Текст книги "Последний фюрер рейха. Судьба гросс-адмирала Дёница"

Автор книги: Николай Малютин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)

 В марте он был послан в Италию представлять взгляды Гитлера перед Муссолини – своеобразное указание на то, что ему оказывается доверие. Он воспользовался этой возможностью добиться одобрения дуче на внедрение некоторого числа немецких офицеров в итальянское Адмиралтейство для улучшения взаимодействия между двумя флотами в деле охраны транспортов для Северной Африки, и в напряженной, хотя и тактичной дискуссии с главой итальянского флота, адмиралом графом Артуро Риккарди, он выиграл еще несколько важных уступок. В их число входило согласие оснастить конвои караванов немецкими пушками АА и, что и было его подлинной целью, придать им тренированных в Германии артиллеристов.

 Этот визит, казалось, знаменовал собой прорыв в напряженных отношениях между флотами двух держав Оси, и он понял, когда докладывал дома, в «Вольфшанце», что его репутация в глазах фюрера упрочилась. Он высказал Гитлеру свое мнение о срочной необходимости в самолетах, так как бои с караванами проигрывались во многом в результате превосходства авиации союзников. В то же самое время он попросил разрешения послать девять подлодок в Средиземное море, чтобы освободить итальянские субмарины от их задачи сопровождать караваны – примечательное изменение в его прежних взглядах на роль подлодок в «решающей битве за Атлантику»! Гитлер дал согласие.

 К тому времени союзники усилили свою хватку, и 1 мая вице-адмирал Фридрих Руге, которого Дёниц назначил возглавлять немецкий персонал в итальянском Адмиралтействе, доложил ему, что итальянцы распростились с надеждой удержать Северную Африку, покидают ее и обращают свое внимание на проблему защиты самой Италии от ожидаемого натиска союзников через Сардинию и Сицилию. Ответ Дёница был таков: сказать Риккарди, что тот, кто держит «тунисский плацдарм», обладает первенством в регионе; флот не может внезапно прекратить свои действия, в то время как другие рода войск продолжают «сражаться и отчаянно удерживать позиции», и он фактически требует дать ему использовать итальянские крейсеры для подвоза поставок.

 Когда Риккарди отказался, он приказал немецкому морскому командованию в Италии послать наперерез подлодки, нагруженные бочками с бензином для армии. Так как три доступные в этот момент лодки могли унести всего 13 000 галлонов, главнокомандующий на Юге генерал-фельдмаршал Альберт Кессельринг предположил, что это, вероятно, не лучший способ использовать подлодки!

 Дёниц, тем не менее, настаивал и 5 мая приказал и Руге и немецкому морскому командованию использовать все имеющиеся силы «без оглядки на будущие операции» для поддержки сражающихся солдат и предоставить им «преимущество над изможденными полками противника».

 Взятый отдельно от прочих, этот приказ кажется примером полного непонимания ситуации. Но он может наглядно показать, что Дёниц сражался, используя не разум, а свою горячую кровь, действуя не как рациональный полководец, а как национал-социалист, убежденный, как и Гитлер, в том, что сила воли и фанатизм сумеют превозмочь техническую и количественную отсталость...

 Это можно трактовать как результат долгого пребывания «при дворе» Гитлера, где, начиная с шокирующих зимних ударов, стало заметно новое стремление к экстремальным или «радикальным» решениям. Геббельс и Шпеер были в центре этого смешения: один использовал всю силу пропаганды, чтобы нагнать на людей фанатичный настрой обороны «спиной к стене», а другой запустил в ход экономику «тотальной войны».

 Риторика Дёница при занятии нового поста: «Наша жизнь принадлежит государству... Для нас важен вопрос выиграть войну. Мы должны преследовать эту цель с фанатической преданностью...» – строилась на терминах знаменитого публичного выступления Геббельса во Дворце спорта 18 февраля в Берлине. Шпеер, который там тоже присутствовал, назвал это «самым успешным возбуждением слушателей до уровня фанатиков», какое ему только приходилось видеть, – и у него было на это право, ведь в фильме, демонстрирующем реакцию аудитории, можно видеть и его самого, прыгающего на месте, как безумный!

