Текст книги "Последний фюрер рейха. Судьба гросс-адмирала Дёница"

Автор книги: Николай Малютин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц)

 Эта череда событий имела важные психологические последствия: армия была втянута еще дальше в кровожадное беззаконие режима, и, кроме всего прочего, вооруженные силы присягнули лично фюреру; партийные значки уже были введены в их униформу.

 Внешняя политика тем временем изменилась в соответствии с идеей Гитлера о крестовом походе против большевиков. Раз Советский Союз был врагом, то пакт о ненападении был подписан с бывшим восточным противником, Польшей. Западный «противник», Франция, соответственно, перестроился, и немецкие вооруженные силы теперь готовились встретить франко-советскую коалицию. Для Гитлера фундаментальным принципом новой системы был благожелательный нейтралитет Великобритании. Он ясно дал понять это Редеру после того, как пришел к власти: способ удержать Великобританию вне игры был один – ограничить строительство немецкого флота тем уровнем, который бы ее не встревожил, и он намеревался, как только представится такая возможность, оформить морское превосходство Англии над Германией двусторонним договором; это бы дополнительно помогло оттолкнуть Англию от Франции и других бывших союзников, заключивших Версальский мир и, соответственно, вашингтонские морские соглашения, которые установили соотношение морских сил каждой из держав.

 В результате решимости прийти к соглашению с Великобританией и действуя по программе перевооружения флота, выработанной штабом Редера на тот год, Германия довела общий тоннаж до трети британского по трем классам военных кораблей – линкорам, транспортам и крейсерам – так как считалось, что при таком соотношении сил Англия не будет беспокоиться. В классе торпедоносцев и подводных лодок пропорция была запланирована почти как один к одному, но, так как по большей части это были суда малой дальности действия, вероятно, предполагалось, что и они не будут восприняты как угроза.

 В любом случае соотношение по субмаринам было вычислено в то же самое время. Это было значительное увеличение по сравнению с пятилетней программой перевооружения с 1933-го по 1938 год, которую Гитлер унаследовал и которая была более или менее в рамках Версальского договора.

 Флот предназначался, главным образом, для тех же задач: доминировать на входах в Балтийское и Северное моря и отсекать французские линии коммуникаций в начале мобилизации, но конечная дата была назначена на 1949 год, то есть через пятнадцать лет. Есть все основания полагать, что то, что Редер в действительности готовил и на что Гитлер согласился в тот год, было вершиной всеобъемлющего плана достижения мирового господства – стадии борьбы с Великобританией. Об этом говорят размеры и боевые характеристики главных кораблей, стратегия ведения боевых действий в океане, для которой они были предназначены, и то соображение, что мощные, чрезвычайно дорогостоящие боевые подразделения подходили больше для использования против Великобритании, а вовсе не против Франции и России, где решающее значение имели сухопутные сражения.

 Подтверждением того, что Редер всегда имел в виду эту финальную битву с Англией, служат, по крайней мере, его записи беседы с Гитлером, случившейся 27 июня того года. Интересно, что политика Гитлера отделять своих оппонентов и потенциальных соперников друг от друга по «принципу фюрера» была распространена и на глав разных родов войск; они докладывали ему лично, а не координирующему комитету, который мог бы с ними сговориться, и это увеличивало взаимную неприязнь и ревность между разными видами вооруженных сил.

 Редер уже стремился поговорить с Гитлером тогда, когда рядом не было Бломберга. Во время той беседы он воспользовался возможностью представить фюреру командира крейсера, вернувшегося из-за границы.

 Он начал с обсуждения замещения двух запланированных линкоров, которые стали потом именоваться «Шарнхорст» и «Гнейзенау». Гитлер заявил ему, что они должны обозначаться как модифицированные 10 000-тонные суда, а не 25 000-тонные, которыми они на самом деле являлись, и что их реальная скорость в 30 узлов не должна никогда указываться выше 26 узлов!

 О следующей части беседы мы можем прочесть в зашифрованных записях Редера: «Развитие фл(ота) позже возм(ожно) против А(нглии) ...Сохранение традиции. Я: с 1936 на б(ольших) кораблях 35-см (пушки). Если деньги. Союз 1899. Ситуация 1914?»

