Текст книги "Последний фюрер рейха. Судьба гросс-адмирала Дёница"

Автор книги: Николай Малютин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)

 Между тем он разрабатывал совершенно новую программу строительства для всего флота, чтобы поправить катастрофическое положение, доставшееся ему от Редера, который был неспособен обеспечить в достаточном количестве сталью и судовыми рабочими ни один из своих проектов. Подводные лодки, конечно, были сердцем этой программы, и так как их индивидуальный «потенциал» сильно упал, а потери умножились, то и число новых лодок было спланировано гораздо большим. Теперь их должны были выпускать по 40 штук в месяц, то есть вдвое больше против того, чего Редеру удалось добиться в 1942 году.

 В силу того что план был рассчитан на пять лет, по его завершении на вооружении должно было состоять 2400 лодок! Эта программа на самом деле была расширенной версией «альтернативного» плана флота, который он предложил Редеру в 1939 году, увеличенного ради перехода на новый масштаб торговой войны и предназначенного в целом для оборонительной функции флота. Она была весьма далека от плана «Зет» и последующих послевоенных программ «сбалансированного флота», о которых мечтали люди Редера в эйфории 1940 года. Своей сфокусированностью на одной стратегии эта программа продолжала традицию изначального «плана Тирпица», хотя и с противоположного конца: в ней не было ничего крупнее эсминцев, да и тех весьма немного.

 Самое интересное в ней, вероятно, то, что она отражала собственные силу и слабость Дёница. Она была позитивной и практичной благодаря интересу к малым судам, которые можно построить быстро и дешево, и направлена на ясно определенную цель, однако она упускала из виду внешние силы, в данном случае уже продемонстрированную способность противника концентрировать в одно целое флот, авиацию и технологическое преимущество для создания эффективной обороны против подводных лодок.

 Также имели значение способность вооружиться и резерв людской силы Германии, так как план, самый крупный из всех, когда-либо всерьез разработанных немецким флотом, требовал превышения квоты на сталь на 50 000 тонн в месяц и не менее щедрого людского потока рабочих на верфях и экипажей. А это было не менее фантастично, чем попытки поправить отчаянную нехватку ресурсов в пехоте и авиации.

 Существенно, что этот вопрос был поднят на совещании глав всех отделов строительства и вооружения, которое возглавил сам Дёниц 24 мая, в тот самый день, когда он был вынужден вывести свои лодки из Северной Атлантики.

 Не было бы лучше, раз превосходство противника в воздухе породило «нынешний кризис», пожертвовать частью программы морского строительства в пользу строительства самолетов-истребителей? Но флот не собирался всерьез обсуждать этот вопрос, ведь для этого требовалась хоть какая-то координация в верхах рейха, которой так катастрофически не хватало.

 Ответ Дёница был вполне предсказуем: подобная жертва приведет либо к сокращению программы по подводным лодкам, «что не обсуждается», либо к сокращению программы по легким кораблям, а это означало, что в какой-то момент флот может оказаться неспособным справиться со своими задачами по эскортированию и защите. Однако он отложил решение этого вопроса до дальнейшего изучения...

 Учитывая его абсолютную преданность подводному оружию как единственному наступательному средству, которое осталось у Германии, и его привычку принимать решения, основываясь на своих целях и безо всякого внимания к возможным трудностям, в исходе «изучения» вряд ли можно было усомниться.

 Он встретился со Шпеером через несколько дней, и тот поддержал его, а в конце месяца он отправился к Гитлеру в «Бергхоф», намереваясь получить от него разрешение на программу в полном виде.

 Это была примечательная встреча: Дёниц, который принес исключительно вести о неудачах последнего времени, пребывал в своей обычной уверенности и потребовал невероятного; Гитлер, который всего три недели назад рассказывал гауляйтерам, какие большие надежды он возлагает на подводный флот, принял и то и другое без малейшего упрека, он целиком согласился со всем, что Дёниц ему рассказал, и разрешил ему начать выполнять свою гигантскую программу без каких-либо отлагательств, если не считать консультации со Шпеером и главами двух других родов войск.

 То была яркая иллюстрация его веры в Дёница и его готовности принять любое оптимистически окрашенное мнение. Этакая миниатюрная картинка того, как обманчивость системы фюрерства питала саму себя и как природно-позитивный настрой Дёница помогал ему достичь своих целей и стать одной из лучших подпорок для беспокоящегося фюрера.