 «Фанатизм», «тотальная война», «победа невзирая...» были кодовыми словами того времени. Дёниц верно уловил их и отразил в своих словах и делах. Как становится очевидно из его служебных докладов, он следовал по тому же столь экстремальному, бескорыстному, целенаправленному пути и держался его с «несокрушимой жесткостью» на протяжении всей своей карьеры. Он не просто отражал новое умонастроение, он был частью его, и кажется очевидным, что отставка Редера и приход Дёница ему на смену были, по сути, проявлением этого нового радикализма – так же как и его соглашение со Шпеером, несмотря на зубовный скрежет профессионалов старого флота, по передаче кораблестроения министерству вооружений.

 Подъем нового духа совпал с драматическим упадком здоровья Гитлера; это неудивительно, если вспомнить, что оба имели своей первопричиной одно – поражение. Фюрер по совету врачей переехал из ставки в свое горное убежище «Бергхоф» близ Берхтесгадена. Он испытывал страшные головные боли, спазмы желудка и метеоризм, равно как и рецидивы в дрожании левой руки и ноги, которые последний раз постигли его во время его ареста и тюремного заключения в 1923 году. Нет сомнения, что постоянная работа и волнения, бессонница и недостаток физической нагрузки, так как он верил, что у него проблемы с сердцем и любые упражнения приведут к смерти, и употребление таблеток тоже сыграли свою роль.

 Но за всеми этими физическими и личностными изменениями, которые замечают все наблюдатели в этот период, находилось ошеломительное признание того факта, что он потерял контроль над событиями. Он никогда этого не признал, может быть, только самому себе. В сознательном напряжении своей воли против всех невзгод, обрушившихся на его рейх, он стал еще более неповоротливым в своих решениях, еще более подозрительным, более невосприимчивым к аргументам, более подверженным резким сменам настроения – от мрачной молчаливости к открытым обличениям своих генералов, своих войск, своих союзников, но никогда своих собственных космических фантазий!

 В этой атмосфере ни один человек, обладающий рациональным и аналитическим суждением, просто не мог выжить. В этом показатель естественного родства Дёница с иррациональной природой национал-социализма, в том, что он не только выживал, но и процветал и вырос до того, что стал главной военной и стратегической опорой Гитлера.

 Важно также, что после их первоначальной стычки на тему о полезности больших кораблей Гитлер никогда, насколько известно, не вмешивался в проведение морских операций. Дёниц, кажется, предоставил ему все возможности это делать, назначив офицера связи при ставке Гитлера, чьей задачей было давать подробные отчеты о ежедневном ведении войны на море, а не просто об успехах и поражениях, как во времена Редера. Но Гитлер так и не воспользовался этими возможностями вмешаться, как он вмешивался в дела своих генералов.

 Гитлер знал, что среди военных существуют недовольные, в абвере произвели аресты, были выявлены тайные штаб-квартиры сопротивления, существовавшего не без участия адмирала Канариса, и агенты Гиммлера проследили целую сеть предательства, ведущую в верхние эшелоны армии. «Его мнение обо всех генералах разрушительно, – записал Геббельс в своем дневнике после беседы с Гитлером в это время. – ...все генералы неверны, все генералы противостоят национал-социализму, все генералы реакционеры».

 На флоте предательства не нашли, простодушная преданность Дёница убедила Гитлера, что его никогда там не будет. Кроме того, его постоянно позитивные взгляды и готовность взять всю ответственность в военных делах на себя в соединении с его несокрушимым признанием гениальности Гитлера требовали того, чтобы и Гитлер играл ожидаемую роль.

 С Дёниием он вел себя как мудрый пожилой государственный деятель, умело разрешающий мировые политические и военные хитросплетения вне кругозора чисто военных профессионалов; в то же самое время он подпитывался силой огня Дёница. Таким образом, безо всяких столкновений каждый поддерживал в другом его космические иллюзии. Как записал фон Путткамер, оба сблизились еще больше и были «часто вместе одним существом с четырьмя глазами».

 Это было очевидно уже ко времени «тунисского кризиса». Когда войска союзников вошли в последние главные порты поставок для Роммеля, Тунис и Бизерту, 7 мая, Дёниц участвовал в совещании у Гитлера в Берлине. Его решимость продолжать борьбу за поставки силами подводного флота и малых судов до тех пор, пока последний солдат останется в бою, ничуть не была сокрушена новостями этого дня.

