Текст книги "Мы родились и жили на Урале–реке... (СИ)"

Автор книги: Николай Фокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

нормы.. Совсем не видим развлечений....”

Директор не раз называл ( специально для своего заместителя) одну

из самых “ важных задач“ работы педагогического коллектива: ”... Из

наших ребят мы должны сделать людей, способных сознательно трудиться

на благо нашего общества. Не просто хороших специалистов, а настоящих

советских рабочих...И мой заместитель должен ими руководить...”

Нравоучительные “рекомендации” Бориса Владимир иногда

пересказывал отцу. Говорил о них насмешливо – иронично: мой брат

болезненно реагировал на “идейные монологи” директора, так как был

уверен, что знает современную молодежь и ее взгляды на жизнь гораздо

лучше своего начальника: “ Ему не мешало бы отказаться в разговоре со

мной от указующих жестов и пустых, бессмысленных слов...”. Отец с

нескрываемым интересом слушал рассказы сына и делал свой невеселый,

однозначный вывод. Говорил жестко и откровенно: “... Будущие

бездельники у тебя растут.. А ты еще заботишься о них... Бегаешь с утра до

вечера...А дело – то настоящее когда – нибудь будет?....”

330

Людмила, постоянно занятая дочерью, кажется, не обращала особого

внимания на рассказы мужа о техникуме. Она думала совсем о другом,

более важном и необходимом для семьи, – о том, что Владимир должен

искать другую работу... Такую, где можно было бы получить квартиру..

Правда, Борис обещал “похлопотать” в горсовете, но пока никакой

квартиры не видно и даже разговоров о ней почему – то не слышно: “...

Жить надо одним...Своей семьей.. Самостоятельно... Вот Коля давно живет

так – и неплохо.. И нам уже пора...”

4

Отец хорошо знал все районы нашей области. Но особенно подробно

– ее европейскую часть ( “самарская сторона”). Конечно, и за Уралом ему

были знакомы многие поселки и аулы. В каждом из них он мог найти

старого знакомого – бородача или аксакала. Но бывал отец в тех районах

неохотно “Бухарская сторона”, за исключением ближних лугов и озер, ему

были “не по душе”. Наверное, в нем жила историческая “общинная”

память, не позволявшая забыть сложные и трагические события прошлых

веков, когда кочевники, приходившие из Средней Азии, нападали на

хутора, захватывали и угоняли в “неведомые края“ женщин и детей, когда

и уральцы громили и грабили казахские аулы, воевали против Хивы,

Бухары и др.

В местных народных песнях и преданиях (“Мы, уральские казаки,

идем радостно в поход..”, “Царь послал нас в степь Зиатску...”, “Хвала

вам, герои Икана” и др.) далекие ханства характеризовались как “дикие”,

“проклятые”, “басурманские”, как враги, постоянно воевавшие не только

против казаков, но и против всей России .... .

Славно, братцы, пришло время,

Мы идем все на Хиву...

. .Истребим хивинское племя,

Наживем себе похвалу...

Или:

В степи широкой под Иканом

Нас окружил коканец злой,

И трое суток с басурманом

У нас кипел кровавый бой...

331

О непростых отношениях со Средней Азией в далеком прошлом

людям старшего поколения напоминали и “прежние”, дореволюционные,

но не забытые ими названия некоторых городских улиц. Конечно, отец не

знал подробностей местной истории, но известные всем уральцам

рассказы – воспоминания тревожили и его душу, заставляя сдержанно

относиться ко всему, что было связано с “бухарской стороной”. Он, как и

мама, серьезно забеспокоился, когда Владимир и я в начале 60-х годов

поехали в Южный Казахстан..

В наше “героическое” время широко использовалась такая форма

“трудового воспитания молодежи” (обычно называемая “шефской

помощью селу”), как ее участие в сельскохозяйственных работах.

Будущие учителя, строители, медики и др. в летние и осенние месяцы

отправлялись в совхозы и колхозы республики. Вернее, их отправляли.

