Текст книги "Мы родились и жили на Урале–реке... (СИ)"

Автор книги: Николай Фокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

“материале”, о котором говорил студентам. Но все же должен честно

признаться, что в те первые недели (и месяцы) работы я не чувствовал себя

преподавателем вуза. Но надеялся, что со временем необходимый

профессионализм обязательно во мне “проявится”. Невольно вспомнил

Ефима Захаровича, когда – то уверенно и увлекательно читавшего

студентам “мои” лекции по фольклору. Вспомнил и написанный под его

руководством “скандальный” доклад, вызвавший странную, болезненную

реакцию преподавателей – историков...

...В начале ноября я отправился в Ленинград, зная, что защита

диссертации назначена на середину месяца...Накануне этого важного для

меня события следовало внимательно присмотреться к обстановке на

кафедре и факультете (не изменилась ли?), обязательно встретиться (и не

раз!) и обсудить с Борисом Викторовичем текст моего выступления,

посоветоваться с Игорем Петровичем, поговорить с оппонентами, узнать:

все ли члены Ученого Совета получили мой автореферат и пр. Более двух

недель волновало душу непонятное беспокойство, пугали мысли о том,

как будет проходить заседание, появилось желание угадать итоги

голосования и пр.. Все необходимое, кажется, я выполнил, причин для

тревоги внешне не видно, но общее настроение – непонятное,

непривычное: ведь соискателем ученой степени я еще никогда не был…

266

Мои товарищи по кафедре защищали свои работы на неделю раньше..

И я имел возможность внимательно рассмотреть все, что происходило во

время заседания Совета и обсуждения диссертаций: выступления Леонида

и Збигнева, их ответы на вопросы, критика оппонентов, голосование и пр.

Для меня происходившее на заседании Совета – своего рода практическое

пособие или предварительный урок...

За несколько дней до этого серьезного и важного для нас обоих

события в Ленинград приехала любимая Оля: ей хотелось обязательно

присутствовать на заключительном “этапе” моей ленинградской жизни и

работы.. Молодая, яркая, удивительно красивая супруга не скрывала

своего беспокойства – тревоги во время моего выступления перед строгими

членами Ученого Совета – известными литературоведами и лингвистами,

когда мне пришлось несколько торопливо характеризовать основные

положения и материалы своего исследования.. Я посчитал необходимым

отметить, что моя работа – пока единственное современное

монографическое исследование “Капитанской дочки”, раскрыл эволюцию

творческого замысла А. С. Пушкина, его отношение к некоторым

произведениям о “пугачевщине”, указал на своеобразие исторических и

литературных взглядов поэта (в сравнении со взглядами писателей – его

современников), указал на его противоречивые взгляды при решении

проблемы народной “воли – свободы” и борьбы за социальную

справедливость...

Не только для меня, но и для моей любимой женщины все

происходившее на заседании Совета стало нелегким моральным

испытанием, поскольку Оле постоянно казалось, что оппоненты больше

говорят о недостатках и слабостях диссертационной работы, чем о ее

достоинствах и новизне.. Но она ошибалась, не совсем правильно поняв

некоторые

выражения

Бориса

Соломоновича

и

Георгия

Пантелеймоновича. Они, действительно, сделали несколько серьезных

замечаний, но их критика носили частный характер и имела отношение к

моим отдельным, конкретным наблюдениям и оценкам...Общий их вывод о

работе был бесспорно положительным: оппоненты увидели в моей

диссертации серьезное исследование исторической повести Пушкина...

Неожиданно для меня выступил Борис Иванович Бурсов, обычно

молчавший на заседаниях кафедры. Он положительно оценил мою работу,

особо отметив “внимательное, бережное отношение молодого ученого к

авторскому тексту” и “к трудам литературоведов – своих

предшественников...”

