Текст книги "Мы родились и жили на Урале–реке... (СИ)"

Автор книги: Николай Фокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

интересовало и волновало совсем другое... ...

...В отличие от старшего брата Володя (пока – Володя, но через три –

четыре года превратится во Владимира) открывал учебники не каждый

день: он не хотел быть и не был примерным учеником. Его полностью

устраивали те оценки (“хорошо”, “посредственно”, иногда и “плохо”),

которые учителя записывали в его дневнике. Больше, чем школьные

уроки, второго брата интересовала улица. Там его ждали давние приятели,

иногда девочки – подростки из соседних домов. Обычный городской

мальчишка, Володя увлекался играми (лаптой, футболом, “натяжкой” и

др.), иногда бывал (хотелось посмотреть!..) на танцевальных площадках в

“Металлисте” и “Кзыл – Тане”. Порученные ему хозяйственные дела он

выполнял (попробуй не выполнить!..), но неохотно, торопливо, небрежно.

“Нерадивый работник”( по мнению отца), второй сын не любил поить

корову и лошадь: “скотина” слишком много и часто пила воду, которую

нужно было несколько раз приносить ведрами из далекого колодца..

.В жаркие летние дни тайком, не говоря ни слова маме (отец – в

очередном отъезде), Володя уходил с группой подростков на знакомый

берег Урала... Быстрая река и “чужая” улица проверяли смелость и

решительность моего брата, а также его умение защищать себя (левша, он

одинаково удачно дрался обеими руками). Он рано стал самостоятельно

плавать...Легко преодолевая опасные стремнины реки, оказывался на

небольшом острове – “косичке” или на “бухарской стороне”, где

“пропадал” до вечера... Брат научил плавать и меня, однажды спокойно

бросив с берега в Урал под крики мальчишек: “Двигай быстро руками и

ногами... Иначе утонешь...”

Зимой Володя отправлялся на лыжах к Чагану: смело спускался с его

крутых берегов, высоко и далеко прыгал с трамплина, вызывая зависть

мальчишек и восторг девчонок...

.... В те же летние дни я со сверстниками торопился на Чаган... Мы

купались в запрещенных ОСВОД– ом , опасных ( по мнению взрослых)

местах на правом берегу реки (пляж и спасательная станция – на левом):

прыгали “столбиком” и бросались “вниз головкой” с перил недавно

построенного высокого моста, не обращая внимания на грозные крики -

116

предостережения охранников (“ нас не поймать!...”); несколько раз

переплывали реку, демонстрируя силу и бесстрашие перед товарищами и

“недругами”; спокойно лежали на горячем песке или, обмазавшись илом,

“рисовались” перед девчонками как воинственные дикари из недавно

прочитанной книги... Да мало ли интересного было на берегу тихого и

коварного Чагана ?!.. Эта небольшая река с ее “дикими” пляжами по праву

считалась тогда, летом накануне войны, самым веселым местом у

городских мальчишек... То счастливое, солнечное время, когда все вокруг

казалось удивительно ясным и простым, ушло в далекое прошлое...

Должен признаться: в начальной школе я был не только тихим

“любителем чтения”, мальчиком – “паинькой” или “образцово – примерным

“учеником... Родители “записали” меня в новую школу, недавно

построенную в соседнем квартале, но пробыл в ее первом классе лишь

один день. Выяснилось, что наш дом находится за пределами “учебного

района”, а я – плохой ученик: подрался с мальчишкой, “присвоившим” мои

имя и фамилию (различалось лишь отчество) и место за партой. Кажется,

тогда я проявил себя как “слишком активный, самостоятельный ребенок”.

И пришлось мне отправляться в далекую от дома небольшую начальную

школу, которая не имела своего “района”. Учился всегда хорошо, но для

знакомых ребят оставался “нормальным” уличным мальчишкой,

способным постоять за себя.. Не раз приходилось драться с Женькой,

постоянно задевавшим и толкавшим меня в классе и коридоре, и с Васькой,

который завидовал моим оценкам. Иногда отстаивал свою

“самостоятельность” и “особенность” перед мальчишками всего класса:

они смеялись над моей старой одеждой (перешедшей от братьев) и

недостатками речи (я нечетко произносил твердое “л”, и потому слово

“глагол” воспринималось ребятами как “гъягов”).

