Текст книги "Последний фюрер рейха. Судьба гросс-адмирала Дёница"
Автор книги: Николай Малютин
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)
Когда он вернулся домой, то целиком погрузился в решение своей новой задачи.
Глава 3
ФЮРЕР ПОДВОДНОГО ФЛОТА
21 сентября 1935 года, за неделю до того, как он возглавил первую подводную флотилию, Дёниц послал командованию флота свой рапорт, касающийся организации нового рода войск. Во вступительной части он говорил о задачах субмарин в войне: «Подводные лодки – целиком и полностью оружие нападения. Большой радиус действия делает их пригодными для далеких операций в морях противника. Вследствие своей низкой скорости как под водой, так и на поверхности тактические действия субмарины против быстрых сил исключаются с самого начала. Поэтому их можно использовать в основном в стационарном состоянии.
Оперативные миссии субмарин в войне будут зависеть от задач флота в целом. В войне с противником, который жизненно не зависит от поставок из-за моря, задачей подводных лодок, по контрасту с мировой войной, будут не действия против торговых судов, для которых субмарина из-за своей низкой скорости мало пригодна. Субмарину следует помещать в стационарное положение как можно ближе к гаваням противника, в средоточие его маршрутов. Оттуда она будет атаковать свои цели, военные корабли и транспорт, перевозящий войска».
Это вступление показывает, что в то время он не рассматривал всерьез войну против Великобритании, а старался найти применение своим идеям в контексте тогдашнего мобилизационного плана войны на два фронта с Францией и Россией – то есть в деле обеспечения безопасности немецких портов на Балтике и в Северном море и в наступательных акциях против французских военных судов и транспортов в Средиземноморье.
Что же касается его тактики «групп», или «волчьих стай», то в рапорте о ней ничего не говорилось, что, может быть, вызывает некоторый скептицизм в отношении его собственных послевоенных высказываний о том, что «стайная тактика» созрела в его мозгу уже в полностью готовом виде при вступлении в командование подводной флотилии.
Если вспомнить его обычную амбициозную манеру представлять свои взгляды, то выглядит весьма странным, что он не пишет о помещении группы подводных лодок у гаваней противника, если такова была его новая тактика. Тем не менее, такую возможность нельзя исключать на основании его рапорта. Хотя тактические действия практически невозможны для погруженной субмарины (следовательно, в операциях средь бела дня против военных кораблей), нельзя отрицать их выполнимость в ночных атаках с поверхности, и позже в рапорте он дает понять, что собирается тренировать своих подчиненных именно в атаках с поверхности.
Рапорт продолжается его рассуждениями о воспитании «наступательного настроения», которое должно предшествовать тренировкам, вместе с продолжительными походами, чтобы приучить командиров и экипажи к их среде, особенно в тех областях, где ожидаются военные действия.
Это означало, что флотилия не должна быть привязана к порту приписки; поэтому он просил вспомогательный корабль с необходимым оборудованием и местом проживания для двенадцати экипажей субмарин – и с «многочисленными ванными комнатами».
Он также говорит о необходимости совместных учений флотилии с надводным флотом; но снова из контекста следует, что он думает о возможности потренироваться в действиях субмарин против больших кораблей, а вовсе не о сотрудничестве с флотом во время реальной войны.
В общем, на вопрос о «стайной тактике» нельзя ответить удовлетворительно, основываясь на его рапорте. Может быть, идея о совместных операциях двух или более субмарин, как это практиковалось во время Первой мировой войны, и о совместных операциях с флотом была тогда настолько общераспространенной, что о ней даже упоминать не следовало – ее надо было только опробовать.
Вероятно, вот все, что можно сказать после прочтения рапорта Дёница 1935 года, не зная о последующих событиях, – автор этого рапорта и не думал разрабатывать какую-либо новую тактику.
Его поздравили с рапортом оба его непосредственных начальника – адмирал Фёрстер, который предоставил ему полную свободу в том, что касается учений, и сам Редер. К тому времени одиннадцать малых 250-тонных подлодок, строительство которых началось в феврале, были закончены и готовы к спуску на воду, но некоторые были приписаны к школе подводников, и поэтому, когда Дёниц 28 сентября принял командование над флотилией, которую назвали в честь аса Первой мировой «Веддиген», то честь ему отдали при этом всего три командира и их экипажи. Ни Редер, ни Форстер, ни сам Дёниц не могли предвидеть дальнейших событий. Через три дня его повысили до капитана флота (Kapitan zur See) – капитана 1-го ранга.
