Текст книги "Мы родились и жили на Урале–реке... (СИ)"

Автор книги: Николай Фокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)

улице... Небольшой лопатой копал землю, внимательно рассматривал

грабли и косилку, охотно “помогал” отцу, когда тот укладывал только что

привезенную из лугов траву: ее надо обязательно, аккуратно просушить...

.. На улице нашего брата всегда ждали интересные игры, веселые

мальчишки и смешные разговоры... Товарищи всегда приветливо

встречали Костю и никогда не обижали его. Наверное, потому, что наш

малыш, спокойный и добродушный, никого не задевал и ни с кем не

ссорился. И еще: местные забияки и драчуны знали, что у него есть братья,

готовые всегда вступиться за него... И потому решили: “... лучше не

трогать этого тихого мальчишку...”

. 2

Незаметно подрастала внучка – племянница... После Нового года ее

окрестили – не в церкви, а в нашем доме. Шура пыталась было возражать,

но мама настояла на исполнении традиционного обряда: “Как внучка

будет жить некрещеной?.. По – нашему надо сделать...” Отправила меня и

Володю на улицу: “Идите, погуляйте немного... Не мешайте нам...”

Пришли

приглашенные

мамой

старица,

хорошо

знающая

“правильные” книги , молитвы и обряды, и две тети... Малышку окрестили

в небольшой купели. Она испуганно кричала и плакала... Ее молодая мама

едва сдерживала слезы... Она опасалась, что дочка заболеет после зимнего

“купания”. Но все обошлось благополучно....

.Мы возвратились домой вечером и увидели улыбающуюся маму и

веселых теток за обеденным столом: празднично одетые, они пили чай и

разговаривали о чем -то неинтересном ( для нас). Сестра с дочкой осталась

в своей комнате...

И Володя, и я были недовольны вынужденной прогулкой: на улице -

холодно, пусто...Как выяснилось, мы пропустили что – то важное и

необычное .Правда, скоро узнали: о том, как проходило крещение

племянницы, нам подробно и охотно рассказала Шура...

...К весне главной воспитательницей маленькой внучки стала

бабушка. Сестра вновь работала в своем катальном цеху. “Ударница”,

141

“передовая труженица” не могла оставить фабрику: она теперь

рассматривалась как “яркий пример добросовестного отношения к

общественному производству” – для рабочих не только “Красного

Октября”, но и предприятий всего Уральска...

Дирекция фабрики была явно заинтересована в известной

“стахановке”. Шуру, кажется, радовала ее широкая известность в городе,

хотя она и не придавала серьезного значения своим “производственным

успехам”... Время сестры с недавних пор было как никогда строго и четко

поделено на нужные ей часы и минуты.. Она уходила на фабрику ранним

утром, в полдень прибегала домой, чтобы покормить малышку и несколько

минут поиграть с ней. Торопливо пообедав, возвращалась в цех. Лишь

вечером, после смены, Шура “полностью отдавала себя” Люсе. Мама,

прекрасно понимая чувства дочери, старалась освободить ее от “больших”

домашних дел..

Молодая мама охотно рассказывала мужу (он возвращался поздно,

так как по – прежнему где – то “подрабатывал”) о том новом, что появилось

у крошки – дочери.

В доме племянница становилась ( или уже стала?) центром всей

нашей жизни и радостного внимания. Мы, молодые дяди (особенно часто

Костя) развлекали малышку, весело играя с ней . Но нашего терпения

обычно хватало лишь на пять – десять минут.. Ведь нас по – прежнему

ждали “тяжелые” хозяйственные дела и уличные забавы. И летний

приветливый Чаган нельзя было забывать: он ждал молодых пловцов...

В то время все мальчишки города “строили” из тонкой, но прочной

бумаги (калька) и легких планок воздушные змеи и запускали их высоко в

небо, привязав к легкой, незаметной в воздухе крепкой нитке (ленте). Мы,

конечно, не хотели и не могли отставать от других ребят: над нашим

домом в светлые дни высоко в небе кружили такие же, как у многих

пацанов, “хвостатые” змеи, которым мы отправляли “срочные” письма ...

