Текст книги "Последний фюрер рейха. Судьба гросс-адмирала Дёница"

Автор книги: Николай Малютин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

 Годт отправил всем лодкам бодрое сообщение в стиле своего шефа. Дёниц в это время находился в Италии, но, возможно, он продиктовал это сообщение по телефону: «Браво! Продолжать в том же духе! Дальше!»

 Теперь караван был уже в центральноатлантической «воздушной прорехе», но приближался к крайнему пределу досягаемости для самолетов сверхбольшой дальности, «Либерейторов», стоявших на базе в Северной Ирландии, и один из них тем утром долетел до каравана SC-122 и вынудил две из преследовавших лодок погрузиться; больше самолет оставаться в том квадрате не мог, и в промежутке до прилета другого самолета U-388 сумела выбиться вперед на позицию для подводной атаки и потопить еще один торговый корабль.

 Подобные подводные атаки были произведены на первый караван, НХ, до которого также не дотягивалось воздушное прикрытие и три конвойных корабля в котором пытались защитить потрепанные прошлой ночью торговые суда, и там было потоплено еще два корабля.

 К обоим караванам подходили все новые лодки, но появление «Либерейторов» незадолго до сумерек заставило их погрузиться, и, вероятно, из-за того, что погода была по-прежнему скверной, а караваны исполняли обычные изменения маршрута в темноте, то сброшенные со следа подлодки не сумели найти его снова до следующего дня. К этому времени все уже вышли из «воздушной прорехи», и лодки периодически ныряли из-за появления новых самолетов с ближних баз. Тем не менее, они продолжали преследование еще двое суток и потопили еще семь торговых кораблей, пока постоянное воздушное прикрытие над караванами не сделало дальнейшие действия бессмысленными. До того, как операция была окончательно прекращена, еще одна лодка была потоплена – ее расстрелял самолет сквозь штормовые облака.

 Проанализировав результаты, командование подводным флотом заметило, что «как и во многих других операциях, неожиданная атака в первую ночь была самой удачной», но затем из-за появления самолетов «начиная со второго дня подлодкам пришлось вести тяжелые бои». Результаты были оценены как «уничтожение 32 кораблей с суммарным тоннажем 186 000 тонн, один потопленный эсминец и попадание еще в 9 кораблей». «До сих пор это самый крупный успех, достигнутый в сражении с караваном и тем более радостный, что почти 50% участвовавших лодок имеет к нему отношение». Министерство пропаганды, которому сильно не хватало хороших новостей, раздуло тоннаж до 204 000 тонн, и в начале апреля, продолжая пропагандистскую кампанию, Гитлер вручил Дёницу дубовые листья к Рыцарскому кресту в знак признания триумфа и суммарного тоннажа за март в 779 533 тонны (на самом деле 627 300 тонн), что приближалось к рекорду, поставленному в прошлом ноябре.

 Реальный результат битвы был 22 торговых судна с суммарным тоннажем 146 596 тонн (ни один эсминец не был потоплен) против одной уничтоженной подлодки. Шок от потерь заставил и Рузвельта и Черчилля вмешаться в это дело лично. В итоге еще больше эсминцев было выделено в группы поддержки для усиления конвоев и еще больше самолетов дальнего действия «Либерейтор» было отведено для закрытия «воздушных прорех».

 В этом смысле несомненный триумф подлодок в четырехдневной битве, с 16 по 19 марта, ускорил их окончательное поражение, потому что главам штабов союзников требовался именно такой удар, чтобы вспомнить о совещании в Касабланке и решении превратить разгром подводного флота в приоритетную задачу.

 В другом смысле весы должны были рано или поздно склониться на сторону, противоположную Дёницу, и этот процесс уже давно начался. В тот самый день, когда командование подводным флотом отметило «величайший успех достигнутый до сих пор в сражении с караваном», британский глава обороны в Западной Атлантике, адмирал сэр Макс Хортон, написал своему другу: «Теперь у меня появилась твердая надежда, что мы сможем отойти от обороны и взять на себя другую, лучшую роль – станем их убивать». Он продолжал так: «Настоящие причины беды были тривиальны – слишком мало кораблей, все слишком много работают, а времени на тренировки не хватает... Авиация, конечно, – это значительный фактор, и совсем недавно было показано, что столь многие обещания, которые давались, начинают исполняться в том, что касается самолетов на прибрежных базах, и это после трех с половиной лет войны!.. Все это приходит в голову только теперь, и, хотя последняя неделя была самой черной для нашего флота, я полон надежд в том, что касается нашей работы».