Защита диссертации закончилась вполне успешно: члены Совета

единогласно проголосовали за присуждение мне ученой степени кандидата

филологических наук. Мой руководитель Борис Викторович, пришедший

на заседание Ученого Совета буквально перед его началом, сидел

267

несколько отрешенно: наверное, знал или догадывался, что могут сказать

оппоненты (к которым относился сдержанно), каков будет ход заседания и

итог голосования Совета и пр.

В присутствии ученых факультета я поблагодарил своего

руководителя за постоянную действенную и активную поддержку – учебу:

она помогала мне успешно трудиться над диссертацией, а его научная

требовательность и принципиальность заставляли меня более серьезно

думать над общими проблемами и конкретными вопросами пушкинской

прозы...

Со своим научным наставником я встретился еще раз: летом

следующего года, на конференции в Пушкинском Доме.. Хотел спокойно

поговорить о возможной будущей научной работе, но, к сожалению, не

удалось: Борис Викторович был занят какими -то срочными серьезными

делами...Кажется, что у него, вообще, свободного времени никогда не

было..

...Перед отъездом из Ленинграда я пришел на кафедру университета,

встретился с Игорем Петровичем и поблагодарил его и его коллег за

постоянную помощь в годы учебы в аспирантуре.. И, конечно, за то

доброе отношение, которое было проявлено ко мне, выпускнику

казахстанского пединститута, на вступительных экзаменах осенью 52– го

года...

Путь диссертации после ее защиты хорошо известен всем м

соискателям ученых степеней: “большой” Совет университета, ВАК.. В

конце 55-го года я получил копию официального решения о присуждении

мне ученой степени ...Итак, я – “законный” кандидат филологических

наук, старший преподаватель кафедры литературы (с февраля 56-го),

живущий с семьей в старой, темной избушке – мазанке... Оба работаем

(Оля – преподаватель химии в медицинском училище), маленькая Наташа

остается со старой нянькой (дальней родственницей)...

Мои братья в свой последний студенческий год продолжали успешно

и настойчиво “грызть гранит науки” и одновременно начали подготовку к

к будущим государственным экзаменам...Владимир и его жена беспокойно

думали о работе в сельской школе, которая уже “была приготовлена” для

них где – то далеко от Уральска.. Костя иногда развлекался в спортивном

зале: охотно “качал” тяжелую штангу и таскал двухпудовые гири. От

участия в официальных соревнованиях всегда отказывался, хотя и мог бы

добиться серьезных результатов: “.А зачем?... И так обойдусь…”

..Жизнь старой казачьей семьи в небольшом доме в середине века

протекала, кажется, удивительно спокойно – без видимых потрясений и

горестей. ”.Все вместе... Все наладилось”, – говорила мама, радуясь

успехам своих взрослых детей... Но она ошибалась: старшего и младшего

сына ждали неизвестные дороги и новые испытания...

268

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Р О Д И Т Е Л И И Д Е Т И – В СЛОЖНОМ М И Р Е

.

269

Рассказать историю семейной жизни на протяжении нескольких

десятилетий – задача, как выяснилось, необычайно сложная и трудная.

И

вряд

ли

выполнимая

в

полной

мере..

Хронологическая

последовательность событий (помимо моего желания) нередко нарушается.

Да и возможна ли ее соблюдать, если жизнь в нашем доме развивалась

противоречиво?.. Одни события – радовали, приносили семье нечто

душевно светлое и интересное, другие – причиняли боль и заставляли

думать о печальных и тяжелых последствиях и т. д... .

1

270

Все члены нашей большой семьи (как того хотела мама) в середине

50-х годов оказались рядом, хотя и в разных районах города. Родители и

дети поддерживали теплые, сердечные отношения друг с другом, часто

встречались в родном доме и чувствовали себя единым, сплоченным

“родом”..