 Великим талантом Дёница, который коренился в его бесконечной способности самообманываться ради своих собственных целей, было представлять простые и фактические доклады, в которых на первый взгляд ничего не скрывалось, а затем делать из этого профессионального укрытия безукоризненно оптимистичные выводы. Эта техника с очевидностью проявилась и во время беседы 31 мая. Он начал с объективного признания провала подводной кампании, роста ВВС противника и – «определяющего фактора» – нового локационного устройства, которое привело к потере 36 или даже 37 лодок за месяц.

 «Эти потери слишком высоки. Мы должны теперь законсервировать наши силы, иначе мы станем делать за противника его дело».

 Следовательно, продолжал он, мы должны вывести лодки из Северной Атлантики в зону к западу от Азорских островов, где надеемся поохотиться на караваны, направляющиеся к Гибралтару; когда появятся новые подлодки, он пошлет их в более отдаленные области в надежде, что самолеты там «не будут в той же степени оборудованы локационными устройствами». Однако, учитывая, что к июлю у подлодок будет новое «защитное оружие», он намерен продолжать нападения в Северной Атлантике в периоды новолуния. Этим подразумевалось, что речь идет не о поражении, а о кризисе, который вынуждает временно поменять тактику. Существенно, что он представил статистический анализ только того, где и как подлодки были потеряны – настолько, насколько уверенно можно было об этом говорить, – а не сколько нужно уничтожать по тоннажу кораблей противника, или сколько он ожидает, что их будет уничтожено, и не сколько для этого нужно подлодок...

 Дёниц продолжил, перечислив оружие, которое ему понадобится, чтобы возобновить полномасштабную атаку в Северной Атлантике. Сперва приемник, способный улавливать излучение локационного устройства противника и давать предупреждение об опасности; до тех пор он приказал подлодкам действовать по ночам на одном электродвигателе так, чтобы без шума дизеля дозорные смогли бы услышать приближающийся самолет. Он не указал этого, но это означало сокращение скорости до такой, что ночная атака с поверхности «в период новолуния» делалась практически невозможной.

 Между тем полным ходом шли работы по подавлению или рассеиванию волн локационного устройства противника. Эксперименты уже показали, что возможно сократить отражение волн рубкой на 30%, что, как он заявил, на треть уменьшит расстояние, с которого можно засечь подводную лодку.

 В добавление к этому рубки будут перестроены и оснащены четырехствольными пулеметами для использования против самолетов, а к октябрю на них будут и акустические торпеды против конвоев. Однако это оружие не будет эффективным против судна, идущего на скорости больше 12 узлов, поэтому сейчас все усилия предпринимаются для того, чтобы акустическая торпеда «Заункёниг», эффективная против кораблей, идущих на 18 узлах, тоже появилась до осени на вооружении.

 «Я буду обсуждать это с министром Шпеером, – продолжал он и попросил у Гитлера поддержки, – так как я считаю абсолютно необходимым, чтобы подлодки были оснащены торпедами против эсминцев до того, как начнется благоприятная для кампании зимняя погода».

 И снова он не стал объяснять, как в эпоху радаров долгие зимние ночи могут оставаться «благоприятными». А Гитлер и не спросил, он просто согласился, что должно быть сделано все, что возможно.

 В этом пункте, согласно отчету о беседе Вольфганга Франка, Дёниц поглядел в свои записи. Самого Франка там не было, а присутствовали лишь шеф ОКВ Кейтель, морской адъютант фюрера фон Путткамер и два других штабных офицера, а также официальные стенографистки, тем не менее, похоже, что эта пауза имела место, так как потом Дёниц принялся за обвинения, сначала осторожные: по его мнению, поддержка подлодок люфтваффе была недостаточной, и необходимо, чтобы «Мессершмиты-410» были переведены в Бискайский залив и расстреливали там патрули противника. Но, когда Гитлер попытался откреститься от ошибок в производстве самолетов, Дёниц копнул глубже: по его мнению, подходящие для войны на море самолеты должны быть построены самое позднее к тому времени, когда начнется программа строительства крупных подлодок.

 Гитлер, который с самого начала был полностью ответствен за то, что Геринг не позволял Редеру организовать морскую авиацию, которую тот хотел, и на это согласился.