Встречался (и не раз) с “чужими” по дороге в школу.( и из школы) и

тогда приходилось “объясняться” с ними... Но об этой “особой” стороне

школьной жизни я не рассказывал ни родителям, ни Володе, который мог

бы всегда защитить меня.. Но я не нуждался в его помощи: вопросы своей

нынешней жизни я был обязан решать сам...Иначе какой же я мальчишка

!.. Но я, кажется, забыл, что наступило лето, и теперь интересно совсем

другое..

...Итак, я – на Чагане, как и Володя – на Урале. Почему – то забывал о

привычных домашних “трудовых обязанностях”. Лишь на несколько

минут вспоминал, что не принес воды, не убрал навоз из база, не сложил

траву копной и пр. Но долго помнить о делах не хотелось... Знал, что отец

станет обязательно ругать и меня, и брата, обвинять нас в неумении и

нежелании работать и дорожить временем: “... Все сказанное вам мимо

ушей пропускаете...Ведра в руки – и за водой...Уберите лишнее во дворе...”

117

...Изредка случалось неожиданное радостное: “Поезжай на Чаган,

выкупай Сивого...Только не гони...Устал он за день.. Возили большой

груз...” Но последние слова отца я уже не слышал: торопился сесть на

нашего любимца и быстро выехать на улицу.

Настоящая радость состояла в том, чтобы проскакать по

Форштадтской, не обращая внимания на завистливые взгляды знакомых

ребят, взлететь на мост, спуститься не спеша к воде. И после короткого

отдыха спокойно купать и мыть лошадь, заплывать вместе с Сивым до

середины Чагана, а затем терпеливо ждать, когда он обсохнет... Иногда

встречался с такими же “всадниками”, как я. И тогда, вопреки запретам

родителей, устраивались “скачки – соревнования ” от моста до Горок...О

них дома никогда не говорил: обязательно пришлось бы выслушивать

отца, часто говорившего: “ На нашей лошади не скачут, – на ней

работают..” .

... Самым свободным и независимым в доме чувствовал себя Костя:

крепкий, пышущий здоровьем малыш имел привычку в летние солнечные

дни медленно, но уверенно ходить по двору в поисках небольшой палки

или тонкого прута (“ для защиты от врагов”) или дразнить мирных кур и

злого петуха. Иногда брат отправлялся на соседний (старый “фокинский”)

двор, где двоюродные сестры играли с ним, как с красивой ”живой

куклой”. Костя был удивительно уютным, доверчивым, забавным и

добродушным ребенком. Позволял наряжать себя в яркие платьица, не

обижался на “дразнилки” (плохо знал их) и, улыбаясь, рассматривал

цветные “девчоночьи” украшения и забавные игрушки... .

Этот спокойный, доверчиво смотревший на мир малыш был особенно

дорог . родителям. Они еще не находили для него (четырех – пятилетнего

сына) “нужного” дела, но были уверены, что со временем Костя станет

настоящим, серьезным работником. Может, даже главной опорой нашего

дома.. Пока же отец лишь предупреждал малыша:”... Не лезь, куда не

следует...Там опасно или грязно...Еще успеешь руки пожечь и шишек

набить...” Но его слова не всегда доходили до Кости: ему интересно было

побывать как раз там, где было опасно и незнакомо...

2

В соседних кварталах было несколько действующих колодцев, но их

хозяева (Кузьмины, Большинские, Гуревичи, Егоровы и др.) не допускали

соседей – “просителей” к ним, закрепляя металлическую ручку (“качок”)

цепью с большим амбарным замком... И приходилось нам (Володе и мне)

носить ведра с водой издалека (за два квартала). Когда -то отец привозил

воду в небольшой бочке с Урала, но теперь, когда дети подросли, а он был

118

постоянно занят в артели, “водную проблему” обязаны были решать

мальчишки...Понятно было, почему Володя старался как можно реже

бывать дома в “нужное время” и меньше заботиться о лошади и корове...

