Текст книги "Мы родились и жили на Урале–реке... (СИ)"
Автор книги: Николай Фокин
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)
звонкие голоса, воспевающие “молодых тружеников”:
Родины просторы, горы и долины,
В серебро одетый зимний лес грустит,
Едут новоселы по земле целинной,
Песня молодая далеко летит...
...Вьется дорога длинная,
Здравствуй, земля целинная,
Здравствуй, простор широкий,
Весну и молодость встречай свою!..
Митинги на центральной площади повторялись ... И со временем они,
к сожалению, превратились в стандартный, хорошо подготовленный,
знакомый спектакль, лишенный элементов новизны: на сцене – старые
ораторы и старые по содержанию и исполнению речи... В нем принимали
участие и местные студенты, которым обычно отводилась роль
театральных “статистов”. Их настойчиво приглашали (или отправляли) на
митинг, когда появлялся в городе новый отряд “целинной” молодежи и
многолюдный любительский “спектакль” еще раз повторялся.
Пусть несется весть:
Будут степи цвесть!..
Партия велела -
Комсомол ответил: ”Есть!..”
После митинга уральские студенты шумно и весело приветствовали
будущих “хозяев новых земель”, охотно знакомили их с городом и
институтом. Географы и ботаники рассказывали об особенностях тех мест,
где придется жить и работать молодым “героям”. В этих беседах обычно
принимали участие и некоторые преподаватели, лучше студентов знающие
особенности тех мест, где в ближайшее время должны создаваться новые
хозяйства...
...Отец, нахмурив свои седоватые мохнатые брови, слушал
стандартные слова о “молодых строителях коммунистического общества”
и “смелых покорителях целины”(рассказывал младший сын, принимавший
участие в митингах) и откровенно зло замечал: ”Об чем вы все говорите?..
Какая целина?. Да они, эти приезжие, даже пахать совсем не умеют. Видел
я таких раньше – в колхозах. Запустят трактор и стоят, веселые,
280
довольные... Как вы только не поймете: они ведь – не работники, а
настоящие гулебщики... Покрасуются... Расковыряют степь – и уедут домой
...Нам достанутся только пыль да грязь.. А ведь тут люди живут и долго
еще будут жить...”
Осенью 57-го я вместе с группой студентов “оказывал практическую
помощь” одному из новых, прогремевшему на всю область совхозу
(кажется, он назывался “Ульяновский”) и имел возможность убедиться в
том, насколько прав опытный, знающий родную землю отец. Осенние
работы в нашем отделении проводились плохо. Их организацией никто из
руководителей по – настоящему серьезно не занимался: “комсомольцы -
добровольцы”, плохо знающие сельское хозяйство и местные условия,
неохотно и неумело работали и в поле (на тракторе и комбайне), и в
зернохранилище (хотя в их распоряжении находились триер, веялка и
автопогрузчик), и на стройке (неуверенно и неумело держали в руках пилу,
топор и молоток, видимо, не понимая, как и что можно ими делать).
Может, до приезда в далекий совхоз некоторые молодые энтузиасты
никогда не занимались физическим трудом?. И совсем не чувствовали
“землю – кормилицу”, как некогда умел чувствовать и понимать ее
настоящий пахарь – крестьянин или местный казак из далекого хутора ...
Да, отец не ошибался, когда говорил о печальном будущем родного
края: через несколько лет “целинную эпопею” пришлось “расхлебывать”
местным жителям. Летние пыльные бури стали постоянными спутницами
жизни людей в некогда богатом плодородными землями краю... Власти
неохотно, лишь под давлением “общественного мнения”, через 10 – 15 лет
признали “некоторые ошибки в работах на целине”, объясняя их
“сложными климатическими условиями региона...”
***
Жизнь постоянно подбрасывала новые “любопытные”, ранее
неизвестные факты, демонстрируя свое разнообразие и богатство...Не
самое радостное...