 Впоследствии он потребовал, чтобы в вахтенный журнал военно-морского штаба была внесена запись – отчет о совещании: «Фюрер высоко оценил ясную политику, проводимую военно-морским флотом». Это одна из столь многих сносок в том журнале, которая показывала его чувство собственной важности от пребывания в самом центре событий и в качестве близкого доверенного лица Гитлера, например: «События в Африке показывают ему (фюреру) самый убедительный практический пример правильности точки зрения главнокомандующего флотом».

 Гитлера волновало не только то, что Тунис вот-вот будет потерян и противникам откроется путь в любую точку южного побережья континента, но и что сама Италия может пасть и быть захвачена. Он верил в Муссолини, но ощущал предательство среди высших итальянских офицеров и гражданских. Подобные отчеты ложились на стол Дёница от его людей в Италии, они говорили о распространении пораженчества среди населения и неверии в Германию.

 Именно при этих обстоятельствах Гитлер послал его в Италию во второй раз.

 Он выехал из Берлина рано утром 12 мая и прибыл в Рим в час дня. Его встретили Руге с немецким морским атташе и командующим немецкими морскими силами в Италии, и за завтраком в отеле «Эксельсиор» они кратко обрисовали ему, насколько неэффективно действует двойная немецко-итальянская система. Положение было настолько серьезным, что Руге считал единственным решением перевод всего немецкого морского штаба в Италию.

 После полудня он встретился с адмиралом Риккарди и его штабом и услышал об их планах воспрепятствовать вторжению союзников, которое они ожидали в Сардинии, а затем и на Сицилии как перевалочных пунктах на пути к континентальной Италии. Потом он представил им свои соображения: державы Оси слишком слабы, чтобы помешать вторжению на море, и вся проблема упирается в оборону на суше. Задачей флота должна быть поддержка сражений на суше благодаря обеспечению морских маршрутов поставок; ситуация в Северной Африке, где войска были разбиты просто из-за недостатка поставок, не должна повториться, и все доступные средства должны быть немедленно переброшены на острова, для чего нужно использовать все – крейсеры, малый флот, даже подлодки.

 «В качестве транспорта?» – перебил его Риккарди.

 «Да, потому что в этой битве подлодки не окажут решающего действия».

 Обсуждая слабые места воздушных операций и то, что сейчас уже прошло удобное время, Дёниц сделал замечание, что лучше было бы, если б итальянский флот принесли в жертву раньше!

 Отношения между двумя сторонами и до этого были прохладными... Это было не слишком тактичное замечание, и переводчик явно обратил его в прямое посягательство на честь итальянского флота. Риккарди вспыхнул; Дёниц в ответ ощетинился, и встреча закончилась в напряженной атмосфере, которая и оставалась таковой все время его пребывания в Риме.

 На следующий день он встретился с начальником Большого Генштаба итальянской армии генералом армии Витторио Амброзио и повторил свои прежние ошарашивающие идеи по использованию морских сил, а позже тем же утром выразил такое же убеждение на аудиенции у Муссолини. «Когда важность транспортировки совпадает с боевыми задачами, то первая перевешивает».

 Дуче выказал к этим взглядам больше симпатии, чем его старшие офицеры. По щекотливому вопросу о взаимодействии между итальянским Адмиралтейством и немецким морским командованием в Италии Муссолини согласился на слияние немецкого оперативного штаба с маленьким штабом по связи под началом Руге.

 Последний акт североафриканской кампании был сыгран в тот день, когда 250 000 закаленных в боях немцев и итальянцев сдались союзникам, однако диктатор еще произвел впечатление на Дёница своим дружелюбием, уверенностью и спокойствием. Он даже нашел некоторую пользу в бомбардировках континентальной Италии союзниками, так как полагал, что это научит итальянцев ненавидеть англичан. Потому что если сейчас и есть итальянцы, которые ненавидят англичан, так это только он сам, один...

 «Я счастлив, что мой народ теперь учится ненавидеть», – заявил дуче.

 В тот же день Дёниц поехал на озеро Неми, чтобы посмотреть на древнеримские корабли, которые там обнаружили, а затем, вернувшись и пообедав с немецким послом Гансом Георгом фон Макензеном, провел вечером совещание с Кессельрингом. Фельдмаршал считал Сицилию более вероятной целью для вторжения союзников, нежели Сардинию, однако, как он сказал, приготовления к обороне еще далеки от завершения, и итальянские военно-морские силы слишком слабы, чтобы играть какую-либо роль, кроме разведывательной. Была отчаянная нужда в самолетах, но он полагал, что лучшим способом исправить ситуацию будет нападение на Иберийский полуостров!