Носить тяжелые ведра с водой чаще других приходилось мне,

десятилетнему школьнику.. Я, начиная с первого класса, много читал (до

сих пор помню первую прочитанную мной “большую” книгу – “Гаргантюа

и Пантагрюэль” Ф. Рабле). Во время учебного года (но не в летние

каникулы) после уроков я обычно бывал дома, т. е. оказывался “под

рукой” у родителей, когда нужно было в очередной раз “сбегать” за водой

или привести в порядок “задний” двор. Там зимой всегда стоял

небольшой стожок.. Осенью, когда отец привозил сено, он усиленно

уплотнял (“скирдовал”) его, стараясь сохранить во дворе как можно

больше “основного зимнего корма” для наших животных...

Володя и я были обязаны кормить их и убирать объедки из

“кормушек” и навоз из базов. Отец громко выражал свое недовольство,

если находил клочки сена на земле или замечал грязь рядом с лошадью и

коровой: “ Кто будет убирать после вас?.. Слуг у нас нет...Чтоб я больше

не видел брошенных вил и неубранного сена...”

Опытный, заботливый хозяин, отец требовательно ( иногда жестко)

учил нас, своих мальчишек, “доводить до ума” любое дело, обязательно

“соблюдать” порядок и чистоту во дворе...Добавлю: учил не только

работать, но и выполнять строгие “правила поведения” в быту.. Так, во

время обеда он внимательно наблюдал за нами: никто не должен

торопливо “глотать еду”, но спокойно есть, беря очередную “порцию” из

общей тарелки (лишь с приходом зятя у каждого появилась “своя”,

“отдельная”), ”не обгонять других” и “не копаться” в поисках вкусных

кусочков.. Требовательно говорил, когда видел “разбросанные” или

“неправильно” сложенные вещи: “ Все должно быть на своем месте...”

Привыкший постоянно работать, отец хотел, чтобы его сыновья со

временем стали добросовестными и умелыми тружениками, способными

справляться со всеми жизненными трудностями...И настойчиво заставлял

нас заниматься нужным (как он говорил) делом... Нужным семье и дому...

3

Как уже говорилось, сороковой год вошел в наш дом тревожно и

радостно, незнакомо и привычно... Может, даже слишком привычно.

Взрослые работали, ребята ходили в школы. И, по требованию отца,

старательно выполняли все “срочные” и “обязательные” домашние дела.

У каждого из нас – свои повседневные заботы. Все, кажется, – давно

известно. Ничего нового и необычного в нашей семье не было и не могло

быть, как полагали родители.

119

Но они серьезно ошибались: вторая половина года принесла нашей

семье много неожиданного, – и не только веселого и удачного, но и

горького и печального...

... На протяжении многих лет порядок в доме поддерживался заботами

мамы.. Она же ухаживала за только что родившимся теленком, которого

отец приносил на кухню каждую весну. Появление маленького,

беспомощного “чуда” радовало ребят, особенно Костю. И оно означало,

что закончилось тяжелое, “безмолочное время” и приближались

радостные, солнечные дни....

Каждое лето мама старательно чистила печные дымоходы... Володя

(по ее просьбе) проверял трубу на крыше. Большая белая русская печь

сверкала чистотой. На “своих” местах хранились кочерга, ухваты и пр.

Недалеко от печки, в углу – жесткий полынный веник (“голик”). Перед

Рождеством и Пасхой в доме проводилась “генеральные” уборка и стирка:

мама вместе с дочерью тщательно мыли пол и окна, стирали оконные

занавески, кружевные покрывала и пр. В теплые летние дни, накануне

прихода осени, сестра в очередной раз красила пол, оконные рамы и

подоконники. Через три – четыре года в комнатах обязательно менялись

обои..

И все же, несмотря на постоянные “ремонтные” работы, дом заметно

“старел”. Когда -то он казался просторным и веселым, теперь же стал

совсем другим – тесным, низким, темным, особенно в сумрачные осенние

и зимние дни...