В Уральск возвращались бывшие “враги народа”. Среди них были
рядовые рабочие и колхозники. Как, например, мой дядя – шофер Саша, о
котором я уже говорил... Он возвратился домой раньше многих других,
пробыв десять лет на лесоповале в Сибири. Реабилитировали его лишь
после 55-го года... .. “Оправдали” родителей старой подруги моей Оли -
Евы: ее отец, доцент Р. Штамм был арестован и осужден во время войны и
погиб где -то далеко от Уральска
281
В конце пятидесятых годов Уральск не только встречал, но и
провожал своих “невольных” жителей...Оказывается, мой город и в
далекое царское, и в близкое советское время был местом политической
ссылки. Среди уезжавших – преподаватели института ( географ А. Королев,
математик Н. Чайковский). Лингвист – доцент Н. Малеча, многие годы
работавший над “Словарем говоров уральских ( яицких) казаков”, остался
в городе, мечтая завершить свой многолетний научный труд. Опытному
специалисту – историку Я. Фейгельсону, кажется, некуда было
возвращаться, и он продолжал работать в педагогическом институте..
Местные власти старались не говорить публично о преступлениях
“сталинской эпохи”. В областной КГБ иногда приглашали людей,
выступавших на судебных процессах 30-х годов в качестве свидетелей. Их
вновь допрашивали, заставляя вспоминать подробности прошлого, о
которых им хотелось навсегда забыть. В душах людей еще сохранялся
прежний страх, и они не знали, что и как можно ( или нужно) говорить во
время “беседы” со следователем... .
Рядовые члены партии (таким был мой старший брат) болезненно
реагировали на “загадочные”, “жестокие” события прошлого и как – то
пытались объяснить их.. Летом 56-го года Костя (а не Володя), по просьбе
отца, подробно рассказал о последних партийных решениях, особое
внимание уделив только что появившемуся постановлению ЦК КПСС “О
преодолении культа личности и его последствий”.. Оказывается, его сейчас
особенно активно обсуждают в базарных рядах и очередях около
магазинов... Владимир (вслед за младшим ) попытался сообщить отцу что -
то новое о прошлом. Но старый казак, знавший те времена значительно
лучше своих детей, не стал его слушать: “ И об чем нынче с вами
говорить?.. Тогда в городе многие знали, что сажают всех подряд.. Одних -
за дело.. А других – просто так, для счета... Как вашего дядю...За
пригоршню проса и пшеницы, за кусок угля, за десяток картошек... За
слова, которые сказал в сердцах, сгоряча.. А начальники, которых теперь
оправдали?.. Сначала они сажали, а потом их посадили...Тут рядом с нами
жили председатель Горсовета, областной прокурор, начальник из НКВД.
.И все вдруг куда -то подевались... Как в драке на улице: кто посильнее да
похитрее, – тот и одержит верх... Вот весь сказ... Только вам, глупым, все в
новинку...”
5
Думается, что следует возвратиться к уже сказанному и вспомнить
наиболее характерные черты бытовой казачьей жизни.. Вспомнить – и
понять положение, в каком оказалась молодая невестка. Старшая (моя
282
Оля), никогда не жившая в нашей семье, не могла поделиться с Люсей
опытом “вхождения” в родительский дом. Так что ей пришлось
самостоятельно знакомиться с ним. Насколько легко и удачно?.. Или,
наоборот, трудно и не совсем успешно? – на эти вопросы могла ответить
лишь сама невестка...
... Теснота, давно поселившаяся в небольшом, постаревшем доме, не
лучшим образом сказывалась на жизни и настроении его обитателей. Но,
кажется, только стремящаяся к свободе и самостоятельности молодежь
понимала, что спокойной жизни для пяти взрослых людей здесь не может
быть. Как и при Шуре, никто не мог остаться наедине с самим собой,
заняться своими делами, не мешая другим. Но лучшего дома или
отдельной квартиры новая семья не имела и, видимо, в ближайшие годы
не найдет...
В традиционной казачьей семье не привыкли объясняться в любви
друг к другу.