Как всегда, берясь за новое дело, он уже имел на руках выработанную им самим программу систематической подготовки, по которой каждый экипаж постепенно овладевал еще несколькими навыками; последовательность их изучения была объявлена абсолютно всем, чтобы каждый знал, к чему он должен стремиться в данный, четко оговоренный период обучения: «Например, каждая подлодка должна была совершить 66 атак с поверхности и то же самое количество под водой до того, как в декабре 1935 года приступить к учениям со стрельбой торпедами». Как всегда, он сам был впереди всех; он и главный механик флотилии Тедсен, два единственных человека, которые имели предшествующий опыт войны на подлодках, обрядились в кожаную форму подводников и поделили свое время между всеми субмаринами так, чтобы лично тренировать каждого капитана и каждого офицера в рубке и машинном зале «до тех пор, пока преподанное им не станет их второй натурой еще до того, как начнутся боевые учения». Темп был горячечный, и лодки постоянно находились в море. Капитан U-14, который присоединился к флотилии в январе следующего года, вспоминал: «С понедельника до пятницы по восемь учебных атак под водой и по шесть атак с поверхности ночью. Это было на пределе наших физических и нервных возможностей».
Они были юнцами. Дёниц использовал их молодую энергию и идеализм и снискал их доверие могучим примером личного лидерства, энтузиазмом и полной преданностью делу. Его цели не были чисто техническими; он стремился внушить каждому экипажу уверенность в их оружии; именно это было отличительной чертой всех самых великих военачальников. В его случае эта задача осложнялась необходимостью преодолеть «постоянный комплекс того, что субмарина вследствие развития британского контр-вооружения, «Асдика», была устарелым оружием».
Это ощущение, возможно, было последствием тренировок в школе подводников; по словам Дёница, там относились к «Асдику» с таким почтением, что даже считали, будто лодки должны выпускать свои торпеды с расстояния, превышающего радиус действия детектора, с 3000 метров или большее.
Сам Дёниц в своих мемуарах утверждает, что он рассматривал «Асдик» как несовершенное, переоцененное оружие со многими ограничениями и пытался добиться у своих людей стремления атаковать оттуда, откуда шансов на попадание больше, то есть с 600 метров. Если вспомнить его уже цитированный рапорт, становится ясно, что вовсе не таково было его мнение, когда он принял командование над флотилией; на самом деле зависимость от «Асдика» влияла на командиров подводных лодок вплоть до начала Второй мировой войны.
Тем не менее, нельзя сомневаться в искренности его веры в мощь подводных лодок как оружия нападения, а также в том, что он с успехом заразил этой верой своих командиров и экипажи вместе с «духом самоотверженной готовности выполнить свою миссию». Существенной частью этого духа, который он старался вселить в своих людей с самого начала, было чувство принадлежности к особому, элитному подразделению внутри более широкого братства моряков. Одним показателей этого была его настойчивость в утверждении того, что подводники в море не бреются, даже во время кратких плаваний, осуществляемых маленькими субмаринами 1-й флотилии.
В конце первого года тренировки Форстер сообщал в характеристике на Дёница, что тот выполнил поставленную перед ним задачу с присущей ему индивидуальностью подхода: «В ходе запланированной подготовки, подавая пример неустанного труда и благодаря личному инструктажу, он добился от флотилии “Веддиген” того, что уже к весне 1936 года она была готова к выполнению боевых задач. Воинский и товарищеский дух во флотилии – выше всех похвал.
...Во всех отношениях образцовый офицер высокой ценности для флота. Следует обратить внимание на то, что в своем рвении он не требует слишком многого в смысле физических сил».