Шура и зять, “снимавшие” небольшой дом на общем (как говорила

сестра) дворе, надеялись стать в будущем владельцами “отдельного”

хозяйства...Обязательно с небольшим огородом и садом – во дворе. Пока

же их очередное временное “владение” выглядело как убогое и ветхое

жилище: невысокое здание, два небольших окна едва – едва

поднимавшиеся над тротуаром, грязный двор и пр. Сестра болезненно

относилась к беспорядку, “украшавшему” территорию рядом с домом. Она

не раз требовательно разговаривала с соседом, объясняла ему простые

бытовые правила в условиях, когда люди живут рядом. Но ее просьбы -

рекомендации хозяин стоящего рядом дома как будто не слышал: он не

хотел принимать участия в “грязных” работах (особенно весной и осенью)

по поддержанию порядка на общей территории.

... Мы (Оля и я) повторили “квартирный” путь, не раз пройденный

Шурой... Я был убежден в том, что следует самостоятельно строить свою

семейную жизнь: “Зачем ютиться в такой тесноте, какая в родном доме?..”

Мои слова, помнится, вызывали обиду и раздражение отца,

стремившегося сохранить “старые порядки” в семье...Молодые,

энергичные, нежно любящие друг друга, мы тогда довольно спокойно

относились к бытовым трудностям в нашей жизни. Воспитанные на

советской художественной литературе, оба верили, что ожидаемое нами

“будущее – светло и прекрасно..” Для нас, не знавших многие стороны

современной жизни, эта книжная фраза звучала как обещание успехов и

радостей.....

Небольшая темная комната с узкими окнами нас тогда полностью

“устраивала”: недалеко находились институт, училище и квартира

родителей Оли (она каждый день бывала у них). Я часто задержался в

студенческой аудитории, на заседаниях кафедры или факультетских

собраниях... Мы не беспокоились о своей маленькой дочке: за ней

присматривала и ухаживала опытная пожилая женщина ( дальняя

родственница Оли). .

После защиты диссертации, воодушевленный успехом, обрадованный

известием из ВАКа (теперь – кандидат наук!..), с несколько загадочным и

непонятным душевным напряжением я вновь привыкал не только к

занятиям в студенческой аудитории, но и к коллегам по кафедре -

недавним моим учителям. Общение с ними в первые годы работы было для

меня психологически непривычным. Не совсем уверенно, с трудом

271

преодолевая “комплексы” студенческих лет, чувствовал себя на заседаниях

кафедры, когда принимал участие в обсуждении конкретных “рабочих”

вопросов, говорил о серьезном и нужном для “ учебного процесса”

(прежде всего – научная литература, учебные пособия, литературные

журналы и пр.). И было тяжело( мне самому тяжело) сразу понять, кто – я::

то ли хорошо подготовленный старый студент, то ли, хотя и молодой, но

настоящий, как и мои учителя, преподаватель института...

С некоторым удивлением открывал ранее неизвестный мне мир

кафедры и определял ( если можно так сказать) уровень

профессиональных, историко – литературных знаний и педагогического

опыта ее членов . Они (так казалось мне тогда ) несколько отличались от

тех, к которым я успел привыкнуть в ленинградском университете. И мне

становилось понятно, почему я часто вспоминаю свое недавнее прошлое:

как увлеченно, даже азартно читал лекции Г. П. Макогоненко, спокойно и

доказательно проводил семинар И. П. Лапицкий, тонко анализировал

пушкинские строки Б. В. Томашевский, обстоятельно рассказывал о

старых литературных памятниках И. П. Еремин. Я как вузовский лектор

должен был еще многому учиться и у своих старых преподавателей, и у

ленинградских профессоров – и знаниям в области истории литературы и

литературоведения, и жизненному опыту, и педагогическому мастерству..

Я верил, что со временем все необходимое для вузовской работы и для

жизни будут познано и усвоено.. Иначе быть и не должно: ведь я

надеялся стать серьезным институтским преподавателем,

профессионально подготовленным в тех историко– литературных курсах,

которые интересовали меня... Но чтобы стать таковым, предстояло

напряженно и увлеченно трудиться как дома, за письменным столом, так

и в студенческой аудитории, которая никогда не прощала

поверхностного взгляда на сложные и интересные проблемы.. Итак,

впереди меня ждала многолетняя работа..