Слово “любовь” произносилось редко. Случайный, “посторонний”
человек мог подумать, что мир настоящих чувств вообще неизвестен
“природным” уральцам – как взрослым, так и детям.. Но это совсем не
так...Человек, живущий рядом с ними, должен был хорошо знать твердый,
самостоятельный характер (“норов”) старых казаков – “Горынычей”, их
спокойный, деловой взгляд на мир – в целом и на особенности местного
быта – в частности. Традиционная семья держалась на взаимном уважении
родителей и детей (особенно взрослых), на помощи друг другу,
выражающейся не в “пустых” словах, а в конкретных поступках и делах...
В любом старом доме можно было услышать слова известной среди
уральцев поговорки: “... Сколько воду не толки, все равно масла в ней не
будет”. Она воспринимались всеми как доказательство простого правила:
”... слова без дела – бесполезны “, как строгое, но справедливое требование
постоянно выполнять работу, нужную дому... Наши родители никогда не
забывали, что “... дела сами не ходят, – водить их надо...”.
В семье существовало не заявленное, но всем известное требование
(условие): человек, входивший в наш дом, должен был принимать и
исполнять “нормы поведения”, давно сложившиеся здесь. Невольно
вспомнился зять, с ранних лет знавший особенности местной жизни. Но,
оказавшись в нашем доме, он понял, что легко и быстро и привыкнуть к
ней невозможно. Чтобы чувствовать себя спокойно и уверенно, ему
потребовался не один год..
Любой человек, ранее не бывавший в таком доме, как наш,
родительский, испытывал противоречивые, трудно объяснимые странные
чувства... ..
Так произошло и с молодой невесткой...
283
Людмила (Люся) пришла в новый для нее дом из семьи, живущей по
иным эмоциональным и бытовым правилам. По “каким -то другим, не
нашим” ( как заметил отец), “новым”, далеким от взглядов и привычек
моих родителей... .. ..
Сват Алексей, человек грамотный, работал “партийным
начальником”: руководил городской почтой, общался с местной властью,
в его подчинении находились десятки людей, т. е. занимался иными
делами и встречался с другими людьми, нежели мой отец. Бытовые
условия, в которых жила и воспитывалась будущая невестка вместе с
двумя сестрами ( удобная, относительно свободная городская квартира)
отличались от тех, с которыми она встретилась в доме мужа В семье
“почтового” начальника, наверное, никто не заботился о покупке и
заготовке дров и каменного угля, ремонте печки и дымоходов, не знал тех
сложных, неприятных проблем, с которыми постоянно сталкивались
десятки тысяч уральцев (среди них – и мои родители)... “Все удобства – во
дворе, вода – в колодце за три квартала”, – это о них (и о нас) сказано...
К домашним “трудностям”, с которыми столкнулась молодая
женщина в новой семье, добавились и чисто психологические сложности..
”Душевные загадки” и “открытия” порою оказывались менее понятными,
чем бытовые...
Люся с большим трудом привыкала к неизвестной для нее жизни:
знакомилась со странными, на ее взгляд, правилами и порядками...И не
только знакомилась, но и “училась” выполнять их без “напоминания”
свекрови.
Наверное, невестка впервые увидела в одной из комнат лампаду,
постоянно горевшую перед иконами... Для нее непривычно было видеть
родителей мужа, которые, садясь за обеденный стол и покидая его,
крестились и произносили слова благодарственной молитвы.
Дома Люся каждый день встречалась и весело разговаривала с
сестрами. Они охотно рассказывали ей (старшей) о своих сердечных
тайнах, знакомых ребятах, школьных оценках, собраниях и пр. В новой
семье “душевные” разговоры велись очень редко. Да и с кем можно было
говорить о “тайном”, “личном”?.. Мама, конечно, слушала бы невестку, но
вряд ли поняла бы ее непростые, неясные слова – размышления о
“сердечном”, “семейном” и страхи,. связанные с экзаменами и будущей
работой в незнакомом месте ( деревня, аул ).