Форстер также записал, что Дёниц заложил полезную основу для тактического использования лодок; он не сказал, какую именно, но все, что Дёниц писал после войны, указывает на то, что этой основой была «групповая тактика». Из приведенных в его мемуарах воспоминаний 1957 года одного из капитанов флотилии «Веддиген» ясно, что тактика выросла непосредственно из стратегических целей, которые он ставил перед субмаринами, – найти и атаковать военные корабли противника в заданных водах Балтийского моря, и из тактических уроков того времени, что он провел на торпедоносце; в действительности бывший капитан утверждает, что доктрина торпедоносцев была «крестной матерью» «стайной тактики» субмарин.
«Это началось с формирования разведочных и дозорных патрулей. Заметив противника, дозорная лодка, сообщив о присутствии врага, атаковала его, а остальные лодки включались в нападение следом...»
Все развилось в ходе бесчисленных учений при использовании разных конфигураций разведлиний и групп поддержки до тех пор, пока не создалась тактика, наиболее подходящая военным характеристикам подводных лодок. Такая версия событий находит подтверждение в документальных свидетельствах; она также соответствует тем целям, которые Дёниц изложил в своем рапорте от сентября 1935 года, и его первому описанию «групповой тактики» в длинном рапорте, датируемом ноябрем 1937 года. И именно так случается большая часть «открытий» – в результате скачка в сторону, совершенного подготовленным умом – интуитивные поиски и находка, сопровождаемые неустанным трудом. Другие совершали скачки в сторону и до Дёница; но это касалось совершенно другого контекста, войны с торговыми судами Однако нет никаких документов, чтобы подтвердить – или опровергнуть – претензии Дёница, высказанные в его мемуарах, на то, что он пришел в подводный флот с уже готовой «групповой тактикой» в уме, намереваясь опробовать ее на практике. Одно точно: его «стайная тактика» не была разработана для войны с торговыми судами – в конце 1936 года Дёниц по-прежнему придерживался тех же взглядов, что он высказал в рапорте 1935-го; и когда его спросили, какие необходимо разработать новые типы субмарин, он в своих ответах основывался на том, что центром подводной войны будет Средиземное море; так как морской договор с Англией ограничивал суммарный тоннаж субмарин, он предположил, что самые маленькие подлодки подойдут для Средиземноморья, чтобы их количество было больше.
Такими маленькими подлодками стали 626-тонные лодки типа 7, которые в увеличенном виде для большего радиуса действия доминировали в битве за Атлантику. Из этого становится ясно, что и «стайная тактика», и лодки, которые ее использовали со столь разрушительной силой, изначально были разработаны для совершенно других военных кампаний и в других водах.
Первая лодка типа 7 была уже на плаву к осени 1936-го, и Дёниц, который 1 октября получил звание «фюрер подводного флота» (FdU), начал тренировать ядро этой 2-й флотилии вместе с лодками «Веддиген».
Его основной отпуск пришелся на зиму, вероятно, потому, что это было наименее подходящее время для практических работ на Балтике. Он уже ходил на лыжах в начале 1930-х, путешествуя по курортам Южного Тироля; на этот раз он мог позволить себе останавливаться в дорогих отелях.
Оба его сына, которые без вопросов приняли то, что они должны пойти по стопам отца и поступить во флот, теперь уже были членами гитлерюгенда; их старшая сестра, Урсула, которая состояла в Союзе немецких девочек – некоем эквиваленте гитлерюгенда для девочек – в последнем классе школы вышла из организации сразу после того, как сдала экзамены; позже она вспоминала, что считала союз очень глупым делом. Ее мать не была членом партии, как, конечно же, и сам Дёниц, так как он состоял в «неполитических» вооруженных силах. Вся семья, как вспоминала Урсула, была равнодушной к режиму национал-социалистов; они были как большинство других людей в Германии.
К этому времени она уже встретилась и обручилась с одним морским офицером, Гюнтером Хесслером, с которым они поженились в ноябре 1937 года, с сердечного одобрения отца.
Хесслер служил на «Грилле», корабле поддержки, на котором проводили тайные тренировки и разные проверки, и одновременно использовали его как яхту для прогулок официальных лиц. Однажды на борту яхты в качестве гостя побывал Гитлер. Во время беседы в офицерской кают-компании он произвел огромное впечатление на Хесслера не только своими обширными познаниями в технической морской информации, но и способностью говорить на любую затронутую тему без каких-либо усилий.