 Ясно, что здесь имеется в виду аналогия в ситуациях перед Первой мировой войной и тогдашней: о союзе с Великобританией в 1899 году, как кажется, он спрашивает риторически: какой стала ситуация к 1914 году? В свете «реальной политики», в точности то же самое: Англия должна быть удержана от союза против Германии для сохранения равновесия и ослабления своего основного торгового конкурента. Он, следовательно, спрашивал Гитлера, не нужно ли начиная с 1936 года вооружать суда 35-сантиметровыми пушками, чтобы соответствовать новейшим британским; Гитлер, судя по всему, отвечал – да, если будут деньги. И линкоры по программам 1936-го и 1937 годов, «Бисмарк» и «Тирпиц», были вооружены именно так.

 Официальная запись той же самой беседы, сохранившаяся в немецком архиве, еще более прозрачна: «Главнокомандующий флотом выразил мнение, что позже флот необходимо развивать с учетом противоборства с Англией, и, следовательно, с 1936 года на больших кораблях нужно ставить 35-сантиметровые пушки (как в классе “Короля Георга”)».

 В следующей теме их разговор дошел до подводных лодок. Были уже заказаны материалы, детали и места на верфях для первых 15 субмарин, в основном маленького типа; первая группа офицеров, инженеров и примерно 70 человек команды уже прошла длительный курс подготовки в недавно организованной школе подводников, открытой в октябре 1933 года, и Редер ожидал только приказа фюрера начать строительство лодок. Гитлер сказал ему, что он не желает осложнений перед грядущим плебисцитом, во время которого жители Саарского региона должны высказаться, желают ли они войти в состав рейха, и проинструктировал его, как в полной секретности законсервировать весь проект по субмаринам.

 Таково было положение дел, когда Дёниц вернулся со своих «языковых курсов» в Англии; нация и флот зависли в воздухе, ожидая приказа фюрера следовать дальше в незнакомые и опасные воды.

 Между тем на «Эмдеме» был закончен капитальный ремонт; Дёниц вновь принял командование над кораблем в конце сентября, с совершенно новой командой, включая 160 кадетов для тренировки, и со своим обычным энтузиазмом провел весь октябрь за подготовкой. 2 ноября, в вечер отплытия, Редер представил его Гитлеру, как было принято для командиров, вернувшихся из-за границы; что сказал ему глава флота, мы не знаем, но Редер вновь оставил нам запись основных тем, которые он обсуждал с Гитлером. Он начал с того, что указал, что средства, отпущенные вооруженным силам на следующий 1935 год, были всего лишь частью тех, которые требует выполнение новых планов, и что расписание перевооружения флота, следовательно, необходимо пересмотреть.

 Гитлер ответил, что он не верит в то, что бюджет будет настолько урезан, и еще раз указал на необходимость скорейшего перевооружения флота: «В случае необходимости мы должны вынудить доктора Лея перевести 120—150 миллионов из Рабочего фронта в распоряжение флота... позже, во время разговора с министром Герингом и мной, он развил эту мысль, указывая, что переустройство флота в запланированные сроки является жизненной необходимостью, так как войну в принципе нельзя проводить, если флот не может обеспечить транспортировку руды из Скандинавии.

 Когда я обратил его внимание на желательность обладать шестью уже полностью собранными подводными лодками в связи с критической политической ситуацией первого квартала 1935 года, он сказал, что будет иметь это в виду, и приказал мне начинать их строительство, как только положение это позволит (заметка на полях: “Если бы мне не был отдан такой приказ, первые лодки были бы спущены на воду в соответствие с планом в июне 35-го”)».

 Эти записи бросают дополнительный свет на воинственное настроение фюрера в то время, и особенно интересно то, как он, Редер и Геринг обсуждали, как нечто само собой разумеющееся, последствия грядущего публичного аннулирования «версальских оков» – «критической политической ситуации первого квартала 1935 года» – и с полной серьезностью шансы – континентальной войны в ближайшие три-четыре года! И не краткой войны, коли подвоз руды из Скандинавии был «жизненной необходимостью». Также это свидетельствует о том, насколько далеко зашел процесс перевооружения в той стадии, которую Гитлер унаследовал от своих предшественников-республиканцев; он еще и двух лет не провел в своем кресле, а уже планировал развернуть подводное оружие и люфтваффе и рассматривал возможности войны против могущественных противников, которые никогда не разоружались.