Вечерние беседы и споры детей и отца Люсю не интересовали. Они
были о совершенно другом: – о хозяйственных или политических
вопросах...Но не о чувствах и будущем, не о мечтах и желаниях... Их не
принято было открыто обсуждать в доме на Плясунковской улице...
Да, многое в семье мужа оказалось для Люси неожиданным,
незнакомым и даже чужим.. И требовалось время (месяцы?.. годы?..),
284
чтобы хорошо узнать и понять, какой может стать ее новая жизнь.
Конечно, если молодая семья решит надолго остаться в нашем доме...
6
Как было сказано, мой рассказ о нашей семье – свободный..
Хронологическая последовательность событий мной иногда сознательно
нарушается.
Некоторые
отдельные,
разновременные
события
представляются мне внутренне едиными, связанными, и потому я
рассказываю о них, нарушая их хронологическую последовательность..
Провинциальный Уральск в середине 50-х годов решил сознательно
менять свой внешний облик... Конечно, в лучшую сторону... Как и вся
страна.. Знакомый голос диктора ликующе сообщал, как свободно и
счастливо теперь стал жить советский народ, радостно и подробно
рассказывал о его “великих победах в строительстве самого справедливого
общества на земле”. Но для большинства уральцев оставалось
непонятным, почему же эта новая, хорошая жизнь так неторопливо и
неохотно приближается к их родному городу. Наверное, временно
приостановилась на дальних перекрестках?.. И даже базарные “всезнайки -
предсказатели” не решались сказать, когда она появится в Уральске..
Бывавшие в столице горожане по-прежнему привозили оттуда килограммы
продуктов и чемоданы с т. н. “промтоварами”, которые нельзя было
купить в нашем городе. Обычный мужской костюм, красивую женскую
кофту или легкую летнюю обувь лишь немногим (обычно чиновникам)
удавалось “доставать по знакомству”.
Впрочем, о чем говорить?.. Все советские люди ( и не только в
провинции) запомнили шумное время “шустрых”, “лихих” людей... Оно
оказалось лишь началом нового “исторического этапа” в жизни страны,
связанного с именем “великого реформатора и “знаменитого кукурузника”
Никиты Хрущева...
Руководитель партии объявил себя “крупным специалистом” и
“тонким знатоком” в различных областях народного хозяйства
(промышленность, строительство, агрономия ) и культуры ( литература,
музыка, живопись и пр.)... На протяжении 10 лет “рекомендовал”,
“советовал”, “требовал” настолько энергично и бесцеремонно, что люди и
страна устали от него. Некоторые идеи “вождя страны” казались, мягко
говоря, странными. Кажется, Н. Хрущев стремился обогнать “медленно
идущее” время и подчинить своей власти (желанию) окружающий
мир...Он надеялся осуществить “мечту советского народа” – привести
285
страну к коммунизму...Ведь было известно, что “все дороги ведут к
коммунизму ” – не так ли?.
Но они должны быть обязательно чистыми, свободными, доставлять
людям радость и удовольствие...Вот только неизвестно, почему многие
местные руководители полагали, что “высокие идеи чистых дорог” не
должны иметь отношения к повседневной жизни рядовых граждан
страны....
Известно, что жить обеспеченно и спокойно в небольшом городе или
поселке невозможно без налаженного личного хозяйства (огород, бахча,
скот, птица и пр.). Большая семья могла чувствовать себя, уверенно лишь
тогда, когда все – и родители, и дети– постоянно работала не только на
предприятии или в конторе, но и дома, в поле, в лесу, на реке.. Так был
всегда и в нашем доме, но в последнее время многое изменилось: сыновья
– студенты “взбунтовались”, отказавшись “работать летом на земле”...
Успешно учась, они получали стипендию, ставшую их “долей” в семейном
бюджете.. В его “формировании” принимал участие и я, каждый месяц
(как я уже говорил) передавая родителям часть своей зарплаты... Наша
семья, кажется, не должна была испытывать никаких трудностей. Однако
они нередко возникали. Как выяснилось позже, причина их – не в деньгах.