Там студенты и ученики выполняли работу, не всегда связанную с уборкой

урожая. Обычно жили до наступления дождей и холодов в “спартанских”

условиях (палатки, сараи или “времянки”). Питались “временные

труженики села” довольно однообразно. Голодными никогда не бывали, но

и каких -либо “разносолов” никогда не получали (.”...суп да каша – пища

наша”). Студенты и ученики обычно работали в совхозах и колхозах

нашей области. И лишь иногда молодые “работники села” совершали

путешествие в далекую южную область республики, чтобы работать в

хлопководческих совхозах ( как “Пахта – Арал” и “Тас Кудук”)..Однажды

отрядами таких ”тружеников” руководили два брата – Владимир и я.

Директора южных совхозов рассматривали “присланных” молодых

людей как дешевую рабочую силу, нужную лишь для выполнения (и

перевыполнения) “годового задания по производству хлопка” Будущие

“строители коммунизма” были обязаны энергично и постоянно трудиться

до “нужного” срока, т. е. до того дня, когда “производители белого золота”

могли рапортовать Алма – Ате и Москве о своих “трудовых победах” – о

“досрочном” выполнении не только “планового задания”, но и “высоких

социалистических обязательств”, принятых коллективом в честь

очередного партийного съезда или какого – либо юбилея...

Для молодых уральских “героев труда” обстановка в совхозе, где они

работали, порою складывалась непредсказуемо сложно и малопонятно: они

сталкивались с неприветливым и даже враждебным отношением к себе со

стороны местных ребят ( казахи, узбеки, чеченцы, осетины и др.)...Они,

как подростки и юноши во всех городах и поселках, и дружили, и

враждовали между собой.. Но почему -то всегда объединялись против нас,

“чужих”, “приезжих”, как будто мы прибыли в их совхоз или колхоз не

работать в поле, а что -то отнимать у них.... В клубе, во время

танцевальных вечеров, на улице, около магазинов, в центре и на окраине

332

поселков нередко возникали шумные ”разговоры”, переходившие в

настоящую драку....

Руководителей групп (еще в Уральске) предупредили о непростой

обстановке, которая может возникнуть вокруг наших ребят и девчат. Я

после долгих, не совсем приятных споров с ректором института Иваном

Федоровичем возглавил группу студентов первого курса ( т. е. вчерашних

школьников).. По дороге на юг поговорил с будущими “тружениками

полей” и предупредил их, что без моего разрешения никто не должен

покидать хлопковое поле (где работали студенты) и наш лагерь ( во время

отдыха)...Вместе со мной в рабочей группе оказались молодые

преподаватели (Л. Черкашина, В. Костюков и др.), которых я также

познакомил с предполагаемыми условиями жизни и сбора хлопка в

“нашем” отделении...

В совхозе я быстро убедился в том, что руководить студентами “на

воле” гораздо труднее, чем в учебной аудитории: у некоторых из них

после окончания “рабочей смены”, в вечерние часы, вдруг появлялись

“неотложные”, “срочные”, “важные” дела, которые можно было

выполнить только в поселке.. Причем ребятам нужно было побывать там

обязательно сегодня, а не в какой – либо другой день.. Может, им хотелось

что – то купить в поселковом магазине, поговорить по телефону с домом ( в

почтовом отделении) или узнать “свежие” новости в местной газете?..

Избежать “горячих” встреч и неприятных столкновений с “храбрыми”

местными ребятами уральцам не всегда удавалось. Особенно в первые дни

нашей жизни и работы, когда преподаватели и студенты еще не

познакомились с характером и настроениями молодых задиристых

“аборигенов”. Тогда нередко возникали шумные скандалы и короткие, но

горячие “стычки” между парнями. Их результаты можно было заранее

предсказать, а позже увидеть на “цветных” лицах и руках моих ребят... Но

через неделю обстановка резко изменилась. Я встретился с местной

властью и участковым милиционером, поговорил с родителями и

учителями “забияк”. Объяснил, что мы приехали помогать местным

хлопкоробам и не собираемся менять их привычную жизнь своим

“загадочным“ поведением или какими -то непонятными действиями.

