Текст книги "Мы родились и жили на Урале–реке... (СИ)"

Автор книги: Николай Фокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

трудились рядом, у всех возникли и укрепились общие желания и

понимание друг друга. И всех заботили и тревожили одинаковые горести,

печали и надежды...

...

..

15

Жизнь в Уральске с каждым месяцем становилась более беспокойной

и трудной, чем в летнее время. Война предъявляла людям жесткие

требования и выдвигала новые, ранее неизвестные условия... ..

Как известно, с началом войны правительство страны приняло

решение о переходе на карточную ( “нормированную”) систему продажи

“продуктов массового потребления”. Основным среди них признавался

165

хлеб... Были определены “твердые” нормы его продажи (потребления?)

различным “категориям граждан” – рабочим (500 гр.), служащим (400

гр.), иждивенцам (400 гр.) и детям до 12 лет (400 гр.)..Эти нормы в

военные годы неоднократно менялись (уменьшались). В апреле 1942 -го

правительство “разработало” еще одну карточную систему – на

промышленные товары (обувь, одежда и пр.).

В уральских продовольственных магазинах “свободной” продажи

(без шумных, многолюдных очередей) самых простых товаров уже давно (

еще до войны) не было.. Теперь горожане надеялись, что карточки

несколько улучшат торговлю нужными товарами. В нашем городе

“бумажные талоны” появились не первого сентября (срок, определенный

правительством), а с заметным опозданием – в конце октября – начале

ноября...

На нашего отца некогда знакомая, но ставшая уже непривычной

“продуктовая ситуация” подействовала угнетающе. Он вспоминал

недавнее прошлое , когда уральцы так же, как сейчас, покупали

(“получали”) хлеб, муку и пр. по карточкам: “ Стыдобушка, а не власть.”

И, конечно, сравнивал нынешнее время со “старым”: “До вашей

революции хоть весь город завали хлебом.. На базаре десятки возов

стояли. А нонче?.” О современной жизни отец старался говорить как

можно меньше.. Видимо, опасался сказать что – то лишнее.. Но все же,

сравнивая “прежнее” и “нонешнее”, замечал: “Не все ладно...Совсем не

так, как надо... .Чистый кавардак....”

В те дни, когда уральцы получали продовольственный “документ”,

неожиданно выяснилось, что отец якобы не был мобилизован в “трудовую

армию”, а работал в военкомате как “вольнонаемный извозчик”. В

середине сентября его уволили “в связи с сокращением штатов”. И отец не

попал в “ важную бумагу” военного времени – официальный список

будущих

“владельцев”

продовольственных

карточек...

Военные

чиновники, официально отправив отца “на улицу”, ни слова не сказали ему

об увольнении и новой “свободной жизни”. Он продолжал добросовестно

исполнять свои обязанности в военкомате, хотя формально считался

безработным. Лишь в середине октября выяснилось, что карточка ему

(вместе с ним маме и мальчишкам) “не положена ...”

Странное положение отца длилось более двух месяцев. Лишь в начале

42-го года оно определилось: отца вновь отправили в “трудовую армию”.

Он оказался в обмундировальной мастерской ЮжУрВО (Южно -

Уральский военный округ). Ее руководитель (майор) рассматривал отца

как обычного “мобилизованного” работника, имеющего право на

получение “строго нормированных” продуктов...Только “для себя”, но не

для членов семьи...

166

С большим трудом, после неприятных объяснений в кабинетах Шуре

удалось доказать директору и парторгу фабрики, что она – единственная

“кормилица” в семье, что на ее иждивении – не только дочь, но и мать и

три брата. Сестре предложили написать заявление. В нем она повторила

все то, что говорила – и не раз – при встречах с руководителями

предприятия...Последние, наверное, приняли во внимание тот факт, что

Шура – известная в городе стахановка и первая – среди работниц

“Красного Октября”.. Все члены нашей семьи, кроме отца, благодаря

энергии и авторитету дочери – сестры получили хлебные карточки (одна -

рабочая, две – иждивенческие, три – детские).