Отец, всю жизнь увлеченно работавший на бахче, не хотел оставлять свое
любимое занятие, хотя мама часто и настойчиво требовала “бросить это
дело”. Где -то за Уралом отец “поднял под картошку” небольшой участок.
Там он отдыхал душой и успешно “боролся” с сорняками и сусликами. И,
как рачительный, “настоящий” хозяин – работник, заранее старался
определить, на какие урожай и прибыль он может рассчитывать. Обижался
на детей, которые не хотели помогать ему в уходе за картошкой: отец не
понимал их равнодушного отношения к “земле – кормилице” .
До конца 50-х отец по – прежнему продолжал работать кучером -
грузчиком: каждый день спокойно отправлялся на “больничной” лошади за
продуктами и лекарствами и чувствовал себя нужным человеком. Но
неожиданно наступили “новые” (по выражению отца, “глупые”) времена”,
и он лишился своего давно знакомого и привычного транспорта: его
начальник заставил опытного и честного работника “срочно сдать” лошадь
неизвестно кому и куда. Больница и детский сад, как выяснилось, больше
не нуждались в услугах “копытного товарища”: его заменила быстрая
машина...
Через некоторое время нашей семье, как и многим городским
хозяевам, пришлось расстаться с коровой. Нашу ласковую, спокойную,
добродушную кормилицу Буренку отец вынужден был куда -то отвести..
Оказывается, местные власти включились в борьбу “за повышение
культуры быта и производства”: они выполняли решение центральных
властей, запретивших держать крупный скот (коровы, лошади и пр.) в
286
областных центрах и больших городах, поскольку животные “ухудшают
экологическую обстановку” в них. Наверное, московские и алма -
атинские руководители не знали своей страны (особенно ее окраины) и
приняли не самое умное и не нужное людям постановление...
“Скотский “ запрет был воспринят уральцами резко отрицательно.
Некоторыми – откровенно враждебно: “Какая грязь от коров?.. Кто
ухаживает за ними?.. Сами ведь ухаживаем и за порядком следим, а не
власти... Просто им (начальникам) не нравится, что молоко и сметана на
базаре лучше и дешевле, чем в магазине. Туда привозят из совхоза всегда
разбавленное молоко. И как везут?.. Обязательно расплещут... Вот и
запретили наших коров....”
В прохладные осенние дни горожане (женщины– со слезами на глазах,
мужчины – ругаясь) вынуждены были отправить своих “любимиц” и
“кормилиц” в неизвестное “общественное стадо”. Официально считалось,
что хозяева продавали своих животных...Но, в действительности, просто
отдавали, – почти бесплатно ( “задарма”, – как говорили уральцы). Зимой
по городу прошел слух, что большая часть животных погибла от голода
или была “пущена под нож”: в совхозах и колхозах не успели (или не
смогли?) запасти нужного количества кормов...
Родители по – разному восприняли непонятное решение властей.
Отец, как всегда, был откровенно недоволен происшедшим: в нашем
дворе “пропала” последняя настоящая “живность”. Не признавать же
десяток кур с петухом за серьезное хозяйство...К ним отец всегда
относился равнодушно..
Мама жалела свою любимую Буренку, расставаясь с ней, но
одновременно чувствовала и некоторое облегчение: “... Зачем нам теперь
корова?.. Дети выросли... Пусть сами думают о себе... И не только о себе,
но и о нас...”
Мама никогда не жаловалась на свою нелегкую жизнь, но в последние
годы и отец, и дети видели, что она стала уставать от домашних и
кухонных забот... Возраст и болезни (сердце, давление, ревматизм)
сказались на ее здоровье. Она уже не занималась “большими” делами так
регулярно и настойчиво, как прежде. Но не хотела никому (кроме отца)
признаваться в том , что ей становится трудно выполнять привычные,
давно знакомые дела и поддерживать строгий порядок в комнатах...