Оказалось, что и местные жители не меньше нас заинтересованы в

спокойствии и порядке в поселке. Наверное, родителям удалось серьезно и

строго объясниться со своими мальчишками.. И уже через неделю мы

чувствовали себя в поселке совершенно спокойно...

...Ситуация в другом совхозе, где работали будущие строители,

сложилась более тревожно и трудно, чем у нас. Воспитанники

Владимира, люди “смелые” и “решительные”, привыкли действовать

самостоятельно: они могли не предупредить своего руководителя, когда

333

уходили в поселок (в поисках “веселых развлечений” и “новых

впечатлений”)... И нередко возвращались в лагерь, избитые и грустные...

Как большинство уральских “уличных” мальчишек (в незабытом

прошлом,), замполит умел хорошо и зло драться.. И теперь едва

сдерживал себя, когда видел своих пострадавших учеников. Появлялось

желание показать местным забиякам и драчунам, что приезжие могут

постоять за себя...Но от привычных, простых действий молодых лет не без

сожаления брату пришлось отказаться. Владимир решил сначала

поговорить с родителями поселковых подростков: “Нас направили сюда

работать в поле и помогать здешнему совхозу... Ваши ребята постоянно

устраивают драки при встрече с моими... Вам хочется этого?.. Нам не

надо...Но если ваши пацаны по – прежнему станут задирать моих, то мы

молчать и получать синяки да шишки больше не будем...Уж тогда вы не

жалуйтесь, если вашим умным деткам придется плохо. Понятно?.. Да

еще...Если у кого найдем нож, то ему мало не покажется. Без

милиции...Она нам не нужна... И вам тоже, наверное... Итак, я

предупредил вас. Теперь думайте...Мне нужен ваш ответ в ближайшие

дни...”

Видимо, родители провели “соответствующую работу” среди своих

подростков Желание драться и обижать уральцев у местных ребят

пропало.... Наступило время активного “производительного труда” на

хлопковых полях и мирной жизни в поселке... Трудно сказать, насколько

наши ребята помогли совхозу, но свою работу они выполнили честно, не

жалуясь на трудности непривычного дела.

... Домой будущие учителя и строители возвратились, усталые,

почерневшие, но радостные и довольные тем, что их пребывание в

незнакомом месте закончилось благополучно. Руководители “хлопковых

отрядов” испытывали чувство удовлетворения: все предложенные им

работы выполнены, юноши и девушки возвращаются в Уральск

здоровыми...

.Отец с нескрываемым интересом расспрашивал нас о поездке и

работе в далеком краю.. Ему хотелось узнать, какой мы увидели

неизвестную, загадочную Азию. Недоверчиво выслушал наши рассказы о

том, что люди там живут и трудятся так же, как везде, что мы встречались

и разговаривали с обычными рабочими и колхозниками...Поговорив со

мной, отец недовольно произнес: “ Ну -ну, пусть будет так, как ты

говоришь, но кто знает, что дальше получится...” Неужели он смотрел на

десятилетия вперед, предвидел серьезные перемены в нашей общей

жизни?..

5

334

“Поездка на хлопок” для меня была и вынужденной, и необходимой.

Причина – довольно простая, бытовая.. И одновременно – сложная... К.А.

Утехина, неохотно принявшая меня на работу в институт решительно

отказала в комнате общежития: “Мест нет...Пусть устраивается с жильем

сам...” В то же время она всегда находила места для молодых выпускников

алма – атинского университета или таких же, как я, кандидатов наук...

Около пяти лет наша семья не раз переезжала из одного дома (мы

“снимали” в них небольшие комнаты) в другой...Жили в старых,

неблагоустроенных, но близких к институту. ”Светлой жилищной

перспективы” в ближайшее время не предвиделось. Но преемник Ксении

Афанасьевны И. Ф. Черкашин в разговоре со мной был более приветлив и

даже сказал, что если институту “выделят” несколько квартир, то тогда,

может быть, одну из них получит наша семья... У меня уже не раз

появлялось злое желание покинуть Уральск, переехать в другой город, где

обещали быстро “дать” квартиру... Например, в Астрахань или в Уфу.. Но

Оля решительно возражала против отъезда: она не хотела расставаться с

родителями и оставлять их в одиночестве..