16

Зима 41-го года наступила неожиданно, стремительно быстро. Ее

ждали после Октябрьских праздников, но она заявила о себе в самом

начале ноября.. Резко похолодало... По утрам вода, оставленная на ночь во

дворе, замерзала, быстро превращаясь в лед... В соседнем квартале мороз

“построил” из старой лужи небольшой каток. Мальчишки каждый день,

забыв о войне, шумно, увлеченно играли на нем: катались на ботинках (без

коньков), гоняли небольшими “самодельными” клюшками резиновый мяч.

Отец, недовольный “увольнением” из военкомата, не раз строго говорил

мальчишкам: “Нечего портить обувь... Протрете подошвы до стельки.. В

чем будете потом ходить?.. Новую теперь разве купишь?..” Но я и

младший брат старались не слышать давно знакомых слов: торопливо

обедали – и убегали на улицу.. Приближалось время, когда нужно было

доставать коньки из темного чулана и готовиться к настоящей зиме..

... Группа учеников старших классов (среди них и наш Володя)

шестой школы подготовила ко дню Октябрьской революции праздничный

концерт. Они весело разыгрывали небольшие смешные сценки, исполняли

известные песни, читали стихи Пушкина, Лермонтова, Маяковского и пр.

Школьные “артисты” хотели показать своим товарищам и родителям

умение и желание радоваться жизни даже в тяжелые и страшные военные

дни: “...Мы делаем то, что необходимо людям...Мы выдержим все – и

обязательно победим... Нам не страшен серый волк – фашист...”

Концерт (на него брат пригласил маму и меня), исполненный

учениками за два дня до праздника, прошел с большим успехом. Молодые

зрители восторженно приветствовали выступление своих товарищей

аплодисментами, родители – возгласами:”...Молодцы !.. Прекрасно !..

Как вы смогли?.. Давайте еще раз...”

167

Но выступление, к сожалению (и для артистов, и для зрителей),

быстро закончилось. И детям, и их родителям предстояло заниматься

“настоящим”, “серьезным делом”...

На следующий день (ближе к вечеру) я простоял три часа в очереди

за хлебом около небольшой лавки “Красного Октября”, на Дмитриевской

улице... К ней “прикрепили” наши карточки...

Хлеб (что бывало уже не раз) не привезли, но продавщица сказала: “...

завтра обязательно будет: обещали привезти...” Очередь заволновалась,

зашумела, потребовала заведующего: “Пусть скажет, почему перед

праздником нет хлеба?.. Куда его подевали? “ Но что мог сказать

“руководитель лавки”? Только довольно неопределенное: ”Не завезли...

Видно, на хлебозаводе не успевают выпекать. Ведь теперь народа в городе

стало намного больше, чем прежде. Так что ждите.. Завтра привезут...”

Желающие “получить” хлеб сразу же встревожились. Особенно

стоявшие в самом начале очереди: они опасались, что если “отойдут

домой” на несколько часов, – их место “пропадет”. Кто-то предложил:

“Давайте держать порядок в нашей очереди.. А то придут новые и станут

все менять по – своему... Дежурить надо.. Не уходить...”

Сестра, заменившая меня вечером, простояла в очереди до полуночи...

Затем пришел Володя (Шуре надо было поспать хотя бы 3 – 4 часа перед

сменой). Позже, когда окончательно рассвело, к лавке вновь отправился я..

Вышел из дома – и не узнал ни двора, ни улицы: белый, чистый снег

покрывал тротуары и крыши домов, дорогу и ветки деревьев...Мороз сразу

заявил о себе: замерзли руки и нос. Пришлось прикрываться шапкой, иначе

щеки превратились бы в “звонкие ледышки”.. С большим трудом по

сугробам добрался до лавки. Люди, простоявшие всю ночь на улице, едва

держалась на ногах. Одни, стараясь согреться, бегали около квартала,

другие – хлопали себя руками, но пользы от таких попыток согреться -

никакой.

