с ними поздороваться, – я слышала, у тебя родился наследник. Что ж, поздравляю. Мне кажется, ты верно выбрал себе жену. Кстати, надеюсь она здесь, с тобой?

– Нет, – сжал зубы Генрих. – Её здесь нет. Не считаю нужным повсюду брать её с собой.

– Никакого уважения к женщине! – закатила глаза она. – Нет, ну право же, как можно быть настолько похожим на Франсуа?

– Хватит. Не вам о нём говорить, – не выдержал Гиз.

Д'Эсте махнула рукой.

– Ты неисправим. Уже который год твердишь одно и то же.

– И не перестану.

– Послушай, Генрих, я приехала сюда не для того чтобы вновь вступать с тобой в очередные споры. У меня есть конкретные цели. И у тебя тоже. Какими бы ни были наши личные взгляды друг на друга, мы всё ещё одна семья. И, главное, мы – одна политическая партия. И можем друг другу помочь. И у тебя, и у меня есть авторитет, связи, свои рычаги. Сейчас нам нужно объединиться, – должно быть, ей всё-таки надоело спорить.

Герцог скрестил руки на груди.

– Вот как? И для чего же?

– Может, ты всё-таки присядешь?

Он опустился на скамейку, но намеренно чуть поодаль от неё. Анна, заметив это, лишь усмехнулась.

– Что же вы молчите? Вы только что сказали, что у нас общие цели. И какие же?

– Пришло время мстить, сын мой, – тихо промолвила она, устремляя взгляд куда-то вдаль. – Ты ведь готов исполнить свой долг?

Вопрос повис в тишине, спёртой душным воздухом.

Гиз знал, что этот день настанет. Вот и он.

Месть... Как давно он желал этого, как долго стремился.

– Вы для этого приехали, – шёпотом.

Не вопрос, утверждение.

Она права, сейчас не имеют значения их личные отношения. Сейчас им нужно объединить силы и сделать то, что необходимо.

– Ты, должно быть, думаешь, что я не любила твоего отца, – задумчиво промолвила женщина. – Это не так. Он был моим мужем. Тогда Колиньи даже не отрицал причастности к убийству. Я была уверена, что он за всё заплатит. Но, уж не знаю почему, его оправдали. Я не верила ни единому слову, которые произносились в его оправдание. Говорили, что он не причастен к убийству, но ведь здесь всё шито белыми нитями. Именно адмирал, этот трусливый пёс, нанял убийцу, который погубил Франсуа. И мы должны ему отомстить. После суда я ходила к королеве-матери, пыталась убедить её одуматься, но она была непреклонна. Ей зачем-то нужен был Колиньи.

– Но почему вы ничего не сделали ещё тогда? Почему сказали мне ничего не предпринимать? Зачем было ждать девять лет?!

– Тогда мы были недостаточно сильны. Франсуа погиб, ты был ещё ребёнком. Нам нужно было окрепнуть.

– И поэтому вы поспешили выйти замуж?

– Боже мой! При чём здесь это? Перестань. Веди себя, как нормальный взрослый человек и помни, что на тебе ответственность за всё семейство, если не за всю католическую Францию!

– Ладно. Вы правы, – кивнул Генрих.

Сейчас действительно нужно было забыть про свои личные переживания.

Подул слабый ветерок. Хотя какое-то облегчение. Иначе Генриху казалось, что он задохнётся.

– Так вот, – продолжила свою мысль Анна, – мы вновь сильны. Ты постарался на славу, у тебя авторитет и при дворе, и в народе. И наша армия сейчас в порядке. Да и средств у нас предостаточно. Нам доверяют все католики. Я горжусь тобой, если уж говорить честно. Одним словом, сейчас всё благоприятно для нас. Это значит, что пришло время. Именно сейчас Валуа бессильны между двумя партиями. Хоть они и не показывают этого, они страшатся и нас и их, протестантов. Сейчас то, чья сторона перевесит, решит всё. Поэтому нужно действовать. Мне было известно о твоих отношениях с принцессой, точнее, уже королевой Наваррской, – она жестом остановила его, желавшего что-то сказать. – Не нужно сейчас говорить, что твоя личная жизнь меня не касается. Я говорю сейчас не о тебе и твоих пассиях, а о политике. Дело в том, что это мог бы быть хороший союз. Наверное, победа была бы в наших руках. И поэтому ты должно быть удивлён, что твой дядя, поехав в Рим ко двору Папы, выступал за брак принцессы с королём Наваррским. Но я отвечу тебе, почему он это делал. Мы с ним об этом договорились. Если бы ты женился на принцессе – мы бы выиграли лишь часть этой партии. Не случилось бы мести, поскольку, при таком раскладе, протестанты бы близко не подошли а Парижу, а предпочли бы скрыться и не выходить до конца своих дней. А нам нужен был Колиньи. Судя по твоему выражению лица, ты начинаешь понимать, – отметила она.