3

Первые два месяца 41-го года отец работал “через силу” (как он

говорил). Вместе со своими товарищами – артельщиками занимался

неприятным, “мокрым” делом: на Чагане . Это ставшую традиционной

работу возчики выполняли каждую зиму, давно привыкли к ней, но

выполняли ее неохотно: слишком тяжело – и дешево. Сначала надо было

“вырубить” пешнями и вытащить из речного льда тяжелый “кирпич”

(возчики называли его “гирей”), затем поднять на высокий и скользкий

берег и погрузить в сани... Холодный и влажный груз отвозили в

“Маслопром” и там “спускали” в подземные, мрачные хранилища...

142

Отца эта зимняя работа не интересовала, хотя он, как и его товарищи,

аккуратно выполнял ее...Старый бахчевник в самый разгар зимы жил

другим: нетерпеливо ждал прихода весны, проверял плуг и бороны (“...

придется поднять участок в Широкой лощине...”), косилку и грабли

(“впереди – сенокос.”.), внимательно, несколько раз осматривал Сивого (

“надо заново подковать”, “пусть немного отдохнет ”): холодное время

всегда оказывалось сложным и трудным и для нашего любимца .

В течение двух – трех весенних недель отец был занят несколько

меньше, чем в зимние ( или летние) дни: все степные дороги “поплыли”, и

большие грузы в дальние районы области “гужевики” не доставляли... В

городе они выполняли лишь небольшие, легкие заказы. Но как только

степь “просыхала”, вновь появлялись серьезные “клиенты” и “важные”

грузы, и извозчики отправлялись в отдаленные поселки и аулы.

Пока отец не ездил в зауральные края, – решил выполнить старую

просьбу мамы: вместе с зятем “подновил” летнюю кухню, пригласил

знакомого печника, и тот поставил там небольшую новую печку...“Старая

дымила, плохо пекла, да и тяга у нее была слабой...”, – объясняла мама,

радуясь светлой кухне и чистой печке..

Видимо, испытывая чувство азарта, отец сделал “мимоходом”

небольшой (“кое – какой...”) ремонт на заднем дворе: поставил новый

плетень, еще зимой привезенный из – за Урала, укрепил стены и крыши

базов: “...Простоят еще лет пять – семь...”

Кажется, в ту весну все в доме с нетерпением ждали наступления

солнечного лета. “Сила и желание есть, так что сможем выполнить любое

дело, “– самоуверенно и радостно говорили дети – подростки. Их активно и

весело поддерживали взрослые...Все, за исключением мамы...Она теперь

редко улыбалась. Была сдержанной и печальной. И по – своему объясняла

радостное настроение своих мальчишек: ”Глупые еще, ничего не

понимают в жизни...” О дочери с зятем мама иногда говорила непривычно

жестко и несправедливо, что, вообще – то, совершенно не свойственно ей:

“Они пока ни о чем настоящем не думают... Видно, тихая, спокойная дочь -

малышка и светлое время застили им разум...”

Мама даже в солнечные весенние месяцы испытывала чувство

тревоги, но понять и объяснить причины своего тяжелого душевного

состояния не могла. Каждый день она, как и раньше, молилась, плакала,

говорила ребятам: “...Не для себя прошу у Господа счастье и спокойствие,

а для вас, неразумных, и для Грини...”

Мама не переставала думать и беспокоиться о старшем сыне.. Она

надеялась, что ее молитвы защитят его в далекой, чужой стороне. По -

прежнему. не могла примириться с тем, что Гриня служит в армии, а не

учится в институте: “ Ему ли быть красноармейцем?.. С его – то здоровьем

?..” Отец, стараясь успокоить маму (и себя), часто повторял давно

143

знакомое: “...Казаки всю жизнь служили....Они обязаны.. А как же? Кто же,

если не они...” Но его “разумные” слова не радовали и не успокаивали

маму. Она, кажется, не слышала их: беспокойный голос своей души и

сердца мама понимала гораздо лучше, чем бодрые, утешительные речи

отца ....

4

Наступили незабываемо светлые, радостные, удивительно красивые

месяцы первой половины того самого года, который неожиданно для всех

нас оказался жестоким и кровавым...