Мороз своим неожиданным приходом встревожил людей...Наступала

настоящая уральская студеная зима с ураганным ветром, жгучими

морозами и обильным снегом. Быстро приспособиться к такой зиме,

“подружиться“ с холодом было трудно.. Даже невозможно. Слишком

непривычно быстрым оказался переход от прохладной осени к студеной

зиме...

Старую очередь удалось сохранить.. Володя позже говорил, что

глубокой ночью приходили новые “покупатели”(работницы второй

смены), предлагали установить “ другой порядок”, но их никто не стал

слушать, хотя те и пытались составлять свой список очередников...

...Второй день стояния” на улице ( к вечеру) оказался радостным,

несмотря на сильный мороз и пронзительный ветер... Все возбужденно

говорили о военном параде на Красной площади и выступлении Сталина,

168

его уверенности в нашей победе...Показалось несколько необычным его

обращение к “нашим великим предкам” – от Александра Невского до

Михаила Кутузова...

...Хлеб привезли , но не днем, а ближе к ночи...Люди, уставшие от

длительного пребывания на “свежем воздухе”, медленно расходились по

домам.. Они знали, что им еще придется – и не раз! – стоять в очереди в

ожидании хлеба. Но ничего другого, более светлого и радостного

нынешняя суровая, тяжелая жизнь не могла предложить им...

17

В моей небольшой школе после праздничных дней стало особенно

неуютно и холодно. Уборщица не смогла протопить печки, так как дрова

не успели привезти.. Оказывается, завхоз не нашел “рабочего транспорта”,

т. е. обычной подводы...Олимпиада Валентиновна попросила отца помочь

школе: нужно привезти несколько стволов деревьев, оставшихся с лета на

берегу Урала: ”Хотя бы немного, на первые дни... Потом найдут столько,

сколько будет нужно. ...В гороно обещали....”

Мой родитель и Володя отправились к одному из низких

яров(недалеко от Красного): там хранились бревна, привезенные летом

“сверху”, из района Январцева.. Выбрали несколько небольших стволов,

погрузили их в телегу (отец пока не решился “переходить на сани”) и

отправились в город. Двигаться с грузом по свежему снегу и гололеду

было тяжело. Особенно на крутом подъеме, рядом с “ макаровой”

мельницей. Но Сивый не подвел хозяина. Под его слова – просьбы: “...

Вперед, вперед...Тяни...Упирайся копытами крепче. Не так уж трудно, как

тебе кажется...” – наш любимец вытянул тяжелый груз в гору. “Слава Богу,

никого не пришлось просить...Сами управились..”, – довольный отец

перекрестился .

Стволы свалили во дворе школы.. На следующий день учителя и

ученики распилили и раскололи их. Уборщица нагрела печки сразу на

двух этажах... Прежняя, радостная, теплая жизнь, кажется, стала

возвращаться в классы......

Однако в городе многое происходило иначе. Не столь радостно, как в

школе. Зимние месяцы первого военного года заканчивались трудно и

горестно.

Женщины и старики продолжали обсуждать парад на Красной

площади и говорить о будущей победе... Володя не выключал “черный

круг”: он, как и все уральские ребята, надеялся услышать новые

подробности разгрома немцев под Москвой. Уральцам хотелось верить,

169

что этот успех наших войск означает начало полного разгрома фашистов и

близкое окончание войны..

Отец, как всегда, по – своему смотрел на происходящее: “Сначала

пустили немцев к Москве, а теперь радуемся, что прогнали...Пускать не

надо было...”

Мама внимательно вслушивалась в слова диктора.. Наверное,

надеялась узнать что – то о судьбе Грини. Но новых писем от него не

было. Последнее мама читала постоянно. Видимо, искала в нем ответ на

вопрос: где же теперь старший сын, в какой стороне?. Но ответа не

находила. Медленно перечитывала все старые письма Грини. Плакала,

вспоминая тяжелое прошлое нашей семьи...

Молилась, когда дети уходили в школу или убегали на улицу..