Но нам все же “повезло”: в конце 50-х мы получили квартиру в

старом, ветхом доме. После капитального ремонта квартира стала,

бесспорно, лучше... Особенно радовало “централизованное” отопление,

появившееся в доме благодаря поддержке соседа – известного в городе

хозяйственника М. Мачевского. Но хорошо известно, что старое остается

старым, как бы его не поддерживали...

Как раз в это время началось строительство большого жилого дома

для преподавателей института рядом с главным учебным корпусом... Я

обратился к ректору с просьбой включить меня в список будущих

жильцов этого дома: “... Мы, Ольга Всеволодовна и я, работаем в

институте, у нас двое детей – девочка и мальчик. В старом доме и после

ремонта живется трудно...” Иван Федорович сразу отказал мне, сказав при

этом, что желающих получить новую квартиру слишком много. И

значительную часть их составляют старые преподаватели, десятки лет

работавшие в институте. Но вдруг где -то наверху решили отправить

наших студентов на уборку хлопка в Южный Казахстан (о пребывании и

работе там я рассказал). Ректор пригласил меня и сообщил, что я должен

быть руководителем отряда первокурсников. Разговор (вернее, спор)

получился долгим и трудным: я отказывался от “почетной роли” и поездки

на юг, Иван Федорович – настаивал. Договорились, приняв решение,

которое обрадовало меня и, кажется, успокоило ректора... Правда, мне

было не совсем понятно, зачем руководитель института отправил вместе со

мной свою дочь, преподавателя кафедры английского языка... Проверять

335

мое поведение как руководителя отряда?.. Или умение работать со

студентами?

Ректор выполнил данное мне обещание... В конце 61-го года наша

семья переехала в новую, по – настоящему современную (по уральским

стандартам) квартиру, светлую, чистую, но, к сожалению, небольшую и

тесную для нас – четверых.

Бесспорно, было трудно, но довольно привычно, так как за

прошедшие годы самостоятельной жизни мы смирились с различными

бытовыми испытаниями и неудобствам.. И понимали, что другой

квартиры, способной удовлетворить наше желание в полной мере, в

ближайшие годы не увидим... И необходимо на некоторое время

успокоиться и заняться теми делами, которые мы считали наиболее

важными и главными в нашей тогдашней жизни...

Прошло более пятидесяти лет с того памятного времени...Наверное,

многое забылось...Но я до сих пор благодарен Ивану Федоровичу,

сумевшему понять мои бытовые трудности и помочь нашей семье...

6

В родительском доме жизнь через полтора – два года спокойствия и

взаимного понимания вновь стала тревожной и трудной. Его молодым

обитателям могло даже показаться, что отдельные бытовые проблемы

имеют довольно странную “привычку” возвращаться к прошлому...

Добавлю, не к самому лучшему своему прошлому....

Братья испытывали трудности совершенно иного характера, нежели я

и моя семья. Ни Владимир с женой, ни Костя, недавно возвратившийся из

армии, не знали, как будут жить дальше. Родной дом, как и прежде,

оставался для них приветливым и теплым, но все же теперь

воспринимался ими как неудобный для работы и отдыха. Как ни печально,

но следует признать, что оба брата чувствовали себя явно не совсем уютно

в р о д н о м доме... Взрослые люди, они по – прежнему были ограничены

в своих желаниях строгими домашними правилами – традициями, которые

продолжал настойчиво защищать отец... Иначе жить, работать и строить

быт он уже не мог и не умел... Или, может, и не хотел?..