То, что Хесслера восхитил фюрер, не было удивительно. Среди военных, а особенно молодых офицеров, это было общераспространенное отношение. Когда эмблема рейхскригсмарине (военно-морского флота) была заменена на флаг Третьего рейха со свастикой, в 1935 году, за неделю до того, как Дёниц принял командование над флотилией «Веддиген», это событие праздновалось всеми с большой помпой.
К 1937 году Гитлер был на пике своей политической карьеры. Сразу же после захвата власти в 1933 году он наэлектризовал глав родов войск, а через несколько дней и членов своего кабинета простой идеей, по которой в ближайшие четыре-пять лет все действия будут оцениваться лишь по тому, увеличивают ли они военную мощь немецкого народа. Это была формула: «Все для вермахта! Положение Германии в мире будет зависеть только от немецких вооруженных сил. Положение немецкой экономики в мире также определяется ими». Экономисты могли бы сказать ему, что в реальном мире все происходит наоборот. Но его слушатели разделяли его убеждения; как и он, они были воспитаны на политике силы, и только когда после первых волшебных лет накопились практические сложности, возникли сомнения и желание спорить. Но к тому времени Гитлер укрепил свои позиции благодаря «принципу фюрера», и было слишком поздно оспаривать его «неизменные» решения.
Экономическая реальность, которую он презирал, состояла в том, что односторонняя концентрация на вооружении «всасывала» материалы в страну, но останавливала производство товаров на экспорт, в то время как опора на общественные займы для финансирования непродуктивных военных трат создавала основу для нового витка инфляции. Проблема только усугублялась анархией в верхах: каждая из трех военных служб, словно три силы в известной басне, выполняла свою собственную программу, соревнуясь с двумя другими, без какой-либо координации или учета их интересов, а в действительности даже едва понимая их.
К началу 1936 года начался неизбежный кризис платежных балансов. Главный экономист Гитлера Шахт теперь взмолился о сокращении темпов вооружения для того, чтобы снизить импорт. Фюрер пошел по другому пути, вознамерившись решить проблему своим «четырехлетним планом», призванным сделать Германию самодостаточной по большинству поставок военного сырья. Это был триумф воли над здравым смыслом. Все ресурсы были брошены на производство синтетического горючего и резины за счет повышения цен на реальные товары на мировых рынках, что усугубило кризис; назначение Геринга ответственным за исполнение этого плана привело к еще одной предсказуемой катастрофе. Интересно, осознавал ли Гитлер, что вступил на путь, который ведет к неминуемому саморазрушению? Он не мог отступить, потому что партия и пропаганда, которые он создал, подталкивали его сзади; впереди были другие угрозы, которые он решил обойти, но которые именно его политика вызывала к жизни, и прежде всего британская угроза, которая нависла столь же опасно над Редером, как некогда над Тирпицем.
Ответом Гитлера было еще большее увеличение давления. То была характерная для него реакция: во всех кризисах, которые случались во время его политической карьеры, он без исключения занимал позицию, которая не позволяла ему отступать, словно бы боялся, что иначе он споткнется и проиграет...
Редер уже испытывал сложности с квотами на сталь, а следовательно, и с окончанием строительства новых кораблей. За 1937 год, в течение которого он лелеял идею прибавить девятый военный корабль к программе и вооружить его батареей, превосходящей своей огневой мощью вооружение британских кораблей новейшего класса «Король Георг V», положение со сталью только ухудшилось и опоздание в исполнении программы строительства лишь увеличилось. В то же самое время его страхи по поводу возможного союза Великобритании с Францией в случае любого конфликта – бывшего запрещенной темой для обсуждения вследствие ее болезненности – всплыли на поверхность в связи с публикацией исследования оперативного отдела, озаглавленного «Задачи войны на море в 1937—1938 годах».
Той осенью Дёниц провел первые широкомасштабные учения для проверки «групповой тактики», над которой он работал; существенно, что рапорт, который он впоследствии написал, озаглавленный «Использование подводных лодок в рамках флота», отражал перемену его взглядов: «Мировая война показала, что субмарина подходит для того, чтобы грозить и морским коммуникациям противника, и торговле противника».