Отец, глядя на маму, сердито говорил: “Нечего надрываться... Надо

кончать с чтением... Не школьница, кажется... Пройдет неделя – вторая, и

сын объявится..” Но он, вопреки словам отца, так и не “объявился”

Шура тоже постоянно беспокоилась, думая о муже. Лишь в конце

года, после долгого молчания, Ваня – наконец– то! – прислал

“треугольник”. Писал, что жив – здоров, служит там, где когда – то служил.

Сестра поняла, что Ваню “увезли” на Дальний Восток, и, кажется, немного

успокоилась... Надо было думать о дочке, которой только что исполнился

год..

Незаметно приближался 1942-й год... Как дальше сложится жизнь

нашей семьи? Никто не знал ответ на этот и другие, еще не прозвучавшие,

но уже тревожившие всех “домашних” вопросы...

170

ГЛАВА ШЕСТАЯ

В О Й Н А... Т А К О Е Н И К О Г Д А Н Е З А Б Ы В А Е Т С Я...

..

171

Первая военная зима стояла небывало холодной. С постоянными

сильными морозами и студеными, пронизывающими до костей

ветрами...Для уральцев ( как для всех советских людей) она стала временем

серьезных испытаний и проверкой как их физических, так и моральных

сил: жизнестойкости, способности выдержать все сложности и трудности

трагического времени ..

Широко известную в предвоенные годы песню с ее несколько

прямолинейным и наивным романтизмом и оптимизмом:

Если завтра война, если завтра в поход, -

Мы сегодня к походу готовы....

Наша поступь тверда, и врагу никогда

Не гулять по республикам нашим...

сменила совершенно иная по содержанию и интонациям тревожная

песня, призывавшая народ к духовной твердости и мужеству во имя

свободы и независимости Отечества: :

Вставай, страна огромная,

Вставай на смертный бой

С фашистской силой темною,

С проклятою ордой.......

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна......

Идет война народная,

Священная война.......

1

Первые месяцы войны заставили рядовых людей задуматься над

сложными, болезненными вопросами, обращенными непосредственно к

172

власти и партии. Среди них – главный: почему так неудачно для нашей

страны началась война. Серьезных ответов на этот и другие вопросы,

кажется, никто из руководителей страны не решался давать. Лозунги и

призывы на страницах газет и в передачах радио мало что объясняли.

Создавалось впечатление, что средства информации не решаются сказать

что-то серьезное, значительное, критикующее действия властей и

военных руководителей

По – своему, как всегда наивно, говорили о войне мои сверстники -

уличные мальчишки. Нередко приходилось слышать, как “умные

всезнайки” объясняли своим товарищам: ” Ну, и дураки же вы все!..

Неужто не понимаете?.. Мы их заманиваем... Да, заманиваем... А потом

как ударим, и от немцев ничего не останется...” Но многие ребята не

верили известным среди них “трепачам”: уж слишком долго “заманиваем”

немцев, пора бы и остановиться, а потом двигаться на запад. Однако

наступления на Германию пока никто не видел... Ленинград – оказался в

блокаде, западные области – в руках немцев. Теперь они подходили к

Кавказу и Волге...Осенью 1942-го года Уральск официально был признан

особой зоной Сталинградского фронта. Война приближалась к нашей

области.. В городе все заметнее чувствовалось ее “дыхание”.. Местная

жизнь теперь подчинялась строгому порядку.. Ничего похожего на панику

не было.. Просто Уральск становился жестко требовательным к своим

жителям...А они, предвидя приближающееся суровое будущее, заранее

готовились к встрече с возможными испытаниями.

Местные власти объявили “полное затемнение” в частных домах и

квартирах. Было приказано “закрепить” оконные стекла бумажными

“лентами” (вдруг рядом взорвется бомба или граната), в ночное время -

плотно закрывать ставни (свет не должен проникать на улицу), во дворах -

построить небольшие укрытия – “бомбоубежища” и вырыть окопы (“на

всякий случай...”). Участковый милиционер гораздо чаще, чем прежде,

бывал в домах, расспрашивал жителей, не появились ли рядом

“случайные” и “посторонние” люди. Кто – то распустил слух ( его нельзя

было проверить), что над Уральском пролетел небольшой фашистский

самолет:”... Наверное, разведчик...”