В своем “хозяйстве” отец ничего “капитального” не строил... Лишь

иногда ставил на заднем дворе небольшие новые плетни, заменяя ими

ветхий забор или полусгнившие стены базов.. Не раз говорил, что дому (и

не только ему) нужен “большой ремонт”: “перебрать” пол, “обшить”

фасад тесом , поднять и укрепить фундамент, заменить печку, во дворе

поставить новую летнюю кухню, подновить базы... Мало ли что надо было

сделать!.. Только вот руки отца до многого нужного и срочного “не

доходили”: постоянно, особенно весной и летом, “напрашивались” другие,

более серьезные дела. Едва успевал выполнить одно, как сразу же

появлялись второе – третье.. И так – без конца и края, изо дня – в день, из

месяца – в месяц, из года – в год......

Как -то однажды, весной того радостно – печального (для нас)года, во

время обеда зашел разговор о том, как будем жить дальше. Основными

собеседниками были, конечно, родители и сестра с зятем. Отца беспокоили

“главные” будущие дела: бахча, сенокос, дрова и пр. Заговорили и о

ремонте дома, комнат и дверей Отец сказал: “Если делать, то всерьез, по -

настоящему. Вам, молодым, надо крепко устраиваться... Дети появятся, где

им спать – играть?..” ( родители уже знали, что дочь ждет ребенка)

120

Но “молодые” думали иначе. Зять, заметно смущаясь, признался, что

они хотят “снять” квартиру или комнату и жить “отдельно”,

самостоятельно, чтобы не мешать ребятам: ”Им же учиться надо, а тут мы

с ребенком ...” Слова Вани болезненно задели родителей... Вызвали у них

резкое возражение. Мама внешне спокойно, с тщательно скрываемой

обидой в голосе спросила дочь: ”Вот у вас малыш будет... И как же ты

думаешь работать и ухаживать за ним?.. Или няньку наймешь?.. На какие -

такие деньги? Они у вас есть?.. “ Шура ничего не сказала .Что она могла

ответить на справедливые мамины вопросы ?..

Отец, как обычно, был настроен более жестко и откровенно, чем мама.

Не стал спрашивать и уговаривать ни дочь, ни зятя. Защитник

традиционной казачьей семьи, он не мог допустить “скандального” ухода

дочери из родного дома. Решительно сказал в ответ на слова Вани: “...Вам

еще рано думать про свою отдельную жизнь... Как будете жить? И что

люди про нас скажут?.. Что выгнали из дома единственную дочь?... Так что

ли? Не допущу такого безобразия.. Да и

с ребенком что вы одни, без матери, будете делать?.. Бегать с работы

домой и назад, высунув язык.. На много ли вас, таких умных, хватит. Вы

же, как наши мальчишки, пока мало знаете, а умеете еще меньше...”

Отец был не совсем прав... Зять уже давно был самостоятельным,

работающим человеком. Он хорошо знал и город, и предприятия, и людей,

с которыми не раз его сводила судьба. Да и Шура не рассматривала себя

как простодушно – наивную девочку... Но что ни скажешь, когда надо

убедить своевольных детей ?!.

4

Молодые, подумав над словами родителей, решили остаться в

родительском доме. Но сразу решили, что надо его “перестроить”:

сделать более удобным – для всех, теплым и светлым – для будущего

малыша.

Зять предложил начать ремонт ранним летом. Но будущие работы

требовали не только силы, умения и свободного времени, но и “серьезных”

денег, которых в доме не было. Пришлось по рублю – копейке считать

будущие расходы, но все равно выходило, что имеющейся суммы на

ремонт не хватит. “Придется влезать в долг.. Другого выхода не вижу...

Возьму немного у братьев, “ – решил отец (и изменил своему правилу: не

брать деньги в долг у родственников), хотя было видно, что ему не

хотелось обращаться за помощью к ним. Поговорил со Степаном и

Илларионом. Они помогли старшему брату, хотя лишних денег и у них

тоже не было...