2

Родительский дом уже не воспринимался мной ( даже внешне) так, как

в детстве и юности. С печальным, горьким чувством видел, что здание

заметно ветшает ... Шатровая крыша уже не сверкала на солнце так ярко,

как прежде. Стены заметно потемнели, оконные ставни закрывались

неплотно... Дворовые постройки (базы, летняя кухня и пр.) и заборы

(плетни) нуждались в ремонте. Но до него, как говорил отец, “руки не

доходили.” И силы у него уже не те, какие были 15 лет назад, когда

проводился последний ремонт в доме .Как обычно, нужных для

272

строительных работ денег не было. И желающих активно работать

помощников в трудном “ремонтном” деле отец не находил: сыновья,

постоянно “торчащие” в институте, не умели ничего делать (по мнению

родителя), а у зятя своих забот – “полон рот”..

Рабочие планы отца взрослых детей – студентов в весенние месяцы 56

–го года не волновали. Они думали, в основном, только о своих непростых

проблемах: приближалось время трудных испытаний, – время серьезной

проверки студенческих знаний за все годы обучения в институте...

Владимир превратил дом в постоянный “рабочий филиал факультета”.

Жизнь молодой семьи была полностью отдана учебе... Последние

экзамены четвертого курса наши студенты успешно сдали. .Но не могли

позволить себе отдыха. Развлечения и прогулки по городу были забыты. В

доме постоянно звучали “чужие”, непонятные родителям слова: “зачет”,

“диамат”, “семинар”, “анализ”, “коллоквиум” и пр. Людмила настойчиво,

не жалея сил, готовила мужа к непривычно трудным, по ее мнению,

государственным экзаменам.. Сильное беспокойство, похожее на страх,

вызывал т. н. “фронтальный диктант”: его обязательно выполняли

выпускники литфака.. Его результат мог серьезно повлиять на будущее

студента. Получивший “неуд”, т. е. неграмотно выполнивший

“проверочную” письменную работу (такое редко, но все же случалось

среди будущих учителей русского языка и литературы), не допускался к

государственным экзаменам. Владимир не меньше жены побаивался

будущего диктанта и потому старательно выполнял все ее требования и

замечания ...

Когда -то сложившийся, традиционный порядок в нашей семье

заметно менялся.. Как оказалось, первым разрушителем старых правил еще

в начале 50-х стал я, женившись не по “правилам” и покинув дом без

разрешения и согласия родителей. Именно с меня был “особый спрос” за

все постепенно меняющееся в семье, а не с сестры, которая, “как

положено”, оставила родной дом, выйдя замуж.. Так думали мои

родители, беспокойно, с болью в душе наблюдая за той “новой” жизнью,

которая все громче заявляла о себе рядом с ними. Отец не мог

примириться с ней... Он пытался найти некоторое успокоение в

воспоминаниях о прошлом, когда дети были малыми и послушными, – и не

находил: ведь теперь– все по – другому, совсем не так, как хотелось бы

старому уральцу...

Отношения между родителями (точнее– отцом ) и взрослыми детьми с

годами становились более трудными и сложными, чем прежде. Наверное,

всем членам семьи следовало привыкать к новым, раньше незнакомым

домашним “порядкам”, которые не могли не возникнуть после женитьбы

Владимира: ведь в сохранявшей некоторые традиции казачьей семье

появился новый человек с иными привычками и желаниями. Людмила,

273

хорошо знавшая будущего мужа, не была знакома с нашими родителями и

жизнью в небольшом доме. Теперь же молодой женщине приходилось не

только наблюдать и изучать, но и принимать некоторые новые,

совершенно неизвестные ей “правила” и требования. Явно устаревшие и

ненужные, по ее мнению, и потому не всегда выполнимые.....