На центральной улице с лета прошлого года не работал ни один

магазин.. Были закрыты многие газетные киоски. На базаре редко

появлялись мужчины. В основном, местные старики, решающие непростые

хозяйственно – налоговые проблемы, и пожилые цыгане ( непонятно, как

оказавшиеся в городе). Шумный, богатый, несколько скандальный прежде,

базар стал теперь непривычно бедным и тихим. И покупатели, и

продавцы старались громко не говорить и азартно не спорить и не

торговаться. Да и что можно купить и продать теперь?. Пожалуй, ничего,

кроме картошки и тыкв, лука и моркови, пожилые торговки не предлагали

173

посетителям базара.. Лишь изредка можно было увидеть женщин,

продающих молоко и сметану. . .

...К радости учеников, весной 42 -го в средних школах уменьшилось

количество уроков. Не хватало, как объяснили в гороно, учителей.

Старшеклассников трех школ объединили в одной: занятия там начались

поздней осенью. Шестую школу занял военный госпиталь. Володя

учился далеко от дома, на юго – восточной окраине города. ЦК партии

(постановление от 26 февраля 1942– го) рекомендовал ОНО “сохранить

контингент учащихся – старшеклассников”, но в Уральске их стало все же

заметно меньше: подростки были нужны семьям (без мужа или отца -

кормильца) для постоянных, серьезных домашних работ...

Я, ученик четвертого класса, постоянно бывал на уроках, но

“рабочего настроения” у меня, как и у моих товарищей, не было. Мы

завидовали своим товарищам из других начальных школ: их отправили

домой, так как власть приняла какое -то “специальное решение о сроках

обучения..”

Мальчишки с нетерпением ждали лета, когда занятия в школе (

наконец – то!) закончатся. И тогда можно будет спокойно развлекаться. Но

я ни спокойного отдыха, ни веселых развлечений впереди не видел: все

каникулярные дни мне придется работать на бахче....

..

2

В зимние месяцы в город почти каждый день прибывали поезда с

новыми эвакуированными людьми. На своем трудном и сложном пути они

перенесли невообразимые трудности и пережили пугавшие их души

страхи... Наверное, большие, чем первые “приезжие” (осенью 41-го года).

Самыми тяжелыми для многих, конечно, были те дни, когда они оставляли

родной город или деревню.. Покидали дома торопливо, опасаясь за жизнь

детей и не думая о вещах, которые нужно захватить с собой. Некоторые

оказались в чужом городе, не имея с собой ни документов, ни денег.

Длительное, утомительное, горестное “путешествие” нравственно и

физически “подавило” людей: в Уральске эвакуированные старались не

привлекать к себе внимания местных жителей.. Многие женщины

держались робко и беспомощно. Они чувствовали себя беззащитными

перед очередными испытаниями – перед суровыми местными морозами:

ведь многие оставили родные места еще летом или осенью и надеялись

быстро возвратиться домой. Кажется, наш мирный город несколько

удивил и даже напугал их: Уральск не походил на все те, в которых им

приходилось бывать на длинном пути отступления.

174

Местные власти нашли для многих теплую одежду, но ее было

недостаточно, чтобы не страшиться приближающихся холодов.. Комсомол

организовал и провел успешную “кампанию по сбору вещей” среди

жителей города... Со временем положение “новых уральцев” улучшилось:

нашлись и жилье (правда, не всегда хорошее и удобное), и работа... Но

сближение с местными жителями, как и раньше (у первых ”новоселов”)

проходило медленно. Пережившие страхи войны и эвакуации люди не

всегда могли понять уральцев (т.е. уралок), живших в якобы спокойной

обстановке..