121

Отцу хотелось сделать ремонт дома за один летний сезон. Мастерство

наемных рабочих и старательность энергичного, трудолюбивого зятя

позволяли, кажется, сократить срок будущих работ. Сыновья – “лодыри” и

“неумехи”, как говорил отец, ничем серьезным помочь не могли: ”...Им

надо все указывать да тыкать пальцем, иначе перепутают белое с черным...

Легче самому десять раз сделать, чем им один раз объяснять...”

Наступило время недолгой, но тяжелой работы, которую мог

выполнять лишь наш беспокойный, неутомимый, “двужильный” отец. По

– прежнему занятый днем в артели, он вечерами отправлялся в луга, чтобы

ночью возвратиться домой с возом свежей травы для скота. Успевал вести

переговоры с будущими ремонтниками, бывал (вместе с зятем) на базах и в

магазинах, решая, где же можно подешевле купить нужный материал. .Во

дворе появились бетонные плиты и кирпичи, глина и известь, мешки с

цементом и ящик с гвоздями, гладкий тес и ровные столбы, расписанные

яркими цветами изразцы и банки с красками......

Под руководством известного в городе печника Петровича зять

разобрал старую русскую печь. Володя и я очищали неразбитые кирпичи

(скучное, скажу, совсем неинтересное занятие!..), но большую часть

печного “старья” сложили в телегу, и отец вывез этот мусор за город, на

свалку.

По совету Петровича, решили поставить в доме печь с плитой: “Она

будет лучше греть. Да и дров надо поменьше...” Когда мастер закончил

работу (мы подносили ему кирпичи и воду, иногда делали замесы извести

и глины), все увидели, какая красивая и необычная печь появилась в нашем

доме. Давно знакомая русская печь – с крохотной “горнушкой” исчезла,

появилась светлая плита – с чугунной задвижкой !. Все сразу увидели

большую разницу между старой печкой и новой .”красавицей”.. Шура

радостно любовалась яркими цветными изразцами на печном “борове”:

они делали горницу светлой и нарядной...

Больше других новой печке радовалась, пожалуй, мама: она уже

чувствовала себя хозяйкой небывалого домашнего чуда: ”. Такой красоты

нет ни в одном из знакомых домов.. “.

.. На улице – под постоянным наблюдением зятя – работала

“добровольная бригада дополнительного заработка”, нанятая отцом.

Строители, аккуратно проверили фундамент дома (“просел основательно”,

“левый угол совсем ушел в землю.. ”) и решили ставить новый – из

“свежего” кирпича, предварительно укрепив его цементным раствором.

Под пошатнувшиеся углы подвели бетонные плиты: “Будет теперь стоять

еще лет пятьдесят...”

Отец, внимательно осмотрев фасад дома, решил, что следует

“проконопатить” паклей стыки бревен (“стали усыхать..., отходит одно от

122

другого...”), “обшить” тесом “лицевую”, уличную стену: “...Теперь в доме

будет всегда тепло... Даже в самый страшный холод...”

Внутри дома ремонтники аккуратно выполнили небольшую работу:

”прорезали” в кухонной стене дверь, которая вела в спальню родителей;

заменили две – три половые доски в горнице, проверили подоконники,

поправили крыльцо и калитку .

После ухода рабочих мама с соседкой оклеили стены веселыми ,

светлыми обоями, покрасила двери, окна и пол (вся семья жили несколько

дней во дворе и летней кухне). Теперь наш дом сверкал, как новый, -

:приветливо, красиво – и снаружи, и внутри. Но, к сожалению, остался

таким же небольшим и тесным, каким был и раньше ....

Отец попытался было “расширить” жилую площадь дома: нужно было

лишь прорубить окно в “глухой”, северной стене, “обшить” толстыми

досками сени и “превратить” их в теплую комнату. Но из его плана

ничего не получилось: новое окно смотрело бы на соседний двор, и с

таким “ремонтом” не согласился новый жилец – чиновник, недавно

занявший красивый кирпичный дом с небольшим сквером перед его

фасадом... .

И все же отец был доволен сделанным: теперь можно было жить (как

он думал) спокойно и “вольно”. Его еще раз порадовал своей деловой

хваткой зять: Ваня после смены на фабрике часто находился рядом с

мастерами – ремонтниками. Он готов был выполнять любую работу – ради

малыша, которому предстояло жить в нашем обновленном доме....