После свадьбы старшего сына повторилось известное по замужеству

Шуры: домашнее переселение: новой семье “отдали” горницу... По просьбе

Владимира, мама согласилась перенести иконы в спальню. Выполнила

желание сына спокойно, понимая, что т а к н а д о с д е л а т ь, но

неохотно (“против души”). Ведь после отъезда дочери мама всегда

молилась в тихой комнате, закрыв дверь и оставаясь наедине с Матерью

Божией. Молиться в маленькой, открытой спальне было трудно: мама не

хотела и не привыкла исполнять обряд “на виду у домашних.” Во время

отсутствия Владимира и Люси она заходила в горницу: наверное, хотела

убедиться, что в ней сохранились привычные порядок и чистота. И еще

раз с болью в сердце смотрела на молодого и живого Гриню: в его смерть

она по – прежнему не хотела верить, надеялась, что старший сын

обязательно “когда – нибудь объявится”...

...Как всегда, в трудном положении оказался самый молодой в семье -

Костя... Его жизнь вновь превратилась в “неустроенную”, “странную”,

даже несколько “загадочную”. Взрослый человек (20 лет), он вновь остался

без определенного места в доме, необходимого для работы и отдыха. Но,

обладая мягким, добродушным, приветливым и спокойным характером,

“младшенький” брат терпеливо переносил неприятности быта и никогда

открыто не выражал своего недовольства теснотой и неудобствами. Он не

видел в них ничего обидного(для себя). Кажется, привык уступать

старшим.. Но только – близким родственникам и только – дома. В общении

с “чужими” Костя был совершенно самостоятелен и тверд и не уступал

им, если был уверен в своей правоте

Как прежде, Костя проводил многие часы в стенах института, порою

вызывая у отца непонимание и обиду. ”Тебя там чем – то сладким кормят,

что ты домой не торопишься?.. Или девчонки – студентки держат?.. ” -

спрашивал отец..

Младшего моего брата девушки тогда как будто не интересовали..

Впрочем, кто знает? Может, он не хотел никого посвящать в тайны своих

встреч – свиданий? Костя обычно часто разговаривал со старым другом,

веселым, энергичным Ефимом, который всегда знал “последние новости”

городской и институтской жизни и охотно передавал их слушателям... Или

забавлялся со штангой и гирей – в спортивном зале.. Но, пожалуй, более

вероятной была иная причина задержки брата в институте: он, как и другие

студенты, готовился к экзаменам, проводя долгие часы в кабинетах и

лаборатории...

274

3

Отец, как и прежде, чрезвычайно болезненно воспринимал тот факт,

что его дети стали “другими”, “неизвестно какими”. Он обижался, упрекая

нас в том, что мы равнодушно относимся к его “хозяйственным “ советам

и заботам о картошке и сенокосе: “Словно чужие в доме стали... Вроде вам

ничего не надо...Совсем не думаете, что одному тяжело...Но без своей

картошки не прожить...Да и корову надо чем – то кормить...И кто все это

будет делать?..” Иногда с нескрываемой иронией добавлял: “Как же?!.. Вы

теперь ученые...У вас будет чистая работа...Вам срамно копаться в земле, а

отец пусть роется. Он же привык с утра до вечера спину гнуть...”

Отец был прав в своих “горьких” обвинениях и непривычных для него

жалобах. Действительно, его сыновья – студенты думали о другой жизни и

работе.. Не только старший, почему -то решивший, что он обязательно

начнет свою учительскую “карьеру” в далеком, пока еще неизвестном

поселке или ауле.. Но и младший, каждое утро “убегавший” из дома. О

себе не говорю:. привыкший жить отдельно от родителей в чужом доме, я

был постоянно занят подготовкой к очередным лекциям и семинарам... И

помощник в делах отца – плохой.. Если же сказать откровенно, то я вообще

– не помощник. Старался помогать родителям иначе: каждый месяц

отдавая им часть своей зарплаты. Конечно, это – совсем не та помощь, о

которой говорил отец, но все же – пусть небольшая! – финансовая

поддержка...Она особенно радовала маму...