Вспоминая когда – то бывшее, давно ушедшее, но и теперь дорогое

его душе, отец не видел ничего плохого и сложного в нынешней

домашней, семейной жизни. Старался успокоить своих “неразумных”

детей не раз сказанным: “Вот так, несколькими семьями мы жили десять

лет вместе с родителями...И ничего страшного не случилось...”

336

Но ушедшее, старое время никому из молодых не хотелось ни видеть

и ни признавать... Они думали и чувствовали совсем по – другому.. И

надеялись жить не так, как их родители в пору своей молодости.

Болезненно воспринимал слова отца о “справедливых давних порядках”

Владимир. Он открыто не жаловался на свою жизнь, поскольку не хотел

обижать родителей, но и не мог не видеть, что его Люся после Мамлютки

не находит себе места в доме, где глава семьи (ее свекор) настойчиво

пытается сохранить “правила” казачьего традиционного быта. Она не

понимала и не принимала их, странных, несколько загадочных и в целом -

внутренне чуждых ей...Устававшая и от постоянных забот о дочери, и от

тягостных раздумий о будущем, невестка настойчиво искала и не находила

ответов на главные (по ее мнению), жизненно важные вопросы: “Что

следует делать сейчас? .Как будем жить дальше? Когда сложится наша

настоящая семья? Она должна быть и обязательно будет другой, -

самостоятельной...”

....Быть лишь помощницей свекрови в домашних делах невестка не

хотела.. Ей казалось, что опытная, любящая с в о й дом хозяйка не

доверяет ей серьезных дел: за многие годы семейной жизни наша мама

привыкла все необходимое семье и дому выполнять сама (“своими

руками...”). В ее характере, добродушном, спокойном и приветливом,

нередко пробуждалось ревнивое и самолюбивое чувство (потомственная

казачка!..), не позволявшее ей уступать даже дочери (невестке – тем более!)

свои “владения” (кухню), “власть” и “важные”, “нужные” дому и семье

дела...

Людмила болезненно воспринимала ”самовластие” свекрови. Уже

привыкшая (в Мамлютке) к самостоятельным решениям, к иному образу

(и режиму) жизни, она вдруг почувствовала себя подавленной и

одинокой...

Молодой женщине хотелось светлого, радостного разнообразия в

своей жизни: встречаться не только с сестрами и родителями, но и со

старыми подругами, бывать в театре, видеть новые кинофильмы, слушать

интересные радиопередачи и пр.. И постоянно – главное, никогда не

забываемое желание Людмилы: жить с в о е й семьей, иметь с в о ю

квартиру, где она могла быть настоящей хозяйкой. Желание вполне

понятное, но пока совершенно не выполнимое ..

Вспоминая (неизвестно кого?) и обижаясь (на мужа?), говорила: “... А

вот Коля после хлопка получил квартиру со всеми удобствами..” Но моя

невестка, кажется, не знала (или забыла?), что мы, Оля и я, долгие годы

“снимали” чужие комнаты – без каких -либо т. н. “удобств”. И не думала о

том, каких нервных усилий стоила мне небольшая квартира в

“институтском” доме ...

337

К сожалению, Владимир не мог “снимать комнату ”: его зарплата

замполита, бывшая чуть больше “стандартного жалованья” учителя -

“предметника” в средней школе, полностью “уходила” на незаметные,

мелкие, но необходимые покупки. Брат (как некогда договорился с

Борисом) проводил в одной группе занятия по русскому языку и истории,

но его “почасовые” никак не могли серьезно “подкрепить” скромный

семейный бюджет .

Отец, хорошо знающий положение старшего сына, поддерживал его,

но возможности старого бахчевника были невелики. Он еще мог

“заготовить на зиму” картофель и тыквы, купить на рынке лук, морковь и

пр. В распоряжении мамы имелись продукты, нужные лишь для скромного

“стола”, но они не могли удовлетворить желание и вкусы сына и невестки.

“Разносолы” предлагались редко, – лишь в праздничные дни. “...Жить надо

на свои, заработанные деньги. И нечего влезать в долги, .”– не раз говорил

отец своим детям. И одновременно – самому себе...