 «Нет сомнений, – продолжал Дёниц, – что подлодки потопили бы много больше кораблей в прошлом году, если бы у нас была морская авиация».

 Гитлер согласился.

 «Даже теперь не поздно дать флоту авиацию».

 И снова Гитлер согласился.

 Дёниц погрузился в объяснение схемы устройства школы для морских летчиков в Гдыне, в прямом взаимодействии с флотилиями учебных караванов и школой подводников, так, чтобы они узнали, как поддерживать контакт с караванами, как управлять движением и, кроме того, как говорить на том же языке, что и подводники; Гитлер и здесь был целиком с ним согласен. Затем, согласно Франку, он внезапно вскочил и стал прохаживаться, заложив руки за спину. Вероятно, это было для него чересчур. Его мучила тревога, не сдадутся ли итальянцы союзникам – со всеми опасностями, которые это принесет Германии с ее континентальным положением и зависимостью от румынских нефтяных скважин. Между тем люфтваффе было неспособно остановить массовые налеты противника, разоряющие его промышленные города, а теперь и его глава флота хочет независимую авиацию, с новым дизайном самолетов и еще большим числом юношей, которые так нужны в России и Италии!

 Если он теперь и прохаживался, то это было не столь высокомерно, как в 1940 году; он подволакивал левую ногу, а левая рука неконтролируемо дрожала в его правой руке за спиной, его выпученные глаза и припухшие щеки говорили о крайне нездоровой жизни, которую он вел, как позже осознал Шпеер, «в условиях, напоминающих те, в которых существует заключенный, практически не видя солнечного света, без глотка свежего воздуха, в замкнутом помещении своих штабных бункеров». Его темные волосы поредели и поседели. Те, кто видел его лишь изредка, были потрясены, как внезапно он начал стареть.

 Дёниц, подтянутый и стройный, как всегда, перешел к перспективам подводной войны в будущем. Он напомнил «потенциал» 1940 года – 1000 тонн, потопленных каждой лодкой каждый день, и «потенциал» конца 1942 года – 200 тонн, но не стал давать цифру для настоящего, а просто сказал, что невозможно предсказать, до какой степени эффективными станут подлодки снова.

 «Тем не менее я придерживаюсь мнения, что подводная война должна проводиться и дальше, даже если цель достижения больших побед теперь стала невозможной, потому что подлодки продолжают связывать чрезвычайно большие силы противника на море. Джеллико в своей книге описал те силы, которые связывали подлодки в Первой мировой войне...».

 «Речь не идет о том, чтобы отказаться от подводной войны, – перебил его Гитлер. – Атлантика – это мой передний край обороны на западе, и даже если я буду вынужден вести там оборонительные бои, это лучше, нежели защищаться на суше в Европе. Силы противника, связанные подлодками, столь велики, что, даже если подлодки не принесут больших побед, я не смогу от них отказаться».

 Тут Дёниц и воспользовался возможностью рассказать о своей программе строительства! У него был с собой в напечатанном виде приказ, предварительно согласованный со Шпеером, в котором давалась цифра выпуска в 30 лодок ежемесячно, и, сказав, что, по его мнению, они должны стремиться к тому, чтобы цифра была 40, он подал приказ на подпись Гитлеру. Тот послушно зачеркнул 30, вписал 40 и подписал.

 Так, мимоходом, даже без анализа реальных ресурсов для подводной кампании или обсуждения других вариантов, которые могут иметься в наличии, гигантские ресурсы Германии были отданы практически устарелому роду войск.

 Через три дня Дёниц снова обратился к главам своих отделов. Начал он с того, что заявил: континентальная Европа, «которая обеспечивает нас едой и сырьем, должна быть защищена от внешних атак и, я уверен, будет защищена!» Это было значительное изменение его отношения к проблемам, произошедшее за четыре месяца, с тех пор, как он возглавил флот.

 Он винил в настоящем кризисе неспособность люфтваффе поддержать подводный флот и «тактическое преимущество» противника, его локационное устройство; однако нет никаких сомнений в том, что «в смене военной фортуны с нападения на оборону» они вскоре вновь займут верховенство. Они должны отбросить старые идеи о попытках действовать экономно, насколько это возможно, и работать в большем масштабе для того, чтобы разработать новое оружие. Затем возобновится и «война тоннажа». Очевидно, однако, что он сам больше не верил в то, что в этой войне можно победить; он повторил аргументы о связывании гигантских ресурсов противника и удерживании войны подальше от Европы.