– То есть, вы хотели, чтобы гугеноты оказались здесь? – догадался Генрих.

– Именно, – подтвердила вдова Франсуа де Гиза. – Нужно было их всех собрать. Здесь и Колиньи – наша главная цель, и принцы, и основные влиятельные протестанты. Можно уничтожить всех одним махом, понимаешь? И тогда мы искореним ересь. И всё будет кончено.

В конце она говорила совсем тихо. А молодой человек был поражён.

Уничтожить всех?

Об этом он не думал. Девять лет Гиз ждал того дня, когда убьёт Колиньи. Всё это время грезил о мести. Но он не думал уничтожать всех.

– Ты сомневаешься? – Анна всегда была проницательна. – Полно. Если убить только Колиньи – найдутся тысячи таких же. И эта война никогда не кончится. Всё равно в конечном счёте погибнут все. А может, и мы. Но если покончить со всем сейчас, у нас есть шанс выжить, да ещё и остаться победителями. Не надо пугаться. Пойми, они все такие, как Колиньи. И то, что именно он отдал приказ убить Франсуа, не значит, что другие не сделали бы то же самое. А тому же, все они одинаково наши враги. И, в конце концов, либо они нас, либо мы их. Сейчас мы их уничтожим. У Валуа не останется выбора, они тоже станут нашими. И, между прочим, я тебе обещаю, что принцесса будет твоей, раз уж ты так её любишь.

Она во всём была права. Генриху не было что возразить.

– Вы говорите верные вещи, – кивнул он, поднимая голову и смотря ей в глаза. – Действительно, мы должны выполнить свой долг перед католической Францией и выполнить волю моего отца. У вас уже есть какой-то план?

Анна лукаво улыбнулась. Улыбка эта напоминала улыбку дьявола.

Её холодная рука коснулась его руки, чуть-чуть её пожимая.

– Конечно. У меня всегда есть план.

*Учитывая, что Генрихов в этом повествовании очень много, стоит пояснить, что речь идет все еще о Генрихе де Конде.

**Лат. – жизнь коротка, искусство вечно.

========== Глава 48. Сообщники ==========

Генрих проговорил с матерью до позднего вечера. Под конец он ощутил усталость и решил не возвращаться в свой особняк. Благо, его комнаты в Лувре всё ещё числились за ним. Когда он приехал, королева-мать позаботилась о том, чтобы ему было где расположиться, даже несмотря на то, что пол Парижа занимали протестанты, которые не поместились в дворец.

Сейчас он направился в свои апартаменты, желая лишь хорошо выспаться. Это единственное, что ему было нужно до следующего утра.

Войдя в комнату, он подал знак пажу, несущему за ним свечу, оставить её и удалиться. Оставшись один, Генрих тотчас, на ходу снимая колет, направился к кровати. Каково же было его удивление, когда он увидел, что она не пустая.

На краю, свернувшись калачиком, спала Марго. Он не говорил ей, что придёт сюда, останется в Лувре. Как же тогда она здесь оказалась?

Молодой человек склонился над ней и провёл рукой по тёмным волосам, упавшим на лицо. Это прикосновение не разбудило её. Тогда он осторожно обошёл кровать и, бесшумно сняв остальную одежду и оставшись только в рубашке, прилёг рядом, устраиваясь позади неё и приобнимая.

Девушка пролепетала что-то во сне и, перевернувшись, уткнулась носом ему в шею. Сейчас она почему-то напоминала маленького котёнка, который ластится к хозяину, ища защиты и тепла.

Гиз поцеловал её в макушку. Она слегка улыбнулась. Однако спала так крепко, что так и не проснулась.

Вскоре мысли Генриха уже унеслись. Он больше не думал о Валуа, лежащей рядом. Он размышлял о матери, о мести Колиньи.

Вскоре всё сильно изменится. Перед тем как погрузиться в сон, он ещё раз взглянул на Маргариту.

"Прости меня, малышка", – прошептал он.

Она верила ему. Она бы не одобрила то, что он хочет сделать. Будет ли она любить убийцу? Но нельзя сейчас об этом думать. В конце концов, речь идёт о судьбе государства. А они как-нибудь справятся.