 Немецкий военно-морской историк Йост Дюльффер полагает, что именно во время этой встречи Гитлер и сказал Редеру, что назрела необходимость для начала переговоров с Великобританией по поводу морского договора, который им нужен. Если это так, то интересно понять, принимал ли Дёниц участие в этом разговоре. Он только что вернулся из Англии; был амбициозным офицером, всегда готовым ринуться вперед. Гитлер не был любителем формальностей и позволял высказывать свое мнение тем, кто имел заграничный опыт, особенно если этой заграницей была Англия, которую он сам никогда не видел, о чем всегда сожалел.

 Дёниц записал его слова: «Я всегда хотел провести побольше времени в других странах. К сожалению, мне этого не позволили». Это звучит как отсылка к недавнему круизу Дёница или, может быть, к путешествию Гинденбурга; даже если речь шла о последнем, оно тоже проходило по Британской империи, и сложно представить себе, что верный поклонник Англии не коснулся ее в разговоре.

 Дёниц, возможно, тогда сказал ему, что английские консервативные круги рассматривают коммунизм как большую угрозу, нежели фашизм, что многие действительно видят в сильной Германии барьер на пути распространения коммунизма. Он мог сказать ему и о пресловутой концепции «честной игры», согласно которой к Германии теперь следовало относиться помягче; считалось, что ее и так достаточно унизила последняя война, в которой, в конце концов, и все другие были виноваты! Пришло время привести Германию обратно в семью великих наций. Судя по его описаниям и учитывая мнения тех кругов, в которых вращалась его хозяйка в Англии, именно такое впечатление у него могло сложиться в результате этой поездки.

 Это, конечно, опять не более чем предположения; Дёниц писал скупо, едва ли обмолвился одним словом даже по поводу своей первой встречи с фюрером. Однако нет никаких сомнений, что она на него произвела впечатление.

 Прежний агитатор со впалой грудью и скверными зубами уже превратился благодаря своему успеху и внешним военным атрибутам в некое подобие государственного деятеля. Его «гипнотические» голубые глаза, как всегда, отвлекали внимание от менее приятных черт его лица, теперь, по словам одного наблюдателя, они начали «окарикатуриваться из-за бороздок вдоль носа и шек и начинающихся мешков под глазами и на подбородке». Под клочком усов – жесткие отвисающие губы, черта, указывающая на капризность характера, которую он так и не изжил, но теперь она должна была обозначать железную волю. И, как всегда, он прекрасно умел подстроиться под манеру общения своего собеседника.

 Вряд ли можно сомневаться, что Дёниц, как и многие другие, получил впечатление уверенности, целеустремленности, вулканической искренности и быстрой реакции.

 Он не мог осознать, что за этим мощным фасадом скрывается бывший уличный агитатор с той же самой фантастической ненавистью и наивными решениями, тот же самый австрийский «неряха» с той же самой неспособностью понять сложность мира и вообще что-либо, что его не устраивает, то же недоверие к разумным аргументам и неспособность синтезировать идеи вне привычных рамок; что из-за этого органы власти соскальзывают в даже более расхлябанное, более анархическое состояние, нежели это было при кайзере.

 Снова мощная потенциальная сила Германии оказалась бесконтрольной, ее народ погружался в волны еще более непримиримой, полной ненависти и разрушительных идей пропаганды, под властью вождя, который жил в такой же фантазии вагнеровского толка, как и кайзер, но чья воля и желание доминировать подпитывались более сильным чувством собственной неполноценности и отвергнутости, которое и закалилось, пройдя более жесткую школу – не первый гвардейский полк в Потсдаме, а нищие улочки Вены и Мюнхена...

 Сомнительно, чтобы Дёниц понимал хоть что-нибудь из этого; вряд ли даже он обменялся взглядами во время беседы с человеком, которому предстояло оказать столь губительное воздействие на его жизнь. Много позже, уже после войны, он рассказал кембриджскому историку Джонатану Стейнбергу о своем впечатлении от Гитлера при этой встрече: «Brav und wurdig» – что можно перевести как «честный и достойный».