Весной родители и их родственники особенно торжественно

встречали великий христианский праздник – не признаваемую властями

Пасху. Ее тайно отмечали и некоторые “атеисты”, еще сохранившие в

душе “крупицы веры” в Творца – Вседержителя и “несказанное чудо”

жизни. Радость и любовь в сердцах людей странным образом сочетались с

горестным и необъяснимым предчувствием будущих страшных

испытаний. Может, это загадочное душевное состояние многих уральцев

как раз и создавало особую печально – светлую атмосферу традиционного

религиозного праздника..

Отец еще раз организовал и провел (вместе с сыновьями и

зятем)“генеральную” уборку во дворе, мама с дочерью – в доме.. Основной,

“ударной” силой в комнатах была, конечно, Шура: она мыла, чистила,

стирала, гладила...Особое внимание и заботу уделяла столовой посуде

(тарелки, чашки, блюдца, рюмки и пр.). Накануне Великого дня дочери

разрешалось достать из старой горки остатки красивого “кузнецовского”

сервиза, бережно хранимые четверть века...

Мальчишкам удавалось заглянуть в ящик старого туалетного столика

на изящных, фигурных ножках: в нем можно было увидеть “странные”,

“чудные”, “загадочные” вещи: шелковый, с яркой вышивкой платок,

розовый полушалок, бумажные прозрачные цветы, красивый голубоватый

флакон, белые костяные фигурки...Все это “богатство”, как и столик, и

зеркало, и “кузнецовский“ сервиз наверное, напоминали о первых

счастливых годах семейной жизни. Зачем же иначе так заботливо хранить

их?..

Мама вместе с Шурой ( она допускалась к приготовлению “ самых

простых” блюд).занимались устройством праздничного стола.. Хозяйка

дома могла не спать и не отдыхать целые сутки, лишь бы “сделать все как

положено, по давнишним правилам...” И обязательно: “... не хуже, чем у

других...”

В ночь, накануне Пасхи мама, одетая в “строгое” темное платье,

уходила на “всенощную”: староверы – “беспоповцы” проводили

144

торжественную службу в небольшом доме на окраине города, недалеко от

Старых ям: ”...не дай Бог, узнают власти, тогда – большой штраф или

строгие разговоры на работе...”. Возможно, мама преувеличивала свои

страхи, но она никогда не называла место, куда уходила на всю ночь, и

людей, с которым встречалась там.. Лишь просила “домашних” не

беспокоиться и обещала придти “вовремя”, рано утром.. Отец относился к

“ночному путешествию” мамы сдержанно: он не запрещал ей участвовать

во “всенощной”(знал, что бесполезно), но сам никогда не ходил в

известный ему дом: “... Дел что ли не хватает, чтобы попусту тратить

время?..” . Мама возвращалась домой с первыми лучами солнца, усталая,

задумчивая, но и радостно просветленная. Как будто служба придавала ей

новые силы, которые будут поддерживать маму всю праздничную

неделю...

Ее внутренняя умиротворенность действовала положительным

образом и на ближних: в них как будто пробуждалось бодрое, светлое,

веселое чувство....

Сразу после возвращения домой мама начинала готовить

торжественный стол, за которым обязательно собиралась вся семья.. Никто

не уходил из дома в то утро, все должны быть вместе – такова просьба (или

требование?) мамы.. Объяснение зятя (дневная смена ) и просьбы ребят

(кружок, соревнования) не принимались во внимание. Свое желание мама

объясняла просто: “Мы и так не часто собираемся за праздничным

столом...И никто не знает, когда сядем вместе в другой раз...Жизнь кругом

непонятная...” Отец же сказал мальчишкам коротко, но твердо: “Садитесь

все за стол...Здесь нет пионеров, здесь – только наши дети. И нечего вас

уговаривать...” Родители хотели видеть свою семью в Христов день как

никогда единой и дружной..