Он даже дошел до такого заявления, что для государства, у которого недостаток надводных сил, плохое стратегическое положение или отсутствие достаточных колониальных баз – а все это соответствовало главным элементам немецкой стратегической мысли – препятствуют любой перспективе борьбы за морское господство, именно подводные лодки будут «прекрасным, возможно единственным средством... для создания эффективной угрозы жизненно важным морским коммуникациям противника, и при некоторых условиях смогут повредить им решающим для итогов войны образом».
Это первое зафиксированное на бумаге свидетельство того, что он склонился к поддержке идеи об участии субмарин в войне с торговыми кораблями с момента назначения на новый пост; видна радикальная перемена взглядов по сравнению с его мыслями осенью 1934-го и в рапорте от сентября 1935 года. Здесь он явно учитывает возможность союза Англии с Францией и следует магистральной идее морских стратегов, которые предпочитали торговую войну доктрине Тирпица боевых кораблей, в которых испытывался явный недостаток.
Тем не менее, весь рапорт, за исключением этих вступительных замечаний, касался тактических вопросов операций подводных лодок в отношении к надводным силам и в качестве разведчиков, которые остаются невидимыми с баз противника и могут сообщать о его передвижениях, и в качестве атакующих групп, которые могут быть размещены на пути противника. Хотя эти идеи возникли в основном из опыта мировой войны, ясно, что и работа, проделанная в сфере связи, тоже учитывалась. Например, он принимал, что из-за ограниченности радиуса обзора у подлодок и их возможностей связи необходимо руководить групповыми операциям с командного поста на берегу, который бы получал сведения ото всех участвующих в операции сил и мог отдавать приказы, основываясь на обшей картине; он так и делал со своего корабля-флагмана в Киле во время учений на Балтике.
Другой интересный момент – с ретроспективной точки зрения – это его отношение к авиации. Ему было ясно, что в тех местах, где поддерживается сильный и постоянный воздушный патруль, маневренность подводных лодок неизбежно падает и групповая система вырождается: субмарины просто занимают позицию ожидания под водой на вероятном пути противника; однако он не ожидал, что патрули будут постоянными, и думал, что временные патрули всего лишь ненадолго уменьшат маневренность и на групповую систему в целом не повлияют. Из этого видно, что он ориентировался на свой военный опыт. Также становятся очевидны его привычный оптимистический настрой, уверенность в том, что его род войск и его система все равно будут доминировать, что в принципе свойственно любому лидеру, привыкшему действовать в лоб, а не стратегу.
Как и руководителей других родов войск, в этом воззрении его поддерживал глава ВВС Геринг, ревниво оберегавший от остальных все то, что летает. В рапорте есть раздел, посвященный отношениям субмарин с авиацией, но без особого рода войск, морской авиации, или настоящего сотрудничества с ВВС все это было обречено остаться лишь на бумаге.
Вывод рапорта был такой: «Использование подводных лодок в свободном, хотя и организованном режиме взаимодействия с флотом теперь не является проблемой. И такое сотрудничество представляет хорошие перспективы.
Вопрос использования подводных лодок в летучих (компактных) тактических и боевых отрядах совместно с кораблями по-прежнему упирается в низкую скорость субмарин.
Однако это использование может быть высокоэффективным, так что необходимым представляется разработка более быстрых подводных лодок, пригодных для практических проверок».
Планы немецкого ВМФ были в переходной стадии: будучи нацеленными в будущем на Великобританию, на практике они оставались ориентированы на континентальную войну на два фронта; Дёниц не столько принимал сторону, ратующую за торговую войну, сколько заботился о своих субмаринах.
Рапорт датирован 23 ноября, то есть двумя неделями позже известного совещания Гитлера с главами родов войск, на которой фюрер представил точно такую же двусмысленную точку зрения. Интересно было бы узнать, слышал ли Дёниц о выводах, выработанных тогда? Возможно, от главы флота, или его замечания о торговой войне были простыми отражениями нового мышления в среде военных в отношении Англии.