 Успех подводного флота стал возможен за счет того, что союзники отвели слишком много своих ресурсов на высадку в Северной Африке, на кампанию в Тихом океане и бомбовые налеты на Европу. Сперва они были нацелены на базы подлодок, а когда выяснилось, что пробить гигантские бетонные сараи, выстроенные Тодтом и Шпеером, невозможно, взялись уничтожать немецкую промышленность в Рурской области.

 Уже имелось более чем достаточно самолетов большой дальности – «Либерейторов» – для прикрытия всех караванных маршрутов в Северной Атлантике, и если хотя бы часть усилий, затраченных на наступательные рейды, была отдана защите караванов, то мрачные предчувствия Дёница конца лета 1942 года уже сбылись бы. Было бы спасено множество кораблей союзников и человеческих жизней, не говоря уже о мирном населении Франции и Германии, которое тоже заплатило свою цену за неправильную политику бомбардировок.

 В этом смысле кризис, в котором оказались союзники весной 1943 года, в результате которого Дёниц, как и большинство немецких авторитетов по подводной войне, начали считать, что битва за Атлантику близка к победе, оказался самонаведенным. На самом деле у подлодок, которые Дёниц бросал в атаку, никогда не было шанса отсечь атлантическую «дорогу жизни»: как только они начали угрожать ее существованию всерьез, союзники перераспределили ресурсы, перешли от так называемых наступательных операций к обороне этой жизненно важной артерии, и так как немецкий подводный флот безнадежно устарел по сравнению с улучшенным вооружением союзников и его групповые действия на поверхности стали невозможными из-за радаров, такая перемена в стратегии стала для него фатальной.

 Командование подводного флота прочитало все эти знаки времени совершенно неправильно. Теперь уже непонятно, произошло ли это из-за того, что желаемое выдавалось за действительное, из-за недостатка ли воображения или неспособности выдержать давление, которое оказывал лично главнокомандующий Дёниц. Это давление, вероятно, было огромным, что бы ни говорилось о его привычке проводить совещания перед принятием решения. Требовались очень сильная воля и уверенность в себе, чтобы выдержать комбинированный натиск горячности и вязкости, с которыми он преследовал свои цели, и ауры опыта, успеха и мощи, которая окружала его в его новом статусе.

 И нет сомнений в том, что в это время он сконцентрировал все свои силы на одной цели – выиграть сражение за Атлантику. Таким образом, в конце марта он выпустил инструкцию для своего штаба в форме двенадцати «заповедей»:

  «Все предпринимаемые меры должны служить победе в войне.

 1) “Война тоннажа” имеет первостепенное значение. Надо вкладывать все наши силы в нее.

 2) Особенно важна борьба с локационным оборудованием противника и его авиацией...»

 Следующие четыре «заповеди» тоже касались «войны тоннажа»: производство подлодок должно вырасти, оружие «Шнель» – усовершенствоваться, люфтваффе и японский ВМФ – сотрудничать в битве с торговыми судами. Наконец, он переходил к другим зонам: Тунис следует удерживать, защиту немецких караванов улучшить, надо пытаться экономить рабочую силу, уничтожать бюрократию и децентрализацию, а индивидуальную ответственность – увеличивать.

 Из самих указов и того, какими словами они выражены, ясно, что угроза с воздуха и со стороны радаров союзников была прочувствована; опасность двинулась и в сторону дома, когда в первые дни апреля группы подлодок на весьма счастливых прежде «охотничьих угодьях» в Центральной Атлантике, в «воздушных прорехах» обнаружили, что теперь их здесь круглые сутки беспокоят тренированные группы защиты, работающие во взаимодействии с самолетами, базирующимися на авианосцах, и «Либерейторами» дальнего действия. И все они оснащены радарами высокого разрешения, чье излучение не мог засечь ни один из детекторов на подлодках.

 Однако штаб подводного флота по-прежнему не мог или не хотел видеть в этом четкие приметы времени. Когда 4 апреля восемь лодок вышли на караван НХ, то в дневнике Дёница появилась запись: «...был достигнут весьма скромный успех, вероятно, по большей части из-за неопытности молодых капитанов».