 Впоследствии он развил эту идею в меморандуме и на обсуждении с командирами баз и своим штабом 8 июня подчеркнул, что, так как нет никакой возможности того, что Восточная кампания принесет победу, центр тяжести производства вооружения должен быть перенесен на флот, который один сможет повлиять на исход войны, нанося удары по морским коммуникациям союзников. Таким же образом и центр тяжести воздушной стратегии должен быть перенесен на «войну тоннажа».

 К этому времени были разработаны подробные оценки необходимой людской силы для выполнения программы, и на следующей неделе Дёниц представил их Гитлеру – примерно 350 000 человек сверх 103 000 уже работавших на флот в наступающем году и 141 800 человек на верфях. Согласно его собственному, возможно, хвастливому рассказу о встрече с фюрером своему штабу на следующий день, его требование произвело эффект разорвавшейся бомбы в ставке Гитлера.

 «У меня нет столько людей, – сказал Гитлер. – Необходимо увеличить число людей в зенитных батареях и на ночных истребителях для защиты немецких городов, необходимо усилить Восточный фронт – армии нужны дивизии для зашиты Европы».

 Дёниц напомнил ему, что если закончить подводную войну, то вся материальная мощь противника обрушится на Европу и что прибрежные маршруты поставок, обеспечивающие жизненно важные материалы, окажутся под угрозой, и он продолжал настаивать, указывая на то, что расширяющийся подводный флот необходимо обеспечить людьми... перевести офицеров из армии и ВВС... повысить число кандидатов в морские офицеры... его долг – указать на последствия столь малого набора матросов... до тех пор, пока Гитлер не сказал, что о прекращении подводной войны речь не идет и что он представит список необходимого числа матросов, когда они понадобятся.

 Затем Дёниц перешел к вопросу о рабочих на верфях и вырвал еще одно признание у Гитлера: об отзыве людей с верфей речь не идет.

 И снова у Дёница были все основания радоваться своему влиянию на Гитлера; он хорошо провел перераспределение ресурсов в пользу флота, а вместе с этим и повысил свое положение в ряду высших советников рейха. Но по-настояшему эффект был меньше, чем это тогда казалось. И так было в особенности из-за новой воздушной стратегии и морской авиации, которую он потребовал; причиной этого было то, что, несмотря на «ссоры» с Герингом, о которых он много пишет в своих мемуарах, он никогда не осмеливался на открытую пробу сил против него и не пытался стравить его с Гитлером. Хансен-Ноотаар вспоминал, что «особые отношения с Гитлером» Геринга всегда стояли первыми в повестке Дёница, когда он приходил к фюреру, но он всегда выходил от него, так и не затронув вопроса. «Я не могу, – говаривал он, – в конце концов, это не мое дело – вмешиваться в длительные отношения доверия между Гитлером и Герингом. И я поэтому уклоняюсь».

 Что же до его собственных отношений с толстым и безвкусным рейхсмаршалом, то они сложились более удачно, чем у Редера, но это была не та радикальная перемена, которая была нужна, и кризис самого люфтваффе, равно как и постоянное вмешательство Гитлера, мешал взаимодействию с авиацией в том масштабе, который мог принести ощутимые результаты.

 Гитлер не был готов сам форсировать события. Дёниц не подал прошения об отставке, вместо этого он пытался получить по отдельности особые самолеты для особых целей и использовал их в локальном взаимодействии с морскими силами, сохраняя при этом, насколько было возможно, хорошие отношения с «жирдяем».

 Хансен-Ноотаар вспоминает одно столкновение между ними, которое закончилось тем, что Геринг отколол от своей изысканной формы бриллиантовый орден летчика и подал его Дёницу, который, к восторгу офицеров, которые за этим наблюдали, отколол свой орден подводника от своей военной синей куртки, но не протянул его Герингу. Это был типичный для него находчивый и уместный ответ. Фон Путткамер дает более короткую версию этого происшествия в своих мемуарах, намекая на то, что с этих пор Дёницу стало удаваться поладить с Герингом.