Кажется, что созыв этого совещания – обычно называемого по имени полковника Хоссбаха, адъютанта Гитлера и автора меморандума (протокола), в котором она описывается, – был спровоцирован Редером. С 1936 года он просил повысить квоты на сталь и металлы для целей его программы; наконец, 27 октября 1937 года он выступил с ультиматумом: если ему не позволят увеличить квоты, то он резко сократит общий объем строительства, чтобы обеспечить по крайней мере несколько современных кораблей «к указанному сроку».
Столкнувшись с такой ситуацией, Гитлер вызвал к себе руководителей вермахта Вернера фон Бломберга и барона Вернера фон Фрича, Германа Геринга, а также Эриха Редера и имперского министра иностранных дел барона Константина фон Нейрата.
Нет сомнений, что Гитлер готовился к этому совещанию столь же тщательно, как он делал это перед своими публичными выступлениями. Он начал с традиционного утверждения, что Германии нужно больше жизненного пространства; как и все его мысли, это было взято из общенациональной копилки расхожих идей; его слушатели и не собирались оспаривать их. Германия объединяет 85 миллионов людей, и по численности населения, равно как и по закрытому положению в центре Европы, представляет собой замкнутую «расу-ядро», не похожую ни на одну другую. Далее он перешел к своей двухступенчатой программе захвата – сначала «жизненного пространства» в Восточной Европе, а потом заморских колоний и мирового господства. Естественно, есть риск: «Германия в своей политике должна учитывать двух смертельных врагов, Англию и Францию, для которых более сильный немецкий колосс в самом центре Европы будет настоящей занозой, почему обе державы и постараются воспрепятствовать дальнейшему усилению Германии как в Европе, так и за морем... В установлении заморских баз Германии обе страны увидят угрозу собственным морским коммуникациям, а безопасность немецкой торговли приведет к усилению положения Германии в Европе».
Наконец, обсудив способы ослабления позиций британской и французской империй и кратко рассмотрев те угрозы, с которыми столкнулись и Фридрих Великий, и Бисмарк при обеспечении величия Германии, он обратился к конкретным планам действий: «Вариант 1 – на 1943—1945 гг., так как после этого периода можно ожидать изменения лишь в худшую для нас сторону.
Перевооружение армии, флота и авиации близко к завершению... современным оружием... Если фюрер будет жив к этому времени, он намерен самое позднее к 1943—1945 гг. решить проблему жизненного пространства для Германии».
Другие два варианта касались планов, по которым решение проблемы можно ожидать до 1943—1945 годов: если Францию ослабит внутренний политический кризис или другая война.
Из этой долгой преамбулы видно, что Гитлер понимал: его план по успокоению Англии через установление ограничений на строительство флота имеет мало шансов на успех, или, по крайне мере, существует большой риск того, что ему не удастся осуществить свой континентальный план без вмешательства Великобритании. Тем не менее, план был утвержден, и перевооружение ускорялось, особенно перевооружение флота! Это очевидно из темы второй части совещания, когда Редер предложил увеличение квоты на сталь с 40 000 до 75 000 тонн; с этой целью заводы Круппа должны были быть существенно расширены. В этом еще один пример того, как Гитлер вынуждал сам себя занять уязвимую позицию, с которой уже нет пути отступления, так как строительство флота было именно той единственной деятельностью, которая наверняка толкнет Великобританию в лагерь противников.
С точки зрения Редера, речь Гитлера стала подтверждением его собственного мировоззрения по Тирпицу, практической ратификацией его программы, утвердила его в необходимости бросить долгосрочный вызов королевскому флоту. Его единственным опасением, опять-таки по Тирпицу, было, что приготовления не успеют окончиться до того, как разразится война; он постоянно искал утешения у Гитлера по этому пункту; и Гитлер постоянно утешал его...
Соблазнительно увидеть параллели между этим «совещанием Хоссбаха» 5 ноября 1937 года и кайзеровским совещанием с главами военных служб в декабре 1912 года; и то и другое демонстрировали загнанное положение, к которому привела политика массивного перевооружения, и дерзкий, агрессивный характер, который толкал к этому главу государства. Оба впоследствии расценивались как шаг вперед, и все это, кажется, больше связано с каким-то ступором из области групповой психологии, нежели с рациональным обсуждением доводов «за» и «против». По сути, на обоих совещаниях направляющей была неразрешимая проблема роли Великобритании как континентального противовеса.