Ремонт сумели закончить в течение одного лета. И взрослые, и дети

вздохнули с облегчением. Может, больше не будет тяжелой работы в

доме.. Но, на самом деле, мало что изменилось в нашей повседневной

жизни.. Особенно у отца, который по – прежнему “крутился в делах” с

утра до вечера...

Как только отец увидел, что Петровичу не нужна помощь мальчишек,

он отправил Володю на бахчу...Через три дня приехал туда и увидел, что

“никакого прока” от работы сына нет: Володя не слишком усердно

ухаживал за арбузами, тыквами и картошкой... Тогда в Широкую лощину

был “сослан” еще один юный

“работник”: отец, видно, рассчитывал, что вдвоем мы более успешно

и быстро выполним все необходимое на участке. Но через неделю,

недовольный результатами нашего “активного” труда, возвратил обоих

домой .. И заставил нас заниматься знакомыми, но нежелательными

хозяйственными делами. Мы не испытывали сильного желания выполнять

их, но все же вынуждены были заниматься не приносящей нам радости

работой... Хотели отказаться от нее, сославшись на усталость и жару, но

не решились на “смелый поступок” (по известным причинам), вспомнив,

что обязаны всегда приносить ведра с водой (ее сейчас постоянно не

123

хватало), помогать маме “по дому”, следить за “последней”(как говорил

отец), т. е. свежей травой, недавно привезенной им из зауральных лугов...

Еще одна “главная” наша забота после возвращения с бахчи -

постоянная проверка кизяков, изготовленных отцом еще в начале лета...

Производство и хранение “местного топлива” – сложное, но

необходимое в казачьем хозяйстве дело. Оно обычно начиналось до

начала летних работ и заканчивалось накануне осенних дождей. Основную

его часть выполнял отец, хорошо знавший “секреты производства”

кизяков...

Сначала нужно было разбросать “по кругу” навозную кучу,

появившуюся зимой на заднем дворе, затем – несколько часов гонять по

нему лошадь (громким фырканьем Сивый выражал свое недовольство),

держа ее на длинном поводке:. навоз и добавленные в него сенные

“объедки” превращались в однородную массу, в некий “первоначальный

продукт”. Через несколько дней его следовало “утоптать” ровным слоем ( к

этой работе привлекалась вся мужская часть семьи).

Через две -три недели, когда навозный круг, покрывался сухой

коркой, отец специальным топором (“рубило”) изготовлял из

отвратительно пахнущего (так я чувствовал !..) навоза “ домашнее

топливо” – пока сырые кизяки.... Позже их нужно было постоянно

переворачивать, проверять, чтобы каждый “кирпичик” высыхал одинаково

со всех сторон, затем – укладывать в “пирамиды” и пр. Этот

“заключительный этап кизячного дела” выполнялся в жаркие, сухие

летние дни. Его отец считал легким и веселым развлечением (“...только

для ленивых и бездельников...”) и поручал “контроль за кизяками” нам...

Мы же рассматривали поручение отца как неприятное и ненужное (“ и так

просохнет”). Но все же старались аккуратно и быстро выполнить все

необходимое: ведь о кизяках и их проверке нам говорила и мама.. А ее

слова и просьбы нужно было не только помнить, но и обязательно

исполнять...

5

Старший сын не обращал внимания на происходившее в доме и не

принимал участия ни в одном из общесемейных дел. Конечно, Грине были

известны тревоги и заботы родителей, но он рассматривал их спокойно,

может быть, даже несколько равнодушно. В рабочие летние месяцы того

года жил, погруженный в свой закрытый, неизвестный внутренний мир.

Был чем -то взволнован, но никто из ребят не мог сказать, что беспокоило

серьезного старшего брата. Расспрашивать его было бессмысленно:

сказывалась разница в возрасте. Гриня, занятый учебными делами, не

делился своими заботами с “малышами”. Лишь в разговоре с мамой иногда

124

упоминал неприятные “школьные” тревоги. Но и ей сын не рассказывал о

своих жизненных планах ..