 Остается только недоумевать относительно этого эпизода. В чем здесь причина – сила личности Геринга и его ум, или аура власти и давнего устойчивого положения в иерархии наци, или, может быть, его верность фюреру заставили Дёница ответить именно так, юмористически и дружелюбно, и вообще ладить с рейхсмаршалом на людях, в то время как в личных беседах с доверенными людьми он считал его виновником национальной катастрофы?

 Когда они были с Хансеном-Ноотааром наедине, то называли Геринга «могильщиком рейха».

 Тем временем Дёниц с разрешением Гитлера на пятилетний план морского строительства в кармане безжалостно пробивал свои дела в министерстве Шпеера, не обращая внимания на противодействие всех своих служб. Он аргументировал это тем, что они вступают в экономическую войну с морскими державами, следовательно, войну долговременную, и сложности с получением необходимого объема сырья и трудовых ресурсов, перед которыми отступил Редер, будут только расти. Он действительно говорил главам своих служб 5 июля, что новая программа осуществима только с министром Шпеером: «Без него значит – против него».

 Точно так же ему пришлось сражаться за новые методы строительства подлодок. Его надежды заключались теперь, по большей части, в новых типах лодок, известных как «электролодки». Они были предложены в начале года как альтернатива большим лодкам Вальтера; они должны были развивать большую скорость под водой благодаря комбинированию обтекаемой формы, разработанной Вальтером, и батарей со значительно повысившейся мощностью в глубине корпуса. Было предложено два класса, 1600-тонный тип 21 для Атлантики и меньший тип 23 для прибрежных вод. Атлантический тип, в котором он был более всего заинтересован, был запланирован на скорость под водой в 18 узлов в течение полутора часов или 12—14 узлов в течение десяти часов.

 Это была не столь хорошая лодка, как та, что предлагал Вальтер, но в отличие от схемы Вальтера у нее батареи можно было перезаряжать, и, используя «Шнорхель», перезаряжать даже под водой. Ее основным преимуществом в настоящих условиях было то, что она не требовала новых технологий и, следовательно, могла быть сразу запущена в производство.

 По крайней мере, Дёниц и Шпеер на это надеялись.

 Отдел морского строительства ожидал первоначально построить два прототипа обычным способом. Технический директор Шпеера, тем не менее, выступил с предложением, основанным на американском методе преодоления проблем с тоннажем за счет изготовления готовых секций на заводах, которые потом перевозились бы на верфи и сплавлялись там вместе. Такой внезапный разрыв с традиционными методами нес серьезный риск и требовал более квалифицированного труда и вложений в новые заводы при верфях; однако в случае успеха он обещал сократить вдвое время строительства и, что более важно, распределяя фазы работы по разным местам, сокращал период между началом и окончанием. Это также означало, что значительный объем производства мог делаться на заводах вдали от побережья и бомбардировщиков противника.

 Без сомнения, именно перспектива быстро получить новые лодки и вернуться к наступательной стратегии в битве за Атлантику заставила Дёница проголосовать за новый метод. Учитывая его характер и обстоятельства, никакого другого выбора и не было.

 «Мы их достанем! – говорил он Хансену-Ноотаару, имея в виду англичан. – Мы их достанем, в конце концов! Но сперва мы должны сделать новые лодки!»

 Его чувства, судя по всему, коренились как в воспоминаниях о «голодной блокаде» времен Первой мировой, так и в оценке настоящей ситуации. «Он не мог забыть об этой «голодной блокаде», – вспоминал Хансен-Ноотаар, – он говорил мне снова и снова, что хочет исправить то, что сделала Англия в Первую мировую. Он хотел заморить голодом англичан не только физически, но и в том, что касалось оружия и стратегического сырья».

 С ответом на вопрос, ненавидел ли Дёниц англичан, Хансен-Ноотаар колебался: «Я не могу безусловно это отвергнуть», а в другой раз он сказал: «Когда он сам (Дёниц) приходил в бешенство, то говорил: “Мужчина должен уметь ненавидеть”».

 Эта фраза была в ходу в окружении Гитлера. Муссолини сказал нечто очень похожее в Риме. Ненависть была оружием и из арсенала Геббельса, как и в арсенале противников Германии: ненависть Черчилля к нацистам широко известна. Злополучные массовые бомбежки союзниками гражданского населения под прикрытием эвфемизма «военные цели» и признание, которое сделали Рузвельт и Черчилль в Касабланке в январе того же года, что целью войны союзников было сокрушить врага, предоставляя ему еще больше материала для «пропаганды ненависти».