 Без сомнения, Редер проинформировал его о деликатной ситуации, которая должна была наступить следующей весной, так как в это время «Эмдем» должен был находиться в тысячах миль от родной стороны. Дёниц, должно быть, подумал, не придется ли ему столкнуться с ситуацией, похожей на ту, что сложилась на «Бреслау» в 1914 году.

 Перед отплытием Дёниц собрал всю команду и обратился к ней с речью о миссии крейсера как представителя Германии: «По внешности нашего корабля, по поведению командира, офицеров и всего экипажа иностранцы немедленно сделают свои выводы о самом немецком рейхе». Он дал им инструкции, как себя вести и как отвечать на вопросы о Германии, которые зададут иностранцы, и предупредил, что если кто-нибудь будет вести себя на берегу неправильно – то есть напиваться, то его немедленно отошлют домой. Можно представить, что эта речь была краткой и энергичной, облеченной в язык, понятный каждому члену команды, и, вероятно, содержавшей несколько хорошо запоминаемых лозунгов, обозначающих ключевые пункты.

 Впоследствии он распечатал и раздал всем как свои инструкции, так и предположительные вопросы иностранцев о Германии и правильные ответы на них. На таких смотрах в течение всего плавания он мог задать один из вопросов, входивших в список, в лицо кому угодно – матросу, пожарнику или кадету, чтобы посмотреть, насколько тот его понимает, и в результате, как он писал, большинство изучило эти бумаги, «чтобы не выглядеть смешным перед своими же друзьями».

 Эта попытка дисциплинировать умы и поведение была одновременно и результатом раздумий чувствительных немецких морских офицеров в целом, и личных методов Дёница. После унижения на войне и во время мятежей они все старались выработать новое отношение к новой революции, которая должна была восстановить честь и достоинство Германии; естественно, они разрабатывали правила поведения. Сам Редер был наиболее искренним образцом правильного поведения. Он даже написал по этому поводу учебник, а другой вышел под его руководством: «Морской офицер как лидер и как учитель», в котором объяснялись, среди прочего, роль рыцарства и религии, задачи офицера в борьбе против материализма, необходимость оптимизма, использование юмора. Это напоминает викторианские поучения по этикету или самопомощи в Англии, предназначенные для тех, кто поднимался или надеялся подняться в социальной иерархии; причиной было, конечно же, то же чувство неуверенности, возникающее в обществе в переходный период.

 Первым портом на их пути был город Санта-Крус-де-Тенерифе на Канарских островах, откуда они отплыли в Луанду в Португальской Западной Африке. К тому времени, как они достигли этого знойного места в конце ноября, команда, судя по всему, была уже вышколена по самым высоким стандартам благодаря полувоенным учениям под его неутомимым руководством. Основную сложность представляло то, что судно должно было выполнять две функции – учебного корабля и «чистой как молния» витрины нацистской Германии.

 Из Луанды они направились к мысу Доброй Надежды, по дороге проведя в полном объеме учения в открытом море, наверное, первые за все время существования немецких вооруженных сил. Дёниц сам участвовал в подготовительных работах к этому, еще будучи штабным офицером в Вильгельмсхафене, – еще одно указание на то, что амбициозные планы войны именно в океанских просторах за торговые пути были в самом сердце долговременной стратегии флота с того момента, как Гитлер пришел к власти.

 Из Кейптауна, где команда отлично провела время, обозначив его как лучший порт на своем пути, они поплыли на север вдоль побережья Юго-Восточной Африки, остановившись в Лоренсу-Маркише, где Дёниц вместе со своим адъютантом, капитан-лейтенантом Эберхардтом Годтом, навестил немецких фермеров в отдаленных районах Мозамбика, и заразился малярией, которая мучила его до самого конца стоянки в следующем порту, уже в кенийском Момбасе.

 Но гораздо хуже малярии было пренебрежительное отношение, с которым он столкнулся в Кении, со стороны британского губернатора: Дёниц получил задание от министерства иностранных дел посетить немецких фермеров в бывшей немецкой колонии в Восточной Африке, ставшей Британской Танганьикой, разрешение на этот визит было испрошено еще до его прибытия в Момбасу. Однако когда он приехал к губернатору в Найроби, чтобы уточнить детали путешествия, то узнал, что оно ему разрешено английским министерством иностранных дел лишь при условии не носить форму и не произносить речей!