За праздничным столом не говорили о будничных заботах и

повседневных делах...На короткое время забывались работа и учеба: они,

казалось, остались где -то далеко – далеко. Для родителей существовал

лишь нынешний Светлый день – Великий праздник, приносящий им

сердечную радость и душевное спокойствие. Сыновья воспринимали

Пасху лишь как солнечный, тихий и красивый день. И на короткое время

забывали, что двое из них – советские школьники, которые обязаны

бороться с “религиозными предрассудками старшего поколения”...

Впрочем, школу и пионерскую дружину забывали не только мы.

Ранним утром раздавался первый робкий стук в окно или в калитку:

нарядно одетые девчонки и мальчишки с соседних улиц (русские, татары,

казахи) собирали “праздничную дань” Их радостно встречала мама.

Выслушивала традиционное: “Христос воскрес!..” , отвечала: “...Воистину

воскрес!..” – и одаривала детей свежим печеньем, крашеными яйцами и

145

сладкими карамельками. Подарки для будущих “маленьких гостей” она

готовила заранее и хранила в укромном месте...

Обязательно “с небольшим запасом”, так как заранее нельзя было

“угадать”, сколько детей постучится в калитку: “Никого нельзя обижать,

пусть лучше останется, чем кому -то не дать...”. Нас же мама заранее

предупреждала: ”Не трогайте, это не для вас.. Вам хватит своего.. Пусть

порадуются и другие дети...” Она никогда не называла маленьких своих

гостей “чужими”, но только – “другими”... Главное же для нее

заключалось в слове “дети”, которых “грех обижать...”

5

Гости появились в нашем доме поле полудня... Родственники и

приятели, хорошо знающие друг друга, нередко оказывавшие помощь в

трудных делах... Братья отца и мамы с женами... Бывшая невестка Лиза

старалась “забежать” в наш дом и поздравить маму в другой день, когда

отца не было дома: помнила, что он не простил ей второго замужества,

после смерти Поликарпа...

Мужчины с полчаса оставались во дворе: знали, что женщины

обязательно будут обсуждать городские и домашние новости и им не

следует мешать...Вели неторопливые разговоры о тяжелых зимних делах и

летних планах, спрашивали, кто куда намерен поехать (имелись в виду

сенокос и бахча), делились своими наблюдениями над разлившимися

Уралом и Чаганом, говорили о трудностях, с которыми опять столкнулись

уральцы, живущие на восточной окраине города. Шурин Григорий с

тревогой в голосе говорил, что Красный яр “опять здорово рвало”, что

вода “ вот – вот подойдет к дому” и, наверное, “все – таки придется скоро

переезжать”.. Отец, выслушав знакомые жалобы, успокаивающе сказал:

”Не стоит беспокоиться... На твой век крепкого яра, может, хватит.. А

там?.. Что говорить?.. Как будет, – пусть так и будет... Одному Богу

известно, как ... ” Немолодой зять Андрей (почти ровесник нашего отца),

также живущий рядом с Уралом, не беспокоился ни о доме, ни о хозяйстве:

он был уверен, что буйная река в ближайшие 10 – 15 дет до него не

доберется: “Так что ничего делать не стану...”

Мальчишки, слушая “ взрослые” разговоры, удивлялись: “Как можно

постоянно говорить об одном и том же...” И лишь позже поняли, что

мужчины делились друг с другом самым главным для них и для семьи, -

тревожными мыслями о нынешней жизни, будущих делах и благополучии

родных... .

Неторопливая беседа как – то незаметно коснулась и военной службы

Грини: родственники спрашивали отца, что пишет сын, какие теперь

146

порядки в армии, как далеко от границы его часть, какие люди живут в той

стороне. Отец показал недавно полученную фотокарточку, на которой

старший сын выглядел совсем иначе, чем дома...

Женщины вели свои особые, сердечные разговоры...Их волновали

здоровье и игры, школьные отметки и летний отдых детей... Все радостно

улыбались, рассматривая малышку Люсю, делились воспоминаниями о

времени, когда ухаживали за своими “грудничками”: как кормили их, чем

болели малыши, когда “прорезались зубки”, в каком возрасте дети сделали

первые шаги и пр. Сестра охотно, блестя карими глазами, то весело

рассказывала о своей девочке, то сдержанно жаловалась: “... Ведь надо

работать на фабрике, не успеваю все сделать...”, но чувствовалось, что ей

приятно внимание женщин к малютке ...