Мальчишки, как всегда, быстрее взрослых нашли общий язык. Они

встречались на уроках в школе и на улице,. бывали друг у друга в домах и

квартирах. Так я подружился с Борисом (Бобом), попавшим к нам (вместе

с матерью и маленькой сестрой ) из украинского городка Казатина. Им, по

мнению знакомых, повезло: горсовет “отдал” семье небольшую комнату в

полуподвальном помещении. До войны там находился склад и хранилось

”богатство” ГорЖУ (тачки, лопаты, ломы, метлы и пр.)...Пол – цементный,

печки – не было.. Даже в солнечные дни в “квартире” царил полумрак:

небольшое узкое окно почти не пропускало свет. Осенью Клара

Михайловна поставила маленькую железную печь (“буржуйку”), которая

должна была согревать комнату.. Но тепло в ней “держалось” лишь тогда,

когда в печке горели дрова...Их было мало, и они быстро сгорали. Через 15

– 20 минут жильцы уже чувствовали себя в настоящем холодильнике (или в

погребе). Небольшую вязанку дров можно было купить на базаре, но

скромной зарплаты уборщицы хватало только на питание... Боб решил

добывать топливо самостоятельно: попытался заниматься тем, что делали

некоторые уральские “новоселы”... Темной ночью выходил на улицу и,

преодолевая чувство страха, находил и ломал ветхий забор и старую

калитку или отрывал доски от небольшого покосившегося сарая..

Бесспорно, мой товарищ действовал не самым лучшим и честным

способом, но другого решения он не находил. И его ”добыча” порою

становилась основным топливом для жадной, прожорливой “буржуйки”...

Понятно, что эвакуированные считали себя временными жителями

нашего города. И они с нетерпением ждали того счастливого дня, когда

смогут отправиться домой...Никто не сомневался, что именно так и

произойдет: они обязательно увидят родные места, где их будут ждать

новые трудности. Но какое значение они имеют, если рядом – свой дом ?.

Мысли и разговоры о возвращении в свои края согревали людей,

поддерживали их стремление сопротивляться горестям нынешней жизни...

Более уверенно, чем одинокие эвакуированные, чувствовали себя

новые

“коллективные

уральцы”

–

студенты

и

преподаватели

сельхозинститута из Полтавы, артисты театра оперетты из Выборга,

рабочие и инженеры из Ленинграда и др. Они стремились сразу же

175

приступить к своему делу, хотя условия новой жизни не всегда

способствовали осуществлению их желаний и планов в полной мере...

3

Несколько раньше “гражданских ” в Уральске появились военные:

летчики и пехотинцы, связисты и танкисты, ремонтники и зенитчики.

Неожиданно к нам прибыли военные училища из Москвы, Ленинграда,

Ворошиловграда и Одессы. Люди в форме постоянно встречались на

каждой улице. На центральной – утром маршировали колонны молодых

солдат и курсантов. В небе над Уральском с резким шумом пролетали

самолеты: на небольшом старом аэродроме (за Чаганом) обучались

будущие пилоты...Что происходило на новом, большом, – никто из

уральцев не знал: им не разрешалось бывать там..

Местные власти передали военным “казенные” квартиры и конторы,

рабочие клубы и бывшие магазины. Но командирам частей и начальникам

училищ были нужны большие, “серьезные” здания, строительные

материалы, топливо и т. д. Горсовет разрешил военным “разобрать”( т. е.

сломать, уничтожить ) некоторые деревянные строения, украшавшие

город: летний театр в Пушкинском садике, сцену и часть забора – в

“Металлисте”, трибуны стадиона (построенного перед войной),

“атаманскую” дачу в Казенном парке и др. В зданиях комвуза и рабфака (

при пароходстве) разместились казармы. Учебный корпус педагогического

института и два его общежития перешли в распоряжение Ленинградского

училища связи..

Студентки (ребята – в армии) и преподаватели вуза “кочевали” по

городу, переезжая из одного небольшого помещения (обычно– начальная

школа) в другое.. Во время вынужденных “странствий” по улицам

Уральска серьезно пострадала богатая институтская библиотека: были

потеряны десятки старых, уникальных книг прошлого – начала нынешнего

веков... Учебные занятия в институте проводились нерегулярно: будущие

педагоги больше работали, чем учились: летом и осенью 41 -го – строили

новый аэродром, затем – трудились в колхозах и совхозах, зимой 42 -го -

“возводили” (вместе с рабочими) корпуса “номерного” завода, весной -

убирали снег и грязь с центральных улиц и т. д....