 Это настолько его возмутило, что он решил вообще не ехать; он вспоминает, что вел себя за завтраком в резиденции губернатора в тот день столь холодно, что это едва ли не переходило «границ приличия». Его рассказам о подобных происшествиях едва ли можно доверять, однако этот находился в большом соответствии с его сильным чувством долга, темпераментной реакцией на отказы и запреты и немецкой обидчивостью; также не исключено, что повлияла и малярия, которая обрушилась на него сразу же, как они покинули порт, и превратила его и так худощавую фигуру в одни кожу да кости, прежде чем он не выздоровел, уже на борту корабля при приближении к Сейшельским островам.

 Здесь он большую часть времени провел, согласно его мемуарам, играя в бридж с губернатором, «типичным английским джентльменом непревзойденной корректности», и его дамами, которые были «всегда в отличных туалетах». Между тем вся команда «Эмдема», группами примерно по сто человек, отпускалась каждая на четыре дня на берег этих райских островов, с их пляжами из ослепительно белого песка и коралловыми лагунами: впечатляющий жест, который действовал на людей весьма тонизирующе.

 Из этого рая они уплыли ради другого – Тринкомали на восточном побережье Цейлона. То была британская военно-морская база в Ост-Индии, и снова необходимость исполнять свои официальные обязанности и умение вести себя в обществе надолго сблизили его с англичанами; кажется, у него сложились сердечные отношения с главнокомандующим, вице-адмиралом Роузом и его офицерами, которые, как он записал, вполне понимали желание немцев сбросить оковы Версаля.

 Можно подумать, что он провел четыре недели в Англии, специально готовясь к этому мировому турне, так как следующим портом стал Кочин, на малабарском побережье Индии, после которого он направился в обратный путь, прошел Аден, Красное море и Суэцкий канал – в Александрию, еще одну британскую военно-морскую базу. К этому времени Гитлер уже произвел два «воскресных сюрприза» – 9 марта Геринг объявил, что немецкий военно-воздушный флот существует, а в воскресенье 16-го сам фюрер сообщил, что объявляет набор в армию и что вермахт в мирное время теперь будет насчитывать двенадцать армейских корпусов и 36 дивизий.

 О том, что Германия тайно перевооружается, конечно, было известно давно, но это пренебрежительное аннулирование версальских статей вызвало волну возмущения в европейских столицах, в результате чего Дёницу было приказано не совершать последнего этапа его путешествия – по расписанию он должен был остановиться в средиземноморских портах, – а идти сразу через Гибралтарский пролив в Атлантику. Он так и сделал, а затем, явно для того, чтобы заполнить время, оставшееся до даты прибытия домой, еще раз зашел на Канары, Азоры, в Лиссабон и, наконец, в бухту Виго. Здесь он получил письмо от главы штаба Редера, в котором сообщалось, что следующий круиз «Эмдем» проделает на Борнео, в Японию, Китай и Австралию – несколько поспешный проект, как он оценил его.

 В действительности было уже решено поставить его во главе нового подводного флота. Гитлер отдал приказ о строительстве первых лодок 1 февраля; при сборке их в огромных, специально сконструированных эллингах соблюдалась крайняя секретность.

 В следующем месяце при верховном командовании флота в Берлине была проведена важная конференция, в которой участвовали главы девяти отделов, включая и субмарины, на которой обсуждались организационные детали формирования первой подводной флотилии; на этой стадии командир флотилии еще не был назначен, но было решено, что, кем бы он ни был, он должен подчиняться непосредственно командующему флотом в Киле адмиралу Рихарду Фёрстеру. Соответственно, спросили согласия Форстера на это. 8 апреля Форстер уведомил верховное командование, что он согласен, и предложил, чтобы «Fuhrer der U-boote» A (FdU) назначили уже к началу 1936 года. Форстер был главой базы в Вильгельмсхафене в 1933 году и подписывал умилительную характеристику главы своего штаба на первого офицера штаба Дёница, присовокупив такие слова: «Чрезвычайно компетентный и  симпатичный офицер».