7
Отец, привыкший всегда “держать” (т. е. иметь) хозяйство и
заботиться о лошади, был недоволен своей “вольной”, “ленивой” (по его
287
мнению) жизнью – без традиционного летнего сенокоса и обязательных
зимних поездок в луга за сеном или дровами. Хмурый, подавленный новой
(“чужой” – для него) жизнью, заметно растерявшийся, он не хотел
соглашаться с безмолвием, царившим во дворе, и с “пустыми” базами, где
когда -то стояли сытые лошадь и корова.. У отца сохранилась старая
привычка: он, как и раньше, глубокой ночью выходил во двор, наверное,
надеясь на “волшебное чудо”, – на тихий, приветливый храп Сивого и
спокойные, почти бесшумные вздохи Буренки...
Отца можно было понять: ведь он смотрел на себя как на
самостоятельного, обеспеченного, всегда занятого и знающего свое дело
хозяина – работника.. Именно так: хозяина и работника – одновременно...
Человека, способного собственным трудом обеспечить с в о е й семье
вполне благополучную жизнь...
Пустые базы и тихий двор угнетающе давили на душу...Старый казак
видел в них страшное и горькое доказательство своей унизительной
бедности.. Даже не бедности, а оскорбительной нищеты.. Ведь в хозяйстве
ничего не осталось..
...Впервые за многие годы наша семья лишилась серьезных
хозяйственных забот. И что же теперь делать с остатками былого
“богатства” – телегой, плугом, косилкой, граблями?.. Продавать?.. Но кому
они нужны, когда все старые друзья и приятели тоже остались
“совершенно голыми”?..
Старший сын попытался “популярно” объяснить отцу смысл и
значение новых партийных решений: “Ты же не маленький и должен
понимать, что все делается для таких, как ты.. Тебе же легче будет. Ведь
тяжело ездить за Урал, на бухарскую сторону, договариваться с лесником,
косить траву и привозить сено... А теперь... Пришел в магазин, и,
пожалуйста, все готово для тебя...”
На слова Владимира лишь раздражали отца, и он сердито говорил: “Да
не пойду я в твой магазин. Какой же ты дурак, если не хочешь понимать,
что я хочу иметь с в о ю лошадь, мне нравится с в о я корова и с в о е
молоко... И не нужны мне твои, казенные... Раньше выйдешь во двор, -
сразу слышишь живое.. А сейчас – одна мертвечина... Этак скоро и кур
запретят. А там и кошек с собаками...От них – тоже грязь... Да и запах
плохой... Начальству покажется вредно...”
Мама старалась успокоить отца... Она понимала справедливость его
слов, хотя не все в них принимала...И не в первый раз строго
разговаривала с сыном :”... Скажи мне, зачем ты снова споришь с отцом?..
Он – человек пожилой, много видел за свои годы – и хорошего, и плохого...
Больше плохого...Не по душе ему все ваши новости...Отец любит живое
дело и с в о е хозяйство.. А теперь кругом – одно только мертвое... Ни у
288
кого ничего нет...Представь, что у тебя в доме – лишь голые стены и
пустота... Понравится тебе?..“
Владимир, не сдержав себя, резко ответил маме: ” А у меня и так в
доме ничего своего нет...” Она, успокаивая сына, произнесла : ”Не надо
кричать.. У тебя еще все впереди...Бог даст – и дети будут... И квартира...
Ты больно торопишься...Все сразу хочешь получить? А так не бывает.
Вот мы больше десяти лет прожили в родительском доме... И сколько
всякого разного было, – не пересказать...Ничего... Пережили...А ты только
начинаешь... Не спеши... Все будет – в свой срок...”
... Впрочем, некоторые события, о которых я рассказываю здесь,
произошли в разное время: одни – раньше, другие – позже... Но все они
случились в нашей семье в середине прошлого века...