 Ненависть была разлита в воздухе; нет никаких сомнений в том, что человек с крайним темпераментом, как Дёниц, который порой «приходил в бешенство», был сонастроен с этой пропагандой; и ведь отчеты о допросах предыдущего года о «фанатичных нацистах, которые ненавидят Англию» дают право предположить, что в этом ничего нового для него не было.

 5 июля человек Шпеера, которого выбрали возглавить программу, показал Дёницу планы посекционного строительства лодок типа 21; он явно согласился на это к тому моменту, несмотря на продолжающееся противодействие его собственного конструкторского отдела, потому что воскликнул: «С этим мы начнем новую жизнь!»

 Через три дня он рассказывал об «удачном» дизайне «электрической» подлодки Гитлеру в «Вольфшанце»; она якобы предоставит совершенно новые возможности в подводной войне, позволив быстро приближаться к караванам и производить отходные маневры под водой, не всплывая на поверхность.

 «Это сделает неэффективными все прежние контрмеры врага, так как вся система конвоев основана на низкой скорости субмарин под водой...».

 Далее он сделал столь же оптимистические доклады о других разработках; к концу июля он ожидал получить эффективный прибор оповещения о радарах, и профессор Краух из И. Г. Фарбен сказал ему, что убежден: вскоре он сможет предложить материал, который будет на 100% поглотать излучение радара; «это практически сведет локацию радаром на нет!».

 До возобновления сражений с караванами он использовал подлодки как миноносцы, так чтобы выигрыш противника в тоннаже держался на самом низком уровне.

 Вскоре он обратился к другой проблеме: согласно последнему докладу, на новых подлодках, которые произведет министр Шпеер, некому будет плавать. Ему было нужно 262 тысячи моряков к осени 1944 года, и «действительно молодых людей».

 Гитлер начал увиливать, и, хотя Дёниц настаивал на своих требованиях, на этот раз ему не удалось получить обещания. Наконец, Гитлер предложил, что он изучит возможность набрать моряков в оккупированных странах, как это прекрасно удалось в случае СС. Дёниц согласился, что это может стать хорошим выходом из ситуации, и заявил, что обратится по этому вопросу к рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру.

 Прежде чем уйти, Дёниц вернулся к теме электрической подлодки и снова подчеркнул необходимость строить ее с самой большой скоростью. Гитлер с этим согласился и, когда Шпеер вошел в комнату, словно нарочно повернулся к нему и сказал: «Самое важное – это строительство новой подлодки».

 «В этом нет никаких сомнений, – согласился Шпеер, – мы уже дали указания, что заказы для новой лодки должны исполняться прежде всего».

 Постоянно поторапливая строительство и исполнение других проектов, Дёниц не забывал и о своем долге лично вдохновлять подводников. Хотя он больше не мог встречаться со всеми возвратившимися капитанами, он продолжал беседовать со столь многими из них, сколь это было возможно, особенно с теми, которые могли рассказать об особом происшествии или победе. По словам Хансена-Ноотаара, такой его отеческий подход к людям был основой морального духа, который сохранялся весь этот тяжелый период оборонительных действий. Он настаивал на том, чтобы капитаны «не скрывали ни своих критических замечаний, ни проблем, наоборот, он требовал, чтобы они рассказали ему, где именно “жмет ботинок”».

 Этот подход объяснялся искренней заботой. Он всегда расстраивался, получая рапорты о потерях, вспоминал Хансен-Ноотаар; за жесткой наружностью скрывалось сердце, которое оплакивало людей, которых он посылал на смерть.

 Может показаться сложным согласовать это с его леденящими кровь требованиями к Гитлеру дать ему еще многие тысячи людей в качестве неопробованного оружия – «и действительно молодых людей», – но это станет проще, если вспомнить, как он оплакивал тех, кто утонул на UB-68 в 1918 году. Без сомнения, он был способен действовать на разных уровнях.

 Конечно, в мемуарах Хансена-Ноотаара встречаются красноречивые указания на то, что, будучи гросс-адмиралом, он оставался по-прежнему неуверенным в себе человеком. Например, он часто показывал свои морские картины, которые собрал во Франции, молодым офицерам, которые из-за отсутствия должной подготовки были совершенно не готовы к тому, что им предстоит, и побаивались этого. На это указывают и его частые рассказы своему штабу о своих отношениях с фюрером, и комментарии относительно «верности» курса, которым он шел теперь, что попадались в журнале штаба с той же частотой, что и в его вахтенном журнале подводника.