 Его преемником на базе в 1934 году, в последнем году, который там провел Дёниц. был вице-адмирал Отто Шульце – тот офицер, который принял Дёница обратно на флот в 1919 году. Он был одной из главных фигур того, что превратилось в группу поддержки подводных лодок на флоте, и был бы немедленно выдвинут на пост FdU благодаря своему богатому военному опыту, не будь он столь стар. Его мнение о Дёнице в 1934 году было следующим: «Офицер штаба с высокими качествами руководителя, который заслуживает особого внимания и продвижения по службе».

 Хотя нет никаких документов, свидетельствующих о том, что кто-то из них предложил кандидатуру Дёница, оба вполне могли это сделать устно и напрямую – во время беседы с Редером. Конечно, могло так случиться, как уже предполагалось, что Дёниц сам застолбил за собой этот пост, еще когда был главой полуфлотилии торпедоносцев. Когда бы и как бы он ни был выбран, его имя появилось в качестве главы первой подводной флотилии в списке осенних назначений, выпущенном 6 июня. Было бы странно, если эта новость не настигла бы его в Виго в июне или даже по радио – на пути домой.

 Между тем британское правительство проглотило отравленную наживку Гитлера, начав двусторонние переговоры – с удивительным невниманием к своим друзьям и забвением принципов коллективной безопасности – и согласилось на все, что предложила немецкая делегация во главе с Риббентропом. Чтобы понять, почему это произошло, необходимо сказать кое-что о настроении британского секретаря по иностранным делам, сэра Джона Саймона, и членов правления Адмиралтейства в Лондоне. Саймон примирился с немецким перевооружением, посчитав, что его уже ничто не остановит, и думал, «что на самом деле мы выбираем между Германией, которая продолжает перевооружаться без каких-либо ограничений и соглашений, и Германией, которая после признания ее прав... станет соблюдать правила международных отношений». «Адмиралтейство беспокоила возможность германо-итало-японской коалиции против Британской империи и новой морской гонки вооружений, которую уже начала Япония своими претензиями в Тихом океане, – такой, которая предшествовала Первой мировой войне. Они склонились к предложению Гитлера ограничить немецкий флот – 35 % от британского.

 Это отношение показывает удивительное непонимание целей и методов Германии; их наивность и выдавание желаемого за действительное вылились в меморандум британского штаба флота по поводу переговоров: «У нас также создалось впечатление, что германское правительство действительно считает, что оно пошло на жертву, приняло щедрое решение, и что если с их предложением не согласиться, то вряд ли они остановятся на 35-процентном уровне в строительстве своего нового флота...»

 Это также показывает агрессивность немецкой тактики. По специальному вопросу о субмаринах, касательно которых немецкая делегация потребовала 45-процентную пропорцию с возможностью довести ее до 100 %, меморандум британского Адмиралтейства гласил: «В этом случае (100%) Германия будет обладать 50—60 субмаринами: ситуация, которая может вызвать некоторые опасения, но совершенно очевидно из отношения немецких представителей, что это вопрос “Gleichberechtigung” (равноправия), то есть является скорее тренировкой их воображения, нежели реальным желанием завести столь большой подводный флот. При нынешнем состоянии Германии кажется вероятным, что наилучший способ убедить их быть более умеренными в своих реальных свершениях – это гарантировать им исполнение их требований в теории. На самом деле они будут строить подлодки и добиваться паритета в подводном флоте скорее если мы оспорим их теоретическое право на это, нежели если мы согласимся, что принесет им моральное удовлетворение».

 Лучшее описание политики умиротворения сложно и вообразить, равно как и более грубое непонимание стремлений фюрера и немецкого флота. С потрясающим отсутствием воображения, исторического видения ситуации или же при недостатке информации британский морской штаб применял свои собственные стандарты – то есть стандарты гарантированного хозяина половины мира, для которого мир и стабильность были насущной необходимостью – к униженным, пышущим мстительностью наследникам «реальной политики», чьи вожди претендовали на мировое господство.

 Гитлер был в полном восторге от того, что ловкий ход удался, и сказал Редеру после подписания, что это – самый счастливый день в его жизни. Но он тоже тешил себя напрасными надеждами, и чуть позже в меморандуме британского министерства иностранных дел это было сформулировано так: «Этой стране придется реагировать не только на угрозу от любой чисто морской страны—соперника, но и на доминирование в Европе любой агрессивной военной силы, особенно той, которая угрожает Нидерландам и портам в Ла-Манше».