“Безработный” отец не знал, как теперь отвечать на главный для
него вопрос: что все – таки делать, чем заниматься. Неопределенность
завтрашнего дня пугала его: “Как будем жить дальше?.. Ведь без работы и
денег не проживем... Ладно, Николай помогает, но ведь и собственные
деньги, пусть небольшие, надо обязательно иметь... Старики на базаре все
о пенсиях говорят...Но как ее получить?.. Властям надо показывать
казенные бумаги...А где их взять?..”
Отец никогда не собирал и не хранил “справки с работы”. И не было у
него постоянной трудовой книжки...Может, затерялась где -то вместе с
артелью “Гуж”?. Да и какой “трудовой документ” можно было оформить,
когда временно работал в случайно созданной им артели или бригаде?..
Лишь в больнице выдали, но там был указан небольшой трудовой стаж
(около десяти лет): его для пенсии, наверное, будет маловато..
В старой зеленой папке отец хранил только налоговые квитанции за
многие годы (с середины 20-х)...Опытный уралец знал, что в любой
момент может придти “дотошный” (знающий свое дело ) ревизор или
старый инспектор и потребовать отчет. Вот тогда эти бумаги обязательно
пригодятся. Но “проверяльщики” давно не приходили: они знали, что
серьезным хозяйством отец не занимается. И уже никогда не будет:
возраст не позволял ему исполнять “настоящее “ дело..
...Костя, услышав печальные слова отца о пенсии, постарался
успокоить его: “ Ты, кажется, о трудовой книжке и старых справках с
места работы говоришь? Ну, что ж... Попробую поискать...Но только после
экзаменов. Ты не беспокойся... Обязательно найду все нужные тебе бумаги
и документы ...”
8
289
Наши студенты одновременно заканчивали институт и надеялись (
говорил Костя) “без осложнений” получить дипломы... Последнюю
сессию успешно “скинули” в апреле. Май – время обзорных лекций и
подготовки к последнему испытанию – к государственным экзаменам. О
них выпускники прошлых лет (теперь учителя) говорили разное: одни -
пугали студентов ( “... задают много вопросов”), другие – весело
посмеивались ( “...никто из членов комиссии не слушает...”, “ ..все
разговаривают, понимают, что надо всем диплом дать и отправить в
школы...”)
“Опытные товарищи” были правы: “провалы” на государственных
экзаменах случались, но крайне редко. Директор института и деканы
факультетов обычно “рекомендовали” членам комиссий не “задерживать”
выпускников в институте .На заседании Ученого Совета откровенно
“разъяснялся ” вопрос о т. н. “слабых студентах”. Дескать, они проучились
в институте четыре года, успешно сдавали курсовые экзамены (правда, с
оценкой “удовлетворительно” – после двух – трех встреч с
преподавателями ) и зачеты.. Их следует более внимательно слушать на
государственных экзаменах и не лишать дипломов. Пусть едут в сельские
школы. Там постоянно не хватает “настоящих” учителей: они работают в
поселке два – три года – и затем уезжают в город. Уроки там иногда
проводят вчерашние школьники.. Наши “троечники” окажутся, бесспорно,
лучше их.. Со временем, лет через пять – шесть, и эти выпускники
института могут стать хорошими учителями...
В речах институтских руководителей, наверное, заключалась некая
“сермяжная правда”, но нужная больше для оценки их работы глазами
алма – атинских чиновников из министерства, нежели для школы: ”план
выпуска специалистов выполнен, – значит, коллектив работал успешно,
добился нужных результатов...”
... Старший брат постоянно беспокоился, думая о приближающихся
экзаменах.. И вместе с ним переживала его страхи Люся. Первую
практическую проверку их профессиональных знаний и навыков (т. н.
“фронтальный диктант”) они ждали с нескрываемым беспокойством.. Но
тревожились, как выяснилось, напрасно: письменную работу будущие
учителя выполнили успешно: никаких замечаний от преподавателя,
проверявшего страницы их текста, не услышали. Люся была особенно
довольна, так как полагала, что полученная мужем положительная оценка -
это результат ее постоянных занятий с ним по грамматике и синтаксису.
Бесспорно, она была права: его успех – это и ее серьезная победа как
учителя – консультанта и репетитора...