 В то время, что Дёниц встречался с Гитлером, его сын Петер был в Северном море, в трех сутках пути от Киля, в своем первом боевом плавании в качестве второго вахтенного офицера на U-954, тоже впервые вышедшей в бой; по случайности, а может быть, благодаря чувству юмора главы флотилии капитан подлодки носил имя, под которым и Дёниц был известен среди подводников, – Лёве (Лев). В течение следующих двух суток U-954 шла на север вдоль норвежского побережья, а потом вокруг Фарерских островов и, выйдя в Атлантический океан, присоединилась к группе субмарин, прочесывавших западное направление. 21апреля началась ее первая боевая операция.

 В 6 утра 21 апреля U-306, патрулировавшая в составе группы «Майзе» («Синица») воды Ньюфаундленда, засекла ожидаемый караван НХ-234, двигавшийся на запад. «Майзе» в составе семи лодок уже заняла позицию ожидания на востоке и по приказу командования флотом двинулась к указанным U-306 координатам. Они шли весь день против шквального ветра и высоких волн, через туман и снег, и той ночью караван, воспользовавшись этой погодой, сумел стряхнуть U-306; контакт не удалось возобновить и в течение всего следующего дня, когда погода улучшилась, но утром 23-го числа U-306 снова его засекла и слала сообщения настолько точно, что остальные семь лодок смогли к ней присоединиться. Одной из этих семи была U-954; ей даже удалось занять позицию для подводной атаки, и в 16 часов она выстрелила и попала по большому пароходу.

 Если Дёниц и не находился в тот момент в своей штаб-квартире, отслеживая ход сражения, ему, без сомнения, позвонили и сообщили приятную новость.

 Вскоре появились самолеты, атаковали несколько лодок, а другие заставили погрузиться, тем самым нарушив план массовой ночной атаки. И на следующий день авиация также патрулировала караван, и хотя U-306 удалось опять возобновить преследование и сообщить координаты, что позволило присоединиться к ней уже 15 лодкам, все они были отброшены на значительное расстояние.

 Между тем ветер поднялся до силы в пять баллов, видимость упала до четверти мили, и из-за усилившейся активности в воздухе, которая ожидалась близ Исландии на следующий день, операция была отменена. В целом в ней приняло участие 19 лодок, 15 из которых шли за караваном более 700 миль, но результаты этого оказались жалкими: было потоплено два корабля, у немцев же одна подлодка пропала, а остальные были более или менее повреждены.

 Командование подводного флота посчитало главной причиной провала смену видимости по ночам. Капитаны, по большей части «неопытные и впервые покинувшие домашние воды, не были способны действовать в таких условиях...».

 Но выводы, сделанные в «антиподводном» зале отслеживания в Лондоне, были более реалистичными: расшифровки радиосообшений подлодок за последние несколько недель указывали на «начинающийся упадок боевого духа по крайней мере в нескольких экипажах». Последнее сражение было описано как «примечательно слабая операция» в том, что касалось действий подлодок, с которых «постоянно и горько жаловались на вездесущность и эффективность самолетов, которые вообще не покидали караван 24 апреля...».

 Доклад завершался так: «Самое явное впечатление, которое возникает при чтении недавнего радиообмена подлодок, таково: боевой дух членов экипажей, находящихся сейчас на операциях в Атлантике, низок и общее моральное состояние – ненадежное. Нет никаких сомнений в том, что и BdU тоже почувствовал это, так как теперь он, по сравнению с прежними временами, был более сдержан в проявлении своего очевидного разочарования...»

 В конце месяца доклад из зала отслеживания предсказал, что историки определят апрель или май «как критическое время, когда наступательные силы немецкого подводного флота начали улетучиваться». Это предположение было основано не столько на драматическом снижении цифры тоннажа и даже не на возросшей цифре убыли подлодок; речь шла о том, что «...впервые подлодки не смогли рапортовать об атаке на караван, когда у них была весьма выгодная возможность для этого. Моральное состояние и дееспособность кажутся сейчас столь слабыми, что могут исчезнуть очень быстро, если не будут поддержаны каким-либо значительным успехом».