Сосредоточенное одиночество и душевную замкнутость старшего

брата мы, мальчишки, объясняли просто: приближалось время выпускных

экзаменов, непонятных раздумий и трудных решений, которые должны

были определить его будущее.

В начале весны сорокового года родители получили письмо Василия,

в котором более подробно, чем раньше, рассказывал о своей успешной

ленинградской жизни.. С нашим отцом (единственным из братьев) он

поддерживал добрые отношения, изредка присылал короткие письма типа:

“Живы... Здоровы..”

Но теперь Василий решил подробно рассказать старшему брату о себе

и жене...

Оказывается,

они,

приехав

в

Ленинград,

поступили

на

“подготовительные” курсы текстильного института и через год стали его

студентами. Брат учился по – настоящему серьезно, а Зоя занималась не

столько учебой, сколько “общественными делами” в комитете

комсомола... После окончания института уральский казак (лишь по

происхождению, но не по взглядам) успешно работает инженером на

одной из крупных текстильных фабрик в городе на Неве.. Зоя оставалась

верна себе: она активно трудилась в профсоюзной организации того же

предприятия. Недавно с ней случилась серьезная беда: она попала под

машину.. Сломанную ногу врачи “привели в порядок”, но ходит Зоя

теперь с большим трудом...В семье родилась вторая дочь, старшая

успешно заканчивает начальную школу. Брат радостно сообщал, что

недавно получил новую квартиру “со всеми удобствами...”

Отец, слушая письмо брата (его читал я), не скрывал своего

удивления: как “природный” уралец может находить что – то хорошее в

работе на фабрике?. Ведь там – духота, дым, грязный воздух, постоянный

шум.. Нет, такая жизнь настоящему казаку не по душе... Отец, видимо,

забыл, что в таких условиях многие годы работает его дочь...

В конце письма Василий и спрашивал, и советовал: ”Иван!.. Я знаю,

что твой старший в этом году заканчивает школу. .А дальше как?.. Может,

хватит ребятам возиться в навозе и земле? Теперь другое время...

Присылай парня ко мне, поступит в институт, поживет месяц – другой у

нас.. Привыкнет к городу, – уйдет в общежитие.. А как сам Гриша

думает?...”

Отец ответил брату быстро и неопределенно. В письме, которое он

“наговорил”, признавался: ”... Не хочу отпускать сына неизвестно куда, но

если он захочет уехать, – пусть едет. Но он и сам еще не знает, что будет

делать .” Глава нашей семьи сказал не всю правду...Зять и сестра знали, что

Гриня мечтает уехать из Уральска, поступить в хороший технический

125

институт, получить интересную профессию и работу, побывать в

незнакомых местах...

Отцу, привыкшему к земле и родному городу, к постоянному труду на

бахче и в лугах, догадывался о странном желании сына и не поддерживал

его: ведь никто из детей никогда не уезжал из дома... Мама, в отличие от

отца, понимала и жалела сына, обвиняла себя в его болезни, как и в

болезни дочери (“ надо было сразу лечить..., да все недосуг: дом, бахчи,

корова...”). Ей, конечно, было непривычно и тяжело расставаться с Гриней,

но мама твердо решила не мешать ему в выборе “своей дороги по

жизни...”.

Старший сын, прочитав письмо, сразу же радостно (к неудовольствию

отца) принял совет – предложение дяди. Конечно, он любит и уважает

родителей, ценит их заботу о нем, но также знает, что приближается время,

когда следует выбрать свой, самостоятельный путь .

Гриня был готов отправиться в далекий город сразу же, как только

получит аттестат. Его желание уехать из Уральска усилилось, когда он

узнал, что в Ленинград собираются ехать его приятель– одноклассник

Борис и наш молодой сосед Василий.. Юноши заранее радовались, говоря,

как весело будут жить и учиться в большом красивом городе.. Оба

решили поступать в военно – морское училище: “...Брюки -. клеши,

бескозырка – с лентами, тельняшка – восторг!..” Гриня немного

завидовал своим товарищам, но понимал, что врачи никогда не допустят

его до экзаменов в военное училище – из-за его болезней (слух, сердце,

нервы)

Лето для старшего брата прошло как никогда напряженно и

беспокойно. Письмо дяди невольно заставило его с утра до вечера сидеть

над учебниками: Гриня не хотел появиться перед родственниками

“глупым”, “пустым“ болтуном, “темным неучем из далекой провинции”...