Руководство Ленинградского училища не заботилось об учебном

корпусе института: курсанты сломали деревянные конструкции (

“амфитеатр”) в актовом зале и в двух больших, т. н. “сводных” аудиториях.

Пострадал небольшой, единственный в городе учебный сад ( “питомник”),

организованный в середине 30-х годов преподавателями кафедры ботаники

в Некрасовском (бывшем “столыпинском”) сквере: военные уничтожили

176

теплицы и “разобрали” забор. “Рядовые” уральцы завершили разгром

“питомника”: вырубили часть деревьев и кустарников, унесли обломки

досок и неразбитые кирпичи Видимо, полагали, что весь этот “материал”

институту уже никогда не пригодится. Именно так и получилось: после

войны “питомник” не удалось восстановить...

Разрушение зданий и построек, которые можно быть использовано

как топливо или строительный материал, проходило на всей территории

города, – от вокзала до Урала, от макаровой мельницы до берегов Чагана. .

Во многих кварталах можно было видеть разбитые ворота (без полотнищ)

и сломанные заборы, пни срубленных деревьев и “раскрытые”( без крыш)

чердаки домов. ”Надо найти и доставить все необходимое – срочно!..” -

требовали командиры армейских частей и начальники училищ, и

подчиненные находили “нужное”...

...К строго организованной жизни и ее жестким порядкам в условиях

военного времени уральцы привыкали медленно, трудно... Но понимали,

что война для всех – одинаково тяжелое и страшное испытание, которое

следует обязательно выдержать. В памяти многих еще сохранились

воспоминания о трагических годах гражданской войны.. И теперь нужно

было спокойно жить и постоянно работать (“... лучше без жалоб и слез...”),

выполнять все необходимое для нашей общей победы...

.

4

На жизнь и дух города, поведение и мысли его коренных жителей в

эти годы оказывали влияние не только военные и эвакуированные, но и

коллективы предприятий, оказавшихся в Уральске: ремонтного – из

Орехова, кожевенного – из Москвы, типографии – из Орла и др.

Особое внимание местные власти уделяли загадочному “номерному”

заводу, прибывшему из Ленинграда (горожане обычно называли его

просто 231 – м ). На северо – западной окраине города (недалеко от

старого, закрытого накануне войны Ильинского кладбища, на котором

еще сохранились памятные плиты и кресты) быстро возводились корпуса

цехов. В их строительстве принимали участие сотни горожан (в основном -

женщины и юноши – школьники) и колхозниц из соседних поселков, а

также студентки пединститута вместе с преподавателями. .

Каждое утро толпы людей спешили в свои бригады, опасаясь опоздать

к началу рабочего дня...В годы войны действовал жесткий закон,

грозивший уголовном наказанием за “нарушение трудовой дисциплины”.

В городе ходили слухи о суде над человеком, опоздавшим на 15 минут. .

177

В дальнем железнодорожном тупике хранилось оборудование

(приборы, станки и механизмы), вывезенное из Ленинграда. К будущему

заводу быстро протянули узкоколейку. Через несколько месяцев рабочие

уже отправляли по ней вагоны с загадочным грузом... “Что там делают?

Чем занимаются?..” – старались узнать городские мальчишки. Но никто из

взрослых не отвечал на их вопросы. Наверное, рабочим “таинственного“

предприятия посоветовали: “Держите язык за зубами.. Не болтайте

лишнего... Иначе...” Что означало это “иначе”, – каждый хорошо знал..