Екатерина нечасто позволяла себе сильные эмоции, но, если уж они всё же выплёскивались – обязательно с итальянским темпераментом Медичи. Поэтому сейчас о королеве-матери можно было сказать, что она взбешена.

Вчерашний военный совет затянулся до вечера. После него Карл поспешил удалиться в свои покои и приказал никого не впускать. И Екатерине бы не составило труда убедить стражу в том, что его мать имеет право пройти в любое время дня и ночи, да только вот король попросту уснул. Поэтому поговорить с ним было невозможно.

Встав с утра очень рано, флорентийка тотчас же опять направилась в покои сына. И – о ужас! – ей снова передали, что: "Их Величества ещё не изволили подняться".

Но на этот раз она не была так терпелива. Екатерина ворвалась в его спальню и застала короля сладко посапывающим в своей постели.

– Карл! – вскричала она.

Он подскочил, испуганно протирая глаза.

– Что случилось?! – король уставился на мать.

– Ты спрашиваешь, что случилось?! Как что?! Боже мой! Ты вчера вместе со мной был на совете!

– В общем-то, да, – озадаченно ответил он. – И что же?

– В самом деле?! – продолжала бесноваться она. – Колиньи нам угрожал! Он ведёт Францию к верной гибели! А ты спишь! Я пыталась пройти ещё вечером!

– Но отчего такая паника? – продолжал недоумевать молодой человек.

– Надо срочно что-то делать, – заявила королева-мать, опускаясь в кресло.

Глаза её продолжали гореть огнём гнева и жажды что-нибудь совершить. Сейчас она напоминала не женщину средних лет, уставшую от жизни, а разъярённую молодую волчицу.

Карл взглянул на неё с восхищением. Дьявольская женщина! Она смотрелась величественно, угрожающе. Ворот чёрного платья немного был расстёгнут, волосы растрепались, щёки раскраснелись. Кажется, у Колиньи уменьшались шансы выжить...

– Нет, я решительно не понимаю, – Карл уже окончательно проснулся и сел на кровати, накидывая халат, – к чему вы устраиваете такую трагедию?

– Ты слышал его вчера? Он продолжал гнуть свою линию по поводу войны с Испанией за Нидерланды! И, вдобавок к этому, теперь ещё и предлагает походы на Фландрию! Хотя будет слишком мягко сказать "предлагает". Он попросту требует!

– Захватим заодно и Нидерланды, и Фландрию, а потом и Испанию, – пожал плечами Карл.

– Ты сейчас издеваешься надо мной?

Король усмехнулся.

– А что вы хотите от меня услышать, матушка?

Она всплеснула руками.

– Я ничего не хочу услышать! Хочу, чтобы ты меня понял. Он рассорит нас с Испанией. Ещё до свадьбы Марго, когда ларошельцы грабили испанские суда, нам еле удалось убедить Филлипа, что мы не имели к этому никакого отношения. Но, надо понимать, что в Париже есть испанские шпионы. И когда они донесут Филлипу о том, что здесь творится... Он и так регулярно сыплет угрозами после этой свадьбы! Так долго не будет продолжаться. Франция не готова к войне! Эти проклятые войны с гугенотами полностью истощили нас. Ты знаешь о состоянии казны? Она пуста!

Карл задумчиво посмотрел в потолок. Какое-то время он молчал. Потом медленно произнёс:

– Вы клоните к тому, что гугенотов надо обезвредить?

– Именно.

– Но что делать с Гизами и остальными?

Екатерина поджала губы.

– С этим придётся разбираться потом. Пока что у нас нет выбора. Гиз хотя бы не введёт Францию в войну. Знаешь, сейчас нужно выбирать из двух зол меньшее, как я уже много раз повторяла. И Колиньи сейчас самое большое зло, которое только может нам угрожать. Карл, открой глаза! Ещё немного и мы все погибнем.

Король зажмурился.

Он понимал её правоту. Действительно, у них нет выбора. Как они дошли до такого? Сами же загнали себя в тупик! И это одна из сильнейших европейских держав... Его покойный дед, Франциск I, явно бы сейчас не гордился ими всеми. Да и отец тоже.

"Ах, отец..." – подумал Карл. – "Зачем ты только начал эту войну? Зачем вообще родил меня королём этой безумной страны?"

– Ладно, – вздохнул он. – Хорошо, допустим, вы правы. Но как, скажите на милость, вы предлагаете обезвредить Колиньи? Я не могу его даже арестовать. У меня нет причин. А если сделать это без причин... Сами подумайте, Париж полон гугенотов! Они возмутятся. И мы будем в опасности.