 С этой идеей Дёниц тоже одно время носился, думая получить базы для своих подводных лодок вне опасных вод Бискайского залива. То, что он сказал на это Кессельрингу, не сохранилось в записях, но, как всегда, указал, как он это сделал и итальянскому высшему командованию, на то, что ключевой проблемой являются поставки. Достаточные запасы должны быть переправлены на те острова, которым угрожает вторжение, так чтобы битва, которую нельзя выиграть на море, не была проиграна на суше. А проблему здесь, добавил он, конечно, представляет та расслабленная манера, с которой итальянцы привыкли все делать...

 На следующее утро, 14 мая, он побывал на ранней аудиенции у короля Италии, а затем полетел из Рима в «Вольфшанце», куда уже вернулся Гитлер. Выслушав его отчет обо всех беседах, Гитлер задал ему самый главный вопрос: думает ли он, что дуче пойдет до конца? Дёниц ответил, что безусловно так думает, но, конечно, не может быть уверен. На это Гитлер, который тоже верил в это, начал перечислять все то, за что он не любит итальянский высший класс: «Такой человек, как Амброзио, будет счастлив, если Италия станет британским доминионом!»

 Пытаясь направить русло беседы в более практические области, которые открылись во время его беседы с Кессельрингом, Дёниц сказал, что он думает о планах защиты итальянских островов, и пришел к выводу, что все они могут вылиться в очень дорогие и чисто оборонительные операции, которые не сделают ничего для того, чтобы державы Оси хоть где-нибудь отошли от обороны. Кроме того, англосаксы, очистив Средиземное море и тем самым вернув себе прямое судоходство через Суэц на восток и с востока, в результате получили возможность для перевозки двух миллионов тонн грузов на своих кораблях.

 «Которые и будут топить наши надежные подлодки», – вмешался Гитлер.

 Дёниц был вынужден ответить, что они столкнулись с серьезным кризисом подводной войны: «Новые локаторы противника впервые делают подводную войну невозможной и вызывают тяжелые потери – от 15 до 17 лодок в месяц...»

 «Эти потери слишком высоки, – отрезал Гитлер. – Так не должно продолжаться».

 Дёниц решил воспользоваться возможностью или просто свернуть разговор о потерях, насчет которых он солгал: на тот момент они были вдвое больше, чем он сказал.

 «В настоящее время, – сказал он, – единственное место выхода в море для подлодок – это Бискайский залив, узкая полоса, представляющая большую сложность, и транзит занимает десять дней. Ввиду этого лучшим стратегическим решением кажется оккупация Испании, включая Гибралтар. Таким образом можно добиться атаки с фланга на англосаксов, возвращения инициативы и радикальной смены ситуации в Средиземноморье, и это даст подводной войне более широкую основу».

 Тема Испании и Гибралтара обсуждалась в ставке Гитлера много раз, и Канарис дважды ездил в Мадрид предлагать Франко присоединиться к державам Оси; но оба раза предложение было отклонено, и Гитлеру пришлось, хоть и нехотя, согласиться, что сделать тут ничего нельзя.

 «Мы не способны на такую операцию, – сказал он Дёницу, – потому что это потребует первоклассных войск. Оккупация против воли испанцев не пройдет. Они единственные крепкие люди из романских народов и будут вести герилью в нашем тылу».

 Дёниц покинул «Вольфшанце» сразу после беседы и вернулся в Берлин; его самолет приземлился на аэродроме Темпельхоф в четверть одиннадцатого вечера. Неизвестно, зашел ли он тогда в штаб-квартиру подводного флота, чтобы узнать последние новости; вероятно, он направился прямиком домой, так как нет никаких сомнений в том, что его слова Гитлеру, будто локатор противника делает подводную войну невозможной, были основаны на свежей информации от Годта, возможно полученной по телефону из ставки Гитлера перед тем, как он отправился к нему на доклад.