Заводу были нужны молодые специалисты – станочники.. Из

Ленинграда в Уральск приехали лишь инженеры и мастера, способные

не только работать в цехах, но и заниматься подготовкой “трудовой

смены”.. Партийные комитеты и Советы города и области объявили набор

учеников – юношей и девушек. Призыв партийного руководства активно

поддержал комсомол.. Но “проблема молодых специалистов ” в первые

месяцы решалась трудно и не так быстро и успешно, как хотелось

руководству завода... ..

Мой город, как известно, – центр сельскохозяйственной области.. В

колхозах и совхозах жили и трудились десятки тысяч человек, но все они -

земледельцы и к заводским и фабричным профессиям отношения не

имели. Горожан также больше интересовала земля, чем темные, душные

цеха и шумные станки...

По домам и квартирам пошли энергичные, разговорчивые агитаторы

(для местных жителей – “зазывалы”): они настойчиво приглашали юношей

и девушек на завод, составляли список желающих и способных (по своим

физическим “показателям”) работать в цехах. Агитаторы действовали

однообразно, порою слишком примитивно.. Их речи – беседы нередко

превращались в длинные, но вполне понятные монологи, прославлявшие

передовой рабочий класс...

Трудовой коллектив “номерного” завода удалось создать, и он

успешно справлялся с планами “производства нужной стране продукции”

5

Испытания, выпавшие на долю уральцев ( вернее – уралок), во время

войны были такими же трагически трудными, как и страдания всех

советских людей. Женщины жили в постоянном тревожном ожидании

вестей с фронта – от отцов, мужей и сынов, в бесконечных заботах о доме и

детях, в работе на фабрике или в артели, – без отдыха и “выходных”

Но местные жители переносили бытовые (но не духовные) трудности

все же легче, нежели “приезжие”. Потому, что были ближе к родной

178

земле, знали леса и озера, лощины и старицы, расположенные недалеко (в

5– 10 километрах) от города. Уралки чувствовали себя уверенно в

знакомых с детства местах, где можно было собирать терн и ежевику или

ловить рыбу. Им помогали старики – “полещики”, ранней весной

отмечавшие сухие и слабые деревья и разрешавшие рубить их летом и

осенью. Пожилых жительниц Уральска иногда поддерживали знакомые

казахи – аксакалы из аулов на “бухарской” стороне...

...Но война с ее кровью и смертями все настойчивее заявляла о себе.

Горожане чувствовали ее трагическое приближение. В конце 41-го года в

городе появился первый военный госпиталь. Его разместили в доме

Карева, бывшем в мирные годы своеобразным торгово – культурным

центром Уральска: в нем находились различные магазины, библиотека,

читальный и концертный залы, гостиница. Но с началом войны все

переменилось: власти магазины “закрыли”, библиотека “временно”

прекратила работу: часть книжного фонда отправлена в холодный, темный

подвал, сотни книг– перевезли в бывшую “солдатскую” церковь, недалеко

от базара.. В залах разместились лаборатории и врачебные кабинеты; в

гостиничных номерах и магазинах – госпитальные палаты ..Скоро в них

появились первые раненые.. Мальчишки останавливались около больших

окон дома Карева, стараясь рассмотреть солдат, лежавших на больничных

койках

Летом 42-го несколько новых госпиталей разместилось в рабочих

клубах.. Но скоро выяснилось, что они не могут принять всех раненых,

количество которых постоянно увеличивалось. И госпиталям “отдали”

некоторые школьные здания.. Среди них и моя новая – шестая, куда я

пришел после окончания четвертого класса. Но учиться в ней мне тогда не

пришлось: занятия в пятом – седьмом классах гороно “временно”

отменил...

Жарким летом и теплой осенью раненых солдат можно было увидеть

в садике “Металлиста”: одни читали газеты и книги, другие – играли в

домино и шахматы, третьи – молча сидели на скамейках: наверное,

вспоминали свои семьи и дома. Иногда горожане встречали фронтовиков

на улицах. . Они – вопреки запретам врачей – уходили в “самоволку”,

устав от строгого госпитального режима, от однообразных бесед с

врачами, от болезненных процедур. Медленно двигались в своих серых

халатах, неохотно вступали в разговоры с прохожими, которых волновали