Гостьи, прежде чем сесть за стол, провели “предварительную

проверку”: внимательно осмотрели комнаты ( “кругом ли чистота и

порядок?.”) и праздничный стол, как бы оценивая все то, что Катенька

сделала в доме и приготовила к Христову дню. Женщины ревниво

рассматривали мамины блюда и, наверное, рисовали в своем воображении

будущую картину встречи гостей в своем доме.. Ведь в пасхальную

неделю каждой хозяйке предстояло обязательно принимать родственников

и друзей... И, конечно, ни одной хозяйке не хотелось быть “хуже других..”

Прозвучали слова короткой молитвы и традиционное: “Христос

воскрес !.Воистину воскрес !..”

Пасхальное застолье в нашем доме всегда было удивительно веселым

и сердечным...Праздничное настроение создавал и поддерживал Ваня: он

умел вести легкий и приятный для окружающих разговор.. После второй -

третьей стопки, когда гости чувствовали себя уже “свободными”, зять

брал в руки мандолину и тихо, неторопливо перебирал струны... Он ждал

того момента, когда кто – то из гостей пропоет первые слова широко

известной песни, и тогда поддержит певца. И все мужчины (бывшие

уральские казаки) неспешно, но дружно присоединятся к нему... И полетят

в неизвестную высь, вырвавшись из тесного дома, слова когда -то

популярной, но теперь ушедшей в прошлое песни.. Гости вспоминали

своих дедов и прадедов и то далекое героическое время, которое никогда

не забудется, но и не возвратится. Отец поднялся и произнес известные

всем слова :..Выпьем за наш старый Яик, за Урал – батюшку...”

Неслучайно, видимо, вслед за песней – местным казачьим “гимном”

(“...На краю Руси обширной..”) прозвучала не менее известная

трагическая:

Поехал казак на чужбину далеко

..На верном коне, на своем вороном...

Он край, свою родину навеки покинул,

147

Ему не вернуться в родительский дом......

И невозможно было понять и объяснить, почему в праздничный,

радостный день исполнялась старая песня о расставании и смерти?..

Неужели она была горьким предсказанием будущих трагических

испытаний?.. Вряд ли кто -то из гостей думал, что в ней говорится не

столько о далеком прошлом, сколько о приболижающемся будущем:

Число настало роковое

Проститься с родиной велят......

Его забилось ретивое...

– Прощай ! -родные говорят.....

Возникшее после исполнения печальных песен задумчивое

настроение гостей Ваня сразу же попытался “исправить” задорными

ритмами плясовой..

Но они увлекли только молодых казачек – двух Шур.. Азартно

исполненной пляской, легкими, движениями и веселой улыбкой они

привели в восторг захмелевших гостей.. Желая “расшевелить стариков”,

сестра и тетка исполнили (вместе с Ваней) популярные тогда “Катюшу”,

“Марш веселых ребят” и др., но казаки не поддержали молодых певиц. “...

Чужие петь и слушать не будем... Не наши... . Не надо нам... Проживем без

них...” .

.... В тот солнечный день уральцы всей душой отдавались празднику,

веря, что летом они смогут спокойно работать и постараются сделать все

для того, чтобы их семьи не коснулись трудные дни с их горькими

тревогами и бесконечными заботами..

....Так думали и чувствовали .не только мои близкие.

КРАТКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ – 5

. Наверное, у кого -то может возникнуть вопрос: зачем так

подробно описывается один день нашей семейной жизни.. Причем день

не обычный, а праздничный... Но не отмеченный в календаре того

времени.. ..

Скажу в свое “оправдание” немногое: я рассказываю о событиях,

центральное место в которых принадлежит моим родителям.. Они всегда

оставались для нас (для меня и моих братьев) постоянным трудовым и

нравственным ориентиром, в значительной степени определившим наши

характеры и будущее У родителей, бесспорно, имелись и недостатки, и

слабости. Они были людьми своего “конкретного” дела и времени, во

многих вопросах “большой” жизни страны (особенно в политических) не

разбирались, жили не только настоящим (трудились, воспитывали детей),

148

но и прошлым... Родители любили нас, своих сынов и дочь... И это -

главное, что никогда не забывается...Работавший всю жизнь отец

воспитывал в мальчишках интерес к “нужному делу”, руководствуясь

общеизвестным правилом: ”Без труда не вытащишь и рыбку из пруда...”