 Боевой дух в командовании подводного флота и на бискайских базах уже был низок. Умножение неожиданных атак с воздуха при выходе и заходе на базы в заливе, рост числа потерянных лодок, отсутствие понимания в большинстве случаев, как и почему они были потеряны...

 Соответствующие выводы просто делались, когда лодка не присылала отчета или не отвечала на запросы. И в вахтенном журнале командования в таком случае отмечалось: «Вероятно, потеряна в...». Все это вело к распространению слухов о секретном оружии и хитрых приемах противника. Но ситуация была ужасной и без воображаемых кошмаров: новые глубинные бомбы, сбрасываемые с самолетов, новые устройства, выбрасывавшие бомбы впереди конвоя, которые позволяли атаковать при обнаружении лодки «Асдиком», доктрина, по которой атаки длились часами, когда это требовалось, что позволило дополнительным судам из групп защиты сторожить посреди Атлантики и направляться на помощь атакуемым караванам, кроме того, высокий стандарт подготовки и слаженности действий между кораблями каждой группы конвоя и даже между группами и воздушным конвоем... Все это сделало жизнь экипажей подлодок почти невыносимо тяжелой и опасной.

 Похоже, мы никогда не узнаем точно, какие дискуссии происходили по этому поводу в ставке подводного флота и было ли предложено временно свернуть кампанию или переместить ее на другие театры военных действий, и если это было так, то кто выразил такое мнение и насколько убедительно. Без сомнения, при этом было много самокритичного анализа. И безусловно, в этих дискуссиях участвовал сам Дёниц, ведь он знал, что и его экипажи, и его сын в море на U-954 подвергались опасности, которую ни он сам, ни его коллеги—капитаны времен Первой мировой никогда не испытывали. Однако в его дневнике все эти внутренние раздумья никак не отражены, есть только запись об отчаянной попытке бороться с потерями, установив, например, на подлодки артиллерийские батареи или послав подлодки с батареями в Бискайский залив в качестве приманки, как в Первую мировую использовались корабли «Q», которые завлекали подлодки к гибели, или организовать плавание в группах так, чтобы суммарная мощность батарей защитила их от самолетов...

 Все эти попытки провалились по той простой причине, что союзники контролировали воздушное пространство, а у подлодок не было достаточной ловкости, чтобы им противостоять.

 Были незначительные эксперименты с разными диспозициями, с увеличением расстояния между лодками в группе, делением группы на подсекции, державшиеся на большей дистанции, что делало для врага более сложным определить их позиции, или с созданием такой организации, при которой лодки, не относящиеся к группе, подавали радиосигналы, чтобы создать впечатление невероятно растянутой патрульной линии...

 Но все это были комариные укусы перед лицом угроз, которые нависли над всем подводным флотом. Базовая тактика оставалась неизменной, так как ответ Дёница был все тем же: больше лодок!

 Возможно, есть особая ирония в том, что в том месяце, когда фортуна в битве за Атлантику решительным образом повернулась против него, каждый день он располагал 111 лодками в Атлантике, больше чем «девятью десятками лодок, находящихся постоянно в море», которые в 1939 году он считал необходимыми и достаточными для победы; из-за гигантских расстояний и сложностей плавания только треть из них находилась в зоне боевых действий в нужное время.

 К 1 мая на службе состояло уже 425 лодок; из них 118 еще испытывались, а 67 проходили учения на Балтике, и оставалось 240 доступных для операций; 207 были предназначены для решающего театра боевых действий в Северной Атлантики, а 45 из них были сгруппированы в первостепенной оперативной зоне к югу от Гренландии.

 Лодка Петера Дёница, U-954, была одной из них. После того как операция против НХ-224 была отменена, подлодка вошла в состав группы «Штар» («Скворец»), которой было приказано двигаться за северным караваном; бурное море и снежные шквалы помешали более чем пяти лодкам из группы увидеть караван, но U-954 не была одной из них. Две лодки атаковали, а других самолеты вынудили погрузиться, после чего контакт с караваном был потерян, и 30 апреля операцию отменили. Запись в вахтенном журнале командования от 1 мая заканчивается дерзкой нотой: «Эта операция провалилась только из-за плохой погоды, а не из-за защитных мер противника».