 От Годта он узнал, что в самой последней битве с медленно движущимся на восток караваном одна лодка смогла начать подводную атаку в первый же день и потопила два торговых судна, но последующие попытки 12 лодок из 25, направленных к каравану, были отбиты конвоем, никакого успеха не принесли, и одна лодка была уничтожена. На самом деле уничтожены были две, тем самым потери за половину месяца составили уже 19 субмарин.

 Объяснение этой неудачи в вахтенном журнала высшего командования было такое: «Численное превосходство конвоя вкупе с благоприятными условиями для использования локатора...» Противник, вероятно, обнаружил все лодки вокруг каравана, и «так как быстрой детекции лодок в таком масштабе раньше не случалось, кажется возможным, что противник использует новый тип локационного оборудования».

 На следующий день Дёниц, явно предвидя падение боевого духа вследствие провалов последних операций, послал на все лодки воззвание:

 «Стараясь лишить подводный флот его самой ценной характеристики, невидимости, противник оказался впереди нас благодаря своему радару. Я целиком осознаю, в какое трудное положение это ставит вас при столкновении с конвоем противника. Будьте уверены, что я делал и буду делать все возможное, все, что в силах главнокомандующего флотом, для того, чтобы изменить эту ситуацию. Исследовательские и проектные отделы внутри флота и вне его работают над улучшением вашего оружия и оборудования.

 Я ожидаю от вас продолжения решительной борьбы с противником и использования всей вашей сноровки, способностей и твердости воли против его уловок, а техническое перевооружение прикончит его окончательно.

 Капитаны в Средиземноморье и Атлантике показали, что даже сегодня у противника есть слабые места повсюду и что во многих случаях его устройства не столь эффективны, как это кажется на первый взгляд, если сталкиваются с тем, кто намерен, невзирая ни на что, добиться своей цели.

 Я верю, что вскоре смогу дать вам лучшее оружие для этой тяжелой борьбы.

 Дёниц».

 Безусловно, он убедил самого себя, что новое оружие уже на подходе, но в недавних событиях нельзя найти никаких оснований для колких намеков, прячущихся в предыдущем предложении, на то, что не все капитаны проявляют должную решительность и целеустремленность. В сочетании с недавними записями в журнале это звучит как гротескная и непростительная клевета, ясно демонстрирующая еще раз, что эмоциональность суждений или «фанатизм» пересиливали в нем рациональность.

 Через два дня B-Dienst расшифровала инструкции по маршруту для восточного каравана, и рапорт союзников о подлодках и о перенаправлении каравана на юг от групп, указанных в этом рапорте. Из этого было сделано заключение, что и следующий караван пройдет тем же путем, и группам «Донау-1» и «Донау-2», общим числом 17 лодок, включая U-954 Петера Дёница, было приказано двигаться на юг и образовать патрульную линию перпендикулярно вероятному маршруту. Новые же лодки, только прибывшие в оперативную зону, были направлены на формированне другой группы, «Одер», которая продолжала линию дальше на юг.

 Вскоре после полуночи, то есть ранним утром 19 мая, ожидаемый медленный караван SC-130 подошел к линии и был замечен U-340, которая, доложив об этом, продолжала удерживать контакт.

 U-954 была близко, и к рассвету она и другие пять лодок также обнаружили караван и стали занимать позиции для подводной атаки спереди.

 Караван сделал поворот на 90 градусов к югу и оставил их всех позади. Они всплыли, чтобы пройти вперед по курсу вне зоны видимости с кораблей конвоя, и в этот момент «Либерейтор» из прибрежных войск присоединился к участникам действа, чтобы обеспечить прикрытие с воздуха.

 U-954 была немедленно обнаружена и атакована из низких облаков; с одной стороны от нее бомбы упали достаточно близко, от их взрывов ее корпус лопнул, и подлодка быстро затонула вместе со всем экипажем.

 «Либерейтор» продолжил налет, обрушился на пять остальных лодок, заставил их погрузиться и вызвал на место происшествия надводный конвой; корабли уничтожили одну лодку глубинными бомбами и повредили другую. В течение дня еще несколько лодок натыкались на караван, но конвой и еше три самолета были уже на пути, и во внезапных, яростных столкновениях после полудня еще три лодки были уничтожены, а три повреждены столь серьезно, что вышли из боя. Все остальные были вынуждены погрузиться, так что, когда караван произвел обычную смену курса в сумерках, контакт был потерян.

 Одна лодка доложила об уничтожении корабля в 6500 тонн и повреждении другого, но на самом деле ни один корабль не был задет.