.Календарь показывает последние дни уходящей весны и

приближающиеся -летние месяцы 56-го года.. Ничего особенного они,

кажется, не обещали, кроме государственных экзаменов у студентов -

выпускников. Но, в действительности, наступило непонятное, странное,

плохо объясняемое политиками время – не только для каждого человека -

в отдельности, но и для страны – в целом. Каждый новый день мог

принести и нередко приносил “удивительные” новости.. Радио и газеты

сообщали о событиях, в которых “сам черт ничего не разберет” (по словам

отца). Народ, особенно молодежь, тревожно волновала новая атмосфера (

духовная, нравственная и, может, политическая ), несущая серьезные

(радостные? горестные?) перемены в жизни страны...

Как известно, на протяжении нескольких десятилетий нашим людям

буквально “вбивали” в головы легенды и сказки о “великом и мудром

вожде”, жизнь и дела которого “целиком были отданы трудовому

народу.”.. Все действительные и мнимые успехи в “деле строительства

социализма”, победа в Отечественной войне были неотделимы от имени

275

“гениального лидера”. Но через год – два после смерти Сталина

заговорили прямо противоположное: оказывается, “мудрый руководитель”

– “палач”, “изверг”, “душегуб” .

Неожиданный, можно сказать, болезненный эффект породили

партийные документы и материалы, ставшие известными не только членам

КПСС, но и всем советским людям.. Некоторые “прогрессивно думающие

деятели” после знакомства с “партийными секретами” вдруг заговорили о

необходимых экономических реформах, новом “ духовном облике”

советского человека и “демократических преобразованиях в обществе”...

Секретарь партийного бюро института постоянно и настойчиво повторял,

что все преподаватели института (”вы -.воспитатели молодого

поколения...”) должны хорошо знать (из советских газет, конечно, а не из

“голосов...”) последние события в нашей стране и за рубежом и отвечать на

любые серьезные (именно такие !..) вопросы студентов. Наверное, слова

секретаря дошли до наших “учеников – воспитанников”. . И теперь лекции

и практические занятия (особенно часто) легко превращались в заседания

клуба вопросов и ответов... Преподавателю нередко приходилось говорить

о “героях” и событиях, не имеющих отношения к “основному предмету

изучения”. Так, на занятиях по древней русской литературе – не столько об

особенностях художественных произведений времен Киевской или

Московской Руси, сколько об “освободительной борьбе” народов Азии и

Африки... Вопрос студента не имел никакого отношения к “Слову...” или

“Задонщине”, но отвечать на него необходимо, поскольку ”каждый

преподаватель должен знакомить молодое поколение с событиями наших

дней и воспитывать будущих строителей...”

Весной того “исторического” года студенты и преподаватели

института еще раз подверглись “массированной атаке” партийного

комитета, проходившей под знаком “глубокого изучения материалов 20-го

съезда КПСС ”: проводились “дополнительные” лекции и семинары в

студенческих группах, заседания кружков, собрания, конференции и пр.

Радио и газеты несколько месяцев “смело” говорили о “преодолении

культа личности и его последствий.”

В родительском доме будущие учителя неохотно, но внимательно

читали и запоминали текст Н. Хрущева и цифры Н. Булганина: ведь о них

обязательно пойдет речь на трудном для выпускников 56 -го года экзамене

по истории партии (ведь пришлось по – новому характеризовать некоторые

факты и события, о которых некогда говорилось на лекциях).

Костя, иронически улыбаясь, рекомендовал родственникам : “Учите

активнее старательнее... Ведь обязательно начнут спрашивать, сколько,

когда, где и пр. Все цифры надо знать...Иначе пропадете...” Он, как и

брат, еще не знал, что многое из партийных “документов” будет

представлено в таблицах и схемах на стенах “экзаменационной “

276

аудитории. На улицах и базаре между стариками нередко возникали

жаркие споры и высказывались различные, не лишенные болезненного

интереса вопросы типа: “Что еще придумает Москва?.. И как теперь будут

жить люди?..” Молодые, безусые, знающие разнообразные факты

современной ( не только нашей, но и зарубежной) жизни “ораторы”

пересказывали “темным людям” новости, “случайно” услышанные по

“Голосу Америки” или “Свободе”( но, конечно, без ссылок на источник)...