Мама старалась привить нам чувство доброты и любви к людям...Все мы

(сестра и братья) безмерно благодарны родителям.. И я считаю своим

долгом рассказать о них, – и не только в годы бесконечных забот, но и в

дни отдыха и радости... Столь редкие в их жизни.. И потому особенно

памятные...

6

Первый летний месяц сорок первого года проходил привычно и

спокойно, – в постоянной работе и хлопотах дома, на бахче и в

лугах...Отец, как всегда, просыпался раним утром, вместе с восходом

солнца...Кормил и поил лошадь, торопливо завтракал. “Как цыпленок

поклюет – и уже сытый”, – говорила мама... Но отец не слышал ее: он сразу

уезжал в артель.. Там его уже ждали товарищи...

Кажется, ничего нового, неожиданного не случалось...Все были

довольны тем, как неспешно, но довольно удачно складывалась наша

жизнь. Весной отец сумел закончить дела, которые рассматривал как

важные и необходимые для семьи: вместе с зятем на старом участке

“посадил под плуг” картошку, “под лопату” – тыквы, дыни и арбузы.

Теперь оставалось терпеливо ждать, когда они “пойдут в рост”. Позже

отец отправит на бахчу Володю как “караульщика” и рабочего: его

обязанности – охранять участок от “недобрых людей”, “следить” за ростом

арбузов и дынь, пропалывать и “окучивать” картофельные ряды.

Мама просыпалась, как всегда, несколько раньше отца. Только -

только появится “просвет” на небе, – с кухни уже доносятся негромкие

звуки посуды: нужно приготовить завтрак и накормить главу семьи... Так

начинался “рабочий день” мамы...Через час – полтора, после короткого

завтрака, на фабрику уходили Шура и Ваня, оставляя на попечение

бабушки свою пятимесячную дочь (вот – вот исполнится полгода).

Позже всех поднимались мы, мальчишки: нам некуда было спешить.

Учебный год успешно закончился. Теперь можно отдыхать. Правда, перед

отъездом отец ( как обычно) составлял “устный список дел”, обязательных

для исполнения. Его после завтрака нам сообщала мама. Мягко, но

требовательно говорила: “Сначала работу сделайте, а потом – можете

играть и бегать...” Мы не спорили и торопливо выполняли “заказы” отца

149

(принести воду, почистить двор и базы, проверить кизяки и пр.)... В

полдень обычно отправлялись на Урал или Чаган – купаться...

Дни первого летнего месяца помнятся мне необычайно быстрыми и

похожими один на другой. И, видимо, потому конкретные события,

происходившие тогда, слабо “отпечатались” в моей памяти.. Но

воскресенье 22 июня оставило свой страшный, горький след в сердце на

всю жизнь.

Начинался тот день медленно и тихо. Наверное, слишком тихо, чтобы

быть веселым и удачным. Накануне вечером, выполняя давнюю,

настойчивую просьбу дочери, отец вместе с “молодыми” и Володей

отправился в зауральные луга. Мама радовалась: ”Шура свежим воздухом

подышит. А то все время – фабрика да фабрика, а там одна духота и пыль...

Может, ежевики наберет. Для варенья...”

На следующий день, вечером, после возвращения “путешественников”

домой, решили отметить первые шесть месяцев жизни дочки – внучки -

племянницы..

Утром мама, как обычно, подоила Буренку, накормила кур, попросила

меня отогнать корову за Чаган: там пастух собирал табун. Закончив

утренние дела, она ушла в дом: решила “досыпать” вместе с внучкой и

Костей.....

Я же провел и ночь, и утро во дворе: было приятно лежать на

ароматной траве, привезенной отцом из лугов и оставленной на солнце -

“для просушки”. Я, кажется, должен был радоваться тихому, свежему утру.