Выпускные экзамены брат выдержал успешно. В аттестате – лишь

“отлично” и “хорошо” На прощальном вечере директор школы произнес

широко известные слова: ” Перед вами – широкая, светлая дорога в

будущее...Шагайте по ней смело... Она ведет вас, советскую молодежь, в

мир справедливости и правды, – в мир социализма... Вы получили хорошее

образование и теперь должны честно и добросовестно трудиться ради

счастья нашего народа, ради процветания нашей великой страны ...”

Гриня верил в свою новую, пока неизвестную, но обязательно

счастливую и интересную жизнь. Она, эта будущая жизнь, как и поездка в

легендарный город одновременно и радовала, и пугала брата. Мама – со

слезами на глазах – часто говорила сыну, успокаивая его:” Ты только не

беспокойся.. Все будет хорошо... Вася – добрый человек, он обязательно

тебе поможет...”.

126

Она надеялась, что в Ленинграде сыну удастся избавиться от своих

старых болезней: “...Зоя там все найдет...Сильная, бедовая, уж она – то

знает места, где лечат таких, как ты...” О своих родственницах мама

никогда не говорила плохо, хотя и видела слабости и недостатки каждой

из них. .И теперь, думая об отъезде “старшенького”, успокаивала себя

мыслями о том, что в Ленинграде его встретят приветливо и

доброжелательно и помогут привыкнуть к жизни в большом городе...

....К сожалению, ни Ленинграда, ни учебы в институте, ни счастливой

жизни у старшего брата никогда не. будет...

6

Некоторые события в нашем доме иногда невозможно предсказать и

трудно объяснить... И одно из таких – болезненно быстрое, совершенно

непонятное изменение судьбы Грини. По жестокому решению

отца...Наверное, в попытке дочери и зятя начать “свою” жизнь он увидел

серьезную угрозу старому, “правильному” порядку в нашей семье. Тогда

удалось быстро и легко найти выход из сложного положения. Но

природный казак уже не был уверен в том, что такие же мысли и желания

не появятся у других детей. К сожалению, нередко в настроении и

действиях отца одерживало верх старое, привычное... Отказываться от

своих прежних взглядов он не хотел... И как результат – нежелание

понять старшего сына...

О готовящемся его отъезде в Ленинград знали все родственники и

знакомые.. Молодые братья завидовали Грине. Для них он – совсем

взрослый человек, способный принимать самостоятельные решения.

Кажется, все заранее спокойно обдумано, и неожиданных перемен не

ожидалось... Вместе с приятелями брат не раз обсуждал трудности

будущего путешествия в поезде с двумя пересадками – на вокзалах

Саратова и Москвы.. Гриня мысленно рисовал картину своего

ближайшего будущего: он, радостно – грустный, уезжает из Уральска и

начинает новую жизнь в Ленинграде, – жизнь, полную странных загадок и

радостных открытий...

И совершенно неожиданно, за несколько дней до предполагаемого

отъезда, все рухнуло... Отец, стараясь быть спокойным, в присутствии всей

семьи (во время обеда), произнес необычную для него большую речь: “ Ты,

Гриня, никуда не поедешь... Останешься дома... Будешь помогать – мне и

матери...Нам одним стало тяжело справляться с хозяйством...Шура скоро

родит, и ей будет не до нас.. Младших надо еще долго тянуть... Они – не

помощники... Насчет тебя я уже договорился... Работу нашел – не трудную,

как раз по тебе.. У соседа Гуревича, в “Маслопроме” будешь писать

бумаги......”

127

Услышанное оказалось непонятным и страшным “сюрпризом” для

всех. Даже мама не знала, что отец уже по – своему распорядился судьбой

старшего сына: ”Семеныч, зачем ты так?.. Ведь решили же отправить