 На следующий день караван был засечен гидролокаторами по шуму винтов, но прикрытие с воздуха продолжалось, и, хотя группа попыталась снова сомкнуться, каждая лодка, которая всплывала, была немедленно атакована из-за низких облаков. К полудню в штаб-квартире осознали, что ситуация безнадежна, и Дёниц прервал операцию. В журнале было записано:

 «Поддерживать контакт и двигаться поблизости от каравана было невозможно из-за постоянных неожиданных нападений из-за низких облаков Эти нападения объясняются лишь наличием очень хорошего детекторного устройства, которое позволяет самолетам засечь подлодки даже через слой облаков...»

 Этот комментарий кажется необычным на фоне множества докладов о точно таких же неожиданных атаках последних месяцев В части выводов утверждается, что «несколько лодок сообщили об успешном взаимодействии между самолетами и надводным конвоем». Что касается потерь: «Потеря U-954 вблизи каравана представляется несомненной, так как эта лодка сообщила о контакте с караваном и, вероятно, была уничтожена подводной атакой».

 Дёниц не выказал никаких чувств, когда ему сообщили о гибели сына Как он пересказал эту новость Ингеборг, неизвестно, но. возможно, он сохранил для нее надежду, что были выжившие, так как она отказалась принять его смерть; в 1945 году она изучала списки военнопленных, которых содержали в Канаде и Соединенных Штатах, на тот случай, если Петер спасся.

 Ни неудача в этом сражении, ни катастрофические цифры потерянных и серьезно поврежденных лодок, ни подтверждение всех прежних свидетельств о том, что воздушное прикрытие и радарная локация делают невозможным для подлодок приблизиться к каравану, не говоря уже о нападении, не изменили решимости Дёница.

 Когда на следующий день B-Dienst сообщила сведения о маршруте другого восточного каравана, он направил выживших в прошлой битве на перехват вместе с новыми лодками и послал всем капитанам необычное письмо:

 «Если кто-либо думает, что сражаться с караванами больше невозможно, то он слабак и не настоящий капитан подлодки. Битва за Атлантику становится жестче, но она остается решающей кампанией в этой войне. Помните о своей высокой ответственности и о том, что вы должны отвечать за свои поступки. Сделайте все возможное против этого каравана. Мы должны его уничтожить. Если условия для этого покажутся благоприятными, не ныряйте перед самолетами, а сражайтесь с ними. Избавляйтесь от эсминцев, если это возможно, с поверхности. Будьте твердыми, идите вперед и атакуйте. Я верю в вас.

Главнокомандующий»

 Приблизившись к каравану, лодки обнаружили, что условия совершенно безнадежные: они встретили два транспортных судна с группой поддержки в добавление к конвою и постоянному прикрытию с воздуха, которое не позволило лодкам всплыть, не подвергаясь нападению. Еще пять лодок были уничтожены, прежде чем операция была отменена в 11 часов утра первого же дня. 23 мая. В журнале появилась запись: «Операция вновь ясно показала, что в настоящее время, с имеющимся оружием, невозможно сражаться с караванами при сильном воздушном прикрытии...»

 Дёниц наконец склонился перед неизбежным:

 «Потери, пусть даже тяжелые потери, можно выдержать, когда они сопровождаются соответствующими потерями у противника В мае в Атлантике за уничтожение кораблей примерно на 10 000 тонн мы платили одной лодкой, в то время как совсем недавно на одну лодку приходилось уничтожение на 100 000 тонн. Потери в мае достигли невыносимого уровня.

 Подсчитали, что, пока в мае была уничтожена 31 лодка, на самом деле, включая две потерянные при столкновении, их оказалось 34. Эта "невыносимая" цифра и отсутствие успеха в действиях против последних караванов вынуждает временно переместиться в те зоны, где опасность со стороны авиации меньше».

 Чтобы держать противника в неведении насчет этого как можно дольше, несколько лодок следует оставить в Северной Атлантике, однако им будет приказано атаковать «лишь при исключительно благоприятных условиях, то есть в новолуние» Эта «лунная» привязка, совершенно бессмысленная, если учитывать радарные установки, вероятно, показывает, с каким трудом Дёницу давалось признание поражения.