 Обе переговаривающиеся стороны продемонстрировали любительскую доверчивость в отношении интересов другой; но большую ошибку допустила Германия: немцы закончили беседу, представив ложную информацию и обманув другую сторону по основным вопросам. Как оказалось потом, они обманули сами себя более опасным образом, нежели противников, но выяснилось это лишь два года спустя.

 Между тем в Виго к «Эмдему» присоединился крейсер «Карлсруэ» под командованием капитана флота Гюнтера Лютьенса, и оба корабля проделали путь домой вместе, прибыв в Вильгельмсхафен в июле. Здесь, согласно мемуарам Дёница, Редер прибыл на борт и передал ему удивительную новость, что он должен сдать командование кораблем для того, чтобы возглавить новую флотилию субмарин.

 В эту историю сложно поверить. Но в любом случае он описал свою первую реакцию как безрадостную: он уже предвкушал путешествие на Дальний Восток, и подводные лодки были относительно не важны в планах нового флота: «Я решил, что меня отодвинули в сторону».

 Конечно, правда, что в командовании флота в Берлине правили люди, любившие большие корабли с большими пушками, точно так же, как и в британском Адмиралтействе, где считали, что изобретение нового детектора звука под водой под названием «Асдик» вообше сделало подводные лодки относительно безопасными. Однако в немецкой армии оставалась группа людей, преданных подводным лодкам; Дёниц, безусловно, знал об их деятельности и сам же, по своим воспоминаниям, остался в армии после войны из-за того, что хранил верность подводному флоту.

 Его более насущная тревога была связана с тем, как «Эмдем» и «Карлсруэ» пройдут проверку командующего военно-морской базой. Он мог быть уверен в своем экипаже, но, как человек в высшей степени щепетильный, естественно, весь извелся от волнения. Но ему не нужно было беспокоиться: его корабль выступил, как он записал в мемуарах, «блистательно». Вот что написал в его характеристике адмирал: «Особо компетентный, энергичный офицер, бодрый в решении, выдающихся способностей, быстрое восприятие и безупречный характер. Упорный, целеустремленный, с ясным пониманием необходимости обеспечения материальной основы действий, целиком преданный своей профессии, ведущий за собой своих подчиненных силой личного примера, с чувством юмора и большой живостью он тут же взял на себя руководство кораблем и командовал им с большим успехом. Это выразилось в особенно хорошей военной подготовке, которая была достигнута благодаря его качествам лидера, организационному таланту, спокойной осмотрительности и силе решения.

 Команда и кадеты произвели очень живое впечатление, и они несут на себе отпечаток его личности. Внешний вид командира и его экипажа были большим успехом для репутации Германии.

 Популярен и уважаем товарищами и подчиненными.

 В целом природный лидер, который заслуживает специального внимания».

 Он начал готовиться к передаче дел почти немедленно, 17 июля. Его сыновья Клаус, тогда пятнадцати лет, и Петер, тринадцати, написали ему в январе, что их летние каникулы начнутся в то же самое время, когда вернется «Эмдем», и что они смогут провести все вместе пять недель на Балтике.

 Нет ничего сравнимого с каникулами на море во многих смыслах! Он решил последовать желанию детей; посадил всю свою семью на яхту и отплыл из Вильгельмхафена и через Кильский канал в Балтику. Он записал, что они в этом плавании были дружной семьей; его дочь Урсула согласилась с этим: «Очень дружной».

 Но плавание оказалось не столь долгим, как планировалось. Редер устроил для него и его инженера-механика Тедсена путешествие в Константинополь начиная с конца августа, с заданием посетить турецкую школу подводников, которую организовал там Фюрбрингер и где один из лучших асов-подводников Валентинер продолжал держать связь с Германией.

 В конце июля, однако, планы изменились, и обоим было приказано 16 августа, в Берлине, отплыть уже 17-го. Нет сомнений: за две недели в Турции он неоднократно испытывал ностальгию; «Бреслау» потонул еше в ту войну, но однажды он был приглашен на ужин на борт «Явуза Султана Селима», бывшего «Гёбена».