Думаю, что Владимиру и Людмиле непросто жилось в родительском

доме. Они внутренне стремились к самостоятельности и свободе (прежде

всего семейной, бытовой), но их не было. Однако каких – либо серьезных

внешних причин жаловаться на трудное положение у них, кажется, не

было. Думаю, что родители (прежде всего отец) не поняли бы “молодых”,

если бы услышали от них слова недовольства или обиды..

Молодая женщина несколько болезненно реагировали на вопросы

родственниц и старых знакомых о жизни в родительском доме. Ответы

Людмилы звучали всегда коротко и спокойно “Хорошо... Нормально...”

Хотя, на самом деле, в ее жизни далеко не все было так радостно и

успешно, как говорила моя невестка...

Но ничего другого сказать она не могла и не хотела :”... Неужели

обязательно нужно жаловаться на свою жизнь... На мужа, который

постоянно работает, но которому пока не везет.. Видно, удача где -то

задержалась... На какой срок ?..

Вряд ли кто может сказать...”

7

Уральск в конце 50-х – 60 -е годы настойчиво стремился изменить

свой прежний облик казачьего города – станицы. Менялся национальный

состав его населения.. Особенно заметно этот процесс ускорился под

воздействием “целинной эпопеи” и недавно (1963 г.) организованного

сельскохозяйственного института .

338

На востоке Уральска поднялись корпуса крупной ТЭЦ, ставшей

своего рода символом его развития и преобразования . На окраинах города

возводились корпуса новых промышленных предприятий и многоэтажные

жилые дома...

Асфальт покрыл не только центральную (официально названную

“проспектом”), но и ряд соседних “рядовых” улиц. Над главной рекой

поднялся постоянный железобетонный мост: теперь можно было всегда

спокойно и легко переехать или перейти на “бухарскую сторону”. ..

Горожане, кажется, серьезно поверили в свое счастливое, радостное

будущее..

С откровенным восторгом встретили сообщения об “околоземных”

полетах Ю. Гагарина и Г. Титова, В. Терешковой и В. Быковского: уральцы

рассматривали эти события как некий знак наступления новой жизни. И

даже “исчезновение” животных (прежде всего коров), бывших для многих

горожан одним из постоянных и проверенных источников их

благополучной жизни, теперь рассматривалось иначе – лишь как “активная

борьба” местных властей за современный, культурный Уральск..

Но, к сожалению, жизнь менялась положительно как -то медленно и

незаметно..

“Бездомные” учителя и врачи по – прежнему лишь надеялись в

скором времени стать владельцами квартир. Ее ждал и старший брат.

Соглашаясь работать в училище, Владимир, конечно, рассчитывал, что

быстро получит столь необходимую и желанную “жилплощадь”, некогда

обещанную директором. Но замполиту не везло: прошло более пяти лет – в

бесконечных заботах и тревогах, а нелегкие разговоры о квартире по -

прежнему оставались лишь “беспредметным сотрясением воздуха”.

Как стало известно, городское руководство совсем не беспокоило

положение дел в строительном училище. О нем, по мнению председателя

ГорИсполкома, обязано думать и проявлять заботу министерство,

расположенное далеко от Уральска, – то ли в Москве, то ли в Алма – Ате.

Но и столичных чиновников совсем не интересовали и не волновали

“жилищные проблемы” преподавателей и мастеров провинциального

училища... Борису в местном Совете объяснили: если директор хочет

получать квартиры для своих сотрудников, то обязан перевести

определенную ( значительную) сумму в “фонд строительства”... Но таких

денег училище не имело и вряд ли когда – либо будет иметь ...