 Между тем лодки перегруппировали в три патрульные линии, чтобы засечь еще три ожидавшихся каравана. Только один из них был обнаружен, тот, что направлялся на запад, ONS-5, который встретила самая северная в линии лодка из «Штар». Однако погода оставалась столь же ужасной, и ни одна из остальных лодок не смогла обнаружить караван. Тогда командование направило группу на юго-запад, образовав из них и остальных лодок в этой зоне – всего 41 – отдельные подгруппы на ожидаемой трассе каравана; распределение по маленьким группам должно было смутить союзников, чьи очень точные рапорты о местоположении лодок, перехватываемые B-Dienst, по-прежнему относили на счет данных радарного слежения и анализа радиообмена.

 Был план сомкнуть подгруппы в самый последний момент, таким образом сбивая с толку и выписывая сложные маневры, а в конечном счете образовать две близкие линии наперерез трассы противника.

 Это сработало блестящим образом, и на этот раз фортуна, казалось, была на их стороне, так как постоянный ветер разбросал караван и заставил три конвойных судна отплыть назад для дозаправки, однако к 4 мая, когда подлодки сомкнулись, ситуация была умеренно подходящей для атаки. Тем не менее, у каравана было авиаприкрытие со стороны Канады, и когда лодки приблизились, две из них были уничтожены, а остальные заставили погрузиться.

 Контакт с караваном был возобновлен в 8 часов вечера, и, когда лодки всплыли, началось сражение. Уменьшившийся конвой, когда засек их радарами, контратаковал, однако не смог посвятить достаточно времени преследованию, так как должен был вернуться для защиты каравана, и из основной концентрации кораблей было потоплено четыре и еще один – отбившийся, а на следующий день еще семь были уничтожены атаками из-под воды при потере третьей подлодки. U-954 была одной из тех, кому не повезло в этом сражении...

 Вечером появились «Либерейторы» дальнего действия, но не смогли остаться надолго, и 15 лодок собрались поблизости, готовые ударить после заката; в Берлине весь штаб ожидал рапортов о дальнейших успехах. Но их не было. Туман затянул пеленой успокоившееся море, давая конвою с их радарами неоценимое преимущество, и последующие 24 атаки были отбиты без каких-либо потерь для каравана.

 В ходе этих яростных и неожиданных действий шесть подлодок оказалось под огнем с кораблей, которых они даже не видели, одну протаранил и потопил эсминец, который вышел на нее из тумана, а другие были загнаны глубинными бомбами под воду; при этом еще три были потеряны, доведя общее число потерь за эти два дня до шести; еще пять были серьезно повреждены, а двенадцать сообщили о меньших повреждениях.

 В лагере союзников это было воспринято как поворотный момент: никакие вооруженные силы не могут выдержать такой пропорции потерь!

 Но в командовании подводного флота так не считали, и обзор операций в вахтенном журнале заканчивается так: «Эта потеря в шесть лодок велика и серьезна, учитывая небольшую продолжительность атаки. Вина за нее по большей части ложится на туман...» и «...если туман уйдет в ближайшие шесть часов, то, безусловно, будет уничтожено еще больше кораблей...». Часть выживших подлодок выстроили в новые патрульные линии, другие послали для заправки к двум «молочным коровам», которые находились в зоне дальше к югу; одной из последних была U-954.

 Одно изменение было все же сделано; так как казалось, что лодки большего типа 9 более уязвимы для обстрела с воздуха и глубинных бомб за счет их более сложной конструкции, было решено не посылать их отныне в Северную Атлантику, но использовать в отдаленных, менее патрулируемых зонах. И 14 мая подлодкам типа 9, уже действовавшим в Северной Атлантике, было приказано передать излишки горючего остающимся лодкам, а самим вернуться на базу. Это был первый признак поражения.

 Нежелание Дёница признать даже временное поражение в сражении за Северную Атлантику в целом объяснялось немалой осведомленностью об обстоятельствах, с которыми столкнулись капитаны на фронте. После обзора битвы с ONS-5 в вахтенном журнале за 6 мая под рубрикой «Общие замечания» значилось: «Наряду с воздушной активностью радарные установки противника – худший враг наших подлодок...» и «...радарные установки лишают наши подлодки их самого важного качества – способности оставаться невидимыми». А затем следует абзац, который, судя по всему, мог быть написан лично Дёницем:

 «Все ответственные отделы энергично работают над проблемой снова обеспечить подлодки устройствами, способными обнаружить, что противник использует радар; также они концентрируются на обеспечении камуфляжа подлодок против радарного засечения, что может рассматриваться как окончательная цель. Решение любым способом первой задачи может возыметь решающее значение для подводной войны...»