– Арест – это законный способ, – каким-то странным тоном произнесла Екатерина, поднимаясь и подходя к окну.

Она посмотрела туда. Утро только начиналось, солнце своими пока что мягкими лучами просвечивало сквозь свежую листу деревьев. Природа такая тихая и умиротворённая. Но это до поры до времени, пока день не запылает своей сжигающей жарой.

Королева резко обернулась к Карлу, который всё это время, так и не встав с кровати, неотрывно смотрел на неё.

– А кто говорил, что мы обязательно должны использовать законные способы? – закончила она мысль, угрожающе сверкнув глазами.

Он непроизвольно отшатнулся. На лице его отразился ужас.

– Что вы имеете в виду?! Неужели...

– На войне все средства хороши.

– Нет! – вскричал Карл, вскакивая на ноги, не обращая внимания на холодный пол под босыми ступнями. – Вы не посмеете! Мы дворяне, королевская семья, а не подлые убийцы! Это немыслимо!

– Но иначе мы все погибнем! Как же ты не понимаешь? Испанцы не будут столь гуманны! А Колиньи тем более! Вспомни несчастного Франсуа де Гиза!

– Только не говорите мне о Гизах! – взвился Карл. – Они всегда сами напрашиваются. И иногда очень трудно сдержаться и как-нибудь ненароком не убить их.

– Перестань думать о своих личных пристрастиях и неприязнях! Сейчас не время для этого.

– Но мы не можем просто так убить человека!

– Боже мой, забудь уже о своих принципах! Забудь обо всём. Я понимаю, это тяжело, но мы должны спасти Францию любой ценой! Лучше уж сейчас погибнет один человек, чем потом тысячи.

Она была отчаянно права. А Карлу было больно и страшно. Он не готов был к такому выбору, такой ответственности.

– Господи, прости нас! – прошептал он.

Однако Екатерина услышала.

– Простит, – вздохнула она. – Иначе в аду бы не осталось свободных мест, если бы Всевышний на прощал всех, кто таким образом пытается спасти своё государство.

– Пустой оптимизм, – откуда-то он нашёл в себе силы иронизировать, – рай нам ни при каком раскладе уже не светит.

– Тогда в наших же интересах прожить как можно дольше. А это возможно только если мы сейчас выполним свой долг.

Повисло молчание.

– Но разве король может дать своё согласие на убийство? – обречённо произнёс он.

– Разве это нужно? Просто закрой глаза. Сделай вид, что ничего не знаешь. Позволь нам делать то, что считаем нужным.

Карл устал. Просто устал. Ему уже стало всё равно, кто умрёт, а кто нет. В конце концов, жизнь и смерть – такие относительные понятия.

Он не хотел выбирать. Пускай выбирают другие, а Карл устал.

– Делайте, что хотите, – прошептал он, безвольно падая в ближайшее кресло, откидывая голову, опуская руки, прикрывая глаза.

Екатерина печально взглянула на него. Не создан её сын для тяжести короны.

Но сейчас нужно думать не об этом. Теперь осталось завершить задуманное.

– Я не буду в этом учавствовать, – твёрдо произнёс Генрике. – На мой век подлости хватило.

Это он ответил матери, которая с утра пришла к нему в кабинет, взволнованная и взбудораженная, начав убеждать его в необходимости как можно быстрее устранить Колиньи. Вот так вот просто. Взять и убить.

Хотя это же не впервые. Была же до этого Жанна...

Екатерина была поражена. Впервые в жизни он ей в чём-то отказывал.

Она вгляделась в черты любимого сына. Кажется, он похудел. Да и бледен был как-то непривычно.

– С тобой всё в порядке?

– Да. Если я отказываюсь участвовать в убийстве – это не значит, что я болен.

– Генрике... Что происходит? Ты изменился.

В Екатерине так и не завершили свою борьбу королева и мать. И если секунду назад она была поглощена идеей покушения на Колиньи, сейчас её мысли сконцентрировались на Анжу. Она сердцем чувствовала, что с ним что-то не то.

– Вам кажется, – отозвался он. – Ничего не происходит. Всё в порядке.

Но она не верила ему, потому что его вид говорил совершенно о другом.

Помимо бледности и худоты появилось ещё что-то. Странная печаль в глазах. Генрике всегда был достаточно сдержан и иногда меланхоличен, но сейчас в тёмных зрачках светилось нечто обречённое.