Но у двух совещаний были и кардинальные различия: армейские лидеры вышли от кайзера уверенные в своей миссии и способные управлять львиной долей грядущих расходов на оборону, в то время как флот был оттеснен в сторону; на совещании же у Гитлера Редер получил все, что он просил. И в то время как у кайзера именно Тирпиц выражал тревогу, когда фон Мольтке призывал к немедленной войне, у Гитлера генералы Бломберг и Фрич усомнились в эффективности спешки; они не верили, что западные державы останутся праздно смотреть, пока Германия будет осуществлять предварительные стадии своего натиска на восточное жизненное пространство, то есть «включать» в рейх германоязычное население Австрии и Чехословакии.
Редер, с другой стороны, казалось, не оспаривал цели Гитлера и явно остался удовлетворен его заверениями в том, что до 1943 года рейх не вступит в войну с Англией.
Через пять месяцев после «совещания Хоссбаха» и Бломберг и Фрич потеряли свои посты; фон Фрич, как и другие высшие офицеры сухопутных войск, презрительно относился к партии и все больше опасался того пути вниз, по которому увлекал Германию ее фанатик-вождь. Подобное отношение не ускользнуло от Гитлера; он не мог терпеть людей с независимым суждением. Его окружение должно было впитывать истину такой, какой она слетала с его уст, причем так же некритично, как и его простодушные последователи из мюнхенских кафе. Он санкционировал кампанию по обвинению фон Фрича в гомосексуализме и скандал, а фон Бломберг сам ускорил свое смещение, женившись на бывшей проститутке! Гитлер взял его функции на себя, добившись поста верховного главнокомандующего вооруженными силами. Затем он заменил и министра иностранных дел фон Нейрата «любителем» Иоахимом фон Риббетропом, а своего экономического гения Ялмара Шахта, который говорил ему, что экономика не выдержит постоянного перевооружения, экономическим журналистом и дилетантом в экономике Вальтером Эммануэлем Функом.
Из всех, кто участвовал в «совещании Хоссбаха» или, как Шахт, был связан с его неминуемыми последствиями, на постах остались только Геринг и Редер. Геринг, конечно, был одним из видных партийцев и столь же лично испорчен, как и Гитлер – фанатичен. Из всех профессионалов, которых Гитлер сохранил после своего захвата власти, остался лишь Редер; из всех государственных ведомств: Военного министерства, армии, полиции, министерств внутренних дел, экономики, иностранных дел – только флот не подвергся чисткам. То прозвище, которое дал Дёницу после войны Редер и под которым он был известен на флоте, – «маленький Гитлер» – указывает на то, что флотский босс не до конца разобрался в своем подчиненном.
Вскоре после того, как Гитлер убрал все преграды в лице профессионалов и завершил революцию глупости и разрушения в самом себе, в середине марта 1938 года он захватил Австрию в результате комбинации внутреннего переворота, терроризма и угроз. Его шеф пропаганды Геббельс оправдал аннексию как спасение Австрии от хаоса; целиком сфабрикованная история о коммунистических беспорядках, драках и грабежах на улицах Вены широко распространялась в прессе и по радио.
Дёниц вернулся с каникул со своей дочерью и зятем, Гюнтером Хесслером, в Сельве, в Южном Тироле, когда стала известна эта потрясающая новость. Нет никаких сомнений в том, что он поверил историям, сочиненным Геббельсом, так как никаких других тогда не предлагалось. По тем же самым причинам он до конца никогда не представлял масштабы и весь ужас геноцида евреев и то унижение, которому подвергли венских евреев торжествующие юные наци, которые и устроили аншлюс.
Вена была цитаделью антисемитизма, именно там Гитлер этим и заразился. Американский корреспондент в Берлине Уильям Ширер видел группы евреев всех возрастов и обоих полов, окруженные глумящимися штурмовиками и вынужденные чистить тротуары, стоя на коленях; он слышал о других, которых заставили скрести туалеты священными ритуальными лентами, тфеллинами.