 «Воздушные силы противника уже способны конвоировать караваны почти везде в Северной Атлантике, и следует ожидать, что немногие остающиеся «воздушные прорехи» будут закрыты в ближайшее время.

 Воздушный эскорт, обеспеченный большим числом самолетов, действующих над весьма большой зоной, по которой проходят маршруты караванов, всегда вынуждает наши подлодки безнадежно плестись за караваном и мешает им развить какой-либо успех, особенно когда воздушный и морской конвои успешно действуют совместно».

 Указав на увеличение потерь подлодок под ударами с воздуха на подходах к Бискайскому заливу и усиление морских конвоев, против которых «мы пока не обладаем никаким эффективным оружием», текст завершается так:

 «Суммируя, можно сказать, что подводная война теперь тяжелее, чем когда-либо, но все службы работают с полным напряжением сил, с тем чтобы оказать все возможное содействие нашим лодкам в выполнении их задач и обеспечить их лучшим оружием».

 Эти замечания демонстрируют неспособность командования подводного флота реалистично реагировать на кризис. Вовсе не пороховой дым и не туман заслоняли поле боя, а эмоциональная настройка. Подлодки были признаны устаревающим оружием на фоне контрмер противника, «лишенными их самого важного качества – способности оставаться невидимыми», их «стайная тактика» была бесполезной перед лицом авиаприкрытия.

 Но вместо того чтобы сделать соответствующие выводы и обдумать стратегическое отступление, которое могло дать ученым и отделам вооружения время как-то ответить на вызов, еще больше лодок, более ценных, с еще более опытными экипажами, бросались на противника в отчаянной, обреченной на неудачу попытке найти хоть какую-нибудь брешь...

 Этому нет оправдания. Это была кампания, цель которой была чисто количественной – потопить кораблей противника по тоннажу больше, чем он мог построить. Дёниц всегда выражал свою цель именно такими словами и жадно изучал ежемесячную статистику, которую вели в его штабе, чтобы отследить возможные тенденции. Эти тенденции сейчас показывали, что битву нельзя выиграть имеющимися в наличии методами.

 Жизненно важным показателем было то, что Дёниц называл «потенциал подлодки», или средний тоннаж потопленных за день кораблей. Так как число дней в море для отдельной подлодки всегда было приблизительно одинаково и с учетом потребления горючего имеющихся лодок и времени, затраченного на ремонт на базе, будущие цифры тоннажа потопленных кораблей можно было легко рассчитать, имея всего две переменные – число лодок и их «потенциал».

 В прошлом году самый высокий «потенциал» был 438 тонн в день; это было в июне, когда лодки наслаждались «праздником» у побережья США и в Карибском бассейне.

 За последующие несколько месяцев, когда в этих зонах была организована система конвоев и сам Дёниц был вынужден вернуться к более тяжелой задаче сражаться с караванами в «воздушных прорехах» Северной Атлантики, «потенциал» стал резко сокращаться – 256, 260, 229, 226... Он на короткое время вырос до 329 тонн в ноябре, а затем упал до 139 в декабре, что давало средний «потенциал» за последние шесть месяцев, равный среднему за 1942 год, – 240 тонн. Но за это время число лодок, действующих в Атлантике, увеличилось с 93 до 149.

 За четыре первых месяца этого, 1943 года «потенциал» упал еще ниже: 129, 148, 230, 127. В среднем он стал равен 160 тоннам на каждую лодку за день. Даже если предположить, что дальнейшего спада не будет – весьма сомнительное предположение, если учитывать замечания в вахтенном журнале, – то потребуется 325 лодок в Атлантике для того, чтобы достичь нормы в 1 миллион тонн в месяц, и даже это было минимумом, по мысли Дёница. Штаб руководства морской войной давал цифру, необходимую для достижения победы в 1,3 миллиона тонн в месяц. В силу того что все другие средства уничтожения – авиация, лодки «Шнель», мины, японский и итальянский флоты – не могли бы дать более 100 000 тонн в их тогдашнем виде, то подводному флоту пришлось бы добиваться этой цифры практически в одиночку.