“Квартирный вопрос” превратился в постоянный, болезненный для

Владимира и его жены. Разговор о нем обычно начинала Людмила,

уставшая, по ее словам, от постоянной тесноты в “вашем” доме, от

требований свекрови поддерживать чистоту и порядок в комнатах. Жена

настойчиво предлагала свой “вариант” семейной жизни: “...Давно пора

жить отдельно... Давай снимем рядом с твоей работой комнату или

339

небольшую квартиру...” Но Владимир не соглашался с ней: ”... Где мы

найдем деньги, чтобы платить хозяевам? Да и родителей обижать не

следует...Ведь они привыкли, что мы всегда рядом...Бабушка любит нашу

дочку и помогает тебе ухаживать за ней... ” Объяснение мужа Людмила

нередко встречала насмешливо: “...Ну, что ж... Хорошо... Пусть так.. Но

ведь Костя по – прежнему будет жить здесь, вместе с родителями. Он

один.. Ему намного легче и проще, чем нам...”

После резкого разговора, похожего на небольшую ссору супругов, она

решила действовать решительно, не обращая внимания на Владимира:

“...Мы теперь станем жить у моих родителей...Наша квартира просторнее,

чем ваш дом. Да и с Ларисой там будет полегче, чем здесь: ее можно

оставлять с сестрой...” Что мог сказать муж в ответ на слова жены? Только

еще раз вспомнить старое обещание, в которое уже и сам давно не верил?..

Видимо, после разговора с дочерью тесть предложил зятю одну из

комнат в своей квартире: “...Поживите пока у нас. Когда получите свое

жилье, будете отдельно... Тамара (одна из сестер Людмилы) переехала к

мужу.. Так что можете чувствовать себя спокойно и свободно...” У

Владимира не было выбора: какого – либо другого решения предложить он

не мог, ссориться с женой не хотел...

Начался новый “этап” в жизни его семьи, радостный и легкий – для

Людмилы, непривычный – для Владимира...

... Родители, конечно, были серьезно обижены (нет, не обижены, а

оскорблены) решением старшего сына уехать из с в о е г о дома в “чужую”

квартиру... Мама обвиняла в происшедшем невестку, но не произнесла ни

одного ”громкого” слова в ее осуждение, хотя и было заметно, что она

болезненно переживает “равнодушное” поведение Людмилы... Отец же

открыто упрекал Владимира в неблагодарности: “... И какого рожна тебе

надо?.. Отдали вам горницу...Мать каждый день готовит обед.. Печка

зимой всегда протоплена...Сноха по дому почти ничего не делает...Лишь

иногда у себя пол подотрет да цветы польет... Все больше с дочкой

возится...Да и ты, кажется, дома не устаешь. И куда собрался переезжать?..

В неизвестно какой дом.. Неужто там будет лучше?..”

На вопросы отца сын не ответил: он и сам еще не знал, как сложится

семейная жизнь в квартире, которая ему не принадлежит, где он для всех,

бесспорно, близкий человек, но все – таки лишь временный гость...

Владимир, уехав из знакомого с детских лет родного дома, оставил в

душах родителей чувство обиды на несколько лет. Происшедшее стало для

них, особенно для отца, тяжелейшим душевным ударом. Родители никогда

раньше не воспринимали так болезненно “расставание” с сыном, как

сейчас. Они не видели “настоящих”, серьезных причин, объясняющих и

оправдывающих отъезд Владимира: , кажется, у него все было хорошо и

спокойно: отдельная комната, “все готовое” для обеда и ужина. Как же

340

могло случиться, что сын “природного” казака оказался в квартире тестя?..

В каком положении там находится?.. Родители не хотели отвечать на эти

вопросы, жалея и себя, и сына...

...В родном доме остался лишь один младший сын...Надолго ли? Не

пойдет ли он вслед за старшими братьями, у которых теперь

складывалась(или сложилась?) отдельная, особая жизнь...За свое будущее (

как и за будущее своих детей) они теперь отвечали сами... Да, именно так:

они сами, а не их пожилые родители...

8

В небольшом одноэтажном здании, недалеко от центральной улицы и

кино – театра “Кзыл – Тан”, находилась т. н. “детская комната милиции”.