 И особенно показательна его фраза, сказанная после ухода одного офицера, которого Хансен-Ноотаар назвал очень умным человеком.

 «Милый Хансен, – перебил его Дёниц, – у меня достаточно умных людей. Нам недостает выносливых».

 Значимость этой фразы в том, что она – из коллекции идей фюрера. Всю свою взрослую жизнь Гитлер высказывал абсолютное презрение к образованным людям, «перекормленным знаниями», но не знающими реальной жизни; это был один из постоянных мотивов его монологов, особенно в плохие времена. После капитуляции Паулюса под Сталинградом, например, его обвинения содержали такую фразу: «В Германии делали слишком сильный акцент на тренировке интеллекта, но не на тренировке характера».

 Учитывая то, что Дёниц повторял почти слово в слово и другие идеи из коронной коллекции Гитлера, особенно о еврейском «вирусе», как будет видно в дальнейшем, замечание, о котором вспомнил Хансен-Ноотаар, является еше одним свидетельством его некритичности в признании гениальности Гитлера. Тот, кто заглянет в глубь этого ума, например, прочитав записи его застольных бесед, поразится, как эти второсортные, обычно даже глупые высказывания могли быть кем-то приняты за признаки гениальности, и поразится бедности собственного ума Дёница после его обучения в Йене и Веймаре. Но вовсе не удивится его действиям, когда вспомнит, как бешено нацистский рейх сражался за самосохранение против напора снаружи и недовольства внутри себя самого...

 Потому что была и другая Германия. Она была маленькой и практически беспомощной. Ведь почти все мужчины того возраста, в котором можно эффективно сопротивляться, находились на фронте, или в концентрационных лагерях, или были членами партии. Почти все женщины были целиком заняты на военных предприятиях или в приходящем в упадок домашнем хозяйстве, так что сил ни на что иное у них не оставалось, однако было ядро отважных мужчин, которые почти все состояли под надзором агентов Гиммлера и которые старались сохранить те ценности, которые Геббельс для остальных уже уничтожил. Один из лидеров такого кружка избранных, Гельмут фон Мольтке, писал: «Нужно снова пробудить личность к осознанию своей внутренней связи с теми ценностями, которые не от мира сего... “Да” снова должно стать “да”, а “нет” – “нет”. Добро должно снова стать абсолютным, как и зло».

 9 июля пришли вести о том, что силы союзников двинулись на захват Сицилии. И снова они застигли Гитлера врасплох. Дёниц приказал немецким торпедоносцам вступить в действие и стал нажимать на Риккарди, требуя ввести и итальянский флот, отведенный как раз для этой цели. Риккарди отказался выставить свои тяжелые корабли против превосходящих сил противника, и тогда союзники высадились и оккупировали большую часть Сицилии практически без какого-либо сопротивления.

 Дёниц повторил свой тунисский спектакль, буквально завалив итальянское Адмиралтейство личными просьбами, рекомендациями и оперативными советами, но все без толку. Когда итальянская флотилия все-таки вышла в море 15-го числа, ей не удалось обнаружить противника!

 К 17-му он пришел в отчаяние и предложил Гитлеру захватить итальянский флот. Гитлер усомнился, что из этого выйдет что-либо путное.

 При следующем кризисе роли поменялись; когда вечером 25-го пришло сообщение о том, что Муссолини подал в отставку и итальянское правительство возглавил маршал Пьетро Бадолио, тогда уже Гитлер потерял голову и призвал к такому радикальному решению, как окружение Рима немецкими парашютистам и разоружение итальянской армии и восстановление диктатуры, но Дёниц, который вылетел к нему на следующий день, посоветовал более скромные действия.

 Перемена в отношении Дёница, может быть, объясняется разведданными, которые он получил от своих людей в Риме – Руге и немецкого военного атташе Вернера Лёвиша. Руге отреагировал на предварительный приказ Гитлера разоружить итальянскую армию, послав ему срочный доклад о том, что такая мера поднимет против немцев все население и большую часть итальянской армии, что не принесет никаких выгод.