Но в душе вновь поднималось вчерашнее чувство обиды: почему отец не

взял меня с собой в луга? Ведь такой интересной поездки летом больше

может и не быть... А так хотелось побывать вместе со всеми на

“бухарской” стороне...Я мысленно видел зеленеющий луг, слышал легкое

шуршанье камышей, любовался светлыми листьями тополя и клена,

наблюдал за стремительным полетом уток над водой, сидел на берегу

небольшого озера с удочкой в руках, терпеливо ждал того радостного

момента, когда шустрый окунь или ленивый карп утопит поплавок, и я

через минуту буду держать в своих руках желанную добычу... Да мало ли

что могло привидеться моему воображению в то светлое, памятное утро,

которым начиналось грозное и трагическое время...

Чувство обиды довольно через некоторое время пропало...Начинался

новый день, похожий на вчерашний... Такой же солнечный и жаркий...На

душе стало легко... Ведь меня ждали уличные приятели, новые игры и

веселый Чаган.... ..!..

7

150

Тишина, царившая во дворе, была нарушена, когда во дворе появился

младший брат. Его шумный выход из дома означал приближение

завтрака: добродушный, жизнерадостный, Костя, как большинство детей

его возраста, любил поесть...

После завтрака наступало время, когда каждый мог заниматься своим

делом. Мама решила приготовить хороший ужин... Она знала, что

“путешественники” возвратятся домой уставшими и голодными...Работы у

“хозяйки кухни”, как всегда, было много: сварить уху, испечь пирог и

ватрушки, проверить свежий квас: “... Как дышит?..” Для меня мама нашла

“легкую работу”: отправила к племяннице, попросив вынести ее во двор:

“Поиграйте оба с ней... Вам будет интересно и мне – помощь. Да и внучке

спокойно...” Играть с маленькой Люсей ни мне, ни Косте не особенно

сильно хотелось. Куда, однако, деваться? Наша племянница – ребенок

тихий, весело улыбающийся, особенно когда рядом с ней находятся

“няньки”. Она пыталась говорить что -то странное, непонятное, ползала по

покрывалу, брошенному мамой на свежую траву, хватала своими

пухлыми маленькими руками небольшие яркие цветы и пыталась

отправлять их в рот. Молодые дяди, мы внимательно наблюдали за

девочкой и отбирали у нее “вредную игрушку”...

Уральск молчал... Не слышно ни одного громкого звука и крика.

Лишь иногда доносилось скрипучее чириканье воробьев да жесткое

стрекотанье кузнечиков.. На горожан давила наступающая жара. И они

старались спрятаться от яркого, пылающего солнца в домах и лугах, на

бахче и реках...

Я с нетерпением ждал той минуты, когда в калитку постучат знакомые

ребята: пора отправляться на речку.. Но на улице их почему – то не было.

Неужели пошли на Чаган, не дождавшись и не предупредив меня?.. Не

верилось: такого не может быть.. Ведь мы ходим большой группой: иногда

приходится серьезно защищать себя в “чужом” районе...

И вдруг вокруг все как -то странно переменилось. Не столько в

воздухе и на улице, сколько в душе, в настроении.. Мне стало неуютно и

даже прохладно. Солнце уже не казалось таким ослепительно ярким и

жгучим , каким оно было совсем недавно. Я увидел на небе темные тучи.

Может, они просто показались моему воображению?.. Не знаю... Могу

лишь уверенно сказать: в тот момент почувствовалось приближение

страшной, еще не названной беды...Но вокруг по – прежнему оставалось

тихо и спокойно.. И я посмеялся над собой и своими “загадочными

способностями”...

Спокойствие во дворе нарушила шумная тетя Таня. Перегнувшись

через плетень, она громко, с нескрываемой тревогой в голосе прокричала:

”Катюша, ты радио слышала?.. Сказали, что война...”– “Какая еще война?

151

Она уже давно кончилась. И ребята домой приехали...” – “Так совсем

недавно по радио передавали – как это? – важное сообщение и говорили,

что на нас напали, бомбы бросают на большие города...”.