 Однако средние потери лодок за последние три месяца дошли до 15, а в первые пять дней мая было уже потеряно десять. Учитывая, что Шпееру удастся поднять ежемесячное производство до 27, как планировалось, при средних потерях в 15, это будет означать увеличение числа лодок всего на 12 в месяц, и, соответственно, потребуется от девяти до десяти месяцев, чтобы набрать необходимое количество в 325 для обеспечения тоннажа в 1 миллион.

 Но через эти девять-десять месяцев около 140—150 лодок погибнут вместе с их практически невосполнимыми экипажами. Между тем противник мог не только поддерживать свою тогдашнюю скорость кораблестроения, и, как указывал доклад от 4 апреля, составленный по британским источникам, 87% экипажей торговых судов спасались, когда сами корабли тонули.

 Несложно заметить, что решение продолжать в том же духе, если это было действительно решение, а не простая инерция и не слепое упрямство или, что более возможно, нацистская «воля», было явно ненаучно. Будь подводники «пушечным мясом» прежних времен, то тогда был бы шанс получить хоть какие-то результаты.

 Но ничего этого не было. На сами подлодки требовалось переводить и без того скудные ресурсы стали и меди, подводники были признанной элитой, характер настоящего капитана был сделан из столь же ценного и редкого материала, как и те металлы, из которых строились лодки, и не было никакого лучика надежды ни в статистических прогнозах, ни в сводках с фронта, что эту войну можно выиграть.

 Бросать еще больше лодок и людей на смерть, вместо того чтобы экономно приберечь их, пока не будут найдены новые типы оборудования и тактики и не изобретена новая стратегия, было поистине старомодным безумием. Именно в этот момент изъяны личности Дёница и продемонстрировали себя самым наглядным образом; именно сейчас мы можем оглянуться на его доклады 1938 и 1939 годов по стратегии и тактике подводного флота и на его ответ на критику Фюрбрингера и увидеть, что все уже было там; он не изменился. Единственная разница теперь состояла в том, что его некому было тормозить. Следовательно, именно в этот момент система фюрерства сама по себе проявилась как анахронизм.

 Новые лодки из Германии и с бискайских баз были направлены вместе с теми, что выжили в недавних сражениях, на образование 550-мильной патрульной линии к югу от Гренландии, чтобы перехватить два ожидаемых каравана, шедшие на восток. Они шли по маршруту вокруг опасной зоны, и один из караванов, НХ-237, был перехвачен 9 мая.

 Через полтора часа после передачи своих координат лодку, обнаружившую караван, нашли корабли конвоя и вынудили ее погрузиться. Контакт был потерян. Командование приказало ее группе из семи лодок двинуться по следу и встать впереди каравана «с полной решимостью и ни в коем случае не позволяя себя стряхнуть». Лодки последовали первой части указания, но самолет, поднявшийся с авианосца конвоя, вместе с группой зашиты помешал им выполнить вторую часть, и караван прошел мимо необнаруженным.

 Блистательная работа B-Dienst позволила лодкам в третий раз встретить тот же караван 11 мая и потопить три отбившихся корабля, но надводный и воздушный конвои отбили все их атаки на основной корпус кораблей, а также за этот и последующий день уничтожили три из семи атакующих лодок. 13 числа операция была отменена.

 Главнокомандующий подводным флотом прокомментировал это так: «С первого же дня показался самолет с авианосца, а позже – и сам авианосец. Этот и другие самолеты с сухопутных баз сильно вредили проведению операции, которую в конечном счете пришлось отменить из-за слишком большой силы воздушного конвоя...

 Суммируя... сегодня почти бессмысленно атаковать караван, конвоируемый авианосцем, со столь немногочисленными лодками».

 Тем не менее, U-954 дозаправилась от танкера U-119 и вернулась в оперативную зону в ледяных водах южнее Гренландии. Она была приписана к новой патрульной линии, «Донау-1», которая расположилась на предполагаемом пути каравана, шедшего на запад.

 Дёница в это время занимала еще одна немаловажная зона, Средиземное море. Он был тесно связан с этим театром военных действий с того самого момента, как стал главнокомандующим. Не только из-за того, что исход битвы за Северную Африку так уж зависел от поставок морем, но также потому, что он стал доверенным советником Гитлера, и опасности, угрожающие южному флангу; сменили беды на Западном фронте в мозгу фюрера.