...Теперь можно было спокойно готовиться к устным экзаменам.
Владимира серьезно волновал экзамен по русскому языку (первый в
расписании) с его сложными, не всегда понятными (ему) теоретическими
290
проблемами и историческими экскурсами. Брат упорно готовился к нему
около трех недель.. Но по его невеселому, хмурому лицу можно было
понять, что не все удалось выучить и не во всем разобраться достаточно
хорошо... Наверное, старые школьные знания забылись во время
армейской службы и теперь восстанавливалось с большим трудом... Да и
учиться по – настоящему серьезно Владимир не смог . Регулярным
занятиям и хорошей подготовке к ним мешала “общественная” работа. Но
энергичная и самолюбивая жена все же помогла мужу накануне трудного
экзамена по русскому языку разобраться в “сложных” спряжениях, в
“хитрых” склонениях, в предложениях различных типов и пр.. И под
влиянием Людмилы старший брат, кажется, избавился от “студенческого
страха” и почувствовал себя более уверенно накануне серьезного события
в его институтской жизни... И успешно выдержал эту трудную для него
проверку...
....Костя, в отличие от Владимира, перед экзаменами почти не
волновался: он всегда спокойно, но без зазнайства верил в свои знания и
успех. Младший брат не был “образцовым” студентом, но и никогда не
ходил среди “академических должников” и “профессиональных
троечников”: всегда без особых усилий “зарабатывал” стипендию,
получая на экзаменах свои “хорошо” и “отлично” (последних было
больше)... Знакомый со многими студентами прошлых лет и молодыми
преподавателями – физиками, он прекрасно понимал, что экзамен по
“основному учебному предмету” – “дело тонкое и трудное”: сначала надо
основательно разобраться в теоретических разделах курса, а позже -
внимательно просмотреть все “описательные” главы учебных пособий...
...Конечно, и другие экзамены – “не сладкий сахар”. Ведь в комиссии
сидят не только “институтские”, но и “чужие” преподаватели. Но все равно
не следует пугаться до “потери сознания”. Костя полагал, что надо просто
верить в себя как студента, как будущего учителя – и тогда все
получится...Так что – “вперед без страха и сомненья...”
... Первые экзамены наши студенты спокойно выдержали... Владимир
теперь смотрел на будущее более уверенно: он поверил, что и с другими
“учебными предметами” ( русская литература, история КПСС, педагогика)
сможет вполне успешно справиться..
....Жаркое экзаменационное лето 56– го года оказалось трудным и для
меня... Психологически трудным и – неприятным. Как член
экзаменационной комиссии литфака я присутствовал на всех экзаменах,
выслушивал и оценивал ответы студентов, среди которых были и мои
родственники. Такая, не совсем нормальная (на мой взгляд) ситуация
беспокоила не только меня и брата, но и родителей: “Ишь чего
придумали!.. Младший судит старшего... И ему не стыдно.. Когда такое
бывало?.. ” Пришлось найти разумное (как мне казалось) решение: во
291
время ответов брата и невестки выходил из аудитории, вызывая заметное
недовольство председателя комиссии. Но я не обращал серьезного
внимания на его слова: “ Члены комиссии должны внимательно слушать
ответы всех студентов, чтобы затем справедливо оценить их...” Не стану
же я объяснять совершенно незнакомому человеку ( председатели
комиссии всегда приезжали из других республиканских вузов) причину
моего странного поведения во время ответов некоторых студентов..
Лишь во время экзамена по русской литературе я не выходил из
аудитории: мне было интересно знать( как профессионалу ), насколько
успешно подготовлены невестка и брат к будущей работе преподавателей
литературы в школе.. И был удовлетворен ответами моих родственников,
хотя, конечно, можно было найти в них и отметить некоторые
“мелкие”ошибки, несколько прямолинейный анализ теоретических
проблем, “конспективную” характеристику конкретных произведений и
пр.
Напряженное время закончилось для моих родственников вполне
благополучно