Отца, видимо, заинтересовали шумные разговоры – споры: он не

привык быть только слушателем, иногда ему хотелось и говорить. Но не о

власти, партии и политике...Этих вопросов отец старался не затрагивать:

жизнь давно приучила его “держать язык за зубами”.. Его интересовали

конкретное, близкое его сердцу и характеру: семья, домашнее хозяйство,

бахча, сенокос, налоги и т. п. Такие простые вопросы, как, например:

“Где купить(или “достать”) доски и гвозди для ремонта дома?.. Продаются

ли сейчас на базе дрова и уголь?. Сколько будет стоить осенью

картошка?..“ , – его волновали значительно больше, чем “современное

международное положение” или “революционная ситуация” в далеких

африканских и азиатских странах.

Видимо, под влиянием постоянных улично – базарных политических

“бесед” отец стал прислушиваться к радио (газеты не читал, поскольку

никогда не верил им ), расспрашивать своих “ученых” детей о “нынешней

настоящей” жизни и “рабочих людях”. Задавал простые, но для него

чрезвычайно важные вопросы: “...Скажите, коли вы такие умные, когда все

наладится? Сократят налог на землю и за дом? Разрешат власти свободно

косить траву в лугах на бухарской стороне?. В каком магазине можно

купить постное ( т.е. растительное) масло? Скоро ли пропадут очереди за

сахаром?..”

На эти и подобные вопросы отцу следовало отвечать откровенно и

конкретно.. Но они казались члену партии Владимиру довольно

странными, наивными и далекими от нашей “героической” современности:

“Почему ты всегда одно и то же спрашиваешь? Конечно, жить станем

лучше. Посмотри, что вокруг делается... Молодые ребята на целину

приехали, новые совхозы в районах появились. А ты только про корм для

кур и сено для коровы, про цены на базаре и налог за дом все время

спрашиваешь. Разве так теперь живут люди?..”

Слова будущего учителя не успокаивали отца... Наоборот, они

раздражали его. Недоверие к “глупым рассуждениям” взрослого сына еще

больше усилилось, когда отец услышал от Владимира очередной лозунг,

обещавший “светлую”, “радостную” жизнь в стране через 5 -10 лет: “Не

можешь мне сказать, каким – таким путем твоя жизнь наладится? Реки

молочные сами потекут? Или сладкий пирог в рот прыгнет? Пшеница и

просо без ухода вырастут?.. Ты, видно, успел забыть, как лошадь тащит

277

нагруженную подводу в гору?.. Через силу... Вся – в мыле.. Дрожит...

Надрывается...Но тянет – и обязательно вытащит воз наверх... Вот так надо

всем работать, а не заманивать людей хорошими словами и приятными

обещаниями какой – то новой и радостной жизни, которой у нас никогда

не было и не будет...”

Шумные споры в нашем доме порою напоминали “скандальные”

беседы и вызывали чувство обиды у родителей.. Дети – студенты

воспринимали “неправильные слова” отца о тяжелой жизни “простых

людей” как идущие из “старого” мира. Владимир же и Людмила знали, что

их ждет совершенно иное– творческая, интересная работа в школе и

наполненная радостью и счастьем семейная жизнь...

Отец обычно не выдерживал “газетных” речей старшего сына и, чуть

ли не крича, заканчивал “пустой разговор откровенно “жесткими”

словами: “Ну, и бестолочи вы, как я погляжу.. Ни черта не знаете

настоящей жизни.. И дальше своего носа не видите... У вас голова,

наверное, не тем концом к плечам приставлена? Никого из серьезных

людей не слушаете, а на самом деле вы вот такие, – отец постучал

кулаком по столу, – дубы... Начитались своих книжек и думаете, что все

знаете... Привыкли верить каким -то съездам... А там собрались сплошь

бездельники – говоруны... Вот раз – другой прижмет вас беда или укусит

комар в известное место, вот тогда поговорим...”