Подопечные замполита, хотя и не признавались “малолетками”, все же

нередко попадали в этот скромный дом. Конечно, не по своему желанию

(“совершенно случайно...”, “ничего не делали...”, “схватили прямо на

улице и притащили ...”). Замполиту техникума каждую неделю

приходилось “спасать” своих скандальных питомцев от возможного

наказания.. И выслушивать обвинения дежурных милиционеров в том, что

учителя и мастера не занимаются воспитанием “своих” ребят ( “не следят

за их поведением.”).

За годы работы с будущими строителями брат успел хорошо

познакомиться с этим “интересным учреждением” и понять, что оно в

своей работе мало чем отличается от его “воспитательных” бесед и дел в

техникуме. И не удивлялся, когда сотрудники “детской комнаты”

предлагали ему: ”Давай переходи к нам... Здесь все же веселее, чем у тебя...

Разных пацанов встретишь... Ты же еще не всех и не все знаешь...”

Как выяснилось позже, эти разговоры не были “пустыми” и

случайными: братом заинтересовалось местное милицейское начальство.

Но сам Владимир ничего не знал, ни о чем не догадывался и поэтому был

серьезно удивлен и даже несколько встревожен, когда получил

приглашение в городской отдел . Во время непонятного (для брата) )

разговора о его работе в техникуме знакомый офицер (начальник одного из

отделов) неожиданно сказал, что “ его вопрос согласован с горкомом

партии и его директором и никаких препятствий для перевода в органы не

имеется.”, что он “направляется в детскую комнату для работы с

подростками...”

Брата возмутило “волевое” решение, принятое (горкомом партии?) без

разговора с ним, без его согласия. Вновь возникла странная, но давно

известная ситуация типа “без меня – меня женили.” Владимир, однако,

341

решил не возражать, поскольку устал от “деловых” советов – требований

директора и однообразных разговоров с учениками во время дневных

занятий и вечерне – ночных дежурств. Устал не столько физически,

сколько духовно, поскольку ничего нового для себя в коллективе будущих

строителей уже не находил и не видел...

... Согласие “служить (или работать?) в милиции” брат дал настолько

быстро,что даже не успел подумать о том, как Людмила встретит его

“переход” из одного “закрытого учреждения” в другое... Но он хорошо

знал, как его родные (особенно отец) относятся к милиции..

Как бывшему военному Владимиру присвоили офицерское

звание.(старший лейтенант). Назвали (приблизительно) сумму будущего

“жалованья” (больше, чем у замполита ) и обещали “предоставить”

квартиру в ближайшие годы.. Но такие “приятные” слова брат слышал уже

не раз.. И воспринимал их теперь несколько иронически и недоверчиво...

Брат хорошо знал родной город (от Куреней до вокзала, от

мясокомбината до Казенного сада ) и места постоянных встреч и нередких

драк задиристых уличных подростков. Был знаком с “вождями” и

“покровителями” молодежных групп, праздно шатающихся по проспекту.

С молодых лет понимал блатную “феню”. И не только понимал, но и

разговаривал на этом условном, непонятном для многих языке.

Все это должно было значительно облегчить положение Владимира в

“детской комнате”... Так рассчитывал он, но серьезно ошибался: новая

работа – служба оказалась нисколько не легче, а значительно труднее и

сложнее прежней . Как и раньше, брат возвращался домой в

неопределенное время. Но теперь это был другой, малознакомый дом,

живший и говоривший иначе, чем родительский. К его правилам -

требованиям, более свободным и понятным, нужно было также

привыкать...

.

9

Младший сын за годы армейской службы в далекой Сибири заметно

изменился и внешне, и внутренне. К родителям возвратился не

простодушный, несколько наивный юноша, а знающий жизнь взрослый

человек...Выглядел он незнакомо и непривычно, – заметно иначе, чем во

время своего короткого отпуска. Его усы (а не нежные усики) казались

лишними: они делали его лицо жестким и суровым.. Родственники и

приятели

привыкли

видеть

Костю

открытым,

добродушным,

улыбающимся, а не таким строгим и сдержанным, каким он предстал

перед ними в первые дни домашней жизни. Как говорил отец, сын стал

“серьезным, крепким парнем”, “настоящим работником”. Но для мамы он