Мама не поверила словам родственницы. Знала, что та любит слухи и

сплетни принимать как правду: услышит что – то страшное в магазине или

на базаре – и пугает своими рассказами соседей...Но на этот раз тетка

говорила правду. Она была страшно напугана. И едва сдерживала слезы,

отвечая маме:.” С кем война? Рази не знаешь? С немцами...” – “Не может

быть.. Ведь только что говорили: войны не будет.. Зять в газете читал... И

по радио болтали. Я все беспокоюсь: ведь Гриня там служит, рядом с

немцами...” – “ Ну, если не веришь, – спроси кого – нибудь ..”

Мама вышла на улицу – и сразу же столкнулась с плачущей

соседкой. Та, причитая, кричала во весь голос: ее сын, как мой старший

брат, тоже служит недалеко от западной границы... Мама моментально

задала себе тревожащий душу вопрос: “Что же теперь будет с Гриней.?..”

Мы недавно получили от него спокойное письмо. Брат сообщал, что

служба идет хорошо, что уже привык к строгим порядкам...Слово

“хорошо” он написал несколько раз, зная, что мама всегда тревожится,

когда думает или говорит о нем... ..

Возвратившись с улицы, мама сразу ушла в дом, но через несколько

минут вышла во двор...И опять ушла в дом, не обращая внимания ни на

нас, ни на внучку. Долго не выходила во двор. Я не понимал, что

происходит с мамой... Забыла свои кухонные дела?. Так никогда не

бывало. Ведь она должна еще раз накормить внучку. И Костя настойчиво

спрашивал: “А скоро будет обед?..”

Я пошел в дом... Мама, стоя на коленях перед иконой, плакала и

молилась.. До меня доносились лишь отдельные слова: ”...Матерь Божия...

Прошу.. Защити сына моего... Безгрешную душу прикрой и помилуй ...”

Просила, надеясь, что с Гриней страшной беды не случится, что он

возвратится домой живым и здоровым. Слушать и видеть плачущую перед

иконой маму именно сейчас было особенно тяжело...Не сказав ей ни

слова, я возвратился во двор..

День 22-го июня заканчивался утомительно медленно и непривычно

тяжело. По радио выступил не “великий вождь трудящихся”, которого

ждали советские люди, а нарком иностранных дел В. Молотов. Он говорил

о вероломстве фашистской Германии, нарушении ею мирного договора,

объяснял причины навязанной нам войны и пр. Речь советского политика

заканчивалась уверенно, оптимистически: “...Враг будет разбит...Победа

будет за нами...”

Мама продолжала плакать и молиться. Иногда выходила к внучке:

малышку нужно было успокоить, накормить, уложить в кровать... Я не

пошел на Чаган, боясь оставлять рыдающую, заметно ослабевшую маму.

152

Приоткрыв калитку, рассматривал улицу. Недалеко от нашего дома

виднелась небольшая группа людей. Хмурые мужчины о чем – то негромко

разговаривали... Наверное, о войне... Несколько женщин, стоявших рядом с

ними, громко рыдали. И никто не успокаивал их

8

..

.Наши “путешественники” возвратились домой поздним вечером.

Весь день они весело провели в лугах за Уралом: ловили рыбу, искали

ежевику, варили уху.. Брат несколько раз купался: утром – на Урале, позже

– на Песчаном и Едучем, весь день загорал на солнце. И даже успел

немного “сгореть”. Шура и Ваня были довольны поездкой: они впервые за

месяцы после рождения дочки смогли спокойно поговорить и отдохнуть,

побродить по лесу и посидеть у озера. Отец, не умеющий отдыхать, нашел

для себя дело: срубил несколько небольших сухих тополей, “ошкурил”

стволы (“пригодятся в хозяйстве...”), накосил копну свежей травы, походил

по знакомым местам, встретился со старым приятелем – “полещиком”

Федором ... День провели, как никогда довольные и спокойные, радуясь

яркому солнцу и тихому, мягкому ветерку. Для всех этот день был по -

настоящему душевно – светлым...

Про войну родственники узнали на обратном пути, когда проезжали

по мосту через Урал... Приближался вечер...Солнце медленно, неохотно