Мама, как всегда занятая своими делами, интуитивно чувствовала,

когда нужно остановит и успокоить спорщиков: “... И что ты, Семеныч,

как малый ребенок, шумишь, кричишь, сердишься... Зачем? Толку – то

никакого.. Лучше бы занялся делом...”

Мама не разбиралась в политике (и никогда не интересовалась ею), но

она знала, что “пришло” другое время, в котором будут жить ее дети...

Она всегда защищала своих “неразумных мальчишек” от гневных и

несправедливых слов отца, сердцем чувствуя его неправоту... Но теперь,

когда дети стали “почти взрослыми”, мама строже и требовательнее, чем

прежде спрашивала и с них... Обычно после резких и громких споров -

разговоров, едва скрывая обиду на старшего сына, тихо говорила: “ Не

стыдно тебе так с отцом разговаривать? Уступить трудно?.. Спина

переломится?.. Язык не поворачивается сказать: да... Отца обидеть

легче?..”

Владимир, выслушав маму, решал больше не спорить с отцом о

современной жизни: “ Бесполезное занятие... Сколько ему ни говори, он

будет твердить одно и то же.. Как будто ничего не замечает вокруг...” Но

отец все знал и видел, но воспринимал и оценивал современную жизнь

совсем не так, как его старший сын...Может, намного глубже и полнее, чем

Владимир, – без идеологической, партийной путаницы, опираясь на свое

многолетнее знание того мира, в котором он жил и трудился .

278

... Споры между “представителями двух поколений” прекращались...

Но только на два – три дня..

4

Хорошо знавший степные просторы бывшего Войска, старый казак -

труженик явно недоверчиво, иногда насмешливо слушал слова своих

взрослых детей (к старшему сыну иногда присоединялся младший) о не

тронутой плугом целине и молодых энтузиастах, приехавших “покорять

”полупустынные степи“.. Как известно, весной 1954 – го года пленум ЦК

партии принял специальное постановление, в котором самыми значимыми

словами были такие, как “производство зерна”, “освоение целинных и

залежных земель”. В не тронутые человеком степные районы страны

(Поволжье, Казахстан, Алтай, Сибирь и др.) отправились десятки тысяч

юношей и девушек – энтузиастов и романтиков.. Они мечтали “вдохнуть

новую жизнь” в “дальние“ просторы” нашей Родины

Будущие “покорители целины” появились и в нашем городе... Их

торжественно встречали на вокзале. На центральной площади проходили

шумные митинги, организованные местными властями и комсомолом В

руках уральцев – карты, плакаты, флаги, портреты партийных

руководителей... Торжественно гремела музыка.. Выступали областные

партийные и комсомольские руководители, директора совхозов и

председатели колхозов. Они горячо приветствовали мужественных ребят

и девушек – будущих “героев “целины ”. В речах командиров молодежных

отрядов торжественно звучали слова клятвы – обещания честно выполнить

свой патриотический долг и никогда не отступать перед трудностями,

которые могут возникнуть в первые дни – недели их жизни и работы в

дальних, полупустынных районах области...

На площади господствовала атмосфера романтического восторга,

деловой веры в энергии и творческих способностях будущих

“покорителей целины” Звучали широко известные песни, призывающие

“молодых хозяев земли...мечтать”, ”хранить беззаветно Отчизну свою”,

“покорять пространство и время” :

Нам нет преград ни в море, ни на суше,

Нам не страшны ни льды, ни облака...

Пламя души своей, знамя страны своей

Мы пронесем через миры и века...

279

Несколько позднее появятся песни, прославляющие мужество и

трудолюбие современных героев – целинников, способных выдержать

любые испытания в “полях бескрайних “.. И вновь прозвучат в городе