 Перемещение было выжато из него, как кровь из стали, и он утешал себя тем, что это лишь временное изменение:

 «...однако понятно, что в будущем, как и в прошлом, зоной действий подлодок будет Северная Атлантика и что битва должна быть продолжена со всей твердостью и решимостью, как только подлодки получат необходимое для этого оружие».

 Первым шагом стало вооружение подлодок счетверенными пушками АА, и он ожидал, что как только это будет сделано, то, «например, начиная с осени битва за Атлантику возобновится с прежней силой». Он закончил свои выводы на необходимой, но при этом типично эгоистической ноте:

 «Между тем остается важным, чтобы на боевой дух людей не повлияли эти временные оборонительные меры, задача, которая требует полного взаимодействия всех старших офицеров, равно как и личного участия главнокомандующего флотом».

 В этом направлении он предпринял первый шаг в тот же день, направив всем офицерам-подводникам послание. В нем он подчеркнул всю серьезность настоящего положения: хотя армия и авиация успешно отражают тяжелые атаки противника на всех фронтах, это является всего лишь обороной перед лицом врага более сильного людьми и вооружением; это не принесет победы.

 «В настоящее время только вы можете вести наступательные действия против врага и победить его. Подводное оружие, непрестанно уничтожая суда с военными материалами и продовольственными поставками для островов, должно подавить врага постоянным кровопролитием, которое должно заставить даже самый сильный организм истечь кровью до смерти.

 Каждый из вас должен осознавать эту огромную ответственность, и каждый капитан после плавания лично отвечает за ту энергию и твердость, с которыми он работал над достижением нашей великой цели. Я знаю, что сейчас битва в море идет с жесткостью и потерями из-за того, что техническое оснащение противника на данный момент превосходит наше. Поверьте мне, я сделал все и буду продолжать делать все, чтобы обогнать противника. Скоро придет тот день, когда с новым и более сильным оружием вы будете крепче его и сможете одержать победу над худшими из своих врагов, над самолетами и эсминцами.

 А пока мы должны использовать ситуацию и прибегнуть к тем мерам, приказ о которых уже отдан, и частично сменить зону действий. Следовательно, мы не позволим себе перейти к обороне или отдыху, но, когда представится такая возможность, мы будем бить, и бить снова, и будем продолжать бороться со все большей твердостью и решительностью, чтобы нарастить за это время силу нашего удара. Скоро, обладая улучшенным оружием, мы поведем решающую битву в Северной Атлантике, наиболее чувствительной зоне противника.

 И тогда мы победим, об этом мне говорит моя вера в наше оружие и в вас.

 Хайль Гитлер!

 Ваш главнокомандующий Дёниц».

 Большинство разработок велось уже достаточно долго. Кризис прошлого лета и его отчаянные послания в Берлин сделали свое дело. На совещании, созванном Редером в сентябре 1942 года, чтобы решить, как ответить на растущую эффективность контрмер союзников, Дёниц призвал к разработке большой подлодки придуманного Вальтером типа, подходящей для Атлантики, не ожидая испытаний маленьких прототипов, тогда только строившихся. Первая субмарина должна была появиться еще до конца 1942 года. Он также указал на необходимость обеспечить более высокую скорость на поверхности уже существующей лодки типа 7, так как это была наиболее подходящая лодка для условий Атлантики, и особенно подчеркнул нужду в оружии, при помощи которого подлодки смогут расправляться со своими преследователями – эсминцами.

 К марту 1943 года, когда самолеты были признаны главными врагами подлодок, он обратил свою энергию на поставку зенитных пушек и на установление сотрудничества с люфтваффе в «войне тоннажа». В то же самое время профессор Вальтер пришел к идее о придании подлодкам увеличенных мачт, через которые они смогут забирать свежий воздух, двигаясь под водой на перископной глубине. «Растущая угроза с воздуха для подлодок подсказала мне эту идею, – сказал он Дёницу, – которая, конечно, не нова...». Результатом развития этой концепции стала позже «Шнорхель» («Храпун»).

 В мае, когда стало очевидно, что реальной причиной кризиса в подводной войне является новое детекторное оборудование противника, Дёниц сконцентрировал усилия всех ученых морского ведомства на поисках «противоядия», освободив отдел экспериментальных коммуникаций от всех производственных задач и расширив зону поиска решения, представив проблему «избранному кругу ученых-исследователей, физиков и представителей промышленности».